Глава 16

Выходя в сопровождении Лэйрда из лифта на своем этаже, Шанель ощущала полное довольство собой. Она и без его комплиментов и восхищенных взглядов знала, что сегодня действительно выглядит потрясающе. Заплатив неподъемные для себя деньги, Шанель целый день провела в салоне Адольфо на Мейден-лейн, где над ней поработали на славу: и грязевую маску соорудили, и массаж, и маникюр, и педикюр, и парафиновую ванну сделали, и волосы слегка посеребрили. Платье же до полу, на которое Шанель набросила норковую накидку, принадлежало к числу ее любимых – бледно-розовый бархат ненавязчиво подчеркивал цвет глаз и кожи.

Единственное, без чего сегодня можно было бы обойтись, так это без Ферн, которая неожиданно появилась в полдень и буквально заболтала мать разговорами о том, до чего ей надоели, надоели, надоели разные общежитские сплетни и жесткие общежитские кровати. В ответ на упреки Шанель в том, что она без спросу взяла ее одежду, Ферн напустила на себя жалостный вид и принялась извиняться так искренне, что Шанель даже решила не урезывать ее содержания.

С этим можно повременить, пока совсем не придется ремешок затянуть, либо пока не провалится план по поимке Лэйрда в сети.

Когда он появился, Ферн, свернувшись калачиком на диване в гостиной, читала какую-то книгу. При виде Лэйрда она вскочила, одарив его сияющей улыбкой невинной шестнадцатилетней девушки Справедливости ради следует отметить, что на сей раз она воздержалась от своих колких замечаний, за которые Шанель всегда хотелось отхлестать ее по щекам.

Напротив, девушка принялась болтать с Лэйрдом, словно они были старыми друзьями, чмокнула мать в щеку, сказала, что выглядит она сегодня потрясающе, и на прощание пожелала:

– Веселого тебе вечера.

По виду Ферн можно было даже заподозрить, будто ей жаль, что ее не берут с собой.

Интересно, подумала Шанель, к чему бы все это, но, садясь в голубой «мерседес» Лэйрда, она забыла о дочери. Машина показалась Шанель несколько консервативной для человека, который может позволить себе все лучшее. Разумеется, у Лэйрда был и «роллс-ройс», она дважды видела его в нем.

В «ролле» он садится явно, только когда ему нужно, чтобы шофер отвез его куда-нибудь Жаль, что сегодня он сам за рулем. Неплохо было подъехать к дому Нэнси на роскошном «роллсе».

Путь до Хиллсборо был не короток, и Шанель делала все, чтобы очаровать Лэйрда. И кажется, преуспела – Лэйрду была явно по душе легкая остроумная беседа, искусством которой Шанель владела в совершенстве. Она умело вставляла в разговор громкие имена, давая понять, что это ее близкие друзья, хотя на самом деле речь могла идти лишь о шапочном знакомстве. В конце концов заговорили об Ариэль.

– Меня беспокоит ваша кузина, – сказала Шанель. – Она такая беззащитная.

– Хорошо, что у нее есть такой друг, как вы, – серьезно ответил Лэйрд.

Вечеринка, как Шанель и предполагала, принесла не одно лишь удовольствие. О, Нэнси Андерсон была вполне мила.

А если подкалывала, то шпильки скрывала так искусно, что никто и не заподозрил бы – в этом Шанель была уверена, – что участливые расспросы бывшей однокашницы о здоровье «бедного папочки» имели целью только позлить ее. Этого удовольствия она Нэнси не доставила, напомнив в сдержанной дипломатической манере, что «папочка» умер еще два года назад.

– Ты тогда чудесные цветы прислала на похороны, – со сладкой улыбкой добавила Шанель. Никаких цветов, разумеется, ни от Нэнси, ни от других школьных знакомых не было. – Впрочем, неудивительно, что ты забыла. Ведь вроде у тебя какие-то проблемы тогда были, развод, что ли?

– Ничего подобного, – ледяным голосом сказала Нэнси. – Ларе мой первый и, надеюсь, последний муж.

– Ах вот как? И как же это я могла так ошибиться?

Наверное, с кем-то спутала. – Шанель напустила на себя такой смущенный вид, что можно не сомневаться: любой слышавший этот разговор сразу же заподозрит Нэнси во лжи.

В общем, атаку бывшей подруги она отбила достойно, но, разумеется, не к этому Шанель стремилась. Быть принятой в круг, в котором вращается Нэнси, или по крайней мере заставить ее уважать себя, вот к чему она стремилась. Как спутница Лэйрда, Шанель, разумеется, надежно защищена от проявлений открытой враждебности, но сама-то она в этом обществе никто.

За столом у Андерсонов было шестнадцать человек. Мебель в комнате – чиппендейловская, фигурная, повсюду расставлены небольшие вазы с орхидеями. Стены покрыты тонкой шерстяной материей, в углу – застекленный шкафчик с изделиями из слоновой кости и нефритовыми статуэтками.

Понятно теперь, почему Нэнси носит сари; не очень-то оно идет, решила Шанель, к ее фигуре, которую, наверное, скоро можно будет назвать расплывшейся.

Шанель посадили между известным нью-йоркским галерейщиком, который остроумно пересказывал последние сплетни художественного мира, и неким изнеженным завсегдатаем разнообразных светских приемов, от которого слишком сильно пахло одеколоном и который рта не закрывал – свихнуться можно.

Лэйрд сидел напротив, будучи объектом пристального внимания женщин с обеих сторон. Одна, молодая жена французского консула в Сан-Франциско, была, кажется, буквально очарована им, по крайней мере только с Лэйрдом и разговаривала, едва уделяя внимание хозяину, сидевшему от нее по левую руку. Другая, восемнадцатилетняя падчерица Нэнси, которой, как Шанель уже знала от хозяйки, через несколько недель предстояло дебютировать на рождественском котильоне. С француженкой конкурировать она явно не могла, так что оставив вскоре всякие попытки, мрачно сосредоточилась на еде.

Общаясь по очереди с соседями справа и слева, Шанель не могла не чувствовать некоторого самодовольства. Из всех присутствующих мужчин Лэйрд был, бесспорно, самым привлекательным и интересным. А уж о богатстве нечего говорить, это просто в глаза бросается.

Возвращаясь с приема, Лэйрд предложил заехать в Фермонт-отель, где сегодня с новой программой выступала одна знаменитая певица.

– Ну что ж, – небрежно согласилась Шанель, нельзя показывать Лэйрду, как она ожидала такого предложения.

Мест Лэйрд предварительно не заказывал, но их сразу усадили за один из лучших столиков. Следуя за метрдотелем, они прошли мимо нескольких пар, чьи лица Шанель были знакомы. Можно не сомневаться, что завтра же в городе пойдут пересуды о них с Лэйрдом. Весь вечер Шанель оживленно болтала, словно ненароком слегка прикасаясь под столом к ноге Лэйрда.

Единственное, что отравляло ей настроение, так это мысль о том, что, когда Лэйрд проводит ее, Ферн, наверное, будет еще дома, так что, когда он предложил выпить на прощание по рюмочке, Шанель неловко спросила:

– Где у вас?

– Можно и у меня, – замешкавшись на секунду, ответил Лэйрд.

– Знаете, мне не терпится посмотреть ваш дом, – призналась Шанель. – Ариэль столько мне о нем рассказывала.

– Ах вот как? А мне казалось, она вообще там не бывала.

Наши семьи, знаете ли, не слишком поддерживали отношения.

Шанель прикусила язык, выругав себя в душе.

– Ариэль просто говорила, что это роскошный старый особняк. Ну я и решила, что она знает, о чем говорит.

Лэйрд кивнул – недоразумение было исчерпано. Четверть часа спустя они уже подъезжали к большому дому, выходящему окнами на Приморский бульвар. Архитектура скорее тюдоровская, нежели деко; Лэйрд предпочитал наименование «модерн»; в том же стиле были выдержаны и соседние здания, но убранство, как вскоре предстояло убедиться Шанель, относилось полностью к рубежу веков.

– Слишком старые, чтобы считаться модными, и слишком новые, чтобы называться античными. – Лэйрд кивнул в сторону парных викторианских диванов, обитых красным плющем. – Давно уж думаю, что пора бы поменять мебель, да все никак не соберусь.

– А я на вашем месте ничего бы здесь не трогала. Обстановка чудная, – откликнулась Шанель, хотя на самом-то деле выглядел дом внутри, на ее взгляд, достаточно уныло. – Викторианцы и эдвардианцы знали толк в этом, не правда ли?

– Да, жизнь в ту пору была хороша – для богатых. Но для бедных ужасна. Как подумаешь, страшно жалко становится работяг, которым приходилось колоть дрова, растапливать печи да горячую воду в холод таскать наверх, чтобы мои предки могли помыться и побриться.

Лэйрд помог Шанель снять норковую накидку – память о первых годах замужества, когда Жак позволял себе время от времени быть щедрым.

– Что предпочитаете – кофе или что-нибудь покрепче?

– Лучше кофе.

Ей понравилось, что Лэйрд без церемоний провел ее в просторную современную кухню, где принялся сноровисто готовить кофе. Отдавая себе отчет, что выглядит на фоне цветного кафеля и всех этих приборов из нержавеющей стали этакой экзотической птичкой, Шанель устроилась у мойки и положила подбородок на сцепленные ладони. Помочь она не вызвалась, да Лэйрд и не ожидал этого.

– А что, прислуга отдельно живет? – поинтересовалась она.

– Это супружеская пара. Они живут в коттедже, тут, в саду. Так удобнее всем. Если нужно, всегда под рукой, но в то же время – свой дом. Мэри готовит и командует приходящими уборщицами, а Роберт следит за садом, мелким ремонтом, если нужно, занимается, ну и еще иногда служит мне шофером. Они у меня уже давно.

– А вечеринки часто устраиваете?

– Когда накапливается слишком уж много долгов по светской части, приглашаю народ на ужин, а раз в год – большой прием. Видите ли, по роду дел мне надо встречаться с разной публикой, и такое ежегодное сборище помогает решить эту проблему.

– Здорово, – негромко проговорила Шанель. – Похоже, у вас вполне получается холостяцкая жизнь.

– Знаете, у меня сложилась репутация этакого жуира, но на самом-то деле я люблю покой.

– А мне показалось, вам понравилась сегодняшняя вечеринка.

– Это верно, встречаться с людьми я люблю, но только чтобы толпы не было и не слишком часто. А вообще-то я ни на что не променяю морскую прогулку.

– Так вы моряк? – встрепенулась Шанель. – Или рыболов?

– И то, и другое.

– Завидую. Папа учил меня и под парусом ходить, и рыбу ловить, но в последнее время почти не выпадает случая. Жак такие вещи просто ненавидел, как, впрочем, и любые развлечения.

– Может, у вас просто слишком большая разница в возрасте. Ведь вы принадлежите к разным поколениям.

Шанель помолчала. Интересно, он действительно считает, что она уж настолько моложе Жака, которому было всего сорок четыре, или просто из вежливости так говорит?

– Возможно, вы и правы. Когда мне было двадцать, особого значения я этому не придавала, но потом… в конце концов, я еще не такая старуха, чтобы быть заживо погребенной в каком-нибудь мавзолее.

– Да и слишком красивы для этого, – вставил Лэйрд. – В этом розовом платье вы просто бесподобны.

– Туманно-розовом, если использовать определение модельера. Боюсь, этому платью уже три года. Жак… – Шанель оборвала себя на полуслове и грустно улыбнулась:

– К счастью, я умею держать вещи в хорошем состоянии.

– А также умеете выбирать их. Вкус у вас просто потрясающий.

Вновь улыбнувшись, Шанель переменила тему. Комплименты, конечно, ласкают самолюбие, но вся штука заключается в том, чтобы вернуть разговор к Лэйрду и пощекотать его самолюбие.

– Слушайте, Лэйрд, меня одна вещь занимает. Можно спросить?

– Валяйте.

– Вы наследник Ферментов и Клингов. Свою брокерскую контору вы могли бы продать за совершенно астрономическую сумму. Так зачем же вы продолжаете работать?

Насколько я понимаю, лишнее время для досуга вам бы не помешало. Не вы ли сами говорили мне, что без ума от фотографии?

– Я просто люблю свою работу. В том, что мне повезло с родителями, заслуги никакой нет, но я горжусь тем, что и сам немалого добился. Да если бы не работа с ее повседневным риском, я бы с ума сошел. Равновесие – вот что дает удовлетворение.

– Не сказала бы, однако, что в вашей жизни есть такое уж равновесие. Ибо непременная часть такового – семейный очаг.

– О, в этом смысле у меня еще полно времени, – весело улыбнулся Лэйрд. – Мне только тридцать пять.

– А покуда… то с одной, то с другой?

– Я никогда никого не обманываю, чтобы потом не было попреков. Когда-нибудь я женюсь и заведу детей. Но еще не сейчас. А пока…

– Крутите романы?

– Ну да, а что такого? Мне нравятся женщины. – Лэйрд ухмыльнулся. – А сегодня было вообще замечательно.

О такой спутнице можно только мечтать.

– Да и я уже давно так чудесно не проводила время.

– Надеюсь… – Шанель оборвала себя на полуслове и прикусила язык, щеки ее буквально заалели. Этому фокусу она научилась еще в школе, и он всегда ей удавался. Лэйрд удивленно улыбнулся.

– Вы все еще краснеете! Что-то новенькое, – поддразнил он. – Так на что вы надеетесь?

– На то, что впредь жизнь у меня будет складываться получше, – быстро откликнулась она – Я поняла, что совершила ошибку, едва мы с Жаком повенчались, но было много причин, по которым стоило не дать браку распасться, не говоря уж о том, что Ферн нужна была надежная крыша над головой.

К сожалению, Жак не особенно ладит с детьми. Он вечно ворчал, что Ферн слишком шумит. В результате мне пришлось отправить ее в интернат. Но Жак все равно продолжал брюзжать, когда Ферн возвращалась летом на каникулы. Нелегко ей приходилось, да и мне тоже. Она всегда упрекала меня, что я ей мало уделяю внимания и… понимаете, что я имею в виду?

– Ну разумеется, понимаю. Думаю также, что вы потому так долго тянули с разводом, что не хотели признать, что ошиблись.

– Да, отчасти и в этом дело. Я все надеялась, что Жак… что все переменится к лучшему. – Шанель слегка поморщилась. – Ну а теперь я снова сама по себе. Дается это нелегко.

Жак такой мстительный, ему каким-то образом удалось укрыть свои доходы, так что при разводе я оказываюсь на мели.

А профессии у меня нет.

– Остается замужество. Для красивой женщины это всегда выход.

Шанель покачала головой.

– Я иначе смотрю на это. Никогда не выйду замуж, просто чтобы обеспечить себя. Справлюсь как-нибудь. Кое-какие планы у меня есть. Можно, например, заняться торговлей, – принялась импровизировать Шанель. – Вы и не поверите, как экономно я умею тратить деньги. К тому же я чуть не каждый магазин в городе знаю, и где какие цены тоже. – Она бодро улыбнулась. – Ну да ладно, забудем о моих проблемах. Расскажите мне лучше о своей яхте…

«Лэйрду явно со мной понравилось», – думала Шанель по дороге домой. Пусть он вопреки ожиданиям даже не попытался затащить ее в постель. А ведь она целый план выработала: вот досюда можно, а дальше – стоп, я ведь, мол, почти совсем вас не знаю. А он, черт побери, даже и не прикоснулся к ней – ни у себя, ни после, когда провожал домой. Доведя Шанель до лифта, Лэйрд только лишь поблагодарил за прекрасный вечер, сказал, что скоро позвонит, и удалился. И поскольку именно Лэйрд должен был, по замыслу, ввести ее в тот мир, куда Шанель так страстно стремилась, чувствовала она себя сейчас, поднимаясь к себе в квартиру, отвратительно. В чем же она сегодня промахнулась? При всех комплиментах, которые явно были искренними, Лэйрд вел себя, пожалуй, чуть-чуть респектабельнее, чем хотелось бы. Может, пора сбросить маску маленькой отважной женщины и заняться соблазнением? Но для этого надо, чтобы он был рядом, а ведь Лэйрд не назначил очередного свидания.

Наутро дурное настроение мигом испарилось: позвонил Лэйрд и пригласил на следующие выходные на морскую прогулку.

Глава 17

Ночной клуб «Горячие булочки» расположен на Коламбас, одной из наиболее оживленных улиц северной части города. Неподалеку отсюда – большой универсальный магазин, рядом – кинотеатр. В магазине всегда полно народа, в основном мужчин, по здешним меркам это означает, что торгуют по Преимуществу разными экзотическими вещами, которые не выставишь в пыльных витринах; кинотеатр, напротив, специализировавшийся на показе крутых порнофильмов, начал с появлением видеокассет приходить в упадок, и даже поговаривали, что скоро он совсем закроется.

Для этого района «Горячие булочки» имели на удивление шикарный вид: алый бархатный ковер на полу, мягкие кресла, приглушенный свет, длинная стойка красного дерева. Официантки, правда, носят туфли на немыслимо высоких каблуках, а узорные колготки не столько скрывают, сколько открывают для всеобщего обозрения ноги, однако же форменная одежда – ничуть не дешевка и сшита по первому классу, этого Глори не могла не признать.

Здешние порядки она усвоила быстро: постоянная улыбка, набор более или менее стандартных выражений, дабы отвадить слишком уж настойчивых посетителей, хорошая память на заказы и ловкость, позволяющая ускользнуть от назойливых приставаний. Что касается языка, какой здесь был в ходу, это Глори не беспокоило, приходилось и покрепче слышать.

А чаевые вполне приличные. Да и вообще Глори быстро ко всему привыкла, кроме табачного дыма. Он густо клубился над столами, и десятилетней давности кондиционеры были бессильны разогнать его. Пробиваясь порой сквозь густую завесу, Глори чувствовала, что все на свете готова отдать за глоток свежего воздуха.

Сегодня, в пятницу, все было, как обычно. За низкими столиками полно народа, а шум такой, что кричать надо, чтобы тебя услышали.

– Два темных «Будвайзера» и две водки, Джимбо, – кинула Глори здоровенному, с грубоватым лицом бармену, который давно к ней подкатывался, и опустилась на табурет немного отдохнуть, пока будет готовиться заказ.

– Так, попробую угадать, – сказал Джимбо. – Две пары средних лет, пиво для мужиков, водка для теток.

– Промахнулся. Две молодые пары. Судя по одежде, голь перекатная – Не валяй дурака.

– С чего бы это?

– Да так просто.

– Ну ладно. Пожилые мужчина с женщиной и молодая пара, наверное, их дочь и зять. Но все равно голь.

– Вот это больше похоже на правду. – Джимбо отправился за напитками, а Глори, прикрыв глаза, закинула руки за спину и устало потянулась.

– Тяжелый денек? – Джимбо принес пиво.

– Пока один приставала, одно предложение, ублюдок всего полсотни дает, да один старичок передок сверлит глазами. В общем, как обычно.

Бросив щедрую порцию льда в бокал водки с соком и запустив шейкер, Джимбо сочувственно посмотрел на девушку. Шум аппарата заглушил оркестр. Глори с удовольствием наблюдала, с какой ловкостью орудует у себя за стойкой Джимбо. Парень ей нравился. Он бывший боксер, провел на ринге на пару раундов больше, чем следовало бы. Никаких таких особенных чувств она к нему не питала, но и заигрываний не отвергала: стоило кому-нибудь дать волю рукам, как тяжелый взгляд Джимбо, брошенный из-за стойки, останавливал наглеца.

– Тут один малый тобой интересовался, – заметил он, устанавливая бокалы на поднос.

– Да? И какой же он из себя? – без особого интереса спросила Глори.

– Высокий, молодой блондин, в общем, симпатичный чувачок, только взгляд у него какой-то злобный.

– И чего же он хочет? – От равнодушия Глори не осталось и следа.

– Спрашивал, когда ты заканчиваешь работу. Я, как и всегда в таких случаях, ответил, что это не его дело. – Джимбо пристально посмотрел на ее напрягшееся лицо. – А ты что, от кого-нибудь скрываешься?

– Это уж точно, как от чумы, – мрачно откликнулась Глори. – Похоже, это мой бывший. Не могу сказать, что мы расстались друзьями.

– Боишься его?

– Боюсь. Рука у него тяжелая.

Джимбо потемнел.

– Пусть только еще раз появится, я такого ему задам, что всю жизнь помнить будет.

– Не надо, хватит с меня и одного скандала, – покачала головой Глори.

– Может, проводить тебя сегодня?

– Тебе не по пути, да к тому же автобус останавливается за полквартала от дома. Если накинется вдруг – закричу.

И как это, черт побери, он разнюхал, где я работаю?

– Ян раньше его здесь видел. Может, просто случайность?

– Может быть. Ладно, понесу заказ, а то Росс выгонит меня к чертовой матери.

– Не выгонит, ты здесь лучшая официантка.

– Спасибо. Ты тоже хорошо смотришься у себя за стойкой, – небрежно бросила Глори, но, поднимая поднос, почувствовала, словно тяжесть какая-то пригибает ее к земле. Все оставшееся время Глори ужасно нервничала, то и дело поглядывая на дверь и на табуреты у стойки. К счастью, Бадди не видно. Либо это не он интересовался ею, либо решил не затевать скандала.

Но вышло так, что, разозлившись на самое себя за ненужные страхи, Глори утратила бдительность. Можно было попросить Джимбо, как смена закончится, проводить ее до автобуса либо дождаться других девушек, однако, решив не поддаваться панике, Глори вышла из бара одна. Впрочем, на пороге она на всякий случай внимательно огляделась. Никого. Тем больше она перепугалась, когда из тени неожиданно появился Бадди и крепко схватил ее за локоть Глори рванулась было в Сторону, но, увидев поднятый кулак, так и застыла на месте.

– Попробуй прикоснуться, мигом за решеткой окажешься. – В голосе ее было куда больше решительности, чем на самом деле.

– Заткнись и послушай лучше, что я тебе скажу.

– Нечего мне слушать.

– Ах ты, сука паршивая, думаешь, тебе все с рук сойдет? Для начала я…

– Для начала, ты, парень, отпустишь девушку, да поживее. А потом извинишься за то, что ведешь себя по-хамски.

За спиной Бадди возвышался Джимбо. Глори посмотрела на него испуганно и в то же время с облегчением. Облегченно – потому что Бадди отпустил ее руку. Испуганно – потому что не хотела скандала, а ребята, это уж точно, готовы затеять драку.

– А ну-ка расходитесь, – скомандовала Глори. Но Джимбо, наоборот, сделал шаг к Бадди; толстые губы его сложились в нехорошую улыбку, а глаза угрожающе заблестели.

Бадди ответил таким же злобным взглядом. Надо разрядить обстановку, да поживее, подумала Глори.

– Бадди уходит, – заявила она. – А я что-то неважно себя чувствую. Может, подкинешь меня до дому, Джимбо?