Судья Ди - Лакированная ширма

      И наконец, четвертое изображение зима, время самоанализа, тихой радости, более глубокого осмысления достигнутого. Перед нами – картина семейного счастья.
      Судья Ди посмотрел на любящую пару за столом в богато обставленном доме чиновника: супруги сидят, тесно прильнув друг к другу, мужчина одной рукой обнимает женщину, а другой подносит к ее губам чашу. Судья повернулся, собираясь снова сесть, но Тэн поспешно остановил его:
      – Подождите! Я отыскал эту ширму в одной из столичных лавок незадолго до женитьбы на Серебряном Лотосе и сразу купил, хотя стоила она невероятно дорого, и мне даже пришлось кое-что заложить. Пони маете, на четырех створках этой ширмы отражены четыре самых главных этапа моей жизни. Когда я учился в родном городе, мне тоже приснились четыре девушки. Потом я отправился в столицу, а там, проезжая мимо двухэтажного дома, увидел тех самых четырех девушек своей мечты. Как оказалось, это был дом отставного правителя округа Ву. И я женился на его второй дочери —Серебряном Лотосе, девушке, которую выделил среди других во сне! Эта ширма стала самой дорогой для нас вещью. Куда бы мы ни ехали, всегда брали ее с собой. Как часто мы сидели перед ней вместе, рассматривая каждую картину, вспоминая о моих ухаживаниях и нашей свадьбе!
      Месяц назад выдался нестерпимо жаркий день, и я приказал домоправителю поставить бамбуковую кровать здесь, в кабинете, и поставить так, чтобы меня обдувал ветерок. Изголовье оказалось напротив четвертой створки, и любящая пара была как раз перед глазами. И тут я сделал страшное открытие – картина изменилась: мужчина вонзал нож в грудь женщины.
      С возгласом удивления судья Ди наклонился и стал внимательно разглядывать эту часть картины. Теперь он видел, что в левой руке, обнимавшей женщину, мужчина и впрямь держал нож – клинок, нацеленный ей в грудь. Это была тонкая полоска серебра, инкрустированная в лаковую поверхность. Тряхнув головой от изумления, судья Ди вернулся к столу и сел.
      – Не знаю, как и когда это произошло, – продолжал правитель уезда. – Я как безумный вновь и вновь изучал пятнышко, думая, что, может быть, мастер, делавший ширму, случайно уронил кусочек серебра в еще не застывший лак, а когда стал зачищать поверхность, осколок очутился в этом зловещем месте, но очень скоро понял, что он был вставлен позже, причем довольно топорно, так как вокруг виднеются мелкие трещинки.
      Судья Ди медленно кивнул – он тоже обратил на это внимание.
      – И я сделал единственно возможный вывод: я сам изменил картину в приступе безумия, о котором даже не помню. Отсюда вытекал и другой, столь же очевидный вывод: больная часть моего мозга надумала убийство Серебряного Лотоса. – Тэн провел рукой по лицу и взглянул на ширму, но тут же отвел глаза. – Эта ширма стала каким-то наваждением, – простонал он. – В последние недели мне несколько раз снилось, что я убиваю жену, – жуткие, удушающие ночные кошмары, от которых я просыпался в холодном поту, но и в минуты пробуждения эта мысль терзала и мучила меня. Ширма начала меня преследовать… Я не мог заставить себя признаться в этом жене. Серебряный Лотос стерпела бы все, но только не то, что я, ее муж, когда-либо смогу поднять на нее руку, – даже в припадке безумия. Да и мне сама мысль об этом разрывала сердце. – Тэн невидящим взглядом уставился в пустоту, но, быстро совладев с волнением, заговорил вполне прозаичным тоном: – Сегодня мы устроили полуденную трапезу на воздухе, в тенистом уголке сада, но жара вокруг показалась мне невыносимо томительной; я ощутил какое-то беспокойство, и вдобавок у меня заболела голова. Я сказал жене, что хочу отдохнуть в кабинете и заодно просмотреть кое-какие документы. Но и там тоже оказалось очень жарко, и я совершенно не мог собраться с мыслями. Тогда я решил присоединиться к жене. – Тэн встал. – Пойдемте, я вам покажу.
      Он взял свечу и повел гостя по длинным мудреным переходам на женскую половину, а там, открыв дверь, остановился на пороге и показал Ди первый покой. Справа от входа стоял резной стол для притираний красного дерева с круглым зеркалом из полированного серебра. Слева, напротив еще одной двери, – низкая бамбуковая кровать. Посередине комнаты на полу, выстланном полированной плиткой из красного мрамора, возвышался круглый эбеновый столик с причудливой резьбой.
      – На этом столике, – сказал Тэн, —стояла та самая старинная ваза, которую я разбил. Дверь слева ведет во внутренний садик, к пруду с золотыми рыбками. Служанка моей жены всегда спит на этой бамбуковой кровати. А большая, покрытая красным лаком дверь напротив – вход в спальню моей жены. Подождите здесь, прошу вас.
      Тэн пересек комнату, достал из-за пазухи замысловатый ключ и открыл красную дверь. Потом, оставив ее приоткрытой, вернулся к гостю.
      – Когда я вошел сюда днем, служанка спала на бамбуковой кровати. Последнее, что я помню, – сквозь приоткрытую, как сейчас, дверь видна часть кровати, и Серебряный Лотос, совершенно нагая, крепко спит, лежа на спине, опустив голову на согнутую правую руку, Я любовался ее точеным профилем. Правую ногу она закинула на левую, так что нижняя часть тела была скрыта от моих глаз. Жена распустила длинные косы, которыми так гордилась, и они, словно черное шелковое покрывало, ниспадали с края кровати. Я уже собирался подойти разбудить Серебряный Лотос, но все вокруг внезапно померкло.
      Придя в себя, я увидел, что лежу на полу в этой комнате среди черепков разбитой вазы. В глазах стоял туман, голова разрывалась отболи, и мысли путались. Я взглянул на служанку – та продолжала крепко спать. С трудом поднявшись на ноги, я кое-как побрел в спальню. Помню, что сперва я с облегчением подумал, что Серебряный Лотос спит, – она лежала точно так же, как и раньше. Благодарение Небу, мой приступ прошел, не причинив вреда! И только подойдя поближе, я понял, что натворил: в груди жены торчал мой старинный нож, и она была мертва.
      Тэн тихо зарыдал, прислонившись к дверному косяку и закрыв лицо руками.
      Судья Ди быстро направился в спальню и прежде всего осмотрел широкую кровать, покрытую циновкой, сплетенной из мягкого тростника. Рядом с изголовьем виднелось несколько пятнышек крови. Подняв глаза, судья Ди увидел на стене у окна пустые ножны, подвешенные на шелковом шнуре. Подле них висел великолепный старинный меч в резных бронзовых ножнах и семиструнная лютня. Единственное окно с бамбуковой решеткой, обклеенное плотной белой бумагой, закрывала резная перекладина. Помимо этого в спальне был только чайный столик – прелестная старинная вещица из сандалового дерева с изящной резьбой – и два таких же стула. В углу высились четыре красных кожаных ларя для одежды, сплошь покрытых узором из позолоченных цветов, для каждого времени года – отдельный.
      Судья Ди вернулся к Тэну.
      – Что вы делали потом? – мягко спросил он.
      – Второе ужасное потрясение окончательно лишило меня присутствия духа. Я выбежал из спальни, запер дверь и, сам не помню как, вернулся в кабинет. В тот момент, когда я пытался хоть как-то осмыслить ужасающую действительность, домоправитель доложил о вас…
      – Мне очень жаль, что я пришел в такую тягостную для вас минуту! – огорченно пробормотал судья Ди. – Но кто бы мог…
      – Я смиренно прошу прощения, что принял вас тогда без должной учтивости. – Правитель уезда Тэн церемонно поклонился. – Может быть, вернемся в кабинет?
      Когда они снова сели за чайный столик, Тэн сказал:
      – После вашего ухода я кое-как пришел в себя, а потом привычные разбирательства дневного заседания суда чуть-чуть отвлекли меня от случившегося. Речь шла о довольно необычном самоубийстве, и это помогло мне занять голову чем-то другим. В то же время я понимал, какими будут последствия. Правосудие неумолимо. Я должен был безотлагательно ехать в канцелярию округа и сдаться правителю как убийца собственной жены. Но как следовало поступить с телом, что говорить домоправителю и слугам?! И тогда я понял, как мне повезло, что здесь находитесь вы, мой мудрый и доброжелательный собрат. Я приказал начальнику стражи отправиться на постоялый двор и попросить вас прийти. Когда он вернулся с вестью, что вы ушли неизвестно куда, меня охватил ужас. Я очень рассчитывал на ваш приход, а тут… вы ведь могли вернуться наследующий день, а то и вовсе покинуть наш уезд, если возникли какие-то непредвиденные обстоятельства… а мне надо было что-то предпринять немедленно. Слугам надлежало прибрать и проветрить спальню, и домоправитель вот-вот мог попросить ключ… И тогда я решил, что тело надо спрятать. Пока слуги обедали, я побежал в спальню, быстро связал волосы жены, завернул тело в первое попавшееся покрывало и понес через запасный выход на окраину. Вокруг не было ни души. Я незаметно добрался до развалин и положил свою несчастную легкую ношу у болота.
      Однако, вернувшись обратно, я вдруг осознал, какую сделал глупость. В смятении я не подумал о самых простых мерах, каковые могли бы помешать слугам обнаружить тело, – скажем, сделать вид, будто потерял ключ от спальни. Именно так я и сказал домоправителю после ужина, когда он снова попросил у меня ключ. Все это убедило меня, что в нынешнем моем состоянии я совершенно не способен мыслить здраво, поэтому я снова послал начальника стражи в «Летящий журавль», на сей раз – с письменной просьбой прийти ко мне, как только вы вернетесь. Я ждал вас, вопреки рассудку уповая, что, несмотря на поздний час, вы придете! И благодарение Небу, вы пришли! Скажите, Ди, что мне теперь делать?
      Судья Ди довольно долго не отвечал. Он молча смотрел на ширму, медленно перебирая длинную бороду, и наконец изрек:
      – Мой ответ на ваш вопрос таков: ничего. По крайней мере, сейчас.
      – Что вы хотите этим сказать? – изумился Тэн. – Первое, что мы должны сделать сутра, – это поехать в Пьенфу. Давайте напишем письмо правителю округа, чтобы отправить сегодня же особым гонцом, чтобы…
      Судья Ди поднял руку.
      – Успокойтесь, – сказал он. – Я осмотрел тело, видел место трагедии, и меня не удовлетворяют известные нам факты. Мне нужны доказательства, что это вы убили свою жену.
      Правитель уезда Тэн вскочил с кресла и взволнованно забегал по кабинету.
      – Что за нелепость, Ди! – бормотал он. – Доказательства! Какие еще доказательства вам нужны? Мои припадки, мои сны и эта ширма…
      – И все же тут есть кое-какие странности, – перебил судья Ди, – и они указывают на постороннее вмешательство.
      Тэн топнул ногой:
      – Не пытайтесь обманывать меня тщетными надеждами. Да, это жестоко! Вы хотите доказать невероятное предположение, будто во время моего припадка кто-то другой убил Серебряный Лотос? Да бывают ли такие удивительные совпадения?
      Судья Ди пожал плечами:
      – Я вообще не люблю совпадений, Тэн, хотя иногда такое случается. Не вижу ничего невероятного в том, что после всех этих припадков и созерцания ширмы вы ничего не помнили. Кроме того, когда с порога спальни вы увидели свою жену, она лежала вполоборота к вам, так что уже в то время могла быть мертвой. У вас здесь есть враги, Тэн?
      – Конечно нет! – возмутился правитель уезда. – Кстати, мы с женой знали об особом значении ширмы. Кроме того, с тех пор как мы приехали сюда, ее ни разу не выносили из дому. Никто не мог испортить картинку! – Он с видимым трудом подавил раздражение и уже спокойно спросил: – И что вы предлагаете, Ди?
      – А вот что: вы дадите мне завтрашний день – всего один день! – на отыскание дополнительных доказательств. Если я ничего не сумею найти, буду лично сопровождать вас послезавтра в Пьенфу и дам объяснения правителю округа.
      – Отсрочка доклада о совершенном убийстве – серьезное нарушение, Ди! – воскликнул Тэн. – А вы ведь сами только сейчас сказали, что не станете препятствовать…
      – Всю ответственность я беру на себя! —оборвал его судья Ди.
      Тэн немного подумал, нервно шагая ко комнате, потом остановился и покорно склонил голову:
      – Ладно, Ди. Я передаю это дело в ваши руки. Говорите, что от меня требуется.
      – Очень немного. Прежде всего возьмите конверт и напишите на нем имя и адрес своей жены.
      Тэн достал из ящика письменного стола футляр, написал несколько иероглифов и передал судье Ди. Тот сунул футляр в рукав.
      – А теперь принесите мне одежду своей жены соберите ее в спальне и заверните, да пару туфель прихватить не забудьте!
      Тэн бросил на собрата удивленный взгляд, ко, не сказан ни слова, вышел из кабинета.
      Судья Ди встал и, вытащив из полуоткрытого ящика стола несколько бирок и футляры с большой красной печатью суда, аккуратно положил их в рукав.
      Вскоре вернулся Тэн с одеждой, завернутой в голубую ткань, и, внимательно поглядев на судью Ди, воскликнул:
      – Извините меня, пожалуйста, Ди! Я был настолько занят своими делами, что даже не предложил вам переодеться! Ваш халат весь в грязи, да и туфли испачканы. Позвольте предложить вам…
      – Не беспокойтесь! – поспешно возразил судья Ди. – Мне сегодня еще предстоит побывать в нескольких местах, где новая одежда наверняка привлечет излишнее внимание. Прежде всего я вернусь на болото, одену тело и перенесу к самой тропинке, чтобы его нашли завтра утром. Футляр я положу в рукав, так что с опознанием трудностей не возникнет. А потом вы произведете вскрытие – надеюсь, у вас тут есть хороший лекарь?
      – Да, владелец большой лавки снадобий на рынке.
      – Хорошо. Вы заявите, что вашу жену убили, когда она направлялась к Северным воротам, и начнете расследование. Это, по крайней мере, даст вам возможность положить тело во временный гроб.
      Он забрал узел с одеждой и, положив руку на плечо Тэна, мягко улыбнулся:
      – Попробуйте немного поспать, Тэн! Завтра вы услышите от меня полный отчет. Провожать не надо – я дорогу знаю.
      Судья Ди нашел Умника в самом плачевном состоянии: парень съежился на валуне и, несмотря на жару, все его тело трясло мелкой дрожью. При виде судьи он жалко улыбнулся, хотел что-то сказать, но не успел открыть рот, как зубы громко застучали.
      – Не бойся, главный головорез! – хмыкнул судья Ди. – Я вернулся! Только еще разок взгляну на тело – и пойдем домой спать!
      Парень был настолько напуган, что даже не заметил узла в руках судьи.
      Вынув кинжал из груди убитой, Ди завернул его в кусок промасленной бумаги и спрятал за пазуху, потом принялся одевать покойницу. Надев на нее туфли, он подтащил тело к тропинке и окликнул Умника. Они молча побрели к «Огненной птице» по опустевшим улицам.
      Умника это одинокое ожидание до смерти напугало, и судья подумал, что парень не настолько порочен, как ему хотелось бы показать. Умнику еще не было и восемнадцати. Возможно, нездоровое стремление к преступной жизни пройдет через год-другой, но сейчас Умник способен был сделать кое-что похуже, чем связаться с шайкой Тунлина. Последний был грубияном и мошенником, но Ди все же не считал его до конца испорченным человеком. Нет, опыт общения с Тунлином не помешает мальчишке раскаяться и вернуться к нормальной жизни.
      Примерно на середине пути Умник вдруг заявил:
      – Я знаю, и ты, и Тунлин обо мне не слишком высокого мнения, но хочу тебе сказать, что через пару дней вы здорово удивитесь! Я заполучу столько денег, сколько вам обоим не видать за всю вашу жизнь!
      Судья Ди ничего не ответил – юнец изрядно надоел ему своим хвастовством.
      У последнего поворота к постоялому двору Умник внезапно остановился.
      – Здесь я с тобой распрощаюсь, – сердито прошипел он. – Меня ждут другие дела.
      Судья Ди молча направился к «Огненной птице».

Глава 7

      После ухода судьи Ди и Умника Чао Тай за чашей вина беседовал с Тунлином. Разговор шел о сражениях императорских войск в последние годы – как видно, это было любимой темой главаря шапки.
      – Если тебе так по вкусу солдатская жизнь, почему ты ушел? – полюбопытствовал Чао Тай.
      – Да так, сделал глупость, и пришлось быстро уносить ноги, – грустно ответил Тунлин.
      На постоялый двор небольшими кучками потянулись нищие в дурно пахнущих лохмотьях. Тунлин встал из-за стола и вместе с лысым отправился делать расчеты. Чао Тай чувствовал, что дышать становится все труднее и труднее, к тому же он опасался встречи с попрошайкой, у которого купил драгоценности, поэтому решил немного погулять.
      В городе было все еще жарко и душно. Помощник судьи решил, что у воды должно быть прохладнее, и, немного поплутав, наконец вышел к широкому изогнутому мосту над рекой. Чао Тай взошел на него и, опираясь локтями о резные мраморные перила, стал смотреть вниз. Река с неумолимым ревом несла черные воды и, наталкиваясь на скалы, там и тут
      вздымала белую пеку. Чао Тай наблюдал, как свирепый поток образовывает стремительные водовороты, и с облегчением вдыхал прохладный воздух.
      Народу было немного. Правда, судя по всему, здесь жили весьма состоятельные люди. На высоком правом берегу располагались обширные имения с прекрасными дворцами, а на левом – высилась длинная стена с бойницами и внушительная крепость городского гарнизона. Многоцветный флаг вяло свисал в неподвижном воздухе.
      К Чао Таю стали бесшумно подкрадываться два грабителя, но, подойдя поближе и взглянув друг на друга, угрюмо покачали головами: с таким могучим, воинственного вида малым они предпочли не связываться.
      Чао Тай пребывал в замешательстве, не понимая, что ему теперь делать. Он попытался представить, что задумал судья, но тут же с досадой бросил это занятие: планы Ди были выше его разумения. В конце концов, Чао знал, что, когда придет время, судья сам расскажет ему обо всем. Он сплюнул в воду —ядовитый привкус вина, выпитого в «Огненной птице», все еще стоял во рту. И тут же нахлынули воспоминания об оставшихся в Пэнлае соратниках – старшине Хуне и Ма Жуне. Сейчас они, наверное, вместе попивают доброе вино в «Девяти орхидеях», своей излюбленной харчевне наискосок от судебной управы. А Ма Жун, конечно, заигрывает с какой-нибудь красоткой. Чао Тай и сам умел обращаться с женщинами, но был довольно разборчив и брезглив и не любил заглядывать на цветочные лодки. Вздохнув, он решил вернуться на постоялый двор. Тот нищий, вероятно, уже ушел.
      Чао Тай спустился с моста и какое-то время шел берегом реки. На миг снова возникло необъяснимое ощущение, что кто-то за ним следит, но это было невозможно, коль скоро Кунь-Шань стал теперь их союзником. Чао Тай свернул на боковую улицу, что вела на юг.
      Внимание его привлекло открытое окно большого дома, стоявшего чуть в глубине, за бамбуковой изгородью. Помощнику судьи стало любопытно, кто не спит в столь поздний час, и, встав на цыпочки, он заглянул через изгородь. Отсюда был виден угол богато обставленной комнаты, ярко освещенный свечами в двух подставках на столике для притираний. Женщина, одетая в тонкое, почти прозрачное платье из белого шелка, расчесывала волосы перед зеркалом.
      Поскольку ни одна добропорядочная женщина ни за что не станет выставлять себя вот так напоказ, Чао Тай, решив, что это разбогатевшая певичка, принялся о удовольствием ее разглядывать. Эта прекрасно сложенная незнакомка лет тридцати с красивым, нежно очерченным лицом относилась к тому типу зрелых, понимающих женщин, которые всегда привлекали Чао. Задумчиво подергивая короткие усики, помощник судьи думал, что было бы неплохо провести часок-другой с такой приятной женщиной, тем более что сегодня у. него самое подходящее для этого настроение. Но красавица явно принадлежала к числу самых дорогих певичек, и, согласись она проявить благосклонность, тот час возникла бы проблема денег. В рукаве Чао Тая осталось всего две связки медных монет, а женщина, по его мнению, стоила не меньше пяти, если не целый серебряный лян. И все-таки можно было хотя бы познакомиться, а то и назначить свидание на завтрашний вечер. Во всяком случае, попытаться стоило!
      Чао Тай открыл бамбуковую дверцу, прошел через маленький, но со вкусом устроенный садик, полный цветов, и постучал в покрытую черным лаком дверь. Женщина открыла сама и, вскрикнув от удивления, быстро прикрыла рот рукавом. Появление незнакомца ее, несомненно, смутило.
      Чао Тай поклонился.
      – Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час, младшая сестра! – вежливо извинился он. – Но, проходя мимо, я увидел в окно, как вы расчесываете волосы, и был глубоко очарован вами. Мне тотчас захотелось узнать, нельзя ли одинокому путешественнику ненадолго зайти и побеседовать с вами.
      Женщина медлила с ответом. Оглядев незваного гостя с ног до головы, она слегка нахмурила брови, но тут же улыбнулась.
      – Я ждала кое-кого другого… – прощебетала незнакомка. – Однако назначенное время давно прошло, так что можете войти.
      – Мне не хотелось бы показаться назойливым и нарушать ваши прежние договоренности. Я приду завтра! – поспешно сказал Чао Тай. – Ваш гость, должно быть, спешит сюда – только круглый дурак не сделал бы этого!
      Женщина засмеялась, и Чао Тай подумал, что она и в самом деле очень привлекательна.
      – Да входите же! – вновь пригласила красавица. – Вы мне понравились!
      И Чао Тай последовал за ней в дом.
      – Садитесь, – сдержанно проговорила она. – Я только уложу волосы.
      Помощник судьи сел на скамеечку, украшенную цветной глазурью, с раскаянием думая, как бы уговорить женщину назначить свидание на какую-нибудь другую ночь, поскольку она явно была из самых дорогих певичек. Толстый голубой ковер покрывал весь пол, на стенах – тяжелые парчовые драпировки, а широкое ложе из черного дерева украшала перламутровая инкрустация. Восхитительно легкий аромат дорогих благовоний изливался из позолоченной курильницы на столике для притираний. Теребя усики, Чао Тай оценивающие смотрел на стройную спину и округлые бедра женщины и любовался грациозными движениями ее белых рук, заплетавших длинные блестящие волосы в косы.
      – Я уверен, что у такой красивой женщины должно быть очаровательное имя! – наконец не выдержал он.
      – Мое имя? – Отражение в зеркале из полированного серебра тронула улыбка. – Меня зовут Осенняя Роза.
      – Звучит красиво! – кивнул Чао Тай. —Но ни одно имя не сможет по-настоящему передать вашу утонченную красоту!
      Женщина с довольной улыбкой повернулась, села на край кровати и стала неторопливо обмахиваться веером, внимательно разглядывая гостя.
      – Вы – сильный и довольно приятный человек, хоть и немного суровы. Одежда ваша проста, но из хорошей ткани, вот только носить ее вы не умеете. Хотите, я угадаю, кто вы? По-моему, воин средних чинов в отставке.
      – Почти угадали! – рассмеялся Чао Тай. – И как я уже говорил, в вашем городе совсем один.
      Осенняя Роза вновь пристально поглядела на него большими сверкающими глазами:
      – И надолго вы предполагаете у нас задержаться?
      – В моем распоряжении всего несколько дней, но теперь, после встречи с вами, я хотел бы остаться здесь навсегда!
      Женщина игриво постучала веером по колену.
      – А что, в армии теперь всех начальников обучают вести столь приятные речи? —Искоса взглянув на Чао Тая, она небрежно распахнула платье, приоткрывая великолепную грудь. – Ах, какая ужасная жара, даже ночью!
      Чао Тай нетерпеливо заерзал на скамеечке. И почему не появляется старуха с положенным в таких случаях чаем? Ведь обычно, едва женщина ясно дает понять, что готова принять посетителя, тот, по правилам этикета, должен обсудить цену с ее покровительницей. Осенняя Роза выжидающе смотрела на Чао Тая. Молодой человек прокашлялся и робко спросил:
      – А где бы я мог найти вашу… э-э-э… компаньонку?
      – Зачем она вам понадобилась? – вскинула брови Осенняя Роза.
      – Ну, понимаете, я бы хотел с ней немного поговорить…
      – Поговорить? О чем? Вам не нравится беседовать со мной?
      – О, перестаньте меня дразнить, – с улыбкой пробормотал Чао Тай. – Мне надо обсудить… ну разумеется, практическую сторону дела!
      – Да объясните же, в конце концов, что это значит! – надула губки Осенняя Роза.
      – О благое Небо! – воскликнул Чао Тай. —Ведь мы же не дети! Я должен обсудить с вашей покровительницей, сколько надо заплатить, как долго смогу здесь остаться и прочее…
      Женщина расхохоталась, прикрыв рот веером, и Чао Тай в полном замешательстве рассмеялся следом. Успокоившись, Осенняя Роза строгим и церемонным тоном объявила:
      – С сожалением извещаю вас, что моя компаньонка больна, поэтому вам придется обсуждать «практическую сторону дела», как вы это деликатно назвали, непосредственно со мной. Итак, господин, во сколько вы оцениваете мою благосклонность?
      – Десять сотен золотых монет! – учтиво отозвался Чао Тай.
      – Вы очень любезны! – с удовлетворением кивнула она. – К тому же вы – сильный жеребчик, так что мне не стоит упускать такой случай. Не сомневаюсь, что дома вы устраиваете жене нелегкую жизнь. Ну ладно, сегодня – особый день. Вы останетесь со мной на некоторое время, и мы забудем об этих ваших отвратительных практических вопросах. Так вышло, что скоро я навсегда уезжаю из этого города, и второе ваше посещение было бы неуместным, поэтому вы должны мне обещать, что после сегодняшней ночи никогда сюда не вернетесь.
      – Вы разбиваете мне сердце, но я обещаю! – вздохнул Чао Тай. Он завидовал богатому покровителю, способному отправиться в путешествие с такой восхитительной женщиной.
      Поднявшись со скамеечки, молодой человек сел на кровать рядом с Осенней Розой, обнял ее за плечи и, приникнув к губам долгим поцелуем, стал развязывать пояс на платье.

Глава 8

      Чао Тай шагал к постоялому двору, мурлыкая какую-то песенку. Кроме Гвоздики, пребывавшей в самом дурном настроении, там никого не оказалось. Девица подметала пол бамбуковой метлой.
      – Где Умник? – спросила она при виде Чао Тая.
      – Где-то бродит! – ответил тот, осторожно опускаясь в старое плетеное кресло из пальмовых веток. – Завари-ка большой чайник чаю, а? Да не для меня – для моего друга, он большой любитель этого напитка. Кунь-Шань не приходил?
      Гвоздика скорчила гримасу:
      – Был, подлый ублюдок! Я сказала, что вы оба ушли, а он велел передать – зайдет, мол, попозже. По правде говоря, мне приходилось иметь дело со всякими мужчинами, но с этим Кунь-Шанем я не согласилась бы переспать даже за десять золотых монет!
      – Так ведь всегда можно закрыть глаза, верно? – удивился Чао Тай.
      – Да нет, дело вовсе не в уродливой роже. Кунь-Шань – злобный и подлый негодяй, он обожает делать гадости, так что когда-нибудь может запросто оказаться с перерезанным горлом, и на что мне тогда эти десять золотых монет!
      – Припаси их для Черного Судьи в загробном мире! Да что мы все об этом Кунь-Шане! Давай-ка лучше поговорим обо мне, дорогая, а?
      Подойдя вплотную к Чао Таю, Гвоздика внимательно оглядела его и с презрением фыркнула:
      – О тебе? Ну разве что на той неделе, когда малость придешь в себя! Эта самодовольная улыбка говорит о том, что тебя уже обслужили по полной программе и как нельзя лучше; причем, судя но запаху, еще и дорого! Нет, готова биться об заклад, у тебя сейчас не хватит сил даже задрать мне юбку!
      Гвоздика ушла на кухню.
      Чао Тай расхохотался. Удобно откинувшись в кресле и положив ноги на стол, он прикрыл глаза и через минуту уже громко храпел. Вскоре девушка вернулась, поставила на стол большой чайник, позевывая, устроилась за конторкой и стала ковырять в зубах.
      Когда вернулся судья Ди, Гвоздика открыла ему дверь и с беспокойством спросила:
      – А почему Умник не пришел вместе с вами?
      Ди бросил на девушку проницательный взгляд:
      – Я отослал его с другим поручением.
      – Одного? А не попадет ли парень в беду?
      – С Умником не произойдет ничего такого, из чего я не смогу его вытащить, а вот ты, девочка моя, выглядишь утомленной. Иди-ка лучше поспи, а мы посидим здесь еще немного.
      Гвоздика по узкой лесенке отправилась наверх, а судья Ди разбудил Чао Тая.
      При виде усталого, измученного судьи у того вытянулось лицо. Быстро налив чашку горячего чая, Чао Тай с беспокойством спросил:
      – Что случилось?
      Судья рассказал ему об убитой женщине и о разговоре с правителем уезда Тэном. Не успел он закончить рассказ, как в дверь тихо постучали. Чао Тай пошел открывать и оказался лицом к лицу с Кунь-Шанем.
      – О Небо! – взревел молодой человек. – Опять эта уродская рожа!
      – Мог бы хоть поблагодарить! – холодно бросил Кунь-Шань. – Добрый вечер, господин Шэн! Надеюсь, вы нашли свое новое пристанище удобным?
      – Садись! – предложил судья Ди. – Допустим, ты и в самом деле оказал нам услугу, а теперь объясни причины!
      – По правде говоря, – буркнул Кунь-Шань, – я бы и глазом не моргнул, если б вас с приятелем сцапали и отрубили головы на рынке, но вышло так, что оба вы мне понадобились, причем крайне срочно. Слушайте! Я самый ловкий и опытный мошенник во всей провинции; занимаюсь этой работой больше тридцати лет и еще ни разу не попался. Я не наделен телесной силой и стараюсь никогда не прибегать к ее помощи, поскольку считаю насилие грубым и пошлым, однако для успеха моего нынешнего дела, видимо, потребуется малая толика прямого воздействия. Я понаблюдал за вами обоими и думаю, вы справитесь с этой работой. И мне, к своему глубокому сожалению, придется взять вас в долю. Но, так как самую трудную предварительную подготовку выполнил я сам, а риск, связанный с вашими действиями, невелик, надеюсь, вы удовольствуетесь скромным вознаграждением.
      – Короче говоря, – перебил Чао Тай, – нам придется сделать опасную работу и удалиться со скромной наградой, как ты сказал? Нет, это тебе дорого обойдется, грязный трус!
      Кунь-Шань побледнел от злости и обиды —видно, слова Чао Тая задели его за живое.
      – Очень просто строить из себя героя, когда ты силен! – со злобой фыркнул он. – Ты, наверное, и с женщинами считаешь себя настоящим мужчиной, а? Сегодня ночью я думал, эта здоровенная кровать развалится от твоих прыжков! Как сказал поэт: «Проливной дождь смял осеннюю розу».
      Чао Тай мгновенно вскочил, схватил Кунь-Шаня за горло и повалил на пол. Придавив его грудь коленом и стиснув глотку огромными ручищами, он прорычал:
      – Ах ты, грязная свинья! Ты подглядывал за мной! Да за это я сверну тебе шею!
      Ди наклонился и поспешно потянул Чао Тая за плечо.
      – Оставь его! – приказал судья. – Я хочу выслушать предложение!