Глава 63

Похищения не относятся к категории преступлений, требующих высокой квалификации. Жертвами похищений могут быть самые разные люди. Но похитители все на одно лицо: жадные, бесчувственные твари, наделенные даром речи — единственным признаком принадлежности к человеческой расе.

Похищения совершаются по разным причинам — ради денег, по политическим, по деловым соображениям. Жестокое обращение с жертвой — норма. Маленькие дети, старики, беременные женщины сидят на цепи, под открытым небом, среди собственных экскрементов. Торговля за выкуп часто затягивается; если похитители исламисты — на годы. Профессиональные похитители, в особенности мусульманские террористы и другие истинно верующие, безразличны к страданиям и смерти. Они часто продолжают тянуть деньги из несчастных родственников уже после того, как прикончили свою жертву. В Южной Италии эти «люди чести» находятся под защитой ндрангетты, имеющей отделения в Австралии, Канаде и Бруклине.

Калабрийцы предпочитают работать там, где местные представители закона подкуплены. Предпочтительней всего дома, в острокриминальном болоте Южной Италии. Вашингтон — другое дело. Даже калабрийцы поостерегутся затевать похищение при такой высокой степени риска. По крайней мере, не за любые деньги. Через два дня после похищения Чарли Ричардса Пино и Мимо заподозрили, что откусили больше, чем сумеют проглотить.

Синьор Томазо, приехавший в Локри специально, чтобы предложить им работу, больше не появлялся. Помощник синьора Томазо, говоривший с сильным иностранным акцентом, заказал им номер в мотеле в Бови, штат Мэриленд, и снабдил их фотографиями Чарли, сведениями о его передвижениях, билетами на рейс «Алиталии» и пятью тысячами долларов в подержанных банкнотах. Позже приятелям сказали, что он — английский лорд.

Они догадывались, что синьора Томазо зовут вовсе не Томазо. Это не имело никакого значения, потому что Пино и Мимо тоже звали не Пино и Мимо. Беспокойство у них вызывали совсем другие обстоятельства.

Во-первых, из своего номера в мотеле они дважды звонили по условленному номеру телефона, и оба раза отвечал человек, отлично владеющий североитальянским диалектом, как диктор новостей РАИ, но говоривший с легким китайским акцентом. Пино и Мимо знали, что такое китайский акцент, потому что совсем недавно по тому же РАИ смотрели старые фильмы про Фу Манчу.

Во-вторых, очень скоро они смертельно заскучали. Чарли, связанный, с кляпом во рту, был спрятан в шкафу в их номере.

— Придется его убить, — проворчал Пино.

Они заказали в номер пиццу и съели, разрезая на куски складными бритвами.

— Дадим еще день этому Томазо, — буркнул Мимо. — Пицца паршивая.

— Кончай трепаться. — Пино немного пожевал. — Только до ночи. Тут есть озеро. Найдут его, когда приплывет на ту сторону.

— Томазо или английский милорд задолжали нам еще пять тысяч, — напомнил Мимо. — Если пришьем его, денег не видать.

— Этот проклятый город. — Пино передернул плечами, рыгнул, кашлянул, плюнул. — Как ты получишь еще пять тысяч монет, если не знаешь, кто такой Томазо? В Локри друг мне сказал, что Томазо женат на Кончетте Макри. А муж Кончетты — сицилиец по имени Молло.

— Может, он и есть Томазо Молло, — снова буркнул Мимо, — что с того?!

— Думаешь, один день погоды не сделает?

— Да. Завтра, — решил Мимо, — прикончим его и едем домой.

Боль, которую она испытывала раньше, — просто чепуха. Сейчас ей словно приложили раскаленную кочергу к правой стороне спины. Как будто боль всех последних дней потоком захлестнула ее тело, с рычанием пронеслась по нему, как демон с мечом. Держась за спинки стульев, за стены, она доползла до ванной в поисках обезболивающих лекарств, оставшихся после выздоровления.

Рецидив после долгого благополучного периода? Трудно поверить, что снова появилась слабость мышечной ткани, восстановившейся полностью после взрыва. Ледяная вода, которой Гарнет запила две таблетки, на минуту вернула ей иллюзию нормального самочувствия. Потом боль снова пронзила позвоночник, и ей пришлось уцепиться за край ванны, чтобы не упасть.

Только не рецидив. Ежедневные гимнастические упражнения должны были полностью исключить возможность рецидива. Это так подействовало на нее похищение Чарли. Словно по ней проехал паровой каток — неизвестно, почему, за что и вообще — что произошло. Никто не требовал выкуп, не звонил. Преддверие ада — и только.

Гарнет накинула халат и медленно опустилась в кресло. В то, что у телефона. Они с Уинфилд и Керри заключили соглашение — все трое будут постоянно находиться около своих телефонов. И это было хуже всего — сидеть у телефона, который не звонит. Нет, хуже всего было пытаться заснуть одной в кровати, без Чарли. Нет. Потеря второй, лучшей половины жизни — вот что было хуже всего. Такое уже было однажды. Это не должно повториться. Не должно. Иначе у нее совсем ничего не останется.

Она взяла очки и попробовала просмотреть свою корреспонденцию. Одна у телефона. Почему они не требуют денег? Ужасные вещи творят одни человеческие существа с другими. И только Господу ведомо, что они сделали с Чарли.

Стефи вызвала сыновей домой. Они добрались до острова к полуночи.

— Я не прошу у вас многого, — сказала она. — Никто пока ничего не узнал. Я зла на Чарли, но это не значит, что я не хочу увидеть его снова. Поэтому я прошу: найдите его.

— Его могли убить.

У Стефи на секунду перехватило дыхание.

— Мы не должны так думать.

— Никто не требует выкупа, не пытается связаться с родными — очень похоже на ликвидацию, — сказал Керри.

— Это не корлеонезцы, — добавил брат, — они бы начали с тебя.

— Ночью, когда Чарли пропал, — вспомнил Керри, — он звонил мне, хотел узнать, какие паи установлены в «Ричтроне». Я не смог ответить.

Кевин покачал головой.

— Чио Итало сводит меня с ума. В жизни не видел его таким бешеным.

— Это от бессилия, — заметила Стефи. — Он привык быть самым главным. А теперь ему приходится просто сидеть и смотреть, как работают копы.

— Ну нет, только не Чио! Он бросил на поиски Чарли дюжину своих парней. Лучших парней.

— И?..

— Пока ничего, — признал Кевин.

Стефи переводила взгляд с одного на другого.

— Нам нужно чудо, — сказала она.

Стефи никогда не затрудняла себя разделением поручений между близнецами. Что-нибудь, сказанное одному, каким-то образом доходило до другого. Но сейчас она видела, какие они разные, словно жизнь на каждого наложила отметину. Молчание Керри могло тянуться долго. Гнев Кевина кипел так близко к поверхности, что искажал лицо с крошечным пятнышком под левым глазом. Он, специалист по «коротким замыканиям», был так же бессилен, как Чио Итало.

— Чудо... — повторила Стефи.

— Нет, — произнес Кевин, у которого внезапно злобно загорелись глаза. — Нам нужен заложник.

Боль была ужасной. Чарли никогда раньше не приходилось выносить такую боль. Скрученные проволокой ноги были подтянуты к шее, спина изогнута луком. Постепенно из-за нарушенного притока крови у него онемело все тело. И тогда он почувствовал настоящий ужас.

Он забыл про недавно нестерпимый голод, про жажду. Его терзали боль и страх. Достаточно было на секунду потерять сознание, и тело, расслабившись, натянет провод вокруг шеи и задушит его. Чарли спрашивал себя, занимается ли кто-нибудь его поисками.

Он поражался жестокости похитителей, их беспричинному садизму. Почему они не обращают на него внимания? Почему не приходит завтра, когда его убьют? Их безразличие было просто поразительным. Его единственным будущим была смерть. Сейчас? Пожалуйста.

Ближайший рейс в Майами отправлялся через полтора часа из аэропорта Ла-Гардиа. Кевин высмотрел в толпе Никки Шана и направился ему навстречу, приветственно раскинув руки.

— Ник! Узнаешь? Я — Керри Риччи, — сказал Кевин. — Я кузен Банни. Уинфилд наверняка упоминала мое имя.

— Господи, не видел тебя ни разу после свадьбы. — Никки хлопнул его по плечу. — Ты мне кто, двоюродный шурин?

Кевин внезапно скривился.

— Где тут ближайший сортир? — спросил он и огляделся.

— Вон там. — Никки повел своего полуродственника к комнате для мужчин. Они вошли, у каждого висела на плече сумка на одной лямке. Кевин ринулся к ближней кабинке.

— Эй, подержишь сумку? — крикнул он уже изнутри.

Никки шагнул в двери, протянул руку — и получил два кубика туинала в запястье. Он попытался вырваться из рук Кевина, но тут же обмяк и начал падать. Кевин подхватил его у самого пола и вынес из кабинки.

— Эй, — окликнул он стоявшего поблизости рослого мужчину, — поможешь мне дотащить приятеля до такси? Вырубился, бедняга, — оно и понятно, после двенадцатичасовой пьянки.

Если рассматривать киднэппинг как искусство, операция была недостаточно проработана в деталях, особенно по части безопасности. Но зато какая экономия рабочей силы!

Глава 64

Раз в три месяца в одном из центральных отелей Манхэттена собирались работники компьютерных фирм, производящих военные и бытовые приборы. Здесь обсуждали новинки, возможные сделки, просто обменивались сплетнями.

Мервин Лемнитцер, только что уволенный из «Ричланд-секьюритиз» и при этом выплачивающий солидные проценты по довольно жесткой закладной на дом, сам не знал, зачем он приплелся на семинар. Мервин был высоким, худым парнем, лет под тридцать. У него не было полезных знакомств среди фирмачей, потому что его первым и единственным рабочим местом после окончания колледжа стала компания «Ричланд-секьюритиз».

Но на семинаре он встретил старого приятеля, симпатичного азиата, с которым познакомился много лет назад. Они вместе зашли в кофейный бар отеля, окна которого выходили на шумную Седьмую авеню. Мервин изложил приятелю приглаженную версию последних событий своей жизни.

— Следующий заказываю я, — сказал Бакстер Чой. — Это будет честно.

Они решили посидеть в баре до открытия семинара — до десяти часов. Кофейный бар, обычно пустой в такое раннее время, сейчас был переполнен — сюда устремились все остальные участники семинара, приехавшие пораньше.

— Это не только нечестно, но еще несъедобно, — мрачно сострил Мервин, хотя и принял предложение Чоя.

— Ты программист? — спросил Чой. — Проектировщик?

— И то, и другое. — Мервин, прищурившись, посмотрел на приятеля, — а сюда я пришел, чтобы присмотреть что-нибудь стоящее для себя.

— Понимаю, — кивнул Чой. — Что тебя интересует? Авиационная радиоэлектроника? Биохимия? Сверхпроводники? Конечно, глупо тратить полжизни на всякое старье у Риччи, хочется интересной работы. У них, наверно, все давно разложено по полочкам.

— И они еще имели нахальство сказать мне, что я думаю не о работе, и... — Он запнулся, спохватившись, что история, в которую он собирался углубиться, противоречит изложенной им версии. — А ты где?

— "Доу Кемикл", — сымпровизировал Чой. — Дефолианты.

Лемнитцер уже открыл рот, чтобы задать какой-то вопрос, но Чой торопливо посмотрел на часы и потянулся за счетом.

— Давайте лучше поговорим о том, как найти тебе достойное занятие, — сказал он.

Он замерзал. Пальцы ныли от давящего холода. Выложенный коричневым камнем подвал был почти пуст, только в углу стоял угольный ларь. Стены пропитались сыростью, как в общественных и грязных туалетах.

Никки уже пришел в себя после туинала. Его трясло от холода. Когда он открыл глаза, ослепительная, ватт в сто пятьдесят, лампочка, висящая на голом шнуре под потолком, обожгла его глазные яблоки пронзительным светом. Он не мог найти выключатель. И выкрутить занемевшими пальцами лампочку тоже не мог. Только разбить — он замахнулся локтем и упал, совершенно выдохшийся от единственного усилия. Никки перевернулся на живот, чтобы избавиться от рези в глазах. Воспоминания: встреча с Керри, кабинка в туалете... Значит, Риччи узнали, кто стоит за взрывами, потрясшими Манхэттен.

Тяжелая дверь со скрипом отворилась. На пороге остановился парень — тот, который назвался Керри Риччи.

— Во-первых, — сказал он, глядя на пленника сверху вниз, — заметь, что никто тебя не связывал и не дубасил. Никто к тебе ни прикасался, пока ты был в отключке. Я помню, что ты, Ник, член семьи.

— В такой семье это один черт.

Кевин кивнул.

— Во-вторых, ничего личного в этом нет. Банни считает, что ты отличный парень. Твой сын, Лео, — наполовину Риччи. Но ты здесь из-за второй половины своего имени. Понятно?

— Похитили кого-то из ваших? — спросил Никки.

— Мне говорили, что ты толковый парень, — не без сарказма заметил Кевин. — Но не предупредили, что ты блестящий мыслитель.

Он захлопнул тяжелую дверь подвала за своей спиной.

Никки прикрыл глаза, спасаясь от пронзительного света.

— Что ты собираешься делать, Керри? Вытряхивать из меня пыль, пока не заговорю?

— Ты заложник. Тебе придется побыть под присмотром какое-то время. Разумеется, в полном здравии. Но это вовсе не значит, что все зубы у тебя останутся на месте. Я обнаружил это в твоей сумке.

Кевин швырнул ему листок бумаги.

Никки подобрал бумагу и увидел зашифрованную сводку, которую вез на юг. Он принял причастие кровью, окропился ею достаточно, чтобы отрапортовать отцу о полном успехе манхэттенских акций. Около ста человек прикончили они с Чоем вдвоем. Бакстер попросил его отвезти данные отцу. Зная характер Шана, он нашел нужным записать ключевые цифры.

— Многовато чисел? — спросил Никки.

— Как тебе это — В14? В — вторая буква алфавита. Февраль второй месяц года. Обычный компьютерный код. Детоксикационный центр на углу Сто семнадцатой и Бродвея взлетел на воздух как раз в Валентинов день, Четырнадцатого февраля. Еще один, В Гринвич-Виллидж, вспыхнул девятнадцатого — что и означает следующая строчка, В19. И так далее, верно? — Он нагнулся и вырвал листок из пальцев Никки. — Интересная приписка внизу — 50 и 150 — килограммы чего-то, конечно. Никаких призов за догадку, вот досада. Тебя считают членом семьи — вопрос только, какой семьи?

— Все это для меня новости, Керри.

Кевин кивнул.

— Конечно. Знаешь, прошло уже два часа после нашего возвращения из Ла-Гардиа. Мы успели распечатать твои фотографии. Три парня узнали в тебе мотоциклиста, бросавшего бомбы. Единственное, что отделяет тебя от пули, — статус заложника. Поэтому воздержись от глупых реплик, о'кей? А теперь — вопросы есть?

— Думаю, ты знаешь, что делаешь.

— А ты знаешь, что я не могу тебя прикончить, поскольку ты — предмет торговли. Но я нуждаюсь в сотрудничестве. Я хочу знать, какого черта вы решили наехать на нас.

Подвижное лицо Кевина застыло, стало тяжелым, грубым.

— Итак, как в игре, «бей-и-беги». Вы задали нам хорошую трепку — и исчезли. Что за этим кроется?

Медленно, словно чтобы не вспугнуть его, Никки встал и сел на сундук.

— Ты же не поверишь, если я скажу, что это было тренировкой? — Кевин отрицательно покачал головой. — Даже если это правда?

— Это звучит не особенно ловко. Там, наверху, есть человек, которому это не понравится.

Никки ткнул пальцем в потолок.

— Наверху? Значит, мы не одни?

— Такие, как мы с тобой, — прочувствованно произнес Кевин, — никогда не бывают одни.

Обмороки и возвращения в сознание чередовались жестокими взрывами. Напряжение и изогнутом теле грозило медленной смертью от удушья. Он будил себя, прибегнув к мелким хитростям. Сознание. Тьма. Удушье. Сознание. Тьма. Он больше не мог тревожиться ни о чем, кроме смерти. О смерти — его смерти — говорили два скота в комнате. Даже страшная боль в позвоночнике была ничем по сравнению с ужасным предчувствием смерти.

В комнате звякнул телефон. Один из калабрийцев с ворчанием снял трубку. После короткого обмена репликами он сказал своему сообщнику:

— Tomaso e qua[83].

— Ты узнал его голос?

— Змеиный голос. Хитрый, гордый голос сицилийца. Что еще нужно?

— Я даже не помню, как он выглядит.

Постучали в дверь. Один из калабрийцев пошел открывать.

— Tu non sei Tomaso[84], — сказал он молодому китайцу, стоявшему на пороге.

— Buon giorno. — Два сухих хлопка — словно переломили деревянный прут через колено. Два глухих звука — чьего-то падения. Дверь шкафа скользнула в сторону. Над ним навис кто-то с плоскогубцами в руках. Мгновение — и исчезла страшная боль в спине и вокруг шеи. Чарли окунулся в блаженное беспамятство.

Когда он пришел в себя, комнату заливало зимнее холодное солнце. Скорчившись на боку, Чарли разлепил веки и встретился взглядом с мертвыми глазами Мимо и Пино. Их открытые глаза казались пустыми, но зато третий — в центре лба у каждого — распускался прекрасным живым цветком. На удивление мало крови, подумал Чарли. Если Томазо Молло и вправду был змеей, его жало почти не оставляло следа. На их лицах застыло выражение удивления, словно такая ловушка была чем-то неслыханным для людей ндрангетты.

Застывший в позе мороженой креветки, Чарли смотрел на своих похитителей. Это работа специалиста, отметил он. Может быть, англичанина? Англичане — опытные убийцы. Но что делать англичанину на ионическом побережье Калабрии, что могло объединять его с человеком, прибравшим к рукам Корлеоне?

Чарли со стоном попытался пошевелиться. Его спину пронзила боль, как от удара током. Он снова посмотрел на мертвые глаза калабрийцев и подумал, что быть жестоко связанным — это намного лучше, чем быть мертвым. Он застонал и снова провалился в беспамятство. Шло время.

Он очнулся и увидел перед собой лицо Кевина. Или Керри.

— Т-ты?..

— Чарли, ты в порядке?

Чарли поискал глазами синее пятнышко — его не было.

— Керри?..

Сын Стефи бросился к телефону. Чарли прислушался.

— Я должен отвезти его к врачу. Кто у тебя есть в Вашингтоне? — Пауза. — Позвони ма. Ciao[85]. — Он повернулся к Чарли. — Послушай...

Но Чарли уже снова отключился.

В темноте она безумно вцепилась в трубку.

— Да?.. Алло?..

— Его нашли. Он будет в порядке, — сказала Уинфилд.

Гарнет рухнула на стул, словно отброшенная ударом.

— Вы уверены, что с ним все в порядке?..

— Керри сказал, что все будет в порядке.

— Что это зна...

— Мне нужно бежать, — перебила Уинфилд. — Свяжусь с вами позже. — И повесила трубку.

Гарнет вскочила, все еще сжимая в руках телефон. Наклонившись, чтобы поставить его на место, она вдруг сообразила, что боль в спине исчезла.

— Классная берлога, угу? — спросил Чой.

Он привел Лемнитцера в свою квартиру на Виллидж, недалеко от Пятой авеню, и сказал, что это квартира его подружки.

— Ну что, еще по глоточку?

— Искушение винной ягодой... — Лемнитцер утонул в глубоком кресле с подлокотниками, испустив протяжный, вздох. Семинар — дело дохлое. Никому не нужны программисты. По Уолл-стрит толпами бродят безработные программисты. Никто не предлагает работу, все ищут. Это был уже четвертый «глоточек» виски после окончания семинара. Лемнитцер уже не чувствовал боли, но был еще способен удержать в голове разбегающиеся мысли.

— Твое здоровье. — Чой поднял свой стакан.

— М-м, — отозвался Мервин и спохватился, что успел отхлебнуть из своего стакана еще до того, как был произнесен тост.

Потрясающе скверные манеры, подумал Чой. Парень хорошо относится к китайцам и пьет, как лошадь. Но годится ли он для работы?

Чой был одет, как всегда, франтовато: джинсы, ярко-желтая рубашка, жилет темно-синего цвета с алой отделкой на четырех накладных карманах. На глазах у Лемнитцера он выудил из жилетного кармана желатиновую капсулу.

— Что это?

— Это? — Чой сделал глубокий вдох, его лицо расплылось в счастливом предвкушении. — Это рай, Мерв. Это бесконечный взлет по параболе. Это... — Он сунул капсулу в рот и запил виски. — Это МегаМАО.

Мервин моргнул.

— Храни меня Господь от такого рая.

Чой в жизни не принимал МегаМАО. В жилетном кармане у него лежали капсулы, наполненные сахарной пудрой. Из другого кармана он достал еще одну капсулу, на вид — такую же.

— Смотри. Рай приглашает тебя, мой друг-поденщик.

Он подбросил капсулу. Мервин, заинтригованный, поймал ее на лету и уставился на свою ладонь.

— С виски пойдет?

— Пойдет с чем угодно, — заверил его Чой, глядя, как он проглатывает капсулу и запивает остатком виски. — Ну что, еще по глотку вытяжки из шотландских зернышек?

— И не думай. Держи голову ясной. — Длинное, узкое лицо Мервина с полузакрытыми глазами качнулось от плеча к плечу, повторяя отказ. Потом движение изменилось — вверх-вниз.

— Почему нет?

Чой с удовольствием рассмеялся. Он знал, конечно, как действует МегаМАО, но ему никогда не надоедало наблюдать за этим чудесным превращением.

— А теперь, — сказал он, смешивая воду и скотч для своего гостя, — поговорим о подходящей работе для тебя. Ты никогда не пробовал силы в области промышленного шпионажа?

Мервин моргнул.

— Отличное название. Шп...ионаж, — выговорил он. Н-наравится.

— И, о Боже, как здорово за это платят!

Хотя ему всегда нравилось изображать Этну за полсекунды до извержения, Итало знал, что всему есть свое время — и драматическим эффектам, и тихим рассуждениям. В данный момент подходило скорее второе.

Что Шан — злейший враг, каким-то образом стакнувшийся с калабрийцами, было теперь совершенно ясно. Малейшие сомнения на этот счет можно было отбросить, потому что Чарли Ричардса освободили сразу же после похищения Никки.

Чарли предстоит провести порядочно времени в больнице. Итало Риччи знал, что его вздорный племянник будет нуждаться не только в физиотерапии: такое грубое насилие отражается на душе еще в большей степени, чем на теле. В особенности если речь идет об Эль Профессоре. То, что он задержится на больничной койке, наверняка отразится и на его отношениях с Эйприл Гарнет. Если б не эта баба, Чарли б в жизни не хватило духу так напакостить Риччи.

Никто лучше Итало не понимал слабую сторону Чарли — вирус сверхзащищенности. Любой, а в особенности толковый и симпатичный парнишка вроде Чарли, должен почувствовать сопротивление этого мира — для закалки костей. Но Чарли освободили от этого. Как бизнесмен, он с самого начала располагал такими средствами, что любой другой мог бы об этом только мечтать. Любые препятствия на его пути Чио Итало устранял, даже не дожидаясь просьбы, — забастовки, рекламации на сырье, выходки конкурентов, короче, все, что было чумой для других. Чарли избаловали, изнежили. Настоящий бизнесмен — в душе убийца и всегда готов преодолеть тот последний дюйм, от которого шарахается Чарли. Когти и зубы всегда были ему ни к чему. И единственный человек, кроме Итало, который об этом догадывается, — проклятая индейская скво. Чем трудней ей будет добраться до Чарли, тем лучше. У Итало уже было достаточно неприятностей из-за нее. Если б он не успел в последний момент вцепиться в неувязку с «Ричтроном», Чарли благополучно упорхнул бы от него.

Итало затягивал передачу «Ричтрона», потому что это было для него последней возможностью проучить Чарли. Если б его нипоти Чарли был нормальным Риччи, происшествия с пикапом или взрыва газа было бы достаточно, чтобы наставить его на ум. Кто-то должен постоянно наставлять его на ум, несмотря на то, что эта баба вцепилась в его яйца. Но теперь — довольно. Basta е basta![86]

Нет лучше места, чтобы обеспечить себе кусок пожирнее, чем Вашингтон, департамент коммерции, столица всего на свете, включая уличную преступность. Эти проститутки в конгрессе — пора заставить из отрабатывать свое содержание.

Итало сунул в свой компьютер диск с материалами Эдгара Дж. Гувера. Занесение архива в память почти завершено, теперь, сверяясь с датами, он уничтожал компромат на тех, кто уже умер. Время злодейски подтачивало его богатства. Итало, Скупой Рыцарь, с наслаждением просматривал досье на мониторе, пропускал золотые сквозь скрюченные артритом пальцы, побрякивал монетами. Он всегда начинал лучше соображать после этого развлечения.

Именно «Ричтрон» сорвал маску с истинного врага семьи Риччи. Но хотя удалось определить цели Шана, его стратегия оставалась туманной. Не важно. Последний поступок Чарли перед похищением — ночной звонок Керри — обеспечил «Ричтрону» безопасность от захвата со стороны. Молодец. Военным капо ему не быть, но в мирное время его инстинкт неоценим.

Итало лениво смотрел на запись: «Паркинсон Э. Ральф, сенатор США». Его пальцы коснулись клавиш компьютера. Приставания к малолетним. В настоящее время все вычеркнуто из полицейских архивов родного городка, сохранилось только досье Гувера. Времена меняются. Сейчас слабинку по части недозрелой плоти легко удовлетворить, повысив цену. В досье была фотография: Паркинсон, содомирующий девятилетнего мальчика. Ребенка удерживала в удобной позе мать. Итало вздохнул и снова посмотрел на экран: «Комитеты: финансовый, промышленный, иностранных дел».

Внезапно в оливковых, глубоко посаженных глазах Итало вспыхнул огонь. Позорные тайны Вашингтона у него в руках. Вашингтона и любого мало-мальски заметного на карте города Америки. Страны, которую захватчики вроде Шан Лао надеются купить или украсть. Слава Богу, что эта разрушительная информация находится в руках патриота-американца, а не той дикой орды, которая, щелкая зубами, ломится через границы Америки, чтобы разрушить величайшую демократию мира. Слава Богу, ключ к власти в руках Итало Риччи, а не какого-нибудь выскочки вроде Шан Лао.

Наступило время расправиться с захватчиками — раз и навсегда. Тонкая, изогнутая, как ятаган, улыбка, искривила углы рта Итало.