Рэй задним ходом

– В действительности того пса звали вовсе не Ка-девять, он пришел в мир с другим именем. Мы, люди, должны узнавать настоящие имена животных. А она даже не попыталась. Настоящее имя пса, – сказал мужчина, – было Эндрю. Иногда я называл его Эндрю, иногда Энди или Энж, как в шоу Энди Гриффита, и она ненавидела меня за это. Однажды запустила в меня одним из своих сборников поэзии. Страстная женщина, Джанет. Она никогда не швырнула бы в меня телефонную книгу. Только книжку стихов. – Он помолчал, словно наслаждаясь воспоминанием. – Но пес выглядел как Эндрю. Я имею в виду – он был именно Эндрю. Вы заметили?

– Честно говоря, нет, – сказал Рэй. Когда он задавил пса, ему было не до этого. Терьер унес свое имя с собой.

– Не то чтобы меня это особо волновало, – сказал мужчина. – Ка-девять, Эндрю, Эндрю, Ка-девять. Это была ее собака. Она совершенно недвусмысленно дала мне это понять. Она завела пса еще до меня. Я был ему вроде отчима. Но если я хотя бы вытаскивал блоху из шерсти чертовой псины, Джанет принималась проедать мне плешь. Я не шучу.

– Понимаю, – сказал Рэй.

И он действительно начинал понимать. Он начинал понимать, что является невольным свидетелем некой семейной драмы. Все – от грязной одежды и сумрачного лица мужчины до болезненного вопроса об имени собаки – заставляло Рэя чувствовать себя причастным к маленькой вселенной семейных отношений, которая в действительности не представляла для него никакого интереса. И теперь он видел бесчисленные коробки, составленные одна на другую в коридоре за спиной собеседника. Здесь разыгрывалась какая-то драма, и К-9 являлся лишь вершиной айсберга.

– Меня зовут Ричард. – Мужчина протянул руку, и Рэй пожал ее. – Джанет – моя бывшая жена. Просто чтобы вы знали.

– Я Рэй.

– Вот и хорошо.

Ричард кивнул с таким видом, словно хотел сказать, что теперь Рэй узнал все факты и может сам сделать выводы. Вот вам бывший муж, бывшая жена, мертвая собака – решение за вами. Своим кивком мужчина словно подвел черту под разговором, и Рэй получил удобную возможность воспользоваться короткой паузой, чтобы откланяться и отправиться на занятия. Но он еще не чувствовал такого желания. Он хотел узнать еще что-нибудь. Если он собирался рассказать эту историю кому-нибудь (своей подружке, например, которая любила интересные истории), он должен был узнать больше.

– Отличные игрушки, – сказал Рэй, предпринимая смелую попытку взять тон повеселее, и Ричард рассмеялся, пусть и безрадостно. – Где ваши дети?

– Никаких детей нет, – сказал он. – Все игрушки покупались для пса. Мы продаем дом. Жили здесь пять месяцев, если это можно назвать жизнью. В прихожей куча коробок, которые мы даже не распаковывали. Думаю, мы никогда особо не надеялись, что это понадобится. Что у нас все сложится.

Рэй поддал комок грязи носком тенниски, чувствуя себя неловко. – Ну и что насчет Ка-девять?

– Вы об Эндрю?

– Разумеется.

– Она собиралась заехать за ним сегодня.

– Сегодня?

– Она никак не могла найти квартиру в таком доме, где разрешается держать животных; мы же теперь снова разъедемся по городским квартирам. И хотя она все время вела себя как последняя стер-па, я согласился оставить пса здесь, покуда она не устроится, ведь у меня сердце большое, как Техас, знаете ли. Но, полагаю, это и называется иронией гульбы. Что такое случилось именно сегодня. Не вчера и не позавчера. А именно сегодня.

Нет, с уверенностью мог сказать Рэй, это называется трагедией. Ужасная трагедия; они изучали трагедию в прошлом семестре. Но он улыбнулся и кивнул, медленно пятясь вниз по кирпичным ступенькам и испытывая слабое облегчение хотя бы от той мысли, что не застал здесь упомянутую Джанет: встретиться лицом к лицу с ней было бы слишком тяжело. Он посмотрел на разбросанные по двору игрушки – футбольный мяч, маленький стульчик, миниатюрный столик – и пришел к выводу, что ребенок у этой супружеской пары все-таки был: К-9. Брак распался, ребенок умер – и именно Рэй убил его.

Внезапно Рэй снова почувствовал желание расплакаться. Однако на сей раз не от жалости к К-9, Ричарду или Джанет, а при мысли о собственной жизни. У него не было ребенка, и он не хотел ребенка – ему было всего девятнадцать лет; но мысль о ребенке почему-то глубоко тронула его. Он не хотел уподобиться Ричарду и Джанет, заведшим вместо ребенка собаку – которая к тому же бегала по улицам без присмотра. Разумеется, в следующую очередь он подумал о том, как ужасно было бы потерять ребенка, будь у него таковой; но с другой стороны, вообще не заводить ребенка еще хуже, поскольку в таком случае ему никогда не представится возможность узнать бесконечное горе, перенести жесточайшие страдания с героической стойкостью. Он являлся всего лишь одной стороной жалкого двустороннего союза, и сегодня это казалось ему недостаточным.

– Она расстроится, – сказал Рэй, тряся головой. – Верно?

Ричард снова потер лицо ладонями. С такой силой, словно пытался стереть его. Потом он рассмеялся. Ричард вообще смеялся в самые неподходящие моменты.

– Нет, – сказал он. – На самом деле нет. Джанет расстраивается, когда кофе получается недостаточно крепким. Она расстраивается, когда ты случайно стягиваешь с нее одеяло ночью. Она расстраивается, когда ты спрашиваешь, может ли она хоть раз в жизни попробовать прийти на встречу вовремя. Из-за таких вот мелочей; а по серьезному поводу вроде этого, по действительно серьезному поводу она не расстроится. Она… воспылает жаждой убийства. Видите ли, Джанет умеет выражать свои чувства только самым театральным образом; так говорит ее психиатр. То есть она постоянно актерствует. Для нее мир – сцена!

Ричард снова рассмеялся, на сей раз громче прежнего. Казалось, он даже получал удовольствие от всего происходящего – словно бесконечно одинокий человек, который хватается за любую возможность пообщаться, и если для этого необходимо потерять собаку бывшей жены, что ж, тем лучше. Но он нравился Рэю, хотя, возможно, «нравился» слишком сильное слово. Вне всяких сомнений, Ричард находился в глубокой депрессии, терял дом и жену, что отчасти объясняло его несвоевременный и неуместный смех. Но он правился Рэю не поэтому, а потому, что не сдавался. Казалось, он отчаянно, с почти нелепым упорством цеплялся за обломок своей разбитой жизни или себя самого. Рэй восхищался Ричардом, поскольку сам в такой ситуации, скорее всего, быстро пошел бы ко дну.

Потом в пустых гулких комнатах в глубине дома зазвонил телефон.

– Подождите, – сказал Ричард, вероятно по привычке. – Я сейчас вернусь.

Рэй уже собрался сесть в машину и навсегда покинуть эту обитель непреходящей скорби. Но мысль о возможной случайной встрече с Ричардом где-нибудь в торговом центре или бакалейном магазине показалась просто ужасной: он будет чувствовать себя беглым преступником. Нет, ничего страшного не случится, если он задержится еще на пару минут и посмотрит, нельзя ли еще чем помочь. Рэй вспомнил о своей собаке, погибшей под колесами автомобиля, когда он был ребенком, всего шесть лет назад: Боне, старая белая дворняга, погибла точно так же, как К-9. Однако тот водитель не остановился. Эта ужасная трагедия одновременно воспринималась как ирония судьбы: через день Бонсу предстояло сдавать экзамены в школе для собак. Всего через день. Мать Рэя, чье сердце разрывалось при виде сына, тяжело переживающего первую в своей жизни смерть, не знала, как его утешить. Она плакала больше Рэя и дала ему денег. Она всегда давала ему деньги, когда случалось что-нибудь плохое.

Ричард вернулся на веранду, держа в одной руке черный телефон с длиннющим проводом, а в другой трубку, микрофон которой зажимал ладонью.

– Рэй, – сказал он полушепотом. – Она хочет поговорить с вами.

– Кто?

– Джанет.

– Джанет? – Рэй потряс головой, ошеломленный. – По-моему, не стоит, Ричард. Плохая мысль. Вы сказали ей?

– Я сказал, что кое-что произошло. – Он болезненно поморщился – при мысли то ли о несчастном случае с К-9, то ли о реакции Джанет на известие. – Я не сказал, что именно. Но мне кажется, она догадалась, что произошло что-то плохое.

Он протянул трубку Рэю, но Рэй не взял.

– С какой стати мне впутываться в эту историю? – шепотом спросил он. – Вы разводитесь. Вы ненавидите друг друга. Почему бы вам просто не выложить правду?

– Во-первых, Рэй, – сказал Ричард, снова прикрывая ладонью трубку, – вы впутались в эту историю, когда задавили Эндрю. Во-вторых, мы еще не развелись. И в-третьих, я не ненавижу (вою жену, и мне чертовски не нравится, когда совершенно посторонний человек является, убивает собаку и говорит, что я ненавижу жену.

Возможно, Ричард не так уж и нравился Рэю. Ему следовало уехать пять минут назад, покинуть сцену драматических событий, поехать на занятия и обсудить случившееся с кем-нибудь, кто наверняка скажет, что он поступил бы точно так же. Люди всегда так говорят. Не расстраивайся, на твоем месте я поступил бы точно так же. Я тоже трус. Я тоже убийца собак и живу с постоянным чувством вины.

Рэй протянул руку, и Ричард отдал ему телефон.

– Алло? – сказал Рэй. – Джанет?

– Да, – сказала Джанет.

По голосу она производила впечатление очень милой женщины. Рэй ожидал услышать визгливую истеричную бабу. Он облегченно вздохнул.

– Меня зовут Рэй, – сказал он. – Послушайте, я не знаю, что сказал вам Ричард.

– Только одно: что произошло нечто, о чем мне следует знать, и вы скажете мне, что именно.

– Понятно, – сказал Рэй. – Значит, вы не имеете понятия…

– О чем идет речь? Ни малейшего.

Рэй метнул убийственный взгляд на Ричарда и глубоко вздохнул. Он не хотел делать это по второму разу: одного раза вполне достаточно. Но он напомнил себе, что все-таки разговаривает по телефону, а не стоит лицом к лицу с ней. По телефону все гораздо легче. – Речь идет о Ка-девять, – сказал Рэй.

Женщина молчала. Он ожидал, что она скажет что-нибудь, но она не издала ни звука, и пауза продлилась на несколько секунд дольше, чем следовало.

– Вы меня слышите? – спросил он.

– Слышу, – проговорила она очень тихо.

– Сегодня утром Ка-девять неожиданно выскочил на дорогу прямо перед моей машиной, – сказал он. – Этого было не избежать.

– Чего «этого»? – спросила она.

– Несчастного случая, – сказал Рэй. – От меня ничего не зависело. Мне очень жаль.

– Жаль? – переспросила она. – Чего вам жаль? Что, собственно, случилось с Ка-девять?

В ее голосе, поначалу приятном, послышались тенящие нотки. Рэй ясно дал понять, что именно (лучилось, но она отказывалась понимать. Она усложняла ситуацию для них обоих. – Он умер, – сказал Рэй, и стоявший ступенькой выше Ричард ободряюще кивнул. – Но все произошло мгновенно, если это может вас хоть немного утешить. Я уверен, он не почувствовал боли.

– О, так вы Господь Бог? – спросила она.

– Господь Бог? – Рэй немного помолчал, озадаченный. – Нет.

– Тогда я не понимаю, откуда вы знаете, чувствовал он боль или нет. Откуда вы знаете, если вы не Господь Бог?

– Я имел в виду… – начал Рэй, но внезапно услышал короткие гудки. Женщина бросила трубку.

Он тупо посмотрел на телефон, а потом отдал Ричарду и пояснил:

– Она бросила трубку. Ричард пожал плечами.

– Она перезвонит, – сказал он. – Она пытается успокоиться. Медитирует, пытаясь осознать случившееся. Она имеет привычку срывать зло на людях, приносящих дурные вести. Небольшая проблема, но она над ней работает.

– Думаю, я понимаю, почему вы разводитесь с ней, – сказал Рэй.

– Не я развожусь с ней, – сказал Ричард. – Она разводится со мной.

– О… – Рэй кивнул и выждал несколько секунд. – Пожалуй, мне пора ехать в университет. – Он попятился и спустился на пару ступенек.

– И вы даже не покажете мне, где Эндрю? – спросил Ричард. – Это не очень-то порядочно, вы не находите?

Рэй засунул руки глубоко в карманы и вздохнул:

– Хорошо, я покажу.

Когда он повернулся, собираясь направиться к машине, зазвонил телефон, но Ричард не взял трубку. Он протянул аппарат Рэю:

– Это вас, я уверен.

Рэй остановился и неохотно поднял трубку, а Ричард вошел в дом.

– Алло? – сказал он. – Это Рэй.

– Вы кто? – спросила женщина. – Друг Ричарда или что-нибудь вроде?

– Нет, – сказал он. – Я имею в виду – я с ним только что познакомился. Я нашел адрес на ошейнике Ка-девять и заехал сюда, чтобы сообщить о случившемся.

– Вы хотите, чтобы у меня разорвалось сердце?;

Представлялось очевидным, что короткая медитация не принесла пользы.

– Нет, – сказал Рэй.

– Тогда к чему живописные подробности? «Адрес на ошейнике Ка-девять». Картина у меня прямо перед глазами стоит. Спасибо вам, Рэй. Кто вы такой, черт возьми?

– Я Рэй, – сказал он.

– Без фамилии?

Он едва не назвал свою фамилию, но вовремя спохватился и после паузы сказал:

– Это не имеет значения.

– Фамилии имеют значение, – сказала женщина. – Свою, например, я собираюсь поменять. Это имеет значение. Кто вы такой, чтобы говорить мне, что фамилии не имеют значения?

– Моя фамилия не имеет значения, – сказал Рэй. – Я это имел в виду. Я глубоко сожалею о «лучившемся. Честное слово. Это был несчастный случай. Но мне кажется, кричать на меня необязательно.

– Чего вы не договариваете? – спросила она.

– Ничего, – ответил он.

– Я имею в виду – что вы скрываете, Рэй? Это ваше настоящее имя?

– Разумеется. Зачем мне скрывать свое настоящее имя?

– Ричард нанял вас? Он заплатил вам за это?

– Что?

– Вы убиваете собак по заказу?

– Это просто смехотворно, – сказал Рэй, отводя трубку от лица.

– Мне нетрудно поверить, что он заплатил вам, чтобы вы убили Ка-девять. Поскольку сам он не мог сделать этого, даже в пьяном виде, а пьян он почти все время. Хорошая новость заключается в том, что я развожусь с ним. Плохая новость – для вас – заключается в том, что я собираюсь переломать вам ноги. Чтобы вы больше не могли разъезжать на машине, убивая маленьких собачек!

Голос женщины, хотя и полный ярости, теперь срывался, и Рэй слышал в нем слезы. Вероятно, она продолжала бы орать на него, если бы не расплакалась. Он услышал приглушенный горестный стон и рыдания, но в отдалении, словно она бросила трубку и отошла от телефона.

– Джанет? – сказал Рэй. – Алло?

Она оставалась на проводе. Он слышал, как она часто и неровно дышит, пытаясь овладеть собой.

– Никуда не уезжайте, – сказала она. – Если вы уедете, если вы покинете место преступления, я найду вас. Богом клянусь, найду. Речь идет о жизни. Так что оставайтесь там, покажете мне Ка-девять. Ладно, Рэй?

– Ладно, – солгал он, и они оба повесили трубки.

– Ну вот, – произнес Рэй.

– И как она восприняла известие? – спросил Ричард.

– Не очень хорошо, – сказал Рэй, поднимая на него глаза. – Думаю, могло быть и хуже. – Хотя он сомневался, что такое возможно.

– Поверьте, – сказал Ричард, – все могло быть намного хуже. У меня есть газетные вырезки, подтверждающие это.

– Нам лучше поторопиться, – сказал Рэй. – Я покажу вам, где Ка-девять, а потом поеду. Я уже опоздал на занятия. Мой профессор терпеть не может, когда я опаздываю.

– Жаль, что мне некуда опаздывать, – со смехом сказал Ричард. – На работу, например. Жаль, что мне нечего терять, я уже потерял все. Работу, семью. Все самое главное. У меня больше ничего не осталось.

Ричард сел на переднее пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, и по салону мгновенно распространился смешанный запах пота, пиццы, пива и еще какой-то кислятины. Развод – отвратительная штука; Рэй надеялся, что с ним такого никогда не случится.

Теперь, начав получше ориентироваться на местности, Рэй понял, что Абрикосовая находится всего через один перекресток от дома Ричарда. Надо полагать, К-9 перебежал со своего заднего двора на соседский, а оттуда выбежал на улицу – возможно, спешил в гости к другу. В течение нескольких минут поездки Ричард беспрерывно мурлыкал что-то себе под нос и осматривался по сторонам, но умолк, когда они завидели впереди неподвижное черное тельце К-9, лежащее в сточной канаве.

– Мама моя! – проговорил Ричард. – Это… это просто ужасно.

Рэй кивнул. Сейчас ему было нечего сказать.

– Мне правда пора, – сказал он, бросая взгляд в зеркало заднего вида. Он не знал, откуда звонила Джанет: она могла появиться здесь с минуты на минуту. А она была последним человеком на свете, с которым ему хотелось бы встретиться сейчас. Самым последним.

Ричард улыбнулся и тихо прищелкнул языком.

– Знаете, она ведь найдет вас, – сказал он. – Я слушал ваш разговор по параллельному телефону. Она обещала найти вас и сделает это. Она такая.

Рэй сделал вид, будто нисколько не обеспокоился, и слегка надавил на акселератор.

– Послушать вас, так она очень опасная женщина, – с улыбкой заметил он.

– Скажем так: на вашем месте я бы переехал. Слинял из города. Поменял имя, документы, внешность. – Ричард рассмеялся и вышел из машины. Прежде чем захлопнуть дверцу, он заглянул внутрь и добавил: – Отрастил усы! – И снова рассмеялся.

Рэй действительно не особо испугался. Он привык иметь дело с опасными женщинами. Он всех женщин считал опасными.

ЛЕТО 1962-го

Бывшая жена его дяди

В тот день, когда они переезжали, Бонс убежал. Отец Рэя уронил лампу себе на большой палец ноги, сломав и то и другое. Мать Рэя с трудом сдерживала слезы, переходя из комнаты в комнату, и гулкий стук ее каблуков звучал печально, словно стук гвоздей, падающих в жестянку. Потом Элоиза никак не могла найти деньги, которые закопала во дворе год назад, и горько плакала, ковыряя желтой пластмассовой лопаткой землю, уже сплошь изрытую мелкими ямками вокруг. Дядя Эдди обнаружил змеиное гнездо в куче старых матрасов в подвале. Тетя Лерлин приготовила огромное блюдо бутербродов с тунцом, а Рэй нашел старый клочок бумаги, на котором было написано его секретное имя. Столько всего случилось, а еще даже не стемнело, хотя бледно-серебристая луна уже виднелась на самом краешке неба.

Когда мать и отец Рэя уехали в больницу, дядя Эдди принес из подвала одну из змей и положил на шею тете Лерлин – безобидный уж, сказал он. Он держал извивающуюся змейку за голову, а тетя Лерлин визжала. Рэй никогда не слышал, чтобы кто-то визжал так громко, как визжала тетя Лерлин, когда поняла, что на шее у нее не пальцы мужа, а змея. Она с разворота наотмашь ударила рукой, и дядя выронил ужа, и Рэй увидел, как тот стремительно юркнул в шкафчик под раковиной. Тетя Лерлин выбежала из дома на веранду и села в кресло-качалку, где оставалась довольно долго. Дядя Эдди и Рэй вышли к ней, но она не обратила на них никакого внимания. Лицо у нее хранило ледяное выражение. Она даже не моргала. Она не пожелала разговаривать с дядей Эдди, когда он извинился. Она не пожелала разговаривать и с Рэем тоже, поскольку он находился рядом и знал, что должно произойти, и даже нечаянно рассмеялся. Она просто сидела в кресле-качалке, дрожала и смотрела неподвижным взглядом на противоположную сторону улицы, на азалии Сейбел.

– У Лерлин… – подмигивая, сказал Рэю дядя Эдди на кухне, – у Лерлин сейчас просто нервы взвинчены, понятное дело. – Он взял с блюда бутерброд с тунцом и откусил от него. Потом уставился на бутерброд с таким видом, словно тот отхватил кусок от него самого. – Может, глянешь, нет ли в холодильнике еще пива, Рэй?

Рэй нашел еще банку. Дядя Эдди откусил следующий кусок, прожевал и запил пивом. Потом бросил взгляд в сторону веранды. Он производил впечатление человека, любящего поесть.

Он приходился Рэю дядей, поскольку совсем недавно, два месяца назад, женился на Лерлин, сестре матери. Рэй едва знал Эдди, но по тому, как держалась тетя Лерлин, когда знакомила их, он заключил, что должен относиться к нему так же, как к своему первому дяде, Спенсеру, который погиб в аварии два года назад, когда Рэю было одиннадцать. Но у Рэя не получилось. Они были слишком разными. Эдди был маленьким человечком с безволосым лицом, мягким и розовым, как у младенца, и темно-голубыми глазами. Иногда казалось, что в них нет ничего, кроме темно-голубой пустоты. Свою черную шевелюру он, вероятно, чем-то смазывал, поскольку она все время блестела. Он пару лет служил на флоте, где сделал себе татуировку на предплечье: орел с распростертыми крыльями, с бомбой в когтях. Рэй пытался представить дядю Спенсера с наколотым на руке орлом, но не мог. Дядя Спенсер брился каждый день, но все равно подбородок у него оставался таким колючим, что, когда он терся им о живот Рэя, Рэй смеялся до колик.

– Твоя мама такая же? – спросил дядя Эдди.

– В каком смысле?

– Нервная. – Он стер с подбородка каплю майонеза тыльной стороной ладони. – Дерганая. Раздражительная. Твой отец наверняка действует ей на нервы.

– Нет, – сказал Рэй, напрягая ум. Какой была мама? Он не мог выразить словами. – Вообще-то не такая.

– Какая «не такая»?

– Нервная.

– Неужели?

– Ну, может, немножко.

Дядя Эдди улыбнулся, удовлетворенный вторым ответом больше, чем первым. Улыбка у него была впечатляющая. Когда он улыбался, его губы поначалу оставались сжатыми, а потом медленно раздвигались, обнажая все тридцать два зуба. – Я так и думал, – сказал он.

До недавнего времени дядя Эдди работал коммивояжером. Он продавал репродукции величайших произведений живописи – причем напечатанные не на мелованной бумаге, а на твердом толстом картоне. Он продавал и рамки тоже. И то и другое он возил в специальном кейсе длиной четыре фута, высотой три фута и толщиной два дюйма. Но теперь он покончил с торговлей. Накануне вечером Рэй слышал, как они с отцом разговаривали в гостиной, пакуя вещи, и дядя Эдди сказал, что компания, на которую он работал, стала ненадежной, не успевает вовремя поставить огромное количество репродукций, обещанных покупателям, или вообще не имеет товара в наличии – одним словом, стала ненадежной. Он не может работать на такую компанию, поэтому уволился и сейчас временно сидит без работы. Но он оставил себе кейс, полный образцов, который держит на заднем сиденье своего автомобиля, светло-зеленого «додждарта». Просто на случай, если ему вдруг приспичит продать одну-другую картину, подумал Рэй.

– Почему твой дедушка назвал ее Лерлин? – ни с того ни с сего спросил дядя Эдди. – Откуда он взял такое имя?

– Не знаю, – сказал Рэй.

– Лер-лин, – задумчиво протянул дядя Эдди. – Лер-лин. Это традиционное имя в вашей семье? В этом все дело? – Он рассмеялся, подмигнул Рэю, а потом сказал почти шепотом: – В любом случае я называю ее разными ласкательными прозвищами. По правде говоря, я редко произношу имя «Лерлин».

Тетя все еще оставалась на веранде. Она сидела спиной к ним, но они видели, что она находится в прежнем состоянии и все так же смотрит неподвижным взглядом на противоположную сторону улицы, на азалии Сейбел. Рэй слышал, как Элоиза пакует свои вещи. Все было не так, как раньше. Даже собака пропала куда-то.

– Мне нужно найти Бонса, – сказал Рэй. Дядя Эдди взглянул на него:

– Бонс вернется.

– Думаю, он испугался, – сказал Рэй. – Вся эта суета, беготня, сборы. Мне нужно его найти.

Дядя Эдди все так же пристально смотрел на него. Казалось, он не верил Рэю, подозревал, что Рэй хочет сбежать и от него, среди всего прочего. Потом он медленно растянул губы в широкой улыбке: – Ты хочешь сказать: нам нужно найти. – И он побренчал ключами от машины, запустив руку в карман. – Вперед, моряк!

– А как же Элоиза? – спросил Рэй, выходя следом за ним из дома.

– С ней ничего не случится, – заверил дядя Эдди. – Лерлин присмотрит за ней. Присмотри за Элоизой, Лерлин, – сказал он, проходя мимо.

Тетя Лерлин даже не шелохнулась. Ее глаза походили на холодные стеклянные шарики, вставленные глубоко в глазницы.

– Она пытается вспомнить, почему вышла за меня замуж, – сказал дядя Эдди, мельком увидев тетю Лерлин в зеркале заднего обзора, когда они отъезжали. – Иногда ей требуется время для этого. Ничего страшного, она придет в себя.

Потом дядя Эдди рассказал Рэю, как он любит ездить на машине. Просто любит. И он объездил буквально всю страну. По работе. Он ткнул большим пальцем через плечо, указывая на кейс на заднем сиденье. Этот старый «дарт» бывал в таких местах! – сказал дядя Эдди. О да! Он подъезжал на нем к самому краю Америки, где волны набегают на двухполосное асфальтовое шоссе, уходящее прямо в океан. Однажды он подъехал слишком близко к заходящему солнцу, и оно опалило капот. И он до сих пор дотрагивается до него осторожно, словно ожог еще не до конца зажил. На флоте он работал водителем автопогрузчика и научился искусно управлять им, ловко заводя его ржавые клыки в самые недоступные, казалось бы, утолки.

– Жаль, что твоя тетя Лерлин не любит ездить на машине, – сказал он. – Она готова разрыдаться всякий раз, когда в нее садится.

– Это из-за того, что случилось с дядей Спенсером, – сказал Рэй.

– Да, верно, – кивнул он. Они ползли со скоростью пятнадцать миль в час по пустынной улице. – Думаю, она предпочла бы прокатиться на слоне, чем сесть в машину. Богом клянусь. Но это все от нервов и не от хорошей жизни.

И правда. Родители Рэя часто разговаривали о тете Лерлин и ее ужасной жизни. Еще до того, как ее первый муж погиб в автомобильной катастрофе, у нее не раз случались серьезные неприятности. Тетю Лерлин ограбили, ее автомобиль раскурочили хулиганы. Ей пришлось продать дом, чтобы покрыть долги дяди Спенсера после его смерти. Невезение и стихийные бедствия, казалось, преследовали ее. Когда отец и мать Рэя узнали, что она собирается замуж за Эдди дель Веккио, они просто переглянулись и покачали головами, как делали всякий раз, когда с тетей Лерлин приключалась очередная беда. – Эдди дель Веккио, – сказал отец Рэя.

Рэй и дядя Эдди медленно объехали квартал, высматривая Бонса, и вернулись к дому, где ничего не изменилось Тетя Лерлин по-прежнему сидела на веранде. Дядя Эдди помахал ей, и тетя Лерлин чуть приподняла руку в ответ. Это хороший знак, сказал он.

Они проследовали дальше. В машине дяди Эдди пахло старой резиной.

– Чего-то пса не видать, – сказал он.

Они объехали квартал по второму разу, потом объехали следующий и выкатили на улочку рядом со школой, но Бонса нигде не было. Рэй звал его из окошка, но безрезультатно.

– Он вернется, – сказал дядя Эдди. – Не волнуйся. Сегодня, завтра, послезавтра. Он обязательно вернется.

– Но мы-то уже уедем, – сказал Рэй.

– О, ты прав, – сказал он. – Нам нужно вернуться и закончить сборы, пока твоему отцу чинят ногу, верно?

– Да, – ответил Рэй, – пожалуй.

Но они не вернулись. Дядя Эдди сказал, что раз уж они оказались здесь, надо проведать одну его старую подругу. Не просто подругу, а члена семьи.

– Семья – это… – дядя Эдди прищурился, -…это тебе не пакет молока. У нее нет срока годности. Семья всегда остается семьей, нравится тебе это или нет. – И он подмигнул Рэю.

Они доехали дотуда, где заканчивалась хорошая часть города – или начиналась плохая, трудно сказать, – и остановились перед бледно-голубым деревянным домом, обнесенным железной оградой. Ограда понравилась Рэю больше всего остального: прочная и блестящая на фоне обшарпанных ветхих стен. К затянутой сеткой входной двери вела разбитая мощеная дорожка, сквозь которую местами пробивалась трава, а за дверью было так темно, что казалось, в доме нет ни души.

Как только машина остановилась, из дома вышла женщина и остановилась на крыльце. Высокая женщина с распущенными каштановыми волосами до плеч, босая.

– Она славная. – Дядя Эдди приветственно помахал женщине. – Возможно, отсюда так не кажется, но она действительно славная. Не беспокойся. Она тебе понравится.

Одной рукой он крепко сжал колено Рэя, а другой откинул назад волосы.

Рэй вылез из машины, когда дядя Эдди находился уже на полпути к дому. Рэй хотел остаться в машине, но чем дальше отходил от него дядя Эдди, тем труднее было ему усидеть на месте. Женщина на крыльце внимательно смотрела на приближавшегося Рэя; дядя Эдди с ухмылкой обернулся, и Рэй внезапно почувствовал острое желание оказаться подальше отсюда.

– Это Рэй, мой племянник, – сказал дядя Эдди женщине, держа Рэя за плечи перед собой. – Рэй, поздоровайся с Салли.

– Привет, Рэй, – промолвила она. Рэй сказал «здрасьте».

– Мы с Салли когда-то были женаты, – сказал дядя Эдди. Но казалось, он говорит это женщине, а не Рэю. Словно на случай, если она запамятовала. – До Лерлин, разумеется. До Лерлин мы с Салли жили вместе. Три года супружеской жизни. Но потом одно привело к другому, верно, Салли?

– Пожалуй, верно, Эд.

Женщина говорила так, словно слова вытягивали из нее щипцами, словно каждое слово давалось ей с трудом. Но как истинный торговец, дядя Эдди пытался расхвалить свою бывшую жену. Он продолжал говорить.

– «Пока смерть не разлучит нас», поклялся я. Но у нас не получилось.

– Конечно же не потому, что кто-то мало старался. Дядя Эдди сжал плечи Рэя крепче. Рэй мог

быть бревном, забором, деревом.

– Ну-ну, Салли, – сказал он, стараясь сохранить дружелюбный тон. – Все осталось в прошлом, правда?

– В данный момент мне так не кажется. Дядя Эдди рассмеялся.

– Просто не верится, – сказал он. – Я приезжаю навестить тебя и познакомить с моим новым племянником, а ты начинаешь все снова. Неужели мы не можем просто поболтать, как нормальные люди?

– Я нормальный человек, – сказала она.

Салли была в футболке с названием пекарни на груди и в белых шортах, тесно обтягивавших полные ноги. На одной ноге у нее темнел синяк цвета заиленной воды. По мнению Рэя, она нисколько не походила на тетушку.

– А кто ненормальный? – Дядя Эдди рассмеялся. Потом умолк. Потом сказал: – Наверное, ты слышала, что я женился?