Могильщик посмотрел поверх головы судьи своими выпученными глазами, в которых появился красноватый блеск.
– Ни к одному. Они обнаружили, что кратчайший путь к высшей правде находится в самом себе. И нам не нужен Будда для того, чтобы узнать, где и как его найти. Нет пестрых алтарей, нет священных книг, нет шумных служб. Спокойное место, где я всегда останавливаюсь, приезжая сюда.
– Эй, могильщик! – позвал академик, – Чан уверяет меня, что его собственные стихотворения с течением времени становятся все короче. Он кончит тем, что, как и ты, будет писать одни двустишия!
Поэт завистливо заметил:
– Как бы мне хотелось этого!
Его щеки полыхали. Судья подумал, что Чан не так хорошо умеет пить, как академик, чье широкоскулое, бледное лицо было столь же невозмутимо, как и обычно. Тряся головой, поэт продолжал:
– На первый взгляд, Лу, ваши стихи банальны, иной раз они даже кажутся лишенными смысла! И все же их невозможно выкинуть из головы, и в один прекрасный день вдруг начинаешь видеть их мысль. Господа, особый тост в честь нашего великого творца двустиший!
Все выпили, и поэт заговорил снова:
– Теперь, когда этот зал только в нашем распоряжении, я хочу спросить, почему бы вам, могильщик, не сделать для нашего хозяина надпись на ширме? Ваша несравненная каллиграфия вознаградит Ло за все пропущенные им тосты!
– Обойдусь без вашего легкомыслия. Чан, – холодно произнес уродливый монах. – К своему делу я отношусь серьезно.
– Ха-ха! – воскликнул академик. – Могильщик, мы не примем ваших извинений. Вы не осмеливаетесь писать, потому что слишком много выпили. Держу пари, что ноги вас уже не держат! Давайте, сейчас или никогда!
Придворный поэт рассмеялся. Не обращая на него внимания, могильщик спокойно сказал судье:
– Будет совсем не просто уложить на пол эту огромную ширму, ведь слуги в смятении. Если вы мне достанете лист бумаги, я сделаю надпись для нашего хозяина за столом.
– Хорошо! – сказал ему академик. – Мы великодушны. Раз вы слишком пьяны, чтобы писать ваши колоссальные иероглифы, мы отпустим вас с одной маленькой надписью. Ди, скажите этим ребятам, чтобы принесли чернила и бумагу.
Двое слуг очистили стол, а служанка принесла свиток чистой бумаги и поднос с письменными принадлежностями. Судья Ди выбрал лист плотной белой бумаги размером шестьдесят на сто пятьдесят сантиметров и разгладил его на столе, пока могильщик растирал тушь, что-то бормоча себе под нос своими толстыми губами. Когда жирный монах взял в руки кисточку, судья придержал руками верхний конец листа.
Могильщик встал. Короткий взгляд на бумагу. Его рука стремительно подалась вперед, и он вывел две строчки, каждую одним взмахом кисти, с быстротой и уверенностью удара плетью.
– Клянусь небом! – воскликнул академик, – Древние звали это вдохновением! Не могу сказать, что очень ценю содержание, но каллиграфия заслуживает того, чтобы ее увековечили для потомства в камне!
Придворный поэт вслух прочитал двустишие:
Мы вернемся туда, откуда пришли:
Куда уносится пламя погасшей свечи.
– Не хотите ли, могильщик, пояснить смысл?
– Нет.
Могильщик выбрал кисть потоньше и посвятил стихотворение начальнику Ло, расписавшись одним стремительным взмахом:
«Старик Лу».
Судья Ди приказал служанкам закрепить лист на центральной панели ширмы. Его поразило, что двустишие было как бы эпитафией на смерть юной танцовщицы, мертвое тело которой лежало в соседней комнате.
Вошел советник Као. Наклонившись, он что-то зашептал судье Ди на ухо. Судья кивнул и сказал:
– Мой коллега попросил меня известить вас, что, к его глубочайшему сожалению, он вынужден отказаться от чести прислуживать вам. Поэтесса Юлань также просит извинить ее, она страдает от мучительной головной боли. Надеюсь, что ваше уважаемое общество смирится со мной как заменой хозяина дома.
Академик выпил все до дна. Вытирая усы, он сказал:
– Вы, Ди, молодец, но я думаю, господа, что нам пора подвести черту. Он поднялся.
– – Завтра утром мы поблагодарим Ло, когда вместе будем у алтаря Луны.
Судья проводил его до широкой лестницы. За ним последовали советник вместе с поэтом и могильщиком. Спускаясь, Шао с улыбкой сказал:
– В следующий раз, Ди, нам двоим, надо будет подольше поговорить. Не терпится узнать ваше мнение об административных делах. Мне всегда интересно слышать, что думают о них молодые чиновники…
Внезапно он с сомнением посмотрел на судью, словно спрашивая себя, не говорил ли всего этого раньше, и радостным тоном закончил:
– В любом случае, завтра мы снова увидимся! Спокойной ночи!
Судья и Као проводили гостей в их комнаты и попрощались, отвесив множество низких поклонов. Ди спросил:
– Господин Као, а где уездный начальник?
– Сударь, он в прихожей внизу, в главном здании. – Я провожу вас.
Утонувший в кресле Ло сидел за чайным столиком, положив на него локти, низко опустив голову. Услышав шаги судьи, он посмотрел на него растерянными глазами. Его округлое лицо словно похудело. Даже усы опустились.
– Ди, я погиб, – хрипло сказал он. – Раздавлен. Навеки.
Глава 12
Пододвинув кресло, Ди подсел к своему другу.
– Не думаю, что все так уж плохо, – сказал он. – Всегда неприятно, если убийство происходит в вашем доме, но такое случается. Что же до мотива этого наглого убийства – тебя может заинтересовать то, что сказал мне в пригороде флейтист, с которым я советовался о партитурах Суна. По его словам, Маленькая Феникс была мастерицей привораживать клиентов. Девица, которая сначала поощряет мужчин, а затем им отказывает, неизбежно наживает себе злейших врагов. Допускаю, что один из них воспользовался суетой входящих и выходящих поставщиков и торговцев, чтобы незаметно пробраться в артистическую уборную по темной лестнице, которую я заметил напротив двери.
Ло едва слушал. Но при этих словах он поднял голову и устало сказал:
– Сколько я здесь живу, дверь внизу у лестницы держится запертой. Не всегда мои женщины так покорны, как хотелось бы, но они еще не дошли до использования лестницы соправительницы.
– Лестницы соправительницы? Что это такое?
– А, ведь ты не читаешь современной поэзии, не так ли? Живший здесь двадцать лет назад Девятый князь был не только предателем, но в придачу находился под башмаком жены. Некоторые утверждают, что он затеял свой несчастный мятеж, подзуженный своей соправительницей. Она правила «из-за кулис», как говорится. По ее настоянию были построены комната за банкетным залом и лестничный пролет вниз, к коридору, ведущему на женскую половину. Как и теперь, в конце зала стояла высокая ширма. Когда восседавший на троне перед ширмой князь давал аудиенцию, его соправительница проходила в ту комнату и, стоя за ширмой, подслушивала. Если она стучала по ширме один раз, князь знал, что ему следует сказать нет, если два раза, он мог сказать да. Эта история приобрела такую известность, что выражение «лестница соправительницы» широко бытует как литературный образ, – жена, держащая под башмаком мужа.
Судья кивнул.
– Ну что же, если убийца не мог пробраться в комнату артистов черным ходом, как ему удалось…
Грустно покачивая головой, Ло испустил тяжелый вздох:
– Неужели ты не понимаешь, Ди? Ведь очевидно, что виновна эта треклятая поэтесса!
Судья выпрямился в своем кресле.
– Ло, это невозможно! Ты хочешь сказать, что Юлань прошла в артистическую уборную в тот момент, когда танцовщица… Он остановился, не договорив.
– Святое небо! – пробормотал он. – Да, конечно, она могла это сделать. Но почему, ради всего святого?
– Ты же прочитал биографическую справку, которую я составил, правда? Ей надоели мужчины. Встретив Маленькую Феникс, она ею увлеклась. Мне сразу же показалось несколько странным, что она лично привела танцовщицу в мой кабинет. Прямо-таки рассыпалась перед ней. Сегодня вечером она пришла в банкетный зал пораньше, будто бы для того, чтобы помочь танцовщице подготовиться к танцу. Подготовиться, черт возьми! Она болталась в артистической уборной свыше получаса. Ясно, что приставала к девке! Танцовщица угрожала пожаловаться. И во время первой половины ужина чертова поэтесса придумала, как заставить ее замолчать.
– Только потому, что танцовщица грозила пожаловаться? – недоверчиво спросил судья, – Юлань это меньше всего могло бы испугать. В прошлом у нее было…
Он хлопнул себя ладонью по лбу.
– Прими мои нижайшие извинения! Ло, сегодня я туп! Милостивое небо! Ведь официальная жалоба танцовщицы привела бы Юлань на эшафот! Эта жалоба подкрепила бы свидетельство ухажера убитой служанки и склонила бы чашу весов против поэтессы.
– Именно. Удалось замять дело, вынудившее ее покинуть Сечуань. Девушка была дочерью начальника округа, и можно было не опасаться уничтожающей откровенности с той стороны. Но представь, что перед судом появляется профессиональная танцовщица и откровенно, с сочными подробностями о действиях Юлани здесь, в двух шагах от зала, где происходит официальный прием. В окружавшей ее путанице разобрались бы раз и навсегда. Поэтесса была в отчаянном положении!
Своей пухлой рукой он провел по вспотевшему лицу.
– Впрочем, и мое положение – не менее отчаянное! Конечно, я имел право, как начальник этого уезда, задержать обвиняемую при конвоировании через мою территорию. Но я обязан был предоставить начальнику конвоя необходимые гарантии. Черным по белому заявляя и скрепляя заявление подписью и печатью, что я целиком отвечаю за арестованную, пока она находится под моей крышей. И вот эта женщина совершает здесь убийство, причем такого же характера, что и то, в котором ее обвиняют. Дьявольская наглость! Конечно, она ждет от меня, что я спущу дело на тормозах, сказав, что убил проникший в дом посторонний. Чтобы спасти и ее, и свою шкуру! Но она меня плохо знает!
Вздохнув, начальник уезда мрачно продолжал:
– Какое невезение, Ло! Едва я доложу об этом позорном деле, как императорский суд тут же отстранит меня от должности как виновного в нарушении долга и преступной халатности. Меня приговорят к каторжным работам на границе – если мне еще повезет! Подумать только, я пригласил эту женщину сюда во многом ради того, чтобы столичные знаменитости похвалили мою сердечность по отношению к оказавшейся в беде славной поэтессе!
Он вынул из рукава большой шелковый платок и отер им лицо.
Судья Ди откинулся на спинку кресла, нахмурив свои лохматые брови. Действительно, его друг попал в очень неприятную переделку. Конечно, академик мог бы использовать свое влияние и добиться, чтобы в столице дело рассматривалось за закрытыми дверями. Шумиха была бы невыгодна и академику. С другой стороны… нет, не надо забегать вперед. Сдержавшись, он спокойно спросил:
– Что говорит сама поэтесса?
– Она? Войдя в уборную и увидев истекающую кровью танцовщицу, она, по ее словам, бросилась к ней, и попыталась поднять за плечи. Сообразив, что девушка мертва, побежала к нам за помощью. Сейчас она в изнеможении лежит на постели в комнате моей первой жены, ее приводят в себя мокрыми полотенцами и чем-то там еще!
– Она ничего не говорила, кто мог бы это сделать?
– О да. Рассказала то же, что тебе пригородный флейтист, только в ином толковании. Юлань утверждает, что Маленькая Феникс была чистой девушкой, и за это ее ненавидели многие грязные-грязные мужчины! Говорит, что отвергнутый ухажер проник в дом и ее убил. Так она мне подсказывала самый легкий выход! Я ушел, ничего не ответив, а лишь попросил пока придерживаться версии о несчастном случае.
– Что говорит лекарь?
– Ничего такого, Ди, о чем бы мы сами уже не догадывались. Подтвердил, что танцовщица была убита незадолго перед тем, как мы увидели ее мертвой, самое большее, пятнадцатью минутами раньше. Добавил, что она была девственницей. Нисколько меня не удивил. Это замкнутое лицо, плоская грудь! Последними ее видели живой две молоденькие танцовщицы, которые принесли Маленькой феникс чай и пирожные перед возвращением в «Сапфировый приют». Тогда девка была в полном порядке!
– А что говорят слуги? И музыканты?
– Все еще думаешь о том неуловимом постороннем, да? Увы. Такой удачи нам не подвалило. Мы с моим советником всех опросили. Музыканты любовались фейерверком из бокового зала, и никто из них не покидал комнаты. На лестницах по сторонам балкона и на главной все время были слуги. Для твоего постороннего было бы невозможно незамеченным подняться на второй этаж. Каждого я пытал на предмет возможной связи с танцовщицей. Безрезультатно! Не забывай, она была добродетельная девушка! Да и ножницы – типично женское оружие. Завершенное дело! Удивительно незамысловатое! Кулаком он стукнул по столу.
– Святые небеса, что это будет за суд! Скандал на всю страну! И не забудь, я буду на чужой для меня стороне. Жалкий конец многообещающей карьеры!
Задумавшись, судья поглаживал свои бакенбарды. С сомнением покачал он головой:
– Ло, выход есть. Но, боюсь, он тебе тоже не понравится.
– Старший брат, из тебя не вышел хороший утешитель. Но давай, выкладывай. В моем отчаянном положении человек хватается за соломинку.
Судья Ди поставил локти на стол.
– Ло, есть еще трое подозреваемых. А именно трос твоих выдающихся гостей.
Начальник уезда подпрыгнул.
– Ди, ты явно выпил за ужином лишнего!
– Возможно. Иначе я подумал бы об этой возможности раньше. Вернись к моменту, когда мы на балконе любовались фейерверком. Ты можешь представить себе нас у балюстрады? Поэтесса стояла от меня слева, ты был рядом с ней. Чуть дальше находились советник и домоправитель. И хотя твой фейерверк был очень красивый, время от времени я оглядывался и твердо знаю, что никто из нас не двинулся с места. Но не могу сказать того же о Шао, Чане и могильщике, стоявших где-то позади нас. Ты кого-нибудь из них видел во время фейерверка?
Расхаживавший по комнате начальник уезда остановился и сел.
– Когда фейерверк только начался, Ди, придворный поэт стоял чуть позади меня. Я предложил ему уступить свое место, но он ответил, что ему все видно из-за моего плеча. И я заметил могильщика, который был рядом с Чаном. В середине фейерверка я хотел извиниться перед могильщиком за отсутствие среди символических фигур буддийских мотивов, но, глянув вокруг, не разобрал, где кто – в банкетном зале было темно, как в могиле, а после вспышек шутих я плохо видел.
– Ну что же, ты сам обратил мое внимание на то, что каждый поэт знает историю лестницы соправительницы с комнатой за залом и скрытой за ширмой дверью. Следовательно, каждый из твоих троих гостей имел возможность убить танцовщицу в артистической уборной. Они заранее знали, что она там, потому что вы сами объявили, что она будет танцевать сразу же после фейерверка. Хватало времени подготовить несложный и осуществимый план. Когда же слуги погасили все огни, а гости любовались садом, убийца вернулся в зал, пробежав за ширму в уборную. Говоря какие-нибудь любезности, он взял ножницы и убил ее. А затем хладнокровно вернулся тем же путем на балкон. Все это не могло занять у него больше трех минут!
– Ну а что, если бы он наткнулся на запертую дверь?
– В этом случае он спокойно постучал бы, ведь твои шутихи производили страшный шум. А если бы с Маленькой Феникс была служанка, можно было бы сказать, что фейерверк наскучил, и он зашел дружески поболтать. Условия для убийства были превосходными, Ло.
– Когда об этом думаешь – да, – заметил, подергивая короткий ус, Ло. – Но, святые небеса, Ди, разве не нелепо, чтобы один из этих великих людей замыслил…
– Как хорошо ты с ними знаком, Ло?
– Ну… как бывает с такими известными людьми, Ди. Каждого из них я встречал два или три раза, но всегда в обществе других. И мы толковали о литературе, об искусстве и тому подобном. Я знаю очень мало об их истинных характерах. Но, старший брат, посмотри сам. Их жизненный путь – это общественное достояние! Если бы у одного из них была какая-то странная черта, об этом бы говорили. За исключением, конечно, могильщика. Этот не остановился бы ни перед чем, абсолютно ни перед чем! Он не всегда был таким не от мира сего, как сейчас. В прошлом управлял большим монастырским владением в Озерном уезде и выжимал из арендаторов последнюю каплю крови. Конечно, позднее он раскаивался, но…
Он бледно улыбнулся.
– Честно тебе признаюсь, я еще не переварил этот новый поворот событий.
– Понимаю, Ло. Действительно, это удар – думать о троих знаменитых особах как об убийцах. Что касается могильщика, за обеденным столом он написал тебе прекрасный свиток. Я сказал, чтобы его поместили на ширме. Ну что же, давай забудем об их незаурядном таланте и положении, а отнесемся к ним, как к тем, кого мы подозреваем в преступлении. Нам известно, что у каждого была возможность убить. Следующий вопрос – вопрос о мотиве. Проще всего надо будет порасспросить в «Сапфировом приюте». Похоже, что все твои трое гостей уже провели в Чин-хуа один-два дня, так что могли повстречаться с Маленькой Феникс еще до того, как ты ее им представил пополудни. Кстати, как она отнеслась к ним?
– О, когда вместе с Шао и Чаном я поднимался наверх, чтобы показать им банкетную комнату, Юлань с танцовщицей спускались, и я ее представил. Позднее с балкона я увидел, что Маленькая Феникс столкнулась с могильщиком у моей лисьей кумирни. Он живет в комнатушке за кумирней, как ты знаешь.
– Ясно. Ну что же, после твоего возвращения из «Сапфирового приюта» нам надо будет выяснить в архиве, какое дело там изучал студент Сун. Ибо…
– Святые небеса! Убитый студент! Два убийства, которые надо раскрыть! Подожди… Что мне говорил мой домоправитель относительно домовладельца Суна? Да, вспомнил! Его люди разнюхивали в том квартале, но чаеторговец пользуется уважением. Ни намека на скандал или темные делишки! Думаю, навязывая нам версию о бродячем воре, он хотел показать свою сообразительность. Многим людям нравится выступать в роли сыщиков-любителей!
– Да, Мена можно вычеркнуть. Я рассматривал и предположение, что у Суна могла быть тайная любовная интрижка с дочерью Мена. Она красива, а ее служанка мне рассказывала, что из своей комнаты та могла бы слышать чувствительные мелодии, которые ночами играл на флейте Сун. Если же Мен узнал об их отношениях… Однако теперь нам известно, что он увлекся Шафран и что серебряные шпильки хотел купить для нее. И Сун говорил Шафран о своем домовладельце, ни словом не обмолвившись о том, что подозревает его в убийстве своего отца. У нас решительно ничего нет против чаеторговца.
Он погладил свою длинную черную бороду.
– Но вернемся к Маленькой Феникс. Мы намеревались попросить у нее описание отца Шафран. Ты мог бы справиться в «Сапфировом приюте», не упоминала ли там танцовщица, что хранительница кумирни Черного Лиса была незаконнорожденным ребенком, а ее отец все еще находится в Чинхуа. Ло, давай наметим план действий на завтра. Прежде всего, твое посещение «Сапфирового приюта». Во-вторых, поиск в старых архивах дела восемнадцатилетней давности, которое могло привлекать убитого студента. В-третьих…
– Ди, ты должен вместо меня заняться «Сапфировым приютом». Я обещал моим женам и детям, что проведу своих гостей в четвертый двор и покажу там сооруженный моими домашними алтарь Луны. Предполагается, что я это сделаю завтра утром. Придет и моя пожилая мать, если только будет себя хорошо чувствовать.
– Хорошо, сразу после завтрака я сам загляну в «Сапфировый приют». Пожалуйста, Ло, пусть мне в комнату принесут рекомендательное письмо для тамошней хозяйки. Позднее я присоединюсь к вам, чтобы осмотреть алтарь Луны, а потом вдвоем мы отправимся в архив. Что касается третьего вопроса, то мне придется одному им заняться. Я отправлюсь к кумирне Черного Лиса и буду убеждать Шафран покинуть это ужасное место. Наверное, у тебя здесь найдется уединенный уголок?
Ло утвердительно кивнул головой, и судья неторопливо продолжал:
– Очень нелегко оторвать ее от лис и от жуткого возлюбленного, но надеюсь, что смогу с ней поладить. Говоря о Шафран, хочу тебе сообщить, Ло, что могильщик жил совсем рядом с пустырем. И у него есть фантастическая идея, что у некоторых человеческих существ есть особая близость с лисами. Он подергал свой ус.
– Жаль, я не спросил у Шафран, худ или – толст ее отец.
– Чушь, Ди, – нетерпеливо сказал Ло. – Шафран сказала тебе, что, по словам танцовщицы, ее отец красавец!
Судья Ди одобрительно кивнул. Несмотря на свои рассеянные манеры, его коллега умел очень хорошо слушать.
– Действительно, Ло. Но Маленькая Феникс могла это сказать для того, чтобы понравиться бедняжке. После обеда я отправлюсь за ней к развалинам храма и весь вечер посвящу этому непростому делу. Конечно, если меня не вызовет начальник округа.
– Избави Боже! – воскликнул перепуганный начальник уезда. – Не могу выразить, как я тебе, Ди, благодарен! Ты подарил мне луч надежды!
– К сожалению, очень слабенький. Кстати, когда ты думаешь начать прием на Изумрудном утесе? Наверное, он расположен за городом?
– Да. Старший брат, это наш самый известный своей живописностью уголок. Высоко в соседних горах, около получаса на носилках от западных городских ворот. В праздник Середины Осени надо подниматься, как ты знаешь, повыше. Там, на краю векового соснового бора, есть беседка. Ди, тебе понравится. Слуги отправятся туда первыми, еще в полдень, и заранее все подготовят. Нам надо будет выйти отсюда около шести, чтобы добраться вовремя, к закату солнца, и им полюбоваться.
Он встал.
– Уже за полночь. Я страшно устал. Пора нам разойтись по постелям. Лишь на мгновение забегу наверх и погляжу на свиток, который могильщик Лу написал для меня.
Судья Ди тоже поднялся.
– Ты найдешь его манеру письма несравненной, – сказал он, – Но содержание двустишия наталкивает на мысль, что он знал о смерти танцовщицы.
Глава 13
Судья Ди проснулся рано. Раздвинув двери, он вышел в ночной рубахе на террасу подышать свежим утренним воздухом. Скальный садик был в тени, и брызги росы еще покрывали листья бамбука.
Из соседнего дома не доносилось ни звука. По-видимому, все запаздывали. Наверное, лишь после полуночи слуги кончили убирать со столов. Но во дворе присутствия, однако, уже слышались выкрики команд и бряцание оружием.
Неторопливо приводя себя в порядок, судья надел просторный халат из синего шелка и накрыл голову квадратной шапкой из жесткой черной саржи. Он хлопнул в ладоши и приказал слуге с заспанными глазами принести ему корзинку с чаем и миску рисовой каши с маринованными овощами. Тот вернулся с подносом, заставленным едой: дымящимся белым рисом, различными маринованными овощами, холодным цыпленком, омлетом с крабами, соевым варенцом, бамбуковой коробочкой с хрустящим печеньем и блюдом нарезанных свежих фруктов. Очевидно, в этом доме такой роскошный завтрак подавался ежедневно. Судья Ди приказал слуге выдвинуть стол на террасу.
Он только приступил к завтраку, как писарь принес ему запечатанный конверт. Это была записка Ло:
«Старший брат!
Домоправитель отправляет тело танцовщицы, в «Сапфировый приют». Он даст понять, что в их» собственных интересах сохранять дело в тайне до завтра, когда я рассмотрю его в присутствии. Пожалуйста, прими прилагаемое рекомендательное письмо к тамошней хозяйке.
Твой невежественный младший брат Ло Кванчун.»
Сунув письмо в рукав, судья попросил писаря провести его к боковому выходу из Ямыня, сказав, что хочет совершить свою утреннюю прогулку. На углу улицы он нанял небольшой паланкин и велел носильщикам доставить его в «Сапфировый приют». Пока его несли по улицам через толпу спешащих на рынок ранних покупателей, он недоумевал, как его коллега умудрился скрыть смерть танцовщицы от слуг. Вероятно, хитрый старик домоправитель принял необходимые меры. Носильщики опустили паланкин на землю перед окрашенной черным лаком дверью в тихом жилом квартале. Судья уже собирался сказать им, что они ошиблись адресом, как увидел два иероглифа «Сапфировый приют» на незаметной бронзовой дощечке у дверного косяка.
Угрюмый привратник пропустил его в ухоженный замощенный двор, украшенный немногочисленными цветущими растениями в скульптурных вазах из белого мрамора. Над покрытыми красным лаком двустворчатыми воротами в глубине виднелась широкая доска, на которой крупными синими иероглифами было написано «Среди цветов царит вечная весна». Подписи не было, но каллиграфия очень напоминала руку Ло.
Широкоплечий слуга с побитым оспой лицом неохотно принял из рук судьи письмо, но, увидев большую красную печать суда на обороте конверта, согнулся в подобострастном поклоне. Он провел судью открытой галереей с лакированными красными резными перилами вокруг очаровательного цветника в небольшую приемную. Судья Ди присел к чайному столику из сандалового дерева. Под его ногами расстилался мягкий шерстяной ковер, стены были крыты синими парчовыми гардинами. Из белой фарфоровой курильницы на боковом столике розового дерева струился дымок серой амбры. Через раздвинутые двери он мог видеть лишь угол выходящего к саду трехэтажного здания. Из-за решетчатых ширм на балконе доносилось бренчание цитр. Наверное, обитательницы дома уже приступили к своим урокам музыки.
Вошла полная женщина в халате из черного Дамаска; вслед за ней служанка с постным лицом внесла поднос с чаем. Сложив руки в длинных рукавах, содержательница дома свиданий произнесла вежливое приветствие. Судья окинул взглядом ее мучнистое лицо с отвисшими щеками, с бусинами хищных глаз и почувствовал, что она ему не нравится.
– Побывал ли у вас домоправитель из резиденции? – оборвал он ее приветствие.
Она приказала служанке поставить чайный поднос на столик и оставить их одних. Разглаживая халат широкой белой рукой, сказала:
– Эта особа глубоко сожалеет о происшедшем несчастном случае, сударь. Надеюсь, достопочтенным гостям не было причинено неудобства?
– Мой коллега дал мне знать, что танцовщица лишь поранила себе ногу. Не могли бы вы передать мне ее бумаги?
– Я догадывалась, что они вам понадобятся, сударь, – с усмешкой ответила она.
Достав из рукава сверток бумаг, она передала его судье. Он сразу же заметил, что особого интереса они не представляют. Маленькая Феникс была дочерью торговца овощами, продавшего ее тремя годами раньше только по той причине, что у нее уже было трое сестер постарше, и отцу было не по силам собрать еще три приданных. В доме свиданий хорошо известный учитель давал ей уроки танца. Кроме того, она усвоила азы чтения и письма.
– Были ли у нее близкие друзья среди подруг или клиентов? – осведомился судья.
Содержательница церемонно налила ему чаю.
– Среди господ, посещающих заведение, – спокойно ответила она, – почти все знали Маленькую Феникс. Как превосходную танцовщицу, ее часто приглашали на вечеринки. Ее нельзя назвать красавицей, и лишь немногие пожилые господа добивались от нее особых милостей, несомненно привлеченные ее мальчишеской фигурой. Маленькая Феникс всегда им отказывала, а я не нажимала на нее, потому что она хорошо зарабатывала танцами.
Небольшая морщинка перерезала ее гладкий белый лоб, когда она продолжила:
– Она была спокойной девушкой, ее никогда не требовалось наказывать, и очень старательна во время танцевальных занятий. Но другие девушки ее ненавидели, они говорили, что от нее… дурно пахнет и что на самом деле она лиса, принявшая человеческий облик. Сударь, трудно поддерживать порядок среди всех этих молодых женщин… Требуется много терпения и снисходительности к…
– Она временами не баловалась шантажом?
Содержательница, протестуя, воздела руки.
– Прошу вашего прощения, сударь! – воскликнула она, окинув судью осуждающим взглядом. – Все мои девушки прекрасно знают, что первая же, осмелившаяся предпринять что-то недостойное, окажется у столба для порки. Сразу же! У этого заведения давно установившаяся репутация, сударь! Конечно, она принимала подачки и… кажется, ловко умела увеличивать их размер… вполне достойными способами. Она была послушной девочкой, поэтому я ей позволяла посещать странную женщину, выступающую в роли хранительницы кумирни Черного Лиса. Только потому, что она обучала Маленькую Феникс песням, которые нравились посетителям.
Она сжала свои тонкие губы.
– Сударь, у Южных ворот всегда встречается много разных бродяг. Возможно, она завязала там нежелательное знакомство. И кто-то из этих людей пошел на злодейство. Девушек никогда нельзя выпускать из-под надзора. Стоит только подумать о деньгах, которые я вложила в ее уроки танца, и…
– Хранительница кумирни – не из этого ли заведения она сбежала? В прошлом.
Содержательница вновь с упреком на него посмотрела.
– Определенно нет, сударь! Девушку продали в маленькое заведение у Восточных ворот. Дом очень низкого разряда, посещаемый кули и другими отбросами. Э-э-э… настоящий бордель, с вашего позволения.
– Ясно. Не упоминала ли когда-нибудь Маленькая Феникс, что хранительница кумирни не сирота, и ее отец все еще живет в городе?
– Никогда, сударь. Как-то раз я спросила у танцовщицы, не принимает ли та женщина мужчин… гостей, но она сказала, что, кроме нее, никто не посещает кумирню.
– Поэтесса Юлань была искренне потрясена кончиной танцовщицы. Проявлялся ли особый интерес с обеих сторон? Содержательница потупила глаза.
– Достопочтенная Юлань была явно под впечатлением юношеских манер танцовщицы, – сдержанно ответила она. А потом добавила:
– И, конечно, ее таланта. Сударь, я терпимо отношусь к женский дружбе. К тому же в прошлом я имела честь знать поэтессу в столице…
Она пожала своими полными плечами.
Судья Ди встал. Идя в сопровождении хозяйки заведения к воротам, Он словно невзначай спросил:
– И его превосходительство академик, и достопочтенный Чан Лянпо, и его преподобие Лу были разочарованы тем, что не смогли увидеть, как танцует Маленькая Феникс. Наверное, они уже видели раньше ее исполнение?
– Сударь, не может быть. Эти известнейшие особы иногда удостаивают уезд своим посещением, но никогда не принимают участия в каких-либо публичных или частных приемах. Весь город говорит о том, что они согласились на этот раз принять приглашение его превосходительства! Но его превосходительство Ло – такой замечательный человек! Всегда такой любезный и понимающий… А как звали упомянутую вами духовную особу?
