– Куча дров, куда ни глянешь, одни дрова! – ворчал Полуночник. – На что им столько древесины?

– Им приходится топить почти круглый год, – объяснила Камилла.

Полуночник сочувственно покачал головой: для него это было непостижимо. В восемь часов хозяин кафе в Сотрэ повернул ключ и открыл свою дверь. Большая гладкошерстная собака вертелась рядом, путаясь у него в ногах. Они собирались пойти поужинать.

– Представляешь, пес, девушка за рулем грузовика! Удивительное дело, правда? Ничего хорошего из этого не выйдет. А те два болвана, которые едут с ней, – разве они не могли бы сами вести машину? На этих троих без слез не взглянешь. Что ты об этом думаешь? Фургон для перевозки скота, провонявший насквозь, – и в нем она. Уму непостижимо! И ночью ей приходится спать в одном помещении с негром и стариком.

Хозяин кафе повесил тряпку на сушилку для посуды.

– Что скажешь, пес? – продолжал он. – Как думаешь, с кем из них она спит? Только не говори, что ни с кем, ни за что не поверю. Вероятнее всего, с черномазым. Да уж, она не слишком разборчива. Негр смотрит на нее так, словно она богиня. Интересно, зачем эти трое сюда приперлись и весь день приставали к добрым людям со своими дурацкими расспросами? Какое они имеют отношение к папаше Серно? Ты, случайно, не знаешь? Вот и я не знаю.

Он погасил последний светильник, вышел на улицу, застегивая куртку. К ночи похолодало до десяти градусов.

– Ну и как тебе эта история? Ведь это ненормально, когда кто-то так интересуется покойником. Ты согласен, пес?

Было холодно и ветрено, поэтому Солиман накрыл ужин в кузове, вытащив ящик, задвинутый между двумя кроватями, и превратив его в стол. Камилла охотно уступила Солиману право заниматься стряпней. Кроме того, он в случае необходимости чинил мопед, ездил за продуктами, запасался водой. Камилла протянула ему свою тарелку.

– Мясо, помидоры, лук, – объявил Солиман.

Полуночник откупорил бутылку белого вина.

– Раньше, в древние времена, люди не готовили еду, – начал Солиман.

– Черт подери, опять! – взревел Полуночник.

– И не только люди, но и другие живые существа тоже.

– Да, мы знаем, – перебил его Полуночник, разливая вино. – Адам переспал с Евой, с тех пор им всю жизнь приходилось вкалывать, добывая себе хлеб насущный.

– Я не об этом, – возразил Солиман. – Это совсем другая история.

– Да ты же выдумываешь все свои истории!

– Ну и что? А разве их рассказывают по-другому? Может, ты даже знаешь как?

Камилла озябла и, почувствовав, что дрожит, пошла за свитером. Дождя не было, но стоял густой туман, и мельчайшие капельки воды моментально пропитывали одежду, которая прилипала к телу, словно мокрое белье.

– Повсюду пищи было предостаточно, ешь не хочу, – продолжал Солиман. – Но человек все забирал себе, ничего не оставляя крокодилам, и они стали жаловаться на его жадность и прожорливость. Для очистки совести бог зловонного болота решил убедиться во всем сам и, приняв облик крокодила, отправился разбираться в этом деле. Три дня терпел он голод, потом призвал к себе человека и сказал: «Отныне, Человек, ты будешь делиться с другими». – «Черта с два! – ответил Человек. – Какое мне дело до других?» И разгневался тогда бог зловонного болота и лишил человека вкуса к свежей крови и сырому мясу. Вот с той поры человек и стал варить и жарить все, что хотел положить в рот. На это у него уходит много времени, а крокодилы наслаждаются довольством и покоем в своем царстве сырого мяса.

– Похоже на правду, – обронила Камилла.

– Тогда человек, униженный тем, что отныне может питаться только жареным да пареным, взвалил всю работу на женщину. А вот я, Солиман Мельхиор, не таков: я добрый, потому что я черный, кроме того, у меня нет женщины.

– Наверное, так и есть, – согласилась Камилла.

Солиман умолк, сосредоточившись на еде. Вскоре его тарелка опустела.

– Да, похоже, люди здесь живут не слишком разговорчивые, – заметил он и протянул стакан Полуночнику.

– Потому что тут слишком сыро, – объяснил Полуночник, налив ему вина.

– Они нам ни слова не сказали.

– Им просто нечего сказать, – медленно проговорила Камилла. – Они знают меньше, чем мы. Слышали новости по радио, вот и все. Если бы что-нибудь знали, обязательно сказали бы. Ты можешь мне назвать хоть одного человека, который что-то знал бы – и не рассказал? Хоть одного?

– Нет.

– Вот видишь. Они сообщили нам все, что им было известно. Что тот бедолага был учителем в Гренобле, что три года назад, выйдя на пенсию, поселился здесь.

– Да, вышел на пенсию и переехал сюда, – задумчиво повторил Полуночник.

– Его жена родом из этой деревни.

– Это нам ничего не дает.

– Мы топчемся на месте, – проворчал Солиман. – Так и сгнием тут, как перезрелая фига, упавшая с дерева. Разве не так?

– Не станем же мы и дальше торчать посреди этой чащобы! – воскликнул Полуночник. – Давайте продолжим наше перемещение по дороге, как его, road-movie. Выследим мерзавца и схватим за задницу.

– У тебя что ни слово, то глупость! – заорал на него Солиман. – Черт побери! Мы даже не знаем, где сам Массар, не говоря уже о его заднице! Может, он где-то рядом, а может, ушел далеко вперед, или дышит нам в затылок, или бьет поклоны в какой-нибудь церкви!

– Не горячись, малыш.

– Да пойми ты наконец! Мы же вот-вот потеряем его след. Нам не за что зацепиться. У нас даже нет возможности узнать, кто прирезал старика, Массар или хрен знает кто еще! А если убийцу уже нашли и полиция в курсе, что это, например, жена Серно или его сын? В таком случае что мы тут делаем, в этом грузовике?

– Едим и пьем, – спокойно произнесла Камилла.

Полуночник наполнил ее стакан.

– Осторожно, – напомнил он, – это вино только кажется безобидным.

– Мы абсолютно ничего не знаем! – кричал Солиман, все больше распаляясь. – Ничего не знаем, однако невозмутимо расселись тут как ни в чем не бывало. Часы идут, а мы не трогаемся с места. Скоро ночь, и она тоже пройдет в полном неведении.

– Успокойся, – посоветовал ему Полуночник.

Солиман пришел в замешательство, потом в отчаянии уронил руки на колени.

– «Неведение, – ровным голосом проговорил он, – отсутствие знаний или представлений, например, о том, что можно или должно знать. Незнание, неосведомленность».

– Именно так, – подтвердила Камилла.

Полуночник принялся скручивать папиросы, аккуратно проводя языком по краю бумаги.

– Пора нам двигаться дальше, – сказал он. – Делать нечего, надо поговорить с полицейскими, которые занимаются убийством Серно. Они где?

– В Виллар-де-Лансе.

Солиман пожал плечами.

– Ты считаешь, полицейские возьмут на себя труд показать тебе документы по этому делу? Или рассказать о выводах медэксперта? Не надейся, не расскажут – ни мне, ни тебе, ни ей.

– Да я и не надеюсь, – поджав губы, ответил Полуночник. – Зато не сомневаюсь, что они возьмут на себя труд проверить наши документы и выкинуть нас вон.

Он протянул одну папиросу Камилле, другую – Солиману.

– Не можем же мы им сообщить, что выслеживаем Массара, – продолжал Солиман. – Как ты думаешь, что они сделают с негром, стариком и женщиной – водителем грузовика, которые гонятся за ни в чем не повинным человеком, собираясь сказать ему пару слов?

– Они отправят их за решетку.

– Совершенно верно!

Солиман надолго умолк, затягиваясь папиросой.

– Три человека, и ни одному из них ничего не известно, – снова заговорил он несколько минут спустя, грустно покачав головой. – Как три невежды из басни.

– Из какой басни? – спросила Камилла.

– Из той басни, что я собираюсь сочинить, я назову ее «Три невежды».

– Понятно.

Солиман поднялся и принялся расхаживать по фургону, заложив руки за спину.

– На самом деле нам нужен собственный полицейский, особенный. Не похожий на других. Такой, чтобы дал нам всю нужную информацию, но при этом не вставлял палки в колеса и не мешал преследовать вампира.

– Мечтать не вредно, – ехидно заметил Полуночник.

– Да, это просто мечта, химера, – проворчал Солиман. – «Несбыточная мечта. Неосуществимая фантазия».

– Вот-вот, – поддакнул старик.

– Но если человек не мечтает, он пропадет. Без мечты он ни на что не годен.

Молодой человек толкнул створку кузова, выбросил окурок. Камилла выкинула свой окурок, приподняв брезент.

– Я точно знаю, о чем ты мечтаешь, – проговорила она.

Голос Камиллы звучал тихо, едва слышно. Солиман резко развернулся и уставился на нее. Девушка сидела, подавшись вперед, опершись локтями на колени и крутя в руках стакан.

– Ты не понимаешь, я говорю о сыщике.

– И я тоже.

– Об особенном сыщике. О том, что хорошо бы такого найти.

– Я такого знаю.

– Ты шутишь?

– И не думаю шутить.

Солиман вернулся к ящику, служившему столом, и, очистив его, поднял крышку. Встав на колени, он принялся что-то в нем искать, пока не извлек пакет со свечами.

– В этом грузовике темень, хоть глаз выколи, – проворчал он.

Он зажег фитилек, накапал немного воска на дно тарелки и поставил в нее три свечи. Камилла по-прежнему крутила в руках стакан, взбалтывая остаток вина.

В отблесках свечей Камилла показалась Солиману еще красивее. Она сидела в изголовье его кровати, и ее профиль четко выделялся на фоне серого брезента. Подумав о том, что впереди целая ночь и ее предстоит провести рядом с девушкой, отделенной от него только матерчатой перегородкой, Солиман почувствовал легкое головокружение. Он поспешно уселся на кровать Полуночника, напротив Камиллы.

– И давно ты знакома с этим полицейским?

Камилла подняла глаза и взглянула на юношу:

– Лет десять, наверное.

– Он тебе друг или враг?

– Скорее друг. Впрочем, теперь уже не знаю. Я его очень давно не видела.

– Он действительно особенный?

Камилла пожала плечами:

– Он не похож на других.

– Не такой, как все полицейские?

– Хуже. Не такой, как все люди.

– Надо же! – воскликнул Солиман, несколько сбитый с толку. – И какой же он, этот твой полицейский? Из тех, что не отличаются особой щепетильностью?

– Нет, он очень даже щепетильный, но не слишком принципиальный.

– Ты хочешь сказать, он продажный?

– Вовсе нет.

– А что тогда?

– Да то, что он особенный. Только это я и хочу сказать.

– Не заставляй ее повторять, – остановил Солимана Полуночник.

– Разве таким разрешают служить в полиции, их не выгоняют?

– Он очень способный.

– Как его зовут?

– Жан-Батист Адамберг.

– Старый?

– Какая разница? – перебил Полуночник.

Камилла подумала, посчитала, загибая пальцы.

– Ему лет сорок пять или около того.

– А где он сейчас, твой особенный сыщик?

– В Париже, в комиссариате Пятого округа.

– Инспектор?

– Комиссар.

– Правда, что ли?

– Правда.

– А этот тип, Адамберг, он сможет нас вытащить, если что? Он влиятельный человек?

– Он очень способный, я же тебе сказала.

– Ты можешь ему позвонить? Ты знаешь, как с ним встретиться?

– У меня нет ни малейшего желания с ним встречаться.

Солиман удивленно уставился на Камиллу:

– Тогда зачем ты мне о нем рассказала?

– Потому что ты меня достал своими вопросами.

– А почему ты не желаешь с ним встречаться?

– Потому что я не желаю его слушать.

– Ладно. А почему нет? Он негодяй, да?

– Нет.

– Он придурок?

Камилла снова пожала плечами. Она рассеянно водила пальцем над огоньком свечи.

– В таком случае что? – потерял терпение Солиман. – Почему ты не желаешь его слушать?

– Я тебе уже говорила. Потому что он особенный.

– Не заставляй ее повторять, – вступился за девушку Полуночник.

Солиман вскочил: он был вне себя от раздражения.

– Ей решать. Захочет повидаться с тем парнем – значит, повидается, а нет – значит, нет, – мягко проговорил старик, притронувшись посохом к плечу Солимана. – Вот так-то.

– Черт! Плевать на то, что он особенный! Какое мне до этого дело? – вскричал Солиман. – А что будет с душой Сюзанны? Ты подумала о душе Сюзанны? – спросил юноша, резко повернувшись к Камилле. – Она же навеки останется в зловонном болоте, вместе с крокодилами. Тебе не кажется, что она оказалась в непростой ситуации, а?

– Ну, насчет этого болота нельзя быть совершенно уверенным, – заметил Полуночник. – Мы с тобой сто раз об этом говорили.

– А ты не думал о том, что Сюзанна на нас рассчитывает? – продолжал Солиман. – Может, в эту самую минуту она гадает, что мы сейчас поделываем? Думает, может, мы о ней забыли. И сидим себе, винцо попиваем, наплевав на всё и на всех, и на нее в том числе.

– Нет, Соль, я так не думаю, – ответила Камилла.

– Ты так не думаешь? Тогда зачем ты здесь?

– А ты не помнишь? Чтобы вести грузовик.

Солиман выпрямился, отер пот со лба. Он нервничал и злился. Он страшно злился на Камиллу. Возможно, потому, что желал ее и не находил способа преодолеть эти чертовы последние метры, разделявшие их. Хоть бы Камилла подала ему какой-нибудь знак, но никакого знака от нее он так и не дождался. Как это ни прискорбно, Камилла обладала безраздельной властью над ними и их грузовиком. Она была вольна соблазнять мужчин, вести фургон и даже преследовать убийцу, если бы только захотела позвонить своему особенному сыщику.

Немного придя в себя, Солиман опустился на кровать.

– Неправда, ты с нами не только за тем, чтобы вести грузовик.

– Да, это неправда.

– Ты здесь из-за Сюзанны, ты здесь из-за Лоуренса, и из-за Массара тоже, потому что его надо остановить прежде, чем он еще кого-нибудь отправит на тот свет.

– Вполне возможно, – откликнулась Камилла и, допив вино, поставила пустой стакан.

– Вероятно, он уже завалил кого-то еще, – настойчиво продолжал Солиман. – Но мы можем никогда этого не узнать. Мы не можем получить никаких сведений о вампире, с которым в этих краях только мы хорошо знакомы. И которого только мы можем задержать.

Камилла встала.

– Конечно, если ты позвонишь тому полицейскому.

– Пойду-ка я спать, – сказала Камилла. – Дай мне мобильник.

– Ты решила ему позвонить? – просияв, воскликнул Солиман.

– Нет, я хочу поговорить с Лоуренсом.

– Да плевать на него, на твоего траппера!

– Мне – нет.

– И все-таки подумай хорошенько, Камилла. Сомнение – наслаждение мудрых. Хочешь, я расскажу тебе историю про человека, который не знал сомнений?

– Нет, я не хочу, – вставил Полуночник.

– Я тоже не хочу, – подхватила Камилла. – Мудрость – это такая скука!

– Тогда не размышляй. Действуй. Храбрость – наслаждение сильных духом.

Камилла улыбнулась, чмокнула Солимана в щеку. На секунду в смущении застыла перед Полуночником, потом схватила его руку и крепко сжала. И исчезла за занавеской.

– Черт! – выругался Солиман.

– До чего упорная! – восхищенно прокомментировал Полуночник.