В моем голосе слышна легкая дрожь. Я и сама была немножечко влюблена в мистера Виндзора, когда он только что пришел к нам в школу. Мне кажется, я считала, что он как бы мой мистер Виндзор, потому что я одна из всего класса задвинута на живописи. Но со мной он никогда так не усмехается, как сегодня Магдой.
      — От Магды все балдеют, — говорю я.
      — Кроме меня, — говорит Рассел.
      — А ты нет? — спрашиваю я, встрепенувшись.
      — Нет, ни капельки. То есть она, конечно веселая, хорошенькая и
      так далее, но…
      — Но?
      — Ну, она очень уж навязывается. Хихикает, вихляется…
      — Слушай, Магда — моя подруга, — строго говорю я, но какой-то малюсенький подленький кусочек моей души ликует.
      — Знаю, знаю. Ты, Магда и Надин — нечестивая троица.
      — А что ты думаешь о Надин? Она не хихикает и не вихляется.
      — Да, но она с причудами, все время витает в каком-то своем мире. Нет, она неплохая, и Магда неплохая, но мне-то нужна ты, Элли.
      Волшебное мгновение! Но его слова страшно напоминают Джона Траволту. Рассел улыбается — он угадывает мои мысли.
      — «Но мне нужна ты», — напевает он.
      — «О-о-о-о!» — подхватываю я, и мы оба сгибаемся пополам от хохота.
      В автобусе мы увлеченно обсуждаем старое кино, сравниваем свои любимые фильмы. В чем-то мы расходимся. Он любитель «Звездных войн», а по-моему, это страшная скучища. Его чуть не стошнило, когда он смотрел обожаемых мною «Маленьких женщин». Я со страхом сообщаю о том, что мой самый-самый любимый фильм — «Пианино». Если он станет насмехаться, я этого не перенесу. Я помню, у нас с мамой были точно такие отношения, как у Флоры с Адой. Но Рассел говорит, что этот фильм и у него один из самых любимых, потому что он такой своеобразный: шляпки, кринолины и это пианино на пустынном берегу — неизгладимые образы. Очевидно, Рассел увлекается теорией кино. Легко угадать, что он — поклонник Тарантино. Он напевает риффы из песенки насчет «Макдоналдса» в Европе и восхищен тем, что я пою вместе с ним. Потом мы возвращаемся к началу фильма и разыгрываем в лицах сцену ограбления. Мы так разошлись, что старичок на переднем сиденье вздрагивает, будто в автобус на самом деле ворвались грабители, а дама средних лет с рыбьей физиономией отчитывает нас за неподобающие выражения.
      К счастью, следующая остановка — наша. Подходя к парку, мы все еще хихикаем. Мы оба надеялись, что парк, может быть, превратился в ту волшебную лужайку, которую нарисовал Рассел, но нет, это все тот же старый обшарпанный парк, совершенно неромантический при свете дня. Малыши ревут, мамочки на них орут, старый бомж что-то бормочет, всюду обрывки бумажных оберток и собачьи какашки в траве.
      — Не особенно привлекательный пейзаж, — говорю я.
      — Пошли к деревьям, — говорит Рассел.
      Но под деревьями виднеется компания парней, у одного поднят капюшон куртки, другие беспокойно оглядываются. Как видно, там происходит обмен наличности на наркотики разной степени тяжести.
      — Пожалуй, к деревьям лучше не стоит, — говорит Рассел. — Так, куда же нам пойти?
      В конце концов мы уходим из парка и спускаемся к старым огородам. Кто-то посадил здесь капусту. Ее кислый запах заполонил все вокруг. Мы стоим и смотрим друг на друга, стараясь дышать неглубоко. Непонятно, как можно целоваться в такой обстановке — тем более, когда на огороде копаются несколько стариков и девчонка в полотняном комбинезоне. Рассел оглядывается по сторонам и наклоняется ко мне. Его лицо приближается, глаза сливаются в один, губы касаются моих губ. Голова у него повернута немного неудачно, мои очки вдавливаются в переносицу, но уже поцелуй захватил меня целиком, в глазах все расплылось, капустные кочаны превратились в огромные зеленые розы, а крики и вопли из парка звучат нежным пением птиц.
      — Мы опять не уследим за временем, — говорю я, когда мы наконец отрываемся друг от друга, чтобы перевести дыхание.
      — Да кому это надо? — говорит Рассел и снова целует меня.
      — Мне надо, — говорю я через какое-то время. — Я не хочу, чтобы твой папа опять на тебя рассердился.
      — Ну, и я тоже не хочу, чтобы твой на тебя сердился, — говорит Рассел. — Ладно, сейчас пойдем. То есть через минуту. Еще один раз…
      И мы уходим — после еще нескольких поцелуев. Рассел провожает меня до двери, и мы договариваемся встретиться завтра. На том же месте, в тот же час.
      Я вальсирую по дому в полной уверенности, что Анна обо всем догадается, как только увидит мои растрепанные волосы и блестящие глаза, раскрасневшееся лицо и припухшие губы. Но Анна слишком занята творчеством, она ползает на четвереньках по ковру в гостиной, складывая вместе детали свитера, а кухонный стол завален узорами для будущих изделий. Моголь сидит в уголке, скрестив ноги по-турецки, его челюсти склеены большущей ириской. Он тоже творит, в руках у него спицы толщиной с карандаш и алая шерстяная пряжа в три сложения.
      — 'Мотри, Элли, 'мотри, — говорит он, роняя сладкие слюни с подбородка. — Я 'мею вязать!
      — Молодец, Моголь.
      — Мне бы научиться как следует вязать, — вздыхает Анна. — Боже праведный, во что я только втравилась, Элли? Наверное, затмение нашло. Будь ангелом, помоги мне придумать еще один-два рисунка.
      — А может, так и сделать — ангела? Спереди ангелочек с нимбом из золотого люрекса, с крылышками какой-нибудь там гладью, чтобы было похоже на перья, а сзади чертик с рожками и копытцами из серебряного люрекса?
      — Ой, Элли, это гениально!
      Я весь вечер помогаю Анне: образцовая дочь с неисчерпаемым запасом потрясающе оригинальных идей. Возвращается домой папа, треплет меня по кудлатой голове и деликатно спрашивает, повидалась ли я с Расселом.
      — Да, в «Макдоналдсе», — отвечаю я.
      — Ах! Любовь среди биг-маков, — изрекает папочка. — Ну что ж, лишь бы ты успевала домой к чаю. Хорошая девочка.
      Я бесконечно наслаждаюсь своей новой ролью. Неужели я наконец-то изобрела способ быть Хорошей девочкой и при этом прекрасно проводить время?
      Зато Магда и Надин, как видно, решили стать Нехорошими девчонками. На следующий день в школе они выслушивают мой подробный отчет О Том, Как Я Встречалась в «Макдоналдсе» с Моим Другом Расселом, но слушают они как-то рассеянно. Мне хочется самую чуточку порисоваться насчет того, что мне нужно уйти сразу после уроков, потому что я снова должна встретиться с Расселом, но ни Магду, ни Надин это не интересует. У них другие планы.
      Магда после звонка сообщает нам, что «ей нужно задержаться», и предлагает отправиться домой без нее. Мы хлопаем глазами.
      — Зачем это тебе задерживаться?
      — Что ты затеяла, Магда?
      Магда мнется.
      — Ну ладно, что пристали? Просто хочу поболтаться здесь, пока не возникнет мистер Виндзор.
      — Ой, Магда, дурочка ты!
      — Он же учитель!
      — Я не дурочка. Я серьезно думаю, что между нами может быть что-то очень хорошее. А что он учитель, так это же здорово. Кому нужно тратить время на сопляков? — Тут она перехватывает мой взгляд. — Извини, Элли! Я не имела в виду вас с Расселом.
      — Я понимаю, — говорю я, хотя про себя думаю, что она имела в виду именно это.
      Мы с Надин так и не смогли уговорить ее пойти с нами.
      — Она ненормальная, — сержусь я. — Выставит себя круглой дурой, только и всего. Как будто мистер Виндзор станет всерьез ухаживать за Магдой! Начнем с того, что он тут же вылетит с работы.
      — М-м-м, — говорит Надин.
      Она меня не слушает. Мы выходим во двор. Надин вздрагивает. До меня вдруг доезжает, о чем она беспокоится. Лайам опять стоит у ворот.
      — Ого! — говорю я. — Не волнуйся, Надин, я здесь.
      Но она меня даже не слышит. Я смотрю на ее разгоревшиеся щеки.
      Может, она совсем не рада, что я здесь!
      — Надин, не смотри на него. Пойдем.
      — Что он здесь делает? — спрашивает Надин.
      — Ясно что. Подкарауливает, надеется, ты снова согласишься с ним встречаться.
      — Я так его любила, — шепчет Надин. — Он сначала был такой нежный, такой романтичный.
      — Да, но ты вспомни, какой он оказался на самом деле. Надин, ты что, рехнулась? Перестань на него смотреть!
      Вдруг она ахает.
      — Что еще? — Я беру ее за руку. Надин вся дрожит.
      — Он ждет не меня, — говорит она. — Смотри!
      Я оборачиваюсь и вижу, как Лайам машет кому-то рукой.
      Миниатюрная белокурая девочка из восьмого класса бежит к нему по школьному двору.
      — Господи, — ужасаюсь я, — вот мерзкий тип. Пошли, Надин.
      Но она вырывает руку, не сводя глаз с Лайама и маленькой восьмиклассницы. Он ее целует. Какая гнусность! Он нарочно это делает, чтобы побольнее ранить Надин. И это ему удается. Она совершенно сражена.
      — Прошу тебя, Надин, уйдем отсюда.
      — Я должна к нему подойти, — говорит она.
      — Что?! Ты с ума сошла!
      — Пусти, Элли.
      — Не дури. Пойдем со мной. Пожалуйста. Я тебя умоляю!
      — Он не будет с ней встречаться, — говорит Надин.
      Она направляется к ним.
      — Надин! — зову я в отчаянии. Меня просто бесит подобная глупость.
      Она оборачивается ко мне, качает головой и снова направляется к Лайаму. Я не могу этого вынести. Как она может быть такой беспросветной идиоткой?
      Надо пойти за ней, силой уволочь ее от этого подонка и запереть, пока она не придет в чувство. Но она меня не послушает. И потом, я уже опаздываю. Мне нужно в город, к Расселу.
      Я делаю еще одну попытку:
      — Надин, прошу тебя!
      Напрасное сотрясение воздуха. На этот раз она даже не оборачивается. И вот я говорю себе, что больше ничего не могу сделать. И уезжаю в город, к Расселу, но сердце у меня сильно колотится, и в голове без конца прокручивается фильм ужасов о том, как Надин и Лайам бросают эту несчастную восьмиклассницу и уходят куда-то вдвоем…
      Почему совесть меня так мучает? Я не виновата! Не буду больше думать о Надин. И о Магде. Буду думать только о Расселе.
      Он ждет меня в «Макдоналдсе».
      Он уже купил картошку-фри и разложил несколько палочек на салфетке, так что получилось: «Привет!» И три крестика. Он наклоняется ко мне, и я думаю: уж не собирается ли он подарить мне эти три поцелуя прямо здесь, в «Макдоналдсе»? Но возле фонтанчика с водой виднеются еще несколько парней из Холмерской школы, так что Рассел быстро меняет движение своей головы и просто кивает мне. Я киваю в ответ. Рассел благодарно кивает еще раз, словно у нас тут состязание по кивкам. Я усаживаюсь за столик рядом с ним, смешиваю разложенные на салфетке чипсы и принимаюсь рассказывать про Магду и Надин и про то, как они обе неожиданно свихнулись. Послушав немного, Рассел теряет терпение.
      — Да ну их, твоих Магду и Надин. Расскажи лучше о себе, Элли.
      И вот я рассказываю ему всякую всячину, и он рассказывает мне всякую всячину, и мы обсуждаем самые безумные вещи, например — во что мы одевались, когда были совсем маленькие. У меня были кошмарные розовые легинсы и розовый топ в цветочек, я их надевала и играла, что я — балерина! У Рассела были любимые джинсы, которые он носил каждый день в течение многих месяцев, пока они не развалились.
      Потом мы рассказываем друг другу, где мы любим бывать. Ему нравятся парки аттракционов, а мне — пляжи, и оба мы любим мягкое мороженое. Поскольку мне удалось выцыганить еще денег у Анны, я покупаю на нас двоих мороженое с шоколадным соусом. Потом мы переходим к чарующей теме любимых марок шоколада — это наша общая страсть. Можно подумать, мы с ним лучшие друзья, а не просто мальчик и девочка. Это чудесно.
      Через некоторое время Рассел снова начинает ерзать и намекает, что было бы еще чудеснее провести следующий сеанс из серии «Любовь на огородах». Я не хочу, чтобы показалось, что и я стремлюсь к тому же, поэтому сначала отнекиваюсь, но на самом деле мне тоже не терпится остаться с ним наедине.
      Парк так и кишит детишками, гоняющими футбольный мяч, но на огородах на этот раз пусто, если не считать самодельного пугала, которое машет на нас руками-палками. Мы не обращаем на него внимания. Мы ни на что не обращаем внимания, кроме друг друга. У меня не остается никаких мыслей. Только чувства. Но потом приходится все-таки призвать на помощь мысли, потому что чувства настолько приятные, что вот-вот окончательно прогонят разум.
      — Нет, Рассел. Перестань.
      Он перестал, хотя очень усердно уговаривал меня продолжить. Я вдруг вспоминаю Надин и Лайама — что, если они в данную минуту занимаются приблизительно тем же? Теперь я лучше понимаю Надин, но все-таки уверена, что Лайам ее просто использует. Тут приходит еще одна мысль: а если Рассел тоже меня просто использует?
      — Что случилось, Элли? — спрашивает Рассел, целуя меня в шею.
      — Ничего. Вернее, я просто подумала о Надин…
      Рассел вздыхает:
      — Ты всегда думаешь о Надин. Или о Магде.
      — Нет, не всегда.
      Но на самом деле я и правда уже перескочила на тему Магды и гадаю: неужели она проводила мистера Виндзора до самого дома и напросилась на чашечку кофе? Может, и они тоже сейчас сплелись в объятиях на диване мистера Виндзора. Это такая удивительная мысль, что меня одолевает смех.
      — Что ты смеешься? — спрашивает Рассел, пытаясь притянуть меня еще ближе к себе.
      — Ничего. Просто Магда вбила себе в голову…
      — Магда! — перебивает Рассел. — Вот видишь, я был прав. Магда, Магда, Магда. Надин, Надин, Надин. Эти твои подруги!..
      — А у твоей прошлой подружки тоже были любимые лучшие подруги? — спрашиваю я.
      — М-м. — Рассел колеблется. — Знаешь, честно говоря… Нет, ты будешь смеяться.
      — Не буду!
      — Ты у меня первая подружка.
      — Правда?
      — Ага. То есть я мог бы встречаться с разными девочками, если бы захотел, и еще в школе бывают дискотеки. Я много раз танцевал с девочками. Кстати, Элли, скоро будет большой бал в честь столетия нашей школы. Что-то вроде июньского бала в университете. Знаешь, там угощение, два оркестра, может быть, аттракционы. Придешь?
      — Конечно! Ой, а вдруг ты еще будешь под домашним арестом?
      — Да нет, это же в конце месяца. Папа к тому времени поостынет.
      Все ученики должны прийти, хоть с кем-нибудь, хоть в одиночку. Не будет просто замечательно, если ты согласишься пойти со мной, Элли.
      — Нужно будет надеть вечернее платье с глубоким декольте и пышной юбкой?
      — Нет, что ты. Хотя, если хочешь, декольте вполне допускается. Тебе пойдет. Но никаких пышных юбок — лучше, может, что-нибудь… облегающее?
      Мне??! Нет, я ни за что на свете не решусь натянуть на себя нечто облегающее! Это будет просто неприлично. Я мысленно перебираю весь свой гардероб и впадаю в панику. Попробую, может, Анна раскачается на что-нибудь новенькое. Но что?
      Я мучительно размышляю, хотя очень трудно сосредоточиться, пока Рассел меня целует. После того как он провожает меня до дома, я, в принципе, должна усесться за уроки, но вместо этого я придумываю и забраковываю десятки разнообразных нарядов. Анна заглядывает мне через плечо.
      — Замечательные наряды, Элли, но слишком уж они все изощренные.
      Ведь мои джемперы рассчитаны на детей до десяти лет.
      Анна теперь живет джемперами, ими питается и дышит. Как будто весь ее мозг состоит из крученой пряжи. Она погрузилась в свой вязано-шерстяной мир, и даже когда разговаривает со мной, с папой или с Моголем, в глазах у нее так и мелькают спицы.
      Я звоню Магде — посоветоваться, как мне одеться на бал к Расселу, но Магды нет дома. Ее мама начинает беспокоиться. Она думала, что Магда у меня.
      Я звоню Надин, но Надин тоже нет дома. Ее мама начинает сердиться. Она думала, что Надин у меня.
      Караул! Я нечаянно подвела подруг. И где они пропадают допоздна? Что происходит? Неужели у Магды действительно случилось страстное свидание с мистером Виндзором? А что с Надин? Господи, нужно было все-таки постараться не дать ей уйти с Лайамом. Что же я за подруга?
      Я начинаю волноваться всерьез. Вдруг раздается звонок. Я бросаюсь к телефону — это Рассел.
      — Рассел! — Я удивлена. Чуть было не ляпнула: «Я надеялась, что это Надин (или Магда)». Вот уж это было бы совсем ни к чему!
      — Папа и Цинтия пошли в кафе, так что я здесь совсем один, — говорит Рассел. — Считается, что я делаю домашнее задание по математике…
      А я до сих пор не сделала вчерашнюю математику! Придется снова списывать у Магды. А еще французский, его я тоже вчера не сделала…
      — Но мне захотелось поболтать с тобой.
      — Замечательно.
      — Мне бы хотелось все еще быть с тобой в парке, Элли. Мне так нравится, когда мы с тобой вместе.
      — Угу. И мне.
      — Звучит не слишком убедительно!
      — Мне сейчас не очень удобно разговаривать, — объясняю я.
      Телефон стоит в гостиной. Папа смотрит на меня, ушки на макушке, и ловит каждое слово, хотя Моголь включил телевизор на полную громкость, так что я сама себя с трудом слышу. Даже Анна перестала ползать по ковру и наблюдает за мной, склонив голову набок.
      — Не очень удобно? — переспрашивает Рассел. — А, ты хочешь сказать, что рядом с тобой Магда и Надин?
      Мне не нравится его тон. А если бы ко мне действительно пришли Магда и Надин, что тогда?
      — Не Магда и не Надин. Но Анна, папа и Моголь — все сидят в гостиной.
      — Как, они все слышат?
      — Вот именно.
      — А ты не можешь перейти к другому телефону?
      — У нас другого нет.
      — Знаешь что, я отправлю тебе письмо по e-mail. Ты умеешь работать с электронной почтой?
      — Рассел, мы здесь совершенно оторваны от мира. Папин старый «Эппл Макинтош» не способен подняться до таких высот, как электронная почта.
      — Ладно. Знаю! Я напишу старомодное нежное любовное письмо, как тебе такой вариант?
      — Замечательно.
      — А ты мне напишешь?
      — Ладно.
      — А завтра обменяемся письмами? В «Макдоналдсе».
      — Хорошо.
      — Ну, тогда до встречи.
      — Да.
      — Значит, пока.
      — Пока.
      — Пока, Элли, было так здорово поболтать с тобой.
      — И мне тоже.
      — Ничего, что я позвонил?
      — Нет, ни чуточки.
      — Тогда до завтра?
      — Да.
      — Пока.
      — Пока.
      — Да положи ты наконец трубку! — говорит папа свистящим шепотом, но при этом улыбается.
      Я кладу трубку и улыбаюсь ему в ответ. Я чувствую, как сияющая улыбка расползается по всему лицу.
      — Я вижу, он настроен серьезно, — говорит Анна.
      — М-м-м, — счастливо мычу я.
      — Все-таки я этого не одобряю, — говорит папа, но всем очевидно, что на самом деле он не сердится.
      Только Моголь недоволен.
      — Мне не нравится твой новый друг, — заявляет он.
      — Дурачок, ты же с ним незнаком. — Я подхватываю Моголя и переворачиваю его вниз головой.
      Когда-то я трясла его, словно мешочек с горохом, но теперь приходится по-настоящему побороться. Моголь все такой же тощенький, но он быстро растет. Странно подумать, что когда-нибудь он, может быть, перерастет меня, и эти ручки-спичечки станут достаточно мощными, чтобы поднять меня в воздух и перевернуть вниз головой.
      Я вдруг начинаю понимать, каково сейчас папе. Он так привык, что я — его смешная толстенькая малышка Элли. Ему, наверное, странно, что я уже встречаюсь с мальчиками.
      — Не хочу я с ним знакомиться! — булькает Моголь, красный, как свекла. — Поставь меня на ноги, Элли! — Он отчаянно брыкается и вырывается.
      — Элли! Его сейчас стошнит! — говорит Анна.
      Я быстро ставлю Моголя на пол. Однажды его стошнило прямо на меня, и это было весьма малоприятно.
      — Мне нравится Дэн, — говорит Моголь, вспомнив единственного другого моего знакомого мальчика.
      Я говорю:
      — Рассел в сто раз лучше Дэна.
      — Значит, ты его любишь? — спрашивает Моголь, глядя на меня в упор. — Да? Почему ты такая красная, Элли?
      Я спасаюсь бегством к себе в комнату. Пусть французский и история провалятся ко всем чертям! Я немножко беспокоюсь из-за Магды и Надин, но в основном я просто лежу на своей кровати и мечтаю о Расселе.
      Люблю ли я его?
      Наверное, люблю.
      Люблю. Люблю. Люблю.

Глава 6
Неувязка со временем