Вернувшись в кабинет, Билл достал небольшой набор инструментов и принялся чинить очки. Никки слонялся по маленькой комнате, заглядывая во все углы. За время работы в приюте Святого Франциска Билл успел заметить, что Никки, обладая ненасытным любопытством к миру в целом и к тому, как работают различные устройства, нисколько не заинтересован сам делать что-нибудь, чтобы они работали.
      - Как насчет партии в шахматы? - спросил Никки, уже усевшись за шахматную доску.
      - Ты хочешь сказать: "Как насчет партии в шахматы, святой отец"? Как видишь, я сейчас немного занят.
      - Отдайте мне коня, и я вас разгромлю за двадцать минут!
      Билл взглянул на него.
      - ...святой отец, - наконец добавил мальчик.
      Никки вел своего рода игру, пытаясь понять, насколько далеко он может зайти в своей фамильярности. Как ни симпатичен был ему мальчик, Биллу следовало соблюдать известную дистанцию. Приют являлся, для этих детей всего лишь временным пристанищем. Покидая его, воспитанникам не должно казаться, будто она оставляют дом родной. Напротив - будто они отправляются домой.
      - Не получится, парень. Мы играем по субботам. Кроме того, дать тебе фору все равно что дать возможность Кассиусу Клею ударить правой.
      - Он теперь называет себя Мухаммед Али.
      - Как бы ни называл. Помолчи, я пытаюсь починить твои очки.
      Билл сосредоточенно занялся винтиком, закреплявшим заушницу на оправе. Он почти закончил работу, когда услышал голос Никки:
      - Значит, в Лойоле вам отказали?
      Билл поднял голову и увидел, что мальчик держит в руке листок бумаги. Он узнал бланк колледжа Лойолы.
      - Положи на место! - взорвался он. - Это личное письмо.
      - Извините.
      Билл направлял прошения в Духовное управление ордена о переводе в какой-нибудь колледж и запрашивал Фордэм, Джорджтаун, Бостонский колледж и другие места о вакантной должности преподавателя. Его специальностью была история и философия. Как только где-нибудь откроется вакансия, он уйдет отсюда и займется наукой, о чем мечтал все годы в семинарии.
      Служить Богу с помощью интеллекта - таков был его девиз, начиная со второго года обучения в семинарии.
      Он предвидел, что работа в приюте Святого Франциска вряд ли даст много пищи для ума. Два томительных года в качестве старшего надзирателя подтвердили это.
      Отупляющая, иссушающая душу работа. Он чувствовал, как буквально истощаются, испаряются его творческие возможности. Ему было двадцать шесть, и он растрачивал здесь самые плодотворные годы своей жизни. Мир - и в особенности колледжи - сотрясали великие перемены. Общество бурлило, самый воздух был пропитан новыми идеями, духом перемен. Биллу хотелось участвовать во всем этом, пробиться в центр событий.
      Застряв здесь, в приюте Святого Франциска для мальчиков - этом осколке прошлого, он мог ловить лишь отголоски бурных событий, происходящих за его стенами. Во время прошлого уик-энда он сумел уехать на два дня. Вместе кое с кем из друзей по семинарии они переоделись в светскую одежду и ехали всю ночь, чтобы принять участие в предвыборной кампании Юджина Маккарти в Нью-Хэмпшире. До первичных выборов оставалось всего несколько недель, и, похоже, сенатор Джин обойдет президента Джонсона по всем статьям.
      Боже, как там было интересно! Все молодые хиппи сбрили бороды и коротко постриглись. "Вести себя чинно ради Джина" - таков был лозунг дня, они ходили по домам, агитировали за своего кандидата. Осознание высокой цели, ощущение себя творцами истории - все это создавало особую наэлектризованную атмосферу. Он был очень подавлен, когда в воскресенье вечером им пришлось уехать.
      И вернуться ко всему тому, что олицетворял собой приют Святого Франциска.
      Билл твердо верил, что любой опыт прибавляет человеку мудрости, и, хотя толком не знал, чем именно обогатило его пребывание в приюте Святого Франциска, был убежден: всю ту мудрость, которую можно там почерпнуть, он почерпнул. Дальше он обречен топтаться на месте, а потому должен сняться отсюда и двинуться вперед.
      Ну что ж. Господи, я исполнил свой долг. Эта глава пройдена мною. Перевернем страницу и откроем следующую, ладно?
      Но ему придется подождать, когда будет дан зеленый свет. Кроме обета бедности и безбрачия, став иезуитом, он также принял обет послушания. Он должен служить там, куда направлял его орден. Оставалось надеяться, что орден скоро отзовет его отсюда.
      - Ты не смеешь рыться в моих бумагах.
      Никки пожал плечами.
      - Верно, но становится легче, если знаешь, что не нас одних, здешних ребят, отвергают. Не обижайтесь. Я-то вечный отказник.
      - Мы найдем тебе приемных родителей.
      - Не бойтесь быть честным со мной, святой отец, Я знаю, вы старались выбраться отсюда с самого первого дня. Все в порядке. Вы такой же, как все остальные, кто попал сюда, когда ему еще не стукнуло сто лет.
      - Откуда ты это знаешь? - возмутился Билл, уязвленный наглостью мальчишки.
      - Ми имеем очень интерешные шпошобы ушнафать о фещах, о которых ми хотим шнать, - ответил мальчик, довольно похоже имитируя речь Арти Джонсона в роли немецкого солдата.
      Билл заметил, что Никки всегда сидит в первом ряду, когда мальчики смотрят передачу "Смейтесь с нами" по понедельникам. Билл не знал точно, что привлекает Никки, юмор или девушки в бикини.
      Зазвонил телефон.
      - Здравствуйте, мистер Уолтерс, - ответил Билл, узнав голос, и тут же пожалел, что назвал имя собеседника. Никки сразу же насторожился и стал напряженно прислушиваться. Мистер и миссис Уолтерс хотели усыновить ребенка, и Никки провел у них несколько дней на предыдущей неделе.
      Уолтерс повторил все то, что до него говорили другие: да, Никки славный мальчик, но он вряд ли приживется в их семье. Они вообще, возможно, откажутся от идеи усыновления ребенка. Скованный присутствием Никки, ловившего каждое его слово, Билл попытался переубедить Уолтерса, однако в конце концов был вынужден оставить эту затею. Сошлись на том, что Уолтерсы перезвонят после того, как еще немного подумают.
      Никки с вымученной улыбкой спросил:
      - Джордж и Эллен тоже не хотят брать меня, верно?
      - Николас...
      - Все в порядке, святой отец. Я вечный отказник, я же вам сказал.
      Но Билл заметил, что у мальчика дрожат губы и на глаза навертываются слезы. Билл приходил в отчаяние от того, что это повторялось из раза в раз. Не только с Никки, но и с некоторыми другими мальчиками.
      В голосе Никки слышалось рыдание.
      - Я... я не нарочно. Так получается.
      Билл обнял мальчика за плечи. Это вышло неуклюже, далеко не с той теплотой, как ему хотелось.
      - Не беспокойся, малыш, я найду тебе семью.
      Никки вырвался из рук Билла, выражение отчаяния на его лице сменилось злостью.
      - Да, конечно, найдете! Мы вам безразличны! Единственная ваша забота это как бы поскорее выбраться отсюда.
      Упрек больно ранил Билла. На мгновение он лишился дара речи. Дело не в том, что мальчик вел себя столь неуважительно. Гораздо важнее то, что это был крик души и что сказанное мальчишкой - правда. Билл действительно не отдавался целиком своей работе. Он работал неплохо, но, конечно, не так хорошо, как следовало бы.
      Это потому, что мое место не здесь, я создан для чего-то другого.
      Верно. Пусть так. Но он мог бы, по крайней мере, делать все, на что способен. Это его долг перед воспитанниками и перед орденом. Постоянные неудачи Никки не давали Биллу покоя.
      - Скажи мне, Никки, а сам ты стараешься?
      - Конечно, стараюсь.
      Билл сомневался в этом. Не потому ли от Никки каждый раз отказываются, что он намеренно срывает смотрины? По существу, отвергает потенциальных родителей прежде, чем они могут отказаться от него?
      Неожиданно для самого себя Билл вдруг сказал:
      - Обещаю тебе, Никки, что не уйду отсюда, пока не найду тебе приемных родителей.
      Мальчик удивленно взглянул на него.
      - Вы вовсе не должны этого делать. Я же сказал, не подумав...
      - Но я хочу, чтобы ты немного больше старался расположить к себе. Трудно ожидать, что ты кому-то понравишься, если ты ведешь себя, как Клифтон Уэбб в роли мистера Бельведера.
      Никки улыбнулся.
      - Но мне нравится мистер Бельведер.
      Билл это знал. "Никки смотрел эту пьесу по меньшей мере раз десять. Он всегда листал "Телепрограмму", чтобы узнать, покажут ли ее на этой неделе. Линн Бельведер - его герой.
      - В жизни-то все не так. Никто не хочет жить с десятилетним мальчиком, который знает ответы на все вопросы.
      - Но ведь обычно я оказываюсь прав.
      - Тем хуже. Знаешь, взрослым тоже иногда хочется быть правыми.
      - Ладно, я попробую.
      Билл про себя помолил Бога, чтобы никогда не пожалеть об обещании, данном Никки. Но, похоже, он ничем не рисковал. Пока что он никуда не уезжает. Везде, куда он обращался по поводу преподавательской работы, ему отказывали. Видимо, придется пробыть в приюте еще некоторое время.
      Зазвонил внутренний телефон. Билл услышал голос сестры Мириам:
      - Пришла молодая пара. Они хотели бы посмотреть старые документы об усыновлениях в нашем архиве.
      Билл быстро затянул винтик на очках Никки и отослал мальчика из кабинета.
      - Я мигом вернусь.
      2
      Вот здесь, подумал Джим, пока они ждали в прихожей приюта Святого Франциска, здесь начинается моя биография.
      Всякий раз, входя в приют, он ощущал комок в горле. Он многим обязан здешним монахиням и священникам. Они подобрали его, когда он оказался не нужен своим настоящим родителям, и нашли семью, в которой он стал желанным ребенком. Джим обычно подозрительно относился к альтруизму, но не мог не признать, что многим обязан приюту, которому ничего не сумел дать взамен. Очевидно, это имели в виду монахини в школе, говоря о "добрых делах".
      Прихожая, продуваемая сквозняком, была такой же убогой, как и остальные помещения приюта. Все здание выглядело достаточно неприглядно - гранитные наружные стены потускнели от времени, с деревянных оконных рам и дверей облупилась краска; резные карнизы и рамы красились и перекрашивались столько раз, что резьба превратилась просто в неровности.
      Джима била дрожь не столько от февральского холода, от которого его плохо защищал вельветовый пиджак, сколько от ожидания того, что он сможет наконец вернуться назад, к тому дню, когда его оставили здесь. Во время всех его прежних посещений приюта Святого Франциска этот день в январе 1942 года оставался непреодолимым препятствием, упорно не поддававшимся его атакам. Но сегодня он нашел ключ, возможно, он сумеет открыть эту дверь.
      - Это постепенно становится для меня реальностью, - сказал он Кэрол.
      - Что именно?
      - История с Хэнли.
      - А для меня - нет. Я все еще не могу в это поверить.
      - Нужно, чтобы прошло время, но для меня откроются все двери Я наконец узнаю о своем происхождении, я чувствую это.
      Кэрол озабоченно взглянула на него.
      - Надеюсь, усилия не окажутся бесплодными.
      - Возможно, я смогу думать о будущем, если перестану оглядываться назад и гадать, что было в прошлом.
      В ответ Кэрол лишь улыбнулась и сжала его руку.
      Может быть, ему будут лучше удаваться романы, если он найдет ответы на все "почему", теснящиеся в его мозгу.
      Например, почему отец подбросил его в приют?
      Если доктор Родерик Хэнли действительно его отец, это вполне понятно; старик полагал, что признание внебрачного ребенка повредит его репутации.
      Прекрасно. Джим готов с этим смириться.
      Но как насчет матери? Она-то почему отказалась от новорожденного? Он был убежден, что она имела для этого серьезные причины, не могла не иметь. Он не станет держать на нее зла, он просто хочет знать.
      Разве он хочет чересчур многого?
      И еще: ему необходимо выяснить кое-что, касавшееся лично его, кое-что, о чем он никогда не говорил с Кэрол, получить ответы на вопросы о некоторых темных сторонах его души.
      Вдруг Кэрол потянула его за рукав.
      - Джим, взгляни! Боже, посмотри, кто идет!
      3
      Кэрол не поверила своим глазам. Ее поразила привлекательная внешность молодого священника - коротко, как у студента, остриженные густые каштановые волосы, ясные голубые глаза, широкие плечи и стройная фигура, которую не могла, скрыть даже похожая на женское платье сутана. И вдруг она поняла, что знает его.
      Билли Райан из Монро!
      Увидев его, она с теплотой вспомнила, как впервые обратила внимание на Билли в школе, одиноко стоявшего в углу на танцах, которые устраивала Организация католической молодежи в храме Скорбящей Божьей Матери. Она ощутила отзвук того чувства, которое толкнуло ее, когда был объявлен белый танец - конечно, медленный, - пригласить его танцевать. Она даже вспомнила музыку - чудесную песню "Это было так давно" Пастелсов. Билл оказался застенчив, как никто.
      И вот теперь он смотрит на нее, пораженный, как и она, неожиданной встречей.
      - Кэрол? Кэрол Невинс?
      - Теперь Стивенс. Помнишь?
      - Конечно, помню, хотя не смог прийти на свадьбу. - Он пожал Джиму руку. - А этот малый, ведь заросший густой растительностью, без сомнения, Джим. Теперь ты действительно похож на Волка. Боже, как давно это было!
      - По меньшей мере четыре года назад, - улыбаясь, сказал Джим.
      Билл похлопал Джима по животу.
      - Семейная жизнь, видно, идет тебе впрок. - Он повернулся к Кэрол. - И тебе тоже, Кэрол. Выглядишь замечательно.
      Кэрол подавила в себе желание обнять его. Прошло почто десять лет со времени их последнего свидания. Они много обнимались и целовались после первой встречи тогда на танцах, но теперь Билли Райан стал священником. Отец Райан. Она не знала, прилично ли обнять его и как он отнесется к этому.
      - Что, Боже правый, привело вас сюда? - спросил Билл.
      Пока Джим вкратце излагал Биллу свою биографию, Кэрол разглядывала Райана. Ровные зубы, красивая улыбка, точеная линия носа, волосы, слегка вьющиеся у висков, из-под его расстегнутого ворота сутаны виднеется белая футболка... Боже, он все еще неотразим.
      Какое бесполезное растрачивание себя!
      Кэрол поразило, что она так подумала. Что это на нее нашло? Билл поступил так, как считал нужным, жил той жизнью, которую избрал, посвятив себя Богу. Почему она принижает его выбор?
      Но она не могла отделаться от мысли, что в каком-то смысле нелепо, когда такой крепкий, сильный мужчина не имеет права вступить в брак и стать отцом. И еще: она вынуждена признать, что ее волнует одно его присутствие.
      - Я горжусь тобой, Билл, - вдруг сказала Кэрол, может быть, излишне громко, когда Джим закончил свой монолог. - Я имею в виду твою работу здесь с бездомными детьми. Она, наверное, приносит большое удовлетворение.
      Он посмотрел на нее спокойными голубыми глазами, и ей показалось, что на мгновение взгляд его омрачился.
      - Да... бывают счастливые моменты. - Он снова повернулся к Джиму. Значит, тебя оставили здесь, в прихожей приюта Святого Франциска?
      Джим кивнул.
      - Правильно, это произошло четырнадцатого января, чтобы быть точным. Здесь решили, что мне немного больше недели, поэтому посчитали днем моего рождения шестое января.
      - Я ничего об этом не знал, - сказал Билл, качая головой. - Не знал даже, что ты - приемный ребенок.
      - Ну, это не совсем тема для разговоров в школьной раздевалке.
      - Да, конечно.
      Пока Кэрол рассеянно размышляла, о чем же говорят мальчики в школьной раздевалке, Билл привел их в небольшую комнату с письменным столом и несколькими стульями. Из предыдущих посещений приюта с Джимом в поисках документов об усыновлении она знала, что в этой комнате происходят первые собеседования с потенциальными родителями, желающими усыновить ребенка.
      - Чем же приют может помочь тебе теперь?
      Кэрол заметила, как оживился муж, рассказывая Биллу о приглашении присутствовать при чтении завещания Хэнли и о выводах, к которым он пришел в связи с этим.
      - Поэтому, думаю, мне надо просмотреть старые финансовые документы и выяснить, жертвовал ли Хэнли какие-нибудь деньги приюту.
      - Мы никому не разрешаем смотреть эти документы, - сказал Билл.
      Кэрол не могла не отметить это "мы". Билл действительно принадлежал какому-то иному миру, где не было места ни ей с Джимом, ни всем остальным.
      - Для меня это так много значит.
      - Я знаю. Если хочешь, я сам быстро просмотрю документы.
      - Очень буду благодарен, Билл.
      Билл улыбнулся.
      - Для чего же на свете существуют друзья? Напомни, какой это был год?
      - Сорок второй. Я оказался здесь в январе сорок второго.
      - Посмотрю, может быть, что-нибудь найду. Присядьте. Это недолго.
      4
      - Подумай только... Билл Райан, - услышал Джим голос Кэрол, когда они остались одни.
      Он искоса посмотрел на нее и театральным шепотом, будто скрывая тайну порочной страсти, проговорил:
      - Все еще сохнешь по нему?
      Кэрол ударила его по руке. Сильно и больно. Она так и хотела.
      - Это даже не смешно. Он священник.
      - Тем не менее, он красивый парень.
      - Я готова услышать это еще раз, - сказала Кэрол, подмигнув ему и улыбаясь.
      - Обойдусь. Одного раза достаточно, благодарю.
      Джим закрыл глаза и стал прислушиваться к дыханию старого дома. Приют Святого Франциска для мальчиков. Последнее из таких заведений, насколько он знал.
      Он бывал здесь много раз в юности, но не помнил его в свои детские годы.
      Да этого и не могло быть. Он провел здесь всего несколько недель до того, как Иона и Эмма усыновили его. Какое совпадение: уже через несколько часов после того, как его нашли на пороге, Стивенсы оказались здесь, чтобы усыновить мальчика! Примерно за шесть недель до этого Соединенные Штаты вступили в войну, и количество заявлений об усыновлении резко сократилось. Найденыш нашел семью и стал Джеймсом Стивенсом, когда ему не исполнилось еще и двух месяцев.
      Везунчик!
      Еще больший везунчик теперь, когда он стал наследником богача.
      А как насчет других, не столь удачливых? Как насчет всех остальных бездомных детей, которых судьба или чья-то воля оставила без родителей, тех, что провели здесь долгие годы в попытках найти дом в разных семьях и не находя его, пока где-нибудь не приживались или не становились достаточно взрослыми, чтобы начать самостоятельную жизнь?
      Джим болел за них всей душой.
      Какая ужасная жизнь!
      Верно, но могло быть и много хуже. Монахини из монастыря Лурдской Божьей Матери, расположенного рядом с приютом, учили воспитанников в приходской школе, меняли им белье, стирали их вещи, а священники старались заменить им отца. Это было надежное пристанище с крышей над головой, чистой постелью и едой три раза в день. Но это не было домом.
      Каким-то образом в 1942-м Джиму повезло. Он думал о том, в какой мере ему повезет при оглашении завещания на следующей неделе.
      Если получу пару миллионов, усыновлю всех до одного мальчишек из приюта Святого Франциска, всех этих несчастных подкидышей.
      Он не удержался от улыбки.
      Да, подкидышей, вроде меня.
      - Чему ты улыбаешься? - спросила Кэрол.
      - Просто думаю, - ответил он. - Гадаю, сколько я могу получить из наследства Хэнли. Возможно, достаточно для того, чтобы мы могли позволить себе на время куда-нибудь уехать и всерьез заняться делом, чтобы потом услышать в нашем доме топотание маленьких ножек.
      По лицу Кэрол пробежала тень. Она положила руку на его ладонь.
      - Возможно.
      Он знал, как ее волнует, сможет ли она наконец забеременеть. Они сотни раз обсуждали это. То, что у ее матери были с этим проблемы, вовсе не означает, что Кэрол ждет то же самое. Все врачи, с которыми она советовалась, в один голос утверждали, что у нее нет причин беспокоиться, но Джим знал - эта мысль гложет ее.
      И его тоже. Все, что тревожило Кэрол, еще в большей степени тревожило его. Джим любил ее беззаветно, иногда до боли. Он знал, что это звучит как литературный штамп, но порой, глядя на нее, когда она читала или делала что-то на кухне, не замечая его взгляда, он чувствовал настоящую боль в сердце. Ему хотелось только, чтобы она была такой же счастливой оттого, что он принадлежит ей, как был счастлив он, зная, что она принадлежит ему.
      Этого не купишь за деньги, но наследство даст ему по крайней мере возможность одарить ее всем, что она захочет, дать ей жизнь, которой она так заслуживает. У него самого есть все, что ему нужно, как бы банально это ни звучало. А Кэрол... и все-таки деньги не помогут приобрести то, чего она желает сильнее всего.
      - И даже если у нас не будет своего ребенка, - сказал он, - можно взять из этого приюта.
      Она лишь рассеянно кивнула в ответ.
      - Во всяком случае, - снова заговорил он, - работу в больнице, раз она тебя так угнетает, ты сможешь оставить. Не надо будет надрываться.
      Она лукаво улыбнулась.
      - Не заносись слишком далеко в своих надеждах. При нашем везении на оглашении завещания в очереди окажется тысяча других "сыновей".
      Джим рассмеялся. В Кэрол говорила ирландка. На всякое белое облачко обязательно должна быть черная грохочущая громом туча.
      - Билл поступил очень мило, предложив заняться поисками документа для тебя, - сказала Кэрол через некоторое время. - В особенности если учесть, что мы не пришли на церемонию его посвящения в сан.
      - Ради Бога, у тебя же был аппендицит!
      - Это знаем мы с тобой, но знает ли он? Я вот что имею в виду: Биллу известно, как ты относишься к религии, и он мог решить, что мы придумали предлог, чтобы не приходить на посвящение. Может быть, он обижен. Мы ведь не виделись с ним много лет.
      - Он выше этого. Просто заговорило твое ирландское чувство вины.
      - Что за глупости!
      Джим улыбнулся.
      - Верно говорю. Хотя ты была в больнице, ты чувствуешь себя чертовски виноватой, что не пришла на посвящение его в сан.
      - Отличный выбор слов и сочетание выражений, Джим!
      5
      Билл торопливо шел обратно в комнату для собеседований, сам не понимая, почему он так торопится. Ему нечего им сказать. Он искал только час, но был уверен, что просмотрел все самым тщательным образом.
      Значит, это из-за Кэрол?
      Она очень хороша, что верно, то верно.
      Волосы она теперь носила длиннее, чем раньше, и без завивки, но лицо осталось прежним - тот же вздернутый острый носик, тонко очерченные губы, тот же яркий естественный цвет лица.
      Что же, значит, он спешит, чтобы снова увидеть ее?
      Не похоже. Она была увлечением мальчишеских лет, этапом на пути его взросления. Все это позади, с этим покончено.
      Тогда откуда это настойчивое желание поскорее вернуться туда, где она ждет?
      Войдя в маленькую комнату, он отбросил этот вопрос. Он обдумает его позже.
      - Сожалею, - сказал он, опускаясь на стул. - Ничего не смог найти.
      Джим стукнул себя кулаком по бедру.
      - Черт побери! Ты уверен?
      - Я стал искать примерно начиная с записей за три года до того, как тебя оставили здесь, и внимательно просмотрел данные за каждый последующий год. Фамилия Хэнли мне ни разу не попалась.
      Джим, по-видимому, не был удовлетворен. Билл догадывался, что у него на уме. Он, вероятно, искал способ деликатно выразить сомнение в том, возможно ли за час с лишним внимательно просмотреть документы за три десятилетия.
      - Прошло так много лет, Билл, я просто не уверен...
      Билл улыбнулся.
      - Много лет, верно, но вовсе не много пожертвований, к сожалению. Кроме того, фамилия Хэнли не встречается ни в одном из наших указателей; ее нет и в списке наших корреспондентов. - Увидев, как сник Джим, он добавил: - Но...
      - Что "но"?
      - Но ровно через десять дней после того, как тебя подкинули, приют получил анонимное пожертвование в десять тысяч долларов. Грандиозная для того времени сумма.
      - Не пустячная и в наши дни, скажу я тебе, - проговорил Джим, оживившись. - Анонимная, говоришь? Насколько необычно получить такую сумму анонимно?
      - Ты что, шутишь? Даже сегодня мы иной раз получаем анонимно только двадцать пять или пятьдесят, редко сто долларов. А обычно все жертвователи хотят получить расписку для предъявления в налоговую инспекцию. Пятизначная цифра анонимного пожертвования, не учтенная при льготах на налоги, это просто неслыханно!
      - Деньги во искупление вины, - сказал Джим.
      Билл кивнул.
      - Тяжкой вины.
      Билл взглянул на Кэрол. Она не сводила с него глаз. Почему она так на него смотрит? Он почувствовал какую-то неловкость.
      В этот момент у двери из холла появился почтальон. Он протянул конверт.
      - Вас не затруднит расписаться здесь, святой отец? Письмо заказное.
      Билл взял конверт, положил его на стол и стал расписываться на квитанции. Когда он обернулся, то увидел, что вплотную к нему стоит Джим и держит конверт в руке.
      - Посмотри на обратный адрес! Флетчер, Корнуолл и Бутби! Та же адвокатская фирма, что связалась со мной! - Он пододвинул конверт к Биллу. Вскрой его!
      Билла заразило нетерпение Джима, он разорвал конверт. Пробежав глазами поразивший его текст письма, он протянул его Джиму.
      - Они просят, чтобы приют прислал кого-нибудь на оглашение завещания Хэнли.
      Джим взглянул на письмо и усмехнулся.
      - Такое же, как получил я. Я знал! Все сходится! Давайте отпразднуем. Я угощаю ужином! Что скажешь, Билл?
      Билл взял у него письмо и покачал головой.
      - Извини, я не могу сейчас уйти. Может быть, в другой раз.
      Отчасти это была правда. Отца Энтони сейчас нет на месте, и он, Билл, не может оставить мальчиков без присмотра. Конечно, если хорошенько постараться, он нашел бы кого-нибудь себе на замену, но почему-то был рад предлогу отказаться. Билл чувствовал, что его преследует настойчивый взгляд Кэрол.
      Вот и сейчас, глядя ему в глаза, она проговорила:
      - Все равно приглашение остается в силе. Ужин за нами.
      - Конечно, я буду очень рад.
      Прощание было долгим. Рукопожатия и взаимные заверения в непременной встрече в ближайшее время. Билл с облегчением вздохнул, когда наконец закрыл за ними дверь, надеясь, что смятение чувств в его душе скоро уляжется.
      Но этого не случилось.
      6
      Кэрол ждала, пока Джим заведет машину, но он неподвижно сидел за рулем, уставившись в пространство.
      Она дрожала от холода.
      - Если мы никуда не едем, Джим, может быть, включишь зажигание, чтобы заработала печка?
      Он покачал головой и улыбнулся.
      - Прости, я просто задумался.
      Он повернул ключ зажигания, и десятилетний "нэш-рэмблер" ожил и затрясся. Джим повернул к проспекту Куинс.
      - О чем же ты думал?
      - О том, что головоломка начинает складываться. Уже скоро я узнаю, кто я такой.
      Кэрол нагнулась и поцеловала его в щеку.
      - Кто ты такой, знаю я. Почему ты меня не спросишь?
      - Ладно. Кто же я такой?
      - Человек, которого я люблю. Отличный парень, талантливый писатель и самый лучший любовник на всем Восточном побережье. - И она действительно так считала.
      Он тоже поцеловал ее.
      - Спасибо. Но только на Восточном? А как насчет Западного?
      - Я там никогда не была.
      - Ах так?! - Он остановился у светофора. - Где же будем есть?
      - Мы действительно можем себе это позволить?
      - Конечно. Я сегодня получил гонорар за серию "Бог умер". Мы в "сытом городе", как любит говорить наш президент.
      - Наконец-то они собрались тебе заплатить!
      Именно поэтому он предложил ей поужинать в ресторане. Джим придерживался вполне современных взглядов, но, как только речь заходила о трате на развлечения из жалованья Кэрол, оказывался в трясине предрассудков пятидесятых годов.
      - Можем поехать туда, - он показал рукой в восточном направлении, в сторону дома, - и поесть даров моря у "Мемисона". Или еще куда-нибудь в городе. - Теперь он махнул рукой в сторону заходящего солнца.
      Кэрол не была голодна, она вообще последнее время страдала отсутствием аппетита. Ее не прельщало ни одно блюдо, но она знала, что Джим любит макароны.
      - Давай поедем в "Маленькую Италию". Сегодня я чувствую себя итальянкой.
      - Странно... Ты совсем не похожа на итальянку.
      - Ладно тебе. Поезжай, - сказала она.
      Когда они подъехали к изящному мосту Куинсборо, у Кэрол внезапно возникла идея.
      - Знаешь, еще немного рано ужинать. Ну, а раз мы уже все равно направляемся в город, давай заедем к тете Грейс.
      - Куда угодно, только не к ней, - простонал Джим. - Я готов поехать с тобой даже в модный магазин.
      - Перестань, она такая милая, а для меня особенно много значит.
      Кэрол любила свою тетку. Старая дева была ей вместо матери в студенческие годы, была ее семьей, "домом", где она могла проводить праздники и летние каникулы. Кэрол всегда хорошо ладила с ней. Однако о Джиме этого не скажешь.
      - Да, но от ее обители меня бросает в дрожь.
      - Тебя ни от чего не бросает в дрожь, а потом, мне совестно иметь столько свободного времени, находясь в городе, и не заехать на минутку к ней.
      - Ладно, - сказал он, когда они переехали Ист-Ривер и спустились по пандусу в Манхэттен. - Едем в Грэмэрси-парк. Но обещай мне, что, как только она попытается начать спасать мою душу, мы уедем.
      - Обещаю.
      ИНТЕРЛЮДИЯ В ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ ЦЕНТРАЛЬНОГО ПАРКА - I
      Сначала мистер Вейер не совсем понял, что это такое.
      Это произошло, когда он полусидя-полулежа почти дремал на софе в гостиной перед новеньким цветным телевизором. На девятнадцатидюймовом экране маршировали американские войска - шла специальная передача новостей о новогоднем наступлении во Вьетнаме. Вейер вдруг почувствовал нечто в ромбовидном мозгу: покалывание, зуд. Он не знал, как назвать это ощущение, но было в нем что-то зловещее.
      Предостережение?
      Чем сильнее оно становилось, тем казалось все более знакомым. Как что-то из прошлого, нечто, известное ему прежде, но не встречавшееся уже много лет.