Выйдя на посыпанную гравием площадку, женщина увидела дом, а по другую сторону — множество разноцветных гиацинтов, пестрой лентой тянувшихся по всему газону.
" Красивые цветы и пахнут хорошо, но этот запах не для дома.
Тяжеловат. Она бы, по крайней мере, долго не высидела в комнате с такими цветами. Минни Джоунс пересекла площадку, поднялась по ступенькам к парадной двери и нажала кнопку звонка.
Открыв дверь, Хилтон увидел перед собой маленькую женщину в черном, с поношенной сумкой в руке. Она шагнула вперед и неуверенно произнесла:
— Я пришла повидать дочь мистера Беллингдона. Боюсь, я не знаю ее фамилии по мужу.
Хилтон растерялся. Любому гостю полагается знать фамилию леди, к которой он пришел. Следовательно, эта особа не является гостьей. Тем не менее она не походила ни на собирательницу пожертвований, ни на нищенку.
Скромность и простота ее поведения внушали доверие.
Прежде чем дворецкий успел что-нибудь сказать, женщина спросила, глядя на него беспокойными голубыми глазами:
— Она здесь, не так ли?
Хилтон поймал себя на том, что отвечает утвердительно.
— Тогда я уверена, что она меня примет. Моя фамилия Джоунс — мисс Джоунс, Я тетя Артура Хьюза — сестра его матери. Разумеется, вы знали его.
Ярко-голубые глаза на поблекшем личике наполнились слезами. Хилтон не любил Артура Хьюза. Парень был чересчур франтоват, слишком много о себе воображал. Но одно дело читать об убийствах в газетах, и совсем другое, когда это происходит в двух шагах от дома с кем-то, кто здесь живет. Дворецкий пробормотал соболезнования и проводил посетительницу в малую гостиную.
Минни Джоунс с удовольствием села. Идти пришлось не так уж и долго, но когда на сердце тяжело, устаешь быстро. Ее подруга Флорри Уильяме, с которой она делила квартиру, не советовала ей ехать сюда после столь тяжкого потрясения, похорон и прочих печальных событий. Но Минни чувствовала, что не успокоится, покуда не повидает девушку Артура и не отдаст ей письма. Артур передал их тете на хранение, а после его смерти письма следует вернуть той, которая их написала. Минни так и сказала Флорри. Откинувшись на спинку кресла, она прикрыла глаза.
Вскоре дверь открылась и вошла Мойра Херн. Когда много слышишь о каком-нибудь человеке, то при первой встрече с ним всегда кажется, будто видишь перед собой кого-то другого. Минни Джоунс почувствовала это, поднявшись навстречу девушке. Мойра Херн совсем не походила на ту, о которой так часто говорил Артур, которую он любил и которая любила его. Девушка в широких синих брюках и алом джемпере в обтяжку отнюдь не выглядела убитой горем. Подумав об этом, Минни сразу же ощутила угрызения совести. Нельзя судить о людях по внешнему облику. Ведь сердца человеческого глазу не видно.
Минни Джоунс протянула руку, но так как ответного жеста не последовало, опустила ее и сказала:
— Деточка, я тетя Артура. Его мать Гвен была моей сестрой. Наверное, он рассказывал вам обо мне. Во всяком случае, я много о вас слышала.
На полу комнаты лежал бирюзового цвета ковер шириной более шести футов. Минни казалось, будто их с Мойрой разделяет лазурная река. Ей пришла на ум библейская притча о богаче и Лазаре. Нищий Лазарь после смерти «отнесен был ангелами на лоно Авраамово»[13], а богач угодил в ад, и между ними пролегла пропасть. Ассоциация, несколько туманная в отношении самой Минни и Мойры, была весьма конкретной в смысле пропасти.
— Что вам нужно? — стоя по другую сторону пропасти, осведомилась Мойра.
— Я хотела утешить вас, — со своего берега откликнулась Минни.
Она использовала прошедшее время, успев понять, что Мойра не нуждается в утешении.
Мойра уставилась на нее.
— Утешить? С какой стати?
— Ну… из-за смерти Артура.
— Не понимаю, о чем вы и зачем вообще приехали.
Минни с трудом выпрямилась, словно поднимая тяжелый груз. Непосильный для нее — но все-таки она должна его поднять. И она проговорила голосом негромким и твердым:
— Я привезла вам кое-что, думая, что вас это утешит.
— Не пойму, что вы имеете в виду.
— Артур говорил мне о вас. Он сказал, что вы с ним любите друг друга и собираетесь пожениться.
— Боюсь, он вас обманул.
Всю дорогу Минни думала о том, что скажет девушке, которую любил Артур и которая потеряла его. Все оказалось совсем не так, как она ожидала, и все же она должна была сказать ей то, что собиралась.
— У меня ваши письма. Я подумала, что вам, возможно, хотелось бы их вернуть.
Взгляд Мойры изменился, превратившись из холодного в настороженный.
— Мои письма? — переспросила она. — Ну и сколько вы за них хотите?
Минни Джоунс не поняла. Казалось, Мойра говорила с ней на иностранном языке.
Повернувшись, она сняла черную сумку с подлокотника кресла и начала открывать ее.
— Артур хранил их. Я решила, что вам будет приятно иметь их у себя.
Мойра пересекла бирюзовый ковер и встала рядом с ней.
— У вас при себе все письма? Отдайте их мне — они мои!
Сумка была объемистой. Пачка писем легко в ней поместилась. Их было не так много. Страсть вспыхнула, словно горящая солома, и погасла, не оставив ничего, кроме пепла.
— Писем должно быть больше, — заявила Мойра. — Где остальные?
— Не знаю.
— Артур сказал, что сжег их — он обещал мне это. Где они?
Мойра быстро перебрала письма. Не хватало двух — самых компрометирующих. Кроме того, не было фотографий. Это было безумием — позволить Артуру взять их. Если они попаду! ся на глаза Люшесу, ей конец. В таких делах он крайне строг, и больше она не получит от него ни пенни. Нужно вернуть письма и фотографии, сколько бы это ни стоило.
— Были еще два письма и три фотоснимка. Артур уничтожил пленки, отпечатав фотографии. Где они?
Теперь уже Минни уставилась на нее.
— У него была ваша очень красивая фотография в вечернем платье.
— На тех фотографиях я была не в вечернем платье.
Строго говоря, на тех фотографиях на ней вовсе не было никакого платья.
— Конечно они у вас, — торопливо продолжала Мойра. — А если так, вы отлично знаете, что я должна их получить! Перейдем к делу. Сколько вы хотите? Только будьте умеренны, так как я разорена, и если вы потребуете слишком много, я просто передам вас в руки полиции.
Ну, говорите!
Вся усталость, скопившаяся за несколько дней после смерти Артура, давила на плечи Минни Джоунс. Пять дней — вторник, среда, четверг, пятница, суббота — это слишком много. Словно издалека она слышала голос Мойры:
— Вас могут отправить в тюрьму за шантаж.
Давным-давно, когда Минни и Гвен еще были девочками, за ними в деревне погнался бык. На Гвен были платье с маками и красная шляпа. Она бежала изо всех сил, но Минни не могла сдвинуться с места. Тогда Гвен подбежала к ней, сняла брошку и вонзила булавку в плечо Минни. В следующий момент они вдвоем мчались через поле, и бык не смог их догнать. Странно было вспоминать об этом спустя двадцать лет после смерти Гвен, но слова Мойры о шантаже и тюрьме вывели Минни из оцепенения, как тот укол булавкой.
— Вы не должны так говорить, — сказала она. — Это нехорошо!
— Где эти письма и фотографии? Вы привезли их?
Теперь Минни вспомнила. Помимо пачки писем, был запечатанный конверт с надписью рукой Артура: "Личное.
Хранить в надежном месте. М. X." Она не стала его вскрывать и положила в сумку просто на всякий случай. Учитывая надпись, Минни спрятала конверт во внутренний карман для зеркала, которое разбилось давным-давно. Если там письма и фотографии Мойры, которые девушка не хотела никому показывать, то, конечно, нужно отдать их ей.
Но сначала она должна открыть конверт и убедиться, что в нем. Стиснув сумку обеими руками, Минни отступила к столу с книгами и стеклянной вазочкой с примулами. Поставив сумку на книги, она открыла ее, достала конверт и начала отрывать плотно приклеенный клапан.
Когда Мойра протянула руку, Минни быстро перешла по другую сторону стола. Конверт наконец порвался, и оттуда упал на ковер фотоснимок. И Минни, и Мойра увидели, что на нем изображено Кровь бросилась в лицо Минни.
Мойра подобрала фотографию и снова протянула руку.
Минни Джоунс вложила в нее конверт и закрыла сумку.
Обе не произнесли ни слова. В камине горел огонь. Подойдя к нему, Мойра опустилась на колени перед очагом и сожгла письма, фотографии и конверт вместе с содержимым.
Минни Джоунс вышла из комнаты, пересекла холл и направилась к парадной двери. Выйдя из дому, она зашагала по подъездной аллее.
Глава 18
За поворотом аллеи здание скрылось из виду. До этого момента Минни Джоунс не покидало ощущение, что дом наблюдает за ней. Она чувствовала себя так, словно ее раздели догола, избили и выставили вон. Впрочем, если бы это случилось в буквальном смысле, Минни бы не было так скверно. Когда деревья скрыли от нее зияющие окна дома, ей стало немного легче. Появилась хоть какая-то защита, но в то же время это делало еще реальнее весь ужас происшедшего. Минни не могла забыть о фотографии. Она приехала утешить девушку, которую любил Артур, но в ее утешении не оказалось нужды, так как между ними была не любовь, а грех. Эта девушка сбила Артура с пути истинного, а ведь она уже побывала замужем и должна была знать, что делает.
Горе и стыд черной тучей окутывали Минни — она сама не знала, куда идет. Только почувствовав под ногами грубую и неровную поверхность, она обнаружила, что сошла с дороги и бредет среди растущих по обочине деревьев и кустов.
Протянув руку, Минни ухватилась за ветку молодого деревца, на которой уже зеленели первые листья. Она не знала, что ей делать — у нее подкашивались ноги, все тело сотрясала дрожь. Если присесть и отдохнуть, силы, может быть, вернуться, и тогда ей удастся пройти по Крэнберилейн и сесть на ледлингтонский автобус. Нельзя опоздать на него, а тем более на поезд. Флорри будет волноваться — она и так не хотела ее отпускать… Мысли Минни стали путаться. Ветка вырвалась из пальцев, все поплыло у нее перед глазами и погрузилось во тьму.
Мисс Силвер возвращалась из деревни, куда ходила отправить письмо своей племяннице Этель Бэркетт. Узнав, что сестра Этель, Глэдис, чье безответственное поведение причинило столько беспокойства ее семье, вернулась домой к мужу, она спешила облегчить душу Этель.
Я глубоко уважаю Эндрю Робинсона, — написала племяннице мисс Силвер. — Он не пытается притворяться, будто поведение Глэдис не огорчило его, но готов ее простить. Эндрю Робинсон уверен, что подруга Глэдис, миссис Фармер, дурно на нее влияла, и с радостью сообщил, что эта женщина вскоре уезжает из Блэкхита к своей дочери в Южную Африку.
Могу лишь надеяться, что она тоже получила хороший урок и не станет нарушать мир и согласие в семье дочери.
Вечер был тихий и ясный. Сойдя с подъездной аллеи, мисс Силвер с наслаждением шла по парку, окружающему «Мирфилдс». Деревья уже начинали зеленеть, и холмистый пейзаж с поблескивающим вдали декоративным прудом радовал глаз.
Возвращаясь к дому, мисс Силвер брела по узкой тропинке, вьющейся среди кустарника, радуясь весне и тому, что мучительная угроза, нависшая над ее близкими, наконец миновала, когда вдруг ее внимание привлекло нечто, не слишком вписывающееся в этот пасторальный пейзаж — а именно, женская рука в черной перчатке и черном суконном рукаве, неподвижно лежащая на земле. Видеть остальное мешал вишневый куст. Убегать от неприятных ситуаций было не в привычках мисс Силвер. Сойдя с тропинки, она отодвинула цветущие ветки и увидела Минни Джоунс.
Женщина лежала на боку, вытянув руку, словно падая, попыталась за что-то ухватиться. Поношенная черная шляпа съехала на лоб, почти полностью закрыв лицо. Опустившись на колени, мисс Силвер взяла ее за руку, стащила перчатку и с трудом нащупала слабый медленный пульс.
Сняв с Минни шляпу, она положила ей под голову свой шарф и задумалась, что делать дальше. Лицо пожилой женщины было напряженным и бледным. Бедняжка явно нуждалась в помощи, но тогда пришлось бы ненадолго оставить ее одну, а к этому у мисс Силвер душа не лежала.
Она уже решилась бежать в дом, так как иного выхода не видела, когда рука женщины слегка шевельнулась, а веки затрепетали и поднялись, и на мисс Силвер с детским недоумением посмотрели ярко-голубые глаза. Глаза закрылись и открылись вновь — на сей раз их взгляд был более осмысленным.
— С вами все будет хорошо, — ласково проговорила мисс Силвер.
— Я упала… — с трудом вымолвила Минни Джоунс.
— Вы ушиблись?
— Нет, наверное . — последовала пауза. — Пришлось долго идти… Я так устала…
Мисс Силвер рискнула задать вопрос:
— Вы шли к дому?
Голова женщины слегка повернулась из стороны в сторону.
— Нет, оттуда… — Глаза наполнились слезами. — Я не могу туда вернуться…
— Почему? — мягко осведомилась мисс Силвер.
Впоследствии Минни Джоунс поражалась, что вот так взяла и все рассказала о своем визите к Мойре Херн и о том, как та с ней обошлась. Но в тот момент это казалось вполне естественным. Она только что рассталась со злом и повстречала доброту. Ей было холодно и одиноко, а доброта незнакомки согрела ее, и чувство одиночества исчезло.
— Я тетя Артура — Минни Джоунс. Приехала повидать его девушку. Он рассказывал мне о ней — говорил, что они собираются пожениться, но ее отец не дает согласия. Она уже побывала замужем, но все упиралось в деньги… Молодые люди не должны так много думать о деньгах… Артур попросил меня хранить ее письма, так как ему негде было их спрятать, а ему не хотелось, чтобы они попались кому-нибудь на глаза… — Приподнявшись, Минни стала искать носовой платок. Когда мисс Силвер нашла его, она заговорила снова:
— Артур очень гордился тем, что она его любит, и сказал, что ее отца они как-нибудь уговорят. Я думала, что Мойра приедет на похороны, но приехал только мистер Беллингдон. Я решила, что она слишком расстроена, поэтому приехала сюда успокоить ее и отдать ей письма… Моя подруга не хотела меня отпускать, но я подумала, что мы с девушкой Артура сможем хоть немного утешить друг друга… — По ее щекам потекли слезы. — Я не знала, что она собой представляет.
— Вы видели ее?
— Да, видела. Не надо — было мне приезжать. Мойра решила, что я требую денег за письма, и пригрозила мне полицией. Она не любила Артура. Она хотела только вернуть письма и фотографии.
— Значит, были и фотографии?
Минни закрыла глаза, словно пытаясь стереть воспоминание о неприятном зрелище.
— Да. — прошептала она. — Они лежали в отдельном конверте, Артур написал на нем: «Личное. Хранить в надежном месте». Я не собиралась смотреть на них, но когда открыла конверт, одна из фотографий упала на пол. Лучше бы я ее не видела… После этого мне хотелось только поскорее уйти. Эта девушка — грешница, и она вовлекла в грех Артура…
Мисс Силвер села рядом. Ей нужно было возвращаться в дом, но она не могла оставить Минни одну. Было начало седьмого. Пожалуй, надо позвать на помощь Аннабел Скотт.
Она могла бы отвезти Минни Джоунс в Ледлингтон и посадить на поезд, хотя бедняжка едва ли в состоянии ехать одна.
— Вы далеко живете? — спросила мисс Силвер и с облегчением услышала, что мисс Джоунс живет в одном из ближайших лондонских пригородов. — Вы говорили о подруге.
Минни тоже села.
— Да, — ответила она. — Миссис Уильяме, мы живем в одной квартире. Она будет беспокоиться, если я опоздаю на поезд. Господи, уже двадцать минут седьмого!
Мисс Силвер посмотрела на часы.
— Боюсь, поезд уже ушел, но следующий будет меньше чем через час. Вы успеете немного отдохнуть, а если возможно созвониться с вашей подругой, то хорошо бы она встретила вас на вокзале.
Лицо Минни слегка порозовело.
— Хорошо бы!
— У вас дома есть телефон?
Минни покачала головой.
— Нет. Но мистер Пеглер может передать сообщение.
Он зять Флорри и очень славный человек.
Мисс Силвер никогда не забывала имен, тем более что фамилия была необычной.
— Мистер Пеглер? — переспросила она.
Минни кивнула.
— Он живет за углом. У его родственников в том же доме бакалейная лавка, так что телефон там есть, и если их нет дома, он отвечает на звонки. В субботу вечером они ходят в кино, и мистер Пеглер навещает нас с Флорри, но он сказал, что сегодня посидит дома, так как я, наверное, вернусь усталой и захочу отдохнуть. Он всегда такой предупредительный.
Бакалея и галерея Мастерса. Может ли здесь быть какая-то связь? Но Пеглер — фамилия явно необычная, что мисс Силвер не преминула отметить:
— Такую фамилию встречаешь нечасто, — заметила мисс Силвер. — Кажется, я ее где-то слышала. Одна моя приятельница упоминала ее в связи с картинной галереей.
Минни просияла.
— С галереей Мастерса? Тогда это наш мистер Пеглер — он работает там много лет.
— Моя приятельница, мисс Пейн, была глухая, — продолжала мисс Силвер. — Она научилась читать по губам и рассказала мне, что мистер Пеглер очень этим заинтересовался, так как у него есть глухая внучка.
Минни быстро приходила в себя.
— Да — малышка Дорис, — оживленно отозвалась она. — Славная девчушка. Мисс Пейн подробно объяснила ему, как нужно ее учить, и он был ей очень признателен. Знаете, ведь бедняжка недавно попала под автобус. Мистер Пеглер очень расстроился — а тут еще полицейские пришли в галерею и расспрашивали его о чтении по губам. Он не мог понять, зачем им это нужно. Мисс Пейн приходила на выставку посмотреть свой портрет, а когда она ушла, к мистеру Пеглеру подошел какой-то джентльмен и стал задавать вопросы о ней и о портрете. Когда он сказал, что мисс Пейн глухая, но этого никто не замечает, так как она умеет читать по губам, джентльмен очень заинтересовался. Самое любопытное, что полиция заинтересовалась не меньше. Это было уже после того, как погибла бедная мисс Пейн, — они хотели знать о чтении по губам и о том джентльмене. Но, конечно, мистер Пеглер мало что мог им сообщить… — Помолчав, она добавила:
— Во всяком случае тогда.
Во время этого монолога воспоминания Минни Джоунс о сцене в малой гостиной «Мирфилдса» становились все менее четкими и болезненными, подобно тому, как забывается дурной сон, покуда встаешь с постели, умываешься, одеваешься и причесываешься. Заметив это, мисс Силвер успокоилась — пожалуй, Минни сумеет сама вернуться в Лондон — и переключилась на внезапно возникшего в их беседе мистера Пеглера. Последние слова мисс Джоунс могли подразумевать, что хотя мистер Пеглер не смог сообщить полиции какие-либо сведения о джентльмене в галерее впоследствии он обзавелся нужной информацией.
Необходимо срочно выяснить, о чем идет речь. Отбросив мысли о том, разумно ли позволять мисс Джоунс ехать одной в поезде или сидеть на земле, которая в это время года, разумеется, холодная и сырая, мисс Силвер переспросила:
— Во всяком случае тогда? Вы хотите сказать…
Минни Джоунс кивнула.
— Я случайно об этом узнала. У нас кончилась картошка, и я пошла в их магазинчик, а мистер Пеглер поднес мне сумку домой — он всегда такой любезный. Когда мы дошли до угла Хай-стрит, там под фонарем стоял какой-то мужчина. Вообще-то там было двое мужчин — они ожидали светофора, чтобы перейти дорогу, и разговаривали друг с другом. Нам было незачем переходить улицу, и когда мы проходили мимо, мистер Пеглер сказал: «Видите того джентльмена, Мин? Этот тот самый, который разглядывал портрет мисс Пейн и очень заинтересовался, когда я рассказал ему о ее умении читать по губам. Полиция расспрашивала меня о нем, хотя я понятия не имею почему. Забавно встретить его снова».
— Как выглядел этот человек, мисс Джоунс?
Минни задумалась.
— Право, не знаю, — неуверенно промолвила она. — Как все, если вы понимаете, о чем я. Коричневое пальто, мягкая шляпа…
— Но мистер Пеглер узнал его?
— Да, он говорит, что у него отличная память на лица.
Если бы речь шла о другом джентльмене, я, возможно, его бы запомнила, но этот… — Она покачала головой. — Едва ли я узнала бы его, если бы увидела сейчас.
Но другой джентльмен не интересовал мисс Силвер.
— Мистер Пеглер не собирался сообщить полиции, что снова видел этого человека? — спросила она.
— Вроде бы нет. Их ведь интересовало только чтение по губам.
Мисс Силвер не стала вдаваться в подробности. Подобрать эту ниточку — дело полиции, там с такой работой вполне справятся, А сама она решила переменить тему.
— Если вам не хочется возвращаться в дом…
Минни снова побледнела.
— Нет! Ни за что на свете!
— Тогда посидите здесь, а я схожу за кем-нибудь, чтобы вас отвезли на станцию. Я сама посажу вас в поезд, а потом позвоню мистеру Пеглеру и попрошу его встретить вас.
Вы сами доедете до Лондона?
— Да, — кивнула Минни Джоунс. — Вы так любезны!
Глава 19
Когда мисс Силвер ушла, Минни Джоунс попыталась привести себя в порядок. Она сожалела о зеркальце, которое некогда лежало в ее сумочке и которое несколько лет назад постигла судьба большинства карманных зеркал. Смутно помня, что разбитое зеркало — дурная примета, Минни не стала приобретать новое, боясь разбить и его. Но расческа в сумочке была, а привести волосы в порядок она умела и не глядя на собственное отражение. Почистив шляпу носовым платком, Минни надела ее. К счастью, земля была не настолько сырой, чтобы испачкать пальто — к черному сукну прилипли только кусочки коры и пара сухих листьев.
Счистив их, Минни решила, что сделала все возможное.
Она чувствовала себя слабой, но не больной. Хорошо, что мисс Силвер любезно предложила проводить ее на станцию — значит, можно не возвращаться в дом и не видеть снова Мойру Херн. Нет, ни за что! Надо постараться — постараться изо всех сил о ней не думать.
Но такое намерение всегда оборачивается своей противоположностью. Чем больше стараешься о ком-то не думать, тем глубже мысли об этом человеке застревают в голове — словно заноза, загнанная так глубоко, что ее уже не видно. Но она там — боль не дает о ней забыть.
Поднявшись, Минни шагнула на тропинку, ведущую к подъездной аллее.
Ей не пришлось долго ждать. Мисс Силвер застала Аннабел Скотт одну, и хватило нескольких слов, чтобы объяснить ей все и заручиться ее помощью. Девушка сбегала в свою комнату за пальто и предложила вместе пойти к гаражу и выехать вдвоем оттуда, дабы избежать лишних разговоров. Когда машина свернула на подъездную аллею, Аннабел засмеялась.
— У нас останется мало времени, чтобы навести красоту перед обедом! Люшес всегда притворяется, будто презирает макияж, так что ему это должно понравиться. На самом деле он ничего не имеет против косметики, если ей пользуются в меру!
Они подобрали Минни Джоунс и поехали по Крэнберидейн в сторону шоссе. Минни, сидя на заднем сиденье с мисс Силвер, успокоилась окончательно. Миссис Скотт была так добра — она пожала ей руку и сказала: «Нам всем очень жаль Артура», причем совершенно искренне. А мисс Силвер заметила, что Минни хватит времени выпить чаю и немножко перекусить на вокзале. Чашка чаю ей бы не повредила.
Когда они прибыли на вокзальную площадь, Минни посмотрела в окошко. Лондонский поезд только что прибыл, и пассажиры выходили с перрона. К своему удивлению, Минни внезапно увидела знакомое лицо. Она вскрикнула от неожиданности, а когда мисс Силвер осведомилась, в чем дело, сбивчиво объяснила:
— Вон тот человек… он был с джентльменом, которого узнал мистер Пеглер!
Аннабел припарковала машину на стоянке. Митт Джоунс продолжала указывать на мужчину, которого узнала.
— Вы хотите сказать, что это — тот джентльмен, который разговаривал с мистером Пеглером в галерее? — спросила мисс Силвер.
Но Минни хотела сказать вовсе не это.
— Нет, это другой человек — тот, которого мы видели вчера вечером вместе с тем джентльменом на Эмден-роуд.
Помните, я говорила, что могла бы узнать его.
Аннабел обернулась, сняв руки с баранки.
— Кого вы узнали? — спросила она. — Неужели вот этого мужчину?
— Да, — энергично кивнула Минни.
Аннабел хотела что-то сказать, но замолчала, едва мисс Силвер коснулась ее плеча.
— Миссис Скотт, вы знаете, кто это?
— К сожалению, — с усмешкой отозвалась Аннабел.
— И кто же он?
— Арнолд Брей, — ответила Аннабел Скотт.
Глава 20
Салли Фостер спрашивала себя, почему она оказалась такой непроходимой дурой и поехала в «Мирфилдс». Будь она не так хорошо воспитана, то нашла бы слово и покрепче, но память о детстве, проведенном под крылом горячо любимой двоюродной бабушки, все еще не позволяла ей использовать выразительные современные идиомы. Все собрались в «Мирфилдсе» — Уилфрид, Дэвид, Мойра и она сама. Время от времени забегал и Клей Мастерсон, который, как и Уилфрид с Дэвидом, не обращал внимания ни на кого, кроме Мойры. Никому не было дела до Салли Фостер. Никто бы ничего не заметил, даже если бы она вдруг упала замертво или растаяла в воздухе.
Ради чего, собственно, Салли пригласили сюда, выяснилось довольно скоро — Люшес Беллингдон проявил необычайный интерес к ее последнему разговору с Полиной Пейн. Он пожелал знать об этом решительно все, а ей было практически нечего ему рассказать. Полина вернулась в понедельник вечером, когда она и Дэвид выходили из дому, . и заговорила с Дэвидом о его родственниках Мореях — спросила номер их телефона. Потом все трое поднялись в комнату Салли, и Дэвид позвонил Мореям. Полина хотела узнать адрес мисс Мод Силвер, и Дэвид записал его для нее.
Когда Люшес после перекрестного допроса убедился, что это все, он тоже потерял интерес к Салли и вновь сосредоточился на Аннабел Скотт, иногда прерываясь для разговора с мисс Силвер или с полицией.
Естественно, к тому времени Салли более или менее точно представляла себе, какая роль отведена в доме мисс Силвер. То, о чем ей не удалось догадаться самой, она вытянула из Дэвида Морея. Но толку от этого было немного. Выходные, казалось, испорчены безнадежно. Салли скрипела зубами и надеялась, что ей позвонят или пришлют телеграмму, сообщив, что ее присутствие срочно требуется в городе. От скуки она даже села писать письмо Джессике Мередит, но вспомнила, что Джессика сейчас на свадьбе кузины в Уэльсе, где исполняет обязанности подружки невесты. Решив переодеться к обеду, Салли посмотрела в зеркало и поняла, что нужно что-то срочно делать с лицом. Конечно, желтое ореховое дерево не слишком подходит для зеркальной рамы. Впрочем, вся мебель в комнате была из того же дерева, а стены покрывали желтые обои с изображенными на них желтыми нарциссами. Окна комнаты выходили на север, и теоретически обилие желтого должно было создавать впечатление теплоты и солнечного света.
Но практически — во всяком случае, по мнению Салли — из-за этого на ее лицо ложились отвратительные желтые отсветы. Самым ужасным было то, что она привезла с собой новое платье, но надев его, сразу поняла, что напрасно это сделала. Платье было почти того же цвета, что обои, только вместо нарциссов его украшали примулы. В магазине и дома оно очень нравилось Салли — придавало ее волосам каштановый оттенок и очень подходило под цвет глаз. Но здесь все его достоинства пропали целиком и полностью.
Взяв ручное зеркальце, Салли подошла к окну, раздвинула янтарные занавеси и посмотрела на свое отражение стоя лицом к свету. Впечатление заметно улучшилось — вид уже стал не такой желтушный. Принарядившись, Салли спустилась вниз в приподнятом настроении.
Однако в гостиной ей понадобилось все присутствие духа, так как собравшиеся там Мойра, Уилфрид и Клей Мастерсон не обратили на нее ни малейшего внимания. Они стояли у камина: на улице к вечеру резко похолодало — капризы английской весны, делающей камины столь притягательными. Никто и не подумал освободить место для Салли, а когда она подошла к ним, Уилфрид приветствовал ее обидным замечанием:
— Дорогуша, по-моему, ты замерзла.
— Мне в самом деле холодно, — ответила Салли.
— Мне тоже. Поэтому я пришел сюда первым и занял место получше.
Салли всегда знала, что от Уилфрида можно ожидать чего угодно, поэтому его слова ее не ранили. Она втиснулась между ним и Клеем Мастерсоном, с которым ее не удосужились познакомить: Мойра всегда обходилась без представлений, считая само собой разумеющимся, что в ее компании все друг друга знают. Но Салли не принадлежала к ее компании.
— Так о чем мы говорили? — осведомился Клей тоном, дающим понять, что неуместное появление посторонней испортило дружескую беседу. В таких обстоятельствах не приходилось удивляться, что Клей не произвел благоприятного впечатления на Салли, хотя она признавала, что кому-то он мог бы показаться привлекательным. Судя по его виду, сам он в этом не сомневался. Среднего роста, с не слишком красивым, но и не отталкивающим лицом, на котором читалась безграничная самоуверенность, Клей Мастерсон мог прийтись по вкусу кое-кому — например, Мойре Херн. Мойра привыкла подавлять окружающих — если давали палец, она откусывала руку без всяких угрызений совести, притом с презрением, но, как все диктаторы, она уважала тех, кто умел дать отпор.
— Мне здорово повезло! — говорил Клей. — Этот болван и понятия не имел, что ему досталось. Он сказал, что женившись лет пятьдесят тому назад, купил новую мебель, а старую отнес на чердак. Там оказались великолепный дубовый комод и изящный кухонный шкафчик. Ручек, конечно, не было.
— Смотри, чтобы тебя не облапошили, — предупредил Уилфрид. — Это старый трюк — хорошо обшарпанные подделки, которые долго выдерживают на чердаке или в сарае.
— Я не вчера родился, — сухо отозвался Клей Мастерсон.
Дверь открылась, и вошли Аннабел Скотт, Дэвид Морей и Хьюберт Гэррет, по-прежнему мрачный и молчаливый. Они тоже подошли к камину — Аннабел со своей очаровательной улыбкой, и Дэвид, самый высокий из присутствующих мужчин, как всегда, с чуть растрепанными светлыми волосами. Какой зануда, сердито подумала Салли.
В такого она никогда бы не смогла влюбиться. Впрочем, Салли вообще не намеревалась влюбляться в кого бы то ни было. Немного пококетничать — куда ни шло, но терять голову — нет, благодарим покорно!