Я знала, что так будет! Я с самого начала это подозревала, но упорно гнала от себя эту мысль. Илиодор смотрел на меня глазами мороженой рыбы, и было совершенно непонятно, чего от него ждать в эту минуту. Своего он, конечно, добился, теперь осталось понять, чем это будет грозить моей семье и остальному человечеству.
      – Разрешите, – протиснулся он между архимагами к арке, вытянул руку в сторону все еще непроницаемой двери, и воздух под его рукой вздрогнул, словно он макнул пальцы в воду. Все смотрели с замиранием сердца, как он в пустоте пытается что-то нащупать, а потом – чпок! – закачался на золотой цепочке изумрудно-зеленый медальон в виде прищуренного драконьего глаза. Дракону явно было весело, Илиодор подмигнул ему, быстро надев накопитель – а это был именно он – на шею.
      – Все, господа, благодарю, и… встречайте родственников.
      В следующий миг прямо из арки в его сторону с хриплым кашлем вылетела встопорщенная седая ворона, попытавшись вцепиться в глаза. Илиодор, злодейски расхохотавшись, распался нетопыриной стаей, которая, закружившись вокруг вороны, сбила ее, заставив кувыркнуться через голову.
      – Черт бы вас всех, идиотов! – рявкнула, поднимаясь с земли, растрепанная Августа, я с ненавистью смотрела на мечущихся летучих мышей, Ланка сорвалась с места, вопя:
      – Бабушка! – и исчезла меж двух колонн.
      Лицо Луговской было задумчиво, зато ее подружка чуть не скулила от восхищения. Что ей понравилось – я не знала, зато вот бледный Архиносквен, держащийся за сердце, заставил меня опомниться, плюнув на чернокнижника. Сделал он себе сверхмощный накопитель, ну и пусть гордится до самой смерти! Один черт, его хватит лишь на два-три сильных заклинания или на пять дюжин мелких. Глупая какая-то цель и бессмысленная! Но меня она уже не касается, я пошла встречать свою бабушку.
      Народ позади меня волновался, как море. Стража едва его сдерживала, а ведьмы одна за другой робко выныривали из арки. Некоторые, увидев, что творится с этой стороны, пытались юркнуть обратно, но товарки напирали, и вскоре в центре огражденного круга собралось преизрядное количество лучших представительниц Ведьминого Круга. Последней, не спеша топая стертыми копытами, появилась Брюха, как всегда впряженная в телегу.
      Нахохленная бабуля сидела на мешках. Вид у нее был как у кошки, попавшейся в тот миг, когда она собралась влезть в крынку со сметаной. Она пообещала мне взглядом серьезный разговор не на один вечер и вроде бы как даже через силу принудила себя повернуться к Луговской, кивнуть ей, не слезая с телеги, чем немало позабавила сестру Великого Князя. Ведьмы, поощренные примером магистерши, тоже стали кланяться, и появилось ощущение, что мы попали в лавку с миренскими фарфоровыми болванчиками. Рогнеда, сидевшая с бабулей на одном возу, стала что-то страстно шептать ей в ухо, бабушка была недовольна, но все-таки сползла с баулов. Я поняла, что сейчас опять начнутся разговоры, за которыми последуют долгие тягостные дни, полные выяснений отношений князей с князьями и вытаскивания Северска из той трясины бед, в которую он угодил не по своей воле. Будут рубцеваться шрамы на телах и душах, а я… Я тяжело вздохнула и едва не завизжала, когда мне заткнули рот и нос невидимые руки.
      – Главное – не ори, – доверительно шепнул мне в ухо Илиодор, – не знаю, как тебя, а меня официальные части всегда утомляют. Сейчас разворачивайся и тихонечко уходи из толпы. Никто не заметит, все будут видеть твой фантом, кстати, вашего уважаемого колдуна и учителя я уже позвал.
      Я стрельнула глазами в сторону Архиносквена и в первый миг не заметила ничего необычного. Он стоял, склонив голову, и слушал, как бабуля общается с Луговской, потеребил бороду, посмотрел на посох и снова устремил взгляд на Анну Васильевну. Поверила я Илиодору не раньше, чем предстоятель проделал это трижды как заведенный. Я шагнула назад, с удивлением обнаружив перед собой сестру-близняшку, вытянула руку вперед, надеясь коснуться плеча, но рука прошла сквозь морок, как через туман. Появилось жуткое ощущение сна, в котором все возможно. Я развернулась и припустила прочь с горы. С холма вниз я слетела за считаные мгновения, и там Илиодор поймал меня за руку и повлек в сторону храма.
      – А ну стой! – задергалась я рыбой, но он покачал головой, давя улыбку:
      – Только не сейчас, моя ведьма. Прости, я слишком всемогущ.
      – Да плевала я на тебя и на твое могущество! – вырвала я руку и обмерла – мы стояли вровень с зелеными верхушками черемух, ветер развевал платье, я боялась дохнуть, а Илиодор прятал улыбку в кулак, довольный, как ребенок, совершивший шалость.
      – Дурак, – вякнула я, гадая, успею ли обернуться сорокой раньше, чем упаду, или все-таки хрупнут о дорогу мои косточки.
      – Молодые люди, может, вы уже прекратите так откровенно радоваться жизни в присутствии старика?
      Внизу показался Архиносквен, а вслед за ним из-за зеленого палисадника вышли остальные члены Конклава, заставив Илиодора рассмеяться и погрозить им пальцем. А я с поскуливанием прижала к себе подол, вольно развевающийся на ветру.
      – А вы пожадничали, господа маги, не все, видать, на ведьм использовали. – Он подхватил меня на руки и легко, как по лестнице, сбежал вниз. – К счастью, это не имеет никакого значения, я все равно теперь сильней любых конклавов.
      – И что же это вам дает? – неприязненно начал буравить взглядом златоградца Архиносквен.
      Илиодор склонил голову набок, и некоторое время они просто рассматривали друг друга, старик – с вызовом, а чернокнижник – с легкой грустью.
      – Ну разве вам самому не интересно, – решил искать пути примирения Илиодор, – хотя бы один раз попробовать? Что терять в ваши-то годы?
      Архиносквен по-стариковски пошамкал губами, но его опередил кто-то из коллег, буркнув:
      – Не существует заклинаний, способных вернуть магию.
      – Ошибаетесь. Я знаю как минимум два, – прищурился Илиодор.
      – Это вы все о своих резонаторах? – проворчал Архиносквен, а чернокнижник ему кивнул:
      – Увы, не самый приятный из способов, но может подействовать. Вы не заметили, что с нами нет моей сестры Златки? Думаю, она уже где-то на полпути к Малым Упырям. В незапамятные годы кого там только не хоронили! Не рискую даже вообразить, что будет, если она поднимет это кладбище!
      Колдуны побледнели, а я вспомнила байки Пантерия об этом проклятом месте. Там лежали такие злодеи, по сравнению с которыми Фроська просто милое, игривое дитя.
      – Чего ж ты стоишь?! Ловить ее надо! – Я хотела уже рвануть обратно на гору, к ведьмам, но Архиносквен загородил дорогу посохом, а Илиодор, воспользовавшись этим, попридержал за талию:
      – Куда ты вечно рвешься? Дай насладиться триумфом, без тебя это даже неинтересно будет.
      – Я тебе глаза выцарапаю!
      – Ох уж эти ведьмы! – совсем уж неприлично сграбастал Илиодор меня в объятия и щелкнул пальцами: – Пантерий!
      Пантерий выполз из кустов, в одной руке у него был пучок лука, который он с удовольствием уминал, распространяя вокруг себя убийственное амбре, а в другой – хлеб с солью, под мышкой зажата толстая доска с образом Пречистой Девы.
      – Еще раз так сделаешь, – с ходу заявил он, передразнивая щелкающего пальцами Илиодора, – я с тобой что-то страшное сотворю, нашел мальчика на побегушках!
      – Ладно тебе, не злись, – примирительно поднял одну руку Илиодор, не решаясь выпустить меня из объятий.
      Он огляделся вокруг и заметил скамейку. Вся наша компания стояла возле своротка, недалеко от центральной дороги; я узнала дом, тут жила мать Серьги Ладейко – «пичуга». На этой скамеечке мы не раз лущили семечки по вечерам, когда приезжали в Дурнево, или устраивали баталии, но это уж когда совсем маленькими были. Со стороны холма послышался гомон, и, судя по тому, как начали один за другим появляться сельчане, я поняла, что высокие стороны договорились и сейчас появится Луговская.
      – Ну вот, – вздохнул Илиодор, набираясь смелости, – сейчас все и начнется. История моя короткая, рассказать успею.
      Я сидела рядом с чернокнижником на скамеечке, и он держал меня за пояс, не желая отпускать; Пантерий примостился сбоку, стараясь дышать в сторону; двенадцать архимагов стояли полукругом; над нами шумела черемуха, и вокруг плясали солнечные блики. Посмотреть со стороны – дак умилительная картина. Случайные прохожие старались нас ничем не беспокоить, охрана Луговской пронеслась мимо, подозрительно покосившись, но не тронув. Вдалеке я услышала скрип телеги – это бабуля подъезжала на Брюнхильде. Я подумала, что, может, не так уж и плохо было бы устроить маленький кавардак. Бабуля сейчас ох какая горячая.
      Илиодор, тоже услышавший, как поскрипывают несмазанные колеса, улыбнулся, начав:
      – История эта началась давно, можно сказать со Всетворца, который сотворил мир и все сущее в нем, а для надлежащего учета и внесения своевременных изменений завел этакую бухгалтерскую книгу, на всякий случай защитив ее простеньким заклятием, которое позволяло случаться лишь тем изменениям, что записаны божественной кровью. Звучит, конечно, неприятно, – передернул он плечами, – но по сути ничего страшного. Сами знаете, насколько хватает одной капли чернил, кровь от них мало чем отличается. Так что пролиты ее были отнюдь не реки.
      – Это вы сейчас о той самой книге Всетворца говорите, – уточнил Архиносквен, – которую…
      – Потеряли и вряд ли когда-нибудь найдут, – кивнул Илиодор. – Шли годы, боги мельчали, а может, происходил какой-то природный процесс, о котором мы понятия не имеем, но в один прекрасный день или ужасный… – Он покосился на Пантерия, который перестал жевать лук и напряженно шевелил ушами, а потом буркнул:
      – Ужасный, ужасный, можешь не сомневаться.
      – М-да, – согласился Илиодор, – в общем, в один из дней вся ответственность легла на хрупкие плечи последней богини, известной нам как Пречистая Дева.
      – Намаялась девка, – вздохнул сочувствующе Пантерий. – Она же за одних магов отвечала, а тут все распоясались. Маги сцепились с ведьмами, ведьмы давай изводить чернокнижников и некромантов, некроманты – нечисть порабощать целыми семьями. А нечисть возьми и заяви: чего это мы, дескать, дети Всетворца, все по лесам да болотам? Сколько их в принцы и королевны попролазило – и вспомнить страшно! Вот и вышла Пречистая Дева на высокую гору да как рявкнет: «Хватит!» Тут все и кончилось, как ножом отрезало.
      – Остался только маленький обрывок странички, даже не совсем страничка, а закладка из книги Всетворца. На ней Пречистая Дева всякие смешные истории записывала в два-три слова.
      – И где же она хранится? – Архиносквен первым догадался, к чему клонит чернокнижник.
      А Илиодор, взяв доску с образом рыжей Пречистой Девы, очень многозначительно взвесил ее в руке. Все маги заинтересованно склонились, даже забыв испытывать неприязнь к златоградцу.
      – Это всего лишь реликвия, – смутился Архиносквен, – ну, память…
      – Которая передавалась от магистра к магистру в течение многих лет и хранилась пуще всех секретов и драгоценностей Конклава. К несчастью, открыть ее можно только одним-единственным ключом, – он снял с шеи заряженный накопитель, – а ждать тысячу лет, пока он позеленеет от избытка магии, – сами, господа, понимаете, было нереально. Не рассчитывал я прожить столь долгий срок.
      Доска и драконий глаз притянулись друг к другу с хлопком, яркая вспышка резанула по глазам, а когда я проморгалась, то увидела, что доска – это совсем не доска, а маленькая резная шкатулка. Илиодор посмотрел на меня, подмигнув, и никогда еще мое сердце не билось так сильно, как в тот миг, когда он стал приподнимать крышечку. Колдунам тоже хотелось взглянуть, что же там лежит, и оттого кружок наш стал чрезвычайно плотен. Илиодор откинул крышку полностью, и воцарилось благоговейное молчание – на красном бархате лежал вытертый кусочек пергамента шириной в три пальца. Было видно, что верх его записывали и счищали столько раз, что он истерся до ломкой прозрачности. Последние записанные на нем буквы были едва-едва видны и совершенно не читались. Я с трудом смогла разобрать последнюю недописанную строчку в самом низу закладки: «…богиня я и так решаю…»
      – Но… кхм, нужна ведь кровь бога… – с трудом поборов пересохшее горло и ставший непослушным язык, выдавил Архиносквен.
      Никто не решался даже притронуться к пергаменту, но и взглядов оторвать не могли.
      – Хоть ведро отдам, – так же сипло выдавил Пантерий, но Илиодор качнул головой:
      – Нет, ты всего лишь хранитель, ну и маленько паразит. Извини за прямоту.
      Пантерий дернулся от обиды, и златоградцу пришлось его успокаивать:
      – Нет, ты, конечно, правнук Анчутки, но лишь в десятом поколении, что ли. Я все родословные отслеживал. Не рискнул бы я такой жидкой кровью писать. Нам нужна как минимум внучка.
      – Где ж ты живую внучку Всетворца возьмешь? – посмотрела я на Илиодора, понимая с легким разочарованием, что задание безнадежное и сам он, кажется, попал впросак.
      У него при взгляде на меня сделалась какая-то странная улыбка, и, когда все маги как один вслед за Илиодором уставились на меня, я почувствовала, как по хребту побежали ледяные муравьи:.
      – Сдурели?! – взвизгнула я, пугаясь неизвестно чего. В встревожанной душе начали рождаться какие-то нелепые истории про похищенных младенцев и усыновленных детишек…
      Илиодор держался сколько мог, а потом спрятал лицо в ладони и начал хрюкать, тряся плечами. Маги, которые в этот миг поверили бы чему угодно, даже тому, что я Пречистая Дева, растерянно захлопали глазами, поглядывая друг на друга. Илиодор всхрюкнул последний раз, вытер слезы, извинившись, и посмотрел вдоль улицы, обличающе выставив палец:
      – Вот она, последняя.
      На перекрестке, в окружении ведьм, стояла запряженная в телегу Брюнхильда, а на горе баулов восседала черная, как грозовая туча, моя бабушка, разминая пальцы непонятно для чего, но весьма зловеще.
      – Издеваешься? – пискнула я, втягивая голову в плечи.
      Архиносквен крякнул с сомнением, веселя распоясавшегося златоградца.
      – Ничуть, – обронил Илиодор, отбросив назад волосы и привставая чуть раньше, чем бабуля успела крикнуть:
      – Ну-ка, разумница, подь-ка сюда, че скажу!
      Из-за бабулиного плеча выглянула трясущаяся, как мышь, Ланка, ее отваги хватило лишь на то, чтобы сделать страшные глаза и показать пальчиками, что мне лучше не подходить, по крайней мере неделю. Я стала пятиться, но Илиодор сбежать не дал, как балаганный зазывала, громко объявив:
      – Господа, разрешите вам представить внучку Всетворца, родную дочь Индрика-зверя Брюнхильду Великолепную!
      – Это что за кловунада? – зло прищурилась бабуля, но Илиодор уже щелкнул пальцами, и я увидела, как прямо с его руки в сторону Брюхи устремился упитанный комар размером никак не меньше овода.
      У меня замерло сердце от нехорошего предчувствия, когда крылатое насекомое увернулось от мотнувшей головой, а потом хлестнувшей хвостом Брюнхильды и не нашло ничего лучшего, как нырнуть к копытам.
      – Нет!!! – закричала я.
      – Тпру! – натянула вожжи бабуля.
      – А-а! – закричала неженка Брюнхильда по-ослиному и, поднимая тучи пыли, сорвалась в галоп.
      Ланка, зная, что сейчас будет, кувыркнулась через голову на дорогу, а бабуля распласталась на сундуках. Ее отчаянные глаза мелькнули мимо, а Илиодор, поймав комара, который сам юркнул ему меж пальцев, пару раз удовлетворенно надавил на брюшко, выпуская капельку крови ему на жало, и написал: «…и так решаю – чудо миру возвращаю!» восклицательный знак едва-едва влез на свободное место – так мало его было. Дохнул в лицо порыв теплого ветра, и мне показалось, что я слышу над головой хрустальный перезвон, а может, это с телеги что-то упало и разбилось.
 
      Первая половина лета выдалась жаркой и грозовой. Днем парило так, что не хотелось из реки вылазить, а ночью ревело и грохотало, едва не срывая крыши в Ведьмином Логу. Бабушка ходила и ворчала, что вот, пропал целый сезон из-за какой-то ерунды. У нее скопилась целая дюжина нетрудоустроенных ведьм, и эти захребетницы проедали бабулины запасы с такой скоростью, словно нам на постой определили целый уланский полк. Мы с Ланкой только посмеивались, понимая, что это не больше чем показушное брюзжание, а если бабуле и не нравилось что-нибудь всерьез, дак это летняя резиденция, которую, по приказу Анны Луговской, возводили в Дурневе, прямо напротив бывших руин Школы Ведьм и Чаровниц. Там сейчас, не умолкая, стучали кирки и молотки, разбирались завалы. У Рогнеды с Августой на руках уже были патенты на право преподавания в будущем заведении, а у бабули в сундуке лежала иная, куда более серьезная бумага.
      Первые три дня после вызволения нашей славной Марте, несмотря на жуткие угрозы, было вовсе не до порки своих беспутных внучек. С утра и до ночи она, срывая голос, хрипя и проклиная все и вся, спорила то с Луговской, то с Анжелой Демцовой, то с Мытным. А те по очереди накатывали на нее, как волны на гранитный утес, трещавший и кренившийся под их натиском. И причина для визгов и склок, признаюсь, была. Анна Луговская, как женщина умная и дальновидная, едва лишь разобравшись, в чем заключалась соль всех проказ Илиодора, с ходу предложила бабуле стать главой нового Тайного приказа, безапелляционно заявив:
      – Сейчас по Северску черт-те что начнется. А где я найду другую, уже готовую организацию, способную усмирять новых самодеятельных чародеев, ежели они появятся?
      – Сдурела?! – вскипела гневом бабуля, забыв, с КЕМ разговаривает.
      Лушка, решившая принести свежий медовый взвар знатным персонам, стала свидетельницей страшной свары двух женщин с характерами. Вышла во двор бледная и раскачивающаяся, велев Дуньке собирать сундуки для каторги.
      Теперь же Ланка, загоревшись идеей стать тайным агентом, с утра до вечера шушукалась с Демцовой, втайне от Мытного и бабули подписывая какие-то бумаги и потроша предоставленные коварной фавориткой архивные документы, из тех, что попроще и подоступней, время от времени взвизгивая и оглашая округу счастливым воплем:
      – Bay! Вот оно как было на самом деле!
      С Адрианом она расцеловалась, отпустив его в Северск совершенно счастливая и уверенная, что с ним все будет в порядке. Даже несмотря на угрюмый конвой и строгое распоряжение Великого Князя доставить Мытного в столицу в цепях как символ окончательной и бесповоротной победы над бунтовавшей семьей.
      Несмотря на то что ничего необычайного после того, как Илиодор сделал свою запись, так и не произошло, Анна Васильевна, переговорив с Архиносквеном и срочно заставив приехать из Княжева с десяток сведущих в истории людей, велела начинать готовиться к непонятному и, возможно, неприятному будущему. А для начала возродила Конклав и разослала по княжествам приказания: внимательно следить за пробуждением нечисти в лесах, полях и реках.
      Первым следствием этого распоряжения стал пойманный Гаврилой Спиридоновичем Мишка Малой: он с двумя своими братьями – Игнатом и Прошкой – хотел отсидеться в лесах, понимая, что все тракты и переправы перекрыты, но случайно напоролся на разъезд и был схвачен. Правда, двоим его младшим братьям удалось-таки сбежать, и где они сейчас скрываются, никто не знает.
      Серебрянский замок сгорел дотла, а взбунтовавшихся егерей, когда они сдались, заковали в кандалы и отправили этапом в столицу. Сейчас они были где-то на подходе к Княжеву, и мне было горько думать об их судьбе. Не все они были мятежниками.
      А еще мне было горько думать о своей судьбе. Расплевавшись в очередной раз с коварным Илиодором, я вечерами тосковала в обнимку с бабушкой. Она маялась в предчувствии неведомого, но явно хлопотного будущего, а я днями изводила себя, следя в кошачьем обличье за лицемером, взявшим за обыкновение прогуливаться с Анной Васильевной, которая смотрела на него если уж не поощрительно, как на родного и любимого сына-разумника, то уж как на ровню точно. И он, что отвратительно, не робел, не смущался, а вел себя словно так и надо! Иногда даже позволял себе развлекать ее «забавными» историями.
      В наших болотах живописных мест мало, но их такая малость не останавливала ничуть. Илиодор живописал подробности утопления ведьм, Анна посмеивалась. У них сложились странные отношения: с одной стороны, истратив всю силу драконьего глаза на то, чтобы открыть шкатулку Пречистой Девы, Илиодор перестал быть самым могущественным колдуном Северска и Златограда, о чем честно признался княгине, повинившись заодно и в том, что беды Северска за последние годы – это дело рук его семейства. Я очень быстро запуталась в мамках, дядьках и сестрах, а также в том, какую выгоду они извлекали из подстрекания Мытного к бунту и предоставления различным Фроськам колдовских книг, способных наделать много бед. Но зато испытала новый приступ ненависти ко всем Ландольфам без исключения.
      – Это ужасно, когда мать так слепо потакает своему чаду, – вздыхала Луговская.
      – А что вы хотите? Она назвала меня именем Императора! – пожимал плечами Илиодор.
      – Да-да, – рассеянно улыбалась Анна Васильевна, – а вашу кузину – по имени сестры Илиодора-завоевателя. Кстати, где она? Не в Малых Упырях, это точно.
      Илиодор посмотрел на нее невинно-голубыми глазами, но смутился:
      – Я слышал, в Урочищах кто-то раскопал могилу Жабихи…
      Анна Васильевна обеспокоилась:
      – Вы думаете?
      – Точно знать не могу.
      – Ах, какой соблазн я испытываю – заковать ваше семейство в кандалы, хотя надежней подсыпать яду в ночное питье.
      – Вот поэтому я и не приглашаю вас в наш очаровательный замок погостить, – учтиво поклонился княгине Илиодор.
      И они обменялись улыбками двух матерых котов, которые не станут вырывать друг другу глаза из-за того, что можнопо-братски поделить.
      – Кстати, как там Адриан Якимович? – поинтересовался Илиодор.
      – Сильно переживает, – полюбовалась полетом стрижа Луговская, – кто-то сообщил ему, что яд, которым отравился Мытный, был предоставлен Якиму вами, господин чернокнижник. Он до сих пор верит, что смог бы обменять жизнь батюшки на золото и документы.
      – Но мы-то знаем, что это не так, – хитро улыбнулся Илиодор. – А что касается батюшки Адриана, дак это он сам у меня отраву попросил, вы же помните: когда я разыскивал Златку, то к нему заходил. Сестра пообещала мне устроить большую заварушку, дак логично было поискать ее у главного бунтаря. Но, к сожалению, там я ее не обнаружил, а вот стиль работы Ефросиньи показался мне весьма знакомым, я сразу предупредил боярина Якима Мытного, что так или иначе дознаюсь у этой девочки, как она завладела нашей книгой. Тогда он и попросил у меня яду, на всякий случай. И не допытывайтесь, где он этот яд прятал.
      – Странно, что он вам союз не предложил, – покачала головой Анна.
      – Отчего ж? Но я, знаете ли, пугаюсь таких союзников. Если б и согласился иметь дело с Мытными, то исключительно с Адрианом.
      – Да, чистый, честный юноша. Просил у меня соизволения жениться на Дорофее Костричной. Как вы думаете? Вы же приходитесь им родственником?
      – Я их крестный отец, – улыбнулся Илиодор, вызывая у меня зуд раздражения, очень хотелось сбросить кошачью личину, встать и высказать все, что я о них обоих думаю.
      Помимо прочего, меня настораживал еще и тот факт, что в последние дни все словно забыли обо мне. Бабуля плакалась, но от дел Круга отстраняла, уговаривая пойти погулять, развеяться. Рогнеда с Августой, страстно погрузившиеся в дела будущей Школы, при моем появлении скисали как молоко, Пантерий прятался неизвестно где целыми днями. Немцова нагло ухмылялась мне в глаза, в упор не видя во второй гроссмейстерше Ведьминого Круга подходящий объект для вербовки, и даже Ланка, стоило мне спросить, нуждается ли она в напарнице, сначала вытаращилась на меня, как жаба, которую через соломину надули, а потом кинулась прочь, визжа на ходу:
      – Мне нельзя, я подписку давала! Потом узнаешь все!
      Появлялось желание устроить скандал, даже скандалище, и вызнать, чего это я стала всем такая безразличная. Задумавшись, я слегка задремала на солнце, но тут меня клюнула в темя ворона. Она сидела до этого в тени дровяного сарая, но, увидав, что я крадусь за княгинею, перелетела поближе.
      – Привет, – скосила на меня черный глаз-бусину Августа и скрипуче поинтересовалась: – Следишь?
      Мне сделалось стыдно, и я решила сделать вид, что она обозналась: мол, я простая кошка, вот, с хвостом играю. И получила второй клевок в темя.
      Больше всего ведьмы переживали из-за того, что заказанное чернокнижником чудо пока так и не случилось, а вот Брюнхильда с того дня слегла. Не в буквальном смысле, конечно, но сделалось ей плохо так, что она едва сумела добраться из Дурнева до дому. Старушка долго и печально ржала, вздыхала в стойле, иногда просилась на улицу, но стояла, жмурясь на солнышке, совсем недолго и, одышливо сипя, возвращалась назад. Все ведьмы были убеждены, что это Илиодор ее испортил. И один раз чуть не случилась банальная драка, когда циничная Анжела Демцова поинтересовалась, не отдадут ли ей шкуру последней внучки Всетворца, коль старая лошадь помрет, мол, у нее есть на примете неплохой кожемяка, выделает в лучшем виде. Демцову тогда спасло лишь чудо да то, что Митяй, отлично знавший норов наших ведьм, взвалив хохочущую фаворитку на плечо, сбежал с нею и, кажется, всю ночь прятался в лесу, на Лисьем хуторе.
      Да, и еще с Митяем у нас произошла размолвка. Неприятно кончилась наша история – Илиодор его попросту отметелил. Тем же вечером, как бабуля была вызволена из заточения, Кожемяка решил излить мне свои чувства. Взгляд его горел лихорадочно, он хватал меня за руки, а поскольку дело было на заднем дворе храма, то я в первый миг перепугалась, а в следующий Илиодор уже крепко врезал Митяю в зубы. И бил до тех пор, пока я на нем не повисла, крича и требуя, чтобы он прекратил. Тот брезгливо отряхнул руки и. твердо посмотрев мне в глаза, потребовал, чтобы я сама прекратила издеваться над несчастным:
      – Просто скажи этому олуху, что ты его не любишь.
      На Кожемяку было жалко смотреть, я долго собиралась с духом, но, когда открыла рот, ничего уже объяснять было не нужно, он понурый пошел со двора. А уж на следующий день его все видели пьяным, разодетым в пух и прах и в обнимку с Демцовой. Он хохотал как сумасшедший, только радости в его глазах я не видела. Но и сделать ничего не могла.