Сыновья Большой Медведицы (№2) - Топ и Гарри

Каждый день проклятые бандиты из рода Медведицы и Тачунка Витко устраивали всякие сюрпризы. То убивали кого-нибудь, то выкрадывали. Однажды даже прострелили шляпу инженера. А напоследок они решили отравить нас и отравили всех, кроме четверых. Я имел честь остаться в живых. Они обезоружили нас, раздели догола и выгнали в прерию. Вот это было удовольствие. Ни капли воды на такой жаре, нечего есть и еще необходимо спасаться… Там бы мы и сложили кости, если б не Матотаупа. Он нашел нас и привел в блокгауз Беззубого Бена. Твой отец — великий воин. Ты можешь им гордиться, мальчик.

— Откуда ты знаешь, что я его сын?

— Откуда? Старый Абрахам сказал мне.

— Когда ты расстался с моим отцом?

— Несколько недель тому назад. Он на день раньше меня ушел из блокгауза Бена к Блэк Хилсу, вместе с Рэдом Джимом. Там должен был находиться Тачунка Витко, после того как он прикончил нашу экспедицию.

Харка почувствовал, что у него сильнее забилось сердце.

— Почему ты, — спросил он старого Абрахама, уже не в силах больше сдерживать свое возбуждение, — почему ты думаешь, что мой отец не вернется сюда?

Абрахам постучал пальцем по столу и скорчил гримасу, точно ему нелегко дать ответ.

— Почему? Да, мой мальчик, твой отец кое-что говорил перед тем, как с Фредом или Джимом, или бог ведает, как его еще зовут, ушел отсюда.

Сказал ли мой отец Матотаупа, почему он так решил?

Нет, не сказал, но теперь уже везде говорят, что Матотаупа прикончил кого-то в Миннеаполисе и его разыскивает полиция. Полиция знает, что он нашел приют у сиксиков. Возможно, полиция запросит об этом верховного вождя сиксиков и предложит выдать его. Тебя полицейские запрячут в интернат для индейских детей и сделают цивилизованным.

— Кто это говорит?

— Лучше спроси меня, кто этого не говорит. Это известно всем. Вот почему я думаю, что твои отец захочет остаться в лесах и прериях юга.

Наступило долгое молчание. Но вот заговорил Мудрый Змей:

— Это все, что белые люди хотели нам сказать?

— Да.

— Хорошо, мы слышали. — С последними словами Мудрый Змей поднялся, поднялся и Харка.

Оба индейца вышли из-за стола. Они покинули блокгауз и друг за другом прошли через двор к воротам. Было уже темно, и ворота были закрыты. Но они быстро перелезли через палисад и совершенно спокойно направились к своим, на берег озера.

Оба воина и Сильный Как Олень сидели у костра. Рядом с ними опустились на землю Харка и Мудрый Змей.

Озеро лежало перед ними черным зеркалом. Чуть шевелились ветки кустов. Неисчислимые звезды стыли в ночном небе. У блокгауза залаяла собака. И снова тишина.

Пятеро индейцев молча сидели у костра.

Мудрый Змей спросил:

— Харка — Твердый Как Камень, твой отец убил белого человека, и кто это был?

— Мой отец убил белого человека. Этот негодяй издевался над краснокожими. Его имя Эллис.

— Он был вождем среди белых людей?

— Он был вожаком, каких много. Он был вожаком маленькой группы.

— Хорошо. Мы завтра направимся к нашим палаткам я об этом деле посоветуемся с нашим вождем — Горящая Вода. Хау.

Его слова означали, что до встречи с вождем разговоров об этом не будет.

Мудрый Змей завернулся в одеяло и лег спать. Его примеру последовали другие воины и оба юноши, каждый положил рядом свое оружие. Дозора выставлять не было надобности, так как можно было положиться на мустангов, да и сами индейцы спали очень чутко.

Харка только сделал вид, что спит. Его глаза были закрыты, а мысли не давали ему покоя.

Он опять с Джимом, с тем человеком, с которым связано изгнание Матотаупы из рода. Харка знал, что отец ни в чем не виноват, но этот Джим…

Белые люди на фактории старого Абрахама говорят, что Матотаупа убийца, и что Харка — сын убийцы, и что их должны поэтому арестовать. Та новая жизнь, которую Харка вел у сиксиков, обрывалась. Они с отцом теперь будут нежелательными гостями, они навлекут на сиксиков беду.

Ему стало ясно, что надо покинуть сиксиков. Тогда сиксикам не придется думать о том, бороться им против белых людей, защищая Харку и Матотаупу, или нет.

Казалось, никто не заметил, что Харка поднялся, свернул свое одеяло, подошел к коню и снял с него путы. А может быть, никто не хотел замечать… Харка тихо отвел в сторону коня. Когда он миновал кусты и несколько небольших деревьев, он погладил Серого по морде и хотел вскочить на него. Но перед ним появился человек, и мальчик знал, кто это, — Сильный Как Олень.

— Харка! Что ты задумал?

— Я уезжаю. Я еду к моему отцу.

— Харка…

— Молчи. Я так решил.

— Когда ты вернешься к нам?

— Тогда, когда я смогу пройти испытание воина. Я еще не убил ни одного белого и меня не за что обвинять. Но когда я буду мужчиной, меня уже не смогут упрятать в интернат, похожий на тюрьму.

— Харка — Твердый Как Камень, у меня просьба.

— Я не могу тебе возражать, но не проси того, чего я не в силах сделать

— Станем кровными братьями. Сейчас, пока ты еще здесь, чтобы я знал, что когда-нибудь вернешься в наши палатки.

— Пусть так будет.

Оба юноши вынули ножи и сделали порезы на руках, так что выступила кровь. Они смешали кровь. И это был знак, что с этого момента они заключают братский союз и что они принадлежат друг другу.

Харка вложил нож в ножны. Он смотрел на своего друга, которого долго не увидит. Он хотел запечатлеть в памяти этого гордого и сильного юношу.

Потом он сел на мустанга и молча, без оглядки, легким галопом поскакал в ночную прерию.

Сильный Как Олень смотрел вслед. Всадник быстро растворился в ночи. Но Сильный Как Олень стоял до тех пор, пока не пропал топот копыт. Это прощание в жизни сына вождя, которая до сих пор спокойно текла по привычному руслу, было первой большой болью и первым большим вопросом, на который не было ответа. Кто виноват в том, что Харка ушел? Белые люди? Матотаупа? А может быть, воины сиксики, которые в этот вечер не сказали Харке ни одного дружеского слова?

В уголках рта Сильного Как Олень залегли складки. Он не мог сразу вернуться к спящим воинам. Он приложил руку к ранке, из которой выступила кровь и, смешанная с кровью Харки, сделала их неразлучными. У него есть теперь кровный брат. Это будет его тайной. Ни с кем об этом он не станет говорить. Есть только один человек, один-единственный, который понимает его печаль, его сомнения, — Ситопанаки, сестра. Только она будет знать. Она с такой же болью воспримет известие об отъезде Харки.

Долго стоял молодой сиксик. С трудом он заставил себя вернуться к остальным и лечь спать: те, другие, не должны знать, как глубоко он потрясен.

Чуть начало светать, и Сильный Как Олень проснулся. Он смотрел, как тускнели звезды, таяла ночь, прежде чем поднялось солнце. Он наблюдал, как брызнули из-за горизонта солнечные лучи, ударили по тьме, разогнали ее по укромным местам. Поверхность озера превратилась в золотое зеркало, тонкие серебристо-зеленые ветки ив, слегка покачиваясь на легком ветру, блестели на солнце. Сильный Как Олень напоил коней и сел на берегу, на то самое место, где еще прошлым вечером они сидели с Харкой. Рыбы стайками играли в прозрачной воде.

Мудрый Змей подошел к мальчику, и Сильный Как Олень встал.

— Ты говорил с Харкой? — спросил Мудрый Змей.

— Да, прежде чем он уехал. Когда он станет взрослым и сможет пройти испытание, чтобы стать воином, он вернется в наши палатки.

Мудрый Змей посмотрел на озеро, на горы, синеющие вдали, и больше ничего не сказал…

Прошло около получаса, когда из открытых уже ворот палисада вышел высокий мужчина, в котором индейцы сейчас же узнали Шарлеманя. Он потеребил свою козлиную бороду и направился прямо к сиксикам.

Мудрый Змей и Сильный Как Олень подошли тем временем к другим воинам и присели у костра, сделав вид, что не замечают Шарлеманя.

Охотник в своей нарядной одежде подошел к ним и остановился.

— Доброе утро! — сказал он.

Индейцы ему не ответили, так же как накануне Абрахаму. Они были даже менее внимательны к Шарлеманю, чем к хозяину фактории.

— Где же мальчик, где Гарри? Я бы хотел с ним еще поговорить.

— Уехал, — ответил Мудрый Змей.

— Почему уехал? — Шарлемань был удивлен.

— Уехал, — повторил Мудрый Змей.

— Когда он вернется?

— Этого мы не знаем.

— Куда он направился?

— Он уехал.

Уехал? Я думаю… А я хотел бы с ним еще поговорить.

— Этого он не знал.

— Ну и что же он… Он не навсегда ведь уехал?

— Кто знает.

Шарлемань начал теребить бороду.

— Он поехал к своему отцу?

— Нет, — ответил Сильный Как Олень, хотя он отлично знал, что так юноша не имел права говорить, но Мудрый Змей не вмешается в этом случае, подумал он.

Сильный Как Олень не стыдился неправды, потому что перед ним был враг. Ведь из-за этого человека уехал Харка. Своим ответом Сильный Как Олень направлял этого охотника по ложному следу.

— Не к своему отцу?

— Нет. Там его могут искать, а он не хочет, чтобы его кто-нибудь нашел.

— Черт возьми! Что за глупость. Мальчишка совсем один, на границе, в глуши. Он же пропадет!

— Уж лучше пропасть в прериях, на своей родине, чем в тюрьме-интернате.

— Из-за интерната для индейских детей, о котором я говорил, он удрал? Небо и ад! Кто бы мог подумать. Неужели он это принял всерьез!

На лице Сильного Как Олень отразилось презрение и ненависть.

— Харка принял это всерьез. Ты его никогда больше не увидишь.

Охотник ударил себя кулаком по лбу.

— Сумасшествие! Уехал, просто уехал! А ведь я пришел сюда, чтобы просить вас отпустить его со мной. Я хотел ехать вместе с этим мальчишкой в Блэк Хилс и помочь ему найти своего отца. А он уехал… Непонятно. Но это же… Нет, это типично индейское! Кто вас поймет, краснокожих. И вы разрешили ребенку так просто уехать?

— Да.

— Все пропало. Все к черту!

Шарлемань пошел прочь.

Каждый шаг, который он делал, был шагом от этих индейцев, которые над ним издевались, от этого глупого парня, который взял да уехал, от богини счастья, которая отвернулась от него,

Ничего не оставалось, кроме коня, ружья, револьвера, ножа и одеяла. Но этого было слишком мало для бродяги, который уже видел перед собой неисчислимое богатство, возможность жить без забот и без работы.

Шарлемань притащился в блокгауз и, хотя было еще раннее утро, принялся пить.

Когда голова закружилась и все стало казаться ему словно в тумане, он подозвал старого Абрахама и спросил:

— Абракадабра! Как ты думаешь, могу ли я направиться по следу исчезнувшего мальчишки?

— Попробовать ты можешь, Шарлемань, но Гарри — сын Матотаупы. Если он не хочет, чтобы его нашли, его не найдешь.

— Абракадабра! Еще виски, старый Абрахам! Абракадабра! Теперь все равно.

Хозяин подсел к Чарльзу.

— А чего ты беспокоишься? Предоставь краснокожему младенцу ехать куда он хочет. Ты же не его отец.

— Абракадабра! Ты невинен, как новорожденный! Отец этого мальчишки знает, где в Блэк Хилсе золото. Ты понимаешь?

— Ах так. Другое дело! Я дам тебе еще виски, но проспись-ка лучше где-нибудь в другом месте. Этот зал не для тебя.

Абрахам отошел. Шарлемань невидящими глазами следил за ним. Его мысли путались.

ТРОЕ В ПЕЩЕРЕ

Харка — Твердый Как Камень, Ночной Глаз, не тешил себя ложными надеждами, он знал, какие трудности ждут его впереди. Одинокий путник, даже если у него есть лошадь, оружие и огниво, перед лицом предстоящей зимы все равно остается ничтожной букашкой, которой ничего не стоит затеряться в непроходимых лесах, в необозримых прериях, попасть в лапы хищникам или к недобрым людям, а ко всему еще близились свирепые бури, зимние холода, метели.

Его первой трудной задачей была переправа через Миссури, которая на языке его отцов называлась Мини-Сосе — Илистая вода. Осенью прошлого года он видел эту могучую реку далеко на юге, в Омахе. Однако верховья реки с ее бурным течением, водопадами, порогами и водоворотами были ему еще незнакомы.

И вот однажды утром юный всадник достиг долины Миссури. Несмотря на осень, трава здесь была еще сочной. Красноватый глинистый холм тянулся вдоль долины. Река шумела. По растрескавшейся корке ила на берегу можно было видеть, как понизился уровень воды под жарким солнцем уходящего лета.

Серый жадно припал к воде. Харка улегся на берег и тоже пил, едва переводя дух, длинными глотками. Потом он стреножил коня и принялся подыскивать место для переправы. Он понимал, что быстрое течение снесет его далеко вниз. Чтобы как можно лучше скрыть свои следы на другом берегу, следовало переправиться у впадения в Миссури какой-нибудь речушки и по ней, мелкой водой, забрести как можно дальше на юг.

Солнце уже перевалило за полдень, когда Харка нашел подходящую речку и, перекусив, приступил к осуществлению своего намерения. Лодки у него не было, и переправляться предстояло вплавь. Он нарезал тоненьких ивовых веточек и принялся плести круглую корзинку. Конечно, это была женская работа, но при необходимости он мог выполнить и ее.

Корзинка получилась на славу. В нее поместился не только револьвер с патронами, но и одежда. Закрепив на голове эту корзиночку и привязав за спину лук, он сел на коня и направил его в воду. Когда они забрели достаточно далеко и животное потеряло под ногами дно, Харка сполз с него в воду и поплыл рядом. Конь стремился вперед, чтобы поскорей выбраться из воды. За ним плыл Харка. Течение тащило, швыряло мальчика, его чуть было не затянуло в водоворот. Едва выбравшись из него, Харке прошлось догонять Серого, который уже приближался к другому берегу. Почти одновременно с конем Харка коснулся ногами илистого грунта, но так как животное теперь с большим трудом вытаскивало из вязкого дна свои копыта, Харке удалось схватить его за узду.

Направив Серого к речке, впадающей в Миссури, Харка повел его по воде на юг. Двигаться против течения было тяжело, но только так можно было надежно скрыть свои следы. Лишь к вечеру юноша решился выйти на берег. Закрепив на шее коня лассо, он отпустил узду и, осторожно ступая, пошел к невысокой траве, стараясь и тут не оставлять заметных следов. Потом он прыгнул на спину Серого и до глубокой ночи ехал, предоставив коню полную свободу.

Он остановился, когда решил, что розыски его заняли бы теперь несколько дней. И лишь сейчас, когда стал давать знать о себе ночной холод, Харка принялся растирать не успевшее обсохнуть тело, а конь затряс гривой, рассыпая вокруг мелкие брызги. Харка распаковал корзинку. Все, что там было, осталось сухим. Юноша позволил себе передохнуть. Одеяло из шкуры бизона он развесил на кусте для просушки.

Потянулись долгие дни пути. Ближайшей целью Харки была ферма Адамсона. В такой глуши найти ее было нелегко, но Харка не считал это безнадежным делом. Томас и Тэо, конечно, уже там, а белые люди жгут такие костры, что дым индеец может почуять не то что за километр, а, пожалуй, и за все двадцать.

Харка часто останавливался, чтобы осмотреться, и пристально разглядывал всякие следы. Однажды он разрыл мышиную норку, где обнаружил небольшой запас сухих корешков и зерен. В другой раз ему удалось подстрелить собачку прерий — маленького жирного грызуна чуть побольше белки.

Погожие дни миновали. По ночам стал подниматься холодный ветер — предвестник зимы. По утрам прерия становилась белой от инея. Харке стали попадаться волчьи следы.

Наконец после долгих дней пути он почувствовал, что откуда-то издалека доносится еле ощутимый запах дыма. Юноша поднял коня в галоп. Он выехал на высокий холм и убедился, что впереди перед ним — ферма. Едва различимыми зернышками казались вдали многочисленные «прирученные бизоны», которых разводят белые люди. В наступающих сумерках виднелся костер. Харка понесся к огню. Навстречу ему с остервенелым лаем бросились две собаки. Одной досталось от Харки по морде кожаной плеткой, и она отпрянула. Серый скоро оставил обеих собак позади.

Юный всадник приблизился к стаду коров. У костра стоял бородатый мужчина с ружьем в руках. Его конь пасся рядом.

— Эй, кто там!

— Друг! — Харка подъехал к нему, резко осадил коня, так что он взвился на дыбы, и поднял в знак приветствия руку, демонстрируя тем самым мирные намерения; он уже давно узнал человека с ружьем. — Томас!

— Гарри! Гарри! Малыш! Откуда тебя принесло?

Юный индеец спрыгнул с коня, взял его за повод и подошел к Томасу.

— Могу я здесь побыть до утра?

— Сколько хочешь. Устраивайся. Ты что, совсем один?

— Да, я один.

— Но малыш… Молодой человек… а… да садись сначала к костру.

Харка стреножил коня и опустился возле огня.

— Какая неожиданность! — Томас набил трубку.

Тепло было приятно Харке — тепло костра, к которому он протянул ноги, и то тепло, которое чувствовалось в голосе разговаривающего с ним Томаса. Ковбой протянул индейцу кусок уже остывшего поджаренного мяса, и Харка немедленно принялся его жевать.

— Как тебе удалось нас найти?

Индеец молча указал на костер.

— Ха! Костер! Это мы от волков. Надо же как-нибудь отпугивать этих бестий! Зима наступает рано, и целая стая кружит около нашего скота. Они разорвали у нас пять собак, то и дело разгоняют стадо. Двадцать две овцы они уже утащили. Адамсон вне себя.

Харка презрительно поджал губы.

— А что же нам делать? — крикнул Томас.

— Охотиться на волков.

— Попробуй! Мы бы воспользовались ядом, но ведь можно отравить собак. Тэо сегодня у стада овец, вон там, южнее дома. Адамсона вчера покусал волк. Он лежит в постели. И до чего же эти бестии хитры, днем они держатся на расстоянии километра, а ночью… Слышишь!.. Видишь!.. Проклятущие!

Животные сгрудились, быки принялись фыркать, рыть землю копытами, трясти рогами. Собаки дико завыли и стали сбиваться в кучки.

Харка быстро поднялся с земли и распутал Серого, который тоже забеспокоился.

Томас подошел к юноше.

— Вперед! Мы должны напасть на волков! — крикнул Харка и вскочил на коня.

Томас, кажется, не решался.

— Ты что же, будешь ждать, пока волки задерут скот?! — снова сердито крикнул Харка, а Серый так и закрутился под ним.

Собаки отступали, опасаясь волчьих зубов, но продолжали лаять. Скотина держалась еще тесней: коровы послабее — в середине, посильнее — образовали внешний круг и наклонили рога. Более всех отважились выдвинуться вперед два быка, к ним подскакал Харка. Животные глухо мычали и угрожающе фыркали.

Юный индеец недаром получил от своих товарищей в родных палатках рода Медведицы имя Ночной Глаз. Видел он в темноте отлично и теперь моментально различил взметнувшиеся над загривком одного из быков две горящие зеленым огнем точки. Волчьи глаза!

Первая стрела Харки — и глаза исчезли. И тут же юноша увидел, как вступил в борьбу второй бык. Он перестал мычать, бросился на колени, подхватил волка на рога и швырнул его высоко в воздух. За ним — другого. Харка возликовал. Как вовремя он подоспел на помощь! Волки — мечущиеся по прерии тени — отступили, растворились во тьме. Может быть, отошли, чтобы повторить нападение с другой стороны? Харка и Томас одновременно выстрелили им вдогонку: один — беззвучно, другой — сотрясая темноту грохотом.

Длинноногие серые тени скрылись за вершиной холма. Харка поднялся по склону вслед за ними и по другую сторону холма разглядел с десяток удаляющихся на запад волков. Он послал вслед им стрелу, а сам галопом возвратился к стаду. Тут раздался выстрел Тэо на юге, около отары овец. Томас поспешил на помощь брату, и собаки, которые хорошо знали своего пастуха, тоже понеслись за ним.

Харка остался на всякий случай около стада. Быки, одержав победу над хищниками, успокоились. Они обходили стадо и самодовольно пофыркивали. Волкам, видимо, и во второй раз тут бы не поздоровилось.

По небу плыли облака, временами закрывая сверкающие звезды. Ветер то почти задувал огонь, то заставлял его пылать большими языками.

С юга снова раздались выстрелы, и Харка услышал, как Томас и Тэо науськивают собак. В это время послышался топот. Какой-то всадник галопом подскакал к стаду. Всадник выглядел несколько необычно — фигура его была слишком полной. Харка понял, что это женщина в брюках. Вероятнее всего, это была жена Адамсона. У нее было ружье. Она, кажется, не заметила Харки, и юный индеец громко крикнул: «Хий-ие!» Она испуганно отпрянула, но Харка сумел ей тут же объяснить по-английски, что он друг Томаса и хочет помочь избавиться от волков. Он уверил женщину, что ей не нужно беспокоиться о стаде, а лучше позаботиться об огне, чтобы не вызвать пожар в прерии. После некоторого раздумья женщина последовала этому совету, направила лошадь к огню, спешилась и начала тушить головешки. Харка охранял коров.

У отары овец больше не стреляли, но тревога не спадала до рассвета. Утром поднялся сильный ветер. Облака начали сгущаться, и неожиданно посыпал град. Зерна его были величиной с лесной орех. Град молотил по людям и животным и, словно снег, застелил прерию белым покрывалом. Животные жались друг к дружке.

В черных волосах Харки и в светлой гриве его мустанга посверкивали льдинки. Об огне можно было больше не беспокоиться, и женщина сказала, что вернется в дом, который виднелся неподалеку среди группы деревьев. Рядом блестел пруд, вырытый ради запаса воды для скота во время жаркого лета.

С юга, от отары овец галопом несся Томас.

— Виктория! Победа! — вопил он. — Скот спасен. Ни одной головы не потеряли. Иди, Гарри, отрежь себе волчьи уши.

Оба поехали по округе, Харка отрезал уши убитых им волков и извлек стрелы из тел животных.

— Ну и ночка была, — продолжал орать Томас. — Как хорошо, что ты пришел, Гарри!

Вместе с молодым индейцем Томас направился к дому. Тем временем подъехал и Тэо. Кони их принялись пить из ручья. Они настолько устали, что, когда их стреножили, даже не стали пастись, а тут же улеглись. Тэо хлопнул Харку по плечу:

— Э-эх! Парень! Приехал к нам! Гарри! Правильно ты сделал!

— Тэо, — сказал Томас, — ты что же, решил оставить скот без охраны? Бери-ка другого коня да возвращайся. Я привезу тебе поесть.

Не возражая, но и не выказывая большой охоты, Тэо отправился к овцам.

Томас раскрыл дверь дома и пригласил Харку войти. Это был простой, основательный рубленый дом, который выстроил сам Адамсон. Дом состоял из двух помещений. Первое — кухня, гостиная и спальня. Второе — позади — служило кладовкой для различных припасов. Окон в доме не было, только узкие бойницы. Сейчас свет проникал через открытую дверь.

Адамсон лежал на топчане, покрытом шкурами овец. Он испытующе посмотрел на вошедших. Женщина стояла около сложенного из камней очага и подкладывала дрова, чтобы вскипятить воду.

Томас заговорил:

— Адамсон, Адамсон! Нам просто повезло! Ведь тебя не было сегодня с нами, но появился этот юный индеец — Харка, и он здорово помог нам! Ни одной коровы мы сегодня не потеряли, ни одной овцы. Прими же нашего юного гостя по-королевски, как его отец принимал нас когда-то в своей палатке.

— Нас? — пробурчал Адамсон. — Ты хочешь сказать — вас! Ну и разыгрывай, если тебе нравится, короля.

— Адамсон, Адамсон! Ты хороший фермер, но ты скуп, и потому у тебя дело не идет на лад. Мы — ферма в глуши, форпост! Сегодня волки у нас не поживились! Но наш скот все время на одном месте, и мы не перекочевываем! Человек! И что только ты думаешь? Ведь у волков по усам текло, а в рот не попало; они будут продолжать виться вокруг нас, как пчелы у цветов на весеннем лугу! Адамсон! Я даю тебе хороший совет: возьми еще одного пастуха, и ты меньше потеряешь скота. Харка уложил сегодня своими стрелами нескольких хищников.

— Жена, дай-ка парню как следует подкрепиться. Он будет продолжать свой путь.

Харке предложили приготовленной для всех баранины. Томас завернул порцию для Тэо. Поев, Харка сидел опустив глаза, его лицо оставалось совершенно безучастным к происходящему.

— Куда ты собираешься ехать? — спросил наконец Томас напрямик.

— К своему отцу в Блэк Хилс.

— Сейчас? Зимой? Ты с ума сошел, мальчик.

— Может быть. Я даже не знаю сам…

— Оставайся-ка лучше здесь и помоги нам пасти скот.

— Я не останусь здесь. Хау.

У Харки из головы не выходили слова Адамсона: «Он будет продолжать свой путь».

— Он хочет к своему отцу, и он прав, — сказал Адамсон. — Нас же, мужчин, здесь вполне довольно. Ранней весной приедет мой собственный сын с бабушкой. Тогда и жена сможет больше времени уделить скоту.

— Адамсон, ну ты и скряга, — вздохнул Томас и смахнул пальцами непрошеную слезу.

Харка поел и поднялся.

— Я провожу тебя немного, Гарри, — сказал Томас. — Подожди минутку.

Бородач забежал в заднее помещение и вышел через некоторое время назад с большим завернутым в одеяло свертком.

— Ну, теперь пошли!

Харка молча и гордо поклонился Адамсону. Жена его вытерла руки о передник и прошла мимо:

— Я посмотрю, что там делают собаки, — сказала она больному. — Я скоро вернусь.

Все трое вышли наружу. Харка хотел сразу же сесть на коня, но Томас удержал его.

— Хочу тебе еще кое-что показать, малыш! Мы пойдем к овцам, к Тэо.

Пешком путь туда оказался довольно далек. Тэо, которого все трое пришли повидать, куда-то ускакал. Решили дождаться его. Томас опустился на землю, рядом с ним села женщина, уселся и Харка.

Томас принялся развязывать сверток.

— Ну вот, Гарри, посмотри-ка на эти бобровые шкурки. Что скажешь?

Харка посмотрел и даже пощупал их.

— Они хороши.

— Я тоже думаю. Они даже слишком хороши для старого Абрахама, и поэтому он их не получит. Из них выйдет хорошая зимняя куртка. Конечно, не такая прочная, как из бизоньей шкуры, но мягкая и теплая. Что ты об этом скажешь?

— Выйдет.

— Шкурки раскроили на меня, но этого добра у меня хватает. Сшей-ка ты, женщина, куртку парню. Я для этого все принес. Если бы ты не пошла с нами, я бы сам занялся шитьем.

— Но ты помоги, Томас, чтобы дело шло быстрее, а то ведь мне надо торопиться домой.

— Да, да, твой муж очень строг. Но не обращай на это внимания, Гарри. Адамсон стал таким скрягой потому, что на своей родине он потерял все — и землю и имущество, так как не сумел заплатить вовремя проценты за полученный кредит. Вот почему он теперь дрожит за свое имущество больше, чем за собственную жизнь. Он все хочет разбогатеть, стать богатым фермером.

Привычными руками Томас и жена Адамса быстро шили, и скоро была готова хорошая меховая куртка.

— Эх! — Томас посмотрел на результаты совместного труда с удовольствием. — Ну вот тебе еще две шкурки. Возьми их. Будет холодно — обернешь ноги.

— Хау.

— Ну а здесь — еда на дорогу. Твой отец не должен сказать, что мы отпустили тебя голодать.

Все поднялись.

Харка с благодарностью посмотрел на бородатого Томаса и женщину, быстро повернулся и направился к коню. Он тут же надел бобровую куртку, а летнюю куртку и обе бобровые шкурки приторочил на спину мустанга, вместе с одеялом из бизоньей шкуры. Оно высохло, но жестким не стало: в свое время шкура была хорошо обработана.

Юноша вскочил на коня, звонко вскрикнул и галопом поскакал на юг.

Женщина пошла домой. Хотя она долго отсутствовала, Адамсон ничего не сказал, и только спустя значительное время, когда ему перевязали раны, он как бы мимоходом заметил:

— И мне мальчишка понравился, но у нас нет причин делать индейца слугой. Они ведь такие же, как цыгане, у них своя голова на плечах.

Женщина не ответила.

А Томас и Тэо смотрели вслед уезжающему Харке до тех пор, пока его маленькая фигурка не исчезла из виду.

— И что это происходит? — сказал Тэо Томасу. — Сначала отец хотел прийти к нам и не пришел. Затем мальчишка появляется здесь и ищет его. Чертовщина!

— Чертовщина!

На этом разговор закончился.

Харка скакал по безлюдной прерии. Остановив коня, он глубоко вздохнул и тряхнул плечами, будто сбрасывая с них что-то. К полудню он подъехал к долине пересохшего ручья, но так как по всем признакам здесь еще недавно была вода, он двинулся вверх по руслу в надежде найти источник. И нашел его. В кустарнике из земли бил ключ. Здесь Харка и решил передохнуть. Лишь после захода солнца он снова пустился в путь.

Харка находился в глубине земель тетон-дакота, где из многочисленных источников рождались ручьи и реки, несущие свои воды на восток, в Миссури. До северных отрогов Блэк Хилса было еще не менее четырех дневных переходов. В южных отрогах этих гор Харка надеялся еще до наступления зимы встретить отца. Предстоял трудный поиск.

Каждое утро, как только с небосвода уходила луна, все небо затягивали серые тучи. Воздух был влажным, и Харка чувствовал, что скоро пойдет снег. Мустанг щипал траву на каждой остановке. Он щипал все, что можно было съесть. Инстинкт животного подсказывал, что приближается голодное время, и, если бы он был один, как и все дикие мустанги и бизоны, он бы помчался на юг. Харка на пути видел следы больших табунов лошадей, видел свежие следы на старых бизоньих тропах. И это все, что встречалось.

Однажды утром на горизонте показались покрытые лесом горы — цель его пути. Как темный остров возвышались они над бескрайней прерией. И в это же утро начал падать снег. Снежные хлопья крутясь неслись по ветру. Их становилось все больше и больше.

Харка достиг леса только за полдень. Но он не стал забираться в чащу: в лесу могли оказаться разведчики дакота. Харка решил идти долиной ручья, скрываясь за изгибами берегов.

Снег все падал и падал. Ах как хорошо, если бы у Харки была шкура белого волка. Но, увы, это было только желание. Долина ручья вела к северным отрогам гор, и как только он спустился на ее дно, движения его стали более свободными и, кроме того, он смог утолить голод, наловив рыбы. Ему не пришлось расходовать свой более чем скудный запас.

И вот наконец он приблизился к покрытым лесом склонам. Конь ему теперь мешал. Он оставлял слишком много следов, а кроме того, пешком индеец по лесу движется быстрее, чем на коне. Но Харка не захотел оставлять Серого и поэтому то ехал на нем верхом, то вел его в поводу.