Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Случай Ковальского (Сборник научно-фантастических рассказов)

      Под слоем почвы, корней и перегноя мы обнаружили слой сыпкой ржавчины, а под ней остатки бетона. Это уже было кое-что и могло сойти за то, что когда-то было огромным городом. Букет погладил человечка по спине и сказал:
      — Порядок, ты был прав, тут должен был лежать чертовски большой город…
      — Чертовски большой, представляю себе… — повторил я следом.
      — Ничего ты себе не представляешь! — прервал человечек. Он передернул плечами, словно смахивая с себя прикосновение Букета. Топая ногами, сжав кулаки, он хрипел с бешеной ненавистью:
      — Нет! И вы оба, и я сам ошиблись, ха-ха-ха… Я обманул вас, и дайте мне покой, черт побери! Тут не было ничего, кроме песочных куличей: эти домики из морской пены, эти мосты из соломы… Я врал, что тут была какая-то цивилизация…
      Бессмысленно бормоча, он опустился на землю. Я заметил, что Букет держит палец на спусковом крючке баллона с усыпляющим газом.
      Я был рядом, когда человечек открыл глаза. Казалось, он должен был все забыть, но тут же, словно двадцатичасовой сон ничего не значил, схватив меня за комбинезон, тревожно спросил:
      — Взрыв?
      Я непроизвольно погладил его, но он даже не обратил на это внимания.
      — Нет! — ответил я: мы уже знали результаты исследований Букета. Они покинули эту планету, улетев неизвестно куда. — Никакого взрыва не было. Однако, — добавил я, — три тысячи лет — это достаточный срок, чтобы разрушить…..
      Он опустил кусочки кожи, за которыми скрывал глаза, и я замолчал. Тогда он попросил, чтобы мы еще раз попытались поискать
      Мы были в воздухе, когда динамики заговорили голосом Варкса.
      — У меня для вас кое-что есть, — сказал он как-то странно. — Чертовски глупая история. У меня была связь с базой: это и есть планета, которую мы покинули, перебираясь к Аль-Тарфу… И… и, — он заикался, — очень прошу вас, ребята, перестаньте гладить его по голове, потому что… потому что, может, вы гладите собственного пра-пра-прадедушку…
      Солнце выглянуло из-за горизонта, утренний ветер шевелил кроны деревьев. Раздвинув ветви, мы вышли из кустарника. Он шел впереди, глядя на его огромные уши и шерсть на голове, я начинал понимать его злость. Он еще ничего не знал. Но теперь найти что-нибудь стало нашей обязанностью.
      А потом мы увидели их. Ничем не заслоняемые острия граней резали небо, и все мы были перед ними такими маленькими… Сначала в лучах солнца они были красными, а потом — по мере того, как оно поднималось выше, — разгорелись до белизны. Ветер овевал их сорванными с пустыни вуалями сыпучей пыли. И тут мы поняли, что время не властно над ними, что все здесь пережили только они одни!
      — Теперь вы видите! — крикнул наш предок. — Посмотрите на эти пирамиды. Я уверен, что подобное вам никогда даже и не снилось.

КОНРАД ФИАЛКОВСКИЙ

Человек с ореолом

      — Да, это любопытно… Так вы, профессор, считаете, что ваша золотая клетка — это дырявый мешок и по саду вашей лаборатории, по саду, предназначенному для размышлений об искривляющемся пространстве; бродят подозрительные личности. — Полковник перестал ходить по кабинету и остановился у окна.
      — Я сказал: неизвестные, — из-за своего стола профессор видел полковника на фоне далеких фиолетовых гор, освещенных вечерним солнцем.
      — Безразлично: неизвестные значит подозрительные, — полковник еще немного постоял, потом подошел к выключателю и зажег свет. Только теперь профессор заметил, что верхняя пуговица полковничьего мундира расстегнута.
      — Сначала я подумал было, что это новый помощник садовника.
      — Исключено. Мои работники дисциплинированы. Они охраняют вас незаметно и никогда не позволили бы себе своим присутствием помешать вашим творческим размышлениям.
      Профессор Трот опять почувствовал, как сильно он не любит полковника. Однако он спокойно ответил:
      — Как обычно, вы правы, полковник. Это не был ни помощник садовника, ни садовник, ни один из ваших дородных дворников, ни кто-либо из персонала моей лаборатории.
      — Простите, профессор, — Трот заметил, что полковник изучающе смотрит на него. — Насколько я помню, тогда был рассвет, серый рассвет. Вы вышли на террасу, а он стоял метрах в пятнадцати от вас около куста роз «Рамзес».
      — Поражаюсь вашей памяти, полковник Хоган.
      — Во всяком случае, вы не могли видеть его лица. Персонал лаборатории постоянно сменяется, вы не знаете этих людей.
      — Сказать вам, почему я утверждаю, что это был человек извне?
      — Это меня, пожалуй, заинтересовало бы, — улыбнулся полковник.
      «Я скажу ему, скажу, хотя он мне все равно не поверит, но наконец-то оставит меня в покое», — подумал Трот и ему стало веселей, когда он представил себе озадаченную физиономию полковника.
      — Видите ли, — сказал он очень тихо. — Ни у моих ассистентов, ни у ваших людей нет ореола.
      — Простите, чего?
      — Ореола.
      — Не понимаю, — полковник совершенно растерялся.
      — Ну чего-то вроде светящегося диска вокруг головы. Тонкой световой оболочки.
      — Вы смеетесь, профессор.
      «А сейчас он зол, в самом деле зол», — подумал Трот и это доставило ему явное удовольствие.
      — Я, полковник, никогда не шучу, почти никогда. — Он глядел уже не на Хогана, а в окно на горы, которые серели в предвечерних сумерках.
      — Это невозможно, профессор. У людей не бывает ореолов.
      — Во всяком случае, у большинства людей, — поправил Трот и подумал, что теперь-то полковник наверняка выйдет из кабинета.
      Однако Хоган не вышел. Он некоторое время стоял молча, потом приблизился к письменному столу и, глядя на профессора сверху, спросил:
      — И что вы тогда сделали?
      Трот на мгновение замялся.
      — Крикнул: «Подождите минутку» — и пошел в лабораторию, чтобы взять со стола фотоаппарат.
      — Да. Действительно. Это слышал один из моих… скажем так — наших сотрудников. И дальше что?
      — Увы, ничего. Когда я вернулся с аппаратом, в саду уже никого не было.
      Только теперь Трот заметил, что Хоган покраснел.
      — В саду никого не было, профессор. Вы шутите. Замешательство… Рапорт начальству… — его голос делался все более глухим. — Лаборатория охраняется так, что все рассказанное вами исключено, абсолютно невозможно. Там никого не могло быть ни с ореолом, ни без ореола!
      — Вы пытаетесь меня переубедить, полковник?
      «Еще немного, и я смогу выкинуть его из кабинета», — подумал Трот.
      — Но, профессор, подумайте: ореол! Это же ребячество. — Хоган сел в кресло, обхватив голову руками.
      «Гладиатор, гладиатор, которому приказано думать», — Трот взглянул на Хогана бесстрастно, как на актера на телевизионном экране.
      — Вы типичный рационалист двадцатого века, полковник Хоган, — сказал он. — Вы убеждены, что все, что оставалось выяснить на этом свете, уже выяснено, а остальное — сказки.
      — Но, профессор…
      — Да. Именно так. Но на таких людях, как вы, держится наша цивилизация, — добавил Трот тише, а потом еще долго неподвижно сидел за столом, когда шаги Хогана уже стихли в коридоре. И только тогда заметил, что в углу комнаты, у книжного шкафа, стоит человек с ореолом.
 
      Лизи пришла, как обычно, в полдень.
      Трот знал, что когда-нибудь она не придет, однако считал, что вероятность этого пока чрезвычайно мала. Он немного работал утром, и его стол был завален бумагами. Лизи собрала разбросанные по ковру обрывки вычислений и только тогда уселась напротив него. Она нажала клавиш радиоприемника, и когда кабинет наполнили звуки скрипок, тихо сказала:
      — Похищены Топс и Мюлер.
      — Откуда ты знаешь? — спросил он так же тихо.
      — От человека Хогана.
      — Думаешь, теперь моя очередь?
      — Не исключено, — сказала она спокойно, совершенно спокойно, и Троту это не понравилось.
      Игра скрипок становилась все громче. Он слушал их, вертя в пальцах карандаш.
      — Размышляешь, был ли смысл начинать все это? — спросила она.
      — Нет. Это уже пройденный этап. Решение принято. Я принял его, когда впервые говорил с тобой. Помнишь?
      — Я думаю, да. Что касается новых формул, то я, как обычно, вложила их во второй том собрания сочинений Эйнштейна. Запомнишь?
      — Да, конечно.
      — Ты должен успеть. Это важнее всего. Эти формулы уже непосредственно ведут к синтезу антиматерии. Слышишь?
      — Да.
      — Ну и прекрасно, — улыбнулась она. — Когда ты их обработаешь, наше дело будет закончено.
      — Наше дело… А ты уверена, Лизи, что это именно…, что это как раз то, чего мы хотели?
      — Я тебя не понимаю. Откуда вдруг эти сомнения? Ты же знаешь, я тебе много раз говорила, что антиматерия — это ключ к подлинно современной технике.
      — Конечно, но, например, Хоган… — Что Хоган?
      — Он и антиматерия. Представляешь себе?
      — Я тебя не совсем понимаю. Хорошо, пусть Хоган. Такой же, как и множество других. Даже более порядочный.
      — Знаешь, Лизи, ты живешь здесь уже столько лет, и, несмотря на это, мне порой кажется, что ты приехала сегодня… — он осекся и начал внимательно слушать сообщение, сменившее скрипичный концерт
      «А теперь передаем комментарии. Переданное сегодня утром сообщение об исчезновении в течение последних суток пяти физиков-атомников вызвало некоторое беспокойство. Иоахим Рид, рассматривая этот вопрос на страницах „Up and Down“, утверждает, что, несмотря на тщательные поиски, на след исчезнувших напасть не удалось. Особо сенсационно выглядит исчезновение доктора Топса. Ученый исчез во время работы из своего усиленно охраняемого кабинета. Один из сотрудников Топса, Доуэлл, который первым обнаружил его отсутствие, утверждает, что нашел на столе еще дымящуюся трубку и разбросанные записи. Когда через несколько минут он вернулся в кабинет с начальником охраны, ни трубки, ни бумаг уже не было…»
      — Я это выключу, — сказала Лизи и нажала клавиш. — Пять человек, и все в один день. Это многовато. Видимо, они получили какие-то новые данные. — Она взглянула на Трота. — Не принимай этого близко к сердцу. В худшем случае на ежегодном съезде атомников в Торопе будут присутствовать одни пенсионеры. Я поеду туда в качестве… хм… твоей вдовы…
      — Без глупых шуток, Лизи.
      — Ты не любишь, когда тебе говорят правду. Это характерно для твоей эпохи.
      — Не шути. Ты знаешь, что теперь моя очередь.
      — Только когда передашь формулы. Помни об этом.
      — А остальное неважно? Что будет дальше, тебя не интересует? — спросил он, зная определенно, что ее это действительно не интересует.
      Она пожала плечами.
      — Чего же ты хочешь, дорогой мой? За два года ты стал одним из крупнейших ученых континента. Пожалуй, это стоит того, чтобы… Ты не думаешь?
      — Перестань!
      — Во всяком случае, уложенный чемодан стоит у тебя в кабинете. Несколько сорочек, носки. Запонки тоже там. Я стараюсь быть хорошей женой, а ты этого не замечаешь. Теперь я не знаю, позволят ли тебе взять все это. Хотя, если Топсу разрешили взять трубку…
      Трот смотрел на ее лицо, большие серые глаза и выступающие скулы. «Я должен сохранять спокойствие, — повторял он себе. — Теперь уже все равно ничего не изменишь».
      — Боюсь, что у Топса будут хлопоты с табаком. Он ужасно любил хороший табак, — сказал Трот и, заметив, что Лизи изучающе смотрит на него, добавил: — Знаешь, я приглашу Хогана. Поговорим втроем на интересующие его темы.
      — А ты не думаешь, что было бы лучше, если б эти формулы…
      — Перестань. Всему свое время. Ты нетерпелива, как… обычная женщина.
      Трот нажал клавиш видеофона.
      — Соедините меня с полковником Хоганом, — сказал он.
      — Я слушаю вас, профессор, — лицо Хогана заполнило весь экран.
      — Как вам все это нравится?
      — Вы обеспокоены, профессор?
      — Обеспокоен? Чего ради! Однако я хотел бы увидеться с вами.
      — Хорошо, профессор. Я иду, — экран погас.
      — Сейчас он придет. Поболтаем, — Трот сказал это с некоторым удовлетворением.
      — Может, передашь формулы через него? Это последний шанс.
      — Ты заблуждаешься, Лизи. Они всеведущи.
      — И систематичны, дьявольски систематичны. Пожалуй, это их самое характерное качество.
      В дверях появился Хоган.
      — Я пришел, профессор. О, миссис Лизи?!
      — С тех пор как вы почти полностью изолировали моего мужа, мне приходится навещать его здесь.
      — Я очень сожалею, но это необходимо для безопасности профессора.
      — Да, разумеется. Только, боюсь, скоро вообще перестанете меня сюда впускать. Я никогда не казалась вам подозрительной?
      Хоган улыбнулся, эта улыбка предназначалась Лизи. «У него атавистически развитые клыки», — подумал профессор.
      — Откровенно говоря, — продолжал улыбаться Хоган, — ваше прошлое не очень ясно.
      — Да что вы, полковник…
      — Конечно, я неточно выразился. Просто ваше прошлое не имеет документального подтверждения. У вас меньше документов, чем у любого среднего гражданина. Но в нашем демократическом государстве это допустимо.
      — Видишь, я говорил. В один прекрасный день тебя ко мне не пустят.
      — Я шучу. Вы познакомились с профессором прежде, чем он стал таким ценным для нас. До некоторой степени это ставит вас вне сферы наших интересов.
      — А может, — Лизи взглянула на Трота, — может быть, именно мне он обязан тем, что оказался в этой вашей сфере?
      «Она смотрит на меня, как на дрессированную обезьяну», — подумал Трот и почувствовал удовлетворение от того, что случилось вечером — от второй встречи с человеком с ореолом.
      — Конечно, вы вдохновляли профессора в его творчестве.
      — В определенной степени да. Не так ли, профессор?
      Теперь он уже знал, что поступил правильно. «Она никогда, никогда не принимала меня всерьез. Я всегда был для нее… древностью», — подумал он.
      — Лизи, — сказал он, — у нас с полковником серьезный разговор.
      — Я не мешаю. Надеюсь, мы увидимся завтра. Я обязательно приду. — Последнюю фразу она подчеркнула, и Трот понял, что Лизи уже не надеется застать его завтра в этом кабинете.
      Она еще раз оглянулась и вышла.
      — Я заинтересовался ореолами, — сказал Хоган.
      — Вы? Да вы шутите, господин полковник.
      — Я говорю серьезно. Не только вы, господин профессор, видели человека с ореолом.
      — Так, значит, теперь вы мне верите?
      — Вы были правы. Я сомневался. Но это у меня в некоторой степени профессиональное. Я изучил проблему. Об ореолах написано не очень много. В христианском искусстве они появились где-то в четвертом веке. А идея заимствована из буддизма. Вот, пожалуй, и все.
      — У вас поразительные знания.
      — Стараемся быть всесторонними.
      — Да, я тоже над этим думал. Разумеется, по-любительски, без первоисточников. Перед вами у меня лишь то преимущество, что я видел человека с ореолом.
      — И каковы же ваши выводы?
      — На самых древних картинах ореол изображался в виде круга независимо от положения головы Вывод напрашивается сам.
      Хоган внимательно взглянул на профессора. «Этот гладиатор не так глуп», — подумал Трот.
      — Интересно, — теперь Хоган говорил медленно. — То, что ореол был у людей по меньшей мере необычных, — это факт, поэтому позже его считали непременным атрибутом святых.
      — Вы правильно рассуждаете, Хоган, — похвалил профессор. — Я специально ввел вас в курс дела, чтобы вы лично могли во всем убедиться.
      — Не понимаю. Уж не хотите ли вы сказать, профессор, что… — Хоган попятился к двери.
      — Именно это я и хочу сказать. Вы знаете, и они об этом знают. Вам уже отсюда не выйти.
      — Глупые шутки, профессор, — Хоган повернулся к двери, но там стоял невысокий человек, голова которого казалась несколько деформированной, он был в сером комбинезоне.
      — Кто вы? — Хоган выхватил из кармана маленький черный револьвер. На ковер посыпались выхваченные вместе с ним предметы, какой-то блокнот и большой белый платок.
      — Спрячь, Хоган, свою брызгалку, — сказал человечек. — Мне придется ее разбить, а случайно я могу отбрить тебе руку. Ну, быстро!
      — Руки вверх, буду стрелять! — Хоган сказал это спокойно, и Трот подумал, что у полковника отличные нервы.
      Небольшой человечек высунул из рукава что-то, что не было рукой. Его движение было быстрым, слишком быстрым для человека. Хоган даже не успел нажать спусковой крючок, как неведомая сила выбила у него из руки пистолет. Удар был такой силы, что Хоган покачнулся.
      — Спокойно, Хоган. Без глупостей. Видишь, я совершеннее тебя.
      — Вы отлично владеете современным языком, — сказал Трот.
      — Я учился ему по вашим книгам. Скажи этому Хогану, что неожиданный прыжок к двери ему ничего не даст, так же как и попытки сбить меня с ног. Пусть поймет, что влип.
      — Он прав, полковник, — Трот взглянул на Хогана, который спокойно массировал правую руку.
      — Ты удивительно прыткий тип, — сказал человечек Хогану, — но гимнастика тебе не поможет. Улавливаешь?
      — Как сюда проник этот уголовник? Как вы думаете, профессор?
      — Нормально. Через пятое измерение, — тут же ответил человечек.
      — О чем это он?
      — Слушай, Трот, да этот тип в наших делах ни бум-бум.
      — Полковник, он из будущего. Честное слово, я не думаю, чтобы вы были в силах что-нибудь сделать.
      — Я позову людей.
      — Пространство этой комнаты скользит во времени, тебе отсюда не смыться, — человечек сказал это с явным удовольствием.
      — Я думаю, полковник, он прав. Только меня удивляет отсутствие ореола.
      — Вам больше не о чем думать?
      — Во всяком случае, это интересно…
      — Ну, потопали, — человечек прервал профессора на полуслове. — Внимание. Раскрываю поле. Не двигаться.
      Что-то звякнуло, словно разбивающийся стакан, и в дверях появилась Лизи.
      — Андроид, стоп! Сотри память, — сказала Лизи, и человечек замер.
      — Объявляю постоянную замкнутую программу. Я специализирован.
      — Приказываю: сотри! — повторила она.
      — Исполняю, — ответил человечек, и Трот услышал тихий шелест, напоминающий шум муравейника.
      — Что ты сделала с ним? — спросил он.
      — Ничего особенного. Стерла ему память. Это же автомат.
      — Как… как вы это сделали?.. Вы… вы оттуда?
      — Теперь вы уже знаете, полковник.
      — Сейчас я… — Хоган подошел к двери.
      — Вы отсюда не выйдете. Мы все еще скользим во времени. Ты еще не передал ему формулы? — серьезно взглянула она на Трота.
      — Нет, — ответил Трот, мгновение помедлив.
      — Отлично. Я вышлю его в будущее вместо тебя.
      — Не понимаю.
      — Я перепрограммирую автомат, и он заберет Хогана. Ты обязан интерпретировать свои формулы.
      — Нет… я протестую… я не хочу. Я не дам себя забрать отсюда!
      — Вы перенесетесь в будущее независимо от того, хотите этого или нет. В двадцать пятый век. К тому же в ваши обязанности входит защищать профессора, не щадя живота своего. А вы не умрете, вы будете жить. В будущем есть специальные резервации для людей из ранних эпох. Охота, конная езда. Никаких забот. Это совместные резервации для людей из первых двадцати веков.
      — Я? Вместе с пещерными людьми?
      — Вы родились в период, в котором люди нападали на своих сородичей. Тут я ничего не могу поделать. Впрочем, там не так плохо. Автоматы ликвидируют большинство конфликтов. Оставляют ровно столько, сколько необходимо, чтобы не нарушить атмосферы и колорита вашего времени, — Лизи доброжелательно улыбнулась.
      И тут Хоган прыгнул. Прыгнул к Лизи, но андроид был проворнее. Удар сбил полковника с ног, и он повалился лицом на пушистый ковер.
      — Слушай, Лизи. Какой во всем этом прок? В конце концов они меня все равно найдут.
      — Не найдут. Ты откажешься от всякой деятельности. А если даже… Тогда антиматерия уже будет собственностью человечества. Ну и я… я останусь с тобой в этом времени.
      Трот хотел что-то сказать, но Лизи его прервала.
      — Потом. Сейчас я должна перепрограммировать андроида. — Она подошла к автомату и сильным рывком приоткрыла его серый панцирь. Андроид одним движением рук убрал панцирь и замер в неестественной позе.
      — Ин-струк-ция семь-де-сят пять, — сказал он по слогам. — Транс-тем-по-ра-ция че-ло-ве-ка двад-ца-то-го ее-ка…
      Трот смотрел на Лизи и на андроида. Неожиданно ему на голову обрушился сильный удар.
      — Внимание, Лизи, — крикнул он, но Хоган был быстрее. Замерший автомат с раскрытым панцирем покатился к стене…
      — Не шевелиться! — Хоган целился в них из своего маленького револьвера. Трот медленно поднялся. «От страха этот гладиатор готов нас застрелить», — подумал он и вдруг почувствовал, что ему это безразлично.
      — К стене. Ты тоже, профессор. Слушай, девчонка, я не шучу. Мне терять нечего.
      Лизи подошла к Троту.
      — Как называется этот андроид? — спросил профессор.
      — Молчать! — истерически крикнул Хоган. Лежащий у стены андроид монотонно бубнил:
      — И-ден-ти-фи-ка-ция суб-ек-та в до-ба-воч-ной па-мя-ти. Про-странст-вен-ная ло-ка-ли-за-ция по ре-ше-нию ко-ор-ди-на-то-ра. Мой па-роль…
      Тогда Хоган выстрелил в черное отверстие обнаженного андроида. Трот заметил, как оттуда посыпались маленькие блестящие кристаллики. Андроид стал бубнить.
      — Ты повредил автомат! — воскликнула Лизи.
      — Он хотел сообщить свой пароль, а это было тебе для чего-то необходимо, не так ли? Не двигаться!
      — Примитив! — сказала Лизи.
      Хоган, внимательно глядя на нее, начал пятиться к двери. Вдруг Трот заметил, что ногу Хогана, которую он отставил назад, пружинисто отбросило. Хоган закачался.
      — Что это?! — закричал он, и Трот понял, что Хоган боится все больше.
      — Сдвижение времени. Ну, и как тебе это нравится, полковник.
      — Прекрати… сдвижение!
      — И не подумаю.
      — Не шути, а то…
      — Застрелишь?
      Хоган на мгновение задумался.
      — Нет. Убью профессора.
      «Он-таки убьет меня», — подумал Трот.
      — Считаю до пяти. Раз… два…
      — Подожди, я должна посмотреть, что с автоматом, — Лизи сделала шаг вперед.
      — Стой! Сам посмотрю. Скажи, что надо сделать.
      Лизи хотела ответить, но тут Трот чуть ли не физически ощутил высокий звук, напоминающий звук лопающегося стакана. Хоган крикнул и начал исчезать в белом охватывающем его коконе. Некоторое время были видны только его ноги, потом исчезли и они. Кокон вздрогнул несколько раз и замер.
      — Ну, теперь-то ты видишь, Лизйоча, на что способны эти типы, — сказавший это человек стоял посреди кабинета. Высокий, в черном облегающем комбинезоне, вокруг его головы подобно ореолу светился прозрачный еле заметный шлем.
      Лизи немного помолчала, потом спросила:
      — Что ты с нами сделаешь?
      — Сначала скажи, почему ты не носишь шлем? Ты же знаешь, что это недозволено. Хочешь умереть от одной из болезней этих веков?
      — Не бойся, не умру. Ты хочешь забрать нас в XXV век?
      — Да. Тебе это не сулит ничего приятного.
      — Догадываюсь, но это не важно. Все равно, я права.
      — Продолжаешь упорствовать, даже после опыта с Хоганом?
      — Это единица. К тому же, ускорив ход цивилизации, можно уменьшить число подобных типов.
      — Сомневаюсь. Передача им технологии получения антиматерии привела бы к значительным усложнениям. Ты историк-утопист, Лизйоча.
      — Я хотела провести эксперимент в резервации, однако вы мне не позволили.
      — Но это еще не повод, чтобы переноситься в прошлое и подсказывать физикам двадцатого века формулы, ведущие к синтезу антиматерии. Это трудно назвать глупостью. Это преступление, Лизйоча! К счастью, тебе это не удалось.
      — Неправда. Формулы уже в их времени!
      — Нет, Лизйоча! Они у меня, — человек с ореолом вынул из складок комбинезона несколько листков бумаги и показал Лизи. Трот знал, что это именно те листки.
      — Откуда они у тебя? Откуда ты знал, где их искать?
      — Просто некоторые люди двадцатого столетия разделяют наши взгляды на антиматерию.
      — Трот! Не может быть, — Лизи взглянула на профессора.
      — Да. Трот. Может, без тебя он не стал бы гением, но это настоящий ученый, отвечающий за свои открытия.
      — Как ты мог? — теперь Лизи обращалась к профессору.
      — Он меня убедил. Верь мне, Лизи, это небезопасно. Он сообщил мне простой способ создания снарядов из антиматерии. Ты говорила, что это невозможно.
      — Их никто никогда не конструировал.
      Трот хотел ответить, но человек с ореолом прервал его:
      — К счастью, мы знаем, к чему это может привести.
      — Неправда. Я не верю. Ты недооцениваешь людей.
      — Ты не права, Лизйоча. Мы отдаем должное их трудолюбию и возможностям. Знаем, что через сто лет они сами получат антиматерию. Да… а что касается Хогана, то я переменил решение. Он будет помещен в резервацию доисторических людей, где легко свыкнется с условиями каменного века.

Витализация

      Он пробуждался от глубокого сна, длившегося десятки лет, космического сна без сновидений, во время которого он преодолел световые годы пустоты. Он возвращался к жизни.
      Сначала он увидел всплеск света, ярко горящую точку, потом различил склонившуюся над ним фигуру и наконец услышал голос:
      — … Космогатор Гоер… Космогатор Гоер…
      Он знал, что это говорит автомат, какой-то настойчивый автомат вроде того, который когда-то будил его на рассвете, чтобы он успел добраться зеленым виробусом на первую лекцию.
      — Слышу… — сказал он, — но еще темно. Еще четверть часа, и я встану…
      Автомат не ушел.
      — Космогатор, зрительные центры твоего мозга еще работают не в полную силу. Это пройдет, зрение возвратится, как только окончится последний этап процесса витализации…
      И тогда он вспомнил, что находится в космосе. Он попробовал приподняться, и витализационное кресло, почувствовав это едва уловимое движение, поддержало ему спину.
      — Где мы? — спросил он.
      — Твой космолет достиг системы Регула.
      — Регула? Значит, мы у цели? — Он уже помнил все: отлет с Земли, желтый песок дюн за терропланом, беззвучную суматоху висящего в пустоте космодрома, ослепительное пламя из дюз и Солнце, которое осталось за кормой, постепенно превращаясь в желтую звезду.
      — Включи экран. Я хочу видеть…
      Автомат выполнил приказ. На экране разбушевалось белое атомное пламя.
      — Ты первый человек, увидевший Регул вблизи, — сказал автомат.
      Гоер знал об этом. Он хотел встать, подойти ближе к экрану, но не мог…
      — Помоги мне, — бросил он автомату. — Долго ли я еще буду таким… — он хотел сказать «беспомощным», но подумал, что это было бы неуместно в разговоре с автоматом.
      — Это естественно. Все процессы в твоем организме протекают как положено. Я подключен к центру, контролирующему ход витализации.
      Гоер знал, что автомат не лжет, не может лгать.
      — Сколько времени длился анабиоз? — спросил он.
      — На Земле прошло больше ста лет.
      — Сто лет… — такой срок по сути дела ставил его вне времени. Он не знал, контролирует ли автомат и его чувства, но предполагал, что это возможно, поэтому не стал больше думать о времени.
      — Все ли системы космолета работают нормально? — это был первый вопрос, который должен был задать космогатор.
      — В данный момент все в порядке, — автомат на секунду как бы замялся. — Были мелкие аварии, а из серьезных — утечка нейтронов на тридцать втором году локального времени полета.
      — Порядок, — сказал Гоер и только теперь понял, что не знает этого автомата… — Ты… ты… Унинав…? — спросил он.
      — Не совсем. У меня только часть его памяти и некоторые исполнительные системы. Я новый Унинав, с элементами того, которого ты знал.
      — Это значит, что тот демонтирован?
      — Да.
      — Почему? Что случилось?
      — Авария.
      — Говори ясней. Характер и время аварии.
      На этот раз автомат ответил сразу же, словно читая наизусть навечно записанное в его памяти.
      — Механическое повреждение управляющей части мозга на тридцать пятом году локального времени полета.
      — Что с ним случилось?
      — У меня нет полной информации. В моей памяти записано, что броневой шлюз третьего внутреннего отсека космолета замкнулся за ним.
      — Что там делал этот интеллектронный обломок?
      — Не знаю. Но ты меня обидел.
      Гоер понял, что случилось нечто серьезное. К горлу подступил комок, как тогда, когда перед отлетом он обращался к людям мира по видеотронии.
      — Обидел? Тебя, автомат?!
      — Ты называешь его интеллектронным обломком, а ведь во мне заложена его частица.
      — Насколько мне известно, ощущение, о котором ты говоришь, не было предусмотрено конструкторами в псевдопсихике моих автоматов.
      — И все-таки я это чувствую.
      — Подожди, а что же входит в тебя, кроме узлов Унинава?
      — Системы двух андроидальных автоматов и новые элементы.
      — …Двух андроидальных автоматов? Что с ними случилось?
      — Они были повреждены.
      — Каким образом? Ну говори! Я тебе приказываю!
      — Они были разрезаны горелками дезинтеграторов…
      — Что? Кто это сделал? Отвечай! — Гоер заметил, что кричит, только тогда, когда услышал ровный, монотонный ответ автомата:
      — Автоматы по ремонту панциря.
      — Каким образом? — теперь он говорил уже спокойно, словно речь шла о мелком повреждении, случившемся на Земле, где достаточно людей, чтобы справиться даже с серьезной аварией автоматов.
      — По приказу Автокора, внутреннего автокоординатора космолета.
      — Соедини меня с ним на фонии, — приказал Гоер.
      — Мне кажется…
      — Не имеет значения, что тебе кажется, — прервал космогатор. — Выполняй приказ.
      Послышался гул, хаотично изменяющий свое напряжение, сквозь него пробивался короткий прерывистый писк. И Гоер понял.
      — Я только хотел сказать, что, мне кажется, такая связь не имеет смысла, так как Автокор демонтирован.
      — Почему ты не сказал этого сразу? Кто его демонтировал?
      — Автоматы по ремонту панциря.
      — По чьему приказу?
      — По моему.
      — Так ты, ты уже существовал?..