Фанфан-Тюльпан

Увидев стройный и изящный силуэт своей невесты, Фанфан не удержался и послал ей воздушный поцелуй, который невидимый Купидон должен был поймать на лету и на крыльях донести до золотых кудрей прелестной Перетты.

Но тут же его внимание было привлечено новым появлением движущихся теней. Он увидел, как маркиза де Помпадур, перед которой шла ее камеристка, вышла из туалетной комнаты, чтобы пройти в спальню. Вдруг маркиза остановилась, отскочила назад, открыла дверь туалетной комнаты и заперлась там, увидев угрожающие ей шпаги.

В ночи раздался крик:

— Ко мне! Сюда! На помощь! Тут убийцы!

«Ого! Я вижу, что нужна моя помощь!» — подумал юноша.

И, не теряя ни секунды, не вспомнив о внутренней лестнице и о своем виде, Фанфан, подобрав юбки, спустился по перилам балкона и соскользнул вниз, а затем по карнизу, шедшему вокруг первого этажа, проник во дворец.

В это время в личных покоях фаворитки короля происходила кровавая драма.

Не стоит описывать, каковы были изумление и ужас маркизы де Помпадур, когда, войдя в спальню, она заметила, что за занавесками алькова стоят, уже нацелив на нее шпаги, двое наемников.

Пока госпожа Ван-Штейнберг, тоже испуганная, замерла неподвижно, маркиза, к счастью, не потеряв присутствия духа, отпрянула и успела вернуться в туалетную комнату и запереть за собой дверь. И очень вовремя, так как острия двух шпаг, которыми бандиты владели с необыкновенным мастерством, вонзились в створку двери.

Люрбек не смог удержать крика ярости, а госпожа Ван-Штейнберг тихо сказала ему по-немецки:

— Там есть еще одна дверь, которая выходит в коридор.

— Сюда, люди! — приказал Люрбек своим пособникам, решившись кончить задуманное любой ценой.

И он вместе с ними бросился в коридор в тот самый момент, когда туда же вбежали, привлеченные криками и перепуганные, госпожа Фавар и Перетта. Увидев идущих на них мужчин в масках и со шпагами наголо, актрисы в ужасе вернулись в свою комнату и заперли дверь изнутри на два оборота, а Люрбек, не обращая на них никакого внимания, изо всех сил старался открыть другую дверь в туалетную комнату маркизы. Но госпожа де Помпадур успела закрыть и ее на задвижку. — Разбить дверь! — закричал шпион. — Тогда бандиты ударами кулаков и сапог стали атаковать довольно хрупкую преграду.

Маркиза, полуобнаженная, растрепанная, дрожащая, смотрела, как дверь начинает поддаваться под мощными ударами убийц. Их лица в масках уже виднелись в отверстие. В глубине коридора кто-то — это была госпожа Ван-Штейнберг — освещал им путь, а Люрбек подбадривал их криками и жестами. И маркиза, сложив руки и считая, что пришел ее последний час, закричала:

— Пощадите! Я отдам вам мои драгоценности, все мое состояние! Пожалейте, не убивайте меня!

Ответом на эту мольбу был лишь злобный смех. Но вдруг маркиза, уже почти в обмороке, услышала звон оконного стекла. В окне появилась чья-то рука, которая отодвигала задвижку, а затем в сыплющихся осколках стекла появился Фанфан, который уже забыл про свое женское платье. Одним прыжком он оказался рядом с маркизой, а она, узнав его, издала крик облегчения. Тогда наш предусмотрительный герой, помня, что он не должен быть узнан ни бандитами, ни кем-нибудь другим, мгновенно погасил свечи. В этот миг дверь разлетелась и двое бандитов, освещенные уже только светом луны, ворвались в комнату.

У Фанфана оружия не было. Он начал с того, что опрокинул стол на ноги разбойникам. Потом, схватив два стула, бросил их им в головы, и они с разбитыми физиономиями зарычали от боли.

Люрбек, ошеломленный неожиданным сопротивлением и спрашивая себя, кто эта неизвестная женщина, которая обнаружила гибкость, ловкость и силу гвардейца, обнажил шпагу…

Но юноша, размахивая табуреткой, как щитом, и своим телом защищая маркизу, скрывшуюся за портьерой, осыпал градом ударов бандитов, швыряя в них все, что попадалось под руку. Но, несмотря на отвагу и пыл, он уже не мог справиться с тремя вооруженными мужчинами и вот-вот пал бы, убитый ударом шпаги, как из коридора раздался голос:

— Держитесь! Я иду на помощь!

Это был лейтенант Д'Орильи. Он услышал отчаянные крики маркизы о помощи и, сообразив, что люди в масках, которых впустили в парк, пошли в настоящую атаку на хозяйку замка, быстро подвел лошадь к стене парка, и, вскочив ей на спину, перебрался через стену. Там он увидел открытую дверь, оставленную голландкой как путь к отступлению для Люрбека и его помощников, бросился внутрь, пробежал по лестнице наверх и там встретился лицом к лицу с госпожой Ван-Штейнберг, а та, увидев его, сочла своевременным упасть в глубокий обморок.

Так, со шпагой в руке, офицер напал с тыла на троих убийц, и те, ошарашенные его нападением, повернулись к нему лицом и стали драться с ним. Фанфан, воспользовавшись чудесным и неожиданным вмешательством, продолжал кидать в них разными тяжелыми предметами. Но вот шпага Д'Орильи проткнула грудь одного из нападавших и ранила в запястье самого Люрбека, который, стиснув зубы, чтобы не закричать, и чувствуя, что его партия полностью проиграна, поспешил убраться вон вместе с подручными, один из которых висел на руках у другого.

Д'Орильи вошел в комнату, освещенную только слабым светом луны. Он не заметил маркизу, полумертвую от страха и почти полностью закрытую шторой, и с трудом различил только фигуру женщины, то есть Фанфана, который в темноте не узнал своего соперника.

Молодой офицер, уверенный, что находится рядом с маркизой, галантно преклонил колено и, приподняв треуголку, украшенную белыми перьями, почтительно произнес:

— Мадам, я горд и счастлив, что смог спасти вам жизнь.

Фанфан, узнав голос того, кого он считал своим смертельным врагом, мгновенно подобрал свои юбки, выпрыгнул в окно и исчез в тени парка. Д'Орильи обалдело кинулся к окну и свесился вниз. Он увидел в одной из аллей троих мужчин в масках, спешивших к двери в стене, потом, в другой аллее, заметил женскую фигуру, которая странной, непохожей на женскую, походкой стремглав мчалась к стене замка…

В этот момент маркиза, уже придя в себя от напряжения, вышла из своего убежища за шторой и появилась перед лейтенантом. Тот, сконфуженный своей ошибкой, воскликнул:

— Мадам, вам больше нечего бояться. Разбойники скрылись. Но я должен их догнать во что бы то ни стало!

Он вышел в коридор, еще возбужденный боем, и прошел мимо госпожи Фавар и Перетты, которые решились высунуть головы из дверей своих комнат, не узнав ни одну, ни другую, Он спустился по лестнице, прошел через вестибюль и быстро выбежал в парк, когда Люрбек с пособниками уже вышли через маленькую дверь в стене, так как госпожа Ван-Штейнберг оставила ключ в замке. Они успели перешагнуть через порог, но в этот момент один из бандитов, тяжело раненный Д'Орильи и ползший еле-еле, согнувшись вдвое от боли, упал, изо рта его хлынула кровь и он умер, распростертый на гравии аллеи, окружавшей стену парка.

Шевалье де Люрбек наклонился над ним, посмотрел при лунном свете ему в глаза, пощупал руку и, определив, что этот его помощник как раз сейчас отправляется к реке Ахерону, сказал другому:

— Он мертв, и его тело будет нам мешать в пути. Оставим его здесь.

Его компаньон залез к мертвому в карман, достал оттуда кошелек, взял его себе, а потом на спине оттащил труп в заросли и бросил его там. Ветки шиповника мрачно хрустнули под тяжестью тела, и это было как бы единственное надгробное слово над телом неизвестного злодея, погибшего за двести пистолей.

Не заботясь о нем более, Люрбек и второй убийца вышли за пределы парка и нашли своих лошадей, привязанных к деревьям на некотором расстоянии от стены. Они сели верхом, пришпорили лошадей, пустились в галоп и исчезли во тьме.

Фанфан, не слыша больше шума, хотел выйти из чащи, где спрятался ненадолго, но в этот момент узнал лейтенанта Д'Орильи, шедшего быстрым шагом в его сторону. Он заметил ветку дерева, свисавшую над местом, где он притаился, схватил ее, наклонил к себе и, подпрыгнув, когда она разогнулась, вскочил на верх стены, затем спрыгнул с нее и, поехав по насыпи, спустился вниз, разорвав в клочья свое нарядное шелковое платье.

Маркиз видел эти поразительные акробатические упражнения и, заинтригованный пуще прежнего, сбросил мешавшую ему шпагу, тоже, в свою очередь, взобрался на дерево и прыгнул на ребро стены. Тут он увидел таинственную незнакомку, которая отвязала его лошадь, с невероятной ловкостью вскочила на нее верхом и пустилась галопом по дороге, посеребренной отблесками луны…

Совершенно обескураженный, Д'Орильи, показав кулак вслед всаднице, мгновенно исчезнувшей в потемках, вскричал:

— Ну, погоди, я все равно узнаю, кто ты, черт бы тебя побрал! Умру, а узнаю!

Глава XVIII

УЛИКА

Маркиза де Помпадур, госпожа Фавар и Перетта де Фикефлёр, еще не оправившись от ужасных волнений, пережитых за ночь, окружили госпожу Ван-Штейнберг, которая уже сочла своевременным очнуться, и стали одолевать ее вопросами; в это время снова появился Д'Орильи. Он был без шляпы, в разорванной одежде, и лицо его было красно от еле сдерживаемого гнева. Он так и не догнал странную мужеподобную особу, приведшую его в полное изумление необыкновенной ловкостью и ускакавшую неведомо куда на его лошади.

Увидев его, Перетта в страхе вскричала:

— Господин Д'Орильи!

Госпожа Фавар успокоила ее быстрым и строгим взглядом и подошла к лейтенанту, скромно остановившемуся поодаль от группы женщин.

Маркиза де Помпадур теперь уже совсем овладела собой и заявила ему с благодарностью, к которой примешивалась доля презрения:

— Сударь, я выражаю вам бесконечную признательность за ваше мужественное вмешательство в события. Благодаря вам эти дамы и я избежали смерти и спаслись от бандитов, собиравшихся нас убить. Тем не менее, могу ли я спросить вас, каким образом вы оказались в моем доме в столь необычный час?

Д'Орильи, отдавая себе отчет в том, что момент был совсем не подходящий для уловок, без запинки ответил:

— Мадам, меня сюда привела любовь. Я честно признаюсь и прошу у вас прощения за свой поступок, но я приехал в надежде увидеть ту, кого люблю!

И, устремив пламенный взгляд на Перетту, которая укрылась от него в объятьях госпожи Фавар, он сказал дрожащим голосом:

— Я счастлив, что судьба позволила мне принести вам пользу, мадемуазель!

Возмущенно вскинув головку, невеста Фанфана запальчиво ответила:

— Сударь, я не имею права благодарить вас! Я не могу забыть и никогда не забуду, что вы послали невинного человека на казнь!

Д'Орильи не ответил, но лицо его исказилось, и злой огонь сверкнул в его глазах…

Желая положить конец этой тягостной сцене, маркиза де Помпадур вмешалась в нее.

— Я еще раз благодарю вас, господин Д'Орильи, за ваше своевременное и храброе вторжение и не забуду, что обязана вам жизнью. Но… я думаю, что теперь опасность уже миновала.

Молодой офицер сразу понял, что эта фраза была замаскированным, но твердым приглашением удалиться. Чувствуя, что настойчивость была бы не только неуместна, но и неразумна, он почтительно попрощался с маркизой и ушел, не осмелившись еще раз взглянуть на Перетту, смотревшую на него с презрением.

Проходя по коридору, Д'Орильи заметил на полу что-то блестящее. Он, не раздумывая, нагнулся и поднял маленькую вещицу. Это был брелок с припаянным к нему куском оборванной цепочки. На его чеканной крышке была изображена саламандра, скрючившаяся в позе зашиты. Под ней был выгравирован девиз по-английски: «J cross the fire» — «Я иду сквозь огонь»… Молодого человека охватило странное подозрение: он определенно уже где-то видел эту безделушку, в чьих-то руках… Кому она могла принадлежать? Он пытался вспомнить и не мог… Надо было поискать, подумать… Он заинтересованно разглядывал брелок, перебирая воспоминания, — но тщетно. В это время в коридор из будуара вышла госпожа Ван-Штейнберг. Д'Орильи зажал брелок в ладони и пошел дальше. Бандиты оставили маленькую дверь в парке полуоткрытой. Лейтенант быстро вышел через нее и отправился добывать новую лошадь вместо той, что была похищена неизвестной амазонкой. В соседней корчме лошадей не было, и кабатчик, внезапно разбуженный на рассвете, не мог ему предложить ничего, кроме старого, полупарализованного ослика. Лейтенант, совершенно разъяренный, должен был идти пешком не меньше двух лье до ближайшей почтовой станции. Пока он брел в полутьме, он думал уже не о Перетте, а о брелке, который, может быть, дал бы ключ к разгадке покушения.

— Саламандра… Саламандра… Где я мог видеть эту вещицу? — повторял он без конца.

И вдруг у него вырвался крик: — Люрбек! — В его голове все как бы осветилось. Сомнения еще одолевали его, но — нет! — он определенно видел брелок в руках шевалье. Сначала он пытался отбросить эту мысль. Но чем больше он размышлял, тем отчетливее убеждался в том, что это правда, — многие воспоминания подтверждали тягостный факт. Еще совсем недавно Люрбек хвастливо показывал ему безделушку, говоря, что она была ему подарена одной английской дамой, когда он ездил в Лондон. Ему, только ему мог принадлежать брелок — и никому другому! И это было разоблачение!

Спрашивая себя, что могло заставить его друга стать преступником и напасть с оружием на любовницу короля, Д'Орильи пришел к выводу: необходимо было раскрыть тайну, и как можно скорее! Он добрался до Бург-ля Рэн, нашел почтовую станцию и стал стучать кулаками в дубовые ворота. Неповоротливый конюх, зевая, медленно открыл замок, и Д'Орильи бросил ему десяток экю. Слуга с удивленным и усталым лицом пошел запрягать лошадь. Стук его сабо заглушала солома конюшни. Маркиз, дрожа от нетерпения, услышал ржание. Затем появился фонарь, проткнув темноту тусклым лучом. Тень лошади, невероятно выросшая в боковом свете, возникла во дворе, как гигантский зверь из Апокалипсиса.

Пропел петух, объявляя начало дня. Офицер вскочил в седло и, яростно пришпоривая лошадь, поскакал по дороге на Орлеан, к воротам Парижа.

Подъехав к дому в половине восьмого утра, Д'Орильи не поверил собственным глазам: он увидел свою лошадь, запряженную и привязанную к кольцу в стене рядом с воротами. Было совершенно ясно, что вор привел лошадь к дому в целости и сохранности, и — это было совсем уже поразительно! — позаботился снять попону, привязанную к седлу, и укрыть ею круп животного, чтобы оно не простудилось!

— Господи, Боже мой! — вскричал маркиз. В нем боролись противоположные чувства: он был, с одной стороны, доволен, что лошадь вернулась, с другой — разъярен тем, что над ним кто-то еще и посмеялся.

— Мне начинает казаться, что я нечаянно впутался в весьма необычную интригу, — пробормотал он. — Но я скоро все выясню, и горе тому, кто подшутил надо мной!

Ну, а теперь вернемся к Фанфану.

Покрыв галопом расстояние в поллье, первый кавалер Франции, уверенный, что получил существенное преимущество над Д'Орильи, и не желая загнать замечательную лошадь, хотя и принадлежащую врагу, замедлил аллюр и, перейдя на шаг, сбросил предметы женского туалета, чтобы в столице не привлекать внимания дозорных, которые, надо полагать, были бы удивлены, увидев верхом странную амазонку. Он, вещь за вещью, закинул в придорожную канаву парик и все остальное под утреннее пение сойки, которая начала оглушительным чириканьем дневной концерт деревенских птичек. Фанфан, понимал, что рискует, дерзко появляясь в людных местах, но без помех проехал заставу и, спокойно привязав лошадь к железному кольцу в стене у ворот, где Д'Орильи позже ее и обнаружил, направился к дому госпожи Фавар.

Сиди-Бель-Касим, негр-слуга госпожи Фавар, выходил из мансарды, собираясь совершить утреннюю молитву; он услышал громкие удары молотка у входной двери, Прыгая через три ступеньки, он, оглохнув от шума, не мог понять, кто стучит и должен ли он открыть дверь такому буйному визитеру в столь ранний час. Он приоткрыл задвижку и увидел сквозь решетку Фанфана, который уехал накануне в карете, переодетый женщиной и вместе с хозяйкой, а теперь явился один, пешком, в мужских панталонах и жилете, но без куртки. Он успокоился, но еще не соображая, как надо себя вести, открыл дверь и с дурацким смехом закричал вошедшему визгливым голосом:

— Мадам нету!

— Я это прекрасно знаю, дурень, — ответил Фанфан. — Но она передала мне приказ для тебя: ты должен меня спрятать.

Негр соображал туго. Он, вытаращив глаза, пялился на Фанфана, который казался ему каким-то колдуном: то он — женщина, то — мужчина! А теперь еще требует чего-то непонятного! Он забормотал:

— Моя нет тебя прятать, моя тебя не знать!

Фанфан пригрозил ему, приложив кулак к его сплюснутому носу. Тот в ужасе нырнул за большой старинный сундук в передней. Глядя на сундук и на негра, стучащего зубами от страха, Фанфан улыбнулся и стал тереть себе подбородок. Это было признаком того, что у него зарождалась какая-то новая идея. Он подошел к слуге, схватил его за куртку, вытащил из-за сундука и стащил с лестницы на несколько ступенек вниз. Тогда, продолжая держать за шиворот совершенно растерявшегося слугу, он сказал ему тоном, не допускающим никаких возражений:

— Будешь меня слушаться, — получишь десять экю. А если будешь дальше придуриваться, получишь сто ударов палкой. Понял?

— Буду слушаться! — заорал негр, падая на колени.

У Фанфана возникла какая-то новая стратагема. Что он мог придумать?

Глава XIX

РАССЛЕДОВАНИЕ

Хотя конец ночи в замке Шуази уже не был таким бурным, как ее начало, ради истины следует сказать, что ни маркиза де Помпадур, ни госпожа Фавар, ни юная Фикефлёр не спали ни минуты.

В то время как фаворитка короля спрашивала себя, кто бы могли быть три бандита, покушавшиеся на ее жизнь, и терялась в догадках, Перетта, в глубокой тоске и тревоге, непрерывно твердила, вздыхая:

— Что с Фанфаном?

Маркиза, уже обретя свое обычное присутствие духа, ответила ей:

— Я видела его в деле. И нисколько не беспокоюсь на его счет. Он всегда сумеет выйти из положения. Но, впрочем, я не забуду службу, которую он мне сослужил, и в любом случае он может на меня рассчитывать. Ведь если бы не неожиданное появление господина Д'Орильи, отважный юноша не смог бы еще долго выдерживать натиск двух вооруженных разбойников, несмотря на мужество и ловкость, поистине достойные восхищения. Несомненно, что я была бы безжалостно убита.

— О, мадам, — вскричала Перетта, — как вы добры, что так говорите! Теперь я уверена, что благодаря вашему высокому покровительству Фанфан будет защищен от врагов!

Появилась госпожа Ван-Штейнберг с сообщением, что прислуга начинает выходить, как она выразилась, «из состояния опьянения, в которое эти мародеры были погружены».

Маркиза де Помпадур тут же воспользовалась этим сообщением, чтобы отправить в Париж лакея, который был в менее одурелом виде, чем его сотоварищи, дабы он срочно доложил начальнику полиции о покушении, жертвой которого она стала.

Когда посыльный маркизы добрался до места назначения, господин Д'Аржансон уже уехал в Версаль, где он должен был присутствовать при утреннем выходе короля и сделать ему, как и ежедневно, доклад о событиях минувшего дня. Его первый секретарь, господин Фегреак, очень взволнованный тем, что ему сообщили, поспешно направился в Шуази в сопровождении своих лучших сыщиков, собираясь немедленно начать расследование.

Все слуги единодушно утверждали, что в тот вечер не выпили ни капли больше обычного. Толстый повар, отличавшийся большой чувствительностью к вкусовым ощущениям, сказал, что накануне вечером почувствовал, что у вина несколько необычный вкус, но уснул, не успев никому об этом сообщить. Тогда сразу же начали обследовать кувшины с вином — там на дне оставалось некоторое его количество. Господин Фегреак, пригубив вино, признал, что оно действительно имеет привкус горечи, о котором говорил повар.

— Ясно, что чья-то преступная рука тайно подлила снотворного в кувшины, — заключил он.

Когда стали спрашивать госпожу Ван-Штейнберг, она сделала большие глаза и объявила, что понятия об этом не имеет. Тогда заместитель Д'Аржансона стал допрашивать каждого из слуг по отдельности, тем более, что один из них уже приходил к нему и что-то хотел сказать по секрету. После этого на его лице появилось выражение удовлетворения, и он, сопровождаемый одним из своих полицейских, отправился напрямик к аллее, ведущей к маленькой двери в парке. Они прошли ее, осмотрели все вокруг и обнаружили в густых зарослях за стеной парка труп злодея, убитого Д'Орильи и брошенного сообщниками. Тело было уже холодным и окостенело. Под сорванной маской белело безжизненное лицо. Рядом с телом, на листве обнаружили пятно застывшей крови. И следы вокруг него свидетельствовали, что сообщники тащили труп, а потом бросили, так как торопились скрыться. Господин Фегреак выпотрошил карманы убитого и извлек оттуда несколько предметов, ничего не дававших следствию: кусок веревки, перочинный нож, несколько су, витую свечку, огниво и трут. Никаких бумаг, по которым можно было бы установить личность убитого, при нем не было. Грубое белье и рваная одежда из толстого сукна говорили о том, что он был очень беден.

Фегреак поднялся и сказал:

— Отнесите тело в замок и не забудьте захватить с собой эти вещественные доказательства, — и он показал на кинжал и шпагу бандита.

С удовлетворенным видом Фегреак велел своим людям продолжать расследование, вышел на дорогу к замку и попросил разрешения быть принятым немедленно госпожой маркизой, дабы тут же доложить ей об открытии, которое он сделал, и о выводах, из него проистекающих.

Маркиза де Помпадур в это утро находилась в очень скверном настроении. Воспоминание об опасности, которой она подверглась, вызвало у нее больше гнев, чем испуг. И, пока госпожа Ван-Штейнберг с помощью двух служанок надевали ей на плечи изысканный пеньюар цвета мов, расшитый жемчугом, она все время невольно восстанавливала в памяти сцену вторжения бандитов и спрашивала себя, кто из ее врагов решился убрать ее с дороги. Чем больше она обдумывала детали нападения, чем яснее ей становилось, что обычные грабители никогда бы не решились, да и не могли бы проникнуть в замок так дерзко. Надо было искать другие версии. Но кто же все-таки? Полиция должна была раскрыть эту тайну.

Мажордом, важный, как советник парламента, возгласил прибытие господина Фегреака. Тот вошел, сделал глубокий поклон и попросил маркизу благоволить пригласить к ней в гостиную госпожу Фавар и госпожу Фикефлёр, которые тоже присутствовали при ночном нападении. Когда обе дамы пришли, секретарь попросил их подробно рассказать, что они видели и слышали ночью. Те сделали это весьма охотно.

— Вы совершенно уверены, — настойчиво спросил представитель Д'Аржансона, — что видели трех человек в масках?

— Абсолютно.

— Это именно так, как я и думал, — заключил с важным видом следователь.

Затем, повернувшись к маркизе Помпадур, он спросил:

— Могли ли бы вы, мадам, дать мне описание этих трех человек?

Фаворитка ответила:

— Комната была погружена в полную темноту, и я могу лишь повторить то, что рассказали вам эти дамы. Их было трое. Так как они были в масках, разглядеть их лица я не смогла. Но мне показалось, что один из них был знатного происхождения.

— Прекрасно! — торжествующе вскричал Фегреак. -Я полагаю, мадам, что могу заверить вас: ключ к тайне у меня в руках.

— Как, уже?

— Мы нашли тело одного из бандитов.

При этих словах госпожа Ван-Штейнберг почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Усилием воли и огромным напряжением нервов ей удалось овладеть собой. А полицейский продолжал:

— Мы установили, что это за человек. Он — простолюдин. Таким образом, мадам, мы находим, что имеем дело со случаем кражи со взломом. Преступники, уверенные в том, что вы не живете в замке, захотели приобрести драгоценности, находящиеся в вашей комнате, и, растерявшись от вашего неожиданного появления, бросились на вас, чтобы избавиться от свидетелей, причем вполне возможно, что они даже вас не узнали.

Камеристка вздохнула с облегчением. Выводы Фегреака сняли камень с ее души.

Маркиза де Помпадур ответила тоном, полным иронии:

— Таким образом, сударь, вы полагаете, что эти люди были обычные воры? Но я, напротив, твердо уверена, что эти негодяи имели определенную цель — убить меня!

— Мадам, позвольте мне в этом усомниться!

— Что ж, у вас своя версия, сударь, у меня — своя. Вы можете быть свободны.

Расстроенный ее ответом, секретарь повиновался, бормоча:

— Во всяком случае, мадам маркиза, мы непременно выясним, кто сообщники убитого, и доложим о результатах расследования лейтенанту полиции, который, разумеется, лично будет руководить дальнейшими розысками.

Когда Фегреак удалился, маркиза услала госпожу Ван-Штейнберг и сказала госпоже Фавар:

— Этот болван решительно ничего не понял. Я убеждена, что покушение было задумано давно и готовилось заранее. Но я скажу все королю. Необходимо, чтобы истина была раскрыта до конца.

— Мадам, — ответила актриса, — я совершенно согласна с вами. Очень рассчитываю на то, что виновных найдут и арестуют и что они будут наказаны, как того заслуживают. Но, мадам, приближается утро, и я прошу вашего разрешения уехать к себе домой и выяснить, что произошло с нашим Фанфаном. Мы не должны допустить, чтобы он проявил неосторожность.

— Поезжайте! — воскликнула маркиза. — И поблагодарите его от меня еще раз. Он — храбрый мальчик, и я желаю ему всяческой удачи!

Обе дамы почтительно откланялись, поцеловали руку маркизы и поспешно отправились к своей карете; лошади уже ржали в упряжке у главного входа в замок.

Оставшись одна, маркиза де Помпадур подошла к окну. Она поглядела на роскошный парк перед окнами замка, вздохнула и сказала, глядя вдаль взглядом, полным ума и лукавства:

— Мое бегство в Шуази могло бы дорого мне обойтись. Но зато теперь, я уверена, оно даст мне много преимуществ!

Глава XX,

в которой Бравый Вояка убеждается, что шелковая веревка куда надежнее, чем все хитросплетения сочинителя пьес

Маршал Саксонский приехал в свой замок Шамбор после тяжелого и утомительного путешествия. Как только он обосновался в великолепном поместье, подаренном ему королем в благодарность за его заслуги, его сразу же охватила скука, и результатом ее было то, что темпераментный воин начал почти непрерывно ощущать приступы подагры, а вскоре они перешли в непрерывную мучительную боль.

В то утро, после бессонной ночи, он сидел в своем рабочем кабинете, украшенном портретами знаменитых королей Франции. Вытянувшись в глубоком кресле, положив забинтованную ногу на табурет, в парике, надетом кое-как, и все время морщась от боли, он с выражением нарастающей ярости наблюдал за своим домашним врачом, доктором Жеромом-Гиацинтом Симоненом, который сидел с тревожным выражением лица в нескольких шагах от него, и его тощий профиль вырисовывался на фоне окна.

Этот ученый врач, которого называли просто Симонен, был маленький человечек с невзрачной внешностью и слезящимися глазами, непрерывно моргающими за стеклами огромных очков в костяной оправе. На нем был плохо напудренный грязно-серого цвета парик, пряди которого спускались с обеих сторон худого лица. Глядя на него, хотелось сравнить его с маленьким спаниелем, делающим стойку перед большим догом, лежащим на подстилке.

Доктор Симонен ждал, пока маршал перестанет ворчать; воспользовавшись паузой, он решился заговорить:

— Господин маршал, этот приступ — второй за последние два месяца, и я очень обеспокоен…

Маршал ответил ему свирепым взглядом.

— Господин маршал, — продолжал врач, — надо было бы, хотя бы пока длится приступ, отказаться от вина, от крепкого спиртного, от дичи, от говядины, от жареного и от сладкого…

— И еще от чего?! — зарычал военачальник.

— Нужно питаться, — советовал робко и терпеливо врач, — овощным бульоном три раза в день.

— Гром и молния!

— Вы много едите и, особенно, много пьете, господин маршал…

— Дьявольщина! — ревел маршал громовым голосом. — Ты меня считаешь пьяницей, что ли?

И, схватив с табурета палку, он, уже вне себя от гнева, хотел поколотить бедного врача. Тот, достаточно хорошо знакомый с взрывами своего неукротимого пациента, уклонился от удара и воздел длани к небу, призывая в свидетели собрата по медицине, Эскулапа. Маршал уже чуть-чуть приподнялся, чтобы броситься за Ним, но это усилие вызвало такую резкую боль, что он в изнеможении упал в свое кресло, продолжая рычать, и вскоре немного утих.

Выбегая из кабинета с опущенной головой, несчастный доктор налетел на лакея и сбил с него парик. Но и это не остановило его. Он кинулся в комнату стражи с такой стремительностью, словно на нем горело платье.

Невозмутимый лакей поправил парик, подождал, пока маршал перестал клясть всех богов и чертей, — а их было много! — затем, пользуясь минутой передышки, открыл дверь и объявил:

— Управляющий труппой госпожи Фавар просил оказать ему честь быть принятым господином маршалом.

Услышав любимое имя, Морис Саксонский сразу сменил гнев на милость и почти веселым голосом приказал:

— Ну, ладно, бездельник, пригласи этого чудака сюда!

Бравый Вояка, проехав без единой остановки весь путь, в самом деле прибыл в Шамбор. Еще вчера, выйдя из тюрьмы Фор ль'Эвек, он покинул Париж на почтовой лошади, рассчитывая переночевать в какой-нибудь гостинице и продолжить путь на следующее утро. Но неожиданный случай ему помог. В Этампе, когда он приготовился к заслуженному отдыху в гостинице «Оловянное блюдо», рядом с ним за столом оказался капрал экипажа, который осуществлял регулярную связь между генеральным штабом и Шамбором. Ветеран и солдат за кружками пенистого вуврэ сразу же познакомились. И кавалерист, который вынужден был ездить по ночам на перекладных и рад был случайному попутчику, предложил старику, поскольку тот тоже направлялся в Шамбор, поехать с ним вместе.