Глава 23

— Это последний, ваша милость.

— Все?

— Да, мэм. — Мерседес Брайэм широко улыбнулась Хонор. — По предварительным докладам, мы не потеряли в бою ни одного корабля.

— В это… трудно поверить, — сказала Хонор, потянулась ласково потрепать уши Нимица и покачала головой. — Имейте в виду, я в восторге, просто не ожидала такого.

— Хорошее планирование, выбор целей, тщательная предварительная разведка, возможности сверхсветовой связи, подавляющее преимущество в силе в местах нанесения удара и «Катаны», чтобы выбить пыль из их дурацких ЛАКов. — Брайэм пожала плечами. — Мэм, мы играли своей колодой и даже не дали им возможности её сдвинуть, а тем более потасовать.

— На этот раз, — согласилась Хонор. — Подозреваю, однако, что приоритетной задачей для них станет не дать нам повторить нечто подобное.

— Что и было целью всего мероприятия, не так ли, ваша милость?

Брайэм ухмыльнулась Хонор. Нимиц мяукнул, вторя жизнерадостности начальника штаба и Хонор вынужденно улыбнулась им в ответ.

— Да, Мерседес. Да, так и есть, — согласилась она. — Я подозреваю, что и Адмиралтейство будет в восторге.

— Уверена в этом, — сказала Брайэм с несколько меньшим ликованием. — А еще они захотят, чтобы мы пошли и повторили это, как только сможем.

— Конечно же, хотя я уверена, что у нас будет как минимум пара недель на планирование.

— Мне хотелось бы иметь больше времени, ваша милость, — тон Брайэм на этот раз был куда сдержаннее. Хонор заинтриговано взглянула на нее, а начальник штаба пожала плечами. — В этот раз все прошло настолько здорово отчасти потому, что у вас, Андреа, адмирала Трумэн, адмирала МакКеона и у меня было много времени на подготовку. Было время на то, чтобы взглянуть на данные разведки, смоделировать атаки, провести тренировки, обдумать, где именно тыловая оборона окажется слабее всего. Меньше времени — больше вероятность что-то упустить и ошибиться.

— Оно ведь всегда именно так, правда? — улыбка Хонор была чуть более кривой, чем можно было бы списать на искусственные нервы левой половины ее лица. — Вспомните, что сказал Клаузевиц.

— Какую именно цитату на этот раз?

— »Все на войне очень просто, но эта простота представляет трудности».

— Что ж, он это правильно подметил, ваша милость.

— Он на самом деле много чего подметил правильно. Особенно для теоретика, который никогда лично не командовал. Конечно, есть у него и ошибки. Однако в данном случае, я полагаю, мы сумеем нормально провести как минимум «Плодожорку II». Особенно, если за время нашего отсутствия прибыли дополнительные силы.

— Было бы неплохо, не так ли? Не хотите сделать ставку на то, прибыли ли они?

— Не особенно. — Хонор покачала головой с более кислой чем обычно улыбкой. — Так или иначе в ближайшие часы мы это узнаем. Тем временем, Тим, — она оглянулась через плечо на флаг-лейтенанта, — попросите Харпера дать общий вызов. Я хочу видеть у нас на борту всех флаг-офицеров вместе со старшими членами их штабов к четырнадцати тридцати. Пусть будут готовы обсудить события в каждой из систем, включая анализ нанесенного ущерба, и любые наблюдения касающиеся хевенитской оборонительной доктрины. Я также хочу обсудить насколько хорошо сработали наша доктрина и наше оборудование и выслушать любые предложения на счет того, какие мы можем внести дальнейшие усовершенствования. И скажите им, пусть планируют задержаться до ужина.

— Есть, мэм. — ухмыльнулся лейтенант Меарс. — Но на этот раз все они будут знать, что это означает!

— Лейтенант, я понятия не имею, о чем вы говорите, — твердо заявила Хонор, блеснув миндалевидными глазами и взмахнув рукой. — Так что двигайтесь, пока с вами не произошло чего-нибудь неприятного.

— Бегу, мэм, и… — Меарс притормозил в дверях её кабинета как раз чтобы успеть выдать еще одну ухмылку — … трясусь от ужаса.

Он исчез, а Хонор взглянула на Брайэм.

— Мне это кажется, или наши подчиненные в последнее время слегка отбились от рук?

— О, это определенно вам показалось, ваша милость.

— Так я и думала.

— О’кей, — сказал Соломон Хейес, — что случилось?

Он сидел в дорогом ресторане Лэндинга и смотрел сквозь кристаллопластовую стену двухсотого этажа на залив Язона. Солнце только что начало опускаться за горизонт, окрасив покрытую рябью синюю воду в цвет крови, а облака — в пурпур и киноварь.

Поданные блюда качеством почти оправдывали свою цену, а вид, по его признанию, был живописен. И дело было не только в пейзаже. Изысканно одетая женщина, сидевшая за столом напротив него, выглядела так, будто над ней более чем слегка потрудились биоскульпторы. А копна прекрасных рыжих волос, струившихся по её спине, согласно поверхностных представлений Хейеса, говорила о древних ирландских генах.

Ещё она была неимоверно богата и обладала влиятельными политическими связями. Большинство из которых в настоящий момент, на его взгляд, можно было считать источником неприятностей. Тем не менее, она была важным источником во времена Высокого Хребта и продолжала предоставлять взгляд на внутренние процессы в настоящее время кастрированной Ассоциации Консерваторов.

— Так прямолинейно, — наконец произнесла она, слегка дуясь. — Мог хотя бы притвориться, что я для тебя больше, чем просто источник информации.

— Милая моя графиня, — ответил Хейес, бросив на нее косой, полупрофессиональный взгляд, — полагаю, я достаточно ясно демонстрировал в прошлые встречи, что ты для меня гораздо больше, чем просто источник информации. Кстати, надеюсь у тебя нет других планов на вечер?

— У Бертрама есть, но поскольку он их со мной не обсуждал — и поскольку я думаю, что они включают в себя пару девчонок едва достигших совершеннолетия — я свободна посвятить свой вечер другим… занятиям. У тебя есть что-то на уме?

Она улыбнулась, и Хейес улыбнулся в ответ.

— По правде говоря, да. Нечто включающее в себя яхту друга, лунный свет, шампанское, шелковые простыни и кое-что еще в таком же духе.

— Бог мой, да ты знаешь как отблагодарить информатора за новости, так? — в прекрасных голубых глазах смотревших на него через стол был только отблеск стали.

— Я стараюсь, — сказал он, не пытаясь отрицать вывода. В конце концов, в этом было мало смысла. Кроме того, графиня Файрбёрн использовала его не меньше, чем он использовал ее. Среди прочего на ум приходило то маленькое дельце о любовной связи Харрингтон и Белой Гавани.

— И очень успешно, — заметила она делая глоток вина. Затем улыбнулась. — И раз уж ты так расстарался, чтобы организовать вечер, почему бы нам не приняться за дело, чтобы в дальнейшем нас не отвлекали приземленные детали?

— Думаю, это замечательное предложение, — согласился он. — Лучшее основание ставить дела перед удовольствиями, это чтобы как можно скорее разделаться с первыми, так чтобы можно было как следует сосредоточиться на последних.

— Понимаю, почему тебе так хорошо удается работа со словами, — сказала она, поставив бокал на стол. — Замечательно сказано. У меня достаточно маленький отрывок информации, но, признаюсь, мне доставляет определенное удовольствие возможность передать его тебе. В конце концов, не имеет смысла притворяться, что я не достаточно злопамятна.

Она вновь улыбнулась, на этот раз совсем без юмора.

— Звучит немного зловеще, — легко сказал Соломон, настороженно за ней наблюдая.

— О, полагаю так и есть… кое для кого. И после злополучного маленького прошлогоднего фиаско, я уверена, ты захочешь проверить информацию по независимым источникам прежде чем что-то предпринимать. — При упоминании «фиаско» глаза Хейеса сузились и она хихикнула. — Так уж случилось, — продолжила она, — что мое внимание привлек визит героической герцогини Харрингтон в Бриарвудский Центр Репродукции, перед её убытием на Звезду Тревора.

Хейес моргнул.

— Бриарвуд? — повторил он через секунду.

— Именно. Возможно, конечно, что она обратилась туда за консультацией по поводу бесплодия. Однако, учитывая её профессию и нынешние обязанности, это выглядит несколько маловероятно. А даже если бы и не так, то согласно тому, что одна птичка прочирикала мне на ушко, она там была для стандартной амбулаторной процедуры. Полагаю, для переноса плода в репликатор.

Хейес смотрел на нее еще более сузившимися глазами, а она в ответ очаровательно улыбалась.

— Насколько надежна твоя «птичка»? — спросил он.

— Достаточно надежна.

— И она — или он — говорит, что это ребенок Харрингтон?

— Не могу себе представить другой причины, по которой она подверглась бы операции, а ты?

— Не в Бриарвуде, — признал Хейес. — Разве что, по какой-то загадочной причине, она пыталась забеременеть именно сейчас. — Он подумал еще. — Ты случайно не знаешь, кто отец?

— Нет.

На мгновение в глазах графини полыхнуло нечто отталкивающее. Разочарование, понял Хейес. Он знал, кого бы она желала видеть отцом, но она сама не хуже него знала, что после того, как Эмили Александер прихлопнула попытку связать её мужа и «Саламандру», он не станет озвучивать выводы, которые нельзя уверенно обосновать. По крайней мере не в этом случае. Неважно, насколько увесистый камень за пазухой он припас. Или, возможно, именно из-за того, насколько личным делом был данный камень.

— Жаль, — произнес он, взял свой бокал и задумчиво сделал глоток.

— У меня есть еще три факта, — сказала Файрбёрн. — Можно сказать, еще три соломинки.

— А именно?

— Во-первых, Харрингтон отказалась назвать отца ребенка. Не потребовала от Бриарвуда соблюдения конфиденциальности; просто не сказала им. Во-вторых, и, полагаю, это не удивительно, опекуном своего ребенка на случай её отсутствия или… неблагоприятного для неё развития событий, она назначила свою мать, доктора Харрингтон. И, в третьих, — в третьих, милый Соломон, — доктор Харрингтон также является официальным врачом некоей Эмили Александер, которая таинственным образом после шестидесяти или семидесяти лет проведенных в кресле жизнеобеспечения пришла к выводу, что им с мужем тоже пора стать родителями.

Хейес снова моргнул. Он был уверен, что сможет выдумать полдюжины объяснений для подмеченных Файрбёрн совпадений даже не напрягаясь. Но это было не важно. Инстинкты говорили ему, что мстительностью ли направляемая или нет, но графиня по поводу происходящего попала прямо в точку. Особенно в свете отказа Харрингтон сообщить имя отца даже медперсоналу Бриарвуда.

— Интересные соломинки, Эльфрида, — заключил он через несколько секунд. — И у меня есть способы проверить твою информацию. Не то, чтобы я хоть на секунду усомнился в её достоверности, — он не добавил «на этот раз», хотя был уверен, что она это все равно услышит. — Полагаю, что ты хочешь сохранить в секрете свою роль в привлечении моего внимания к данному делу?

— Боюсь что так, — она вздохнула с искренним, по его мнению, сожалением. — Часть меня с радостью бы дала знать этой низкорожденной выскочке, этой сучке, кто именно дунул в свисток. Однако учитывая нынешний… неблагоприятный политический климат и то, как омерзительно лебезит перед нею чернь, было бы не очень разумно изображать из себя объект возмездия. Да и Бертрам меня за это не поблагодарит.

— Так я и думал, — сказал Хейес, излучая всю возможную симпатию. — Поэтому я буду очень аккуратен, документируя используемые мною факты без упоминания твоего имени.

— Какой милый, осторожный человек! — проворковала графиня Файрбёрн.

— Стараюсь, Эльфрида. Я стараюсь.

— Хонор!

Сэр Томас Капарелли вскочил на ноги, вышел из-за стола и, широко улыбаясь, направился Хонор навстречу, чтобы крепко пожать её руку.

— Рад видеть вас, — сказал он, а Хонор улыбнулась почувствовав за его словами личную теплоту. — И тебя, конечно, Нимиц, — продолжил Капарелли, кивая древесному коту сидевшему на плече Хонор. — И вас, коммодор, — с улыбкой добавил он отпуская руку Хонор, чтобы обменятся рукопожатием с Мерседес Брайэм.

— Вижу, что приоритеты ваши выстроены правильно, сэр Томас, — проворчала Брайэм, реагируя на блеск глаз Первого Космос-лорда.

— Ну, её милость и Нимиц скорее идут за одну персону, коммодор.

— Как скажете, сэр.

— Присаживайтесь. Присаживайтесь обе, хмм, все трое! — пригласил он жестом, указывая на комфортабельные кресла выстроившиеся кружком вокруг кофейного столика в его роскошном офисе. Два кувшина — один с кофе, другой с какао — исходили паром на упомянутом столике. Также на нем были чашки и блюдца, блюдо со свежими круассанами и пучок свежего сельдерея.

Хонор и Брайэм повиновались. Нимиц скользнул на колени Хонор и уставился на сельдерей с откровенной жадностью. Хонор хихикнула и отвесила ему легкий шлепок, а он перекатился на спину, поймал её руку передними и средними лапами и радостно принялся мериться силами.

— И это, — со смешком заметил Капарелли, — должно представлять поведение разумных аборигенов Сфинкса?

— Некоторые коты впадают в детство более охотно, чем другие, сэр Томас, — сказала ему Хонор, шлепая Нимица свободной рукой, в то время как тот урчал от удовольствия.

— Хорошо, что вы ему нравитесь, — сказал Капарелли. — Я видел кадры того, что могут натворить их когти. — Он покачал головой. — Лично меня всегда удивляло, как нечто столь короткое может причинять такие обширные повреждения.

— Скорее всего, это потому, что вы, как и большинство людей, думаете о когтях древесных котов как об аналоге когтей земных кошек. На деле они совсем не такие. Паршивец?

Нимиц отпустил её руку и уселся у нее на коленях. Он вытянул вперед одну из передних лап, слегка согнув длинные, жилистые пальцы, и выпустил игольно-острые когти. Капарелли склонился поближе с зачарованным выражением на лице, и Нимиц повернул лапу когтями вверх, чтобы ему было удобнее их видеть.

— Обратите внимание, — сказала Хонор, — что его когти намного шире у основания, чем у земного кота. Когда люди называют их «саблевидными», это следует понимать буквально, за тем исключением, что заточена не та сторона. А втягиваются они в специальные, выстланные хрящами пазухи, поскольку представляют собой скорее нечто вроде зубов земной акулы, чем то, что на Старой Земле назвали бы «когтями». Структура собственно когтя больше похожа на камень, чем на рог, хрящ или кость, а искривленная внутренняя сторона как минимум столь же остра, как обсидиановый нож. Правда, что их когти не очень длинны, но во всех смыслах у него на каждом пальце лезвие скальпеля без малого полутора сантиметров длины. Вот почему разъяренный кот так похож на бешенную циркулярную пилу. Каждый отдельный порез не так уж глубок, но когда все шесть лап действуют совместно…

Она пожала плечами, а Капарелли слегка содрогнулся от образа, который вызвали её слова.

— Я не сознавал, насколько ужасное это оружие, — признался он.

— Ну, сэр Томас, — с готовностью заявила Хонор, — если хотите настоящий источник кошмаров, можете вспомнить, что гексапумы — которые, как вы знаете, немного крупнее — вооружены такими же когтями. Только, конечно, у них когти восемь-девять сантиметров в длину. Вот почему сфинксианцы никогда не бродят по зарослям без оружия.

— Ваша милость, — сказал Капарелли, — если бы я был сфинксианцем и знал о когтях гексапумы, я бы вообще к зарослям не подходил!

— Нам случается временами терять туристов, — сказала она с непроницаемым лицом.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал он, наклоняясь, чтобы лично налить кофе Брайэм и какао Хонор. Капарелли сделал приглашающий жест в сторону круассанов и сельдерея и откинулся в собственном кресле с блюдцем и чашкой в руках.

— Официальная встреча назначена на завтрашний день, — сказал он более серьезным тоном. — Там будет несколько людей — включая Хэмиша, Хонор, — и я надеюсь вы с коммодором Брайэм будете готовы дать подробный отчет и ответить на все вопросы касающиеся операции «Плодожорка».

Он вопросительно поднял бровь и Хонор кивнула.

— Замечательно. Тем временем я просто хотел сказать, что предварительные результаты «Плодожорки» показывают, что эта операция сработала так, как мы и планировали. Хорошая работа. Особенно то, что вы избежали потерь с нашей стороны. Приведет ли это в долговременной перспективе к эффекту, на который мы надеялись, или нет, мы еще увидим, однако никто не смог бы выполнить это дело лучше. Или, если на то пошло, вероятно даже также хорошо.

— Спасибо, сэр Томас, — пробормотала Хонор ощущая искренность его слов.

— Мы также сумели наскрести для вас еще несколько кораблей, — продолжил Капарелли. — Не так много, как мне хотелось бы, или даже как первоначально планировалось, зато часть из них новее, чем первоначально назначенные. То, что мы нашли для вас, будет ждать вашего возвращения к Восьмому флоту. Главная проблема, я уверен вы догадываетесь, это необходимость прикрытия Занзибара и Ализона. Особенно Занзибара, поскольку хевы получили возможность так хорошо познакомиться с тамошней обороной. Честно говоря, ваш успех с «Плодожоркой» только обострит данную конкретную проблему. Рассуждения, уверен, будут звучать примерно так: «Если Харрингтон смогла сделать такое с ними, то они смогут сделать такое с нами». И хуже всего, черт побери, конечно то, что они будут правы. А даже если бы и не так, то политическая реальность Альянса требует от нас отозваться на их озабоченность.

Хонор слегка нахмурилась и он покачал головой.

— Одной из причин, по которым эта реальность реальна, Хонор, является то, что так и должно быть. Согласен, что полная некомпетентность Высокого Хребта еще сильнее ухудшила ситуацию. Но это не меняет того факта, что эти две системы — наши союзники; что они в настоящее время наиболее открытая — и наиболее привлекательная — из доступных хевам второстепенных целей; и что у них есть моральное право требовать и получать адекватную защиту. Мне не нравится, как это сказывается на имеющихся в распоряжении у меня силах, но я не могу притвориться, что у них нет такого права.

— Может быть и так, сэр, — робко вставила Брайэм, — но решение адмирала аль-Бакра во время рейда хевов на Занзибар ничуть не пошло на пользу.

— Не пошло, — согласился Капарелли тоном, сама нейтральность которого была мягким упреком. — Однако это ныне воздух, улетучившийся в шлюз, коммодор. Мы вынуждены иметь дело с ситуацией как она есть. И, хотя я знаю, что у вас не было такого намерения, мы не можем себе позволить поддерживать отношение, которое, к сожалению, уже распространилось среди части нашего персонала. Дела идут достаточно плохо и без того, чтобы намекать занзибарцам, что мы считаем их некомпетентными или трусами пугающимися собственной тени.

— Нет, сэр. Конечно нет, — согласилась Брайэм.

— Оставляя, однако, это в стороне, — продолжил Капарелли, вновь поворачиваясь к Хонор, — репортеры уже объявили операцию нашей первой победой этой войны в наступлении. Таким образом вы теперь удерживаете титулы победителя и в оборонительной, и в наступательной операциях. Боюсь, что ваша репутация продолжила свой рост.

— Это же нелепо, — проворчала Хонор и раздраженно помотала головой. — Вот уж воистину «победа в наступлении»! Наши силы настолько превосходили те несчастные хевенитские пикеты, что это было как… как скормить цыплят квазиакулам!

— Конечно же, именно так, — в свою очередь покачал головой Капарелли, однако скорее в изумлении, — Так и должно быть, где бы нам ни удавалось это устроить. С другой стороны ваши достижения — и особенно то, как вы позволили Миллигану уничтожить собственные корабли — просто мечта газетчика. Они, похоже, еще не вполне решили как вас преподнести: как элегантного, рыцарственного корсара, или как крутого как гвоздь, жестокого ветерана. Хэмиш упоминал пару типов из морских флотов Старой Земли. Кого-то по имени Рафаэл Семс[28] и кого-то по имени Билл Хэлси[29]. Хотя добавил, что у вас больше тактического чутья чем у Семса, и стратегического чутья чем у Хэлси.

— О, так и сказал? — глаза Хонор угрожающе блеснули и Капарелли хихикнул.

— Почему-то мне кажется, что он предвкушал, как я вам это расскажу. Однако, тем не менее… как бы вас это не раздражало, не ждите, чтобы кто-либо в правительстве или на флоте попытался притормозить этот процесс. Честно говоря, нам необходимы каждый положительный отзыв в прессе — и каждая из поднимающих мораль историй — которые мы сможем получить. Все, что поднимает нашу мораль и разрушает мораль хевов, слишком ценно, чтобы даже задумываться о возможности от этого отказаться.

— В этом отношении, сэр Томас, — сказала Брайэм, — полагаю то, что сделали с ними «Катаны» и «Агамемноны» должно нанести несомненный удар по их морали. Если на то пошло, подозреваю, им придется пересмотреть все подряд оценки сравнительной боевой эффективности.

— Надеюсь вы правы, коммодор. И еще должен признать, что то, что я видел в предварительных докладах заставляет меня чувствовать себя увереннее в отношении сравнительной эффективности наших новых кораблей и систем. Но суть дела в том, что их у нас не так-то много. На самом деле, это главная причина того, что в Восьмой Флот отправляется столь существенная часть имеющихся в наличии новых систем. Мы хотим, чтобы хевы видели, что мы их используем. Буквально бросаем их в лицо Тейсману в надежде, что их эффективность настолько его впечатлит, что он не догадается, как их у нас мало.

— А насколько РУФ полагает это вероятным, сэр? — нейтральным тоном спросила Хонор. Для себя она уже решила. Капарелли криво ей улыбнулся.

— Примерно настолько же, насколько и вы, — ответил он. — С другой стороны, когда… вода настолько глубока, ваша милость, вы готовы хвататься за что угодно, лишь бы это помогло удержаться на поверхности.

Глава 24

— Добро пожаловать домой, Хонор. — широко улыбнулась вошедшей в дверь Белой Гавани Хонор сидевшая в своем кресле Эмили Александер. — Похоже, я в последнее время часто это повторяю. Жаль только, что недостаточно часто.

— Боюсь, Эмили, что Белая Гавань расположена относительно Адмиралтейства не так удобно, как залив Язона. Кроме того, мне постоянно приходится напоминать себе проявлять определенную степень благоразумия. Иначе, — Хонор наклонилась поцеловать Эмили в щеку, — я бы проводила здесь каждую минуту, в которую я нахожусь на планете.

— Хм-м-м-м. Полагаю, это можно было бы назвать неблагоразумным.

— И не говорите. Миранда и Мак определенно приложили все усилия — безусловно, в их собственном изыскано тактичном стиле — чтобы довести до меня эту мысль.

— Они не одобряют?

Эмили слегка нахмурилась и Хонор ощутила в ней смешанные чувства. При всех её искренних доброте и любезности, при всей глубине и взаимности преданности между ней и ее слугами, она оставалась продуктом мантикорской аристократической системы. Для нее слуги могли стать друзьями, буквально членами семьи, но всё равно оставались слугами. Для неё могло быть важно, чтобы слуги думали о ней хорошо, но она не позволяла этому влиять на свои решения, и этот маленький аристократический уголок её сознания не мог не считать самонадеянным со стороны слуг выносить суждения о её действиях.

— Нет.

Хонор с улыбкой выпрямилась. Эмили могла быть прирожденной аристократкой, но Хонор Харрингтон таковой безусловно не являлась. Она тоже не позволяла мнению других людей диктовать её поступки, но совершенно по другим причинам. И для неё люди вроде Миранды Лафолле и Джеймса МакГиннеса никогда не станут «слугами», даже будучи её наёмными работниками. Возможно вассалами, но никак не слугами. «Даже если не вспоминать, что оба они сами по себе миллионеры», — подумала она с мысленным смешком.

— Они не осуждают моих действий, когда те идут от сердца, если выразится в духе бульварных романов. Они просто беспокоятся о том, что может произойти, если репортеры уцепятся за эту… связь. — Хонор поморщилась. — У них был опыт слишком близкого и слишком личного знакомства с тем, во что втравили нас газетчики в прошлый раз, и они беспокоятся за меня. Не представляю себе почему.

— Конечно не представляешь, — былая нахмуренность Эмили вновь превратилась в улыбку.

— Что меня на самом деле больше всего раздражает во всех этих тайнах, и по множеству причин, — сказала поморщившись Хонор, — так это то, что мы с Мирандой последнее время так редко видимся. Официально, с точки зрения Грейсона, она все еще моя «горничная», но на деле — глава над всем персоналом, особенно здесь, на Мантикоре. Так что, в конце концов, я пришла к тому, что надо оставлять её дома заниматься делами, и если бы я начала её таскать за собой по «друзьям», это выглядело бы немного странно. Конечно, на Грейсоне при аналогичных обстоятельствах — хотя должна признать, что от мысли об «аналогичных обстоятельствах» там у меня голова кругом идет — я бы оставляла дома Мака заниматься делами, а с собой таскала бы Миранду, — она покачала головой. — Знаете, простолюдином быть намного проще.