– Так случилось, что я был у вашего советника, господина Као как раз в то время, когда две недели назад к нему пришел зарегистрироваться Сун. Господин Као знал, что после смерти матери я хотел сдать эту часть моей усадьбы, и любезно познакомил меня с господином Суном. Я захватил студента с собой и показал ему двор. Ему очень понравилось, он сказал, что разыскивал именно такое тихое и спокойное жилье. Он добавил, что, если его розыски в старых архивах потребуют больше времени, он охотно продлит аренду. Я тоже был доволен, потому что совсем нелегко найти…
Чайный торговец остановился, ибо Ло, похоже, его не слушал. Он целиком погрузился в чтение закладок в томике, лежавшем у него на колене. Коротышка начальник поднял голову:
– Господин Мен, комментарии вашей матери всегда по существу. И у нее прекрасный – почерк!
– Ваша честь, каждое утро она занималась каллиграфией. И даже после того, как у нее начало портиться зрение. Мой отец также интересовался поэзией, и они часто обсуждали…
– Превосходно! – воскликнул Ло. – Ваш дом может похвастаться прекрасным литературным собранием, господин Мен. А вы сами продолжаете эту благородную традицию?
Чаеторговец горько улыбнулся.
– К сожалению, небеса решили дать свое благословение только одному поколению, ваша честь. У меня совершенно нет тяготения к литературе. Но вроде бы мои сын и дочь…
– Замечательно! Ну что же, господин Мен, не будем вас больше задерживать. Несомненно, вы торопитесь в свою лавку. На углы, там, где нашу главную улицу пересекает улица Храма, не так ли? Вы держите у себя горький чай с юга, который так хорош после плотного ужина? Да? Превосходно. Я скажу своему домоправителю, чтобы он сделал у вас заказ. Предприму все, что в моих силах, чтобы схватить убийцу побыстрее. Как только будут новости, сразу же дам вам знать. Прощайте, господин Мен.
Чаеторговец склонился перед двумя уездными начальниками, и старшина квартала проводил его. Оставшись наедине с судьей Ди, Ло медленно поставил книги на полку. Тщательно выровняв тома, он сложил руки на животе и закатив глаза, воскликнул:
– Святые небеса, какое ужасное невезение, старший брат! Погрязнуть в сложнейшем деле предумышленного убийства и именно в тот момент, когда я обязан принимать столь выдающихся гостей! И раскрытие убийства потребует тяжелого труда, потому что убийца – хитрый мерзавец. Ты согласен, Ди, что шапка – это его единственный настоящий просчет?
Глава 4
Судья Ди проницательно взглянул на своего коллегу. Он откинулся в кресле и, медленно поглаживая бакенбарды, заметил:
– Да, Ло, я совершенно с тобой согласен, что это не убийство с целью грабежа, совершенное случайным бродягой-вором. Даже если мы допустим, что Сун был настолько рассеян, что забыл закрыть на засов и садовые ворота и дверь комнаты, увидевший распахнутую дверь грабитель сначала бы огляделся вокруг и только потом проник в помещение. Например, он проделал бы в бумаге окна дырочку и заглянул в комнату. Увидев, что Сун разбирает постель, он переждал бы с час и вошел бы, только убедившись, что студент крепко спит.
Ло решительно закивал своей круглой головой, и судья Ди продолжал:
– Я, склонен допустить, что после того, как Сун снял, свою ермолку и верхнюю одежду и надел, готовясь ко сну, ночную рубашку, он услышал стук в садовые ворота. Он снова надел ермолку на голову и вышел спросить, кто там.
– Именно так! – сказал Ло. – Ты тоже заметил, что на его домашних шлепанцах были следы присохшей грязи?
– Да, заметил. Посетителем был человек, знакомый Суну. Студент снял засов с ворот и впустил гостя во двор. Вероятно, даже пригласил его в библиотеку, пока сам надевал верхнее платье. Когда Сун повернулся к нему спиной, посетитель ударил его сзади. Я уверен в этом, потому что рана находится ниже правого уха жертвы. Но как бы все ни происходило, я согласен с тем, что было большим просчетом оставить ермолку там, где она упала на пол. Ибо ни один мужчина не раздевается с шапкой на голове. Убийце следовало отмыть ермолку от пятен крови и положить ее на свое место, на столик у изголовья кровати, рядом с подсвечником.
– Верно! – воскликнул Ло. – Но пока, тем не менее, мы будем официально называть это убийством с целью грабежа, чтобы не встревожить нашего преступника. Что касается мотива преступления, то я думаю, Ди, это мог быть и шантаж, Судья Ди резко выпрямился.
– Шантаж? Почему ты так думаешь, Ло? Сняв с полки книгу, коротышка-начальник раскрыл ее на заложенной исписанным листком странице.
– Посмотри, старший брат. Мать Мена была любившей порядок старой дамой и тщательно следила за своими книгами. Теперь же книги перепутаны, порядок нарушен. Далее, каждый раз, когда она читала понравившееся ей стихотворение, она на листочке комментировала его и вкладывала запись в страницу, на которой находится полюбившееся стихотворение. Однако, перелистывая книгу при разговоре со стариком Меном, я заметил, что многие записи перепутаны и оказались не там, где следовало бы, причем иной раз даже не в своих томах. Конечно, я допускаю, что в этом может быть повинен и студент. Однако я также увидел свежие следы на пыли за книгами на полках. Думаю, что убийца разгромил комнату только для того, чтобы создать впечатление, что бродяга искал деньги. А истинной целью поиска была какая-то бумага. И скажи, разве можно найти лучшее место, чтобы укрыть важный документ, чем между книжных страниц, на полках богатой библиотеки? И если этот парень столь сильно хотел заполучить документ, что не остановился ради него перед убийством, то начинаешь думать, что он уличал его в чем-то, и тогда на ум приходит шантаж.
– Ло, твои доводы очень убедительны. Похлопывая по небольшой стопке писчей бумаги на столе, судья продолжал:
– Эти заметки подтверждают твое предположение, что убийца разыскивал какой-то документ. Это записи Суна о его исторических изысканиях. Первые шесть страниц исписаны им, мелким почерком ученого, но остальные пятьдесят или около того чисты. Видишь ли, Сун был методичным человеком и пронумеровал все страницы. Но стопка бумаги растрепана, на некоторых страницах следы грязных пальцев. Что подтверждает: убийца тщательно просмотрел эту стопку. А зачем бродяжке вору забивать себе голову целой пачкой рукописных заметок?
С глубоким вздохом Ло поднялся.
– У мерзавца была в распоряжении целая ночь, чтобы найти проклятую бумагу, и, вероятно, он ее все-таки нашел! Но боюсь, Ди, нам все равно придется прочесать как следует это место. Просто чтобы увериться.
Встал и судья Ди. Вместе они внимательно обыскали библиотеку. Собрав разбросанные по полу бумаги и уложив их снова в ящики, он заметил:
– Все эти документы: счета, расписки и тому подобное принадлежат семье Мена. Единственный предмет самого Суна – этот томик, озаглавленный «Мелодии для прямой флейты» и написанный его рукой, со знаком его личной печати. Насколько я могу судить, это сложное музыкальное произведение, записанное сокращенными иероглифами. Здесь около двенадцати мелодий, но их названия и тексты опущены.
Ло заглянул под циновку. Выпрямившись, он сказал:
– Да, Сун играл на флейте. В его спальне висит длинная бамбуковая флейта. Я заметил ее, потому что и сам в прошлом играл на этом инструменте.
– А ты когда-нибудь видел такой способ нотной записи?
– Нет, я всегда играл на слух, – горделиво ответил Ло. – Но это все в прошлом, Ди. А теперь давай лучше займемся спальней.
Судья сунул музыкальную книгу в рукав, и они перешли во вторую комнату. Стоя за туалетным столиком, лекарь старательно сочинял отчет о вскрытии. Переносной письменный прибор стоял у его локтя. Судья Ло снял с гвоздя на стене висевшую на шелковой лямке флейту. Решительным жестом он завернул рукава и поднес флейту к губам. Но смог произвести только несколько удручающе пронзительных звуков. Отложив флейту, он со вздохом сказал:
– Да, когда-то я играл неплохо, но давно не было практики. К слову, неплохое место, чтобы спрятать документ. Плотно свернутый.
Он поднес флейту в глазам, потом огорченно тряхнул головой.
Они тщательно обыскали рундук для одежды, но единственными найденными бумагами были удостоверение личности Суна и немногочисленные документы, относившиеся к литературным экзаменам. Ни писем, ни личных записей.
Отряхивая пыль с платья, судья Ди сказал:
– По словам его домовладельца, Сун никого в уезде не знал. Но Мен признает, что почти не видел своего жильца. Ло, нам следует опросить служанок, приносивших ему еду.
– Старший ират, займись этим сам. Мне, право же, пора поторопиться домой. Понимаешь, обязан выказать уважение своим почтенным гостям. А мои первая, седьмая и восьмая жены еще утром предупредили меня, что хотели бы со мной посоветоваться о покупках к празднику Луны.
– Хорошо, Ло, я опрошу служанок.
Провожая коллегу до дверей, судья снова заговорил:
– Праздник станет радостью для твоих детей, Ло. Сколько их у тебя?
Ло широко усмехнулся.
– Одиннадцать мальчиков и шесть девочек, – гордо объявил он. Но тут лицо его помрачнело, – Видишь ли, у меня восемь жен. Нелегкое бремя, Ди. Свою административную карьеру я начал только с тремя женами, но ты же знаешь, как бывает. На стороне завязывается дружба, и начинает казаться, что удобнее поселить даму в домике на своем дворе. А потом не успеваешь опомниться, как она уже формально заняла положение второй жены! И грустно видеть, как изменения в положении влияют на женский характер, Ди. Когда я вспоминаю, какой милой и уступчивой была моя восьмая жена, пока танцевала в «Сапфировом приюте»…
Внезапно он хлопнул себя по лбу.
– Боже мой! Совсем вылетело из головы! По пути домой должен заскочить в «Сапфировый приют». Отобрать танцовщиц на сегодняшний вечер. Мой принцип – всегда самому их выбирать. Считаю своим долгом по отношению к гостям, чтобы они получали только самое лучшее. Ну что же, к счастью, «Сапфировый приют» всего в двух кварталах отсюда.
– Это дом свиданий?
Ло с упреком взглянул на него.
– Дружище! Конечно, нет. Назови это центром местных дарований. Или учебным заведением свободных искусств.
– Будь то центр или учебное заведение, – сухо заметил Ди, – но студент Сун, живя здесь в одиночестве, мог вечерами туда заглядывать. Ло, стоит спросить, не припоминают ли там человека, похожего по описанию на Суна.
– Да, я этим займусь.
Неожиданно коротышка начальник засмеялся.
– Должен подумать и о небольших сюрпризах сегодня вечером. Особенно для тебя, Ди.
– Никоим образом! – кисло возразил судья. – Не понимаю, как ты можешь заигрывать с женщинами, пока это дело об убийстве…
Ло махнул рукой.
– Старший брат, ты меня неправильно понимаешь. Мой сюрприз состоит из захватывающей юридической проблемы.
– Ах так! Ясно… – сдержанно сказал судья. И быстро заговорил вновь:
– В любом случае, думаю, нам вряд ли нужна еще одна юридическая проблема, Ло. Убийство Суна достаточно захватывающе! Если бы этот несчастный студент был хотя бы местным жителем, мы бы знали, где искать улики. Но этот Сун, можно сказать, с неба сюда свалился, и я боюсь…
– Знаешь, я никогда не пугаю работу с удовольствием, Ди, – заметил Ло. – Жестокое убийство Суна – это административная проблема. Напротив, мои, сюрприз для тебя – это чисто теоретическая задача, и ее юридическое решение не затрагивает никого из нас. Сегодня за ужином ты встретишь основного героя, Ди. Мучительная головоломка. Она тебя бесконечно увлечет.
Судья Ди подозрительно посмотрел на коллегу. Потом сказал:
– Пожалуйста, Ло, прикажи домоправителю привести девушку, которая обычно прислуживала здесь Суну. И пришли за мной паланкин, хорошо?
Начальник уезда Ло пошел по дорожке через сад, и двое стражников с носилками отступили, чтобы дать ему пройти. Судья Ди провел их в спальню. Пока стражники заворачивали тело в тростниковую циновку и укладывали на носилки, судья занялся официальным отчетом, который был передан ему лекарем. Кладя его в рукав, он сказал:
– Вы утверждаете лишь, что смертельный удар был нанесен острым орудием. Я заметил, что рана не была ровной, а» скорее, рваной. Что вы скажете о стамеске, напильнике или каком-то другом плотницком инструменте?
Лекарь облизал губы.
– Сударь, это очень возможно. Но орудие убийства не было найдено, и мне не хотелось бы что-то утверждать наверняка.
– Ясно. Можете быть свободным. Я сам передам начальнику уезда ваш отчет.
Заметно сутулясь, пожилой человек ввел в дом двух девушек. Обе были в простых синих рубахах с черными кушаками. Младшая не отличалась высоким ростом и выглядела заурядно, но округлое лицо старшей обращало на себя внимание, и она явно знала о своей привлекательности.
Судья Ди пригласил их проследовать за ним в библиотеку. Когда он снова опустился в кресло, старик управляющий вытолкнул вперед невысокую девушку и с поклоном сказал:
– Ее зовут Пион, сударь. Обычно именно она подавала Суну его полуденный рис, убирала здесь и стелила ему постель. Вторую зовут Астра. Она приносила ему еду по вечерам.
– Хорошо, Пион, – ласково заговорил судья, обращаясь к простолицей девушке. – Наверное, господин Сун доставлял тебе немало хлопот, особенно когда у него бывали гости.
– Ах нет, сударь. У господина Суна никогда не бывало гостей. А я не боюсь работы, сударь. После кончины Старой дамы с делами по дому мало хлопот. Здесь живут только сам хозяин, его первая и вторая наложницы, а также его сын и дочь. Все они очень добрые люди. И господин Сун тоже был добрым человеком. Дал мне денег за стирку его белья.
– Наверное, он любил поболтать с тобой?
– Только «доброе утро» и «здравствуйте», сударь. Он был ученый человек, сударь. Ужасно подумать, что сейчас…
– Спасибо. Управляющий, пожалуйста, проводите Пион в сад. Оставшись наедине с девушкой постарше, он сказал:
– Астра, Пион простая деревенская девушка. Ты же, по-моему, знаешь, что к чему. И…
Он ожидал увидеть улыбку, но она уставилась на него, и в ее широко расставленных глазах был испуг. Внезапно она спросила:
– Сударь, верно ли сказал управляющий, что его горло было прокушено?
Судья поднял брови.
– Вы говорите, прокушено? Что за чушь! Горло господина Суна было перерезано…
Припомнив зияющую рваную рану, он остановился на середине фразы.
– Ну, говорите! Что вы подразумеваете под словом «прокушено»?
Глядя вниз на свои сцепленные пальцы, она сказала угрюмым голосом:
– У господина Суна была подружка. Я постоянно гуляю со старшим официантом большой чайной на соседней улице, и однажды ночью, когда мы стояли, разговаривая, на углу переулка, мы видели, как господин Сун тайно, по-воровски, вышел из дома. Одетый во все черное.
– Вы видели, как он встретился с девушкой?
– Нет, сударь. Но пару дней назад он спросил меня, по-прежнему ли ювелирная лавка позади храма Конфуция продает серебряные булавки с круглыми филигранными шишечками. Конечно, ему нужен был подарок для девушки. И она… она его и убила.
Судья Ди растерянно поглядел на нее.
– Сударь, она – лиса. Лиса, обернувшаяся юной красавицей, чтобы его околдовать. А когда он оказался целиком в ее власти, она впилась ему в горло.
Видя ироничную усмешку на лице судьи, она торопливо продолжала:
– Он был заморочен, сударь. Клянусь. И он это знал, потому что однажды меня спросил, а много ли здесь лисиц и где они…
– Трезвомыслящая девушка вроде вас, – остановил ее судья, – не должна бы верить в эти глупые россказни о лисьей магии. Лисы – это милые, умные звери, никому не причиняющие зла.
– Здешние люди так не думают, сударь, – упрямо ответила она. – Говорю вам, он был околдован лисой. Вы бы послушали мелодии, которые он ночами играл на своей флейте! Эта странная музыка разносилась по всему саду. Я могла ее слышать, даже когда расчесывала волосы дочери моего хозяина!
– Проходя мимо покоев хозяев, я увидел смотрящую в окно красивую юную девушку. Догадываюсь, это была дочь господина Мена. Да?
– Наверное, сударь. Она умна и мила, и очень красива. Ей только шестнадцать, а она, говорят, пишет прекрасные стихи.
– Астра, поговорим снова о вашем приятеле. Заглядывал ли когда-нибудь господин Суп в его чайную? Ведь она совсем рядом, не так ли?
– Нет, сударь. Он нигде не встречал студента. А он знает все окрестные чайные и кабаки, даже слишком хорошо! Пожалуйста, не говорите хозяину о моем друге, сударь. Мой хозяин так старомоден и…
– Не тревожьтесь, не скажу, Астра. Судья встал.
– Большое вам спасибо.
Выйдя, он попросил управляющего провести его к главным воротам, где его уже ждали небольшие носилки.
Пока его несли к Ямыню, судья думал о том, что загадка убийства студента, вероятно, не будет раскрыта до его отъезда в Пуян. Она имела все признаки разочаровывающего затяжного дела. Что же, уездный начальник Ло сам в нем разберется. Расследование на месте преступления его коллега провел по-деловому, проявил острую наблюдательность. Несомненно, он понял, что происшедшее может в конце концов обернуться семейной историей. Уж слишком рьяно чаеторговец стремился убедить их в том, что убийца – бродячий вор.
Достав из рукава шесть страниц записей Суна, он внимательно их перечитал. Затем задумался, подергивая усы. В заметках перечислялись имена вождей повстанцев, которые были, по всей видимости, упущены в официальной истории, а также сведения об экономическом положении в уезде два столетия назад во времена крестьянского мятежа. И все же результаты казались скудными, если припомнить, что две недели Сун проводил в архиве канцелярии все послеобеденное время. Судья решил привлечь внимание Ло к мысли, что исторические изыскания Суна были только предлогом и что он приехал в Чинхуа совсем по другой причине.
Интересно, что в уезде так сильна вера в лисью магию. По всей стране в народе лис наделяли сверхъестественным могуществом, и базарные рассказчики любили возвращаться к старым сказкам о лисицах, оборачивающихся прекрасными девушками, чтобы околдовывать юношей или же мужчин почтенной внешности, которые соблазняли девушек. Но в классической литературе, напротив, утверждалось, что лиса имеет таинственную власть над злыми духами. Поэтому в старых дворцах и административных зданиях не редкость было увидеть небольшой алтарь, посвященный духу лиса. Считалось, что он отгоняет зло, а также оберегает официальные печати, символы власти. Он припомнил, что видел такой маленький алтарь в резиденции своего друга.
Не без тревоги размышлял он над тем, что за сюрприз припас ему к ужину коллега, ибо он с глубочайшим недоверием относился к своеобразному, озорному чувству юмора Ло. Одному небу известно, какая проделка у того на уме! Ло намекнул, что один из его гостей столкнулся с юридической проблемой. Вряд ли этим лицом мог быть академик или же придворный поэт. И тот и другой – известные писатели, занимающие высокие государственные должности и, несомненно, каждому из них под силу самостоятельно разобраться в любой проблеме, будь она юридической или иной. Оставался этот таинственный могильщик, у которого, видимо, неприятности. Ну что же, скоро он все узнает. Судья закрыл глаза.
Глава 5
Идя широким коридором присутствия, выходящим к резиденции Ло, судья Ди бросил случайный взгляд на добрую дюжину писарей, которые напряженно трудились со своими кисточками в руках за высокими столами, заваленными папками и бумагами. Ямынь – это административный центр всего уезда, а не только здание уголовного суда. Там регистрируют рождения, браки и кончины, куплю-продажу земельной собственности. Более того, Ямынь отвечает за сбор налогов, включая налог на землю. Когда судья проходил мимо зарешеченной двери зала в конце коридора, он увидел за распахнутой деревянной решеткой советника, согнувшегося над своим столом. Он не был знаком с Као лично, но, подчиняясь мгновенному побуждению, толкнул дверь и вошел в тщательно прибранную контору.
Као поднял голову и вскочил.
– Пожалуйста, присядьте, ваше превосходительство. Не могу ли я вам предложить чашку чая?
– Не беспокойтесь, господин Као. Не буду засиживаться, потому что меня ожидают в резиденции. Рассказал ли вам начальник Ло о результатах нашего осмотра места убийства Суна?
– Сударь, мой руководитель очень торопился встретить своих гостей. Он зашел на секунду и приказал мне сообщить управлению образования в столице об убийстве Суна и попросить об оповещении ближайших родственников.
Протянув проект письма судье, он также заметил:
– Я еще попросил управление узнать у семьи ее пожелания относительно погребения.
– Очень хорошо, господин Као. Пожалуй, для отчетности стоит еще добавить запрос о домашних обстоятельствах студента. Вернув записку Као, он заговорил снова:
– Господин Мен сказал нам, что это вы представили ему студента Суна. Вы хорошо знакомы с чаеторговцем?
– Да, сударь. Когда пять лет назад меня перевели сюда из администрации начальника округа, я встретился с господином Меном в местном шахматном клубе. Там раз в неделю мы играем. За эти годы я убедился, что это человек возвышенного характера. Пожалуй, консерватор, но отнюдь не заскорузл. И сильный шахматист!
– Будучи человеком старых правил, господин Мен, думаю, поддерживает в семье строгий порядок? Не было никаких слухов о тайных связях или…
– Никогда, сударь! Образцовый дом, сказал бы я. Я нанес господину Мену визит вежливости и имел честь быть представленным Старой даме, которая тогда была еще жива. В наших местах ее хорошо знали как поэтессу, сударь. А сын господина Мена весьма умный мальчик. Ему только четырнадцать, а он уже в старшем классе уездной школы.
– Да, господин Мен произвел на меня самое благоприятное впечатление. Ну что же, господин Као. Спасибо вам за информацию.
Советник сопровождал судью Ди весь путь до величественных ворот личной резиденции уездного начальника Ло. Судья уже собирался войти, как оттуда вышел широкоплечий военный. Он был в черном с красной окантовкой мундире, а длинные красные шнуры на его стальном шлеме указывали, что он сержант гвардии. За его спиной свисала широкая сабля. Судья было хотел осведомиться, не привез ли он важного послания от начальника округа, но остановился, заметив круглую бронзовую пластинку, свисавшую с шеи сержанта на цепочке. Это свидетельствовало, что он выполняет особое поручение, сопровождая в столицу преступника. Высокий воин стремительно пересек двор, опередив советника Као. Судья Ди на мгновение задумался, какого же важного преступника эскортируют через Чинхуа.
Он прошел к правому крылу первого двора и открыл узкую, покрытую красным лаком дверь, ведущую во двор, предоставленный начальником Ло в его распоряжение. Двор был невелик, но располагал всем необходимым, а окружавшая его высокая стена создавала атмосферу тихого уюта. Напротив просторной спальни шла галерея, двумя ступенями спускавшаяся к замощенному цветной плиткой квадратному двору. В его центре находился небольшой пруд с золотыми рыбками и каменной горкой позади. Судья на минуту задержался в галерее, под красными лакированными стропилами, чтобы полюбоваться очаровательной картиной. Из заросших мхом расщелин каменной горки росли нежные побеги бамбука и небольшой кустарник в ярко-красных ягодах. Над стеной сада шелестели ветви кленов из окружавшего резиденцию парка. Легкий ветерок колыхал листву, пылающую яркими осенними красками – красным, коричневым и желтым. Он подумал, что время приблизилось к четырем.
Повернувшись, судья открыл раздвижные двери с решетками красного лака и вошел в комнату, сразу же направившись к чайной корзинке на боковом столике: ему очень хотелось пить. К его огорчению, она оказалась пустой. Что же, это не имело значения, ведь его, конечно, угостят чаем те двое, к кому он теперь направится. Важнейшим вопросом сейчас было, следует ли ему переодеться. Оба, и академик и поэт, были старше его и по возрасту, и по положению, так что, строго говоря, ему следовало нанести им визит в парадном костюме. Но, с другой стороны, в настоящее время никто из них не занимал официального положения. Год назад ушел в отставку академик, а Чан оставил свою дворцовую должность, чтобы целиком посвятить себя подготовке полного издания своих стихотворений. Если бы судья посетил их в парадном костюме, они могли бы счесть это нахальством, намеком на то, что он, судья, все еще выполняет официальные обязанности, в то время как они уже нет. С тяжелым вздохом он припомнил старинную пословицу, что «безопаснее дразнить тигра в его логове, чем приближаться к высокопоставленному чиновнику». В конце концов решил одеться в лиловый халат с длинными рукавами, с черным широким кушаком и высокой квадратной черной шапкой. Он надеялся, что этот скромный, но достойный наряд получит одобрение. И вышел.
Судья уже обратил внимание, что, хотя на переднем дворе здания, включая его собственное, были одноэтажными, в остальных дворах у домов было по два этажа, причем вдоль вторых этажей тянулись широкие балконы. И он заметил на балконе одного из таких зданий в главном дворе много суетившихся слуг и служанок. Очевидно, они готовились в сегодняшнему вечеру. Он прикинул, что в доме его коллеги – по меньшей мере сто человек прислуги, и содрогнулся, подсчитав, во что обходится содержание этого дворца.
Он подозвал слугу, который сообщил ему, что начальник Ло уступил свою личную библиотеку, в левом крыле второго двора, академику, а придворному поэту отвел угловые покои в правом крыле. Судья приказал слуге проводить его сначала в библиотеку. Когда он постучал в дверь, украшенную тончайшей резьбой, из-за нее донесся низкий голос, ответивший:
– Войдите!
С одного взгляда судья увидел, что Ло превратил библиотеку в уютное убежище. Высокая комната было просторной, с широкими зарешеченными окнами; запутанный геометрический узор решеток отчетливо выделялся на фоне безупречно чистой бумаги окон. Вдоль двух стен тянулись плотно заставленные книжные полки, кое-где между ними оставались ниши, где были выставлены тщательно подобранные старинные чаши и вазы. Обстановка состояла из добротной мебели резного черного дерева со столешницами из цветного мрамора; кресла обиты красным шелком. По сторонам массивной скамьи у книжных полок стояли на эбеновых подставках большие вазы с белыми и желтыми хризантемами. На ней плотный широкоплечий мужчина читал книгу. Он отложил томик в сторону и, подняв одну из своих лохматых бровей, с любопытством посмотрел на судью Ди. Этот человек был одет в просторную ярко-синюю рубаху, открытую у ворота, на голове – черная шапочка, украшенная спереди круглой полупрозрачной нефритовой пластинкой. Длинные хвосты кушака ниспадали на пол. Его широкое, с тяжелыми скулами лицо было окружено короткими бакенбардами и коротко подстриженной круглой бородкой, как это было в то время модно при императорском дворе. Судья знал, что академику скоро исполнится шестьдесят, но в его черных волосах не было ни единого седого волоса.
Приблизившись, судья Ди отвесил ему низкий поклон и почтительно, двумя руками, протянул визитную карточку. Академик бросил на нее небрежный взгляд. Сунув карточку в обширный рукав, он заговорил громким голосом:
– Так это вы судья Ди из Пуяна? Да, молодой Ло сказал мне, что вы тоже здесь остановились. Чудное место, много приятнее, чем переполненная комната в правительственной гостинице. Рад познакомиться с вами, Ди. Вы проделали хорошую работу, очистив тот храм в Пуяне. Благодаря этому при дворе у вас появилось немало врагов, но и друзей тоже. Все хорошие люди имеют как друзей, так и врагов, Ди. Нет смысла пытаться быть добреньким со всеми, это ничего не даст.
Встав, он подошел к письменному столу. Опустившись в кресло, он указал на низенькую табуретку:
– Ну, присядьте здесь, напротив меня! Судья сел и вежливо заговорил:
– Я давно мечтал о возможности выразить свое уважение вашему превосходительству. Сейчас, когда…
Академик помахал крупной, красивой ладонью.
– Давайте бросим все это, хорошо? Здесь мы не при дворе. Простая дружеская встреча поэтов-любителей. Вы тоже пишете стихи, Ди, не так ли?
Он уставился на судью своими большими глазами, черные зрачки которых отчетливо вырисовывались на фоне белков.
– Пожалуй, нет, сударь, – робко ответил судья. – Конечно, будучи студентом, я был обязан выучить правила стихосложения. И я прочел антологии наших славных классиков, столь превосходно вами, сударь, изданные. Но сам я сочинил только одну поэму.
– Ди, слава многих известных людей держится только на одной поэме!
Он пододвинул к себе большую чашку из синего фарфора.
– Вы, конечно, уже пили ваш чай, Ди! Когда он наливал себе чай, Ди почувствовал тонкий аромат жасмина. Сделав несколько глотков, академик попросил:
– Ну, расскажите мне о вашей поэме. Прочистив пересохшее горло, судья ответил:
– Это было дидактическое сочинение, сударь, о важности земледелия. Я попытался изложить в ста строках советы крестьянам о работах в различные времена года.
Академик недоуменно посмотрел на него.
– Вы предприняли такую попытку? Что побудило вас избрать… э… столь особую тему?
– Потому что я надеялся, что такие советы, изложенные стихами, с рифмой и размером, могут легче запомниться простым людям, сударь.
Тот улыбнулся.
– Большинство сочло бы такой ответ глупым, Ди. Но не я. Стихи, действительно, легко запомнить. И не только из-за рифмы, но главным образом потому, что поэзия соответствует биению нашей крови, ритму нашего дыхания. Размер-это костяк любого хорошего стихотворения, да и прозы. Прочтите мне пару строф из вашей поэмы, Ди.
Судья смущенно заерзал на табурете.
– По правде говоря, сударь, я сочинил ее более десяти лет назад. Боюсь, сейчас не припомню ни одной строфы. Но если позволите, я пошлю вам экземпляр, ибо…
– Не хлопочите, Ди. Разрешите мне сказать вам откровенно, что наверняка это были скверные стихи. Если бы там было хотя бы немного хороших строк, вы бы их никогда не забыли. Скажите, вы когда-нибудь читали «Императорский рескрипт командирам и рядовым Седьмой Армии»?
– Я знаю его наизусть, сударь! – воскликнул судья. – Это вдохновляющее послание отступающей армии изменило ход сражения, сударь! Эти величественные первые строки…
