Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Кавказ

ModernLib.Net / Историческая проза / Величко Василий Львович / Кавказ - Чтение (стр. 11)
Автор: Величко Василий Львович
Жанр: Историческая проза

 

 


Азербайджанским татарам под нашим владычеством не везло. Даже князь Воронцов, наместник-созидатель, в силу своих личных взглядов, совершил ошибку, установив крепостное право там, где его не было, и попытавшись выдвинуть татарское родовое дворянство. Но и эта ошибка не была доведена до конца, и доселе мусульманское население Закавказья, в силу причин ничем не оправдываемых, обречено на хаос в области сословно-поземельной.

Многое делалось и доселе делается, как будто нарочно, чтобы затруднить этому населению спокойную жизнь и переход к более культурным ее формам. Просуществовавшая несколько десятилетий сословно-поземельная комиссия ничего не делала, была упразднена, и дела ее переданы в канцелярию главноначальствующего гражданскою частью на Кавказе по военно-народному управлению. О том, чтобы эти дела двигались, пока не слышно. Между тем, путаница отношений царит невообразимая: крепостное право отменено, а обязательные отношения крестьян-мусульман к бекам остались, причем угодья не разверстаны; недоразумения происходят на каждом шагу, служа источником дохода для местных маленьких властей и вызывая справедливое неудовольствие во всех слоях населения.

Невыясненность сословных прав также влечет за собой тяжкие экономические и бытовые последствия. В силу целого ряда обстоятельств, вызванных упразднением крепостного права и постепенным вздорожанием жизни, переходящей от патриархального строя к растленно-буржуазному, — бекам и агаларам, т.е. местным землевладельцам, оказался необходимым кредит. Между тем, не будучи утверждены в правах дворянства, они в дворянском банке кредитом пользоваться не могут, а необходимый народной массе крестьянский банк еще не учрежден. В результате все слои местного населения отданы непредусмотрительною русскою властью в цепкие руки ростовщиков-армян. Если сопоставить это с многолетним бездействием сословно-поземельной комиссии, то не трудно прийти к логическому и жизненно-правильному выводу, что именно армянская плутократия, которой выгоден этот ненормальный порядок вещей, поддерживала его своим тлетворным влиянием на местные правительственные учреждения или единичных бессовестных деятелей. Мусульманин-бек, предки которого занимали видные должности при грузинских царях, а затем были офицерами русской службы, не может поместить своего сына в кадетский корпус на казенный счет, за невыяснением своих сословных прав. Представители высшего сословия, беки и агалары, склонны к военной службе; но и в тех случаях, когда они несут ее беспорочно, с отличием, они не освобождаются от налога, взимаемого с мусульманского населения взамен воинской повинности.

За отсутствием в крае национальной финансовой политики, экономическое положение именно мусульман ухудшается с каждым годом. Армянская плутократия составляет сплоченную стачку, обесценивающую труд татар-земледельцев и скотоводов, завладевшую всеми рынками, кредитом и денежным обращением вообще. Весь край разделен на районы, разобранные более или менее крупными пауками-армянами, эксплуатирующими местное татарское население. В одном месте сидит, скупая за бесценок туту и виноград, какой-нибудь Хубларов, в другом, Согомонов, в третьем — еще кто-нибудь в таком же роде. А эти сельские продукты скоро портятся: если не продать вовремя, то пропадет немало труда и семья труженика лишится куска хлеба. Сунуться в город? Скупщики могут не допустить до рынка, и мелкая полиция будет на их стороне! Приходится действовать по малорусской пословице «скачи, враже, як пан каже»…

При современных ненормальных условиях кавказской жизни было бы странно даже думать о том, чтобы в районы ростовщической эксплуатации татарского населения прорвалась посторонняя экономическая сила, создала бы конкуренцию и повысила бы уровень народного заработка. Для борьбы с такими попытками пускаются в ход какие угодно средства, до тягчайших преступлений включительно. На Кавказе много наделало шуму так называемое Хубларовское дело, или убийство в селении Шеллу, Елизаветпольской губернии. Русский промышленник вздумал открыть водочный завод в районе монополиста-армянина Хубларова. Его всячески отговаривали и предприятию старались помешать. Когда же он послал на место, т.е. в агдамский участок Шушинского уезда, нескольких служащих по делам проектированного завода, то эти последние были убиты, причем трупы их оставались нисколько дней не погребенными, так как судебный следователь-армянин был отвлечен от служебных обязанностей какими-то семейными радостями. Хотя он и взялся за дело с таким усердием, с каким, по медвежьей мимике, «бабы на работу ходят», и хотя в дальнейшем он не пренебрегал добыванием доказательств обеляющих монополиста Хубларова, тем не менее, этого последнего, в силу весьма веских улик, пришлось подвергнуть предварительному заключению в тюрьме, к немалой ярости всей армянской денежной аристократии. Особенно веские улики были добыты не предварительным следствием, а полицейским дознанием. Тогда началось гонение против всех лиц, принявших к сердцу открытие виновников зверского преступления. Откопаны были делишки, компрометировавшие уездного начальника и участкового пристава, дела, задолго до того поднятые, затем положенные под спуд и в нужный момент вынутые на свет Божий исключительно с целью подорвать доверие к показаниям этих служилых людей и изъять этих последних из официального обращения. Одновременно была сочинена возмутительная сплетня про шушинского землевладельца, татарина Джафар бека Везирова, повинного в том, что он интересовался раскрытием преступления, так как один из родственников его был убит. Сочинили и дерзали, с целью подготовления общественного мнения к давно задуманному фокусу, публично в юридическом обществе прозрачными намеками говорить, что Джафар бек Везиров, человек влиятельный в своем районе, приводит местное население в мечеть и заставляет его присягать себе (!) на верность. Одновременно с известием о том, что Хубларовское дело передается, по воле кавказского начальства, из гражданского суда в военный, и что полицейские чиновники, неприятные г. Хубларову, будут уволены от службы, в Тифлисе распространился слух, что дело защиты Хубларова организовано совсем особенным образом: взялся «проводить» его один местный проходимец из кавказских уроженцев, обладающей связями в разных тифлисских сферах и давно запятнавший русское имя циничным служением всевозможным армянским шашням. Он должен был «проводить» дело, оставаясь лично в тени; суммы, ассигнованные на эти безгрешные расходы, в устах рассказчиков колебались от 40 до 100 тысяч. Армянская печать дошла до крайнего лиризма в защиту Хубларова, а против этого последнего, по местным цензурным условиям, было писать более чем затруднительно.

В Шушу выехала сессия военно-окружного суда, под председательством военного судьи Иваненки. Как велось дело, т.е. новое предварительное и судебное следствие, — это мог бы выяснить беспристрастный ревизор, который, к сожалению, туда послан не был. Несомненны только три факта: что помощник прокурора, вместо обвинительной речи, сказал нечто вроде оправдательной, и она была в таком виде напечатана в армянствующей газете «Новое Обозрение»; что за два дня до произнесения приговора, который, казалось, не мог быть заранее никому известен, вся Шуша готовилась к лукулловскому азиатскому пиршеству и что состав выездной сессии, за исключением одного подполковника Эриванскаго полка, принял затем участие в хубларовских празднествах, после того, как г. Иваненко заключил оправдательный вердикт лирическим приветствием по адресу благополучного г. Хубларова[26]. Джафар бек Везиров был неожиданно для всей губернии арестован и подвергнут предварительному заключению. Там его продержали довольно долго и затем отпустили неповинного больного старика, сказав ему: «pardon, monsieur!»

Затем… все обстоит благополучно. Никакой новый предприниматель не сунулся конкурировать с армянскими промышленными феодалами, которых «ничто не берет». Все порядочные люди на Кавказе, особенно представители нашей доблестной армии, были возмущены, пошумели, поговорили, а затем это грязное дело уступило очередь другим грязным делам, имя же им легион.

У означенного дела, как и у многих других судебных драм, разыгрывающихся в Закавказье, нелестными, но, к сожалению, характерными для татарского населения подробностями являются наличность наемных убийц и заметная склонность татар к лжесвидетельству. Причины обоих явлений сложны и во всяком случае не могут быть отнесены исключительно к вине самой азербайджанской расы. Вопрос о наемных убийцах удобно рассмотреть в связи с вопросом о разбоях, которого я коснусь ниже, и который составляет ахиллесову пяту для всех начальников края, наглядно нарушая гармонию отчетного благоденствия на Кавказе.

Лжесвидетельство — прискорбное, почти повальное явление, коренящееся, однако, не столько в характере мусульманского населения, сколько во внешних причинах. Азербайджанский татарин религиозен и в общежитии правдив; он в дружбе верен, слово держит, дорожит добрым именем. А на суде он непременно солжет. С одной стороны, ему непонятны принципы нашего суда, с другой — на его нервы пагубно действует наше судопроизводство. Он в душе страстно-спортивный человек; состязательный процесс является для него не средством для выяснения истины, а борьбой , в которой оказывается правым победитель. Вдобавок суд, не считающийся с местными обычаями и понятиями и нередко впадающий в ошибки против жизненной правды, не внушает мусульманину того доверия и почтения, при которых язык трудно поворачивается, чтобы солгать. Адвокатура, как подпольная, так и не без иронии именуемая «присяжною», берущаяся защищать кого и что угодно, сама толкает преступников и свидетелей на путь лжи, на путь издевательства над законом. А если добавить к этому тяжкие материальные и бытовые, понижающие нравственный уровень, условия, в которые на Кавказе поставлен весь служилый класс, не исключая судебного ведомства, то немудрено понять и до известной степени оправдать отрицательное отношение мусульман-азербайджанцев, да и всего прочего кавказского населения к нашему суду.

Весьма вредит делу также незнание туземцами государственная языка, на котором совершается судопроизводство, незнание чинами судебного ведомства туземных языков и в итоге непомерно широкая и до известной степени решающая роль малонадежных переводчиков. Туземцы знают цену этим последним, и это дает им лишнее основание скептически относиться к русскому суду. Есть еще к тому причина, в психологии азербайджанских татар. Они в течение веков привыкли к тому, что суровые решения их агаларов и ханов немедленно приводились в исполнение, т.е. виновный подвергался повешению на ближайшем чинаре или немедленной конфискации имущества. Понятие уголовной неправды было не столь резко отграничено от неправды гражданской и, пожалуй, в некоторых случаях, толковалось жизненнее. Так, например, если хлеботорговец назначал слишком высокую цену на хлеб и тем вызывал ропот населения, то хан или кади прибивал его ухо гвоздем к двери и держал его в такой позе, пока тот не откажется от ростовщических цен на насущно-необходимый продукт. Это до сих пор практикуется в Персии. Для нервов современных законодателей это слишком жестоко, но с точки зрения местных нравов оно рациональнее, чем наше долгое письменное судопроизводство с его апелляциями, кассациями, взятием на поруки и ссылкой, из которой смелому джигиту не трудно бежать. В виду двух последних условий, свидетели боятся показывать правду, прекрасно зная, что преступник непременно отмстит им поджогом или убийством. Такой основательный страх немало затрудняет дело правосудия не только в Закавказье, но и в остальной России, так что относить его к некультурности одних мусульман было бы несправедливо.

Очевидно в итоге, что закавказские коренные жители и, в частности мусульмане, нуждаются в ином, глубоко продуманном судоустройстве и судопроизводстве, наряду с надлежащим регулированием прочных в крае государственных функций, с которыми тесно связана деятельность судебной власти. Между прочим, нужно, чтобы школа возможно шире и глубже воздействовала на массу населения. Мусульманские влиятельные классы не противятся введению русской школы, в противоположность армянским и отчасти грузинским патриотам, а кавказская власть в этом деле скупится, к немалой радости армянских политиканов, торгашей и захолустных чиновников, которым выгодно, чтобы мусульманское население, не знающее ни государственного языка, ни законов, возможно дольше было жертвою всяческой эксплуатации. Армянам выгодно также, чтобы о мусульманах слагалось в русском обществе недоброе мнение, как об элементе некультурном, диком и во всех отношениях ненадежном. Для армянствующей печати возможность сообщать о татарских разбоях, оттеняющих якобы мирное настроение «христиан», т.е. армян, и подрывающих доверие к силе русской власти в крае, представляет истинный праздник…

14. РАЗБОИ

Разбои являются крупной язвой местной жизни. Повинны в них преимущественно мусульмане в Восточном Закавказье и западно-картвельские племена в губерниях Кутаисской, Черноморской и новообразованной Батумской области. О разбоях и средствах борьбы с ними исписаны целые тома, а панацеи от этого бедствия доселе не найдено. Ясно, что это недуг не какой-либо части местного социального организма, а всего этого организма, в полном его объеме. Сложна и причина, его породившая.

С одной стороны, — многовековая привычка к партизанской войне и к отсутствию надлежащей государственности, обеспечивающей мир и порядок на обширных пространствах, вспыльчивый нрав, спортивность, жажда подвигов, нервная неуравновешенность местного населения; с другой стороны — тяжкие социально-экономические условия, в которые оно поставлено: беспрепятственное господство армян-эксплуататоров, вошедшая в традицию продажность значительной части служилого класса, невыясненность сословно-поземельных отношений, кровавые родовые счеты; в итоге — целое море неправды, захлестывающее своими грязными волнами всю местную жизнь.

Нечего удивляться тому, что такие разбойники, как Арсен в Тифлисской губернии и, Хан-Баба в Бакинской, Кярам или Керим в Елизаветпольской, а в позднейшее время, Алай бек Мурсакулов в Тифлисской и смежных с нею губерниях, продержались долго, были неуловимы и стяжали себе в населении громкие, до известной степени уважаемые имена. Эти люди были не банальными разбойниками, а в некоторых случаях и восстановителями попранной справедливости. Они грабили и убивали утеснителей народа, причем проявляли чудеса храбрости и ловкости, удовлетворяя тем и нравственным, и художественным запросам своих соплеменников.

Их проделки блистали порою то сказочною эффектностью, то рыцарским великодушием, то великолепным юмором. Алай бек Мурсакулов, например, с несколькими молодцами ограбил караван дилижансов, в которых сидело до 100 человек, в том числе немало вооруженных; своим подчиненным он строго запрещал обижать женщин и детей, а в нескольких случаях отдавал обратно женщинам их драгоценности, узнав, что они связаны с дорогими воспоминаниями. Кярам систематически раздавал бедным значительную часть награбленной добычи. Неуловим и дерзок бывал он до чрезвычайности. Так, например, когда один уездный начальник задался целью поймать во что бы то ни стало Кярама, этот последний в течение месяца скакал по уезду, в числе чапаров или стражников ретивого администратора, конечно, не без сообщничества нижних чинов земской полиции. Алай бек Мурсакулов, явившись с 4-мя разбойниками в одно из боржомских дачных мест, служащих излюбленной летней резиденцией армянской плутократии, заставил миллионершу-армянку лично поставить самовар и служить у стола. Этот эпизод произвел фурор в местном обществе, угнетаемом наглостью привилегированных армянских богачей и обрадовавшемся возможности получить некоторое нравственное удовлетворение, хотя бы при помощи юмориста-разбойника.

Алай бек Мурсакулов, подобно некоторым другим атаманам гачагов, был разбойником случайным и до некоторой степени невольным, а не профессиональным. Он происходил из хорошей, уважаемой в крае агаларской семьи, прошел несколько классов гимназии, отлично говорил по-русски и был вообще культурным человеком. Глупое судебное дело, окончившееся потерей родового имения, положило начало его бедствиям; родственник, оттягавший судебным порядком это родовое имение, похитил затем невесту Мурсакулова и был им убит. Убийца был сослан в Сибирь и, бежав оттуда, стал во главе шайки разбойников. Таков в общих чертах местный рассказ о прошлом Алай бека. Если бы его вовремя помиловали, приняв во внимание местные понятия, пылкий темперамент и иные смягчающие вину обстоятельства, или взяли бы его в солдаты на китайскую границу , — Алай бек, наверное, был бы верным слугою Царя и отечества, георгиевским кавалером и достойным человеком. Тупым формализмом испорчено все дело и создан разбойник, с которым кавказская власть так ничего и не смогла поделать в обыкновенном порядке. Алай бек Мурсакулов пал от руки наемного убийцы , своего бывшего сподвижника, и притом не в русских пределах, а в Турции, где считал себя в безопасности… Странно было бы, конечно, на основании единичных примеров, когда трагическое сцепление обстоятельств делает разбойника художественно-симпатичным, поддающимся опоэтизированию, приходить к обобщениям, рисующим разбойников в благоприятном свете. В массе, в подавляющем большинстве разбойники — гнусные хищники, с которыми благоустроенное государство обязано вести упорную борьбу, впредь до их искоренения. Ни администратор, ни публицист не вправе заниматься «социальною поэзией» за счет обывателя, которому надо гарантировать безопасность. Прочее — десерт для поэта или беллетриста…

Вопрос о разбоях теснейшим образом связан с вопросом об уровне администрации. Никогда не забуду одного характерного случая, происшедшего за обедом у покойного князя А.М. Дондукова-Корсакова в Тифлисе. Один из местных, типично-кавказских администраторов после обильных возлияний впал в откровенность и высказал начальнику края, что знает все разбойничьи притоны и лазейки своего района и мог бы за короткое время переловить и перевешать всех тамошних разбойников. На предложение приступить к этой операции возможно скоре он отвечал, что это было бы невыгодно , ибо тогда служба пошла бы однообразно, без административных подвигов и соответственных наград. Он заключил словами: «Мы разбойников нарочно для этого и держим». Правда, надо оговориться, что автор этого признания был кавказский уроженец и не русский по происхождению, и что такого рода «философия» за последнее время уступает место более благородным взглядам на дело. По крайней мере, главное кавказское начальство искренно стремится к устранению такого типа администраторов. Но характерные окраинные типы и создаются, и устраняются не сразу.

Может быть, упомянутый кавказский Фуше в данном случае и прихвастнул, но несомненно, что в его словах есть доля правды. При добросовестной, умело выбранной администрации, при отсутствии потворства со стороны низших ее чинов, разбои непременно должны бы были значительно сократиться. Нужна при этом еще и вдумчивая забота о народном благосостоянии, основанная на глубоком знании местных экономических условий и особенностей быта. Так, например, по весьма основательному мнению старого кавказского администратора и воина К.В. Комарова, во многих местах разбои являются результатом недостатка земли для скотоводства. Это соображение необходимо иметь в виду при решении вопроса о заселении свободных мест Закавказья русскими людьми: надо чтобы такие меры были действительно свободными, т.е., чтобы их отчуждение не лишало туземцев последнего куска хлеба. Воинственного человека голод непременно приведет к разбою. Вообще значение экономических факторов в вопросе о разбоях громадно, и вопрос этот приблизится к разрешению лишь в том случае, если центральное правительство и кавказская власть сознают необходимость вдумчивой национально-экономической политики. В самом деле, что делать пылкому и воинственному от природы татарину, материально пригнетенному пауком-армянином и видящему, что люди в русских мундирах разных ведомств часто действуют в пользу этого последнего? Министерство земледелия распространяет семена хлопка, старается улучшать скотоводство; управление водами понемножку восстановляет правильное орошение поливных земель. Все эти блага простому татарину-земледельцу по усам текут, а в рот не попадают. Характерна скандальная история на Муганской степи, описанная своевременно и в ежедневной печати, и в «Русском Вестнике». Инженер-гидравлик незаконно отвел воду с участков русского поселка на бесплодные дотоле и взятые за бесценок в аренду земли татарских поселян, а интеллигентный армянин Киракозов на этих землях посадил семена хлопка, полученные им от чиновника министерства земледелия, обязанного распространять хлопководство среди сельского населения. Объегорены на казенный счет местные пасынки, т.е, русские и татары , а великие и богатые милости достались шайке дельцов, с армянином во главе. Разве мудрено, если при таких обстоятельствах татарин крепче сожмет в руке дуло своей винтовки или нервно погладит рукоять кинжала? Если хотите устранения разбоя кровавого, то устраните повальную безнаказанность и возмутительно наглый рост разбоя мирного, царящего в целой стране, которая могла бы ожидать иных порядков от просвещенной русской власти.

Иногда разбои, кровавый и бескровный, идут рука об руку и даже сливаются. Крупные промышленники из армян, под видом стражи или прислуги, держат наемных убийц и контрабандистов; нукеры (слуги) богатых помещиков тоже представляют собою вооруженные дружины. Люди, погибшие в темном Хубларовском деле, несомненно, пали от руки наемных убийц, так же, как и присяжный поверенный Старосельский в Баку. Истинные виновники так и не найдены, потому что на Кавказе богатые люди оказываются обыкновенно… невинными.

Наемный убийца в этом крае является представителем почти официально практикуемого ремесла. В Елизаветполе произошел следующий характерный случай. Потребительное общество Закавказской железной дороги решило открыть в этом городе отделение своего магазина, к великому огорченно местного монополиста, крупного торговца бакалейными товарами. Торговец-армянин даже ездил в Тифлис лично предупреждать председателя правления общества, что ничего из этой затеи не выйдет, так как Елизаветполь — «вай, какой бэспакойный мэсто». Место оказалось действительно беспокойным: раза два подряд неизвестные люди стреляли ночью в окна магазина потребительного общества, сперва, очевидно, с намерением только пугнуть; обращение сидельца к полиции привело лишь к тому, что на следующий день стрельба была более серьезная: сиделец не был убит лишь потому, что случайно наклонился во время залпа. Председатель правления общества, видя, что со стороны местной власти защита плоха, обратился к одному знакомому беку за советом и помощью. Тот спокойно отвечал, что необходимо в подобных случаях платить взаимностью.

— То есть, как это?

— А вот увидите. Я вам это устрою.

На следующий день в магазин монополиста-армянина был произведен хорошенький залп картечью, разбивший несколько банок и бутылок с дорогим товаром и смертельно напугавший приказчиков. Виновные, разумеется, разысканы не были, но с этого времени потребительская лавочка могла существовать уже совершенно беспрепятственно. Гомеопатический принцип «similia similibus», в высшей степени целесообразный на Востоке, возымел свое действие и вместе обнаружил истинного хозяина наемных убийц.

Жизненность этого принципа подтверждается характерной пословицей: «птица ловится птицей ». Эта пословица имеется на языках грузинском, азербайджанском и персидском. Один из персидских консулов в Тифлисе, как-то высказал мне полушутя: «Вот у вас на Кавказе разбои свирепствуют, а у нас в Персии — нет. У нас, выдвинется мало-мальски крупный разбойник, — мы сейчас же приглашаем на службу, даем ему выгодное место в войске или администрации, потому что даровитые люди нам нужны. У вас же неизвестного или ничтожного в деловом отношении человека делают администратором, и он оказывается потом либо сам разбойником, либо бессильным против талантливого разбойника»…

Другая местная пословица еще определеннее выражает персидское воззрение на вопрос; она гласит: «Если хочешь сберечь какую-либо вещь, то поручи ее вору». С таким взглядом русская власть, конечно, согласиться не может, хотя несомненно, что в деле борьбы с преступлениями никакая полиция не может обойтись без помощи бывших преступников, а в борьбе с характерными кавказскими разбоями нельзя обойтись без участия бывших разбойников, потому что птица, действительно, ловится птицей, а не рыбой.

Еще более нелепо было бы предполагать, что власть, борющаяся с разбоями, может вообще обойтись без помощи туземцев, хорошо знающих местные условия, и что достаточно пользоваться услугами надежных русских людей из внутренних губерний. Кроме надежности, нужна специальная умелость. Если не хотите ловить при помощи ненадежной местной «птицы», то заведите и акклиматизируйте, приспособьте к местным условиям собственную птицу: поселите на толково избранных пунктах казачьи станицы. А само собою, и на основании прямолинейных канцелярских планов ничто не сделается. Повторяю: смогли же сектанты за несколько лет радикально оградить себя от разбоев, а затем стяжать и симпатию местного населения.

Предполагать, чтобы среди этого последнего не было надежных элементов, готовых придти на помощь правительству в деле упрочения мира и порядка, — нелепо и недобросовестно. Вопрос, стало быть, сводится к умению находить таких людей и привлекать их сочувствие. Нужна, стало быть, тактичная и добросовестная местная власть, которая бы внушала населенно доверие. Достаточного контингента подобных представителей власти в настоящее время там очень мало, а на сцене местной жизни зачастую чередуются честные, но неумелые с умелыми, но нечестными, либо нечестными и одновременно неумелыми. От этого разбои и не прекращаются, а усиливаются.

Разбойничество — настолько глубокая и сложная местная болезнь, что судить о ее ходе по степени резкости симптомов, безусловно, нельзя. Так, по временам, в некоторых уездах восточного Закавказья разбои затихали; но это не значило, что их там не было и что народ освободился от своих угнетателей: наоборот, тут правильнее усмотреть признак того, что полиция вступила в компромисс с вождями разбойников, которые обложили население правильным налогом и спокойно благоденствуют, получая свои доходы без всякого риска, — совершенно на таких же основаниях, на каких сахарозаводчики пользуются благодетельной нормировкой на счет обывателя, а нефтепромышленники покровительственными вывозными тарифами и иными поблажками со стороны заинтересованных ведомств. Нечего и говорить, что от такого рода спокойствия населению не легче и доверие его к русской власти не возрастает.

15. НЕНОРМАЛЬНОСТЬ БЫТОВЫХ УСЛОВИЙ

Доверие, к которому азербайджанские татары в основе склонны, подвергается нередко жестоким испытаниям, при мысли о которых становится больно и страшно. Администрация местностей, населенных азербайджанскими татарами, стоит вообще значительно ниже своего призвания. Места плохо оплачиваются, без соображения с постоянно растущими ценами на жизненные продукты, находящиеся в руках армянской стачки; назначения носят большею частью случайный характер, причем есть примеры назначения на довольно высокие места людей опороченных по прежней своей деятельности, например, исключенных из военной товарищеской среды, и т.п.

Теперешнее кавказское начальство, по направлению, несомненно, русское , а не космополитичное, безусловно стремится к повышению уровня служилого класса, но ему приходится считаться с наследием прошлого, с плодами многолетней «жизненной школы » Закавказья, с рядом тяжелых условий, устранение которых требует времени и дружных усилий целой плеяды деятелей. Но идейное сочувствие к основной лояльности теперешнего кавказского начальства, не устраняет необходимости указывать на изъяны местной административной работы.

Татарин-простолюдин, не говорящий по-русски, не гарантирован ни от какой неправды, ни от какого насилия, ни от каких чудовищных ошибок. Он может смирно сидеть на холме, пасти свое стадо и жарить шашлычок, а в этот момент прискачут ревнители порядка, пристрелят его и как трофей повезут к приставу. Пристав знает его в лицо, так как раза два в год получает него «пешкеши», в виде баранов или иных земных благ; но пристав пошлет его труп к уездному начальнику, который, может быть, тоже знает убитого, ибо купил у него краденую лошадь для поднесения важному городскому чиновнику. Тем не менее, труп пастуха везут в губернский город, откуда по начальству посылается донесение, а в газеты телеграмма о том, что «во время перестрелки между всадниками новой земской стражи и разбойниками убить грозный гачаг Ибрагим оглы, наводивший панику на население значительного района».

Многие татары высказывали мне убеждение в полной возможности такого неприятного случая. Года два или три тому назад на столбцах «Нового Времени» был рассказан случай такой административной охоты на мирных пастухов; корреспондент, сообщивший это сведение, был неисповедимыми путями, изъят из кавказского обращения, но самый факт, им сообщенный, доселе не может считаться достаточно опровергнутым. Самая возможность появления подобных рассказов, которым местное население безусловно верит, для русского имени нелестна и для русского дела не полезна. Можно изъять из обращения того или иного корреспондента, не прибегая к суду и не доказывая добросовестным исследованием ложности сообщенных им сведений; но правду совершенно и навсегда скрыть мудрено.

У кавказской власти не установилось определенного культурного взгляда на вопрос об азербайджанских татарах. Огромное и благодарное поле для созидательной работы остается невспаханным. Местные администраторы забывают, сколько монгольско-туранской крови течет в русских жилах: очевидно, прежняя внутренняя политика наша по отношению к этим инородцам была разумнее и практичнее. В частности, как выше сказано, на школьный вопрос не обращено должного внимания. Положим, школа у нас во всей России плоха сверху донизу, и воспитательное значение ее ничтожно.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16