XVII

Камилла не спеша вывела грузовик на асфальтовую дорогу.

– Обязательно было брать с собой пса? – спросила она.

– Не беспокойтесь, – ответил Полуночник. – Это сторожевой пес, он охраняет стадо. Может напасть на волка, лисицу, на всякую другую дрянь вроде оборотней, но женщин он не трогает. Интерлок женщин уважает.

– Я не об этом. Просто от него сильно пахнет, – мягко сказала Камилла.

– От него пахнет собакой.

– Вот и я об этом.

– Нельзя запретить собаке пахнуть собакой. Интерлок будет нас охранять. Можете на него положиться: он предупредит о приближении оборотня, когда тот будет за пять километров от нас. Никто же не знает, что зубы у пса сточены.

– Сточены?

– Это ведь собака-пастух. Нельзя, чтобы она поранила овец. И нельзя, чтобы она узнала вкус овечьей крови, а то придется ее пристрелить. У Интерлока нюх что надо. Я дал ему обнюхать Массарову хибару, и теперь он его найдет.

Камилла кивнула, не спуская глаз с дороги, перешла на третью передачу. Вроде бы пока грузовик ее слушался. Грохот стоял неимоверный. На каждой выбоине металлические стойки кузова стучали и гремели. Камилле приходилось кричать, чтобы собеседники ее расслышали. Они открыли все окна и подняли брезент, чтобы машина проветрилась.

– Пса зовут Интерлок? – озадаченно спросила Камилла.

– Когда он родился, я наугад открыл словарь и нашел ему имя, – объяснил Солиман. – «Интерлок, существительное мужского рода. Станок для изготовления трикотажных изделий. Трикотажное изделие, изготовленное на таком станке».

– Понятно, – протянула Камилла. – Кстати, сколько сейчас времени?

– Уже седьмой час.

– Излагай свой план, Соль.

– Он не только мой, но и Полуночника.

Они выехали на шоссе и теперь катили вдоль реки прямо на север. Камилла старалась не гнать, постепенно приноравливаясь к особенностям машины. На поворотах ей пока что приходилось туго.

– Массар оставил свой фургон на горе Ванс, – начал Солиман. – Понятное дело, для того, чтобы все сочли, будто он пропал в горах. А тем временем наш вампир преспокойно потопал пешком.

– Или уехал на велосипеде, – вставил Полуночник.

– Солиман, попроси его говорить громче, я за этим грохотом ничего не слышу.

– Говори громче, – передал Полуночнику Солиман.

– На велосипеде, – оглушительно прогудел старик.

– У него есть велосипед?

– Угу. Во всяком случае, несколько лет назад был, – сообщил Полуночник. – Он хранил его в сарае, где держал собаку. Я туда ходил прошлой ночью: велосипеда нет.

– Значит, Массар путешествует на велосипеде в компании дога и волка?

– Не путешествует он, девушка, – строго поправил ее Полуночник. – Он идет вперед и убивает.

– Его бы заметили, – возразила Камилла. – На него бы сто раз обратили внимание, прежде чем он успел бы добраться до ближайшей овчарни.

– Потому-то он и передвигается по ночам, – сделал вывод Солиман. – Днем где-нибудь отсиживается, а ночью отправляется в путь, вместе со своими зверями.

– Я тоже так думаю, – согласилась Камилла. – С такой свитой он далеко не уйдет.

– А он и не собирается далеко уходить, девушка, – назидательно сказал Полуночник. – Он идет в Луба, это рядом с Жозье.

– Не слышу.

– В Луба! – прокричал Полуночник. – Восемьдесят километров отсюда, по другую сторону Меркантура. Он идет туда!

– Там есть что-то особенное?

– А как же!

Полуночник свесился из окна и смачно плюнул на дорогу. Камилла тут же вспомнила о Лоуренсе.

– Там живет его двоюродный брат, – продолжал Полуночник. – Соль, объясни ей.

– Массару нужна машина, – начал Солиман. – Не может же он таскаться по всему краю с двумя огромными зверями. Если он оставил фургон около дома, значит, заранее составил план. У него в Луба есть двоюродный брат, гнилой тип, который владеет полусгнившим гаражом и торгует полусгнившими машинами. Понятное дело, братец его не выдаст.

– Да, конечно, – рассеянно сказала Камилла, изо всех сил стараясь вписаться в крутой поворот на узкой дороге. – Массар, вероятно, отправится в Луба за машиной. Очень хорошо. А почему бы ему просто не взять ее где-нибудь напрокат?

– Чтобы не повторяться.

– Господи, он ведь не отличается утонченным умом. И никто не мешает ему ехать куда глаза глядят.

– Хоть ум у него и не утонченный, но такое вполне может случиться. Кроме всего прочего, Массар хочет, чтобы его считали мертвым.

– Чтобы спокойно делать то, что обычно делают оборотни, – добавил Полуночник.

– Точно, – заключил Солиман.

– Если так, ему понадобятся фальшивые документы, – предположила Камилла.

– Его двоюродный братец – прожженный тип, – сказал Полуночник. – Гараж для него – всего лишь прикрытие.

– Все правильно, – подтвердил Солиман.

– И этот человек изготавливает фальшивые документы?

– Вполне возможно.

– С помощью чего?

– Да с помощью денег, конечно!

Камилла притормозила и остановила грузовик на площадке у обочины.

– Что, уже привал? – осведомился Полуночник.

– У меня руки устали, – сказала Камилла, спрыгнув с подножки. – Дорога трудная, вести тяжело.

– Да, – согласился Солиман, – я тебя понимаю.

– Я сейчас принесу карту, мы нашли ее в доме Массара, – сообщила Камилла. – Там отмечен весь его маршрут. Покажешь мне, где находится Луба.

– Рядом с Жозье.

– Значит, покажешь, где этот твой Жозье.

– Ты не знаешь, где находится Жозье? – искренне удивился Солиман.

– Нет, – ответила Камилла, взявшись за ручку задней дверцы. – Я не имею ни малейшего представления, где находится Жозье. Я впервые попала в ваши края – настоящее пекло! – несколько месяцев назад, мне никогда прежде не приходилось водить трехтонный грузовик по этим чертовым горным дорогам, я толком не знаю, что такое Меркантур и с чем его едят. Я только знаю, что Средиземное море где-то южнее и что там не бывает ни приливов, ни отливов.

– Вот это да! – выдохнул совершенно потрясенный Солиман. – И где же ты жила, если всего этого не знаешь?

Камилла порылась в своем ящике, захлопнула дверцы фургона и, сжимая в руке карту, остановилась рядом с Солиманом.

– Послушай, Соль, – устало сказала она, – ты знаешь, что в мире полным-полно таких мест, где не бывает цикад?

– Да, кто-то мне говорил, – ответил молодой человек, бросив на Камиллу скептический взгляд.

– Вот там я и жила.

Солиман покачал головой, то ли с восхищением, то ли с жалостью.

– Итак, приступим. – Камилла развернула карту Массара. – Покажи мне, где находится Луба.

Солиман ткнул пальцем в карту.

– А что значит эта красная линия? – спросил он.

– То, о чем я тебе уже говорила: это маршрут Массара. Все кресты соответствуют овчарням, где он убивал овец, за исключением Андели и Анелиа, где пока ничего не случилось. Я считаю, что он удрал, не успев туда наведаться. Слишком далеко в стороне, на востоке. Сейчас он направляется на север. Держит путь по долине Тинэ, затем пересекает Меркантур и попадает в Луба.

– А дальше? – спросил Солиман и насупился.

– Посмотри сюда. По небольшим проселочным дорогам он окольным путем добирается до Кале и оттуда – в Англию.

– Что он там забыл?

– У него сводный брат в Манчестере, на скотобойне.

Солиман тряхнул головой.

– Нет, – сказал он. – Когда человек скрывается, он обычно собирается начать новую жизнь. А Массар переступил за грань жизни. Он покинул зону света и ушел в зону тьмы, в ночь. Для полицейских, для жителей Сен-Виктора, для всех и даже для себя самого он – покойник. Он не хочет менять свою жизнь, он хочет изменить свою суть.

– И откуда ты все это знаешь? – удивилась Камилла.

– Он хочет обрести другую кожу, – произнес Солиман.

– Нормальную, волосатую, – добавил Полуночник.

– Да, это так, – продолжал Солиман. – Теперь, когда человек мертв, волк может убивать в свое удовольствие. Думаю, он вряд ли поедет в Манчестер искать работу.

– Тогда зачем ему пересекать Ла-Манш? Зачем разрабатывать маршрут, если он никуда не собирался ехать?

Солиман подпер голову рукой, задумался, уставившись на карту.

– Это схема побега. Он должен идти вперед, потому что не может оставаться на месте. Он доберется до Англии, вероятно, даже воспользуется помощью родственника. Но потом и оттуда сбежит, и его будет носить по всей земле. Знаешь, что значит «оборотень»?

– Лоуренс говорит, я в этом плохо разбираюсь.

– Это волк-бродяга. Массар не станет прятаться в логове, он все время будет в движении: одна ночь здесь, другая там. Ему знаком каждый камешек на проселочных дорогах. Он знает, где можно скрыться.

– Но Массар вовсе не оборотень, – возразила Камилла.

В кабине грузовика ненадолго воцарилось молчание. Камилла чувствовала, что Полуночник еле сдерживается, чтобы ей не возразить.

– По крайней мере, он считает себя волком, то есть оборотнем, – произнес Солиман. – Этого более чем достаточно.

– Наверное.

– Траппер показывал эту карту полицейским?

– Разумеется. Они сочли, что это обычное путешествие в Манчестер.

– А что они сказали про кресты?

– Сказали, что они связаны с работой Массара. Похоже на правду, если поверить в то, что на Сюзанну напал волк, именно волк. А полицейские в этом совершенно уверены.

– Недоумки, – сурово отрезал Полуночник. – Волк не бросается на человека.

И снова в кабине повисла тишина. Перед глазами Камиллы возникла страшная картина – Сюзанна с кровавой раной на шее.

– Нет, – прошептала девушка.

– Мы его найдем, – проговорил Полуночник.

Камилла включила зажигание и вывела грузовик с площадки. Некоторое время она ехала молча, сжимая руль усталыми руками.

– Я подсчитал, что Массар может за ночь преодолевать от пятнадцати до двадцати километров, не переутомляя животных. Сейчас он, наверное, добрался до северной оконечности Меркантура и находится в районе перевала Ла-Бонет. Сегодня ночью он спустится в долину, к Жозье, это составит примерно двадцать пять километров. Там мы и будем ждать его на рассвете, если только не догоним раньше, в горах.

– Ты что, хочешь всю ночь ехать через Меркантур?

– Я предлагаю бросить якорь на перевале. Мы будем следить за дорогой, сменяя друг друга, однако вряд ли нам что-нибудь светит. Он знает проходы в горах и звериные тропы. В пять тридцать утра мы спустимся по дороге в Луба и там его поймаем.

– Что ты подразумеваешь под словом «поймаем»? – настороженно спросила Камилла. – Тебе прежде уже приходилось ловить кого-нибудь вроде Массара, с огромным псом и волком в придачу?

– Мы подготовимся. Узнаем, на какой машине он поедет, и будем выслеживать его, пока он не нападет на стадо. Тут-то его и схватим. На месте преступления.

– Каким образом, Соль?

– Там посмотрим. Надо же, так обидно, что ты не знаешь, где находится Жозье!

– Это еще почему?

– Потому что это значит, что ты не представляешь себе, куда мы едем. Нам придется ползти вверх по узкому, крутому серпантину на высоту почти три тысячи метров. Дорога чуть шире, чем моя рука, она идет по краю пропасти, а в ограничительной стене через каждые два метра – провалы. Так что раньше были цветочки, а ягодки впереди.

– Ладно, – задумчиво произнесла Камилла. – Я представляла себе Меркантур по-другому.

– И каким же ты его представляла?

– Я думала, что здесь тепло и горы невысокие. На склонах оливковые рощи. Ну, что-то в этом роде.

– Так вот, здесь холодно, а горы очень высокие. На склонах растут лиственницы, а наверху, где жизни и вовсе нет, мы останемся одни: нас трое да еще наш грузовик.

– Веселенькая картинка, – заметила Камилла.

– Разве тебе не известно, что оливы не растут выше шестисот метров?

– Шестисот метров чего?

– Высоты, черт побери, высоты! Все, кроме тебя, знают, что оливы не растут выше шестисот метров над уровнем моря.

– В тех местах, откуда я приехала, олив нет.

– Ага. И что же вы едите?

– Свеклу, например. Отличная вещь свекла. Всегда можно купить, ее выращивают по всему миру.

– Если ты посадишь свою свеклу на одной из вершин Меркантура, она там не выживет.

– Ну хорошо. Я вовсе не это собиралась сказать. Сколько километров до этого проклятого перевала?

– Около пятидесяти. Последние двадцать – самые ужасные. Думаешь, ты справишься?

– Откуда я знаю.

– У тебя руки-то еще держат?

– Да, руки держат.

– Думаешь, у тебя получится?

– Соль, что ты к ней пристал? – проворчал Полуночник. – Оставь ты ее в покое.

XVIII

Было семь часов вечера, жара постепенно спадала. Вцепившись в руль грузовика, Камилла неотступно следила за дорогой. Здесь еще можно было спокойно разъехаться со встречной машиной, но бесконечные сложные повороты вконец измотали Камиллу, и руки уже ее не слушались. Хоть как-то добраться бы до места.

Дорога шла на подъем. Камилла не произносила ни слова, и Солиман с Полуночником тоже молчали, неотрывно вглядываясь в горы. Вот уже остались позади заросли орешника и дубовые рощи. Сколько хватало глаз, к скалистым склонам жались темные сосны. Они казались Камилле зловещими и напоминали отряды солдат в черной униформе. Вдалеке на фоне неба вырисовывались лиственницы, чуть более светлые, но не менее воинственные, над ними простирались серо-зеленые альпийские луга, а еще выше виднелись голые скалистые вершины. Путников встречал суровый, негостеприимный мир. Камилла немного перевела дух, спускаясь по серпантину к Сент-Этьену, последней деревне перед долгим подъемом к перевалу. Последний обитаемый островок, вот здесь бы и остаться на ночлег, подумала Камилла. Однако им предстояло подняться на две тысячи метров со скоростью не больше двадцати пяти километров в час, – вряд ли это можно считать приятной прогулкой.

Камилла остановила грузовик на выезде из Сент-Этьена, жадно схватила бутылку воды, долго пила, потом уронила на колени усталые руки. Она сомневалась, что ей удастся удержать грузовик на такой дороге. Ей совсем не улыбалась перспектива полететь в пропасть, но она чувствовала, что ее силы на исходе.

Солиман и Полуночник не пытались заговорить с ней. Их взгляды были прикованы к горам, и девушка гадала, что же они так напряженно там высматривают: то ли сутулую фигуру оборотня, то ли падающие в бездну фургоны. Вид у них был довольно уверенный, из чего Камилла заключила, что, по всей видимости, они надеются обнаружить именно Массара.

Она мельком взглянула на Солимана, тот ей улыбнулся.

– «Упорство – настойчивое стремление сделать что-либо. Упрямство», – произнес он.

Камилла завела мотор, и вскоре деревня скрылась вдали. Из надписи на указателе они узнали, что впереди у них горная дорога, расположенная на самой большой высоте в Европе, другая надпись призывала их к осторожности. Камилла глубоко вздохнула. В кабине стоял крепкий запах псины, грязной овечьей шерсти и мужского пота, но эта тошнотворная вонь почему-то успокаивала.

Еще два километра, и грузовик оказался на территории Меркантурского массива. Оправдывались самые худшие опасения Камиллы: теперь дорога представляла собой узкий, опасный серпантин, напоминавший неглубокую бороздку на горной стене. Фургон медленно полз по крутизне, дребезжа и пыхтя на поворотах шириной с ленту для волос. Правым бортом Камилла то и дело задевала за отвесную скалу, почти вертикальную, а левое колесо зависало над обрывом. Она старалась не смотреть в сторону пропасти, ища глазами столбики с указателями высоты на обочине дороги. Когда они миновали отметку в две тысячи метров, деревья стали попадаться все реже и реже, мотор начал перегреваться от недостатка кислорода. Камилла, стиснув зубы, следила за температурой двигателя. Не факт, что грузовик выдержит. Он, конечно, силач, как сказал Бютей, но для управляющего мотаться по пастбищам было делом привычным. Камилла сейчас не отказалась бы от его помощи, чтобы добраться до перевала.

Две тысячи сто метров, последние чахлые лиственницы, первые альпийские луга – зеленые ковры на серых склонах гор. Суровая красота, пустынный мир молчаливых великанов, где человек, как и его овцы, кажутся непропорционально маленькими. Вдалеке то здесь, то там по краям пастбищ виднелись овчарни, крытые рифленым железом. Камилла посмотрела на Полуночника. Тот дремал, прикрыв лицо старой светлой шляпой, невозмутимый, словно бывалый моряк на палубе корабля. Она залюбовалась им. У нее в голове не укладывалось, как он мог почти всю жизнь, более пятидесяти лет, провести среди этих необозримых пустынных просторов, где человек кажется крохотным, как блоха на спине мамонта, и ни о чем другом даже не помышлять. Когда разговор заходил о Массаре, деревенские жители подчеркивали, что у него никогда не было женщины, но ведь у Полуночника женщины тоже никогда не было, но никто этого ему в вину не ставил. Он жил в горах, в полном одиночестве. Две тысячи шестьсот двадцать два метра. Камилла, не прибавляя скорость, обогнала двух велосипедистов, из последних сил крутивших педали, – вот уж действительно охота пуще неволи, – и перешла на первую передачу, готовясь преодолеть последние несколько виражей перед перевалом. Мышцы у нее нестерпимо болели.

– «Вершина – верхняя точка, самая высокая часть чего-либо. Высшая степень достижения, совершенство, кульминация», – торжественно провозгласил Солиман. – Камилла, можно поставить машину наверху. Там есть площадка для автомобилей, – добавил он.

Камилла только кивнула.

Она припарковалась в тени, заглушила мотор, сложила руки и закрыла глаза.

– «Передышка, – сообщил Солиман Полуночнику, – перерыв в работе, учебе. Короткий отдых, непродолжительная остановка». Выходи, приготовим ужин, а она пока немного придет в себя.

Вылезти из кабины оказалось не так-то просто, Полуночник никак не мог одолеть две крутые ступеньки, и Солиману пришлось помогать старику, едва ли не взвалив его себе на плечи.

– Не смей обращаться со мной так, словно я уже ни на что не годен, – сердито проворчал Полуночник.

– Очень даже годен. Ты, конечно, мужик немолодой, со скверным характером, жизнью побитый, и если я тебя не поддержу, ты свернешь себе шею. И потом всю дорогу придется с тобой возиться.

– Ты мне надоел, Соль. Отстань от меня.

Прошел Целый час, прежде чем Камилла присоединилась к мужчинам, которые ужинали на воздухе, восседая на складных табуретах около деревянного ящика, изображавшего стол. Солнце клонилось к закату. Камилла оглядела окрестные вершины и сосны. Нигде в обозримом пространстве она не увидела ни одной хижины, ни сарая, ни единого живого человека среди этого царства волков. Мимо проехали два велосипедиста и скрылись на дороге к перевалу.

– Ну вот, – грустно заметила Камилла, – теперь мы совсем одни.

– Нас трое, – возразил Солиман, протягивая ей тарелку.

– Да еще Ингербольд, – добавила Камилла.

– Интерлок, – поправил ее Солиман. – Станок для изготовления трикотажных изделий.

– Да, правда, извини, – ответила Камилла.

– В общем, нас четверо, – подвел черту Полуночник.

Не вставая с табурета, он показал рукой на альпийские луга.

– Мы – и он. Он где-то там. Прячется, выжидает. Через час, когда стемнеет, он тронется в путь со своими тварями. Ему нужно мясо, для них и для себя.

– Ты думаешь, он тоже ест мясо убитых овец? – спросил Солиман.

– Наверняка он как минимум пьет свежую кровь, – уверенно заявил старик. – Мы забыли про вино, – спохватился он. – Соль, сходи принеси. Я взял целый ящик, он там, за занавеской туалета.

Солиман вернулся с бутылкой белого вина без этикетки. Полуночник поднес ее к глазам Камиллы.

– Наше, деревенское, – пояснил он, вытаскивая из кармана штопор. – Белое из Сен-Виктора. Его нельзя далеко перевозить и хранить. От него словно оживаешь – просто чудо. Не ходишь – летаешь, сил хоть отбавляй, глаз как у сокола. Лучше не бывает!

Полуночник поднес бутылку ко рту.

– Ты теперь не какой-нибудь пастух-одиночка, – остановил его Солиман, придержав за руку. – У тебя есть компания. Придется соблюдать приличия. С сегодняшнего вечера пьем из стаканов.

– Ты это зря, я бы вам оставил, – сконфуженно прогудел Полуночник.

– Я не об этом, – отрезал Солиман. – Пить отныне будем из стаканов.

Молодой человек дал Камилле стакан, она протянула его Полуночнику.

– Поосторожнее, – предупредил старик, наливая ей вина, – оно только кажется безобидным, а на самом деле с характером.

Вино сильно нагрелось, простояв целый день в кузове, оно немного пенилось, вкус его был непривычным, сладковатым. Камилла гадала, придаст ли оно им сил или угробит в считанные дни. Тем не менее она снова протянула стакан Полуночнику.

– Да, вино с характером, – повторил старик, предостерегающе подняв палец.

– Будем там караулить по очереди, – распорядился Солиман, указав на небольшую скалу справа от площадки. – Оттуда все горы просматриваются. Сначала Камилла, до половины первого, потом я. Разбужу вас без пятнадцати пять.

– Девушке надо выспаться, – резонно заметил Полуночник. – Ей завтра еще с горы спускаться.

– Ты прав, – согласился Солиман.

– Да ладно, – махнула рукой Камилла.

– У нас нет ружья, – напомнил Полуночник, сердито покосившись на Камиллу. – Что делать будем, если его обнаружим?

– Он не пойдет по дороге через перевал, – задумчиво произнес Солиман. – Он найдет тропинку где-нибудь в стороне. В лучшем случае мы его случайно заметим или услышим. И точно узнаем, когда его ждать в Луба.

Полуночник поднялся, опираясь на свой массивный посох, сложил табурет и сунул его под мышку.

– Девушка, оставляю вам пса, – обратился он к Камилле. – Интерлок женщин защищает.

Он приосанился и торжественно пожал ей руку, словно партнеру после матча, потом забрался в фургон. Солиман подозрительно взглянул на него и полез следом.

– Слушай, я не советую тебе спать нагишом, – сказал он старику. – Признайся, тебе ведь и в голову не пришло, что здесь нельзя спать нагишом.

– Соль, это моя кровать, что хочу, то в ней и делаю. Черт!

– В том-то и дело: ты будешь не в кровати, а на кровати. В этом чертовом фургоне жара неимоверная.

– И что с того?

– А то, что она пройдет мимо тебя, когда соберется спать. Она вовсе не обязана созерцать тебя во всей красе.

– А ты как же? – с сомнением спросил Полуночник.

– И я так же. Сейчас что-нибудь напялю.

Солиман важно посмотрел на старика. Тот вздохнул, сел на кровать.

– Если тебе будет приятно, тогда конечно, – согласился он. – Да, парень, с тобой непросто. Скажи-ка, Соль, откуда ты всего этого набрался?

– «Цивилизация…» – начал было молодой человек.

Полуночник прервал его взмахом руки:

– Да заткнись ты со своим чертовым словарем.

Солиман спрыгнул на землю. Неподалеку от фургона Камилла всматривалась в темнеющий горизонт. Она стояла боком к Солиману, сунув руки в задние карманы брюк. Нежная линия профиля, четкий очерк подбородка, гибкая шея, темные волосы, коротко остриженные на затылке. Солиман всегда считал Камиллу утонченной, чистой, почти безупречной. Его крайне смущало то, что она будет спать так близко от него. До отъезда он об этом даже не думал. Камилла – просто водитель, и Солиману не приходило в голову, что он может спать с водителем. Но теперь, когда грузовик остановился, Камилла перестала быть водителем и превратилась в женщину, которая спит на кровати в каких-то двух метрах от вас, и между вами только брезентовая штора, но разве кусок брезента – серьезная преграда? А такая женщина, как Камилла, спящая в двух метрах от вас, – это, пожалуй, слишком.

Девушка обернулась.

– Не знаешь, поблизости есть какой-нибудь ручей или что-то в этом роде? – спросила она.

– Сколько угодно, – поспешно ответил Солиман. – В пятидесяти метрах отсюда есть родник и небольшой водоем. Пока ты дремала, мы ходили туда мыться. Иди, пока не стало совсем холодно.

Внезапно он подумал, что вот сейчас она снимет куртку, джинсы, сапоги, – и у него перехватило дыхание. Он вообразил, как она плещется под струей воды всего в нескольких сотнях метров от него, совершенно нагая и такая беззащитная, и ее белая кожа светится в темноте. Без грузовика, без сапог, куртки и майки она представлялась ему такой уязвимой, словно защищавшая ее скала вдруг куда-то подевалась. Безоружная – значит доступная. Пятьдесят метров – это же пустяк.