- Ты действительно думаешь, что... когда говоришь, что случившееся ничего не значит? То есть значит страшно много для меня, но почему-то не имеет никакого значения для тебя?
      - Оно ничего не меняет. То, что у нас было раньше, есть и теперь, если ты готов оставить все как есть.
      Он обвел глазами ее лицо.
      - Ты ведь правда так думаешь?
      - Разумеется! Если бы я так не думала, записи все еще находились бы здесь, а меня бы уже тут не было.
      Он впервые за все время улыбнулся.
      - Да, ты, пожалуй, права. - И он схватил Кэрол за руку. - Кэрол, если я смогу тебе поверить, не отказывайся от своих слов. А я думаю, что смогу. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь в том, что ты была права, когда решила избавиться от этих бумаг.
      - Слава Богу! Я боялась, что ты никогда мне этого не простишь, искренне призналась Кэрол.
      - Я тоже так думал. Но теперь я понимаю, что нужно продолжать жить, как раньше. Я не могу допустить, чтобы то, что я узнал, поработило меня. О том, что было, знаем только мы с тобой. Я могу продолжать жить, зная об этом. Я могу приспособиться к... тому, кто я.
      В этот момент Кэрол решила, что только через много-много времени она расскажет ему, где спрятаны дневниковые записи.
      - Просто оставайся тем же Джимом Стивенсом, за которого я вышла замуж, - сказала она. - Вот это по-настоящему важно.
      Он снова улыбнулся.
      - Ты уверена, что не хочешь никаких перемен? Сейчас у тебя, пожалуй, единственная возможность настоять на своем.
      - Может быть, я хотела бы изменить только одно.
      - Что?
      - Когда в следующий раз что-нибудь тебя расстроит, не держи это больше в себе. Поделись со мной. Мы вместе тянем груз семейной жизни. Между нами не должно быть никаких секретов.
      Он заключил ее в объятия и прижал к себе так тесно, что чуть не раздавил. Кэрол хотелось одновременно и смеяться, и плакать. Он вернулся, ее прежний Джим вернулся.
      4
      Грейс сидела в последнем ряду в зале на нижнем этаже особняка на Мюррей-Хилл и слушала проповедь брата Роберта. Вечер среды казался неподходящим временем для молебного собрания, но ее заинтриговали люди, которые называли себя Избранными. Особенно брат Роберт. В его аскетической внешности было что-то магнетическое, его окружал ореол мудрости, и в то же время он не казался недосягаемым. Он излучал любовь к Богу и простым смертным. А его голос, звучный и красивый, прямо-таки завораживал. Он говорил уже почти час, а казалось, что прошло только десять минут.
      Внезапно он споткнулся на каком-то слове и замолчал. Он стоял у кафедры и ничего не говорил. На какое-то мгновение Грейс с ужасом подумала, что он смотрит на нее, но потом поняла - его взгляд обращен на кого-то позади нее. Она повернулась и увидела седовласого незнакомца, стоявшего в задней части зала.
      Мартин немедленно поднялся со своего стула в передних рядах и подошел к незнакомцу.
      - Это не публичное собрание, - сказал он негодующе.
      Незнакомец немного смутился, держась как-то неуверенно.
      - Я уйду, если вы настаиваете, - проговорил он. - Но неужели вы не разрешите мне послушать?
      Тут Грейс узнала его. Это был человек, который стоял на другой стороне улицы и наблюдал за домом в прошлое воскресенье. Что ему здесь нужно?
      Она посмотрела на Мартина. Тот был в нерешительности, не зная, как поступить. Они оба повернулись и вопросительно посмотрели на брата Роберта.
      Грейс вспомнила, что в воскресенье монах заподозрил в этом человеке тайного врага, хотя и не знал его лично.
      - Мартин, - возразил брат Роберт, - мы не можем никому отказывать в праве внимать гласу Господнему. Пожалуйста, садитесь, друг.
      Грейс напряженно замерла, когда незнакомец уселся в конце последнего ряда, ее ряда, всего в двух стульях от нее. Она смотрела прямо перед собой и слушала брата Роберта, который возобновил свою проповедь. Но его явно что-то отвлекало. Он то запинался, то говорил слишком быстро, и теперь его проповедь не впечатляла так, как до появления незнакомца.
      Грейс отважилась взглянуть на пришельца.
      При ближайшем рассмотрении он оказался крупным мужчиной. Просторный светло-коричневый двубортный плащ придавал его массивной фигуре еще большую основательность. Цвет лица у него был смугловатый, а в седых волосах виднелись рыжеватые пряди. Высокие скулы, длинный прямой нос и никаких обвисших щек и подбородка, несмотря на его возраст. Он сидел прямо, не сутулясь, и его большие морщинистые руки лежали на коленях. На безымянном пальце левой руки виднелось золотое кольцо. Весь его внешний вид свидетельствовал о скрытой силе.
      Он, очевидно, почувствовал ее взгляд, ибо повернулся в ее сторону и слегка улыбнулся, немного сощурив голубые глаза. Затем он снова стал слушать брата Роберта.
      Грейс почувствовала, что напряжение покидает ее. Эта улыбка... она предназначалась для того, чтобы подбодрить не только его самого, но и ее. Этого человека бояться не следовало.
      Служба закончилась обращением брата Роберта:
      - Подай мне знак. Господи. Покажи нам Антихриста, чтобы мы могли противопоставить ему Твою святую силу.
      После этого около двадцати собравшихся Избранных встали и, держась за руки, прочитали апостольский Символ Веры и "Аве Мария". Незнакомец не встал и не молился. Как и раньше, Грейс, молясь вместе с остальными, сложила руки перед собой.
      Внезапно она почувствовала покалывание на лице. Она повернулась к незнакомцу и заговорила с ним. К своему ужасу, произносимые ею слова не принадлежали ей. Она говорила на незнакомом языке.
      Седовласый господин поднялся со своего стула и, пораженный, уставился на нее. Она пыталась остановиться, но голос не повиновался ей, продолжая произносить странные, непонятные слова.
      - Прекратите! - приказал незнакомец. - Вы не знаете, что говорите. Избранные поворачивались, чтобы посмотреть на нее. Брат Роберт, сияя, поспешил к ней.
      - Грейс, тебя посетил Святой Дух! Не борись с ним! Вознеси хвалу Господу.
      - Она никому не возносит хвалу, - сказал незнакомец.
      - Вы понимаете язык, на котором она говорит? - изумленно спросил брат Роберт.
      Прежде чем незнакомец успел ответить, Грейс умолкла. Незнакомец остался сидеть на своем месте, пока молящиеся один за другим покидали зал и, проходя мимо, рассматривали его. Вскоре в зале остались только Грейс, брат Роберт, Мартин и незнакомец. Брат Роберт подошел к нему и остановился рядом.
      - Кто вы?
      - Меня зовут Вейер, - ответил седовласый мужчина. - А как зовут вас?
      - Брат Роберт из монастыря в Эгюбелле. - Никто из них не протянул руки для рукопожатия. - Вы знаете язык, на котором она говорила? Что она сказала?
      - Вы не поймете.
      - Не будьте так категоричны, - возразил брат Роберт.
      Вперед выступил Мартин.
      - Зачем вы пришли сюда? Почему вы прятались снаружи, наблюдая за нами?
      Вейер озабоченно нахмурился.
      - Не знаю. Я что-то здесь почувствовал. Мне казалось, меня влечет к людям, которые собираются в этом доме.
      Грейс попыталась определить его чуть заметный акцент. Он походил на акцент англичанина, и тем не менее такого произношения, как у него, она никогда не слышала.
      - Вы не принадлежите к нашему числу, - твердо и безапелляционно заявил Мартин.
      - Совершенно верно. Но кто к нему принадлежит? Почему вы собираетесь здесь?
      Брат Роберт вмешался:
      - Мы приходим, чтобы вознести хвалу Господу и подготовиться дать бой Его врагу. Среди людей появился Антихрист. Мы ждем знака.
      - Антихрист?
      - Да, Дух зла во плоти.
      Мистер Вейер пристально посмотрел на брата Роберта, затем на Грейс; его тяжелый взгляд обжег ее, как удар хлыста.
      - Значит... вы знаете.
      Брат Роберт кивнул.
      - Сатана явился, чтобы попытаться предъявить свои права на этот мир.
      - Мне ничего не известно о Сатане, но что-то надвигается. Я не понимаю, почему это затронуло именно вас?
      Мартин так и вскинулся.
      - Что вы имеете в виду? Мы вовсе не тронутые, а такие же нормальные люди, как все остальные, даже более нормальные!
      - Я имею в виду, что вам дарована особая чуткость, ниспослано предупреждение, вам дано знать. Почему именно вам?
      - А почему бы и нет?
      - Потому что ваших жалких сил недостаточно, чтобы вести эту борьбу.
      - И вы полагаете, именно вам предстоит возглавить нас? - спросил Мартин.
      Мистер Вейер горько усмехнулся и отрицательно покачал головой.
      - Нет, я не хочу иметь с этим ничего общего. Я больше этим не занимаюсь. По правде говоря, я думал, что все кончилось.
      - Это никогда не кончается, - заметил брат Роберт.
      - Возможно, вы и правы. Думаю, мне следовало бы об этом знать. Но я тешил себя напрасной надеждой.
      - О чем вы говорите?
      - Вы не поймете.
      Брат Роберт опустил глаза и тихим шепотом произнес:
      - Я побывал в дальних странах. Я повидал такие места, которые добрым людям видеть грешно. Я читал запретные книги...
      - Неужели это разрешается монаху? - спросил Вейер.
      - "Познай врага своего" - мудрое изречение. Как Бог являет себя миру в разных обличьях, так и дьявол тоже. Я окунался в бездну ужасающего зла и устоял перед ним, ни разу не поддавшись его соблазнам.
      Вейер внимательно рассматривал брата Робертами, покачав головой, сказал:
      - Но нельзя пройти по горячим углям, не обжегшись.
      - Верно. Пережитое сделало меня... более, как вы говорите, чутким. Похоже, я приобрел шестое чувство, нечто вроде ощущения запаха, исходящего от деяний дьявола. А здесь этот запах очень силен...
      - Не совсем здесь, - сказал мистер Вейер. - Дальше к востоку.
      Брат Роберт пристально посмотрел на него.
      - Вы тоже его ощущаете?
      - Как сказал ваш друг, - Вейер кивнул в строну Мартина, - я не принадлежу к вашему числу.
      - Я это знаю, - ответил брат Роберт. - И все же вы один из нас.
      - Был, был, но перестал им быть.
      Когда мистер Вейер встал, Грейс показалось, что он возвышается над всеми ними, как гора. Отступив на шаг, она обратилась к нему:
      - Пожалуйста, скажите мне, на каком языке я говорила.
      - На языке древних.
      - Я никогда о таком не слышал, - заявил Мартин.
      - Никто не говорил на нем много тысячелетий.
      - Я вам не верю! - запальчиво воскликнул Мартин.
      - Замолчи, Мартин, - одернул его брат Роберт. - Я ему верю.
      Грейс посмотрела в глаза брата Роберта и, впервые осознав всю чудовищность происходящего, почувствовала слабость. Она повернулась к мистеру Вейеру. Его глаза смотрели куда-то вдаль. Он говорил скорее сам с собой, чем с ними:
      - Я не знаю, где он скрывался все эти годы, но теперь, похоже, он нашел путь назад.
      - Сатана всегда скрывается где-то рядом, - возразил брат Роберт. - Но теперь он воплотился в человека и готовится напасть на человечество.
      - Сатана? - переспросил незнакомец. - Разве я упоминал Сатану? - Он пожал плечами. - Ладно. Дело в том, что вам нужна будет помощь.
      - Какого рода помощь? - спросила Грейс.
      - Не знаю. Некогда существовал человек, но его больше нет. А теперь... - Он замолчал и поочередно взглянул на Грейс, затем на брата Роберта и, наконец, на Мартина. - Может быть, кто-то из вас его заменит.
      - Но кто? - спросил брат Роберт. - Как мы узнаем его?
      Мистер Вейер повернулся и направился к двери.
      - Не имею ни малейшего представления. Но это должен быть кто-то особенный. Кто-то очень особенный.
      С этими словами он удалился. Грейс вопросительно смотрела на брата Роберта и раздумывала над тем, кто это мог быть.
      Глава 14
      Пятница, 8 марта
      1
      - Какую песню вы насвистываете, святой отец?
      Билл поднял глаза и увидел Никки по другую сторону письменного стола. Никки, одетого, чтобы провести уик-энд с Кэлдерами.
      - По-настоящему старинную песню, которая называется "Наступил великий день".
      - А что в нем великого?
      - Все, Никки. Все. Солнце взошло, рабочая неделя почти закончилась. Весна наступит всего через две недели. Великий день с утра до ночи.
      У него чуть не закружилась голова, и ему с трудом удалось сдержать распиравшую его радость. Он пока не мог поделиться с Никки всеми подробностями, но его не оставляла уверенность, что вечером этого воскресенья у них будет повод для праздника.
      Билл потянулся через стол и поправил галстук Никки. Галстук был слишком ярким и слишком узким и свисал ниже туго затянутого ремня; модным его не назовешь, но он оказался самым чистым из трех наличных красных галстуков. Воротник белой рубашки Никки болтался на его тонкой шее, а рукава синего блейзера были коротки, как и серые брюки, из-под которых торчала резинка белых носков.
      В целом Никки являл собой зрелище, могущее привести продавцов магазина "Братья Брукс" в ужас, но его костюм состоял их всего самого лучшего, что можно было извлечь из пестрого набора пожертвованной приюту более или менее приличной одежды с чужого плеча, которую они называли парадной. Впрочем, Билл и не стремился, чтобы его дети отправлялись в гости в семьи чересчур нарядно одетыми. Одежда Никки взывала: "Дайте этому мальчику дом!" И вероятно, это было к лучшему.
      Что важнее всего, у него был отмытый и аккуратный вид. Чистые волосы зачесаны назад, что было в известном смысле палкой о двух концах: такая прическа скрывала нескладные выступы на черепе, но выставляла на обозрение большее число угрей на его лбу. Одежда для игр и немного чистого белья лежали в видавшей виды холщовой сумке, которая стояла на полу рядом с мальчиком.
      - Нервничаешь?
      - Не-а. Я повидал много таких уик-эндов.
      - Тебя не бросает в пот, да? Просто крутой парень отправляется на уик-энд.
      - О'кей. - Никки улыбнулся нехотя и робко. - Наверное, немного нервничаю.
      - Будь самим собой.
      Его глаза загорелись.
      - Можно?
      - Если подумать, да.
      Они оба улыбнулись шутке, понятной только им двоим.
      Раздался звонок внутреннего телефона.
      - Кэлдеры приехали, - сообщила сестра Мириам из вестибюля.
      - Мы идем.
      Билл взял сумку Никки, положил руку на его плечо и повел мальчика вниз на первый этаж.
      - Вот так-то, малыш. Не ударь в грязь лицом перед ними, и ты попадешь в хорошее место.
      Билл почувствовал, как рука Никки обхватила его сзади, и мальчик прижался к нему.
      2
      Билл прощально помахал Никки, когда Кэлдеры отъехали, усадив его на заднее сиденье своего нового "доджа", затем поспешил обратно в свой кабинет и достал из-под пресс-папье письмо. Оно прибыло сегодня утром из Духовного управления Мэриленда, и он читал и перечитывал его уже сотни раз. Ему предлагалось место в средней школе Лойолы в Балтиморе. Он предпочел бы колледж Лойолы, но в любом случае это был шаг в правильном направлении. Он мог явиться туда 1 июня, а с сентября начать работать учителем богословия... если он все еще намерен сменить свою нынешнюю должность на должность учителя средней школы.
      Намерен? Он умирал от желания оставить свою нынешнюю должность.
      И какая прекрасная местность предлагается ему! Всего сорок пять минут езды по скоростному шоссе Балтимор - Вашингтон, и он в столице, прямо в центре политической жизни. В округе Колумбия всегда что-нибудь происходило, например, как раз сейчас сенатом рассматривался новый законопроект о гражданских правах.
      И он уедет далеко от Кэрол. Несколько сот миль помогут ему избавиться от греховных мыслей по ночам. Может быть, тогда к нему вернется здоровый сон.
      Он поцеловал письмо и положил его обратно под пресс-папье.
      Никки найдет себе дом, а я смогу жить тем, чем живет все человечество.
      И он начал напевать: "Все вокруг расцветает вместе с розами".
      3
      Земля оттаяла, и уик-энд обещал быть теплым, поэтому Иона решил пораньше заняться огородом. Чаще всего по пятницам, возвращаясь домой вечером с завода, он чувствовал себя без сил. Но в последнее время жизненная энергия кипела в нем, и огород не хуже любого другого места годился для того, чтобы эту энергию пустить в дело. Быть может, в этом году ему удастся вырастить салат-латук.
      Однако первым делом ему нужно было построить вокруг огорода хороший заборчик, чтобы закрыть к нему доступ кроликам. Он хотел бы использовать сетку из колючей проволоки, чтобы маленькие жадные грызуны напоролись на нее, если вздумают прыгать в его огород. Но соседи поднимут шум, когда то же самое случится с их необузданными отпрысками, которые всякий раз норовили срезать углы, перебегая через его задний двор.
      Так что ему пришлось остановить выбор на обыкновенной мелкой проволочной сетке.
      Иона собирался установить на каждом углу огорода столбики и между ними натянуть сетку. Высота в три фута будет более чем достаточной.
      Он начал рыть ямку для первого углового столбика. Восемнадцати дюймов хватит. Иона с удовольствием прислушивался к хрусту, с которым лопата врезалась в мягкую почву, ему нравилось видеть, как рвутся бесчисленные корешки, когда он вгонял лопату ногою в землю. Было приятно разрывать их тонкие сплетения. Годы взаимодействия, обмена между почвой, питательными веществами, бактериями, насекомыми и растительностью - все это навсегда нарушалось одним ударом лопаты.
      На глубине примерно в фут земля оказалась красного цвета.
      Странно. Он не знал, что здесь встречается глина. Но тут он увидел, что это не глина - землю окрашивала красная жидкость, просачиваясь вверх по капиллярам. Он опустился на четвереньки, чтобы лучше рассмотреть ее, и принюхался.
      Кровь.
      Сердце Ионы вдруг сильно забилось, и его охватило возбуждение. Это не было галлюцинацией. Красная жидкость существовала на самом деле. Еще один знак в череде знаков, явленных ему на протяжении всей жизни.
      Затаив дыхание, он смотрел, как густая красная жидкость собирается в ямке, поднимается до ее краев, а затем тонкой струйкой медленно устремляется в огород. Ионе хотелось, чтобы она заполнила его целиком, хотелось смотреть, как она остывает и свертывается с наступлением сумерек, но в малюсеньких, тесно прижатых друг к другу задних двориках не было секретов от соседей. Нельзя допустить, чтобы они заинтересовались тем, что происходит во дворе у Стивенсов.
      Он неохотно стал засыпать выкопанную ямку, останавливая алый поток. Закрыв ее дерном, он отошел, попытался сдержать возбуждение и постоял, задумавшись.
      Кровь текла в его заднем дворике! Как можно это истолковать? Только как весть о смерти. Смерти кого-то, кто близок его дому? Это также знак того, что ход событий убыстряется и что он не должен попусту терять время. Сейчас ему не до огорода.
      Глава 15
      Суббота, 9 марта
      1
      Билл читал ежедневную молитву в своей комнате, когда его заставил вздрогнуть неожиданный звонок телефона. Лишь несколько человек знали его личный номер и, как правило, звонили, чтобы сообщить плохие новости. Он особенно встревожился, узнав голос Джима.
      - Джим! Что-нибудь случилось? - поспешно спросил он, вспомнив звонок Кэрол во вторник и некоторую враждебность Джима в ответ на его предложение о помощи. Все ли в порядке с Кэрол?
      - Ничего не случилось. Все прекрасно, Билл, правда. Я лишь хотел извиниться за мое странное поведение, когда ты позвонил мне на днях.
      - Забудь об этом, - ответил Билл, чувствуя, как расслабляются его напряженные мышцы. - Мы все время от времени ведем себя нервозно.
      Было приятно слышать голос прежнего Джима.
      - Да, конечно. Завещание, наследство, особняк - все соединилось и свалилось на мою голову. Совсем вывело меня из обычного состояния. Но теперь все пришло в норму, и я чувствую себя значительно лучше.
      Во время пустого разговора, который последовал, Билл заметил, что Джим избегает каких-либо упоминаний о Хэнли, о наследстве или о том, кто его мать. Он понял по слишком легкомысленному тону Джима и не свойственной ему развязности, что он еще полностью не оправился от своей ипохондрии. Билл умирал от желания спросить, узнал ли Джим что-нибудь о своей матери, но воздержался, вспомнив, как холодно тот отнесся к этой теме во вторник.
      Положив трубку, Билл сел у окна, размышляя о том, как обидно, что теперь, когда он восстановил контакт со старым другом, он готовится уехать далеко отсюда.
      Да, он уезжает! Пусть при этом придется расстаться со старым другом, но Билл не позволит никому удержать его здесь, в сиротском доме Святого Франциска. Ничто не задержит его отъезд теперь, когда Духовное управление нашло для него место учителя.
      Билл посидел у окна еще немного, необъяснимая тоска сжимала ему сердце. В чем дело? Он должен быть счастлив и уж конечно не упустит этого места.
      Тут он вспомнил, что наступило время, когда он обычно играл в шахматы с Никки. Без этого мальчишки, почесывающего свою нескладную голову и выдавливающего угри, чего-то не хватало. Но скоро это канет в прошлое. Никки усыновят Кэлдеры, а Билл будет на пути в Балтимор.
      Он собирался вернуться к своему требнику, когда увидел, как у тротуара напротив приюта затормозил синий "додж" последней модели. Он выглядел знакомым. Совсем как...
      О, черт побери!
      Из машины вышел Никки, взбежал по лестнице в подъезд и исчез. Профессор Кэлдер слез с водительского места и последовал за мальчиком гораздо более медленным шагом. Билл быстро накинул свою сутану и поспешил вниз.
      Профессор Кэлдер уже выходил назад на улицу, когда появился Билл.
      - Что?..
      Профессор отмахнулся от него.
      - Ничего не получится, - бросил он через плечо.
      - Почему? Что случилось?
      - Ничего. Просто он нам не подходит.
      С этими словами он исчез в дверях.
      Билл окаменел. Он смотрел на медленно закрывавшуюся дверь в немом изумлении, затем повернулся к Никки, прислонившемуся к стене и рассматривавшему свои ботинки.
      - Что ты сделал на этот раз?
      - Ничего.
      - Ерунда! Давай выкладывай!
      - Я поймал его за руку, когда он жульничал при игре в шахматы!
      - Прекрати это, Никки! Не пугай меня!
      - Это правда. Все шло прекрасно, пока мы не начали играть в шахматы. Я выигрывал, начав с гамбита слона, который вы показали мне. Он отослал меня на кухню за еще одной чашкой горячего шоколада, и когда я вернулся, он уже передвинул ферзевого коня на одно поле влево.
      - И ты обвинил его в обмане?
      - Не сразу. Я лишь заметил ему, что конь здесь не стоял, когда я уходил из комнаты. Он разозлился и сказал: "Я уверен, что ты ошибаешься, юноша".
      - А что произошло потом?
      - Потом я назвал его обманщиком!
      - Черт побери, Никки! - вскипел Билл от злости, но заставил себя сдержаться. - А тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь ошибиться?
      - Вы знаете, что таких ошибок я не делаю, - ответил Никки, и на глазах его появились слезы.
      Слезы все решили. Билл поднял холщовую сумку и сунул ее мальчику в руки. Он до боли сжал зубы и проговорил:
      - Сними хорошее платье, повесь его обратно в парадный гардероб, затем оправляйся в свою комнату и оставайся там. Не высовывайся оттуда до обеда.
      - Но он жульничал! - вскричал Никки, губы у него тряслись.
      - Ну и что? Ты сам настолько безупречен, что не мог оставить это без внимания?
      Никки повернулся и побежал в дортуар.
      Билл посмотрел ему вслед. Затем, не придумав ничего лучшего, отправился в свой кабинет. Там он подошел к столу, вытащил из-под пресс-папье письмо из средней школы Лойолы и сел, упершись в него взглядом.
      Проклятье, проклятье, проклятье!
      Он чувствовал себя подлецом из-за того, что накричал на Никки. Одно точно можно было сказать об этом парнишке: он никогда не лгал, а кроме того, обладал, можно сказать, совершенной зрительной памятью. Он мог воспроизводить в уме целые страницы книги и знал текст наизусть. Поэтому когда Никки играл в шахматы, в уме у него отпечатывалось расположение всех фигур. А это означало, что профессор Кэлдер жульничал.
      Значит... профессор - напыщенная гадина, чье самолюбие не допускает поражения в шахматной игре от умного десятилетнего мальчика, а Никки слишком простодушен, чтобы позволить ему одержать мелкую гадкую победу. Он же, Билл, обещал оставаться в приюте Святого Франциска, пока кто-нибудь не усыновит Никки.
      Какая дурацкая неразбериха!
      Против своей воли он вынужден был признать, что восхищается высокими моральными качествами Никки, который вывел профессора Кэлдера на чистую воду. Может быть, он не хотел, чтобы его усыновил нечестный человек, обманщик, но, ради всего святого, в жизни приходится идти на компромиссы. Никки мог посмотреть в другую сторону!
      Наконец его отчаяние достигло предела. Зарычав, Билл скомкал письмо из средней школы Лойолы и отшвырнул его в самый дальний угол своего кабинета.
      Я никогда отсюда не выберусь!
      Без преувеличения так оно и получится. Если он откажется от этого места, кто знает, дождется ли он другого предложения занять должность учителя?
      Оставался только один путь: согласиться на предлагаемую должность.
      Билл нашел на полу письмо и расправил его на столе. Он помнил, что дал обещание Никки, но оно не должно связывать его, коль скоро Никки не сумел повести себя надлежащим образом. Быть может, Никки не хочет покидать приют Святого Франциска. Что ж, очень хорошо. Но Билл Райан не собирался гнить здесь, в Куинсе, когда так много можно сделать в настоящем живом мире.
      Он принялся сочинять письма, которые ему надо будет написать.
      Глава 16
      Воскресенье, 10 марта
      1
      Ты идешь через стонущий лес у Тарговиста и любуешься его красотой. Великолепные деревья вытянулись по обе стороны дороги, ведущей на юг, дороги, по которой движутся турки. Молодой лес, ему всего несколько дней, и тем не менее в нем двадцать тысяч деревьев. Ты обхватываешь ствол одного из них, и кончики твоих большого и среднего пальцев сходятся. Порывы ветра, играя листвой этого леса, проносятся по нему не легкими вздохами, а душераздирающими воплями.
      Двадцать тысяч молодых деревьев, и все посажены недавно. Никогда тебе не приходилось наблюдать предсмертную агонию стольких людей сразу. От этого зрелища у тебя появляется легкость в мыслях и кружится голова. Ты поднимаешь глаза к верхушкам деревьев, где ждут прихода Мохаммеда II посаженные на кол враги дорогого Влада, реальные и воображаемые, мужчины, женщины и дети, мертвые и умирающие, румыны, турки, немцы, болгары и венгры.
      Лес этот неподвижен. Громкие стоны наполняют воздух, но ветки колышутся лишь слегка или не колышутся вовсе. Ибо жертвы знают, какая невыносимая боль пронзает их при малейшем движении. Для каждого из несчастных кошмар длится уже целую вечность, с того времени, когда длинный, но не слишком острый кол вгонялся глубоко в прямую кишку, или во влагалище, или в горло или его вонзали в живот, а потом, подняв жертву - мужчину, женщину или ребенка - на этом коле в воздух, втыкали его в землю вдоль дороги.
      У тех, кому повезло, кончик кола быстро находил жизненно важный орган или артерию, и смерть спасала их. Ты проклинаешь их слишком скорую, тихую, благословенную смерть. Но у скольких других кол движется медленнее, резкими толчками, безжалостно пролагая мучительный путь через внутренности, когда под весом тела он неумолимо ползет вниз. Иногда наступает своего рода передышка: это бывает, когда кол упирается в кость и останавливается. Тогда надо избегать малейшего движения, даже самой слабой дрожи от боли. Но страшнее всего ветер.
      Ты слышишь тихий плач прямо над твоим правым плечом. Безумные от боли глаза молодой девушки умоляюще смотрят на тебя сверху. По-видимому, воткнутый, в нее кол наткнулся на что-то, и это не пускает его дальше. Глаза молят о помощи. Ты улыбаешься. Да, ты поможешь. Ты берешься за кол и изо всех сил трясешь его. Тебя вознаграждает хриплый, безумный вопль, когда ее тело неожиданно опускается вниз на три дюйма. По колу льется кровь, она струится по твоей руке.
      Ты облизываешь пальцы...
      Кэрол проснулась и бросилась в ванную комнату, не в силах остановить рвоту.
      Эти сны! Сегодняшний был самым ужасным. Что с ней случилось? Господи, молю Тебя! Эти сны... когда же они прекратятся?
      2
      Она уже чувствовала себя лучше, хотя мысль о сновидении вызвала у нее тошноту. У них кончилось молоко, и она пошла в Стэн-маркет, чтобы купить большую бутылку. И вот она стоит у прилавка, не замечая, что из вощеной бутыли, которую она держит в одной руке, капает молоко, а другая ее рука сжимает пятидолларовую бумажку вместе с коробкой пончиков. Она стоит и, не отрывая глаз, смотрит на выставленную на прилавке местную бульварную газету. У нее становится сухо во рту, когда она видит заголовок на всю первую полосу "Лайт":
      ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ УЧЕНЫЙ ОСТАВЛЯЕТ СВОЕ СОСТОЯНИЕ САМОМУ СЕБЕ!
      О Боже! Этого не может быть!
      Она бросила все на прилавок и схватила газетку, моля Бога, чтобы это оказалось простым совпадением, еще одной "уткой", на которые так падка "Лайт" с ее сенсациями о привидениях, колдунах и мерзких чудовищах.
      "ЧИТАЙТЕ СТАТЬЮ НА СТРАНИЦЕ ТРИ" - было напечатано в нижнем правом углу. Дрожащими руками она раскрыла газету.
      Господи, не дай этому случиться!
      Но ее молитва осталась без ответа. Она чуть не закричала, когда увидела подпись: "Джеральд Беккер".
      - Все это читают, - обратилась к ней рыжеволосая женщина за прилавком, жуя жвачку. - Надо было заказать вдвое больше экземпляров. Они так хорошо раскупаются.
      Кэрол почти не слышала ее. Она увидела фамилию "Хэнли" в первой строчке и слово "клон" во второй. Она судорожно прижала газету к груди, и ноги понесли ее к двери.
      - Эй! - окликнула ее женщина. - Вы забыли...
      Кэрол с трудом произнесла:
      - Оставьте себе сдачу, - и, выскочив из магазина, бросилась к машине. Она должна приехать домой, показать Джиму газету раньше, чем это сделает кто-нибудь другой.
      Мчась через центр Монро, Кэрол снова и снова повторяла:
      Как? Как Беккер обнаружил это? Как?
      Въехав на подъездную дорожку, она обежала дом и раздвинула рододендроны. Верхняя крышка люка была закрыта. Кэрол подняла ее и в ужасе увидела, что пакет исчез. Там, куда она положила его, на песке осталась вмятина, а самих дневников не было.