Глава 26

– Потрясающе выглядите, Глори, – сказала Дженис. Ее энтузиазм, однако, был вызван не столько происшедшей с девушкой метаморфозой, сколько возможностью добавить кое-что в ее досье.

– Спасибо, – вспыхнула Глори, из чего Дженис сделала вывод, что девушка эта, спокойно вынесшая тяготы детства в ночлежке, а сейчас легко справляющаяся с работой в ночном клубе, от комплиментов теряется. – Это Шанель… Она сводила меня к своему парикмахеру, а потом пару раз по магазинам.

– Основу заложила природа, – заметила Шанель. – Адольфо только лишний слой помады снял.

В словах Шанель содержалась некоторая подковырка, и Дженис думала, что Глори мигом ощетинится. Но та только добродушно рассмеялась:

– Не мелите чепухи, Шанель.

– Я было начала думать, что не такую уж мы поддержку друг другу оказываем, но теперь вижу, что ошибалась, – с нескрываемым удовлетворением заметила Дженис. С обедом было покончено, и публика принялась за десерт. Вернее, только двое, Стефани и Ариэль. Остальные сладкое себе запретили.

– Вы, похоже, стали настоящими друзьями.

– Ну да, мы одного поля ягода, – протянула Шанель.

Дженис насторожилась. Она что, насмехается над ней.

Или действительно так считает? Ладно, примем ее слова на веру…

– Мне тут мысль в голову пришла, – сказала она. – Нам ведь часто приходилось писать свои биографии, верно?

Ну там – где родилась, из какой семьи вышла, что окончила и так далее. Так почему бы не обменяться такими сведениями?

Тогда, может, и общие интересы проявятся.

Никто не откликнулся, и Дженис повторила вопрос:

– Ну, как вам идея?

– Да не очень, – сказала Шанель.

– Знаете, я до чертиков устала от этой писанины еще в школе, – заметила Глори. – У нас, в школе Лоуэлла, все время проводили какие-то социологические обследования.

– А вы учились в школе Лоуэлла?

– Два года. Чему это вы так удивились?

– Да нет, просто подумала, что не каждому это дается.

Они берут самых лучших.

– Так только считается. Я лично в этом далеко не уверена. В конце концов, и Бадди окончил школу Лоуэлла.

Ариэль хихикнула и, почувствовав, что все на нее смотрят, залилась краской.

– Извините, – негромко проговорила она.

– Ничего, все нормально, – сказала Глори. – Насчет Бадди я просто пошутила.

– А вы что скажете, Стефани? – Дженис не понравилось, что разговор отклонился в сторону.

– По правде говоря, я в последнее время, когда работу искала, и так бог знает сколько анкет заполнила.

– Что ж, Дженис, – улыбнулась Шанель, – большинство против. Как насчет кофе?

Стараясь не выказать разочарования, Дженис звонком вызвала официанта. Разговор все время перескакивает с одного на другое, ей никак не удается направить его в нужное русло.

Например, она и понятия не имеет, завелись ли у всех этих женщин новые романы и, если так, испытывают ли они какие-нибудь трудности. Стефани и Глори нашли себе работу, хорошо бы разговорить их на эту тему. Но пока никто не ощущает желания пооткровенничать.

Рассеянно прислушиваясь к рассказу Глори об этом суперпарикмахере, что порекомендовала ей Шанель, Дженис задавалась вопросом, отчего она не бросит всю эту затею и не обратится к иным клиентам, которых нашел для нее Арнольд.

Беда в том, что эти четверо – костяк всего исследования. Без них, без подробного описания перемен, происшедших в их жизни после развода, диссертация будет скучной, неполной, похожей на десятки других работ на ту же тему. Доктор Йолански предупреждал ее об этом – нужен свежий, из первых рук материал, а где еще, когда работа подходит уже к концу, его добыть, где найти тех, чью жизнь после развода можно описать месяц за месяцем? А ведь она твердо обещала Джейку, что справится за год…

– Дженис? – Стефани прервала ход ее мыслей.

– Простите, вы что-то сказали?

– Говорю, если вы думаете, что это поможет нам ближе узнать друг друга, я готова написать эти несколько строк. – Она искоса посмотрела на Шанель и виновато улыбнулась. – Мы ведь в конце концов не голосовали.

– Да я в принципе тоже не против, хотя с этими анкетами всегда рискуешь угодить в капкан. – Глори уныло покачала головой. – Представляете, я попыталась было получить кредит в «Мейсиз», начала заполнять бумаги, но, когда дошла до вопроса «место работы» и «профессия», оставила эту затею.

Можете вообразить себе их физиономии, когда они прочитают: «Работаю официанткой в забегаловке под названием „Горячие булочки“»?

Наступило напряженное молчание. Первой его нарушила Шанель. Вслед за ней рассмеялись и все остальные.

– Ну и штучка же, скажу я вам, Морнинг Глори Брауни, – произнесла Шанель, вытирая глаза.

Принесли кофе, и все заговорили о превращении, случившемся с Глори, и новой работе Стефани. В какой-то момент Дженис вернулась к биографиям. На сей раз возражений не последовало, было обещано принести их на очередное свидание в субботу. Хотелось бы, конечно, пораньше, но Дженис решила никого не торопить. Прислушиваясь к оживленному разговору, Дженис впервые подумала, что наконец-то у них сколотилась настоящая компания, пусть и не очень прочная. Стараясь подбодрить себя, она решила, что все в конце концов выйдет как надо и у нее соберется-таки материал для диссертации.

Направляясь по Тейлор-стрит к ближайшей автобусной остановке, Глори ловила на себе восхищенные взгляды, что было, конечно, необычно для девушки, привыкшей к совсем другим знакам внимания. Дул пронизывающий северо-восточный ветер, но солнце светило так приветливо, что Глори решила пройтись до дома пешком, хотя и знала, что после, отправляясь вечером на работу, она об этом пожалеет.

Отчасти хорошее настроение объяснялось реакцией группы поддержки на преобразившийся ее облик. Собираясь в университетский клуб, Глори готовила себя ко всему – от равнодушия до прямых насмешек и уж меньше всего ожидала столь откровенного одобрения. Никто и слова дурного не сказал. Не то чтобы Глори так уж обольщалась насчет себя. Новая прическа и новое платье – это еще далеко не все. Она по-прежнему чужая в этом обществе великосветских дам. Иное дело, что ей явно симпатизируют, хоть Глори и подозревала, что дружеское расположение Шанель объясняется тем, что – как это сказал Адольфо? – ей с ней просто забавно.

Ладно, по крайней мере никто ее не третирует в открытую, как это было поначалу в школе. Там на нее разве что пальцем не указывали, потешаясь над вульгарными платьями и арканзасским выговором, который она унаследовала от матери.

Слишком гордая для того, чтобы выказывать обиду, Глори, напротив, одевалась еще более вызывающе, шутила по поводу того, что приходится жить в ночлежке, что родом из Арканзаса и даже что денег на завтрак не хватает.

А к концу года все девчонки выбеливали джинсы и нашивали на колени огромные заплаты, чтобы выглядеть, как она:

Вслед за ней они напяливали на себя огромных размеров бумазейные рубахи – их Глори покупала по четвертаку за штуку – и носили теннисные туфли без носков. И со смеху покатывались, когда она сама себя в паяца превращала. Ничего хорошего, конечно, в такого рода популярности нет, но все лучше, чем быть объектом жалости…

Глори едва не столкнулась с какой-то женщиной, толкавшей впереди себя продуктовую сумку на колесиках, и только тут сообразила, что идет просто куда глаза глядят. Она выругала себя последними словами. Мало того, что предаваться мечтам на оживленных перекрестках довольно опасно, глупо тешить себя воспоминаниями. Ладно, сегодня все получилось хорошо, но ведь не такое уж великое место занимают в ее жизни эти женщины. Наверное, пора бросать эту компанию.

Ведь единственная, кто ее тут интересует, это Шанель, а поскольку с ней можно видеться отдельно, зачем тратить время на других?

Собираясь в этот вечер на работу, Глори немного волновалась из-за новой прически и косметики, хоть и надела, как обычно, джинсы и ветровку. Босс, коротконогий толстячок с лицом, похожим на морду бультерьера, внимательно оглядел ее и спросил, уж не подцепила ли она какого-нибудь богача.

Другие официантки промолчали, хотя за спиной временами слышалось шушуканье, но на него Глори предпочитала не обращать внимания. И только лентяйка Сьюзен, напарница, с которой у Глори были давние нелады, отпустила какую-то колкость.

Что до посетителей, большинство из которых она теперь знала в лицо, то они ничего не заметили: для них официантки в обтягивающих форменных юбках были просто частью обстановки. Что ж, как говорится, ночью все кошки серы.

Единственным, кто по-настоящему удивил ее, был Джимбо. Когда она явилась с первым заказом – четыре кружки бочкового пива, – он молча оглядел ее и занялся своим делом.

Все остальное время он не обращал на нее никакого внимания, и Глори решила, что Джимбо поверил хозяину: у нее новый любовник. Объясняться с ним по этому поводу не хотелось, так что Глори просто сделала вид, что ничего не происходит.

И все же ей было немного обидно.

По окончании смены Глори поспешила к автобусной остановке. Машины Джимбо видно не было, хотя по субботам работа у них заканчивалась одновременно. Стало быть, задет он всерьез. Что ж, пусть будет так. Как любит говорить мисс Клер, за все надо платить Сойдя с автобуса, Глори решительными шагами направилась в сторону дома, который стоял на середине узкой, круто убегающей вниз улицы. Вокруг, хоть сегодня и суббота, было совсем пусто, и Глори напряженно поглядывала по сторонам.

Не то чтобы она чего-то боялась, но лишняя осторожность не повредит. Выросшая в джунглях, она хорошо знала: всегда следует быть начеку.

Добравшись до места, Глори с облегчением вздохнула.

У хозяев свет уже был потушен, но, как обычно, они оставили зажженной лампочку у входа. Вытащив из сумочки ключ, она еще раз настороженно огляделась. Уже открывая дверь, Глори вдруг ощутила какое-то неприятное пощипывание в затылке и резко обернулась, но на улице было по-прежнему пустынно и тихо. Даже ветер улегся.

Едва очутившись в квартире, Глори первым делом, даже еще света не включая, заперла дверь и навесила цепочку. Крохотное помещение, хоть и почти совершенно не обставленное, давало чувство уюта и защищенности. Слава Богу, наконец она дома. Может, пора подумать о новой работе. Глори надоели эти ночные смены. Живешь словно в сумерках либо в зазеркалье. И с людьми становится все труднее общаться: они – домой, ты – на работу. Еще не сняв ветровки, Глори до упора повернула ручку обогревателя.

Расстелив на полу матрас и что-то напевая себе под нос, она толкнула дверцу шкафа. Хорошо все-таки быть дома: мир со всеми его проблемами – и опасностями тоже – остался за стеной, в ночи.

Глори скинула ветровку и нашарила в шкафу купленную по совету Шанель вешалку.

– От проволочных вешалок одежда только портится, – поучала она. – Не поскупитесь на деревянную, а перед тем, как повесить платье, обязательно проветривайте его. А еще до того – щеточкой, щеточкой. В чистку отдавайте только в случае крайней необходимости, потому что химикаты – настоящие убийцы естественных тканей. Как только получится, купите миткалевые мешки, будете держать там несезонные платья. А если сможете позволить себе демисезонные, да еще дорогие, то им сноса не будет.

Вспомнив эту лекцию, а также поход в магазины, Глори заулыбалась. Что бы, интересно, сказали участницы группы поддержки, узнай они, что платье цвета морской волны, в котором она пришла в университетский клуб, куплено в комиссионке? Самой-то ей цвет не особенно нравился, но Шанель убедила, что он идеально гармонирует с оттенком ее кожи.

После расчета с Адольфо кошелек Глори изрядно отощал, и от дальнейших визитов в магазины пришлось отказаться.

Впрочем, три обновки у нее теперь были, включая выходное платье, которое бог весть когда еще выдастся случай надеть.

И даже остались деньги, чтобы купить кресло-качалку либо небольшой телевизор.

Глори повесила куртку в шкаф, потом стянула с себя свитер. Потянувшись за очередной вешалкой, она не обнаружила ее там, где оставила утром. В конце концов вешалка нашлась на дне шкафа. Глори нагнулась поднять ее и, не успев распрямиться, так и застыла от ужаса: из-под платья виднелись ботинки – мужские. Она медленно подняла глаза и столкнулась с мрачной улыбкой Бадди.

– Привет, шлюшка, – сказал он, выходя из шкафа.

Потом Глори будет вновь и вновь прокручивать эту сцену и поймет, в чем была ее ошибка. Если бы она швырнула вешалку прямо Бадди в лицо, если бы повернулась и побежала, а на бегу закричала что есть мочи, все могло повернуться иначе. Но в тот момент она так и приросла к полу, гадая лишь, как это ему удалось отыскать ее адрес и, более того, проникнуть в квартиру.

Страх, подобно удару тока, вывел Глори из прострации.

Она рванулась к двери, но было уже поздно. Бадди двинул ей в челюсть, голова откинулась назад, а когда она попыталась закричать, схватил за горло.

– Что, нет сегодня этого твоего гнусного телохранителя? – прорычал он. – Мы одни, только ты да я, и настало время расплаты. Давай, давай, дергайся, от этого мне еще приятнее.

Чистая правда, сопротивление только возбуждало Бадди:

Глори бедрами чувствовала, как напрягается его мужская плоть. Она затихла и опустила руки. От тяжелого перегара, запаха мужского пота, хриплого дыхания ее едва не стошнило.

– Вот так-то, – сказал он. – Сейчас отпущу, дышать станет легче, но только без глупостей, иначе худо придется.

Если будешь вести себя прилично, возможно – но только возможно, – я не переломаю тебе кости, да и из лица кровавую кашу не сделаю. Ты знаешь, зачем я пришел – только пикни и кончишь, как та девица из фильма «Резня в Техасе».

Хватка на горле ослабла, и Глори удалось вздохнуть. Дождавшись, пока рассеется темнота в глазах, Глори заговорила, стараясь не повышать голоса:

– Что это с тобой? Почему бы не поговорить толком, пока ты не сделаешь чего-нибудь, о чем сам потом будешь жалеть? В конце концов, мы всего лишь квиты. Ты меня ударил, я тебя. Так в чем дело?

– А в том, что я превратился в посмешище. Тот легавый, что отвязал меня, оказывается, учился с моим братом в одной полицейской школе и узнал меня. Язык у него без костей, и теперь надо мною все потешаются. И Боб тоже. Так что надо платить. Надеюсь, все сойдет, как надо. Давно я ждал этого часа, все придумывал, как бы застукать тебя одну. Дождался.

А теперь уж от тебя зависит – можно по-хорошему, а можно и по-плохому.

Резким движением Бадди заставил ее опуститься на колени. Боль в кисти сделалась невыносимой. Когда Глори застонала, он изо всех сил впечатал кулак прямо ей в зубы. По металлическому привкусу во рту Глори поняла, что губа рассечена.

После этого все сделалось как в тумане. Она чувствовала, что он сдирает с нее одежду, а ощутив спиною мягкую поверхность матраса, поняла, что ее опрокинули на пол.

Дальше – бешеная пляска, а она, Глори, в роли подстилки, грязные ругательства, затем вновь гулкие звуки – это он принялся обрабатывать кулаками ее груди, лицо, живот. Боли уже не чувствовалось, она вернется потом В конце концов Бадди прекратил избиение, но только затем, чтобы перевернуть ее на живот.

Он был абсолютно уверен, что полностью выбил из нее дух, поэтому даже не позаботился заткнуть рот кляпом. Из последних сил, собрав остатки-мужества и самолюбия, Глори открыла-таки рот и закричала что было мочи.

Бадди выругался и дал ей такую затрещину, что она сознание едва не потеряла. Сил осталось только на то, чтобы повернуть голову и впиться ему зубами в руку.

Последнее, что она запомнила, – шаги на лестнице, ведущей к ее спальне. Кто-то – хозяин или хозяйка – услышал крик и отправился посмотреть, что происходит.

Глава 27

Рядом почудилось какое-то движение, раздались невнятные звуки, но перед глазами колыхалось серебристо-серое марево – ничего не разглядишь. Глори закрыла глаза и вновь погрузилась во тьму В сознании мелькали смутные образы, да так стремительно, что и задержаться ни на одном не удавалось.

Но это, может, только к лучшему – обрети они четкость, и соткалась бы картина сплошного ужаса. Туманную мглу прорезал острый запах, то ли лекарства какого-то, то ли спирта.

По краям сделалось светлее, и Глори увидела спокойное лицо незнакомой пожилой женщины.

– Добро пожаловать, – сказала незнакомка.

Сознание отметило сразу несколько вещей. Она лежит на кровати. На женщине белый халат. Все тело болит.

Наверное, Глори застонала, потому что женщина участливо склонилась над ней.

– Ну-ну, все в порядке, здесь вы в безопасности. Это больница. Досталось вам крепко, но, к счастью, ничего страшного. Кости да кожа целы, только губа рассечена. Сейчас дам лекарство, и боль пройдет.

Глори кивнула, говорить она не могла. Нахлынули, заслоняя все остальное, воспоминания: искаженное яростью лицо Бадди… злобный взгляд… огромные кулаки, обрушивающиеся на нее, как паровой молот… тяжесть его тела…

Из горла Глори вырвался сдавленный хрип. Она попыталась сесть. Сестра мягко опустила ее назад, на подушки.

– Нет-нет, не надо. Будьте умницей, полежите. И ничего не бойтесь – ваш муж, насколько я знаю, в камере…

– Бывший муж, – с трудом выдавила Глори. – Мы в разводе.

– Тем хуже для него. Не будет дурацкого оправдания, будто, мол, нельзя изнасиловать собственную жену. Надеюсь, свои двадцать лет он получит.

Это было настолько неожиданно, что Глори снова потеряла дар речи. Сестра потрепала ее по плечу:

– Вам повезло, хозяин услышал крики и как следует отделал вашего бывшего еще до появления полиции.

– Кто, мистер Санторини? Но ему же под шестьдесят, а Бадди профессиональный спортсмен.

– А ваш хозяин бывший морской пехотинец – так полицейские сказали. Вот почему с вашим Бадди он справился запросто. Медсестры должны быть беспристрастными, но, признаюсь, я рада, что его привезли не сюда, а отправили прямиком в тюрьму.

Глори засмеялась и тут же болезненно поморщилась – сильно саднила губа.

– Не подумайте, что я спятила, – сказала Глори, встретившись с подозрительным взглядом сестры. – Просто, удивилась.

– А что, медсестры тоже люди, хотя бы отчасти. По мне, нет ничего хуже, когда какой-то урод бьет женщину. Между прочим, может, позвонить кому-нибудь хотите? Родственникам или приятелю? Только скажите, я все сделаю.

Глори задумалась. Естественно было бы позвонить матери и сестрам, но стоит ли им рассказывать всю эту историю?

Наверняка ведь скажут, что сама виновата. А мать будет уговаривать не подавать в суд на Бадди. А вот босса уведомить следует, иначе без работы можно остаться. Отсюда вопрос: как долго ее здесь продержат и насколько плохо она. выглядит?

– А зеркало можно попросить?

– Зеркало? А, ясно. Да, конечно, сейчас принесу. Но сначала – таблетки.

Глори послушно проглотила несколько маленьких белых шариков. Дождавшись, пока сестра выйдет из палаты, она попыталась оценить причиненный ей ущерб. Болело все тело, но ведь сестра сказала, что кости целы. Если лицо более или менее в порядке, можно будет через несколько дней выйти на работу. Неожиданно глаза налились слезами. Как она гордилась своим новым обликом! Ну что ж, не зря говорят, что тщеславие наказуемо.

Через несколько минут, когда сестра принесла карманное зеркальце, Глори увидела, что на левой скуле красуется огромная багровая ссадина, губы распухли – на них даже положили примочки, – а шея покрыта красными пятнами. Глори тяжело вздохнула и уронила зеркальце на кровать.

– Вы и глазом моргнуть не успеете, как эти ссадины заживут, – заметила сестра. – На самом деле это не так страшно, как выглядит, просто у вас кожа светлая. Скажите спасибо, что ничего серьезнее рассеченной губы нет. И все-таки кому дать знать о том, что случилось? Ваш хозяин, похоже, совсем не в курсе ваших дел.

– Позвоните, пожалуйста, моему боссу. Его зовут Расе Хоган. – Глори продиктовала номер телефона «Горячих булочек» и, уловив сочувствие в глазах сестры, добавила:

– Да, еще можно связаться с Дженис Мурхаус. Ее номер есть в справочнике, она живет в Пало-Альто. А уж Дженис даст знать всем друзьям.

Ближе к полудню принесли корзину цветов. Набор весенний – тюльпаны, маргаритки, нарциссы. Цветы Глори дарили первый раз в жизни, так что она попросила сестру поставить их на столик подле кровати, чтобы в любой момент было видно.

На карточке значились имена всех членов группы поддержки, но, поскольку почерк был один и тот же, ясно, что цветы посылала одна Дженис. Не важно. Они украшают палату и гонят прочь демонов.

А демоны были, и еще сколько. Один – страх. Никогда еще не было ей так больно, хотя и Бадди раньше, случалось, поколачивал, и мать, и соседские ребята из тех, что постарше, и даже материнские сожители.

Затем – стыд и отвращение к самой себе за то, что так бездарно вела себя. Начать с того, что не следовало привязывать Бадди к кровати и стегать его собственным ремнем. А то она не знает, что у мужчин – своя гордость. Но уж коль скоро дело сделано, то хотя бы дальше надо было быть поосторожнее. Если не позволить застичь себя врасплох, можно было бы убежать или хотя бы сразу позвать на помощь.

И наконец, еще одно. Раньше, даже, когда совсем туго становилось, Глори бывала довольна собой. Теперь ее унизили, и чувство слабости и беспомощности было непереносимым.

У двери раздались чьи-то голоса. Открыв глаза, Глори увидела, что в палате полно женщин. Ариэль, Шанель, Стефани, Дженис – вся компания явилась.

Лица никак не попадали в фокус – оказалось, Глори плачет. Яростно вытерев слезы, она обнаружила, что не одна здесь такая плакса. Даже у Шанель глаза подозрительно блестели.

А уж от нее-то этого никак нельзя было ожидать…

– О Боже. – Глори потерла нос рукавом больничного халата. – Вы что, хотите затопить всю палату?

Все заговорили разом. Глори, отыскав бумажную салфетку и как следует высморкавшись, кратко пересказала, что произошло, особо упирая на доблесть хозяина – бывшего морского пехотинца, который в одиночку справился с Бадди.

– Жаль только, что я этого не видела, – добавила Глори, – к тому времени совсем вырубилась.

– Ничего серьезного? – Голос Дженис прозвучал так участливо, что Глори впервые почувствовала настоящую привязанность к этой женщине.

– Да нет, разве что гордость пострадала. «Интересно, про изнасилование они знают?» – подумала Глори. – Через день-другой выпишусь. Только вид у меня, наверное, ужасный.

Это был не вопрос – Глори и сама прекрасно знала, как выглядит, но, вероятно, не все это поняли. Во всяком случае, Ариэль отвела глаза, а Дженис смущенно пробормотала:

– Не надо об этом думать сейчас. Главное, поправляйтесь скорее.

– На лице у вас ссадины, но ничего, через пару дней и следа не останется, – сказала Стефани. Глори с любопытством посмотрела на нее: странно что-то звучит голос, да и лицо необычно бледное.

И только Шанель высказала то, что было у всех на уме:

– Да, видик тот еще. На работу вам скоро не вернуться.

Паршивое дело.

Это уж точно. Приходится думать не только о больничном счете – медицинской страховки у Глори не было, – но и о том, что двухнедельной зарплаты как не бывало. Действительно, паршивое дело.

– Спасибо, что пришли, – сказала она. – А цветы просто замечательные.

– Как быстро распустились, – заметила Дженис, бросив беглый взгляд на букет.

Разговор перешел на другое – праздная болтовня, которую Глори обычно переносила с трудом. Но теперь она вдруг узнала, что и в такой беседе есть свой смысл. Как бы то ни было, это намного лучше, чем шаг за шагом пересказывать всю историю, чего наверняка потребовала бы семья.

В общем, Глори чувствовала себя с этими женщинами на удивление легко, особенно если иметь в виду, в какое месиво превратилось ее лицо. Может, дело просто в том, что они пришли ее навестить? Такое участие важнее, чем небольшие подарки, которые они начали распаковывать, хотя вообще-то к таким вещам Глори была далеко не равнодушна.

Каждый подарок был к месту и каждый завернут в красивую бумагу и перевязан разноцветными лентами, можно подумать, что им известно, как она любит, когда коробки распаковывают прямо при ней Ариэль принесла духи и пудру. На вкус Глори, слишком пахучие, но все равно она непременно и надушится, и напудрится. От Стефани – коробка шоколада, которую Глори немедленно пустила по кругу, но только раз: остаток она приберегла для себя, полакомится, когда останется одна.

Самый практичный подарок был от Шанель: шампунь, мыло, зубная паста и щетка. Наконец, Дженис вытащила стопку бумаги с виньетками в восточном стиле, ручку и набор почтовых конвертов с марками.

Пока Глори с удовольствием перебирала подарки, время посещений закончилось. Ариэль, которая во время встречи и пары слов не сказала, легонько поцеловала Глори в щеку. Ее примеру последовали остальные. Глори была смущена, но и обрадована.

Но когда все ушли, заговорил здравый смысл: не стоит так уж хлопать в ладоши, наверняка кто-то, скорее всего Дженис, организовал этот визит, потому что так принято. И все равно приятно.

Глори еще раз перебрала все подарки, потом отправила в рот очередную шоколадку. А что, лучше, чем на Рождество, подумала она, хотя эти несколько сувениров дались ей, прямо скажем, нелегко.

Через некоторое время появился еще один букет, на сей раз белые гвоздики от четы Санторини. В приложенной записке говорилось, чтобы она ни о чем не беспокоилась, за квартирой они присмотрят, а завтра зайдут навестить. Глори попросила сестру и эти цветы поставить на тумбочку у кровати.

Вечером появился еще один посетитель. Глори дремала, и разбудило ее чье-то негромкое покашливание. Она испуганно открыла глаза и, увидев Стива Голдена, с облегчением вздохнула.

– Извините, что напугал вас.

– Вовсе не напугали. Просто я удивилась.

– Ладно-ладно, вы у нас девочка сильная, а взбучка, что задал вам этот неандерталец, – всего лишь легкая забава.

И все-таки сейчас, увидев у кровати мужчину, вы, признайтесь, испугались.

– Не в чем мне признаваться. Не надо судить меня по этим куколкам Барби, которые вам так нравятся.

– С чего это вы решили, что они мне нравятся?

– А теперь кто врет? Я же своими глазами видела, как они увиваются вокруг вас в клубе. Прямо тошно делается.

– Так-так. Следите, стало быть, за мной. Очень интересно.

Глори тряхнула головой, и тут же затылок пронзила острая боль. Стив подошел поближе, и улыбка медленно сползла с его губ. Хорошо хоть, что ему хватило ума промолчать. Движением циркового фокусника Стив извлек откуда-то из-за спины букет алых роз в целлофановой обертке. Чувствуя, что краснеет, Глори спрятала лицо в цветах.

– Спасибо, – смущенно сказала она. – Совсем не обязательно было… и как вы вообще узнали, что я попала в больницу?

– Вас не было на утренних занятиях по аэробике, ну и я позвонил. Трубку взяла хозяйка, она все мне и рассказала. – Стив несильно сжал ей руку. – Право, Глори, мне ужасно жаль. Я чувствовал, что вас что-то донимает, только и в голову не приходило, что это как-то связано с мужем.

– С бывшим мужем. Мой хозяин отделал его, как Бог черепаху, – с явным удовлетворением добавила Глори. – Сейчас он в тюрьме, по крайней мере мне так сказали.

– И вы собираетесь подать на него в суд?

– Я еще не решила, – неуверенно ответила Глори. – Вообще-то надо бы, но, по чести говоря, я сама напросилась.

Самолюбие его задела крепко, так что отчасти – вина моя собственная. Из этого не следует, конечно, что он заслуживает прощения. – Глори посмотрела Стиву прямо в глаза. – Ведь он изнасиловал меня. По полной программе отделал.

– О Боже. Да ведь если вы спустите дело на тормозах, это животное снова появится на улицах. Вам нужна защита…

– Ничего, сама о себе позабочусь.

– Как вчера вечером? Не глупите. И не надо себя ни в чем винить. Что бы вы там ни сделали, его поведение оправдать нельзя.

– Даже если я его пьяного привязала к кровати и врезала ремнем по самому чувствительному месту? – сухо осведомилась Глори.

– Даже в этом случае, – поморщившись, ответил Стив, Он придвинул стул поближе к кровати, сел и обвел взглядом палату, задержавшись на цветах и горке сувениров. – Хорошо, что вы одна в палате. – Он кивнул на пустовавшую койку.

– Еще лучше, если бы я могла заплатить за нее. – Глори разгладила простыню, скомкавшуюся у нее под подбородком. – На самом деле, если бы у меня в сумочке не нашли карточки медицинского страхования на имя миссис Бадди Причетт, выписанной еще тогда, когда Бадди играл за «Биз», сразу бы отправили в Центральную городскую клинику. Но когда выяснится, что страховка давно просрочена, они у меня правую руку в залог возьмут, прежде чем выпустят отсюда.

– Бадди Причетт, – присвистнул Стив. – Был вроде такой звездный мальчик, в бейсбол за школьную команду играл. Это он, что ли, и есть?

– Ну да, только в профессиональной команде у него не заладилось.

– И он все свои неудачи выместил на вас?

– Вообще-то опорой я ему была неважной, – поежилась Глори. – В то время у меня своих забот был полон рот, как бы и не до него было. Поэтому-то, – внезапно решилась она, – я и не буду подавать на него в суд. Если, конечно, он оплатит больничные счета.

– И все? Вы что же, собираетесь махнуть рукой и сделать вид, что ничего не было? Не так-то это просто. Изнасилование – не шутка. Надо обратиться в специальный психиатрический центр. Туда сразу берут, только объясните, в чем дело.

– И не подумаю. Если с кем поговорить потребуется, у меня полно друзей.

– Мужчин или женщин?

– А это уж мое дело. В любом случае не собираюсь выкладывать денежки каким-то психушникам. Что же касается Бадди, то тут, возможно, вы могли бы мне помочь.