Наоборот, ходячее понимание гипнотизма допускает куда большее воздействие на психику, чем существует на самом деле. Известно, например, множество рассказов о массовом гипнозе; несмотря на своё широкое распространение, это - чистейшая выдумка; чаще всего они представляют собой повторение аналогичных рассказов, известных издавна. В 1913 и 1914 гг. я пытался выявить в Индии и на Цейлоне примеры массового гипноза, которым, по словам путешественников, сопровождаются выступления индийских фокусников, или 'факиров', и некоторые религиозные церемонии. Но мне не удалось увидеть ни одного подобного случая. Большинство номеров, например, появление растения из семени ('фокус манго'), были простыми фокусами. Часто описываемый 'фокус с канатом', когда канат забрасывают 'на небо', по нему взбирается мальчик и т.п., по-видимому, вообще не существовал, поскольку мне не только не удалось увидеть его своими глазами, но и не случилось встретить ни одного человека (европейца), который когда-либо видел его сам. Все знали о 'фокусе с канатом' только с чьих-то слов. Несколько образованных индийцев говорили мне, что видели 'фокус с канатом', но я не могу принять их утверждения за достоверные, ибо знаю, как богато их воображение; кроме того, я заметил в них странное желание не разочаровывать тех путешественников, которые отыскивают в Индии чудеса. Позднее я слышал, что во время путешествия по Индии принца Уэльского в 1921-22 гг. ему специально хотели показать 'фокус с канатом', но не смогли этого сделать. Точно так же 'фокус с канатом' разыскивали для выставки в Уэмбли в 1924 г. и тоже не смогли найти. Один человек, прекрасно знавший Индию, как-то сказал мне, что единственная вещь, наподобие 'фокуса с канатом', которую ему доводилось видеть, - это особый трюк, выполнявшийся каким-то индийским фокусником при помощи тонкой деревянной петли на конце длинного бамбукового шеста. Фокусник заставлял петлю подниматься и опускаться по шесту. Возможно, именно этот фокус и положил начало дегенде о 'фокусе с канатом'. Во втором и третьем выпусках 'Метапсихического обозрения' за 1928 г. есть статья М. С. де Весм 'Легенда о коллективной галлюцинации по поводу мотка верёвки, подвешенной к небу'. Автор даёт очень интересный обзор истории 'фокуса с канатом', цитирует описания его непосредственных свидетелей, рассказы людей, которые о нём слышали, излагает историю попыток наблюдать этот фокус и уяснить его подлинность. К сожалению, отрицая чудесное, он сам делает несколько довольно наивных заявлений. Например, признаёт возможность 'механического устройства, скрытого в канате', которое выпрямляет канат с тем, чтобы мальчик мог на него взобраться. В другом месте он говорит о фотографировании 'фокуса с канатом', причём на снимке, якобы, можно было рассмотреть внутри каната бамбуковую падку. В действительности же, если бы удалось обнаружить внутри каната механическое приспособление, это было бы ещё большим чудом, чем 'фокус с канатом', как его обычно описывают. Я сомневаюсь, способна ли даже европейская техника разместить такое приспособление внутри довольно тонкого и длинного каната; а ведь оно должно ещё выпрямить канат и позволить мальчику взобраться на него. Где мог достать такое приспособление полуголый индийский фокусник - совершенно непостижимо! 'Бамбук' внутри каната ещё интереснее. Возникает естественный вопрос: как свернуть канат кольцами, если в нём находится бамбук? Автор довольно интересного обзора индийских чудес оказался здесь в весьма щекотливом положении.
      Но рассказы о чудесах факиров - непременная часть описаний впечатлений от Индии и Цейлона. Не так давно мне довелось увидеть французскую книжку; её автор рассказывает о своих недавних приключениях на Цейлоне. Нужно отдать ему должное: он превращает в карикатуру всё, что излагает, и при этом вовсе не претендует на серьёзность. Он описывает другой 'фокус с канатом', виденный в Канди, на сей раз с некоторыми вариациями. Спрятавшись на веранде, автор не был загипнотизирован 'факиром' и потому не видел того, что видели его друзья. Кроие того, один из них снял всё представление кинокамерой. 'Но когда мы этим же вечером проявили плёнку, - пишет автор, - на ней ничего не оказалось'. Самое забавное - то, что автор не понимает самую чудесную сторону своего последнего утверждения. Но его упорство при описании 'фокуса с канатом' и 'массового гипнотизма' (т.е. как раз того, что не существует) весьма характерно.
      Говоря о гипнотизме, необходимо упомянуть о самогипнозе. Возможности самогипноза также сильно преувеличены. В действительности, самогипноз без помощи искусственых средств возможен лишь в очень малой степени. Вызывая в себе некое пассивное сосотяние, человек может ослабить то противодействие, которое оказывает, например, логика или здравый смысл, и целиком подчинить себя какому-нибудь желанию. Это допустимая форма самогипноза. Но самогипноз никогда не достигает формы сна или каталепсии. Если человек стремится преодолеть какое-то сильное внутреннее сопротивление, он прибегает к наркотикам. Алкоголь - одно из главных средств самогипноза. Роль алкоголя как средства самогипноза ещё далеко не изучена. Внушение необходимо изучать отдельно от гипнотизма. Гипнотизм и внушение постоянно смешивают; поэтому место, занимаемое ими в жизни, остаётся не вполне определённым. На самом же деле внушение представляет собою фундаментальный факт. Если бы не существовало гипнотизма, в нашей жизни ничего бы не изменилось, зато внушение является одним из главных факторов как индивидуальной, так и общественной жизни. Если бы не существовало внушения, жизнь людей приобрела бы совершенно иную форму и тысячи известных нам явлений просто не могли бы существовать. Внушение может быть сознательным и бессознательным, намеренным и ненамеренным. Область сознательного и намеренного внушения чрезвычайно узка по сравнению с областью внушения бессознательного и ненамеренного. Внушаемость человека, т.е. его склонность подчиняться внушениям, бывает самой разной. Человек может целиком зависеть от внушений, не иметь в себе ничего, кроме внушённого материала, может подчиняться всем достаточно сильным внушениям, какими бы противоречивыми они ни были, а может оказывать внушениям некоторое противодействие, по крайней мере, поддаваться внушениям только определённого рода и отвергать другие. Но даже такое противодействие наблюдается довольно редко. Обычно человек целиком и полностью зависит от внушений; вся его внутренняя структура (равно как и внешняя) создана и обусловлена преобладающими внушениями. С самого раннего детства, с момента первого сознательного восприятия внешних впечатлений человек подпадает под власть намеренных и ненамеренных внушений. Определённые чувства, правила, принципы и привычки внушают ему намеренно; а способы действия, мышления и чувства, идущие против этих правил - ненамеренно. Последние внушения действуют благодаря склонности к подражанию, которой обладают все. Люди говорят одно, а делают другое. Ребёнок слушает одно, а подражает другому. Способность к подражанию, свойственная как детям, так и взрослым, значительно усиливает внушаемость. Двойной характер внушений постепенно развивает двойственность и в самом человеке. С самого раннего возраста он привыкает к тому, что ему необходимо выказать те мысли и чувства, которых от него в данный момент ожидают, и скрыть то, что он действительно думает и чувствует. Такая привычка становится его второй натурой. С течением времени он, также благодаря подражанию, начинает в равной степени доверять обеим сторонам своей психики, которые развивались под воздействием противоположных внушений. Их противоречие друг другу его не беспокоит, во-первых, потому что он не может видеть их вместе; во-вторых, потому что его способность не тревожиться по поводу жтого противоречия тоже ему внушена, ибо никто не обращает на это внимания. Домашнее воспитание, семья, старшие братья и сёстры, родители, родственники, прислуга, друзья, школа, игры, чтение, театр, газеты, разговоры, высшее образование, работа, женщины (или мужчины), мода, искусство, музыка, кино, спорт, жаргон, принятый в своём круге, обычные шутки, обязательные увеселения, обязательные вкусы и обязательные запреты всё это и многое другое суть источники новых и новых внушений. Все эти внушения - неизменно двойные, т.е. они создают одновременно то, что необходимо показывать, и то, что следует скрывать. Невозможно даже представить себе человека, свободного от внушений, такого человека, который действительно думает, чувствует и действует так, как он сам может думать, чувствовать и действовать. В своих верованиях, взглядах и убеждениях, в своих идеях, чувствах и вкусах, в том, что ему нравится и не нравится, в каждом своём движении, в каждой мысли человек связан тысячью внушений, которым он подчиняется, даже не замечая этого, внушая себе, что это он сам так думает и сам так чувствует. Подчинениевнешним влияниям до такой степени пропитывает всю жизнь человека, его внушаемость настолько велика, что его обычное, нормальное состояние можно назвать полугипнотическим. Известно, что в некоторых ситуациях, в некоторые моменты внушаемость человека может возрастать ещё больше, так что он доходит до полной утраты независимого суждения, решения или выбора. Эта черта особенно приметна в психологии толпы, в различных массовых движениях, в религиозных, революционных, патриотических и панических настроениях, когда даже кажущаяся независимость индивида совершенно исчезает. Всё жто, вместе взятое, создаёт одну сторону 'внушённой жизни' человека. Другая сторона находится в нём самом: во-первых, в подчинении его так называемых сознательных (т.е. интеллектуально-эмоциональных функций) влияниям и внушениям, исходящим из так называемых бессознательных (т.е. не воспринимаемых умом) голосов тела, бесчисленных затемнённых сознаний внутренних органов и внутренних жизней; во-вторых, в подчинении всех этих внутренних жизней совершенно бессознательным и ненамеренным внушениям рассудка и эмоций. Первое, т.е. подчинение интеллектуально-эмоциональных функций инстинктивной сфере, довольно подробно рассмотрено в литературе по психологии, хотя большую часть того, что написано по этим вопросам, следует принимать с крайней осторожностью. Второе, т.е. подчинение внутренних функций бессознательному влиянию нервно-мозгового аппарата, почти не изучено. Между тем, именно оно представляет огромный интерес с точки зрения понимания внушения и внушаемости вообще. Человек состоит из бесчисленных жизней. Каждая часть тела, выполняющая определённую функцию, каждая ткань, каждый орган, каждая клетка - все они имеют свою особую жизнь и своё особое сознание. Эти сознания существенно отличаются по своему содержанию и функциям от интеллектуально-эмоционального сознания, известного нам и принадлежащего всему организму в целом. Но это сознание никоим образом не является единственным. Более того, оно не является ни самым сильным, ни самым ясным. Только благодаря своему положению, так сказать, на границе внутреннего и внешнего миров, оно обретает господствующую позицию и возможность внушать свои идеи затемнённому внутреннему сознанию. Отдельные внутренние сознания постоянно прислушиваются к голосу рассудка и эмоций. Этот голос привлекает их, подчиняет своей власти. Почему? Это может показаться странным, если учесть, что внутренние сознания зачастую более тонки и остры, ноьоин живут в темноте, внутри организма. Мозговое состояние представляется им гораздо более сведущим, чем они, поскольку оно направлено во внешний мир. И вся эта толпа живущих во тьме внутренних сознаний непрерывно следит за жизнью внешнего сознания, пытаясь ей подражать. Головное сознание ничего об этом не знает и обрушивает на них тысячи разнообразных внушений, которые нередко противоречат друг другу и оказываются бессмысленны и вредны для организма. Внутренние сознания похожи на провинциальную толпу, которая прислушивается к мнениям жителей столицы, подражает их вкусам и манерам. То, что говрят 'ум' и 'чувство', то, что они делают, чего хотят, чего боятся, немедленно становится известным в самых отдалённых и тёмных уголках сознания, и, конечно, в каждом из них всё это объясняется и понимается по-своему. Совершенно необязательная, парадоксальная идея мозгового сознания, которая случайно 'пришла в голову' и так же случайно забудется, воспринимается как откровение какой-нибудь соединительной тканью, которая, естественно, переделывает её на свой лад и начинает 'жить' в соответствии с этой идеей. Желудок можно совершенно загипнотизировать бессмысленными вкусами и антипатиями чисто 'эстетического' свойства; сердце, печень, почки, нервы, мышцы - все они могут так или иначе подчиняться внушениям, бессознательно посланным им мыслями и эмоциями. Значительное число явлений нашей внутренней жизни, особенно нежелательные явления, фактически зависят от этих внушений. Существование и характер этих тёмных сознаний объясняет заодно и многие явления в мире снов. Ум и чувство забывают об этой толпе, которая слушает их голоса, или вообще ничего о ней не знают и часто говорят чересчур громко, когда им лучше было бы помолчать и не выражать своих мнений, поскольку их мнения, случайные и мимолётные для них самих, могут произвести на внутренние сознания очень сильное впечатление. Если мы не желаем подпасть под власть бессознательного самовнушения, нам следует с осторожностью относится к тем словам, которые мы употребляем, когда говорим сами с собой, к интонациям, с которыми произносятся эти слова, хотя сознательно мы не придаём ни словам, ни интонациям никакого значения. Мы должны помнить о 'тёмных людях', которые прислушиваются у дверей нашего сознания, делают свои выводы из того, что слышат, и с невероятной лёгкостью подчиняются всевозможным искушениям и страхам и и начинают в панике метаться от какой-нибудь простой мысли о том, что можно опоздать на поезд или потерять ключ. Нам необходмио понимать значение этой внутренней паники или, скажем, той ужасной подавленности, которая внезапно охватывает нас при виде серого неба и накрапывающего дождя. Она означает, что наши внутренние сознания уловили случайную фразу: 'Какая мерзкая погода!', которую мы произнесли с большим чувством, и поняли её по-своему, в том смысле, что отныне погода всегда будет отвратительной, что никакого выхода не предвидится, что вообще не стоит больше жить и работать. Но всё это относится к бессознательному самовнушению. Область преднамеренного самовнушения в нашем обычном состоянии настолько незначительна, что говорить о каком-либо практическом его применении не приходится. И всё же, вопреки всем фактам, идея сознательного самовнушения вызывает у людей доверие к себе, тогда как идея изучения непроизвольного внушения и непроизвольной внушаемости никогда не станет популярной. Ибо она в большей степени, чем что-либо другое, разрушает миллионы иллюзий и показывает человека таким, каков он есть. А человек ни в коем случае не хочет этого знать - и не хочет потому, что против такого знания выступает самое сильное внушение: то внушение, которое побуждает человека быть и казаться иным по сравнению с тем, что он есть.
      1905 - 1929 гг.
      ГЛАВА 8. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ МИСТИКА
      Магия и мистика. - Некоторые положения. - Методы магических операций. Цель моих опытов. - Начало опытов. - Первые результаты. - Ощущение двойственности. - Неизвестный мир. - Отсутствие отдельности. - Бесконечное множество новых впечатлений. - Изменение взаимоотношений между субъектом и объектом. - Мир сложных математических отношений. - Формирование схемы. Попытки выразить словами зрительные впечатления. - Попытки вести разговор во время опытов. - Чувство удлинения времени. - Попытки делать заметки во время опытов. - Связь между дыханием и сердцебиением. - Момент второго перехода. 'Голоса', появляющиеся в переходном состоянии. - Роль воображения в переходном состоянии. - Новый мир за вторым порогом. - Бесконечность. - Ментальный мир 'арупа'. - Понимание опасности. - Эмоциональная насыщенность опытов. - Число 'три'. - Другой мир внутри обычного мира. - Все вещи связаны. - Старые дома. Лошадь на Невском. - Попытки формулировок. - 'Мышление в других категориях. Соприкосновение с самим собой. - 'Я' и 'он'. - 'Пепельница'. - 'Всё живёт'. Символ мира. - Движущиеся знаки вещей, или символы. - Возможность влиять на судьбу другого человека. - Сознание физического тела. - Попытки видеть на расстоянии. - Два случая усиления способности восприятия. - Фундаментальные ошибки нашего мышления. - Несуществующие идеи. - Идея триады. - Идея 'я'. Обычное ощущение 'я'. - Три разных познания. - Личный интерес. - Магия. Познание, основанное на вычислениях. - Чувства, связанные со смертью. 'Длинное тело жизни'. - Ответственность за события чужой жизни. - Связь с прошлым и связь с другими людьми. - Два аспекта мировых явлений. - Возвращение к обычному состоянию. - Мёртвый мир вместо живого мира. - Результаты опытов.
      В 1910-1911 гг. в результате довольно подробного знакомства с существующей литературой по 'теософии' и 'оккультизму', а также с немногочисленными научными исследованиями явлений колдовства, волшебства, магии и т.п., я пришёл к некоторым выводам, которые сформулировал в виде следующих положений:
      1. Все проявления необычных и сверхнормальных сил человека, как внутренних, так и внешних, следует разделить на две главные категории: магию и мистику. Определение этих трудностей представляет большие трудности; во-первых, потому что в общей и специальной литературе оба они часто употребляются в совершенно ошибочном смысле; во-вторых, потому что в мистике и в магии, взятых в отдельности, есть много необъяснённого; в-третьих, потому что взаимоотношения между мистикой и магией также остаются неисследованными. 2. Выявив трудности с точным определением, я решил принять приблизительное. Магией я назвал все случаи усиленного действия и конкретного познания при помощи средств, отличающихся от обычных; я подразделил магию на объективную, т.е. имеющую реальные результаты, и субъективную, т.е. с воображаемыми результатами. Мистикой я назвал все случаи усиленного чувства и абстрактного познания. Итак, объективная магия - это усиленное действие и конкретное познание. 'Усиленное действие' означает, в данном случае, реальную возможность влияния на предметы, события и людей без помощи обычных средств, действие на расстоянии, сквозь стены, действие во времени, т.е. в прошлом или будущем; далее, здесь имеется в виду возможность влияния на 'астральный' мир, если таковой существует, т.е. на души умерших, на 'элементали', неизвестные нам добрые и злые силы. Конкретное познание включает в себя ясновидение во времени и пространстве, 'телепатию', чтение мыслей, психометрию, умение видеть 'духов', 'мыслеформы', 'ауры' и тому подобное, опять-таки в том случае, если всё это существует. Субъективная магия - это все случаи воображаемого действия и познания. Сюда относятся искусственно вызванные галлюцинации, сны, принимаемые за реальность, чтение собственных мыслей, принятых за чьи-то сообщения, полунамеренное создание астральных видений, 'хроника Акаши' и подобные чудеса. Мистика по своей природе субъективна, поэтому я не выделял в особую группу явлений объективную мистику. Тем не менее, я счёл возможным иногда называть 'субъективной мистикой' псевдо-мистику, или ложные мистические состояния, не связанные с усиленными чувствами, но приближающиеся к истерии и псевдо-магии; иными словами, это - религиозные видения или галлюцинации в конкретных формах, т.е. всё то, что в православной литературе называется 'прелестью' (см. выше, глава 6). 3. Существование обхективной магии нельзя считать установленным. Научная мысль долго её отрицала, признавая только субъективную магию как особого рода гипноз или самогипноз. В последнее время, однако, в научной и претендующей на научность литературе, например, в трудах по исследованию 'спиритизма', встречаются некоторые допущения возможности её существования. Но эти допущения столь же ненадёжны, сколь и предыдущие отрицания. 'Теософская' и 'оккультная' мысль признаёт возможность объективной магии, однако в одних случаях явно смешивает её с мистикой, а в других противопоставляет этот феномен мистике как бесполезный и аморальный или, по крайней мере, опасный - как для практикующего 'магию', так и для других людей, и даже для всего человечества. Всё это преподносится в утвердительной форме, хотя удовлетворительные доказательства реального существования и возможности объективной магии отсутствуют. 4. Из всех необычных состояний сознания, свойственных человеку, можно рассматривать, как полностью установленные, только мистические состояния сознания и некоторые феномены субъективной магии, причём последние почти всё сводятся к искусственному вызыванию желаемых видений. 5. Все установленные факты, относящиеся к необычным состояниям сознания и необычным силам человека, как в области магии, хотя бы и субъективной, так и в области мистики, связаны с чрезвычайно своеобразными состояниями эмоциональной напряжённости и никогда не наблюдаются без них. 6. Значительная часть религиозной практики всех религий, а также разнообразные ритуалы, церемонии и тому подобное имеют своей целью как раз создание таких эмоциональных состояний; согласно первоначальному пониманию им приписывают 'магические' или 'мистические' силы. 7. Во многих случаях, когда имеет место намеренное вызывание мистических состояний или производство магических феноменов, можно обнаружить применение наркотических средств. Во всех религиях древнего происхождения, даже в их современной форме, сохраняется применение благовоний, ароматов и мазей, которые первоначально использовались, возможно, вместе с веществами, влияющими на эмоциональные и интеллектуальные функции человека. Можно проследить, что подобные вещества широко употреблялись в древних мистериях. Многие авторы установили роль священных напитков, которые получали кандидаты в посвящение, например, во время элевсинских мистерий; вероятно, они имели вполне реальный, а вовсе не символический смысл. Легендарный священный напиток 'сома', играющий очень важную роль в индийской мифологии и в описании разнообразных мистических церемоний, возможно, действительно существовал как напиток, приводящий людей в определённое состояние. В описаниях колдовства и волшебства у всех народов и во все времена непременно упоминается применение наркотиков. Мази ведьм, служившие для полёта на шабаш, различного вида колдовские и магические напитки приготовлялись или из растений, обладающих возбуждающими, опьяняющими и наркотическими свойствами, или из органических экстрактов того же характера, или из растительных и животных веществ, которым приписывались такие же свойства. Известно, что для подобных целей, как и в случаях колдовства, пользовались беленой (белладонной), дурманом, экстрактом мака (опий) и особенно индийской коноплёй (гашиш). Можно проследить и проверить случаи употребления этих веществ, так что никакого сомнения в их значении не остаётся. Африканские колдуны, интересные сведения о которых можно найти в отчётах современных исследователей, широко применяют гашиш; сибирские шаманы для приведения себя в особое возбуждённое состояние, при котором они могут предсказывать будущее (действительное или воображаемое) и влиять на окружающих, используют ядовитые грибы - мухоморы. В книге У. Джеймса 'Многообразие религиозного опыта' можно найти интересные наблюдения, относящиеся к значению мистических состояний сознания и той роли, которую могут играть в вызывании таких состояний наркотики. Различные упражнения йоги: дыхательные упражнения, необычные позы, движения, 'священные пляски' и т.п. преследуют ту же самую цель, т.е. создание мистических состояний сознания. Но эти методы до сих пор мало известны.
      Рассмотрев приведённые выше положения с точки зрения различных методов, я пришёл к заключению, что необходима новая экспериментальная проверка возможных результатов применения этих методов, и решил начать серию таких опытов. Ниже следует описание тех результатов, которые я достиг, применив к самому себе некоторые методики, детали которых я частью нашёл в литературе по данному предмету, а частью вывел из всего сказанного выше. Я не описываю сами эти применявшиеся мною методики, во-первых, потому что имеют значение не методы, а результаты; во-вторых, описание методов отвлечёт внимание от тех фактов, которые я намерен рассмотреть. Надеюсь, однако, когда-нибудь специально к ним вернуться. Моя задача в том виде, в каком я сформулировал её в начале опытов, заключалась в том, чтобы выяснить вопрос об отношении субъективной магии к объективной, а также их обеих - к мистике. Всё это приняло форму трёх вопросов: Можно ли признать подлинным существование объективной магии? Существует ли объективная магия без субъективной? Существует ли объективная магия без мистики? Мистика как таковая интересовала меня менее всего. Однако, я сказал себе, что, если бы удалось найти способы преднамеренного изменения сознания, сохраняя при этом способность к самонаблюдению, это дало бы нам совершенно новый материал для изучения самих себя. Мы всегда видим себя под одним и тем же углом. Если бы то, что я предполагал, подтвердилось, это означало бы, что мы можем увидеть себя в совершенно новой перспективе. Уже первые опыты показали трудность той задачи, которую я поставил перед собой, и частично объяснили неудачу многих экспериментов, проводившихся до меня. Изменения в состоянии сознания как результат моих опытов стали проявляться очень скоро, гораздо быстрее и легче, чем я предполагал. Но главная трудность заключалась в том, что новое состояние сознания дало мне сразу так много нового и непредвиденного (причём новые и непредвиденные переживания появлялись и исчезали невероятно быстро, как искры), что я не мог найти слов, не мог подыскать нужные формы речи, не мог обнаружить понятия, которые позволили бы мне запомнить происходящее хотя бы для самого себя, не говоря уже о том, чтобы сообщить о нём кому-то другому. Первое новое психическое ощущение, возникшее во время опытов, было ощущение странного раздвоения. Такие ощущения возникают, например, в моменты большой опасности и вообще под влиянием сильных эмоций, когда человек почти автоматически что-то делает или говорит, наблюдая за собой. Ощущение раздвоения было первым новым психическим ощущением, появившимся в моих опытах; обычно оно сохранялось на протяжении даже самых фантастических переживаний. Всегда существовал какой-то персонаж, который наблюдал. К несчастью, он не всегда мог вспомнить, что именно он наблюдал. Изменения в состоянии психики, 'раздвоение личности' и многое другое, что было связано с ним, обычно наступали минут через двадцать после начала эксперимента. Когда происходила такая перемена, я обнаруживал себя в совершенно новом и незнакомом мне мире, не имевшим ничего общего с тем миром, в котором мы живём; новый мир был ещё менее похож на тот мир, который, как мы полагаем, должен быть продолжением нашего мира в направлении к неизвестному. Таково было одно из первых необычных ощущений, и оно меня поразило. Независимо от того, признаёмся мы в этом или нет, у нас имеется некоторая концепция непознаваемого и неизвестного, точнее, некоторое их ожидание. Мы ожидаем увидеть мир, который окажется странным, но в целом будет состоять из феноменов того же рода, к которым мы привыкли, мир, который будет подчиняться тем же законам или, по крайней мере, будет иметь что-то общее с известным нам миром. Мы не в состоянии вообразить нечто абсолютно новое, как не можем вообразить совершенно новое животное, которое не непоминало бы ни одного из известных нам. А в данном случае я с самого начала увидел, что все наши полусознательные конструкции неведомого целиком и полностью ошибочны. Неведомое не похоже ни на что из того, что мы можем о нём предположить. Именно эта полная неожиданность всего, с чем мы встречаемся в подобных переживаниях, затрудняет его описание. Прежде всего, всё существует в единстве, всё связано друг с другом, всё здесь чем-то объясняется и, в свою очередь, что-то объясняет. Нет ничего отдельного, т.е. ничего, что можно было бы назвать или описать в отдельности. Чтобы передать первые впечатления и ощущения, необходимо передать всё сразу. Этот новый мир, с которым человек входит в соприкосновение, не имеет отдельных сторон, так что нет возможности описывать сначала одну его сторону, а потом другую. Весь он виден сразу в каждой своей точке; но возможно ли описать что-либо при таких условиях - на этот вопрос я не мог дать ответа. И тогда я понял, почему все описания мистических переживаний так бедны, однообразны и явно искусственны. Человек теряется среди бесконечного множества совершенно новых впечатлений, для выражения которых у него нет ни слов, ни образов. Желая выразить эти впечатления или передать их кому-то другому, он невольно употребляет слова, которые в обычном его языке относятся к самому великому, самому могучему, самому необыкновенному, самому невероятному, хотя слова эти ни в малейшей степени не соответствуют тому, что он видит, узнаёт, переживает. Факт остаётся фактом: других слов у него нет. Но в большинстве случаев человек даже не сознаёт этой подмены, так как сами переживания в их подлинном виде сохраняются в его памяти лишь несколько мгновений. Очень скоро они бледнеют, становятся плоскими и заменяются словами, поспешно и случайно притянутыми к ним, чтобы хоть так удержать их в памяти. И вот не остаётся уже ничего, кроме этих слов. Этим и объясняется, почему люди, имевшие мистические переживания, пользуются для их выражения и передачи теми формами, образами, словами и оборотами, которые им лучше всего известны, которые они чаще всего употребляют и которые для них особенно типичны и характерны. Таким образом вполне может случиться, что разные люди по разному опишут и изложат одно и то же переживание. Религиозный человек воспользуется привычными формулами своей религии и будет говорить о распятом Иисусе, Деве Марии, Пресвятой Троице и т.п. Философ, попытается передать свои переживания на языке метафизики, привычном для него, и станет говорить о 'категориях', 'монадах' или, например, о 'трансцендентных качествах', или ещё о чём-то похожем. Теософ расскажет об 'астральном мире', о 'мыслеформах', об 'Учителях', тогда как спирит поведает о душах умерших и общении с ними, а поэт облечёт свои переживания в язык сказок или опишет их как чувства любви, порыва, экстаза. Моё личное впечатление о мире, с которым я вошёл в соприкосновение, состояло в том, что в нём не было ничего, напоминающего хоть одно из тех описаний, которые я читал или о которых слышал. Одним из первых удививших меня переживаний оказалось то, что там не было ничего, хотя бы отчасти напоминающего 'астральный мир' теософов или спиритов.