— Полагаю, нет. Но неужели вы хотите, чтобы об этом узнали все?
Элан развел руками.
— Не знаю, что вам сказала Эстер. Дело в том, что картины Пендерела Филда пользуются сейчас большим успехом. У нас осталось несколько — кажется, какие-то эскизы и портрет Эстер. И она не хочет с ними расставаться — А почему она должна с ними расстаться?
— Разве я сказал, что она должна? Никогда не посмел бы настаивать на такой жертве.
— Вы удивляете меня, — сухо заметила Адела Кастлтон.
— Чем же? Если вы знаете, отец не оставил мне наследства, после его смерти я получил несколько сот фунтов. Сейчас фигурой Пена заинтересовались биографы.
И я уверен, что имею право заработать на этом интересе, тем более что документы, без которых биография будет скучной, находятся у меня. Там есть пачка писем, которая любую биографию превратит в бестселлер. Ими обязательно нужно воспользоваться, поскольку без интимных подробностей книга превратится в безвкусную жвачку. Ее просто никто не будет читать. Мне жаль Эстер, ее чувства задеты, но подобные осложнения, мне кажется, всегда возникают при написании мало-мальски интересной биографии.
— Вы намереваетесь пожертвовать чувствами Эстер?
— Напротив, я готов пожертвовать своей выгодой.
Я очень люблю Эстер и не хочу причинять ей страданий.
Я согласен на сумму, несопоставимую с теми деньгами, которые я могу заработать, продав письма, а лучше — опубликовав их сам. Вы знаете, сами по себе письма могли бы иметь успех. Их около ста пятидесяти. Они полны сокровенных чувств и романтики. Я повторяю, что не хочу расстраивать Эстер. Но у меня сейчас трудное положение. Речь идет о приобретении крупного ранчо. Если я не сумею достать деньги, то упущу возможность стать партнером в серьезном деле. Я не могу позволить Эстер помешать мне встать на ноги. Но если она поможет, я готов забыть про письма.
— Но это же низко! — воскликнула Адела Кастатон.
Элан сделал глубокую затяжку.
— Думаю, не стоит прибегать к подобным словам. Так будет разумнее. Особенно для вас.
— Почему для меня?
С моря вдруг подул холодный ветер.
— Не догадываетесь?
— О чем вы?
— Лучше я расскажу вам про переписку отца и молоденькой девушки — прекрасного и милого создания. Он знал ее с детства. Они часто виделись. Она написала ему первая. Он ответил ей — в сдержанной манере взрослого человека, пишущего чересчур восторженной девочке. Со временем тон писем меняется, они становятся теплее.
Проходит немного времени, они пишут друг другу уже ежедневно. И наконец становятся любовниками.
Казалось, холод пронзил Аделу Кастлтон до костей. Она оцепенела. Губы не слушались.
— Вы… не посмеете… опубликовать эти письма, — еле выговорила она.
— Не знаю, как насчет того, что не посмею, но предпочел бы не делать этого. Вы не спрашиваете, кто эта девушка?
— Меня это не интересует.
— Вы уверены? И все же я скажу. Письма подписаны Айрин.
Леди Кастлтон молча повернулась и пошла прочь.
Глава 6
Элан проводил ее взглядом. Надо дать ей оправиться от шока, а потом, если потребуется, показать письма. Он был уверен, что Адела пойдет на все, чтобы не дать опубликовать письма своей сестры. Если ознакомиться с ними, то становится очевидным, что версия с далеким заплывом и внезапной судорогой ничего не стоит. «Так больше не может продолжаться. Я вижу для себя только один выход, потому что жить без тебя не смогу», — было написано в тот самый день, когда Айрин утонула. В конверт была вложена вырезка из газеты и фотография прелестной девушки, немного похожей на Адель. Так Айрин поставила точку в их с Пеном отношениях. Наверное, ее смерть была ужасным потрясением для Пендерела Филда. Но самым удивительным в этой истории было то, что ни Эстер, ни Адела не знали об этой трагической страсти. А может быть, не хотели знать.
Элан докуривал вторую сигарету, когда услышал, что его окликнула Пеппи. Она спустилась с террасы. В темноте цвет ее бледно-зеленого платья был неразличим, но блестки отделки сверкали. Привлекательная особа. Волосы как пух чертополоха. Обесцвеченные, конечно, но не сильно. Он помнил ее двенадцатилетней девочкой с длинными светлыми косами.
Пеппи подошла ближе. Элан остановил оценивающий взгляд на двойной нитке жемчуга у нее на шее. Трудно, конечно, определить, но, наверное, все-таки это настоящий. Он вспомнил, что слышал что-то об этом жемчуге, когда она выходила замуж. Он достался ей от семьи Билла Мейбери, и она была в нем в день свадьбы. Но жемчуг жемчугом, а ей он был рад. Перспектива возвращения в гостиную ему не улыбалась.
— Давай пройдемся, и подальше, — смеясь, предложила Пеппи. — Я не в состоянии больше выносить этой тоски. Не понимаю, что на всех нашло. Полковник Тревер уткнулся в «Тайме». Тетя Эстер, похоже, здорово наревелась. Кармона как онемела, а у леди Кастлтон разболелась голова, и она ушла спать. А слушать миссис Тревер с ее скандальными историями времен короля Эдуарда просто невмоготу. Хочется чего-то посовременней.
— Думаешь, я для этого гожусь?
Пеппи весело рассмеялась:
— Не сомневаюсь. Итак, я жажду чего-нибудь сногсшибательного.
Они дошли до калитки.
— Видишь ли, я немного поотстал от здешней жизни.
Ведь меня три года не было.
— Да, действительно! Чем же ты занимался?
— Многим. Три года — большой срок. То, что было сенсацией, уже забылось и никого не волнует, за исключением, может, тех, кого это касалось.
Элан открыл калитку и пропустил Пеппи вперед. Они пошли по дорожке вдоль обрыва. Прилив бью в самом разгаре. Ветер здесь дул сильнее, и волосы Пеппи растрепались. Они свернули вправо, и ветер теперь дул им в спину.
Элан выбросил окурок и как бы между прочим сказал:
— А Биллу, наверное, и сейчас было бы интересно узнать о твоей увеселительной прогулке в Трептон. Это было… дай вспомнить… кажется, в июне, три года назад?
Пеппи показалось, будто протянувшаяся между ними ниточка порвалась. Элан мог бы поклясться, что у Пеппи перехватило дыхание. Но она тут же рассмеялась и беззаботно воскликнула:
— О чем это ты?
— О тебе, дорогая… о Трентоне… и Сириле Мейнарде.
Она снова засмеялась:
— А Билл… ты забыл его?
— О нет. Но ты забыла, не так ли? А он, я думаю, может заинтересоваться этим.
— Элан, дорогой, я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
— Об одной скандальной истории и о том, сколько лет должно пройти, прежде чем ею перестанут интересоваться. Лично я склонен считать, что интерес не угаснет до тех пор, пока живы те, кому это небезразлично. А старина Билл, мне кажется, к тебе очень небезразличен.
— Очень мило, что ты так думаешь. Ведь Билл — мой муж, и ты это знаешь.
— В этом-то все и дело, дорогая. Он — твой муж, любит тебя и может весьма косо посмотреть на то, что ты с Сирилом три года назад провела уикэнд в Трентоне.
Пеппи шла так быстро, что Элан даже отстал немного.
Но сейчас она остановилась и, резко повернувшись к нему, топнула ногой:
— Это у тебя такие шутки?
— О нет, это не шутка. Видишь ли, тогда я тоже был в Трентоне. И видел, как вы приехали. Я заглянул в регистрационный журнал, и обнаружил, что вы записались там под именем мистера и миссис Сирил Смит. Вот мне и пришло в голову, что Биллу было бы интересно об этом узнать.
Руки Пеппи судорожно вцепились в платье. Элан заметил это и улыбнулся.
— И ты намерен познакомить его с этой выдумкой? Неужели ты думаешь, что он поверит этой чепухе?
— Конечно нет. Но я предложу ему заглянуть в регистрационный журнал, который наверняка сохранился. Ты знаешь, что у Сирила своеобразный почерк. И Билл это знает.
— Думаешь, он поедет в Трентон искать этот журнал?
— Думаю, что поедет. Он мне, конечно, не поверит.
И отправится в Трентон только для того, чтобы уличить меня в обмане. Только это окажется правдой, и ты это знаешь.
После долгого молчания Пеппи спросила:
— Чего ты хочешь?
Элан рассмеялся:
— Вот и умница! Все можно решить цивилизованным путем. Билл — замечательный парень, и ты само очарование… Зачем мне разрушать ваш брак? Терпеть не могу конфликтные ситуации. Но ведь надо как-то жить.
— С помощью шантажа?
Элан вздохнул:
— Дорогая, давай не будем разыгрывать мелодраму. Это так старомодно.
— Удивляюсь, как тебя до сих пор никто не убил! — в сердцах воскликнула вдруг Пеппи.
— Смотри, кто-то идет, — театральным шепотом произнес Элан.
По тропинке шла влюбленная парочка: Мирта Пейдж и Норман Иванс. Мисс Мирта работала в дамском салоне, а ее кавалер был клерком местной адвокатской конторы.
Поравнявшись с Пеппи и Эланом, они зашептались, прибавили шаг и свернули за угол.
Элан укоризненно покачал головой:
— Видишь, что получается, когда теряешь самообладание? Они слышали, что ты сказала.
— Ну и что?
— А то, — еле сдерживая смех, сказал Элан, — что теперь, прежде чем столкнуть меня со скалы, тебе придется хорошенько подумать. На мое счастье есть свидетели того, что ты желаешь моей смерти. Они слышали, как я называл твое имя.
Пеппи развернулась и пошла к дому. Ветер дул в лицо.
Когда они подошли к калитке, Пеппи, не поворачивая головы, спросила:
— Чего ты хочешь?
— Видишь ли, я нахожусь в стесненных обстоятельствах.
Но ты могла бы помочь мне. Я не стану просить у тебя деньги, да их у тебя и нет. Но принять в подарок твой жемчуг, я бы, пожалуй, согласился. Чтобы не ставить тебя в трудное положение, я готов обратиться к знакомому мастеру и сделать копию с твоего ожерелья. Билл не заметит подлога. Все будут в выигрыше. Ты обретешь покой, а я поправлю свои дела.
Глава 7
«Слава богу, день закончился», — вздохнула Кармона, вернувшись в свою комнату. Она пыталась разобраться в себе.
Хотела понять, откуда взялось это чувства страха и напряжения. Ведь встреча с Эланом была неизбежна. У них много общих знакомых, а это значит, что рано или поздно они должны были столкнуться. Пытаться избежать встречи было бы слабостью. Стало быть, единственно разумный и достойный выход — возобновить старые родственные отношения и вести себя так, как будто ничего не произошло. И это естественно: теперь у нее есть муж, она не может позволить себе тратить эмоции на бывшего возлюбленного. Кармона прислушивалась к голосу разума, но избавиться от напряжения не могла. И все-таки хорошо, что день, который начался с ощущения приближающейся бури, прошел и больше никогда не повторится. Буря так и не разразилась. Или разразилась?
Кармона переживала за Эстер. Сегодня за столом у нее был глубоко несчастный вид. Понятно, что причиной тому был Элан. Неужели он опять просил денег? Вряд ли. При необходимости Эстер может постоять за себя.
Три года назад она мягко, но решительно положила конец его попрошайничеству. Дело не в деньгах, а в чем-то другом.
С Ацелой тоже что-то произошло. После прогулки с Эланом она вернулась сама не своя. Пришла, машинально разложила пасьянс, а потом вдруг сгребла все карты, встала и заявила, что у нее разболелась голова и она идет спать.
Потом вернулась бледная Пеппи. Она послала всем воздушный поцелуй, сослалась на то, что она уже совсем без сил и лучше ей уйти, пока она не заснула у всех на глазах, и ушла.
Затем появился Элан и сказал, что ему тоже пора идти, поскольку дверь в пансионе запирается рано, а ключей у него нет. Прощаясь, он попросил позволения прийти завтра.
Восстановив события вечера, Кармона, кажется, нашла причину своего напряжения. Когда она надела ночную рубашку, в дверь кто-то тихонько постучал и, не дождавшись ответа, в комнату вошла Пеппи, одетая в желтую пижаму.
— Если Элана убьют, виноват в этом будет только он сам, — зловеще прошептала она. И, плюхнувшись на широкую кровать, разрыдалась.
— Пеппи!
— А за шантаж можно упрятать человека за решетку?
— Можно.
— Да, но какой толк? Он же прекрасно знает, что я скорее умру, чем обращусь в суд.
— Что случилось, Пеппи? Может, ты объяснишь?
Голубые глаза Пеппи сверкали слезами отчаянного негодования.
— Должна рассказать, иначе просто взорвусь! Самовозгорюсь! Люди когда-то верили, что это возможно. Вспыхнешь — и конец! Остается только пепел да забавная история о том, как в тебя вселился дьявол.
— Пеппи!
Она снова энергично тряхнула головой:
— Не думай, что я шучу. Этот гад Элан шантажирует меня.
Кармона не удивилась. Поступки Элана давно уже перестали ее удивлять.
— Если бы Билл узнал, он бы убил Элана! Но я ничего не могу сделать. И Элан это знает.
Кармона опустилась рядом с нею на постель.
— Так ты расскажешь?
Пеппи покачала головой:
— Я всегда тебе все рассказывала. — Она грустно взглянула на Кармону. — Знаешь, я потому и вышла за Билла. Я с ним как за каменной стеной. Не скажу, что с такими людьми жить очень уж весело, вот и позволяешь себе иногда развлечься с кем-то другим, хотя в глубине души понимаешь, что твоя опора — муж. Но беда в том, что можно зайти слишком далеко…
— Этим и воспользовался Элан?
Пеппи кивнула:
— Я однажды провела уикэнд с Сирилом Мейнардом.
Билл сказал, что о нас с ним поговаривают. Мы поссорились, ну я и решила — пусть не зря говорят. Мне было на все наплевать. Когда разозлишься, думаешь только о том, как насолить другому. Биллу как раз пришлось уехать на выходные — какие-то дурацкие учения или что-то еще, — я и отправилась с Сирилом… Я никогда прежде такого себе не позволяла — вот клянусь, ну а тогда мне было все равно. Мы поехали в Трентон, по дороге пообедали, потом потанцевали, так что прибыли поздно. Оказалось, что Элан тоже был там. Что уж он там делал, не знаю.
Мы его не видели, но он видел, когда мы приехали. Он заглянул в журнал и обнаружил, что мы зарегистрировались под именем мистера и миссис Сирил Смит.
— Ой, Пеппи!
— Нет-нет, — отчаянно затрясла головой Пеппи, — ничего не было, не думай! Я поняла, что не смогу этого сделать. Я весь вечер дрожала, потому что Сирил смотрел на меня такими глазами… Ну, думаю, конец мне! Мне казалось, если он дотронется до меня, я его просто убью. И я сказала, чтобы он уходил. Сначала он решил, что я шучу, а потом жутко разозлился. А кончилось все это ужасной сценой. Я схватилась за шнур звонка — это была старомодная гостиница, где еще сохранились такие звонки, длинная шерстяная веревка, которая свешивается с потолка, — и сказала, что дерну за шнур и заору на весь дом, если он сейчас же не уберется. Он ушел, а я заперла дверь на засов. А утром вскочила чуть свет, взяла такси и уехала на станцию.
Кармона почувствовала огромное облегчение.
— Рассказала бы все Биллу — и дело с концом. Думаю, он бы тебе поверил.
— Я не могу ему рассказать. Все тогда изменится. Он знает, что я обожаю танцы — сам не танцует, — и разрешает мне повеселиться, везде бывать и вообще делать, что мне захочется. Он мне доверяет. А если ему все рассказать, в наших отношениях появится подозрительность. Ему будет очень тяжело, и он уже никогда — представляешь, никогда — не будет относиться ко мне по-прежнему.
— И все же лучше ему рассказать, — подумав, сказала Кармона.
— Нет, скорее умру! И не думай, что это просто слова.
Я говорю вполне серьезно. Не такая уж я хорошая… никогда не была ею и, наверное, никогда не буду. Но Билл считает меня хорошей. Дурак, правда? Но если он перестанет так думать, то как мне дальше жить? Представь себе воздушный шарик, если его проткнуть, — вот так будет и со мной, — Пеппи, как ребенок, вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Мне придется уступить Элану.
— А чего он хочет?
— Мой жемчуг. — Пеппи потрогала двойную нитку бус поверх нарядной желтой пижамы. — Он знает, что у меня нет денег, кроме тех, что мне дает на расходы Билл. Ну а жемчуг стоит дорого. И Элан, видишь ли, готов пойти мне навстречу, взять жемчуг и оставить меня в покое И еще обещает сделать с него копию, чтобы никто ни о чем не догадался! Будь он проклят!
— Но деньги у Элана всегда уплывали сквозь пальцы, — с горечью заметила Кармона. — Истратит и придет требовать еще.
Пеппи с испугом взглянула на Кармону.
— Но у меня нет денег!
— Дорогая, это его вряд ли остановит. Он доведет тебя до такого состояния, что ты пойдешь на все, лишь бы он хоть на время оставил тебя в покое. Говорят, шантажист никогда не отпускает свою жертву. Элану надо дать отпор, рассказав все Биллу.
Пеппи вскочила.
— Я скорее умру! — воскликнула она. — Или убью!
Глава 8
В кабинет главного инспектора Лэма вошел Фрэнк Эбботт. Это был высокий статный мужчина лет сорока — сорока пяти. Костюм безукоризненно сидел на нем, до чрезвычайности светлые волосы были идеально приглажены.
— Вы хотели меня видеть, сэр?
Лэм устремил в него взгляд, который давно уже перестал внушать страх.
— А иначе зачем бы я посылал за вами? Садитесь, я хочу с вами поговорить, — сказал он.
Инспектора Лэма нельзя было назвать элегантным. Он являл собой тип полицейского старого образца — большой, солидный, похожий на дуб. Казалось, что массивное кресло, в котором он сидел, было сделано на заказ, специально под его размеры. Черные волосы на макушке слегка поредели, а на висках торчали в разные стороны. Говорил он с легким деревенским акцентом.
— Слушаю вас, сэр.
Лэм барабанил по колену.
— Я хочу поручить вам дело Кардосо.
— Кардосо?
— Да. Неделю назад некий испанец Хозе.
Странные имена у этих испанцев, язык сломаешь, прежде чем произнесешь. Будем называть его на английский манер — Хоузи. Так вот, он пришел и заявил об исчезновении своего брата — Филиппе Кардосо. Этот Филиппе отправился то ли по воде, на пароходе «Морская звезда», то ли по воздуху из Южной Америки в Лисабон, а из Лисабона сюда, в Англию. В Англии у него были какие-то очень важные дела.
Здесь он и исчез. Хоузи высказал предположение, что с его братом что-то случилось. Очень эмоциональный иностранец, говорит так много и так быстро, что ничего нельзя разобрать, а руками машет, будто ветряная мельница.
— Жаль, что я был занят, — заметил Фрэнк Эбботт. — Думаю, это дело гораздо интересное, чем дело о зубах торговца бакалейными товарами, убитого в Нотгинг-Хилле, которым я занимался всю последнюю неделю.
Теперь Лэм барабанил пальцами по столу:
— Не побоюсь сказать, что тогда мне показалось, что дело не стоит выеденного яйца. Начнем с того, что не было никаких доказательств, что Филиппе вообще добрался до Англии. А если и добрался, то под чужим именем, в этом Хоузи не сомневался. Если этот тип появился здесь под чужим именем, то он постарается остаться в тени, подумал я. А может быть, Хоузи очень хочет встретиться с Филиппе, а Филиппе совсем не жаждет увидеться с Хоузи. Люди не всегда рады родственникам.
— Не всегда… И имеют на то основания.
Лэм нахмурился:
— Ну так вот, это было неделю назад. Я ему говорил, что каждый год пропадает много людей, но три четверти из них все-таки объявляются.
Фрэнк поднял бровь:
— Да, сплошные предположения, и ничего конкретного. Не понимаю, почему именно вы, главный инспектор, встречались с ним?
Лэм порылся в ящике стола и достал оттуда какой-то документ.
— Он прибыл с рекомендацией. Ну, знаете, как это обычно делается: сэр такой-то, имеющий дело в Южной Америке, просит оказать содействие сеньору такому-то, который, в свою очередь, просит помочь его агенту Хоузи. Как я уже говорил, я попытался успокоить этого агента, сказав, что нет никаких оснований считать, будто с его братом что-то случилось, что, скорее всего, его опасения беспочвенны, и брат его, возможно, очень скоро объявится. А он, пока не ушел, все размахивал руками и без конца твердил, что его брата убили.
— И это все, сэр?
— Нет, не все. Зачем, по-вашему, я все это вам рассказываю? На днях Хоузи приходил и сообщил, что нашел брата.
Фрэнк внимательно слушал, ожидая продолжения.
— Его выловили в реке.
— Мертвого?
— Да, и утонул он давно. Хоузи опознал своего брата и продолжал настаивать, что это убийство. Медицинская экспертиза установила, что перед смертью Филиппе ударили по голове, удар был нанесен сзади. Может, это несчастный случай, а может, и нет. Выяснить это предстоит вам.
Глава 9
Ровно в десять Элан Филд вошел в дом Эннингов. Навстречу ему из своего кабинета вышла Дарси.
— Кажется, я не опоздал. Или ты специально для меня оставила дверь открытой? — улыбнувшись, поинтересовался Элан.
Дарси холодно взглянула на него.
— Спокойной ночи, — сказала она и снова исчезла в своей комнатке.
Дарси подошла к книжному шкафу, намереваясь взять какой-нибудь роман. Элан вошел следом и закрыл за собой дверь.
— Что, и доброго слова для меня не найдется? — вкрадчиво спросил он.
Дарси обернулась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
— Мне нечего тебе сказать, и ты это знаешь. Здесь ты только потому…
— Потому что пошли бы сплетни, если бы ты меня не приняла, — перебил ее Элан. — Свободные комнаты у тебя есть, и твой отказ всех бы здорово удивил. И Эстер, и все остальные в доме над обрывом стали бы размышлять на тему твоего негостеприимства.
— Да, это единственная причина, почему ты здесь.
Больше мне сказать нечего.
Дарси вышла из комнаты, заперла парадную дверь на ключ, задвинула засов и, не оборачиваясь, поднялась по широкой лестнице наверх.
Ему доставляло удовольствие видеть ее бессилие, наблюдать, как она злится, потому что не может прогнать его. Женщины совсем не умеют держать себя в руках, подумал Элан. Столько времени прошло, все давно уже пора забыть, а Дарси упивается обидой и даже ради приличия не может вести себя пристойно.
Элан отлично выспался и проснулся в превосходном настроении. Он был уверен, что Эстер даст ему деньги, и Алела тоже, если ее прижать как следует. Да еще и Пеппи.
Вот с кем он разделается с удовольствием! Она всегда относилась к нему плохо и даже не скрывала этого. Ну, теперь-то он отыграется!
В десять утра Элан уже спрашивал старого дворецкого покойного Октавиуса Хардвика, где ему найти миссис Филд. Оказывается, она была в утренней гостиной, где они беседовали вчера. Сегодня комната выглядела еще мрачнее. Туман, предвестник жаркого дня, еще не рассеялся и не пропускал в окна света.
Эстер сидела за небольшим письменным столом из такого же черного дерева, что и отделка камина. Она разрешила Элану поцеловать себя, но на поцелуй не ответила.
Веки у нее были красные и припухшие.
Элан поднес к губам ее руку.
— Дорогая, ты плакала?
— Да.
— Я и сам расстроился. Вчера вечером у тебя был такой несчастный вид, я чувствовал себя виноватым. Но не стоит так отчаиваться, правда. Все можно уладить. Давай лучше поговорим.
— Ты не опубликуешь те письма?
— Дорогая, неужто ты думаешь, что мне этого хочется? Просто мне нужны деньги. Если удастся добыть их каким-то другим путем, я буду только счастлив. Надеюсь, ты веришь, что я не хочу огорчать тебя? Мы можем спокойно все обсудить, если не возражаешь.
Глаза Эстер наполнились слезами, и Элан поспешил сказать:
— Дорогая, ты можешь ничего не говорить, просто выслушай меня. Вчера нам не удалось толком поговорить, и у тебя, наверное, сложилось неверное представление, о чем я тебя прошу. Ну, прежде всего, речь идет не о том, чтобы ты рассталась с капиталом. Я знаю, как ты строго к; этому относишься. Речь о том, чтобы ты мне дала деньги взаймы. Боюсь, вчера я был не слишком откровенен. Все это дело должно держаться в величайшей тайне, одно слово — и все пропало. Вот я и осторожничал. Но сегодня ночью, поразмышляв, — знаешь, не мог уснуть, так что времени было предостаточно, — я понял, что не имею права ничего от тебя скрывать.
Эстер не спускала с него мягких карих глаз. Внимания ее он, безусловно, добился. Но добился ли ее доверия — в этом Элан не был уверен. Он торопливо продолжил:
— История с покупкой ранчо для разведения лошадей…
— Не правда?
Элан засмеялся:
— Только отчасти. Кардосо действительно хочет купить ранчо и не прочь взять меня в компаньоны, но, понимаешь, денег у него нет. По крайней мере… Ладно уж, расскажу тебе все, только под строжайшим секретом. Ни одна живая душа не должна об этом знать. Сейчас поймешь почему. Где-то в прошлом веке родственник Кардосо — двоюродный дед или кто-то в этом роде — нашел клад. Не спрашивай, каким образом, потому что Филиппе не очень любит об этом распространяться. В шестнадцатом — семнадцатом веках восточное побережье Южной Америки и прилегающие острова были усеяны несметными сокровищами. Многие из них так и не были обнаружены. Я подозреваю, что старик Кардосо наткнулся на такой тайник. Конечно, у него были основания помалкивать об этом. Он вывез свои сокровища в Рио. А неделю спустя кто-то на темной улочке всадил ему в спину нож. Вот так. Дела его были в плачевном состоянии. Чтобы уплатить долги, пришлось продать дом, и после этого мало что осталось. Ближайшим его родственником был малолетний племянник.
Когда он достиг совершеннолетия, поверенный семьи вручил ему запечатанный конверт, который был передан ему на хранение за день или два до смерти деда. В письме сообщалось о сокровище и о том, где оно спрятано.
Эстер вспомнила, сколько она читала всяких историй о сокровищах. Были среди них и романтические, которыми она увлекалась в молодости, и самые настоящие преступления, связанные с жульничеством и надувательством, которыми то и дело пестрят газеты и судебные разбирательства. Мысли эти, видимо, отразились у нее на лице, потому что Элан вдруг рассмеялся и сказал:
— Ты небось думаешь, что это обман, но ошибаешься.
Я три года проработал с Филиппе и скажу тебе — это честнейший человек. Старик Кардосо вывез свое сокровище в Рио и там снова его спрятал — где-то в доме или в саду.
Это было старинное родовое поместье, и, если бы старика не прихлопнули, он бы выплатил все долги и вернул дому былую славу. Племяннику-то он сообщил, где хранится сокровище, но дом ведь был продан, и клад оказался недосягаем. Поместье перепродавалось дважды, по высокой цене, но у семьи Кардосо не было средств выкупить его. Представляешь ситуацию? Огромное состояние ждет своего хозяина, но так и останется лежать, потому что тот не может раздобыть несколько тысяч фунтов! Сейчас дом снова выставляется на продажу. Филиппе сделал все возможное — продал свое ранчо, собрал все до последнего пенни, — но все равно нам не хватает пяти тысяч… — Элан умолк, ожидая, что скажет Эстер.
— Даже если ты веришь в эту историю, откуда ты можешь знать, там ли еще клад и насколько он ценен?
— Но ты подумай сама: если бы владелец дома вдруг разбогател, Кардосо бы знали, потому что, естественно, все время наблюдают за домом. Но не похоже, чтоб там разбогатели. Ведь каждый раз дом потому и продавался, что хозяин был не в состоянии его содержать. Это же настоящий дворец!
Эстер все продолжала смотреть на Элана.
— Знаешь, звучит это очень…
— Подозрительно? Ну еще бы! Сколько ходит всяких историй о припрятанных сокровищах! Но согласись, дыма без огня не бывает! Сокровища действительно и прятали, и находили. Я понимаю, появляется вдруг незнакомый парень и заявляет, что у него есть карта сокровищ Синей Бороды. Конечно ты скажешь: иди, мол, и покажи ее своей бабушке. Но тут же совсем другое дело. Верное, никакого обмана. Ты знаешь меня, а я знаю Кардосо. Филиппе я доверяю, как своему брату. Тебе остается только вложить эти деньги и через год получить их назад с любыми процентами, какие назовешь.
— Но я не ростовщица, Элан.
Элан почувствовал, что сделал неверный ход.
— Нет, конечно же нет. Я не так выразился. Ты добрая, щедрая — мне ли это не знать? Ты просто подумай над тем, что я тебе рассказал. Ручаюсь, здесь все честно и никакого риска. Ты получишь назад свои деньги и сама сожжешь те письма.
В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошла Кармона.
Глава 10
Элан не мог не заметить, как обрадовалась Эстер.
— Идем на пляж, да? — торопливо спросила она. — Пойду надену шляпу, вдруг появится солнце.
— Напрасные надежды, — с усмешкой заметил Элан, когда за Эстер закрылась дверь.
— Не совсем, — сказала Кармона. — Это здесь темно, а с другой стороны уже проясняется. Элан, ты расстроил Эстер. В чем дело?
— А ты нисколько не изменилась, знаешь? Такая же красивая… и обезоруживающе искренняя.
— Элан, я говорю серьезно, — Кармона даже не улыбнулась.
— Как всегда.
— Я хочу знать, что происходит.
— Боюсь, не смогу тебе сказать.
— Тогда скажет Эстер.
— Не уверен.
— Что, старая история? Нужны деньги?
— Как ты угадала! Они мне всегда были нужны, разве не так? Только сейчас это — последняя просьба.
— Не то ли обещал и Гитлер?
«Ну, за это ты заплатишь», — подумал Элан. Вслух же беспечно сказал:
— Немного старомодно, не находишь? Ты бы еще помянула, что было до потопа, а не то что до войны. Не слишком старо, а? — Он вдруг усмехнулся. — Первый раз видимся после нашего разрыва, а говорим про Гитлера.
Никто не поверил бы!
Кармона словно перенеслась на три года назад. Вот чему трудно поверить — так это тому, что она едва не вышла замуж за этого чужого человека. Это был Элан и не Элан. Какая-то жуткая раздвоенность — вроде и близкий человек, и в то же время чужой. Наверное, эта двойственность жила в нем всегда, а она видела лишь его внешнее обаяние. Говорят, чем дольше знаешь человека, тем больше презираешь. А она бы сказала — тем терпимее к нему относишься. Как долго она обольщала себя иллюзией, что он любит ее и она сможет повлиять на него! У него было нелегкое детство, пока он не попал под опеку Эстер.