Устав от игры в гляделки, ворон стал готовиться взлететь. Это стоило Найлу усилия смотреть его глазами, а не возвращаться к его собственной точке зрения, но он преуспел, и обнаружил, что смотрит на себя с дерева, стоящего на расстоянии в сотню ярдов. Он начинал наслаждаться этим странным опытом, и вся его усталость прошла. Оставив свое тело, оно подзарядилось энергией, он понял, насколько человеческая усталость зависит от ограниченности восприятия мира через одну пару глаз.
      Понимая, что ворон останется на месте, чтобы после ухода Найла, поискать крошки, он оставил часть белого печенья на камне, и закинул рюкзак за спину. Пока он шел к близлежащему большому кустарнику, Найл не сделал никакой попытки поддержать свое "двойное зрение" и оно отключилось. Но из за кустарника, он понаблюдал как ворон слетел вниз к камню и склевал печенье, затем несколько минут поискал крошки на земле. Наконец убежденный, что ни одной не осталось, ворон полетел обратно к дереву. Найл, не найдя ничего другого чтобы присесть, возвратился к камню. В течение нескольких мгновений он снова смотрел на себя глазами ворона.
      Теперь он попытался внушить птице, что пришло время двигаться дальше. Она сопротивлялась такому предложению, надеясь, что он соберется есть снова. Потребовалось еще десять минут пока ей это все не надоело и она и взмыла в воздух. И Найл, который терпеливо ждал, внезапно обнаружил , удаляющуюся вниз землю. Ощущение было настолько реально, что он протянул руку вниз и коснулся камня, чтобы увериться, что он все еще сидит на нем.
      Найл уже испытывал ощущение полета через посредство Асмака, руководителя воздушной разведки. Но на сей раз оно сильно отличалось. Зрение ворона был намного более острым, чем у Асмака, и все казалось более четким и реальным. С высоты тысячи футов, зеленое озеро выглядело удивительно близким, хотя оно было по крайней мере на расстоянии в десять миль, и Найл мог даже видеть шпили города пауков на юге. К востоку лежала священная гора, и это было хорошо видно с этой высоты, что территория людей-хамелеонов была намного более зелена и красивее чем торфяник внизу.
      Найлу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что ворон летел в противоположном направлении к тому, которым он интересовался. Он летел на юго-восток, и Найл мог даже видеть серебряно-серое пространство моря в дали. Он попробовал внушить ворону, чтобы он летел на север или запад, но без успеха. Голодная птица в поисках добычи интересуется только пищей, и все остальное кажется не относящемся к делу.
      Вид священной горы напомнил ему о людях-хамелеонах, и он понял, что он применил неправильный подход. Они не пробовали бы убедить птицу изменить направление против её желания, а вмешались бы в её собственные естественные импульсы, заставив захотеть изменить направление. Найл попробовал это использовать. Он побуждал ворона изменить этот бесполезный полет над лесистой местностью, где потенциальная добыча не могла быть замеченной. Это произвело желаемый эффект. Убежденный, что это было его собственной идеей, ворон повернул на север, давая Найлу представление об отдаленной горной цепи, и затем направился на восток.
      Найл мог даже видеть место, где он все еще сидел, так как внимательный взгляд птицы ориентировался на него, связывая его с пищей и ландшафтом на севере.
      Наблюдение глазами ворона показало Найлу, что он путешествовал в неправильном направлении. Приблизительно в миле впереди лежат земли с коричневыми застойными водоемами, участками черной грязи, и желто-зеленой растительности, которая означала болота. Они простирались насколько могли видеть глаза птицы. Если бы Найл продолжил движение в том направлении, то он вынужден был бы вернуться той же дорогой и потратил бы впустую большую часть дня.
      К северо-западу, с другой стороны, он смог рассмотреть заросший путь, вероятно невидимый с земли, но весьма отчетливый с воздуха. Он пересекал поперек область вересковой пустоши в направлении Долины Мертвых и Серых Гор.
      После тщательного расчета направления относительно места, где он сидел, Найл отключил сосредоточенность осознания, пока не почувствовал холодную и грубую поверхность скалы, на которой сидел. Со скоростью мысли, с высоты в четвертью мили он вернулся на землю, чувствуя себя немного дезориентированным. Далеко в небе, он мог видеть, что ворон летел на запад быстро взмахивая крыльями.
      Найл использовал компас, чтобы зафиксировать путь, который он видел с воздуха, затем закинул рюкзак на спину и отправился на северо-запад. Годы проведенные в пустыни привили ему хорошее чувство направления, и эта безрадостная вересковая пустошь была, в конце концов, своего рода пустыней.
      Скоро земля под ногами стала сухой и твердой, указывая, что он, по крайней мере, выбрался из болот. Но и когда Солнце достигло зенита, путешествие опять стало утомительным и выматывающим. Когда ему довелось перебираться через неглубокий поток, чувство холодной воды на босых ногах было настолько приятно, что Найл встал на колени в воде и пил запоем, затем сел на берег — ногами в ручей. Если бы еще было немного тени, то он, возможно, растянулся бы на берегу и вздремнул. Текущая вода успокаивала и вводила в почти гипнотическое состояние. Найл начал зевать. Тогда, краем глаза, он увидел движение, которое, как ему показалось, было духом природы. Но когда он оглянулся — там уже ничего не было. Но после нескольких попыток применить "взгляд со стороны" Найл четко увидел его, крошечный цветной водоворот энергии. Он развлекался слегка касаясь поверхности воды и прыгая вверх и вниз над ней. Понаблюдав в течение нескольких минут его прыжки, Найл заметил, что дух изменился, стал крошечной женщиной, украшенной маленьким платьем из прозрачного белого материала. Но Найл был уверен, что именно его собственные мысли создали эту форму, тем же самым механизмом, который создает лица в летящих облаках.
      Мысль, что он оказался еще раз в области, где господствовали элементали, подняла его настроение. Но путь был все еще далеко, две или три мили, нужно идти дальше. По крайней мере эта вересковая пустошь была покрыта вереском вместо высоких, колючих кустарников утёсника. Это позволяло Найлу мог видеть на несколько миль вокруг. С права от него была длинная, невысокая горная гряда, и он последовал в этом направлении, зная, что тропинки часто следуют за горной грядой.
      Дважды в течение часа Найл слышал крик ворона, так как он летел над ним. То, что это был тот же ворон, с которым он уже столкнулся, Найл не сомневался. Его крик, казалось, индивидуален также как человеческий голос. Ворон следовал за ним, потому что он дал ему пищу? Или просто потому что он был единственным живым существом в этом пустынном пейзаже?
      Горная гряда, оказалось, тянулась дальше, чем Найл предполагал. Но спустя час он уже стоял на склоне гряды и обозревал мили открытого пространства на юге и севере, вплоть до далеких гор.
      За следующим гребнем горной гряды через полмили следовал другой. Найл убедился, что его чувство направления сослужило ему хорошо службу и он уже мог видеть старую узкую тропинку, которая бежала с юго-востока и разрезала поперек горную гряду в направлении на северо-запад. Если бы он не был на горной гряде, он не увидел бы ее вообще на вересковой каменистой пустоши.
      Найл двинулся найденным маршрутом, который как он предположил, был некогда старым торговым трактом, с новым чувством цели и направления, наслаждаясь грандиозным видом вокруг. Но это ощущение начало испаряться, как только он осознал, что продвигается не столь значительно как, это он мог видеть с высоты птичьего полета. Он, казалось, был все еще в состоянии видеть себя с воздуха, на самом деле двигаясь как муравей через этот обширный ландшафт. Скоро он почувствовал такое нетерпение, готов был пуститься бегом, хотя знал, что это только истощит его.
      У него возникла лучшая идея. Он повернул мыслеотражатель на груди, и почувствовал волну мощи и энергии, которая заставила его ускорить шаг. Его недавно еще сосредоточенное внимание отметило аромат вереска, чувство ветра на голой груди и крик птиц. Восприятие было чистым, без какой-либо посторонней мысли или эмоции.
      Он знал о неудобствах мыслеотражателя, после получаса или около того, он вызывает чувство напряжения в глазах, а затем и головную боль. Но чувство свежести и энергии стоило того. Кроме того, он заметил, что мыслеотражатель вызывает приятное чувство контроля, и здравомыслия, так что, если бы он преднамеренно продолжал увеличивать время его использования, то привык бы к более длительным периодам и постепенно прекратил бы находить это настолько утомляющим.
      Небо затянулось тучами, и начал капать слабый дождь. Это обычно угнетало настроение Найла. Но эффект мыслеотражателя заставлял понять, что позволить себе подавленность — это просто поддаться автоматической реакции. Он понимал, что это полностью его собственный выбор, чувствовать угнетение или нет. Это как наблюдать за качанием груза на уравновешенных весах. Как только эта мысль пришла ему в голову, он был поражен внезапным удивительным пониманием: он истинно свободен.Он также понял, что ему первый раз в жизни удалось осознать это.
      Найл сделал паузу, чтобы осмыслить это поразительное понимание. Он мог ясно видеть, что с детства его выбор был ограничен физическими потребностями, такими как голод, жажда, или усталость. Прежде всего, он позволил этим потребностям влиять на его настроение. Они походили на невидимых господ, которые стоят сзади и отдают приказы. Теперь он видел, что повиновение этим приказам было вопросом его собственного выбора. Он мог преднамеренно сопротивляться им, или даже игнорировать их.
      Это был удивительный момент — моменте большого изменения в его жизни. Он понял основу основ человеческой жизни и для Найла все переменилось. Это было так как будто детство прошло и наступила зрелость.
      Будто подчеркивая его понимание, прекратился дождь, и солнце отразилось на влажном вереске. Найл сконцентрировал внимание и улыбнулся, обнажив зубы. Чувство радостной энергии вызывало желание засмеяться. Это длилось в течение возможно полуминуты, чувство, что он может все видеть также ясно и четко как ворон. Проблемы и опасности впереди стали незначительными, так как Найл мог видеть, что все преграды будут им преодолены.
      В этом состоянии весёлого оптимизма Найлу казалось, что он мог найти ответ на любой вопрос, о котором только подумает, будто он нашел точку зрения с которой могла быть решена любая проблема. И он понял, что основа этого чувства — его собственный естественный и врожденный оптимизм. С тех пор, как он был ребенком, Найл принимал как должное, что его будущее будет захватывающим, потому что он должен выполнить некую важную миссию. Даже когда он нашел тело своего отца в пещере в пустыне, где он провел большую часть жизни, за горем и потерянностью сохранялся этот неистребимый оптимизм. Он был спокоен, даже когда был захвачен пауками и доставлен в город пауков как раб.
      И его оптимизм имел хорошие основания: спасши паука, который был смыт за борт во время шторма в море, выдвинуло Найла в привилегированное положение, и он стал другом Короля Казака , который очевидно расценивал его как потенциального зятя и преемника. Но когда Найл понял, что оставшись во дворце Казака он предаст доверившихся ему людей, то решил рискнуть жизнью и пробовать сбежать из города пауков.
      Его самое глубокое и самое сильное желание состояло в том, чтобы уничтожить пауков и освободить жителей города пауков. Но это оказалось ненужным, когда он столкнулся с гигантским растением, Богиней Дельты, которая позволила ему освободить жителей города пауков без ведения войны с пауками. И теперь, когда он имел друзей среди пауков, таких как Дравиг и Асмак, а также сын Асмака Грель, он с облегчением осознавал, что война оказалась ненужной.
      Так Найл размышлял, имея мощные основания для оптимизма, и не намеревался отступать. Его решение отправиться в неизвестную цитадель Мага казалось актом безумия, так как он понятия не имел, где найти его, или что он сделает, когда он найдет его. Еще только когда он собирался уйти из дома в пустыне в город Смертоносца-Повелителя, он знал, что не имеет никакой альтернативы кроме как положиться на интуицию, чувство самосохранения требовало двигаться дальше. Единственная опасность — это поддаться сомнениям.
      Так думал Найла, пока он шагал по старому тракту. Он следовал по нему в течение более часа и наверно покрыл по крайней мере миль семь, когда пейзаж изменился. Ландшафт лежащий на западе оставался плоским, но путь к северо-западу поднимался в предгорья с обнаженными скалами. Затем за поворотом местность внезапно переменилась: дорога петляла, извиваясь вдоль речной поймы, где встали стены из красного песчаника, местами выветренные в отдельные колонны.
      На полпути по долине, огромная красная скала торчала в небо, отмечая точку, где дорога делала изгиб на сорок пять градусов. Как будто приветствуя его, на вершине сидел ворон. На дюжину футов ниже дороги, у основания каменного склона, бежала река, которая прорезала эту долину. На этой последней стадии ее спуска к равнине, река была широкой и не слишком глубокой — фактически, ее заводи были относительно мелки, и освещенная солнцем рябь заставляла воду выглядеть заманчиво прохладой.
      Найл сделал приостановился, чтобы окинуть взглядом пейзаж, затем посмотрел вверх, ища ворона. Почему он следовал за ним? Просто надеялся на большее количество пищи? Он еще раз применил технику "взгляда со стороны" и тут же осмотрелся глазами ворона. Ворон резко повернул голову, как будто зная, что что-то произошло. Именно тогда Найл понял, почему ворон следовал за ним. Его сознание было намного слабее чем сознание человека, и таким образом мысли Найла, даже полученные из вторых рук, несомненно, делали существование птицы более насыщенным. Это было родственным чувству "странности", то что Найл теперь испытывал находясь в теле птицы, с крыльями, вместо рук, и мощными когтями, которые могли поднять ягненка.
      Так как его ноги были черные от пыли, Найл спустился вниз к реке и разместился у воды среди корней большой ивы. Затем скинул рюкзак и сандалии, повернул мыслеотражатель другой стороной. Найл был рад отметить, что он все еще не испытывал обычной головной боли, возникающей, если носить мыслеотражатель в течение более получаса. Это означало, что он привыкал к нему. Найл чувствовал себя свежим и полным энергии, как час назад, когда только воспользовался медальоном. Эффект поворачивания его выпуклой стороны от груди состоял в том, чтобы вызвать расслабление. Найл зевнул, вздохнул с облегчением и опустил обе ноги в воду. Но она была более холодной, чем он ожидал, и он сначала просто окунал ноги прежде, чем они привыкли к низкой температуре, и он смог расслабиться и стоять в воде по бедра без дискомфорта.
      После такой длительной ходьбы, чувствуешь себя восхитительно стоя в воде и глядя на облака и ветви, отраженные в медленно-текущей воде. Обитатель пустыни в нем никогда не прекращал испытывать чувство удивления такой расточительностью Земли, с её многочисленными реками и потоками. Найл заметил, что крутые склоны красных скал выглядят еще более страшно, когда смотришь снизу в верх.
      Когда Найл рассеяно смотрел на отражение скалы, и представлял прыжок с ее вершины в небо, то вдруг увидел в зеркальном отражении какое-то движение на дороге. Он вздрогнул от неожиданности. На мгновение он подумал, что это был ворон, затем увидел, что птица была четко видна на вершине скалы. Тогда он всмотрелся в перемещающееся отражение и понял, что это был паук.
      Благодаря состоянию полной расслабленности он не удивился. Вместо этого он медленно поднял глаза. На расстоянии менее двадцати футов паук-смертоносец осторожно продвигался по дороге. Его внимание было поглощено осмотром выступа за скалой. Если бы Найл пошевелился, или паук поглядел вниз любым из своих глаз, которые окружали его голову, то он увидел бы человека, стоящего в воде. Но он не интересовался рекой, а потому в полной уверенности, что не был замечен — укрылся за выступом.
      Найл мгновенно понял: это был друг и помощник Скорбо, капитан охраны. И цель его предосторожности состояла в том, чтобы не быть замеченным Найлом.
 

Глава 8