Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Разбойник и Мишка (рассказы)

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Великанов Василий / Разбойник и Мишка (рассказы) - Чтение (стр. 3)
Автор: Великанов Василий
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      И вот однажды...
      Ночь была тихая, спокойная, будто во всём мире нет никого, нет и противника, который мог подстерегать под каждым кустом. Стремена и пряжки были тщательно обмотаны зелёными тряпками, и кони и люди сливались с густыми лесными тенями.
      Лейтенант Котов, вручая Пете донесение, приказал:
      - Товарищ Сердюк, доставьте начальнику штаба в посёлок Рудня. Времени на исполнение - час. Путь движения - правее шоссе, через лес, азимут сорок четыре. - А потом по-дружески, тихо добавил: - Помни, Петро, мы находимся в расположении противника... При встрече - в бой не вступать, разведать и обойти...
      Петя повторил приказание, вскочил в седло и почти бесшумно нырнул меж сосен. Густой сосновый лес словно проглотил его. Только раз негромко хрустнула под ногами лошади сухая веточка, будто переломилась кость, и потом всё стихло.
      Лунная белизна кое-где прорывалась меж деревьев яркими бликами. Всадник правил лошадь по затемнённым местам. Двигался лёгкой рысью, напряжённо присматриваясь к кустам и деревьям. Земля местами покрыта тонкой ледяной корочкой, которая хрустит под ногами коня - раздражает ненужным шумом.
      Проехав с полчаса, Петя очутился на опушке леса. Перед ним открылась широкая болотистая луговина. Продвигаться дальше опасно. Петя свернул налево и в это время услышал невдалеке говор. Круто придержав лошадь, насторожённо прислушался: "Говор слева... Метрах в ста... Противник".
      Сначала Петя хотел повернуть направо и ускакать, объехать болото где-нибудь правее и следовать дальше, в посёлок Рудня. Но тут же мгновенно передумал: "Надо разведать... Куда направляются... Сколько их..."
      Петя свернул на опушку, где кустились молодые ёлочки. Потянул правый повод и, нажимая правым шенкелем на грудь лошади, сказал тихо, властно:
      - Ложись, ложись!
      Послушная лошадь слегка присела и медленно повалилась на левый бок. Откинув голову, она распласталась на сыроватой земле и глубоко вздохнула.
      Петя прилёг на грудь лошади и слегка раздвинул перед собой веточки ёлок. Теперь он прекрасно замаскирован. Могут пройти совсем близко и не заметить. Только бы Ласточка лежала спокойно.
      Говор приближался, и уже можно было различить отдельные немецкие слова. Петя почувствовал биение своего сердца - оно било, стучало громко, как молоток. "Может, напрасно я задержался? Влипнешь и донесение не доставишь... - Но тут же успокоил себя: - Ладно. Если полезут, дам из автомата и гранатой подсыплю". Он скользнул левой рукой по поясу, на котором были пристёгнуты две гранаты - рябоватые "лимонки". Руки цепко вросли в автомат.
      Вот они уже ясно видны - восемь всадников. Остановились. Один из них вынул из сумки карту и осветил её тонким пучком карманного фонарика. В этот момент одна лошадь громко заржала, и её ржание раскатилось по лесу звонким призывом. Пете показалось, что Ласточка напрягается всем телом, чтобы дать ответ. Петя судорожно вцепился рукой в верхнюю губу лошади и строго, умоляюще прошептал: "Тихо... тихо..."
      Немец, смотревший на карту, указал по тому направлению, где лежал разведчик, и что-то проговорил.
      Два всадника отделились от группы и спокойным шагом двинулись прямо на Петю. Вот они приблизились метров на пятнадцать. Петя нажал спусковой крючок автомата, и по лесу раскололась дробная очередь выстрелов. Один всадник вместе с лошадью рухнул на землю, а лошадь другого рванулась назад. Немец вылетел из седла. Петя дёрнул за повод, Ласточка вскочила, он прыгнул в седло и, лавируя меж сосен, поскакал в лесную темноту. Того и гляди, разобьёшь голову. Сзади слышны крики и стрельба. Пули посвистывают и щёлкают по ветвям.
      "Только бы ускакать... донесение доставить..." - тревожно думал Петя.
      Слышит - скачут вслед за ним и кричат: "Хальт!" Лес редеет. Петя вылетел на простор. Впереди - широкий ров, справа и слева - болото. Ров шириной метров семь-восемь...
      Возьмёт ли его Ласточка? А она широким карьером смело неслась по тропе вперёд. Вот уже виден ров, но лошадь не сбавляет ходу, а, наоборот, набирает и силу и скорость. Петя отдаёт повод, пришпоривает Ласточку, и она пружинисто делает рывок вперёд-вверх через ров...
      Когда Ласточка, как сказочный Конёк-горбунок, перенесла своего хозяина через страшный ров, Петя оглянулся. Преследователи подскакали ко рву и, круто осадив коней, пустили вслед Сердюку автоматную очередь. Петя почувствовал, как обожгло ему левую ногу. Проскакал дальше и въехал в лес. По всему телу вдруг разлилась какая-то странная теплота и слабость. Опасаясь погони, он углубился в лес и оторвался от противника. "Перевязку надо сделать... Перевязку..." Слезая с седла, Петя застонал от резкой боли и, упав на землю, потерял сознание. Ласточка испуганно покосилась на хозяина лиловым глазом, храпнула и отошла в сторону.
      Прошло несколько минут - и Петя очнулся. Ему показалось, что прошло несколько часов. Кругом него странная тишина. Только где-то далеко-далеко ухнул взрыв и где-то высоко-высоко рокочет самолёт. Петя взглянул в просвет между деревьями: падает белая лунная полоса света и звёзды мерцают, словно шевелятся. Значит, ещё ночь? Надо торопиться, а то скоро рассвет. А где же Ласточка? Оглянулся по сторонам - нет её. Неужели ушла? Петя хотел приподняться, но не смог. Слабость. Сильно хотелось пить... И лечь бы в тепле, чтобы не шевелить ни ногами, ни руками. От сырого холода тело охватила мелкая дрожь. И почему-то ужасно хочется спать. Наложить бы повязку на ногу, но пакет в перемётной сумке. Где же Ласточка? Она где-нибудь здесь, неподалёку. Не уйдёт. Петя вложил два пальца в рот и тихо свистнул. Прислушался - нет, не отвечает. Ещё раз свистнул посильнее и в ответ услышал справа лёгкое ржание. Ласточка! Треснул сломанный сук, и из лесных теней показалась лошадь. Повод у неё волочился по земле. Подойдя к хозяину, она ткнулась мягкими губами в ладонь и чуть зашевелила ими.
      - Ах ты, глупая... Нет у меня ничего сейчас... Что ты, не видишь, что ли?..
      Пете показалось, что Ласточка просит у него сахару. Он ещё раз попытался подняться, и не мог. Как же сесть в седло? Петя придвинулся к лошади и уцепился за "щётку". Ласточка послушно согнула ногу, но стояла неподвижно и смотрела на хозяина так, словно спросить хотела, чего ему нужно. Петя потянул за повод вниз и сказал:
      - Ложись... Ложись...
      О, это слово хорошо знала Ласточка! Она посмотрела на землю, как будто примеряясь, где бы лечь, чтобы не задавить хозяина, и затем, приседая, осторожно повалилась на левый бок. Седло оказалось рядом с Петей. С усилием он вполз в седло и, уцепившись за переднюю луку, шевельнул лошадь. Ласточка встала. Петя посмотрел на компас, закреплённый на правой руке, и тронул Ласточку.
      ...Рассветало. Молочный туман заливал лощину. Дозорные конники Пухов и Ведерников находились в укрытии на опушке леса. И вдруг они увидели странного всадника, выезжавшего из леса: конь шёл без управления, повод уздечки волочился по земле; чтобы не наступать на повод, конь отвёл голову в сторону и шёл как-то боком; всадник лежал грудью на передней луке, прильнув лицом к шее коня и судорожно вцепившись руками в гриву.
      Дозорные конники подъехали к странному всаднику и узнали в нём Петра Сердюка. Они подхватили повод и привели Ласточку к штабу.
      РАЗБОЙНИК И МИШКА
      (Рассказ сержанта)
      Шла битва за Сталинград.
      Наша транспортная рота находилась на левобережье в блиндажах, вырытых на склоне оврага.
      Местность там степная, голая - ни лесочка, ни кусточка.
      Старший повозочный ефрейтор Нестеров вёз боеприпасы к берегу реки, на баржу, как вдруг налетел "юнкерс" и сразил обоих его коней. Жаль было лошадей, но горевать в бою некогда - надо доставать замену. В это время из колхоза "Победа", Эльтонского района, привели партию верблюдов - подарок фронту. Председатель колхоза Воробьёв сказал командиру дивизии генерал-майору Родионову:
      - Гоните вы этих коршунов от Волги-матушки поскорее. А мы уж вас всем обеспечим, чем надо...
      Живые подарки распределили по полкам. Но командир транспортной роты гвардии лейтенант Саблин был такой страстный конник, что, кроме лошадей, ничего не признавал. Поэтому-то, когда он увидел двух верблюдов, приведённых Нестеровым, рассердился на старшего повозочного:
      - Ну к чему, Матвей Иванович, ты этих жирафов приволок в нашу конную роту? Куда они годятся? Ни подковать, ни замаскировать... Гляди, какая мишень: при первом же огневом налёте скосит их осколками. И роту демаскировать будут. Да и климат им на Западе неподходящий будет...
      А старый служака своё докладывал командиру роты:
      - Товарищ гвардии лейтенант, лошадей-то у нас нехватка, да и те ослабли, а груза надо подвозить много. Дороги-то видите, как дождями развезло, машины грузнут. А эти вездеходы не затормозят и не забуксуют. И овса им не надо. Было бы только соломки вдоволь или бурьяну да соли. Я на них с малолетства работал, знаю. А насчёт маскировки не беспокойтесь: я научу их, как вести себя на фронте...
      Приведённые Нестеровым верблюды были разные: один одногорбый, тонкий и высокий, упрямый и злой, а другой - двугорбый, пониже ростом и поплотнее сложён, спокойный и послушный. И шерсть у них разная была: у дромадёра* грязно-песочного цвета, реденькая и короткая, а у двугорбого - буроватая, густая и кудрявая.
      _______________
      * Д р о м а д ё р - одногорбый верблюд.
      Первого Нестеров окрестил Разбойником, а второго Мишкой. Запряг их Нестеров в парную повозку, сделал один рейс и докладывает командиру роты: всё, дескать, в порядке - и груза привёз целую тонну, и вовремя уложился. Тогда командир роты вечерком, в сумерках, выстроил наш взвод в овраге перед блиндажами, скомандовал Нестерову четыре шага вперёд перед строем и сказал торжественно так:
      - Товарищ гвардии ефрейтор, вручаю вам двух тяжеловозов.
      И передаёт ему поводья. А верблюды тут же, за спиной лейтенанта, стоят и спокойно смотрят на людей, будто всё это их совсем и не касается.
      Передал лейтенант Нестерову верблюдов и говорит дальше:
      - Работайте на верблюдах и берегите их, как ценное народное достояние. Только научите их военному делу, а то ведь они допризывную подготовку не проходили...
      Кончил серьёзно говорить, а в глазах улыбка. Улыбаемся и мы.
      Принял Нестеров верблюдов и сказал командиру роты своё солдатское слово:
      - Всё будет в порядке, товарищ гвардии лейтенант! Не подведу роту.
      И взялся Нестеров за военное обучение верблюдов. Толковый, опытный был мужик, из-под Уральска. Старый, а ещё крепкий. Председателем колхоза работал. У него три сына были на фронте, и сам добровольцем пошёл. Спокойный, работящий. За это его в роте все уважали. Командир роты его даже по имени-отчеству называл, а мы в шутку величали Бородачом.
      Первым делом Нестеров стал приучать своих верблюдов ложиться по команде. Послушный Мишка очень скоро понял команду и ложился, а Разбойник или не понимал команды, или просто не хотел её выполнять. При налётах авиации он страшно пугался, дрожал и рвался куда-то бежать. А когда Нестеров хватал его за повод и дёргал вниз, понукая лечь, Разбойник артачился, хрипло кричал и отплёвывался жидкой зелёной жвачкой.
      Как-то мы посоветовали Нестерову:
      - Чего ты с ним нянчишься? Попотчевал бы его кнутом хорошенько; глядишь, и послушнее был бы.
      А Нестеров на это спокойно ответил:
      - Нет, товарищи, на кнуте далеко не уедешь. Хуже будет. Я уж знаю.
      И стал прикармливать непослушного Разбойника хлебом с солью. Соль-то верблюды любят больше всего - жить без неё не могут. Положит Нестеров кусочек хлеба на землю, посыплет его густо солью и приговаривает: "Ложись... ложись". А так хватать не даёт. Чтобы воспользоваться вкусным угощением, непокорный верблюд вынужден был ложиться на землю. Но этого ещё мало. Ведь когда верблюд ляжет, то здоровенная его голова на длинной, изогнутой шее высоко торчит над землёй - хорошая мишень для осколков. Матвей Иванович стал приучать верблюдов вытягивать по земле шею. Послушный Мишка охотно это проделывал, получая в награду хлеб с солью. А Разбойник тоже ляжет, вытянет шею по земле, схватит лакомый кусочек и опять задирает голову кверху. Глаза злые, уши маленькие, нижняя губа отвисла ложечкой, а верхняя над ней нависла. По одним губам видно было, что капризный. Уж на что терпелив был Матвей Иванович, но и тот иногда не выдерживал и ругался:
      - У-у, чертяка противный! Погоди вот, дьявол, трахнут тебя враги по непослушной башке, тогда припомнишь, чему я тебя, дурака, учил...
      Глядя на старания Нестерова в дрессировке верблюдов, мы шутили:
      - Вот, Матвей Иваныч, как война кончится, в цирк с ними пойдёшь. На старости лет кусок хлеба. И народ потешать будешь, и денег много заработаешь.
      А Нестеров серьёзно нам отвечал:
      - Не понимаете вы этой скотины - вот и смеётесь. Я в свой колхоз взял бы их за хорошие деньги. Вы ещё увидите, на Что они способны...
      Сначала Нестеров возил грузы с ДОПа* до полкового тыла, а на передовую его не пускали. Но когда командир роты увидел, как верблюды работают и слушаются своего хозяина, доверил Нестерову возить боеприпасы на огневые позиции полковых батарей.
      _______________
      * Д О П - дивизионный обменный пункт.
      - Вот вам и жирафы! - говорил командир роты. - Надо было к ним только умелые руки приложить - и смотрите, какая это полезная скотина на фронте. Пожалуй, придётся одному взводу целиком на верблюжьи упряжки перейти. А тебя туда, Матвей Иваныч, старшим инструктором, что ли, назначить?
      От этих слов Нестеров повеселел. Каждому ведь приятно среди товарищей примерным быть.
      Повёз Нестеров снаряды на огневые позиции батарей и с первого же раза попал под артиллерийский налёт. "Ложись!" - крикнул Нестеров и прыгнул в щель. Оба верблюда шлёпнулись по команде на землю. Мишка вытянул по земле шею, а Разбойник задрал голову кверху и крутит ею во все стороны: не то выбирает направление, куда бы стрекача дать, не то высматривает врага, чтоб оплевать его жвачкой. Снаряды сначала свистели и ложились далеко от батареи - то недолёт, то перелёт, - а то вдруг снаряд прошуршал совсем близко и... тр-рах по батарее!
      Разбойник испуганно взревел, вскочил на ноги, рванулся в сторону и, оборвав постромки, помчался по степи куда глаза глядят. От страха ввалился в овраг, там его Нестеров и нашёл потом. Верблюд лежал и тяжело дышал, обессиленный, мокрый от пота, в крови. Два осколка поразили его: один пронзил холку, а другой в затылке застрял.
      Пришлось раненого Разбойника эвакуировать в ветлазарет, где ему сделали операцию и удалили из головы осколок.
      Через три недели Разбойника вернули в строй, и он опять стал таскать грузы, но переменился как-то... Не знаю только отчего: то ли тяжёлое ранение запомнилось, то ли покорило терпеливое упрямство Нестерова. Своенравный верблюд стал послушнее: при обстреле быстро ложился и струной вытягивал по земле длинную шею. Только вздрагивал и стонал - видно, всё-таки боялся.
      Зимой, когда наши войска уничтожали окружённого врага, снарядов потребовалось очень много, а дороги так завалило снегом, что машины застревали. Даже в пароконной упряжке трудно было ездить: дороги узкие, а чуть в сторону - снег по брюхо лошади. Все обозы пришлось перевести на одноконную упряжь, и многие части завели себе верблюжьи транспортные роты, которые перевозили много боеприпасов. И у нас сформировали один взвод на верблюдах, а старшим в нём поставили Нестерова.
      Лошадям тогда туговато пришлось: из кормов одна солома была, а работа тяжёлая. Истощение началось и падёж... А верблюды ничего - всё выносили.
      Нестеров придумал возить живыми тягачами санный поезд: связал по трое саней за каждым верблюдом. Один взвод за три взвода грузы возил. За выполнение такого боевого дела Нестерова в сержанты произвели и наградили медалью "За боевые заслуги". А командир роты, старший лейтенант Саблин, назвал его фронтовым ударником. Все мы поздравляли его.
      Но после битвы на Волге опять перешли на коней и всех верблюдов вернули из частей в колхозы; колхозам надо было с весны хлеб сеять - тягла у них совсем мало осталось.
      А Нестеров со своей парой верблюдов не мог расстаться.
      Мы шли на запад, и эти степняки легко переносили новый для них климат.
      Нестеров берёг их от огня противника, но на войне ведь всякие неожиданности бывают...
      В январе сорок пятого года наши войска гнали гитлеровскую армию от Вислы к Одеру. Остатки разбитых частей скрывались в лесах. Наши войска так быстро продвигались вперёд, преследуя противника, что даже обозы на конной тяге не успевали за пехотой и отрывались от своих частей. Да и пехота не шагала пешком, а двигалась на машинах и трофейных лошадях.
      Зима на Западе какая-то скучная, мокрая: то выпадет снег, а то, глядишь, через два дня растает. Нестеров как-то сказал:
      - Вот кислятина... Не поймёшь, то ли зима, то ли осень. Вишь, и в климате у нас более чёткий порядок: уж если зима, так зима, а осень, так осень!
      Западный сыроватый климат и жёсткие шоссейные дороги особенно расстраивали Нестерова. Дело в том, что лапы у верблюдов мягкие, их ведь не подкуёшь. Скользят по мокрому асфальту, падают, а потом захромали подошвы протёрлись до живого мяса. А у Мишки ещё и растяжение связок получилось. Хоть бросай верблюдов на месте. Нестеров смастерил из толстой резины башмаки и обул в них своих тяжеловозов. Пошли опять хорошо: не скользят и подошвы не трутся о камни. Только Мишка от растяжения не мог работать. Нестеров перепряг Разбойника в одноконную повозку.
      Отстала немного наша рота от своего полка в районе города Дейч-Кроне.
      Вечерело. Наступили сумерки. Наш обоз двигался по лесной дороге. И вдруг застрочили из лесу. Пули - фью-ю, фью-ю... цвик-цвик! Гвардии старший лейтенант Саблин скомандовал: "В ружьё!", а потом: "Цепью в кювет! Ложись! Беглый огонь!"
      Схватились мы за свои автоматы - да с повозок долой. Залегли в кювет и смотрим: где же враги? Не видать их. А они спрятались за деревьями и сыплют: видно только, как огонь из автоматов бьёт. По этим огонькам и повели мы ответный огонь. А обоз, конечно, на дороге остался. Лишившись управления, Разбойник шарахнулся с дороги в сторону, в лес, а Мишка, привязанный сзади за повозку, оборвал повод и лёг на дороге. Увидел Нестеров, что Разбойник мчится в лес, прямо в лапы к врагу, да как крикнет что есть мочи: "Ложись!" Услышал Разбойник повелительный голос своего хозяина и плюхнулся на землю.
      Ведут огонь фашисты со всех сторон, а один из их автоматчиков подполз к Нестеровой повозке и потянул за повод Разбойника. Верблюд ни с места, даже голову не поднял с земли. Хотели мы этого фашиста на мушку взять, да опасались в верблюда попасть. А бандит видит, что верблюд не трогается с места, взял и ткнул его автоматом в морду. Не привык Разбойник к такому обращению: поднял голову и харкнул на врага вонючей жвачкой. Залепил ему всё лицо. И смех и грех! Закричал что-то фашист и ещё сильней ударил Разбойника автоматом. А сам пополз от него. Рассвирепел Разбойник, вскочил с земли и бросился за обидчиком. А тот испугался, вскочил и полоснул очередью в живот верблюду. Взревел Разбойник не своим голосом и присел, но не упал. Двумя прыжками он настиг фашиста, хрупнул его за шею зубами и всем телом рухнул на него...
      Тут раздалась команда нашего командира роты. Выскочили мы из кювета и с криком "ура" повели на ходу огонь из автоматов. Рассеялись фашисты в лесу, оставив на месте убитых и раненых...
      Подошли мы к Разбойнику. Он медленно и тяжело умирал: часто закрывал большие помутневшие глаза и протяжно стонал. Из-под него вытащили мы фашистского налётчика. Он был мёртв. Разбойник переломил ему позвоночник.
      Покачал седой головой наш Матвей Иванович и печально сказал:
      - Ах ты милый мой Разбойник... Не пришлось тебе дойти с нами до логова звериного... И труды мои пропали...
      Жалко и нам было животное, а ещё больше своего друга Нестерова.
      Остался от парной упряжки один Мишка, и, после того как он перестал хромать, пришлось спаровать его с трофейным конём, тяжёлым рыжим брабансоном. Сначала верблюд недовольно косился на коня, но потом привык, и тянули они дружно.
      В первых числах мая сорок пятого года после падения Берлина наша рота двигалась колонной по длинной Франкфуртштрассе. Впереди, верхом на красивом коне, ехал гвардии капитан Саблин, а на первой подводе, запряжённой верблюдом и конём, восседал гвардии старшина Нестеров. На груди у него красовались орден Красной Звезды и две медали "За боевые заслуги". Расчёсанная, аккуратная борода отливала серебром. На длинной шее его питомца Мишки висела красная лента с пышным бантом.
      Глядя на развалины каменных домов, Матвей Иванович сказал:
      - Вот оно, логово-то, какое общипанное...
      На обеденном привале мы кормили голодных немецких детей хлебом, мясным супом и кашей. Накормленные и повеселевшие, они благодарили нас и совали нам в руки открытки берлинских видов. Показывая на снимок канцелярии Гитлера, дети говорили: "Гитлер капут!"
      - Вот именно "капут". Ни с чем остались... И до чего довели народ германский, а... - сокрушался Матвей Иванович.
      В Берлине, на окраине, мы простояли с полгода. Жили в хороших домах, но все очень тосковали по своей земле и своим хатам.
      И Мишка стал что-то хиреть, похудел, холка свалилась набок. Сырой-то климат им вредит.
      - Эх, Мишка, друг мой, - сказал Нестеров, - видно, и тебе чужой климат не по нутру! Домой бы нам теперь, в свою степь-матушку. На сладкий молочай и горячее солнышко...
      Да, ничего нет милее родных мест!
      В конце сорок пятого года Нестерова демобилизовали, и поехал он на родину с Мишкой. Бумагу Нестерову такую выдали, что, дескать, верблюд даётся в подарок от гвардейцев колхозу "Советский труженик".
      ДРУЖОК
      Однажды в какой-то сожжённой деревушке к нам пристал пёс, чёрный, с жёлтыми надглазниками, лохматый и грязный. Был у нас тогда в роте замечательный пулемётчик татарин Абдулла Рафиков, тихий такой, малоразговорчивый, но очень смелый в бою и сердечный человек.
      Так вот Абдулла приласкал беспризорную собаку, накормил её супом с хлебом и даже вымыл в реке. Довольный пёс отряхивался от воды, чихал, доверчиво смотрел на свою заботливую няньку и лизал Рафикову руку. А мы смеялись:
      - Ну, псина-образина, тебе такой уход, наверно, и во сне не снился.
      Все мы очень полюбили этого простого пса, который чем-то напоминал нам мирную сельскую жизнь в родном доме. На фронте это часто бывало: таскают солдаты за собой то собаку, то жеребёнка и в минуты отдыха от боев и походов играют с ними, ласкают и балуют.
      Назвали мы приблудного пса Дружком.
      Быстро свыкся пёс со своим новым положением, обжился в роте и хорошо знал всех бойцов роты, но главным своим хозяином считал Абдуллу Рафикова.
      Но вот как-то раз командир роты и говорит Рафикову:
      - Что он у нас даром хлеб ест? Ты научи его чему-нибудь полезному. Пусть службу несёт.
      И стал Рафиков обучать Дружка военному делу.
      Обмотает его пулемётной лентой, и ходит пёс за ним, носит патроны. А потом стал обучать переползанию. Бросит подальше кусок мяса, ляжет на землю и вместе с собой положит Дружка. Затем сам ползёт и собаке приказывает:
      - Ползи... ползи...
      Пёс сначала вскакивал и хватал мясо, но упрямый дрессировщик выдёргивал кусок из зубов своего любимца и, нажимая ему рукой на спину, настойчиво заставлял ползти.
      Недоверчиво смотрели мы на эти уроки и смеялись над товарищем:
      - Брось, Абдулла, с ним возиться. Это же простая дворняга - ничего из этого не получится. В деревне только лает да ворон пугает.
      А Рафиков упорно стоял на своём:
      - Постой немного. Он учёный будет.
      Так и вышло.
      Смотрим, через некоторое время ползать стал Дружок по одной только команде "ползи". Проползёт немного и сразу же получает от хозяина награду - кусок мяса или сахару.
      И боевую службу стал нести.
      Бывали такие случаи: окопавшись на высотке, лежит Абдулла со своим помощником Васей Королёвым и бьёт из пулемёта по врагу. Недалеко в овраге - патронный пункт. Там Дружок лежит. И вот в самый разгар боя, когда патроны у пулемётчиков на исходе, а поднести к ним из-за сильного огня противника трудно, - посылают Дружка. Получив приказание "ползи", он срывается с места и бежит, а потом ложится на живот, вытягивается и ползёт, плотно прижимаясь к земле.
      Пули кругом него свистят, иногда мины рвутся, а он продвигается всё вперёд и вперёд. Снимут с него пулемётчики патронную ленту и посылают обратно.
      А после боя каждый старался чем-нибудь да угостить Дружка. А Рафиков обижался на озорство товарищей:
      - Не надо портить собаку. А то слушаться не будет...
      Все мы очень довольны были и службой и дружбой этой собаки, но на войне часто теряем мы вдруг то, что нам очень дорого и чего мы никак не хотим терять...
      Однажды во время боя подполз Дружок с патронами к Абдулле, а в это время недалеко разорвалась мина. Рафиков будто нехотя отвалился от пулемёта, и пулемёт замолк. Дружок заскулил и завертелся волчком на месте, хватаясь зубами за раненую ногу.
      После успешной атаки мы поднялись на высотку, где было пулемётное гнездо Рафикова. Недалеко от пулемёта мы подобрали тяжело раненного Васю Королёва - помощника наводчика, а в окопчике навзничь лежал наш славный наводчик и рядом с ним его верный Дружок. Положив на грудь своего хозяина передние лапы, он жалобно скулил...
      Мы похоронили своего боевого товарища на опушке рощи, недалеко от деревни Голубочки. На могиле его поставили маленький деревянный памятник и написали на нём: "Погиб смертью храбрых за Советскую Родину пулемётчик Абдулла Рафиков, год рождения 1912".
      А Дружку перевязали раненую ногу и положили его в повозку. Наша часть отходила. Ночью мы выехали из деревни и к утру, проехав километров десять, вдруг заметили, что Дружка в повозке нет. И куда он делся - никто не знал.
      Дня через два мы снова с боем заняли деревню Голубочки и пошли на могилу товарища. На опушке леса мы остановились: надмогильный деревянный памятник выворочен и разбит, а у могилы лежит Дружок с простреленной головой. От местных жителей мы узнали вот что.
      После нашего ухода из деревни в неё вошли фашисты, и один из автоматчиков, проходя через опушку леса, увидел могилу Рафикова. Он подошёл к ней и ударил ногой по деревянному памятнику. В это время из-за дерева на него набросилась хромая чёрная собака и вцепилась зубами в ногу. Немец сначала испугался, закричал, а потом, придя в себя, оттолкнул собаку прочь и дал автоматную очередь...
      Мы закопали верного Дружка тут же под деревом, около могилы его хозяина - славного пулемётчика Абдуллы Рафикова.
      ПОДВИГ САНИТАРА
      Однажды в наш лазарет привезли раненую собаку. Это был лохматый тёмно-серый пёс, похожий на кавказскую овчарку, ростом с доброго телёнка. И кличка у него была какая-то размашистая - Разливай.
      Мы удалили осколки, и раны стали быстро заживать. У собак хорошо зарастают раны.
      Недели через две, когда собака уже выздоравливала, в лазарет пришёл её хозяин. Был он пожилой, кряжистый, с большим скуластым лицом, выбритым до глянца. Обращаясь ко мне, поднял к козырьку руку и представился:
      - Ефрейтор Ткачук. Вожатый-санитар. Раненых возил. Трёх собак миной уложило, а нас с Разливаем миновала...
      Говорил он легко, без напряжения, и мощный, грудной бас гудел как из бочки. "Вот, наверно, поёт..." - подумал я. Левая рука у него была забинтована и висела на привязи. На левой стороне широкой груди серебристо поблёскивала новенькая медаль "За боевые заслуги".
      - Я сейчас в медсанбате, - продолжал ефрейтор, - в команде выздоравливающих. Хотели меня эвакуировать дальше, да я упросил оставить. Наша дивизия для меня - дом родной.
      Мы сняли Разливая с привязи. Он подошёл к своему хозяину и ткнулся мордой в колени. Собака даже не виляла хвостом.
      - Суровый ваш Разливай... - заметил я.
      - Такой уж у него характер, - пояснил Ткачук, - неразговорчивый. Но хозяина не подведёт. Я его взять хочу. Можно?
      - Пожалуй, можно, но зачем он вам теперь один-то?..
      - Я ему напарников присмотрел в деревне. Буду готовить новую упряжку, а Разливай вожаком будет. Он у меня опытный: школу окончил и пороху понюхал...
      Прощаясь со мной, Ткачук озабоченно сказал:
      - Меня весна беспокоит... Снег скоро сойдёт, а тележки-то у меня нет. На волокуше по земле тяжело.
      Солнце уже пригревало по-весеннему. Снег посинел и осел. Зачернели высотки. В оврагах под снегом накапливалась вода.
      - Приходите к нам в лазарет, - пригласил я, - у нас кузница есть, и кузнец хороший. Может, что-нибудь смастерим...
      - Ладно. Отпрошусь у командира санбата. Приду.
      Наш лазарет располагался в совхозе, в двух километрах от медсанбата. Рабочие были эвакуированы куда-то на восток, и в совхозе мы были полными хозяевами. В конюшнях и коровниках стояли раненые лошади, а в кузнице мы ковали лошадей и чинили повозки. Был у нас замечательный кузнец, Григорий Дёмин, мастер на все руки: он и лошадь подкуёт, и повозку починит, и часы исправит. Встречаются в народе такие таланты.
      Через несколько дней Ткачук пришёл в лазарет, и я его свёл с Дёминым.
      - Надо бы тележку сделать, - сказал Ткачук, - хорошо бы на шариках. Полегче возить собачкам.
      - Не знаю как, - ответил Дёмин, - на шарикоподшипниках я ещё не делал. Подумаем.
      Дёмин не любил много говорить и не давал обещаний, но делал всё добротно. Недалеко от нас, в деревне, стояла автомобильная рота. В этот же день, как пришёл Ткачук, Дёмин съездил в автороту и привёз шариковые подшипники.
      - Шофёры дали от разбитых машин. Попробуем приспособить к тележке...
      Они приступили к работе. Стоял тёплый, солнечный апрель. Снег сошёл, и земля была мокрая, липкая, ещё холодная, а днём под солнышком от неё шёл парок. Кое-где уже пробивалась иголочками изумрудно-зелёная травка. Израненная окопами и воронками земля терпеливо ожидала своего хозяина-труженика.
      Дёмин и Ткачук делали тележку во дворе, около кузницы. Ткачук прикрыл глаза рукой от яркого солнца и вздохнул:
      - Эх, какая благодать!.. Теперь бы на земле поработать, а вот приходится на войну все силы отдавать...

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7