Глава 28

Ростик оторвался от мониторов и обеспокоенно глянул на дверь кабинета. Ему послышался тихий, вкрадчивый звук. Тихий, как шорох слетающего с дерева листа… Грохот, ругань, дикий хохот, которые обычно издавали при своем появлении члены каюк-компании, нимало не беспокоили Ростика. За три с половиной месяца, проведенные в отцовском доме, он настолько привык к шуму, что совершенно перестал реагировать на него. Зато тишина почему-то стала его тяготить.

— Эй, кто тут? — громко крикнул Ростик.

Нет, он не боялся. Он настолько не умел бояться, что иногда даже начинал подумывать о том, чтобы научиться это делать. Однако намерения его были несерьезными… Потому что бояться Ростик все-таки умел. И первым доказательством этого было то, что он БОЯЛСЯ себе в этом признаться.

— Кому тут делать нечего?

Он с неохотой приподнялся с кресла, повисел секунду на вытянутых руках, опираясь о подлокотники, — и, спрыгнув на пол, прошел к двери.

Открыл.

Пусто…

— Придурки, — пробормотал Ростик неизвестно кому и со злостью подфутболил валяющуюся на полу обертку от шоколада.

Когда Ростик снова занял свой наблюдательный пост, взгляд его поневоле уткнулся в Самый Главный Монитор. Здесь было тихо. Подозрительно тихо. И подозрительно спокойно, Ростик нервно подвигал «мышью», метр за метром прочесывая тускло-серое пространство. Ага, все в порядке. Тот, кого он искал, сидит на своем месте. В своей вонючей конуре… Размеренное, бессознательно-вкрадчивое движение.

Ростик иногда думал: а что, если ОН заметит камеру? Что же он сделает, интересно?.. Разобьет ее к чертовой бабушке? Или постарается сделать вид, будто ничего не знает, а сам сыграет с Ростиком или его приятелями какую-нибудь злую, кровавую шутку?

ОН может. Еще как может. Однако не сделает этого — Ростик почему-то был уверен. Почему? Да хотя бы потому, что камеру ОН скорее всего заметил уже давно. Да-да. Отец предупреждал Ростика, что с НИМ лучше не играть в прятки, потому что у НЕГО — нюх. Он читает не только по глазам, как опытный психолог, и не только по внутренностям — как оракул. Он читает прямо в воздухе, как собака. Или, вернее, как антенна, которая ловит человеческие мысли так же легко, как обычный приемник Би-Би-Си и «Ностальжи». Возможно, даже в стереорежиме.

…Знакомый, родной грохот.

— Они оборзели! — Стиморол зашел в кабинет и, сорвав с головы черную трикотажную шапочку, уселся в мягкое кресло у входа.

— Кто оборзел? — сухо поинтересовался Ростик.

— Курить есть? — вместо ответа спросил Стиморол. — У Квашеного все курево кончилось, у меня — тоже. Черт-те что. Пачка прикладывал к роже лед из морозильника, так все свои сигареты залил водой, дурак. Целую пачку!

Ростик молча выдвинул ящик своего стола, где хранилась коробка дешевых сигар — специально для таких гостей, как этот. Стиморол взял сигару, неумело откусил кончик, выплюнул его на пол и торопливо закурил.

— Хорошо… — протянул он, рисуя в воздухе замок из сизо-коричневого дыма.

— Прекрасно, — согласился Ростик, не отрываясь от экранов. Затем, усмехнувшись каким-то своим мыслям, пробежался пальцами по клавишам компьютера. — Вот так, пожалуй, даже еще лучше будет.

— И все-таки они оборзели, — вспомнил вдруг Стиморол и заерзал на кресле. — Эти два бойца. Два товарища… Два оглоеда. И что это на них нашло такое?..

— Ты же давно мечтал, чтобы в твои сети заплыла не мелкая корюшка, а рыба покрупнее.

— Да, — согласился Стиморол. — Мечтал. Но что касается меня, то я уже размялся. Тот, коренастый, мне два раза по черепу съездить успел. А на втором этаже меня выперли из комнаты. «Убили» — ты представляешь, а?.. Квашеный только-только очухался — он с цепью на кого-то из бойцов кинулся, а они ему палкой бамбуковой перетянули — той самой, которую у него же и отобрали этажом ниже, — чуть пополам парня не переломили, целых полчаса встать не мог. А Пачка… — Стиморол неожиданно громко рассмеялся. — Пачка килограмм на двадцать похудел, — представляешь, а?.. Зато морда в два раза больше стала. Распухла. И рокерский шлем его не спас. И цепи не помогли. А на четвертом этаже эти оглоеды его в шкафу заперли, — представляешь, а?

Стиморол перестал смеяться так же неожиданно, как и начал.

— Короче, пора оглоедов гасить, — сказал он и глубоко затянулся.

— Так гасите, кто вам не дает? — пожал плечами Ростик.

Он с загадочной улыбкой следил за событиями, разворачивающимися на экранах мониторов, и время от времени двигал «мышью», выбирая наиболее выгодный ракурс.

— Гасить можно по-разному, — неторопливо произнес Стиморол. — Можно подкатиться компанией в пять человек… — Он выразительно глянул на Ростика. — А можно и по десять. И по двадцать.

— Ты что — правила забыл? — Ростик оторвался от экрана и с деланным удивлением воззрился на него. — Даже в самой тупой компьютерной игрушке никто не выставит против одного игрока целую армию. Кому же будет интересно в нее играть?

— Ну так их же двое. — Стиморол ослепительно улыбнулся.

— Не пудри мне мозги, — ровным голосом произнес Ростик. — Не можете одолеть двоих засранцев-семиклашек — так и скажи. Я сразу врублю туш на полную катушку и торжественно вручу им «харли-дэвидсон».

— Ты что — дурной? — Стиморол даже привстал. — «Харли» — этим упырям?..

Ростик засмеялся.

— Это ты дурной, Стиморол, — сказал он, — раз поверил.

— Ты так больше не шути. Скажешь тоже… Да они сегодня словно с цепи сорвались! — Стиморол со злостью выплюнул окурок за дверь. — Словно у них по две лишние ноги выросло.

— Руки, видно, тоже лишние выросли?..

— И руки!.. И еще черт знает что! Их кто-то натаскал, я точно тебе говорю! Какой-нибудь дзюдоист или самбист. Или даже каратист… Вот Квашеный — он же грамотно удар держит, я тебе отвечаю! — а они его сегодня как щенка отметелили. А я?.. Ты же меня знаешь! Меня в Качалове пальцем тронуть боялись, да ты что-о! И вдруг этот Тимофей, или как там его, в круглой зале поймал меня на кулак так, что до сих пор в ухе стреляет… Ты представляешь, а? Ну а эти тридцать качаловских уродов, которые сегодня приперлись, — о них вообще разговору быть не может. Они только и умеют «стенка на стенку», где спрятаться за кем-то можно, а сейчас — ты посмотри на экран! — они летают там, как теннисные мячики!..

— Летать тоже полезно… — медленно произнес Ростик, выстукивая что-то на клавишах компьютера.

— Нет, — сказал Стиморол. И еще раз повторил: — Нет, Ростик. У этих двоих бойцов определенный зашкал случился. И если они сами не утихомирятся и не сдадутся — пацаны здорово обидятся на них. И соберутся вместе где-нибудь на четвертом этаже, и тогда…

— Тогда я урою вас всех. — Ростик резко обернулся. Лицо его было искажено злостью. — В братской могиле. Ты понял?

— По-онял… — Стиморол невольно вжался в кресло.

— А раз понял, так вали отсюда.

— Я… это… — замялся Стиморол. — Пацаны курева просили принести.

— Бери. — Ростик, не оборачиваясь, выдвинул ящик стола с сигарами. — Забирай все.

— Да нам-то нужно всего…

— Вас на два раза затянуться осталось — ты это хочешь сказать?

Стиморол нервно хихикнул.

— Они уже перешли на четвертый этаж, — произнес Ростик, показывая на экран монитора. — Так что пошевеливай поршнями. А то не угонишься потом за своей крупной рыбой.

Ростик с отрешенным видом наблюдал, как парочка «веселых роджеров» о чем-то спрашивает Тимофея с Серегой. «Опять что-нибудь о Казанском вокзале или вишнях в саду у дяди Вани», — подумал он. Подвигав «мышью», Ростик поближе взглянул на маску «роджера». Даже через картон было видно, какая тупая рожа у этого парня.

И все-таки сегодняшняя игра пока что удается на славу. Ни разу еще в этом сезоне не было такой напряженной игры. Да и вообще… Нигде и никогда еще не было ТАКОЙ игры. Такой игры, какую придумал он, Ростислав Зельнов. «Гладиаторы», «Брэйн-ринг», «Поле чудес», футбол, хоккей, теннис, даже лучшие компьютерные хиты… Все это мура. Пресная каша на тухлой воде. Еще никому не удавалось влезть внутрь компьютерного экрана, в это полное приключений (опасных приключений!) «Зазеркалье». Никому. А вот он, Ростик, смог. Теперь он сам — и сэр Грэхем из королевства Давентри, и Ворошилов, и Якубовский, и Мостовой, и Грецки, и Беккер — все вместе! И даже больше! Больше! Он сам!.. И никаких тебе посредников.

Ростик давно подозревал, что он гениальный мальчик. Только никому об этом не говорил. Да и зачем? Зачем напрягаться и доказывать всему миру то, что для себя давно уже доказано?..

Туп. Труп. Туп. Труп.

Серая, безжизненная гладь экрана Самого Главного Монитора взволновалась, словно болото, в которое угодили камешком. Там что-то забурлило. Огромная тень на мгновение закрыла изображение и метнулась в сторону.

Игроки уже близко, на четвертом этаже. Он слышит их. Он вообще очень хорошо слышит.

Ничего, скоро они встретятся.

Ха! Да разве Ростик не мог сделать так, чтобы двое худых газопроводских подростков давным-давно убежали к своим мамам, размазывая сопли пополам с кровью? Мог бы. Достаточно было произнести два слова… Даже одного хватило бы.

Но он этого делать не стал. И, конечно, не потому, что правила игры были для него священны. Правила нужны. Но лишь до тех пор, пока они не начинают размывать суть игры. А суть-то и заключается в том, чтобы мальчишки докарабкались до самой вершины, чтобы они ПОВЕРИЛИ, что это — все… А игра только тогда и начнется.

«Поверили…» А вдруг не поверят? Этот мозгляк Тимофей, похоже, давно что-то заподозрил. Еще внизу, в стеклянном холле. Он довольно странно повел себя. «Сколько этажей?..»

Да если бы тебе сказать, мальчик, всю правду — ты все равно не поверил бы. Сам Ростик, возможно, знает еще далеко не все об этом доме, а ну как папаша забабахал себе еще несколько подземных уровней, где втихаря складирует всякий левый товар? Или оружие? Или желтокожих тайбейских наложниц?..

«Папаша… — Ростик усмехнулся, вспомнив что-то свое. — Тот еще жук».

Ладно. Если какие-то подозрения у мальчиков и были, то они должны вскоре рассеяться. Человеческий организм все время работает с оглядкой на воображаемую планку, которую ему предстоит одолеть. Опустишь планку пониже — и организм расслабляется, в голову лезет всякий вздор. Ну а если планка стоит достаточно высоко — тогда человека хватает лишь на то, чтобы эту самую планку преодолеть. Тут уже не до рассуждений. Вот и все.

Ростик смотрел, как Тимофей с Серегой медленно, осторожно продвигаются по коридору четвертого этажа. Ребята хорошо потрудились сегодня, каюк-компания долго будет помнить их визит… Пот и усталость сделали лица мальчишек похожими на грязные обмылки — но это ничего. Здоровья у них еще хватит на пару-другую раундов.

Тим с Серегой остановились перед заблокированной дверью и о чем-то заспорили.

— Ну вот, солобоны, ваш последний шанс, — вслух сказал Ростик. — Продуете этот раунд — так и быть: выброшу вас отсюда к чертовой маме.

Его компьютер загудел, посылая в черный лабиринт сети очередное послание.

Глава 29

— Раз дверь заблокирована, — значит, нечего и ломиться! — воскликнул Тим. — Уже половина шестого, через пару часов темнеть начнет!.. Нужно скорее выбираться из этого проклятого дома!

— Ладно, — сдался наконец Серега. — Пошли…

И тут дверь, словно она дожидалась именно этого момента, вдруг тихо отъехала в сторону, приглашая их войти.

— Тьфу ты! — сказал Тимофей и выразительно посмотрел на Серегу.

— Сам ты… дурак, — вяло отозвался Серега.

Прежде чем ступить за порог комнаты, Тимофей пошарил за дверью длинной бамбуковой палкой — потому что на третьем этаже они попали в комнату-ловушку, где их чуть не сбил малолитражный автомобиль, снабженный каким-то хитрым разблокирующим устройством, которое реагировало на свет, падающий из дверного проема.

— Мин нет, — доложил через минуту Тим. — Можно идти. Когда ребята ступили внутрь, под потолком вспыхнул яркий белый свет. Дверь за ними закрылась мягко и бесшумно, однако когда Серега попробовал открыть ее, то у него ничего не получилось. Он с досадой присвистнул.

— Ну конечно, — сказал он. — Опять замуровали. Значит, снова будут загадки загадывать. А потом потолок опускать.

Эта комната (одна из последних в маршруте, который друзьям следовало пройти) здорово напоминала «Соковыжималку» на первом уровне. Те же белые обои, тот же стол. Тот же компьютер-notebook. Единственное, что отличало эту комнату от «Соковыжималки», — небольшое зашторенное окно, расположенное напротив входа. И еще: почему-то здорово воняло хлоркой — как в школьной уборной…

— Попались, — сказал Тим. — У меня, наверное, клаустрофобия сделалась.

— Что такое «клаустрофобия»? — безучастным тоном поинтересовался Серега.

— Это аллергия на потолки.

— Чуть что, мы сможем выпрыгнуть через окно, — сказал Серега, откидывая в сторону штору и выглядывая на улицу.

— Или потолок на тебя обрушится, или ты обрушишься на землю с четвертого этажа — какая разница? — сказал Тимофей.

Кроме аллергии на потолки, у мальчишек развилась аллергия на белый цвет, потому что он напоминал им о манной каше. За время блужданий по «Дому Ашеров» они успели слопать, наверное, по центнеру этой гадости.

Компьютер загудел и замигал зелеными лампочками. Тим пробежался курсором по экрану, нашел директорию «BOYTSY» и заглянул туда.

«Как вам здесь нравится, орлы? Может, потолок все-таки спустить чуть пониже?

Хочу развлечь вас очередной задачкой. На сегодня она — последняя.

Сначала несколько неожиданный вопрос: вы часто пробиваете талончики в общественном транспорте? Если да, то решить задачку вы сможете без труда. Ну а если нет — что ж, могу только посочувствовать.

Итак, сейчас на экране перед вами появится шесть пробитых талонов. Вам предстоит определить, какой из них был пробит в автобусе, на котором вы ехали сюда утром.

Элементарно, не правда ли?

На раздумья вам отводится пятнадцать минут московского времени (которое, как помните, всегда в цене)».

Текст переместился в небольшое окошко в нижней части экрана, а на его месте появились шесть прямоугольников, на каждом из которых имелось по четыре-шесть черных точек, расположенных в определенной последовательности. Надо понимать, что это и были талоны, о которых говорил Ростик.

— Да я сроду не пробивал никаких талонов, — обескураженно произнес Серега. — Он что, специально издевается над нами?

— Нет, это у него нечаянно получается, — съязвил Тим. — Ладно. А теперь — тихо. Давай думать…

— Думать! Думать! Думать тут даже нечего! — воскликнул Серега. — Ты хоть примерно помнишь, как выглядит пробитый талон? Я, например, хоть убей, — не помню.

— Рожи всех контролеров, что пасутся на Варшавском шоссе, — вот это пожалуйста, я мог бы даже с завязанными глазами на ощупь узнать. Но талоны… безнадежное дело.

— Не кипятись раньше времени, — сказал ему на это Тим. — Я, например, тоже не помнил, когда в последний раз оплачивал проезд, но знаю точно: ни один компостер не бьет талон по самым уголкам, как здесь, на третьем справа — видишь?

— И что из этого? — буркнул Серега.

Тим задумался.

— А ничего, — сказал он. — Ни в одном из московских автобусов нет такого компостера. Значит, третий справа талон отпадает.

— Почему только он? Остальные тоже никуда не годятся. Посмотри: и второй справа, и четвертый — у всех пробиты уголки! Первый, между прочим, тоже подозрительно выглядит. И последний. И все они, короче, какие-то… туфтовые.

— Все это странно, — сказал Тим. — Да и Ростик, который сроду, наверное, не пользовался общественным транспортом, — откуда он может знать рисунок компостера, причем именно на том автобусе, на котором мы приехали?.. Тут что-то не так. В общем… Попробуем поговорить с ним, — Он отстучал на клавишах:

«Наш ответ: ни один из этих талонов не был пробит в автобусе, которым мы приехали сюда».

На экране тут же появилась следующая надпись:

«Ответ не принимается. Думайте мозгами, орлы. У вас осталось десять с половиной минут».

— Даже так, да? — задумчиво пробормотал Тимофей и почесал нос.

Он снова пробежался пальцами по клавишам:

«Нам нужна подсказка!»

«Подсказка находится в самом ответе» — выдал компьютер.

— Вот тебе и раз, — сказал Серега. — Интересно, чем он нас на этот раз давить будет?

Тим забрался на стол и, напряженно наморщив лоб, уставился на экран. Времени оставалось все меньше и меньше. Его так и подмывало ткнуть пальцем наудачу в любой из прямоугольников и сказать: «Вот этот»… А дальше — пусть оно все огнем горит… Впрочем, нет, нет — только не это. А вдруг Ростик на этот раз и в самом деле вздумает их поджечь? Похоже, ему это ничего не будет стоить.

— Ладно, — сказал Тимофей. — Давай хоть что-нибудь соображать. Например на что похожи эти точки?

— На домино, — тут же ответил Серега.

— Похожи, — согласился Тим. — Только не совсем. Таких костей на самом деле не бывает. Может, это игральные карты? Четыре — это король, три — дама, два — валет… Как в «тысяче».

— Здесь нету троек, — сказал Серега. — И двоек нету. Только четверки, шестерки и пятерки. Что означают пятерки?

— Не знаю. Нет, нет… Опять не то, — махнул рукой Тим. — Может, здесь зашифрован номер маршрута? Вспомни, на каком автобусе мы сюда ехали?

— На сто четырнадцатом, — мрачно промолвил Серега.

Было очевидно, что сто четырнадцать точек здесь никак не наберется. Тим подсчитал количество точек в каждом из прямоугольников и составил следующую комбинацию: «4-6-6-4-5-4».

— И что получилось?

— Четыреста шестьдесят шесть тысяч четыреста пятьдесят четыре, — сказал Тим. — Может, это чей-то телефон?

Серега засмеялся икающим нервным смехом.

— Точно, — сказал он, — телефон, по которому знают правильный ответ.

Тим сложил эти шесть цифр и получил ответ: «29».

— Ничего не понимаю, — сказал он.

Затем сложил двойку и девятку. Получилось одиннадцать.

— А вдруг «29-11» — это номер того самого автобуса? — предположил Серега.

— И что из этого следует? — развел руками Тимофей. — Ведь нам нужен не номер, не автобус, а талон!.. Какой-то один из этих чертовых талонов!

И тут он заметил то, чего раньше не замечал: круглые лепестки бумаги рядом с пробитыми отверстиями.

— Слушай, — сказал он Сереге. — В этом что-то есть. Смотри… Ведь Ростик не нарисовал бы эти лепестки без особой нужды — главное-то не в них, а в самих отверстиях, верно?

— Верно, — сказал Серега. — Только лучше было бы, если бы он эти талоны вообще не рисовал.

Лепестки имелись не на всех отверстиях. К тому же они «смотрели» в разные стороны. Почему?

— Я понял, на что еще смахивают эти дырки, — сказал вдруг Серега. — На детские контурные рисунки для малолеток, которые нужно обводить.

Тимофей с минуту угрюмо молчал, а потом вдруг завопил так, что потолок чуть не поднялся:

— Точно, Серега! Надо их соединить между собой!

Он переключил программу в графический режим, подергал «мышку», проверяя, работает ли она, и начертил на экране вот что:

Он посмотрел на то, что получилось, и сказал:

— Нет, белиберда какая-то. Может, эти лепестки выполняют роль стрелок?..

И на этот раз он соединил их следующим образом:

— Опять ерунда получилась, — сказал Серега.

— Не-ет… — тихо произнес Тимофей. — Смотри внимательно, что тут написано. Видишь — S латинское? А за ним — Е. Потом — С. Получается — SECOND. Чувствуешь?..

Чувствую, — пробормотал Серега и, пошмыгав носом, вдруг скривился. — Чувствую, нас начинают чем-то травить!

И он был на все сто двадцать процентов прав. Из вентиляционной решетки за их спинами повалил густой бледно-зеленый дым. Он сползал вдоль стены длинными закрученными локонами и медленно расползался по полу. В воздухе стоял одуряюще резкий, удушливый запах общественного туалета, возведенный в квадрат энной степени.

— Это хлорка! — закричал Тим. — Они хлорку гасят в соседней комнате!..

Серега смотрел на него, широко открыв рот и выпучив глаза. Он успел вдохнуть лишь немного зеленого дыма, но ему показалось, что он принял внутрь кило ржавых, острых обломков лезвий-безопасок.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Серега загудел от боли, как пикирующий самолет.

— Держи платок, дурья башка! — крикнул ему Тимофей и бросил свой носовой платок.

Серега схватил его на лету и, прижав ко рту, сипло закашлялся.

Окошко в нижней части экрана компьютера тем временем ожило, и в нем замигала новая надпись:

«Осталось только три минуты, орлы. За стенкой у вас, в вентиляционном отсеке, находится вместительный резервуар с хлоркой, которую в этот момент отважные люди в противогазах заливают водой. Если через три минуты вы не дадите правильный ответ на мой вопрос, вам придется покидать это уютное помещение через окно. Так что на всякий случай — GOOD-BUY».

— Ничего, ничего, — шептал себе под нос Тимофей. — Еще неизвестно, кто кого отсюда вышвырнет…

Он закрыл глаза и нарисовал в воображении: «SECOND… SECOND… SECOND…» Знакомое слово, знакомое до чертиков — вот только что оно означает?.. «Секунда»? Нет, нет. Совсем не то.

На языке вертелось какое-то привычное, расхожее словосочетание. SECOND… SECOND… Где он мог его встречать? В кино? В мультиках? В газетах? В рекламе?

Тим со всей силы хлопнул себя по лбу.

«Секонд хэнд». Точно. Он вспомнил рекламный щит на автобусной остановке — «Оптовая торговля ношеной одеждой „second hand“. А что там было еще? „Первая рука дороже второй. Вторая — дешевле и практичнее. Покупайте одежду second hand!“

Значит, «SECOND» означает «ВТОРОЙ»! Второй талон! Только… в диаграмме две стороны. С какой считать? «О Господи, — подумал Тимофей, — ну конечно же, с левой! Мы же не в Арабских Эмиратах находимся?»

Дым, густой, как зеленое молоко, тем временем успел подняться до самого стола. В их с Серегой распоряжении осталось не больше минуты. Тим отстучал ответ:

«Второй слева талон — наш! Скорее открывай двери!»

Компьютер проглотил информацию и молча уставился на Тимофея невинным голубым глазом.

— Открывай же! — прорычал Тим.

Серега успел открыть окно и высунул голову наружу, перевалившись через подоконник. Он кашлял и плевался. Тимофей врезал по экрану кулаком.

— Двери открывай, сукин ты сын!

Компьютер отлетел на край стола. Окошко на экране часто замигало. «Все, — подумал Тим. — Сейчас отключится. И — каюк…»

Однако входная дверь вдруг издала тихий щелчок и поплыла в сторону. А на голубой глади компьютерного экрана появились буквы:

«Ответ принимается. Можете подниматься на крышу. Лестница и дверь в конце коридора. Последняя дверь, орлы. Единственная… Смотрите, не ушибитесь».

Глава 30

Из коридора донесся лошадиный топот, крики и свист. В приоткрытую дверь просунулась чья-то голова в противогазе и громко ругнулась.

— Сейчас я до вас доберусь, химики… — прохрипел Серега и бросился к выходу.

Голова моментально исчезла.

Когда друзья вышли в коридор, шум уже утих. Было пусто и безлюдно. Под ногами змеились редкие пряди хлороводорода. Отражаясь в зеркальном потолке, они казались похожими на зеленоватые перистые облака.

— Пошли отсюда, — сказал Тим.

Его лицо было бледным. И решительным. И еще он казался очень похож на смертельно уставшего взрослого, а точнее — на своего папу. А еще — на индейца. Грязный пот проложил на щеках индейский боевой рисунок: отчетливые бороздки, смазанные ближе к скулам, — это Тим вытирал рукой под носом.

— Куда? Куда пошли-то? — Серега присел на корточки, сплюнул на пол и поморщился. — Ну они и твари все-таки…

— Надо делать отсюда ноги, Серега. На чердак нам идти нельзя. Там слишком опасно.

— Ты с дуба свалился, что ли?.. Опять за свое? Мы прошли эту скачку с препятствиями, отметелили пол-Качалова, и теперь ты предлагаешь развернуться и убежать домой? — Серега исподлобья глянул на друга. — Да ни в жизнь.

Тимофей опустился на пол рядом с ним. Он снова о чем-то задумался. Крепко-крепко. Еще крепче, чем тогда, когда разгадывал головоломку про зазеркальные имена. Еще крепче, чем пять минут назад, когда пытался угадать компостер талончика, который никогда в жизни не пробивал. Тим думал, думал, а потом встал на ноги и сказал:

— Ладно, эту головоломку мне никогда не решить. Пошли вперед. Чему быть, того не миновать.

Они прошли в конец коридора и увидели прислоненную к торцевой стене деревянную лестницу — совершенно обычную лестницу, которая если куда-нибудь и могла вести, так только на чердак.

Однако эта лестница почему-то упиралась в потолок. В зеркальный потолок, где ее перевернутое отражение в соответствии с законами физики упиралось в пол… Тим отметил про себя, что Ростик определенно зациклился на всяких «зазеркальных» штучках.

— Очень весело, — сказал Серега. — Это и есть ЕДИНСТВЕННАЯ дверь, о которой нам толковал этот сукин сын?

— Тш-ш. Смотри… — прошептал Тимофей.

С зеркальным потолком происходило что-то непонятное, Тим с Серегой увидели, как их отражения вдруг перечеркнула тонкая линия. И тут же — еще одна. Лица мальчишек в зеркале постепенно вытягивались, и было непонятно: то ли это от удивления, то ли это — какой-то непонятный оптический эффект.

— Кре-ест… — протянул Серега замогильным голосом.

Тимофей невольно вздрогнул. На зеркальной поверхности над их головами ясно обозначился огромный черный крест. Его крылья с каждой секундой становились шире и шире, словно наливаясь черным соком.

— Все но-ормально, — произнес Тимофей дрогнувшим голосом. — Это… Это…

Это был люк. Проем. И мальчишки скоро об этом догадались. Четыре зеркальные створки постепенно раздвигались в стороны, обнажая густую темноту. Через минуту в потолке зазияло широкое, квадратное отверстие.

— Последняя, единственная дверь, — вздохнул Тим, — Полезем?..

И он с затаенной надеждой глянул на друга. Это был последний шанс повернуться и уйти; возможно, последний шанс спастись. Спастись, навсегда оставив открытым вопрос: «Существуют ли кобольды на самом деле?»

— Полезли, — сказал Серега. — Полезли скорее. У нас мало времени.

— Эй, ты здесь?

Голос Тимофея прозвучал где-то рядом.

— Здесь.

Серега протянул руку и коснулся плеча друга. Плечо было горячим.

Столб света, бьющий снизу, из проема, загнал темноту в углы, но держал ее там всего минуту, а может, и того меньше. Едва Тим с Серегой забрались наверх, как створки люка бесшумно двинулись навстречу друг другу. Мальчишки снова увидели крест — на этот раз белый, стремительно тающий в темноте. Свет становился все более жидким, синим. А потом исчез — быстро, будто его всосали, как макаронину.