Долина Мертвых была прекрасна в послеполуденном свете, с зеркальным озером, напоминавшим черную сталь, и громадными хмурыми утесами, испещренными голубыми и розовыми скальными минералами. В нескольких ярдах к востоку от места приземления склон уходил вверх, покрытый чахлыми деревьями и кустами. Среди них Найл был рад обнаружить засохшее дерево, которое можно было пустить на топливо для костра. Прежде всего, он сделал глубокий глоток ключевой воды; она смягчила горло, но обострила голод.
      Капитан с интересом разглядывал овцеподобных созданий, и Найл почувствовал, что паук тоже голоден. По взаимному согласию, не обменявшись ни словом, они двинулись по направлению к стаду по пешеходной тропе. Что до капитана, он мог бы достичь земли менее, чем за минуту, но этим он мог спугнуть овец. Поскольку никакого прикрытия у них не было, они приближались медленно и неприметно.
      Когда они подошли, Найл разглядел, что эти овцы были побольше, чем те, что паслись на полях вокруг города жуков-бомбардиров. Многие из них были черными. Найл взялся за раздвижной стержень и удлинил его в копье. Помимо ножа, это было его единственное оружие.
      Овцы заметили их с расстояния около пятидесяти ярдов. Найл ожидал, что они сбегут; на деле, их реакция оказалась совершенно непредвиденной. Черные овцы тут же выдвинулись вперед стада, так, что белые оказались сзади, и уставились на Найла и его спутника с несомненной враждебностью.
      Ожидая, что капитан изберет одно из животных и пригвоздит силой воли, Найл указал на самую жирную среди черных овец, стоявших перед ними:
      — Вот эта.
      Он был поражен эффектом собственных слов. Овцы наклонили головы и начали наступать. Через мгновение перед ними шумело целое стадо. Еще когда они двинулись в сторону овец, он установил с капитаном телепатическую связь, и теперь Найл в полную силу использовал мыслеотражатель, чтобы направить волю на животное, которое они избрали. Оно тут же запнулось и осело на землю, из-за чего шедшая сзади овца кувыркнулась через нее головой вперед. Но остальные овцы попросту обогнули упавших и продолжили наступление. Найл был поражен застывшей в их глазах свирепостью и тем, что они рычали, как волки, выворачивая губы. Оскаленные зубы грозили нанести серьезные ранения.
      Найл и капитан одновременно приняли одно и то же решение — бежать. Это было единственно разумным поступком. Капитан вприпрыжку бросился прочь; затем, вспомнив о том, что у Найла ноги короче, он развернулся, подхватил его передними ногами и понес, придерживая коготками за пояс, словно огромную куклу. Мыслеотражатель не дал Найлу поддаться панике; теперь он готов был расхохотаться при мысли о том, как они удирают от стада овец. Они быстро оторвались от своих преследователей; менее, чем через четверть мили, овцы сдались и вернулись на пастбище.
      Опасность пригасила голод Найла, но на обратной дороге он вскоре вернулся с прежней силой. Более того, поскольку через полчаса наступала ночь, они должны были всерьез задуматься о поисках ужина. Найл удовольствовался бы хрустящими лепешками и козьим сыром, а то и пищевой таблеткой, но при этом чувствовал бы себя виноватым, останься капитан по его вине голодным, ведь голод, в конечном счете, был наиболее существенной проблемой паучьего существования.
      Из кустарника на подъеме раздавалось пронзительное стрекотание сверчков. В пустыне Северного Хайбада семья Найла нередко употребляла гигантских сверчков в пищу; поджаренные с травами они были аппетитными и сытными. Поэтому они с капитаном осторожно двинулись к кустам. Но вблизи сверчки оказались гораздо мельче тех, что водились в Северном Хайбаде, и, чтобы насытиться, нужно было ловить их целыми дюжинами.
      Но с того места на взгорье они могли видеть удалявшихся овец и упавшее животное, которое все еще лежало на земле. Они проследовали назад с опаской, боясь, как бы их не заметили овцы, но к тому времени, как они добрались, стадо было уже в миле от них. Черная овца была мертва: то ли сломала шею при падении, то ли это сделала сила воли паука.
      Капитан отнес ее обратно к кустам, и Найл разжег там костер из древесины и кусков коры, надеясь, что огня не заметит ни один недоброжелатель, и вздохнул с облегчением, когда сухое дерево вспыхнуло без дыма.
      Тем временем, капитан коготками снимал шкуру с овцы, размерами не уступавшей небольшому пони. Черная шерсть была такой толстой и жесткой, что ее не смогли бы одолеть зубы большинства хищников, но она не устояла перед острыми, как бритва, хелицерами паука и спустя двадцать минут на траву легла освежеванная туша. Найл срезал два больших ломтя с задней ноги, после чего капитан с наслаждением приступил к еде, мощными клыками отрывая куски плоти, каждого из которых хватило бы на несколько человек. Найл благоразумно отвернулся и старался не обращать внимания на клацанье хелицер паука.
      Поев, капитан отыскал между кустами удобную впадину и заснул, подвернув под себя ноги. Найл поглядывал на небо, помня о шпионах Мага, но, не считая стайки птиц вдалеке, темно-синее небо было чистым. К этому моменту он уже был так изнурен, что с удовольствием лег бы и заснул — усталость притупила чувство голода — но продолжал бодрствовать, зевая во весь рот, пока не испек мясо на тлеющих углях. Затем он стряхнул золу, почистил пучком травы обуглившееся мясо и съел один из кусков с лепешкой. Пока он ел, снова появился ворон и уселся под ветвями чахлого деревца. Найл протянул ему кусочек бисквита, а затем — ломтик баранины с ножа; птица съела их, потряхивая клювом. Мясо было пережаренным, но нежным. Поев, Найл аккуратно завернул остатки мяса в листья и уложил в сумку. Затем улегся в спальный мешок, почему-то успокоенный присутствием птицы.
      Найл был не в восторге от идеи спать на открытом воздухе, он намеревался обследовать пещеры, расположенные ниже, но в наступающей тьме спускаться к ним было опасно. Поэтому густая жесткая трава послужила мягкой подстилкой, и спустя несколько минут он уснул.
      Ко времени его пробуждения небо с рассветом посерело, а звуки разрываемого и пережевываемого мяса дали понять, что капитан уже вкушал завтрак. Правила хорошего тона не позволяли Найлу рассмотреть, что там делает паук. Вместо этого Найл продолжил лежать с закрытыми глазами и размышлять над загадкой, как местные овцы стали такими агрессивными. Жизненная сила Великой Богини объясняла, почему они выросли вдвое больше против домашних овец, но не их воинственность. Тот факт, что черные овцы сдвинулись в барьер, отделивший белых, указывало на то, что они были посмелее. Но это не могло объяснить, как в них развилась драчливость.
      Затем Найл, казалось, нашел ответ. Эти создания перешли в наступление, когда Найл указал на одно из них и произнес: «Вот эта». Возможно овцы обладали способностью читать мысли? Кроме того, вполне вероятно, что их обычные хищники атаковали, как правило, с помощью силы воли, повлияв на возникновение у овец этой тактики нападения? Найл вспомнил убийцу, которого он встретил в больнице, его грандиозную силу воли, и почувствовал, что, возможно, близок к разгадке.
      Жующие звуки прекратились, так что, Найл сел и расстегнул спальный мешок, покрытый росой. Тем временем, солнце поднялось, и капитан сидел в дюжине ярдов от человека, переваривая пищу. Найл подошел, сел в нескольких ярдах от него и, отчистив золу с рук росистой травой, немного подкрепился козьим сыром. На сей раз, ворон к нему не присоединился; возможно, он парил над равниной, преследуя собственный завтрак.
      Найл встал, чтобы выяснить их местонахождение. К северу предгорья резко переходили в горы с увенчанными снегом вершинами. Между ними не было видимых проходов, а это значило, что лучше всего было продолжать путь на восток, пока они не дойдут до равнины, а затем свернуть к северу, до продолжения долины, приведшей их сюда.
      Но вначале Найл хотел осмотреть пещерные жилища внизу, чтобы узнать все, что можно, об обитателях скал.
      Найл подошел к краю утеса и осмотрел идущие вниз ступени. Они были очень крутыми – настолько крутыми, что было бы глупо пытаться спуститься спиной к ним. Один неверный шаг мог сверзить его на четверть мили вниз, в долину. Однако эти ступени, как и те, что вели на пик с той стороны долины, были снабжены вырезанными в них отверстиями для рук.
      Ради безопасности Найл решил оставить сумку; он положил ее в кусты, на случай, если птицы заинтересуются ее содержимым. А поскольку под лучами утреннего солнца было тепло, он решился оставить и плащ, но переложил фонарик в карман туники. Затем он перевалился через край утеса и приступил к длительному спуску. Паук, которого высота совершенно не страшила, дал человеку спуститься на десять футов и последовал за ним.
      Пока Найл продвигался лицом к скале, сконцентрировавшись на выемках для рук, опасность ему не грозила. Ступени оказались не такими уж отвесными, какими представлялись сверху, и вскоре он карабкался вниз с приличной скоростью. Даже при этом ему понадобилось двадцать минут, чтобы достичь широкого уступа, который образовывал террасу перед скальными жилищами. Под ногами все еще был обрыв около сотни футов высотой.
      На расстоянии пяти сотен ярдов поперек долины возвышалась Великая стена. Ее верхний край находился на одном уровне со скальными обиталищами, но башни были на пятьдесят футов выше. Оттуда она выглядела действительно грозным и неприступным препятствием. У основания стены находился ров около двенадцати футов глубиной, который, возможно, затоплялся, создавая водную преграду. Найл поразился тому, что пауки, должно быть, испытывали глубочайший страх перед врагом, не пожалев столько времени и усилий на этот грандиозный проект.
      Переведя дыхание, он обратил внимание на жилища в скале. Ближайший вход вел в пещеру, которая, возможно, использовалась как хранилище. Фонарик Найла высветил помещение пятидесяти футов в глубину.
      Следующий проем, в котором все еще сохранился трухлявый деревянный дверной косяк, вел в помещение с семифутовым потолком. Когда они вошли, из окна вылетели птицы. Эта комната имела около восьми квадратных футов площади и другой дверной проем в дальней стене, ведущий в помещение поменьше, возможно, спальню. Кроме того, имелась комнатушка еще меньше, выглядевшая как детская спальня. Когда Найл оценил, каких усилий потребовало вырезание этого маленького помещения в цельной скале, он почувствовал благоговейный трепет — на это должны были уйти годы.
      Но зачем они так утруждались? Была ли некогда эта земля настолько дикой и опасной, что жить на уровне долины было рискованно?
      Они прошли к концу террасы, заглядывая в каждую комнату. Только в одной обнаружились остатки скамьи, дырки для гвоздей которой были заполнены рыхлой ржавчиной. Другие помещения были пусты.
      В конце площадки в углублении в земле стоял высокий увесистый камень, очевидно, установленный там, чтобы дети не падали с края. На нем сидел ворон. Но он улетел, когда они приблизились.
      Путники повернулись и двинулись назад другим путем. Рядом ступеней выше располагались другие жилища, одно побольше, с четырьмя комнатами вместо трех — возможно, жилье вождя. Рядом с этим располагалось самое обширное помещение, с десятифутовым потолком и по меньшей мере тридцати футов в глубину. Найл догадался, что это было чем-то вроде зала собраний, а, возможно, даже церковью.
      Найл отвернул мыслеотражатель от груди, чтобы лучше прочувствовать царившую там атмосферу; поскольку он знал, какие люди здесь жили, он чувствовал, что может смутно ощутить их присутствие: женщин крепкого сложения с большой грудью, бородатых мужчин с бритыми головами и лицами, напоминавшими убийц из госпиталя.
      Было очевидно, что капитану не интересно все это, и он удивлялся, зачем его спутник терял время зря. Поэтому Найл раздумал продолжать исследования и двинулся по террасе в обратном направлении.
      Собравшись было подниматься, он помедлил мгновение, чтобы взглянуть на «хранилище». Сразу становилось ясно, что ему уделялось особое внимание. Дверной проем, десяти футов в высоту и ширину, был тщательно вырезан и отшлифован, а двумя футами дальше, с другой стороны стены, была выдолблена борозда шести дюймов в глубину — Найл догадался, что некогда в нее входила массивная деревянная дверь, которую можно было опускать, как подъемный мост. Длинное прямоугольное углубление в потолке, казалось, подтверждало это предположение.
      Найл предположил, что на этом месте была пещера до того, как в скале были выбиты жилища, поскольку стены помещения были неровными и испещренными углублениями, которые явно были созданы природой, а не человеческими руками. В дальней части, у стены, стояло несколько глиняных сосудов, в которых, возможно, хранилось масло или вино, и большой деревянный кубический предмет. Луч фонарика высветил искусную резьбу, изображавшую мужчину с напряженными ногами и руками, широко разведенными над головой, словно он удерживал непомерную тяжесть. Широко раскрытый рот создавал впечатление агонии.
      Найл заглянул внутрь: предмет был вырезан из цельного куска древесины, очевидно, ствола дерева, насчитывавшего четыре фута в поперечнике; стенки были гладко обтесаны, а в середине аккуратно вырезаны. Но для чего он предназначался? Что в там содержалось? Его гладкая внутренняя поверхность не давала ключа к разгадке.
      Найл опустился на колени, чтобы изучить днище сосуда. Оно находилось ниже уровня пола, в квадратном углублении в камне. Но зачем, удивлялся юноша, было утруждаться выдалбливанием поверхности?
      Он тут же заподозрил, что сосуд скрывал дыру – или даже ведущий вниз проход.
      Он уперся руками в одну из сторон и толкнул, чтобы узнать, сколько весит эта штука. Предмет оказался неожиданно тяжелым — гораздо тяжелее, чем полагалось при его размерах; даже всей силы Найла хватило лишь на то, чтобы приподнять куб на какой-то дюйм от пола. Он выпустил сосуд со вздохом и поднялся на ноги.
      Капитан с любопытством наблюдал за этой попыткой, затем подошел и встал на место Найла. Он положил передние ноги на дерево, напрягся и толкнул. Поскольку шесть ног обеспечивали дополнительную силу давления, его позиция была выигрышной по сравнению с человеком. Сосуд наклонился, открывая находившуюся под ним дыру.
      Не успел Найл посветить туда фонариком, как раздался страшный грохот, от которого лязгнули зубы, и они погрузились в полную темноту. Дверной проход был перекрыт какой-то преградой, и луч света выявил, что это была дверь, которая, очевидно, опустилась сверху.
      Более близкий осмотр показал, что она сделана из цельного куска гладкого камня, который впритирку замыкал вход; дневной свет проникал только сквозь проем в несколько дюймов у верхнего края двери. Найл вспомнил шестидюймовую борозду, выдолбленную в стене по обоим сторонам дверного проема. Тогда он заключил, что она была сделана для деревянной двери, которая давным-давно рассыпалась в прах; на деле, эта каменная дверь тогда нависала у них над головами.
      Найл понял, что паниковать бессмысленно. Если дверь соскользнула сверху, видимо, она удерживалась каким-то устройством вроде противовеса. В таком случае, должна существовать возможность выяснить, как оно работает. Возможно, ответ заключался в деревянном сосуде, который они сдвинули. Если его перемещение захлопнуло дверь, тогда водворение его на место должно ее открыть.
      Теперь он клял себя за то, что оставил сумку позади. Он мог бы, применив раздвижной стержень, связаться с Белой Башней, и попросить у Старца, чтобы тот отыскал сведения о противовесах. Его собственные знания о них были скудны, поскольку он никогда с ними не сталкивался.
      С другой стороны, возможно, это был простой механизм прямого действия. Найл порадовался, что у него хотя бы есть фонарик. Без него ситуация стала бы по-настоящему угрожающей.
      Он попробовал перевернуть деревянный сосуд, и вновь вынужден был сдаться и просить об этом капитана. Когда днище приподнялось, он посветил вниз. Как он и предполагал, ко дну крепилась массивная цепь, объясняя, почему этот предмет так трудно сдвинуть. Должно быть, она и являлась механизмом, опустившим дверь.
      Капитан не мог удерживать эту тяжесть долгое время. Что нужно было сделать, так это подсунуть под днище подпорку. Единственной вещью, которая могла подойти для этого, был один из глиняных кувшинов. Найл попробовал передвинуть ближний; сосуд был почти с него ростом, но, наклонив его, юноша смог катить кувшин по полу боком, как колесо. Тем временем, паук был вынужден опустить деревянный сосуд. Но, когда Найл придвинул к нему кувшин, капитан вынужден был еще раз напрячься, чтобы приподнять его на несколько дюймов повыше. Затем Найл подтолкнул сосуд вперед, и ему удалось втиснуть его днище в зазор. Когда паук отпустил свою ношу, раздался зловещий треск, но кувшин выдержал, и деревянный сосуд сохранил наклон в тридцать градусов. И Найл, и капитан вздохнули с облегчением.
      Далее человек распростерся на полу и посветил фонариком под деревянный куб. Его днище, должно быть, насчитывало шесть дюймов в толщину, последнее звено проржавевшей цепи удерживалось металлическим полукольцом, утопленным в дерево. Натянутая цепь исчезала в дыре в полу.
      Найл переместился в сидячее положение и попробовал вытянуть ее оттуда. Цепь уходила вниз, но все же она могла быть частью механизма, который каким-то образом шел наверх и опускал дверь.
      Он пересек пещеру, выключил фонарик и принялся изучать верхний край двери. Узкая полоска света прерывалась маленьким темным пятнышком, которого он не замечал раньше. Когда оно сдвинулось, интуиция подсказала Найлу, что это был ворон. Он сфокусировал внимание и осуществил еще один мысленный акт единения с сознанием птицы.
      Он тут же оказался снаружи, под лучами солнца. Ворон уселся на верхушку каменной двери, недоумевая, что случилось с человеком, которого он воспринимал как своего покровителя. Дверь, как он теперь мог увидеть, имела шесть дюймов в толщину и, должно быть, весила немало тонн.
      Найл заставил птицу слететь на землю; она подчинялась его пожеланиям без колебаний. С этой позиции Найл мог обследовать стену возле дверного проема. Он надеялся обнаружить какое-нибудь устройство, типа рычага, управлявшего механизмом. Но там ничего не было. Далее он велел птице взлететь на верхний край двери. Оттуда он смог увидеть, что стена опустилась на свое место на двух массивных цепях, крепившихся с другой стороны, покрытых толстым слоем ржавчины и утопленных в камень. Но, когда он попробовал побудить птицу взлететь над темной прорезью, из которой спустилась дверь, ворон занервничал и принялся каркать, а затем улетел. Понимая, что этот эксперимент не приблизил его к ответу, Найл перенес внимание на собственное тело, и тут же оказался в темноте.
      После этого он осветил потолок, затем стены, надеясь отыскать какую-нибудь подсказку к тому, что управляло дверью. И снова ничего не нашел. После этого он вернулся к углублению под деревянным сосудом, которое имело квадратную форму и насчитывало около восемнадцати дюймов в глубину. Оно было выдолблено в сплошной скале, но, опять же, ничего не давало для разгадки дверного механизма.
      Паук терпеливо стоял рядом, дожидаясь, пока Найл придет к какому-нибудь решению. Зная о том, что этот человек был избран Богиней, он не имел ни малейших сомнений, что вскоре они выберутся из этой ловушки.
      А это, несомненно, была ловушка. Найлу приходилось видеть крысоловки этой конструкции: дверца, которая опускается, когда мышь начнет грызть приманку. По-видимому, увесистая каменная дверь предназначалась для ловли воров, которые проникали в помещение, чтобы украсть пищу. Но все равно это объяснение приводило в недоумение. Разумеется, ни один из охотников до чужой еды не стал бы утруждать себя попытками сдвинуть деревянный сосуд.
      Затем, просто, чтобы проверить, он выдернул глиняный кувшин из-под деревянного предмета, не отрывая глаз от двери. Кувшин тут же раскололся надвое, и сосуд с грохотом упал, но дверь даже не дрогнула. Это, скорее, подтверждало крепнущее подозрение Найла, что, возможно, в конечном итоге, нет никакой связи между деревянным кубом и дверным механизмом.
      Но как тогда создатели этого устройства выпускали тех, кого изловили? Где-то определенно должен был находиться запрятанный рычаг или похожее устройство. Но он мог оказаться даже в соседнем жилище.
      Если тут не было механизма, поднимающего дверь, можно ли было изыскать другие возможности? Наиболее очевидным было дождаться сумерек и попытаться установить телепатический контакт с матерью. А она, в свою очередь, могла рассказать Симеону или Доггинзу, а, может, даже Дравигу, и они как-нибудь смогли бы вызволить их. На паучьем шаре Долину Мертвых можно было пересечь менее, чем за два часа. Но это было бы плохим решением. Единственной целью пешего похода было подобраться к королевству Мага незамеченным, а полномасштабная спасательная экспедиция стала бы верным способом привлечь к себе внимание.
      Они уже находились в пещере около часа, и Найл начал зябнуть, сожалея, что оставил плащ вместе с рюкзаком. Как только юноша подумал, что замерзает, он начал дрожать. Капитан спросил, что его беспокоит.
      — Мне холодно.
      Капитану трудно было понять это, поскольку пауки запросто могли усиливать кровообращение с помощью силы воли. Он тут же поделился собственным теплом с помощью обычной телепатической связи. Это имело тот же эффект, как если бы температуру в пещере повысил поток теплого воздуха.
      Это позволило Найлу понять, что он мог бы поднять свою собственную температуру, повернув мыслеотражатель и сосредоточившись. Но в тот момент его заинтриговало, что он также смог видеть окружающую обстановку, как будто включился источник тусклого света. Он отмечал подобный эффект, когда шел по подземному тоннелю вместе с Асмаком. Но тогда он решил, что это было следствием того, что местность была знакомой пауку, который передавал свои воспоминания Найлу, создавая впечатление освещенности.
      Теперь, когда холод и тьма рассеялись, Найл почувствовал себя лучше, как будто паук также передал ему часть своего неисчерпаемого терпения. Поэтому он принялся осматривать окружающую обстановку с пристальным вниманием, свободным от нервозности.
      Ему показалось логичным, что ключ к освобождению из этого места, возможно, находился в этой самой пещере. В конце концов, что, если кто-нибудь случайно угодит в ловушку?
      Но где? По десятому разу он охватывал лучом фонарика дюйм за дюймом поверхности стен и потолка, но не мог найти ни следа чего-либо, что могло предположительно запускать механизм. Он заглянул во все кувшины по очереди и, как и предполагал, обнаружил, что они были пусты.
      В этот момент он заметил кое-что, заинтересовавшее его, в расколотом кувшине. Трещина проходила поперек дна, большой кусок которого отвалился. Из отбитого осколка просыпалось вещество, напоминавшее мел или глину. Когда Найл присмотрелся, он понял, что напрасно полагал, что кувшины имели плоское днище; на самом деле, внутри они сужались в точку, возможно, чтобы удерживать винный осадок. Белая субстанция была жесткой на ощупь, но крошилась при сдавливании в пальцах.
      Под полным снисходительного любопытства взглядом паука — очевидно, тот задавался вопросом, что интересного нашел человек в рассыпчатом куске мела — юноша осмотрел вторую половину кувшина. В ней меловая субстанция была неповрежденной, и поверхность дна была плоской. Выходило, что кувшин обладал чем-то вроде двойного дна.
      Он положил другой кувшин на бок и залез вовнутрь. Постучав по дну краем фонарика, Найл выяснил, что его днище также было сделано из мела, который проламывался и рассыпался под ударами.
      То же самое было с третьим, четвертым, пятым и шестым кувшинами. В каждом имелся слой мела, который создавал впечатление плоского днища.
      Залезая в седьмой сосуд, он осознавал, что этот момент был решающим. Либо наличие мела имело простое объяснение, либо он был предусмотрен, чтобы сбить с толку любого, кто заглянет в кувшины.
      На сей раз, металлический край фонарика наткнулся на что-то твердое, проломив мел. Найл положил фонарик — другой рукой он опирался на стенку сосуда — и потрогал это пальцами. Они нащупали шарообразный предмет около трех дюймов в диаметре. Найл издал торжествующий возглас.
      Он выскользнул из кувшина, уселся на пол и принялся энергично счищать мел с предмета. Он обнаружил, что перед его глазами — шар из стекла или хрусталя. Юноша предположил, что это — горный хрусталь, судя по тяжести. Удерживая его в ладонях, он ощутил слабое покалывание, как от электричества.
      Он показал предмет капитану:
      — Как ты думаешь, что это?
      Паук дотронулся до шара педипальпой.
      — Я никогда не видел ничего подобного. А ты как думаешь?
      — Пока что — ничего. Но, должно быть, у них была веская причина, чтобы прятать это так тщательно.
      Человек прикрыл глаза, сосредоточившись на ощущениях подушечек пальцев. Покалывание усилилось и стало еще заметнее, когда он взялся за шар ладонями. Но даже при этом Найл осознавал, что сфера не была живой ни в каком смысле. Это было простое устройство связи. Но с чем?
      Капитан терпеливо дожидался, созерцая отстраненность Найла. Но когда заметил, что спутник вернулся к реальности, он спросил:
      — Ты узнал, как поднять дверь?
      — Нет. Механизм сломан.
      Заметив, что Найл сохраняет невозмутимость, капитан поинтересовался:
      — Как же тогда мы выберемся?
      Когда он заговорил, заставляя Найла задуматься над этим вопросом, в центре кристалла вспыхнула яркая точка зеленого цвета, и шар начал источать мягкое тепло. Через пару мгновений свет потух, оставляя покалывание в руках Найла. Когда юноша сфокусировался на этом ощущении, он словно утратил самосознание, сделавшись частью кристалла. Он сознательно сосредоточился на этом чувстве, понимая, что каким-то образом это поможет ему ответить на вопрос капитана.
      Поглощенный кристаллом, Найл утратил чувство времени. Возможно, прошел час, когда внезапно его внимание вернулось к действительности. Капитан почему то насторожился, обратившись во слух. Найл ничего не услышал, но чувствительность пауков к вибрациям намного превышала его собственную.
      Несколько минут спустя они услышали стук падающих сверху камней. Кто-то спускался вниз по ступеням медленной и уверенной поступью.
      Звуки стихли перед дверью.