Герцог де Ришло и сэр Пеллинор ГвейнКаст сели обедать в восемь, но к кофе они перешли только в одиннадцатом часу.
      Вот уже много месяцев шла война. Бомбежки Лондона продолжались несколько недель. Небольшой ливень зажигательных бомб пролился и на Керзонстрит, у самого дома герцога. Это нарушило установившийся порядок и прервало обед обоих джентльменов, ибо они вынуждены были спуститься вниз и самолично заняться тушением огня, но они настолько привыкли к неудобствам военного времени, что, покончив с делом и вымыв руки, спокойно вернулись к столу, как будто ничего особенного не произошло.
      Герцог и его гость имели между собою много общего. Оба они происходили из древнейших родов, оба выделялись привлекательной внешностью, умом и обаянием, что делало их весьма заметными фигурами в европейском обществе того времени. Дни, когда с почтением взирали на аристократию, клонились к закату, но оба джентльмена взяли от того времени все, что было в их силах. Они ничуть не жалели ни о бурных годах своей молодости, когда на любое оскорбление отвечали ударом шпаги и любили всей глубиной своего сердца, ни о суровой зрелости, когда судьба забрасывала их в высшие финансовые круги и посвящала в тайны дипломатических операций. Они оба были уверены, хотя и не без доли сомнения, что с отходом в прошлое касты привилегированных, к которой они сами принадлежали, мир может стать лучше, но наверняка этого не произойдет, пока будут существовать на свете нацисты. Вряд ли у Гитлера были более искренние противники, чем эти двое.
      Оба мужчины столько повидали в жизни, что большего от нее и не ждали. Они не боялись потерять работы, которой у них не было; не жаждали ничьих благодеяний и признавали своим господином только короля Англии. Вот почему они всегда говорили то, что думали, зачастую с жестокой откровенностью, и, пользуясь своим влиянием в обществе, всячески способствовали ради достижения победы усилению военных действий.
      Несмотря на то что оба имели чрезвычайно много общего, внешне они были совершенно непохожи друг на друга. Самым старшим из них был сэр Пеллинор, громадина ростом в шесть футов и два дюйма с красивыми седыми волосами, ярко-голубыми глазами, пышными кавалерийскими усами в форме подковы и громовым голосом с резкой, отрывистой манерой речи. Герцог же был человеком хрупкого телосложения, чуть выше среднего роста, с тонкими изящными руками и седеющей головой. В его точеном благородном лице не и было следов слабости, а орлиный профиль с высоким лбом и серыми «демоническими» глазами, казалось, напоминает своими чертами шевалье кисти Ван Дейка, портрет которого взирал на него со стены напротив.
      Ничто, даже военные действия не могли поколебать принципов этих мужчин, в частности, их привычку переодеваться к столу, однако, вместо привычного черного костюма герцог был одет в яркобордовый вигоневый смокинг с атласными отворотами и галунной вышивкой что еще больше придавало ему сходства со старинным портретом.
      Во время обеда шел разговор о войне, но, когда принесли кофе, он неожиданно угас и наступило молчание. Макс, человек герцога, торжественно преподнес длинные сигары марки «Хойо де Монтеррей», предмет особой гордости его хозяина, а герцог в этот момент думал: «Вот сейчас-то мы узнаем, зачем это вдруг старому ГвейнКасту захотелось сегодня со мною встретиться. Даю голову на отсечение, что он предложил пообедать вместе не для того, чтобы просто поболтать».
      Едва Макс вышел из тихой, освещенной всего лишь однойединственной свечой, комнаты, как в Гайдпарке, нарушая тишину, вновь заговорила зенитная артиллерия.
      Сэр Пеллинор зыркнул взглядом через стол и в какой-то задумчивости произнес:
      – Удивляюсь, как это вы живете здесь, при таком шуме. Де Ришло передернул плечами.
      – Я, в общем-то, его и не замечаю. Видимо, из-за того, что Лондон занимает такую большую территорию.
      И потом, разве можно сравнить это с бомбежками, которые я испытал в других войнах. Один американский журналист попал в точку, написав, что при таких условиях нацистам понадобится не менее двух тысяч недель, чтобы разрушить Лондон, а это составляет сорок лет!
      Вряд ли Гитлер проживет еще столько.
      – Чертовски приятно это слышать! – загоготал сэр Пеллинор. – Чертовски приятно! Тем не менее, положение вещей от этого не становится лучше. Уже закрылось два клуба, где я привык проводить все свое время, а дозвониться до когонибудь из друзей – это просто адский труд. Не могу понять, почему вы не едете в деревню, ведь вас здесь ничего не держит?
      – Тот же самый вопрос, мой дорогой друг, я могу задать и вам. Ваше положение аналогично моему. Или, может быть, правительство наконецто проявило мудрость и решило воспользоваться вашими услугами?
      – О Господи! Конечно, нет! У них никогда нет времени на таких старых чудаков, как я. И они, возможно, посвоему правы – это война молодых. Но и нам, старикам, уклоняться не стоит, тем более, что столько людей, совершенно непригодных к военным действиям, вынуждены в них участвовать.
      – Вот именно, – ровным голосом сказал герцог. – В этом весь ответ на ваш собственный вопрос. Я терпеть не могу неудобства и скуку, но даже они не вынудили бы меня покинуть Лондон, когда тысячи простых людей не в состоянии этого сделать.
      Опять наступило молчание. С затаенным интересом де Ришло ждал, что же еще скажет сэр Пеллинор. Минуту спустя старый баронет произнес:
      – Конечно, одному легче ориентироваться, но и знакомство со множеством людей зачастую позволяет мне идти своим путем.
      В серых глазах герцога появились насмешливые огоньки.
      – Так, может быть, вы окажете любезность и подскажете, в каком направлении мне идти?
      – Ха! – Сэр Пеллинор подвернул свои пышные кавалерийские усы. – А вы хитрый тип! И всегда таким были! Мне следовало бы догадаться, что вы сразу же поймете, что к чему, что я пришел сюда не ради вашего прекрасного стола и великолепных напитков, не говоря уж о сигарах, как бы хороши они ни были. С тех пор как началась эта кровавая заваруха, я не помню, чтобы видел вас хотя бы один раз в одиночестве. Может быть вы расскажете мне, чем это вы таким занимаетесь? Я абсолютно уверен, что вы не скучали. Узкие губы де Ришло растянулись в улыбке. – Я участвовал во многих войнах, но я слишком стар, чтобы вновь обратиться в младшего офицера, и чересчур молод по темпераменту, чтобы быть государственным служащим. Я даже даже статуса начальника местной противовоздушной охраны не имею. Впрочем, вероятно, как и вы. Вы уж простите меня, но может больше не стоит допрашивать друг друга.
      – Ах ты, старый лис! Загнал меня в угол, да? Ну хорошо. Я действительно имею отношение к Военному Кабинету. Почему? Одному Богу известно. По всей видимости, ктото из его членов считает, что я до сих пор могу быть полезным, хотя всем хорошо известно, что я не обладаю особой сообразительностью. У меня всегда был наметан глаз на лошадей и на хорошеньких женщин. Не пропускал я и виноградный портвейн, а вот умом… – тут уж, простите, – чемчем, а умом как таковым я не отличался.
      – Да, похоже на это, – ехидно заметил герцог. – Тото вы, после выхода в отставку, кажется гдето в 90х годах, на свои долги умудрились скопить состояние эдак миллионов в десять. Следует ли мне понимать, что вас послали на встречу со мной?
      – Совсем нет, хотя то, что произошло, равносильно этому. Мои возможности достаточно велики. Я не могу, правда, добиться, хотя порою и желаю этого, чтобы людей расстреливали за преступную небрежность, но благодаря мне были уволены некоторые из наших саботажников. Большинство моих рекомендаций принимается, за исключением тех, которые впрямую противоречат правительственной политике. Неофициально я также был инициатором различных мероприятий, которые принесли немало неприятностей немцам. Мы все взаимосвязаны и вот, увидев на днях, как вы восхищаетесь утками в СентДжеймском парке, я сразу же почувствовал, что вы можете оказаться именно тем самым человеком, который поможет правительству решить вставшую перед ним в настоящее время очень тяжелую проблему. Ну а сейчас-то вы всетаки скажете, чем занимаетесь?
      Де Ришло взял большой круглый бокал, в котором медленно переливалось старое бренди, с видом знатока принюхался к нему и сказал:
      – Безусловно. До того как Британия объявила войну Германии, я с некоторыми своими друзьями слетал в Польшу.
      Сэр Пеллинор бросил на него пронзительный взгляд.
      – Не с теми ли ребятами, с которыми вы отличились в своих подвигах в России и Испании? Мне доводилосm слышать и о ваших приключениях на так называемых «Закрытых Территориях» и о том, как вы вчетвером в годы гражданской войны в Испании умудрились вывезти оттуда восемь миллионов фунтов золотом. Один из вашей четверки – сын старого Чэннока Ван Райна, не так ли? С остальными двумя я никогда не встречался, хотя очень хотелось бы.
      – Вы правы, одним из них действительно был Рекс Ван Райн, а остальные двое – Ричард Итон и Саймон Арон. Все трое они были со мной во время Польской кампании. Что мы делали там, это слишком долго рассказывать, хотя когданибудь я это сделаю. Мы едва избежали смерти, причем ухитрились спастись таким образом, что рассказывать об этом не совсем удобно, хотя, конечно, винить нас за это нельзя. Когда в конце концов мы вернулись в Англию, подходящего занятия для нас не нашлось, и мы решили на время заняться разделиться и посвятить себя своим личным делам. – Ну и что все остальные делают сейчас?
      – Рекс, вам наверняка это известно, – летчик, причем не какойнибудь, а настоящий ас. Хотя он —. американский гражданин, он умудрился вступить в королевские Военновоздушные силы, должным образом проявить себя в августовских и сентябрьских воздушных боях, за что и был награжден орденом, но в начале октября ему не повезло, он случайно нарвался на целую стаю немецких истребителей шестеро против одного, и был сбит. В результате неудачного приземления пострадала его левая нога. Сейчас он, правда, уже поправляется, но, боюсь, по здоровью он больше не сможет быть летчикомистребителем.
      Второй из нашей четверки, Саймон Арон, вернулся в свою контору, он – директор одного из крупнейших финансовых учреждений нашей страны. Он решил, что окажет лучшую услугу стране, если будет хорошо играть на биржевых курсах валют. До сих пор это ему неплохо удавалось.
      Ну и, наконец, последний, Ричард Итон. Он тоже летчик, но для армии староват, поэтому служить его не взяли. Это ужасно его расстроило. Он удалился в свое огромное поместье в Вустершире, где посвятил себя сельскому хозяйству. Правда, временами он приезжает в Лондон, чтобы отвести душу, – до сих пор не может успокоиться, что не воюет. Именно Ричард помог мне провернуть несколько дел.
      – И что же это были за дела?. – поинтересовался сэр Пеллинор.
      – В подробности я вдаваться не буду, это слишком утомительно. Просто скажу, что у меня также как у вас немало друзей. Я неплохо говорю на нескольких языках, привык все замечать, что позволило мне вывести из игры некоторых типов. Прошлой весной я тайно слетал в Чехословакию; был в Нидерландах сразу же после их оккупации. Как раз оттуда я вернулся на прошлой неделе. Конечно, как вы понимаете, какогото официального статуса у меня нет.
      Глаза сэра Пеллинора загорелись озорными огоньками.
      – Нда, вам определенно палец в рот не клади. Кстати, по официальным каналам до меня дошли слухи, что вы просто незаменимы во многих делах. Надеюсь, вы понимаете, я навел справки, прежде чем встретиться с вами сегодня, правда, деталей уточнять не стал. Ну и чем вы занимаетесь на сей раз?
      – Да ничем особенно. Веду наблюдение за группой людей, которых в любой другой стране еще год назад поставили бы к стенке, и пытаюсь выяснить, куда утекает информация, исходящая от типов, называющих себя патриотами, но слишком распускающих язык в женском обществе. Ничто меня не удержит от поездки на Камчатку или в Перу хоть завтра утром, если вы посчитаете, что таким образом я смогу вбить еще один гвоздь в гроб Гитлера.
      – Приятно слышать подобные слова, – прогремел могучий голос сэра Пеллинора. – Господи, если бы такое рвение проявляли некоторые члены нашего правительства, мы давно бы раздавили эту фашистскую сволочь. Нам очень бы хотелось воспользоваться вашими великолепными способностями, ну а причина вам должна быть понятна, вы сами ее назвали, – утечка информации. Думаю, вам даже не придется выезжать из Лондона хотя невозможно предугадать все заранее Де Ришло искоса взглянул на своего собеседника.
      – Никогда не думал, что есть основания для серьезной тревоги в этой области. Конечно, даже ничтожная утечка должна встревожить, но, насколько мне известно после поражения Франции и уничтожения привычных каналов связи с Континентом никакой серьезной информации из страны не уходило.
      – В определенном смысле это так, – согласился сэр Пеллинор, кивнув седой головой. – И мы сами обратили на это внимание. Ну, например. Когда начались первые массированные налеты германской авиации на Великобританию, мы опасались, что, только благодаря своему численному перевесу, немцы смогут уничтожить прямо на земле гораздо больше наших самолетов, чем мы можем себе позволить, поэтому, как сейчас всем известно, мы еще до налетов освободили наши аэродромы на южном и восточном побережьях, оставив немцам пустые ангары и мастерские. Мы ожидали, что они будут бомбить наши новые базы, но их самолетов там так и не увидели, наоборот, они днем и ночью кружили над прежними площадками, хотя там, по существу, остались одни лишь головешки. Это явно свидетельствовало о том, что они даже не подозревают о перебазировании всей нашей авиации. Впрочем, это уже в далеком прошлом. Нечто подобное произошло и совсем недавно, следовательно, стоит германским агентам оказаться отрезанными от континента, вся их система сбора и передачи информации нарушается.
      – Тогда я не понимаю, что же вас тревожит.
      – А вот что Как это ни странно, но эта система нарушена только в некоторых направлениях. В настоящее время наибольшую опасность для нас представляет потеря судов, и самое невероятное заключается в том, что нацисты, которые, казалось бы, имеют весьма туманное представление о том, что в нашей стране происходит, абсолютно точно знают маршруты движения наших кораблей. Естественно, каждый конвой, то есть караван судов, направляющийся в Америку или из нее, следует новым маршрутом, совершая зачастую отвлекающие маневры. Он может сперва идти прямо на север, в Арктику, иногда – прямо на юг, чуть ли не до Мадейры, а порою напрямую через Атлантику. Но каков бы не был его путь, нацистам, похоже, он всегда известен. Они встречают каждый конвой на полпути, когда его покидают суда сопровождения.
      – Достаточно мрачная картина.
      – Вот именно. Тут не до смеха. Откровенно говоря, мы не знаем, что делать. Командование флота, так же как и ВВС, работают день и ночь, но морские и небесные просторы просто необъятны. Наша контрразведка совершенно сбилась с ног, сделала все, что было в ее силах, как бы ее не критиковали.
      – Ну и почему вы считаете, что я могу добиться успеха там, где потерпели поражение лучшие умы нашей разведслужбы, скромно поинтересовался герцог.
      – Потому что чувствую, что сейчас наш единственный шанс – получить на возникшую проблему взгляд со стороны, из уст человека непредвзятого, но с богатым воображением и солидным багажом знаний. Нацисты наверняка пользуются методом, не характерным для шпионажа, чемто таким, к чему ключ сразу не найдешь, но что в состоянии понять человек с пытливым умом. Вот почему, столкнувшись на днях с вами, я подумал, что было бы неплохо, если бы за эту чертову проблему взялись вы.
      Де Ришло некоторое время пристально взирал на сэра Пеллинора.
      – А вы точно уверены, что в данном случае германская разведка не использует привычных каналов связи?
      – Абсолютно уверен. Об этом свидетельствует и тот факт, что до нее не доходит текущей информации, какой бы жизненно важной она не была.
      – Ттак, значит, вне всякого сомнения, они пользуются не привычными методами, а сверхестественными.
      Сэр Пеллинор недоумевающе уставился на собеседника.
      – Что вы, черт побери, имеете в виду? – резко спросил он.
      Герцог наклонился вперед, осторожно стряхнул длинный столбик сигарного пепла в пепельницу из оникса и сказал:
      – Для передачи информации они пользуются тем, что называют Черной Магией.
      – Вы шутите?! – выдохнул сэр Пеллинор.
      – Ничуть. В таких делах не шутят.

      Странное выражение появилось в голубых глазах сэра Пеллинора. Он давно уже был знаком с герцогом, но не очень близко, неоднократно сталкивался с ним, как со всеми своими многочисленными знакомыми, в охотничьих домиках, в курительных комнатах разнообразных клубов УэстЭнда, во время отдыха на модном курорте Довилль. Ему не раз доводилось слышать отзывы о де Ришло как о несколько эксцентричном человеке. Никто, правда, не видел, чтобы герцог ходил в котелке или носил бы зонтик, эти эмблемы английской респектабельности. Вместо этого, бывая за границей, он прогуливался с изящной тростью из ценного дерева. В мирное время он ездил по Лондону в огромном серебряном «Хиспано» с шофером и лакеем на запятках, одетых под казаков и в высоких папахах из серого каракуля. Многие считали это вульгарной показухой, тогда как для самого герцога это было жалкой заменой тех шестнадцати выездов, которые в лучшие времена имели его предки. Сэр Пеллинор, будучи человеком с широкими взглядами, приписывал эти маленькие слабости иностранному происхождению герцога, но сейчас он подумал, что де Ришло всетаки несколько того… И хотя герцог казался абсолютно нормальным, бомбежка, под которую он едва не угодил, видимо сильно повредила его рассудок.
      – Черная магия, да? – переспросил сэр Пеллинор с необычайной теплотой в голосе. – Удивительно интересная версия. А вы не могли бы рассказать об этом поподробнее.
      – С удовольствием, – учтиво ответил герцог – Но прежде скажу, что за мысли пронеслись у вас в голове Вы подумали: «Здесь мне не повезло. От этого типа нет никакого толку, поскольку у него не все дома. Возможно, это последствия контузии во время бомбежки. Жаль! конечно, а я так надеялся, что он даст пару дельных советов. Раз дело обстоит так, нужно не забыть сказать секретарю, чтобы тот вежливо отшил его, если он задумает позвонить мне. Не стоит тратить время на придурков, когда идет война…»
      – Черт меня побери! – Сэр Пеллинор шарахнул огромным кулаком по столу. – Признаюсь, вы совершенно правы, но, согласитесь, ни один здравомыслящий человек не отнесется всерьез к вашему предположению.
      – Я бы не стал утверждать столь категорично, но совершенно согласен, человек, не знакомый с оккультизмом, не поверил бы мне. Я абсолютно уверен, что вы никогда не видели материализации, астральной силы или, говоря прбще, просто призрака.
      – Да, не видел, – согласился сэр Пеллинор.
      – А вам чтонибудь известно о гипнозе?
      – Да. И, между прочим, я сам обладаю некоторой гипнотической силой. В молодости я иногда развлекал этим своих друзей и убеждался при этом, что заставляю их делать то, что пожелаю, например, взять в руки какойлибо предмет.
      – Прекрасно. По крайней мере, в одном мы с вами сходимся: можно вызвать действие определенных сил, совершенно непонятных простым людям.
      – Пожалуй, да. Только в определенных пределах.
      – Но почему? Если бы лет пятьдесят тому назад ктонибудь попытался бы убедить вас, что посредством эфирных волн можно передавать из одного конца мира в другой не только различные послания, но даже целые изображения, вы наверняка посчитали бы это вне границ возможного.
      – Конечно, – прогремел голос сэра Пеллинора, – но радио – совершенно иное дело. Что же касается гипнотизма, то это просто сила человеческой воли.
      – Вот именно, – герцог неожиданно наклонился вперед. Воли к Добру или воли ко Злу. В этих нескольких словах выражена вся суть вопроса. Человеческая воля напоминает радиоприемник. Хорошо настроенный, он может действовать в унисон с невидимыми силами, окружающими нас.
      – Невидимыми силами, да? Мне очень жаль, герцог, но я не верю в это.
      – А верите ли вы в чудеса Иисуса Христа?
      – Безусловно. Я старомоден и являюсь истым приверженцем христианской веры, хотя одному Богу известно, сколько я грешил.
      – Следовательно, вы также верите в чудеса, осуществленные учениками Христа и некоторыми святыми?
      – Верю. Но им были дарованы особые силы.
      – Вот именно. Особые силы. Как я понимаю, Вы будете отрицать, что Гаутама Будда и его ученики могли совершать подобные же чудеса?
      – Даже не подумаю. Я человек с достаточно широким кругозором и считаю, что Будда был своего рода индийским Христом или, по крайней мере, очень святым человеком, которому, без сомнения, тоже была дарована особая сила.
      – Тогда, если вы признаете, что существовали два человека различной веры, проживавшие в разных стонах с интервалом в несколько сот лет, которые совершали чудеса, как вы их называете, хотя и возражаете против слова «магия», тогда вы не сможете найти разумных возражений против возможности того, что подобные мистики, веровавшие в таинственный, сверхъестественный мир, существовали во многих других частях земного шара. Следовательно, вне нас существует, не зависящая от религии сила, которая может быть использована, если человек войдет с ней в прямую связь.
      Сэр Пеллинор рассмеялся.
      – Я никогда раньше не смотрел на этот вопрос с подобной точки зрения, но, пожалуй, вы правы. Де Ришло налил очередную порцию старого бренди в бокал своего гостя.
      – Тем не менее, – медленно продолжал сэр Пеллинор, – из того, что некоторым благим людям была дарована сверхъестественная сила, отнюдь не следует, что это имеет отношение к Черной Магии.
      – Значит, в колдовство вы не верите?
      – В наши дни в это никто не верит.
      – Ну не скажите. А как давно состоялся последний процесс над ведьмами?
      – Пару сотен лет назад.
      А вот и нет. Это происходило в январе 1926 года, в Мелуне, близ Парижа.
      – Боже, храни мою душу! Вы это серьезно?
      – Конечно, – подтвердил де Ришло. – Материалы суда свидетельствуют об этом. Так что вы, как видите, далеки от истины, когда утверждаете, что в наши дни никто не верит в колдовство! Многие тысячи людей все еще верят в существование дьявола.
      Крестьяне центральной Европы, вполне возможно, но не образованные же люди!
      И, тем не менее, всякий мыслящий человек неизбежно приходит к выводу, что силы Зла, как таковые, обязательно существуют.
      – Ну и что из этого?
      – А то, что все качества имеют свои противоположности. Любви соответствует ненависть, наслаждению – боль, щедрости скупость. Как бы мы смогли судить о добродетельности Иисуса Христа, ЛаоЦзы, Ашоки, Марка Аврелия, Франциска Ассизского и тысяч других, если бы не было мерзких жизней Ирода, Цезаря Борджиа, Распутина, Ландру и им подобных.
      – Это верно.
      – Тогда, если постоянное следование Добру может породить необычайные силы, то почему тоже самое не может произойти, если упорно идти тропою Зла?
      – Звучит логично.
      – Надеюсь, я не утомил вас. Если мое предположение, что фашисты для получения информации из нашей страны пользуются тайными силами, хотя бы до некоторой степени справедливо, то мне просто необходимо рассказать вам о теории оккультизма, так как Вы, похоже, о ней ничего не знаете.
      – Продолжайте, продолжайте, – сэр Пеллинор махнул своей широкой рукой. – Не думайте, что я всему этому верю, но вы меня нисколько не утомляете.
      Де Ришло сел поближе.
      – Очень хорошо. Я попытаюсь рассказать о Тайной Искусстве, изложить то немногое, что дошло до нас, сквозь толщу столетий. Я расскажу вам персидский миф об Ормазде и Ахримане, о вечных силах Света и Тьмы, которые находятся в постоянном раздоре и борьбе друг с другом за будущее человечества. Все древние поклонения Солнцу и силам природы – праздники Весны и тому подобное – были только внешними проявлениями этого мифа, где Свет символизирует Здоровье и Мудрость, Рост и Жизнь, в то время как Тьма означает Болезнь и Невежество, Закат и Смерть.
      В своем высшем смысле Свет символизирует рост Духа вплоть до его совершенства, когда он становится чистым Светом. Но дорога к совершенству слишком длинна и тяжела. Ее нельзя пройти за одну короткую человеческую жизнь; отсюда и вытекает широко распространенная вера в Реинкарнацию, переселение душ: мы переживаем несколько рождений, прежде чем начинаем презирать прелести плотской жизни. Эта доктрина так стара, что никто не может найти источник ее происхождения, но она является внутренним стержнем Истины, лежащей в основе всех религий. Подойдите к учению Иисуса Христа с этой точки зрения, и вы будете поражены, потому что к своему удивлению поймете, что никогда не осознавали подлинного смысла Его миссии. Разве он не говорил, что царство Божие внутри нас? И разве, когда он шел по воде, не заявил он, что мы можем делать то же самое и даже более серьезные вещи, если уверуем в его Отца Небесного? Эти слова свидетельствуют о том, что он почти достиг совершенства и что другие люди, обладающие подобной силой, могут делать то же самое.
      Де Ришло сделал паузу, а затем продолжал, значительно медленнее:
      К несчастью, ночные часы по продолжительности равны дневным, поэтому и силы Тьмы даже сейчас не менее активны, чем в те дни, когда мир был еще молод. И не успевает появиться новый Учитель, проповедующий стремление к Свету, как Невежество, Жадность и Жажда Власти начинают овладевать умами его последователей. Смысл Учения искажается, простота Истины усложняется, постепенно растворяясь в пышных церемониях до мелочей расписанных ритуалов, и теряет свое значение. Тем не менее, подлинная Истина никогда полностью не исчезает. В последующие столетия появляются новые Учителя, чтобы вновь провозгласить ее или, если времена для этого неподходящие, передать ее в тайне немногим избранным.
      Аполлон Тианский познакомился с нею на Востоке. Так называемые еретики, которые известны нам также как альбигойцы, проповедовали ее в двенадцатом веке по всей южной Франции, пока не были уничтожены. Обладал ею в средние века и Христиан Розенкрейц. Составляла она и величайшую тайну Ордена Тамплиеров, разгромленного римской церковью. Искали и исповедовали ее также и алхимики. Только несведущие люди воспринимают буквально их заявления, будто они ищут Элексир Жизни. Такими словами, предназначенными для защиты от преследования врагов, они прикрывали свое стремление отыскать Вечную Жизнь, а их поиски превратить простые металлы в золото символизировали их стремление обратить материю в Свет. И даже в наши дни, когда идут бомбежки Лондона, во многих концах света существуют мистики и адепты, ищущие Пути Совершенства.
      – Вы что, действительно верите в это? – скептически пробурчал сэр Пеллинор.
      – Да.
      Ответ де Ришло не содержал и тени сомнения.
      – Допустим, что существуют мистики, следующие этой вере, которая не связана ни с какой организованной религией. Но я всеравно не понимаю, какое это имеет отношение к Черной Магии.
      – Давайте будем говорить не о Черной Магии, которую в наши дни ассоциируют со всеми возможными нелепостями, а о так называемом «Ордене Левого Пути» У него тоже есть свои приверженцы. И как реинкарнисты, последователи учения о перевоплощении, разбросанные по всему миру являются сторонниками Пути Света; Путь Тьмы проявляется через ужасный культ ВуДу', зародившийся на Мадагаскаре, получивший распространение в Африке, Континенте Тьмы, которую держал в своих тисках в течение многих столетий, и попавший, благодаря работорговле, в ВестИндию. Вдали раздались глухие взрывы.
      – От идолов карибских племен до махинаций этого проклятого Гитлера достаточно долгий путь, – с улыбкой заметил сэр Пеллинор.
      – Не такой уж долгий, как вам кажется, – возразил герцог. – Большинство обрядов негритянской магии действительно примитивны, но, несмотря на это, некоторым служителям ВуДу удалось развить в себе силы Зла до значительной степени. Среди белых адептами Тайного Искусства являются люди богатые и образованные, жаждущие еще большего богатства и власти. В Париже, во времена Людовика Четырнадцатого, когда казалось бы о Средневековье все давнымдавно забыли, Черная Магия получила широкое распространение. Известно, что Лавуазье, знаменитая отравительница, поставила более полутора тысяч детей мало известному аббату Гибургу, который приносил их в жертву во время черных месс. Он перерезал им горло, собирал их кровь до последней капли в специальную чашу и выливал на обнаженное тело вопрошающего, лежавшего на алтаре. Я привожу вам подлинные факты истории. Вы можете ознакомиться с материалами суда, на котором были осуждены за служе ние дьявольским силам двести сорок мужчин и женщин.