Рожденный дважды

      Невысокая толстушка подняла глаза на Кэрол и свою обвинительницу и горестно покачала головой. Билл закусил губу, когда увидел выражение вины и раскаяния на ее лице. Но почему ее терзают угрызения совести? Он разговаривал с толпой, но ее там не видел. Иначе он непременно узнал бы ее.
      - Ее там не было... - начал он, но Эмма не дала ему договорить.
      - Нет, она была! Иона видел ее в одной из машин! - Лицо Эммы исказилось от ярости, а голос срывался на пронзительный визг. - Ты там была! Ты его убила!
      Билл увидел, как Кэрол растерянно переводит полные слез глаза с одной женщины на другую.
      - Пожалуйста, не надо! - прошептала она.
      Но Эмма уже не могла остановиться. Указывая дрожащим пальцем на Грейс, она кричала:
      - Тебе это так не сойдет, Грейс Невинс! Ты за это заплатишь! - Она направилась к Грейс, Иона удержал ее, но она продолжала вопить: - Сейчас же убирайся от могилы моего мальчика! Уходи, пока я собственными руками не придушила тебя здесь!
      Громко рыдая, Грейс повернулась и поспешно ушла.
      Воцарилось неловкое молчание, а затем смущенные этой сценой участники похорон поспешили выразить прощальные соболезнования Кэрол и Стивенсам и разошлись.
      Билл оставался до конца, надеясь перекинуться несколькими словами с Кэрол. Но Иона и Эмма увели ее, не дав ему подойти к ней. В том, как Иона оберегал свою сноху, было что-то собственническое, и это неприятно задело Билла.
      Глава 18
      Четверг, 14 марта
      1
      Кэрол закрыла за собой входную дверь особняка и остановилась в прохладном полумраке. Ей не хотелось возвращаться сюда. Даже сейчас она с трудом представляла себе, как сумела проехать мимо тех самых чугунных ворот с остроконечными прутьями. Но другого жилища у нее не было. Ее собственный дом выгорел дотла, а с Эммой и Ионой она больше оставаться не могла. Ей невыносима была назойливая опека Эммы, ее истеричные переходы от гнева к горю и снова к гневу. Она не в силах провести еще один вечер с Ионой, который сидел и неотрывно на нее смотрел. Кэрол поблагодарила их и утром сразу же уехала.
      Накануне она попыталась дозвониться тете Грейс, чтобы выяснить, правду ли говорила Эмма. Была ли она около особняка с теми безумцами? Но Грейс не подходила к телефону.
      У Кэрол даже возникло искушение позвонить Биллу и спросить, не может ли она пожить у его родителей, но потом она поняла, что больше всего на свете ей хотелось побыть одной.
      Пустой особняк встретил ее гулкой тишиной.
      Вот так, Джим, думала она. Ты ушел, и вместе с тобой не стало ни нашего дома, ни супружеского ложа, ни старых фотографий и твоих неизданных романов. От тебя ничего не осталось, кроме этого старинного особняка, но это такая малая толика тебя, потому что ты почти и не бывал здесь.
      Ее глаза наполнились слезами. Она все еще не могла поверить, что его больше нет, что он не появится, сбегая по лестнице с одним из этих проклятых дневников в руках. Его больше нет - ее единственного и дорогого Джима нет!
      К горлу подкатил ком.
      Почему ты должен был умереть, Джим?
      Она почти ненавидела его за то, что он повел себя так глупо, вскарабкался на эту колонну. Зачем?
      Как будет она жить без него? Джим помог ей пережить смерть родителей, когда она думала, что мир рушится вокруг нее. С тех пор Джим был ее прибежищем, ее опорой. Но кто поможет ей пережить его смерть?
      Ей даже послышался его голос:
      Теперь ты одна, Кэрол. Не предавай меня. Не горюй так. Ты сможешь выдержать!
      Кэрол почувствовала подступающие рыдания, а она-то думала, что выплакала все слезы.
      Она ошибалась.
      2
      - Я сожалею о смерти вашего друга, отец Билл.
      - Спасибо, Никки, - ответил Билл.
      Он посмотрел на мальчика, стоявшего напротив него у стола. Его взгляд выражал искреннее сочувствие. Билл с болью в сердце подумал, что большинству мальчиков в приюте Святого Франциска слишком хорошо известна боль утраты. Это был первый день после возвращения Билла, а за три дня его отсутствия накопился целый ворох заявлений об усыновлении, рекомендательных документов и различной корреспонденции, да и новые бумаги прибывали. На улице шел дождь, но было тепло, больше походило на май, чем на март.
      - А ты не опоздаешь на урок? - спросил он мальчика.
      - Я успею. Он был вашим добрым другом?
      - Он был старым другом, в юности - самым близким. Мы как раз снова начали с ним сходиться.
      Комок подкатил к горлу, когда он подумал о Джиме. Со времени ужасных воскресных событий он не давал горю овладеть собой, старался не пролить слезы, вспоминая своего старого друга. Джим посмеялся бы над ним, если бы узнал, что Билл его оплакивает.
      А что сказал бы Джим о его снах о Кэрол, более эротических, чем когда-либо раньше; теперь, когда она осталась одна на свете?
      - А то, что написано в газетах, правда?
      - Знаешь, Никки, мне бы не хотелось сейчас об этом говорить. Слишком все еще свежо.
      Мальчик серьезно кивнул, словно умудренный жизнью старик, а потом принялся, как обычно, шнырять по комнате и всюду совать свой нос. Он остановился около пишущей машинки.
      - Так, - протянул он, - и когда вы уезжаете?
      Вопрос захватил Билла врасплох. Он поднял глаза и увидел, что наполовину написанное письмо в Духовное управление все еще в машинке. Боже! Работа учителем в Балтиморе! Он совсем забыл о ней.
      - Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не смел читать мою почту?
      - Извините! Просто письмо торчало в машинке совсем на виду. Я ненароком заглянул в него.
      Билл, терзаясь чувством вины, проговорил:
      - Послушай, Никки, я знаю, у нас с тобой была договоренность...
      - Не берите себе в голову, святой отец, - быстро ответил мальчик с вымученной улыбкой, которая хватала за сердце. - Из вас получится прекрасный учитель. Особенно там, недалеко от Вашингтона. Я знаю, что вы интересуетесь политикой. И не беспокойтесь обо мне. Мне здесь нравится. Для меня это дом. И вообще я безнадежен.
      - Я запретил тебе говорить о себе так!
      - Приходится считаться с фактами, святой отец. Пока дождетесь, когда меня усыновят, превратитесь в дряхлого старика, которого возят в кресле на колесиках. Договоренность отменяется. Что касается меня, я вас подвел. Было бы несправедливо, чтобы вы продолжали держать свое слово.
      Билл смотрел на мальчика, который возобновил свое бесцельное хождение по комнате. И, наблюдая за ним, он вспомнил слова Джима, сказанные им в тот вечер, когда они пили пиво, слушали плохую музыку и были близки к смерти в Гринвич-Виллидже: "Надо сначала навести порядок в собственном доме и поблизости, а уж потом заботиться об остальном мире. Поступай мы все так, у нас меньше оказалось бы хлопот с делами в мире".
      Теперь Билл знал, как он должен поступить.
      - Дай мне это письмо, Никки, пожалуйста. Правильно. То, что в машинке, и письмо из Духовного управления, которое лежит рядом с ним.
      Никки передал ему письма, а потом сказал:
      - Мне, пожалуй, пора в класс.
      - Не торопись.
      Билл аккуратно сложил оба письма втрое и начал рвать.
      Никки разинул рот.
      - Что вы делаете?
      - Выполняю обещание.
      - Но я ведь сказал вам...
      - Не просто обещание, данное тебе, а обещание, которое я дал себе много лет назад. - То обещание, которое прежде всего привело меня в семинарию. Нравится тебе это или нет, но я остаюсь.
      Билл почувствовал головокружительную легкость. Ему показалось, будто огромный груз свалился с его плеч. Все сомнения, все споры с самим собой исчезли. Его место здесь. Здесь он сумеет изо дня в день добиваться перемен к лучшему.
      - Но меня никогда не усыновят!
      - Мы об этом позаботимся. Однако дело не только в тебе. Я здесь надолго. Я не покину приют Святого Франциска, пока он не опустеет.
      Билл увидел, как по щекам Никки побежали слезы. А Никки никогда не плакал. Это зрелище так взволновало Билла, что его собственные глаза тоже наполнились слезами. Печаль, которую он держал в себе с воскресенья, рвалась наружу. Он попытался сдержаться, но было поздно. Билл собрался сказать Никки, чтобы тот бежал в класс, но вместо слов вырвалось рыдание. Он уткнул голову в руки на столе и заплакал.
      - Почему ему суждена была такая смерть? - услышал он свой голос, прерываемый рыданиями.
      Билл почувствовал у себя на спине маленькую руку и услышал, как Никки со слезами в голосе сказал:
      - Я буду вашим другом, отец Билл. Я застряну тут надолго. Я буду вашим другом.
      3
      Светофор сменился на красный, и Иона Стивенс затормозил на Парк-Авеню-Саут у Шестнадцатой улицы. Был конец буднего дня, но машин на улицах не убавилось. Похоже, поток их в этом городе никогда не прекращается.
      Много дней он находился в состоянии мучительной депрессии, опасаясь, что тридцать лет, которые он провел, вживаясь в образ добропорядочного обывателя - рядового члена самодовольной и преуспевающей общины Монро, пропали даром. Усыновленный мальчик-Сосуд мертв. Внезапность его смерти застала Иону врасплох. Охранять Сосуд было обязанностью Ионы. Теперь же Сосуд скончался, не выполнив своего предназначения...
      Но Тот все еще существовал, Иона чувствовал это. А сегодня вечером видение... видение алого цвета.
      Он приближался к месту своего назначения. Квартира тетки Кэрол находилась недалеко отсюда. Она жила в районе, называвшемся Грэмерси-парк. Именно туда видение посылало его.
      Он прикрыл рукой здоровый глаз в надежде увидеть что-нибудь левым, незрячим.
      Ничего.
      В течение дня видение появлялось несколько раз. Он видел, как голову Грейс Невинс разбивает тяжелый стальной лом. Он видел свою руку, держащую этот лом. Видение подало ему знак.
      Грейс Невинс должна умереть.
      Сегодня вечером.
      Иона подумал: почему? Не то чтобы он возражал. Он питал к этой жирной сплетнице не больше теплых чувств, чем к любому другому человеку на свете. Ему было просто любопытно, почему именно она должна умереть.
      Мщение? Она не имела прямого отношения к смерти Джима, так что о мщении речи быть не могло. Почему? Представляла ли она в будущем опасность для Того? В этом, очевидно, все дело. И притом, в ближайшем будущем. Отсюда подгонявшая его настойчивость видения.
      Он постукивал костистыми палацами по рулевому колесу, ожидая, когда сменится сигнал светофора. Он быстро добрался сюда с Лонг-Айленда, но ощущение безотлагательности его миссии не покидало Иону.
      За окнами пел свои песни город. Его синяки и шишки, его незаживающие раны, отчаяние и боль - все словно соединилось в единую мелодию, звучавшую в голове Ионы. Со всех сторон он слышал, как складываются в эту мелодию звуки, символизировавшие грязь и болезни, боль и муки, нищету скучившихся людей. Она негромко доносилась из переулков, ее напевали жалкие жилища над лавками, кричали туннели подземки. Юнион-сквер слева, казалось, исторгала стоны своих обитателей, день за днем уничтожающих себя наркотиками.
      Ему хотелось остановиться и насладиться всем этим. Но его ждало дело. Он нежно погладил шестигранную рукоять изогнутого трехфутового лома, лежавшего на сиденье около него.
      Дело!
      Наконец зажегся зеленый сигнал. Он нажал на акселератор и двинулся вперед.
      4
      Грейс вошла в квартиру и щелкнула выключателем. Свет не загорелся. Она нажала на выключатель несколько раз, но света не было. Опять перегорела лампа. Кажется, она заменила ее всего две недели назад. Или раньше? Она не могла вспомнить. После ужасного воскресного происшествия в голове царил сумбур. Безобразная сцена с Эммой вчера на похоронах еще более ухудшила ее состояние.
      Она проводила большую часть свободного времени в церкви, моля Господа просветить ее и наставить. Мартин позвонил ей накануне и спросил, почему она пропустила очередное молельное собрание в среду. Она ответила ему, что больше не хочет иметь ничего общего с Избранными, умолчав о том, что ей было очень трудно не пойти к ним.
      Что-то тянуло ее к этим людям.
      Она стала на ощупь пробираться по темной квартире. У нее было только несколько минут, чтобы, перекусив, поспеть на автобус и вовремя приехать к началу своей смены в больнице.
      Вдруг она замерла. В ее квартире кто-то был.
      Ее глаза еще не привыкли к темноте. Она не столько увидела, сколько почувствовала какое-то движение - быстрое движение справа от себя. Инстинктивно она пригнулась, и в то же мгновение от сокрушительного удара, нацеленного на нее, над ее головой раскололась этажерка. Грейс охватила паника, кралось, сердце сжал холодный бронированный кулак. Грабитель! Или, что еще хуже, насильник! Он пытался убить ее!
      Град осколков обрушился ей на спину. Она отползла на четвереньках в сторону. Сзади нее что-то тяжелое с грохотом повалилось на ковер.
      Очевидно, у него дубинка! Тяжелая дубинка! Он переломает ей все кости!
      Грейс юркнула под обеденный стол. Что-то сильно по нему ударило, настолько сильно, что раскололо столешницу красного дерева. Страх придал Грейс силы, она отодвинулась к дальнему краю стола и потянула его на себя. Ей удалось наклонить стол и опрокинуть его на непрошеного гостя.
      После этого она с громким воплем бросилась к двери. Мускулистая рука схватила ее за воротник, натянув шнур капюшона и цепочку ее ладанки. Грейс почувствовала, как они врезаются ей в шею, но через мгновение они порвались, и, освободившись, она бросилась к двери. Нащупав ручку, открыла ее и с криком выскочила на лестничную площадку, быстро захлопнув за собой дверь. Ее отчаянные крики стали еще громче, когда изнутри донеслись тяжелые удары по двери и треск лопнувшей обшивки. Она продолжала вопить и звать на помощь, колотя в две другие двери на той же площадке. А когда никто не откликнулся, кинулась по лестнице, спотыкаясь и дважды чуть не упав.
      Грейс выбежала на улицу и помчалась к телефону на углу, чтобы набрать "911".
      5
      - Он как следует постарался, миссис Невинс, - сказал молодой полицейский. - Похоже, что он разбил все, что вы имели.
      Грейс не поправила его "миссис". Она с ужасом смотрела на то, во что превратилась ее маленькая квартира. Каждый дюйм пола, все полки и столешница были усыпаны обломками. Ее скульптуры - Младенцы, Богоматери и все остальное - были разбиты вдребезги. Священные реликвии растоптаны в прах. Библии и другие священные книги разорваны в клочья. Все, все погублено...
      Нет, возразила она себе, это не так. Большая часть ее посуды в буфете осталась нетронутой. Телефонный аппарат вырван и разбит, но экран телевизора остался целым. И ваза в углу у входной двери лежала на боку, но в целости.
      - Не все, - сказала она полицейскому.
      - Не все, мадам? - переспросил он.
      - Он разбил только то, что имело отношение к религии.
      Полицейский оглядел комнату.
      - Да... Вы правы. И это самое странное!
      Грейс трясло от страха.
      6
      Эмма ждала, лежа в постели. Было рано, но Иона снова отправился в одну из своих необъяснимых ночных экспедиций. Сейчас он вернулся. Она услышала, как с лязгом опустилась дверь гаража, как он вошел в дом через кухню. Ее возбуждение росло.
      Она надеялась, что все будет как в ту ночь в понедельник пару недель назад, когда он вернулся поздно и большую часть ночи никак не мог насытиться ею. Ей необходимо было, чтобы подобное повторилось сейчас и отвлекло ее от мыслей о бедном Джиме и его ужасной, бессмысленной смерти. После его женитьбы они мало видели своего приемного сына, но было достаточно знать, что он недалеко, в конце квартала, за углом. А теперь его не стало. Навсегда.
      Где же Иона? Почему он так долго не идет?
      Потом она услышала стук дверцы холодильника и шипение открываемой банки пива.
      Эмма закусила дрожащую губу. Ужасно! Пиво означает, что он в дурном расположении духа и сегодня не захочет ее. Он будет долго сидеть там, в гостиной, в темноте и пить пиво.
      Она зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания, которые не могла больше сдерживать.
      Глава 19
      Пятница, 15 марта
      1
      - Дорогая, ты совсем плохо выглядишь, - сказала Кэй Аллен. - Я имею в виду внешне... Ты что-нибудь ешь?
      Кэрол посмотрела через стол на свою начальницу. В глазах Кэй светилась искренняя тревога. Работа в социальном отделе больницы, возможно, сделала ее черствой по отношению к пациентам, но, похоже, она искренне беспокоилась о Кэрол.
      - Я чувствую себя еще хуже, чем выгляжу, - ответила Кэрол. Из-за ужасных ночных кошмаров ее постоянно мутило. Страшные сны в сочетании с депрессией и непроходящей болью утраты лишили ее всякого аппетита. Она осунулась и похудела.
      Она пришла сюда потому, что любое другое место, кроме больницы, напоминало ей о Джиме. Ей казалось, что все при виде ее испытывали неловкость. Люди отводили глаза, а некоторые даже переходили улицу, избегая с ней общения. Она знала, что они сочувствуют ей, но не находят слов утешения. Окажись Кэрол на необитаемом острове, она не была бы более одинока, чем здесь, в родном городке. Тетя Грейс все еще не появлялась, а от присутствия Эммы ей становилось еще хуже. Ей казалось, что она одна на свете.
      - Может быть, стоит, чтобы доктор Альбертс осмотрел тебя?
      - Мне кажется, я больше нуждаюсь в психиатре.
      Кэй с необычной для нее нежностью наклонилась над столом и взяла Кэрол за руку.
      - Дорогая! Я тоже нуждалась бы в психиатре, если бы пережила то, что обрушилось на тебя!
      Сочувствие Кэй тронуло Кэрол, на глаза навернулись слезы. Но она ни за что не станет плакать.
      - Так какие в больнице новости? - спросила она бодрым голосом.
      Кэй отпустила ее руку.
      - Их немного. Это все еще дурдом. Ах да, твой друг мистер Додд вернулся.
      - Неужели? Почему?
      - На этот раз у него настоящий инсульт. Один из его склеротических сосудов закупорился и лопнул. Думают, что он не выживет.
      Неужели в мире не осталось добрых вестей?
      - Может быть, мне стоит подняться и повидать его?
      - Ты все еще в отпуске, дорогая. А кроме того, это бесполезно. После того как четыре дня назад его поместили в палату интенсивной терапии, он никого не узнает.
      - Все-таки, пожалуй, я загляну к нему, просто так.
      - Как хочешь, дорогая.
      Кэрол прошла по длинному коридору к лифтам. Она не спешила. Единственным местом, куда она могла еще пойти, был особняк, но ее туда не тянуло. Она подумывала о том, чтобы выйти на работу на следующей неделе. Деньги ей, разумеется, не были нужны. Все унаследованные Джимом миллионы переходили непосредственно к ней. Но ей нужно было отвлечься, чем-то заполнить жизнь. Быть может, если она опять займется проблемами пациентов, она лучше справится с собственными.
      Мистер Додд находился в палате на двоих на третьем этаже. И он, и его товарищ по несчастью были без сознания. Несмотря на теплую погоду и надетые на ней свитер и джинсы, Кэрол показалось, что в палате холодно.
      Она подошла к кровати. В полумраке можно было разглядеть трубку, идущую от капельницы к его руке; другая трубка - из носа - змейкой тянулась по верхней губе к кислородному баллону, стоявшему наподобие стального часового рядом с изголовьем. Глаза его были закрыты, лицо неподвижно, рот приоткрыт. Можно было подумать, что он спит, но, как только Кэрол услышала его дыхание, она поняла, в каком он тяжелом состоянии. Его дыхание проходило определенный цикл: сначала вдох был неглубоким, затем постепенно нарастал, пока его легкие, казалось, не наполнялись воздухом до предела, а потом дыхание снова медленно слабело. И наконец сходило на нет. Это был опасный момент. Бывали промежутки, когда дыхание вообще пропадало. Они никогда не продолжались более тридцати секунд, но время до того, как дыхательный цикл возобновлялся, казалось бесконечным.
      Она наблюдала такую картину и прежде. "Дыхание Чейн-Стока" - так называл его один из интернов в прошлом году, когда она впервые услышала его. Оно обычно случалось при комах, особенно вызванных обширными инсультами.
      Бедный мистер Додд! Вернулся уже через неделю после выписки. Она надеялась, что его последние дни в доме Морин были счастливыми. Она была уверена, что обе дочери теперь рады, что послушались ее. Иначе, если бы они поместили его в лечебницу для хроников и удар произошел там, они, вероятно, никогда не простили бы себе этого.
      Она поправила его одеяло и слегка пожала ему руку.
      В этот момент все и произошло.
      Внезапно мистер Додд поднялся на кровати с широко открытыми глазами. Левая сторона его лица была безжизненной, а правая, походившая на полумаску, выражала ужас. Он начал хрипло кричать своим беззубым, искривленным ртом:
      - Убирайтесь? Уходите от меня! Боже, спаси меня? Убирайтесь, убирайтесь, убира-а-айтесь!
      Пораженная и испуганная Кэрол, спотыкаясь, отошла от кровати как раз в тот момент, когда в палату влетела сестра.
      - Что случилось? Что вы сделали?
      - Н-н-ичего, - пролепетала Кэрол. - Я только дотронулась до его руки.
      Сейчас мистер Додд показывал на нее. Его глаза все еще были широко открыты, невидящим взглядом он смотрел прямо перед собой, однако его дрожащий палец указывал на Кэрол.
      - Уходите! Уходит-е-е!
      - Вам лучше уйти, - сказала сестра.
      Уговаривать Кэрол не было нужды.
      Голос мистера Додда преследовал ее на всем пути к лифту.
      - Убирайтесь! Убира-а-а-й-тесь!
      Наконец закрывшаяся дверь заглушила этот крик. Пока лифт спускался, потрясенную Кэрол не отпускала дрожь.
      Я только дотронулась до его руки.
      Когда она вышла на залитую солнцем стоянку служебных машин, она решила, что, может быть, сегодня сумеет заставить себя съездить в Толл-Оукс. Она хотела посетить кладбище вчера, но не нашла в себе мужества отправиться туда в дождь. Сейчас она чувствовала, что ей необходимо побыть рядом с Джимом, просто посидеть у его могилы и поговорить с ним, даже если он не может ей ответить.
      О Джим! Как мне жить без тебя?
      2
      Не по сезону теплый ветерок обдувал голые холмики Толл-Оукса. Там не разрешалось ставить пышные памятники. Только неброские гранитные плиты на могилах. Кладбище чем-то походило на Арлингтонское национальное кладбище. Кэрол нравился такой стиль. Если не приглядываться внимательно, она могла бы даже убедить себя, что гуляет по лужайкам огромного провинциального поместья.
      Найти могилу Джима было нетрудно. И так будет до тех пор, пока они не уберут цветы. Примерно в двадцати ярдах справа находилась еще одна могила. Там похоронили кого-то в тот же день, что и Джима.
      Кэрол непроизвольно остановилась, но затем заставила себя пойти дальше. Ей надо привыкнуть к таким посещениям, потому что она решила приходить сюда часто. Она не собирается забывать Джима. Если он ушел из этого мира, она сделает все, чтобы он остался жить в ее памяти и в ее сердце.
      Подойдя к могиле, она, потрясенная, отпрянула от нее. То, что она увидела, повергло ее в такой ужас, что она бегом бросилась назад к машине. Ей хотелось позвать на помощь, но никто бы ее не услышал.
      Хотя, нет. Есть человек, который отозвался бы на ее призыв о помощи. Она знала лишь одного человека, к которому могла обратиться.
      3
      - Посмотри! Видишь? Они мертвы. Все они завяли так, как будто пролежали много недель!
      Послеполуденное солнце согревало спину Билла, стоявшего над могилой Джима. Он снял ветровку, которую надел поверх своего облачения. На какое-то мгновение он перестал слышать голос Кэрол в попытке обдумать произошедшее. Она утром позвонила ему в панике и сбивчиво рассказала о могиле Джима. Он толком не понял, в чем дело, но успокоил ее обещанием, что приедет в Монро, как только освободится в приюте Святого Франциска.
      Прямоугольник дерна на могиле Джима был коричневого цвета.
      Билл поборол в себе желание сказать: "Ну и что?" - и попытался подстроиться под переживания Кэрол, которая пряталась за его спиной, боясь взглянуть на могилу.
      - Почему трава увяла, Билл? - спрашивала она. - Дай мне четкое, разумное объяснение, почему она увяла здесь, на этой могиле, и больше нигде, и я обещаю никогда больше не докучать тебе.
      - Может быть, неправильно положили дерн, и он высох, - ответил Билл.
      - Высох? Вчера весь день лило!
      - Тогда, может быть, он положен очень тонким слоем, и корни обрезаны. Знаешь, ведь это же целое искусство - правильно срезать дерн.
      - Ладно. Хорошо. Неужели ты действительно думаешь, что его неправильно срезали для могилы Джима и правильно для соседней? Похороны обоих состоялись в один и тот же день!
      - Может быть...
      - Боже, Билл! Даже если бы траву срезали и набросали ее на могилу, она все еще оставалась бы зеленой!
      Билл смотрел на засохшие коричневые былинки, торчавшие из земли, и вынужден был признать, что Кэрол права. Трава была мертва. Она выглядела так, будто из нее вытянуты все жизненные соки. Но каким образом это произошло? И почему? Почему именно здесь, в этом аккуратном прямоугольнике? Уж не опрыскал ли кто-то ее гербицидами? Но это бессмысленно. Кому бы вздумалось так поступить?
      Самым пугающим было то, что не весь дерн на могиле оказался засохшим, а только узкий прямоугольник, точно очертивший контуры находившегося шестью футами ниже гроба Джима. Кэрол об этом не упомянула. Может быть, не заметила. Билл не собирался обращать ее внимание на это. Билл повернулся и посмотрел на нее, увидел полные муки испуганные глаза. Он очень хотел помочь ей. Но как?
      - Кэрол, каких слов ты ждешь от меня?
      Самообладание покинуло Кэрол. Ее лицо исказилось, по щекам побежали слезы.
      - Я хочу, чтобы ты сказал мне, что он не был во власти дьявола и что есть разумное объяснение того, почему трава на его могиле мертва. - Она приникла к нему и зарыдала. - Вот и все, что я хочу! Ведь это не много? Ведь так?
      Билл нерешительно обнял ее и слегка похлопал по спине. Этот жест, вероятно, был неуместен, но на большее он не мог пойти, не мог осмелиться. Потому что прикосновение к Кэрол вызвало сладостную, но непозволительную истому во всем его теле, и тайные желания, терзавшие его в постели по ночам, бесстыдно оживали при свете дня. Он прижал ее к себе еще раз, а затем заставил себя отстраниться.
      - Да, ты просишь совсем немного, - сказал он, сурово посмотрев на нее. - Но меня удивляет, что ты вообще просишь об этом.
      - Знаю, знаю, - сказала она, опустив глаза. - Но после всего того, что эти ужасные люди говорили в воскресенье, когда я пришла сюда и увидела это... Мне просто не по себе.
      - Это странно, - сказал он, оглядывая, жухлую траву, - я уверен, что существует достоверное объяснение, и дьявол тут ни при чем.
      - Хорошо. Скажи мне, что это за объяснение.
      - Вернемся в машину, - предложил Билл.
      Ведя Кэрол обратно вниз по холму к машине, он полуобнял ее за плечи. Он не мог удержать себя от желания касаться ее. Во всяком случае, не мог в данный момент.
      В конце концов он отпустил ее, чтобы открыть для нее дверцу у пассажирского места.
      - Так что ты по этому поводу думаешь? - спросила она, когда он включил зажигание.
      Она страстно стремилась услышать его объяснение. Как ему хотелось, чтобы у него таковое было!
      - Я не знаю. Я не ботаник. Но наверняка ты лучше всех других знала, что Джим не был во власти дьявола или кого-то еще. Нам известно, что он был атеистом, но признать существование дьявола было для него так же неприемлемо, как признать существование Бога.
      - А как насчет волос на руках? Ты слышал, что они говорили об этом? Они назвали их "Знаком Зверя". Они утверждали, что это признак того, что в Джима вселился Сатана.
      - Джим был волосатым мужчиной. Волосатые кисти рук означают всего-навсего, что он родился с фолликулами в необычном месте. Только это, и больше ничего. Может быть, это генетическое свойство. Если он действительно был клоном Хэнли, то я могу держать пари, что у Хэнли тоже были волосатые руки.
      - И правда, - медленно произнесла Кэрол, - на старых фотографиях Хэнли выглядел очень волосатым.
      - Что я тебе говорил? Право же, Кэрол, вся эта ерунда о Сатане просто... ерунда, и ничего больше.
      Последовало молчание. Он оглянулся и увидел ее потрясенное лицо.
      - Билл! - воскликнула она. - Ты священник!
      Он вздохнул.
      - Я знаю, что я священник. Я провел последние десять лет, изучая богословие, изучая его очень глубоко, и, поверь мне, Кэрол, никто из католиков-интеллектуалов не верит в Сатану.
      Она улыбнулась. Печально.
      - Что-то не так? - спросил Билл.
      - Католики-интеллектуалы, - повторила она. - Слышу голос Джима.
      У Билла сжалось горло.
      - Я тоже. Он бы сказал: "Если сочетание таких контрастных понятий возможно".
      - О Боже, Билл! - произнесла она, рыдая. - Мне так его не хватает!
      - Знаю, Кэрол, - сказал Билл, чувствуя, как ей больно, деля эту боль с ней. - Так пусть он живет в тебе. Храни эти воспоминания.
      4
      С трудом взяв себя в руки, Кэрол продолжала:
      - Но когда ты сказал, что не веришь в Сатану, ты говорил почти как Джим.
      - Знаешь, мы с Джимом расходились во взглядах не столько на этику или мораль, сколько на их философскую основу. И мы оба были согласны с тем, что никакого Сатаны не существует. Говоря откровенно, я не знаю ни одного иезуита, который верил бы в Сатану. Есть Бог, и есть мы. Нет ни одного-единственного существа, которое олицетворяло бы собою зло и, скрываясь в мире, старалось заставить нас грешить. Это миф, выдумка людей, помогающая решить проблему зла. Зло в мире исходит от нас самих. - Он ткнул пальцем в свою грудь. - Отсюда.
      - А что же такое ад?
      - Ад? Ты можешь поверить в то, что где-то есть место, некое помещение или пещера, где собирают всех грешников и где их терзают демоны? Задумайся об этом, Кэрол.
      Она задумалась, и действительно, такое показалось ей неправдоподобным.
      - Это всего-навсего персонификация абстрактных понятий, - продолжал Билл. - Возможность дать людям за что-то ухватиться при решении сложных проблем. Вот так же дети легче усваивают постулаты веры, если их облечь в форму мифов. Когда мы говорим детям: "Не поддавайтесь дьявольским искушениям", на самом деле мы велим им противиться тому худшему, что в них есть.