Глава 3

В половине восьмого Милли и Оливия прибыли в Пиннакл-холл. Саймон встретил их у дверей и проводил в большую роскошную гостиную.

– Как мило! – оценила Оливия.

Она прошлась по комнате и остановилась у камина, где весело потрескивал огонь.

– Отец еще разговаривает по телефону,– сказал Саймон.– Я пока принесу шампанского.

– Тогда,– едва слышно молвила Милли,– я пойду попробую еще разок набрать Изабел. Позвоню с телефона в бильярдной.

– Что за срочность? – недовольно произнесла миссис Хэвилл.– О чем ты хочешь с ней поговорить?

– Ни о чем,– быстро соврала Милли.– Мне просто… надо.– Она сглотнула.– Я ненадолго.

Оставшись одна, Оливия села в кресло и с восхищением принялась разглядывать портрет над камином – написанный маслом, в тяжелой богатой раме, по виду такой же старый, как и дом. На самом деле картина изображала бабушку Гарри в детстве. Поскольку немалая доля славы Гарри Пиннакла заключалась в том, что он добился успеха самостоятельно, было принято считать, что он начал с нуля. То обстоятельство, что он обучался в привилегированной частной школе, портило легенду, как, впрочем, и факт использования в качестве стартового капитала солидных сумм, полученных от родителей, а потому все, включая самого Гарри, старались не принимать эти мелочи во внимание.

Дверь открылась, и в гостиную вошла симпатичная блондинка в брючном костюме. В руках она держала поднос, на котором стояли бокалы с шампанским.

– Саймон скоро подойдет. Он вспомнил, что должен отправить факс.

– Спасибо,– поблагодарила Оливия, взяла с подноса бокал и царственно улыбнулась, растянув уголки губ.

Блондинка вышла. Миссис Хэвилл пригубила шампанское. Огонь в камине приятно согревал ей лицо, она уютно устроилась в кресле, сквозь спрятанные динамики лилась негромкая классическая музыка. Вот это настоящая жизнь, подумала Оливия и ощутила острый укол зависти и восторга одновременно: для ее дочери такой образ существования совсем скоро станет привычным. Милли уже сейчас чувствует себя в Пиннакл-холле так же непринужденно, как и на Бертрам-стрит, легко общается с прислугой, вместе с Саймоном посещает пышные светские обеды. Разумеется, Милли и Саймон могут уверять, что ничем не отличаются от остальных молодоженов и что деньги принадлежат вовсе не им, но кому они морочат голову? В один прекрасный день они будут богаты. Сказочно богаты. Милли сможет позволить себе все, что пожелает.

Оливия сильнее сжала бокал. После объявления о помолвке она пребывала в состоянии невероятного, почти головокружительного экстаза. Для Милли Хэвилл любые, даже неофициальные отношения с сыном Гарри Пиннакла – само по себе кое-что, а уж бракосочетание, да еще так быстро,– это вообще счастье, о котором никто и мечтать не смел. В то время как вопрос окончательно решился и планы подготовки к свадьбе начали потихоньку приобретать конкретные очертания, Оливия стала гордиться тем, что не выставляет свой триумф напоказ, относится к Саймону, как к любому другому поклоннику дочери, преуменьшает – и перед собой, и перед окружающими – значение этого брака.

Однако сейчас, за несколько дней до торжества, сердце миссис Хэвилл вновь ликующе запело. Еще чуть-чуть, и весь мир увидит свадьбу ее дочери с одним из самых завидных женихов страны. Ее подруги – да и вообще все знакомые – как миленькие будут охать и ахать, когда увидят ее во главе стола на самой шикарной, блестящей и романтичной свадьбе века. Оливии казалось, что к подготовке этого события она шла всю свою жизнь. Его важность затмевала собой даже память о собственной свадьбе. То была скромная, ничем не примечательная церемония, а сюда съедутся толпы богатых, влиятельных людей, и всем им придется занять задние места, тогда как она, Оливия, ну и, конечно, Милли гордо прошествуют на первый план.

Каких-то несколько дней, и она в новом, пошитом на заказ платье будет посылать сияющие улыбки в десятки объективов; наблюдать, как ее знакомые, приятельницы и завистливые родственнички станут таращить глаза, изумляясь роскоши свадебного банкета. Это будет замечательный день, он запомнится всем до конца жизни. Как в красивом кино, в упоении мечтала Оливия. Как в прекрасном, романтическом голливудском фильме.

Джеймс Хэвилл подошел к парадному входу Пиннакл-холла и потянул за сонетку массивного резного колокольчика. Дожидаясь, пока откроют дверь, он огляделся и сдвинул брови. Слишком уж все тут вылизано, слишком идеально. Избитый стандарт богатого дома, скорее похожего на декорации паршивой голливудской киноленты. «Если деньги нужны для этого,– подумал Джеймс,– оставьте их себе».

Заметив, что парадная дверь приоткрыта, он распахнул ее. В огромном камине весело трещал огонь, ярко горели люстры, однако в холле никого не было. Джеймс осторожно осмотрелся, пытаясь отличить похожие друг на друга, обшитые деревом двери. Одна из них ведет в большую гостиную, где по стенам развешаны оленьи головы, – он помнил это по предыдущим визитам. Но какая? Джеймс застыл в замешательстве, затем, разозлившись на самого себя, шагнул вперед и открыл ближайшую.

Он ошибся. Первым, кого он увидел, был Гарри. Хозяин дома сидел за огромным дубовым столом, напряженно прижимая к уху телефонную трубку. Услышав, как открылась дверь, Гарри поднял седоватую голову, сузил глаза и раздраженно взмахнул рукой, давая Джеймсу знак удалиться.

– Прошу прощения,– спокойно извинился тот и попятился.

– Мистер Хэвилл? – раздался за его спиной негромкий голос.– Простите, что не открыла сразу.

Он обернулся: позади него стояла светловолосая девушка, в которой он узнал одну из помощниц Гарри Пиннакла.

– Прошу вас, пойдемте со мной,– сказала блондинка, тактично уводя его из кабинета и притворяя дверь.

Джеймс почувствовал, что к нему относятся свысока.

– Благодарю.

– Все остальные в гостиной. Позвольте, я возьму ваше пальто.

– Спасибо.

– Если вам что-нибудь понадобится,– любезно проговорила блондинка,– обращайтесь ко мне, хорошо?

Иными словами, с обидой подумал Джеймс, не шляйся по дому.

Девушка мило улыбнулась и препроводила его в гостиную.

Сладостные мечтания Оливии внезапно прервал звук открывающейся двери. Она быстро разгладила юбку и с улыбкой подняла глаза, ожидая увидеть Гарри, однако это опять оказалась симпатичная блондинка.

– Миссис Хэвилл, прибыл ваш супруг,– объявила она и шагнула в сторону.

В комнату вошел Джеймс. Судя по усталому виду и мятому темно-серому костюму, он приехал прямо с работы.

– Давно ты здесь?

– Нет,– отозвалась Оливия с напускной бодростью.– Недавно.

Она поднялась с кресла и пошла к мужу, чтобы поцеловать. Блондинка деликатно исчезла, закрыв за собой дверь.

Оливия остановилась на полдороге, внезапно смутившись. В последние несколько лет физические контакты между ней и Джеймсом превратились в нечто, существовавшее лишь на людях. Теперь она ощутила неловкость, оказавшись так близко от него – вне присутствия посторонних, без какой-либо причины. Она взглянула на мужа в надежде, что он выручит ее, но его лицо было непроницаемо. В конце концов Оливия слегка покраснела и коротко чмокнула его в щеку, после чего немедленно отступила назад и глотнула шампанского.

.– Где Милли? – бесстрастно осведомился Джеймс.

.– Вышла на минутку позвонить.

Джеймс Хэвилл взял с подноса бокал с шампанским и сделал большой глоток, потом уселся на диван, удобно вытянув перед собой ноги. Оливии сверху была видна голова мужа: темные волосы намокли от снега, однако остались аккуратно причесаны. Оливия поймала себя на том, что непроизвольно рассматривает пробор Джеймса, но как только он повернул голову, она быстро отвела взгляд.

– Ну…– начала она и замолчала.

Пригубив шампанское, Оливия неторопливо подошла к окну, отдернула тяжелую парчовую штору и выглянула в заснеженный вечер. Она практически не помнила, когда в последний раз оставалась наедине с мужем, и уж тем более – когда общалась с ним непринужденно. Темы для разговора прокатывались в ее мозгу, словно упаковки полуфабрикатов на конвейере, все одинаково непривлекательные и неудобоваримые. Если она поделится с Джеймсом последними городскими сплетнями, ей сперва придется напомнить ему, кто есть кто в Бате; если расскажет о неудаче с туфлями для невесты, то должна будет объяснить, чем отличается шелк-дюшес от шелка-дюпона. Темы, достойной попыток Оливии завести беседу, не находилось.

Когда-то, давным-давно, их разговор струился легко и плавно, как бесконечная атласная лента. Джеймс с неподдельным вниманием слушал ее истории, а она искренне смеялась его остроумным шуткам. Вместе им было интересно. Теперь же в каждой шутке мужа сквозила горечь, которой она не понимала, а едва только она открывала рот, как Джеймсом овладевала нестерпимая скука.

Супруги сидели молча, пока в гостиной не появилась Милли.

– Привет, папочка,– натянуто улыбнулась она отцу.– Ты молодец, нашел нас.

– Дозвонилась до Изабел? – спросила Оливия.

– Нет,– ответила Милли.– Не знаю, чем она там занята. Я оставила ей еще одно сообщение.– Ее взгляд упал на поднос с шампанским.– А, отлично. Мне не помешает выпить.– Она подняла руку с бокалом и произнесла тост: – За нас!

– За нас,– эхом отозвалась Оливия.

– Твое здоровье, милая,– сказал Джеймс.

Все трое осушили бокалы, на короткое время повисла тишина. Милли посмотрела на мать.

– Я вам не помешала?

– Нет, что ты.

– Хорошо,– рассеянно промолвила Милли и подошла к камину, надеясь, что родители не станут приставать к ней с разговорами.

В третий раз подряд Милли пришлось общаться с автоответчиком Изабел и прослушивать стандартный набор фраз. Ее вдруг охватил гнев, необъяснимая убежденность в том, что сестра на месте и просто не хочет брать трубку. Милли оставила короткое сообщение и еще несколько минут гипнотизировала аппарат, кусая губы в отчаянной надежде, что Изабел ей перезвонит. Старшая сестра была единственным человеком, с которым Милли могла поговорить. Только Изабел выслушает ее спокойно, только она не будет читать нотаций, а поможет найти решение.

Телефон, однако, безмолвствовал. Изабел так и не позвонила. Милли крепче стиснула бокал с шампанским. Она больше не могла выносить этот тайный, грызущий страх. Всю дорогу к Пиннакл-холлу девушка молча просидела в машине, пытаясь успокоить себя ободряющими мыслями, будто выстраивая заграждение из мешков с песком. Александр ни за что не вспомнит, твердила она себе. Случайная двухминутная встреча, десять лет назад. Наверняка он про нее забыл. А если и нет, все равно никому ничего не скажет. Будет держать язык за зубами и выполнять свою работу. Воспитанные люди не имеют обыкновения намеренно причинять неприятности другим.

– Милли? – прервал ее размышления Саймон.

Она виновато вскочила.

– Привет. Отправил факс?

– Да.– Саймон пригубил шампанское и взглянул на Милли более пристально.– С тобой все в порядке? Ты нервничаешь.

– Неужели? – Милли изобразила улыбку.

– Нервничаешь-нервничаешь,– настаивал Саймон.– Переживаешь насчет свадьбы, да?

– Да.

– Я так и думал.

В голосе Саймона прозвучало удовлетворение, и Милли не стала спорить. Ему нравилось считать, что он тонко чувствует все ее чувства, знает ее вкусы и пристрастия, умеет угадывать ее настроение. Она, в свою очередь, взяла в привычку соглашаться с ним, даже когда его суждения абсолютно не соответствовали истине. В конце концов, очень мило, что Саймон хотя бы пытается ее понять. Большинство мужчин не стало бы ломать голову по таким пустякам.

К тому же рассчитывать, что он действительно будет понимать ее всякий раз, просто неразумно. Чаще всего Милли и сама не могла в себе разобраться. Эмоции смешивались в ее душе, как краски на палитре художника,– одни задерживались надолго, другие, промелькнув, исчезали без следа, но все они неизменно сливались в единый водоворот. Чувства же Саймона, напротив, были четко разложены по полочкам, отдельно друг от друга, словно кирпичики из детского конструктора. В минуты счастья Саймон улыбался, в минуты гнева – хмурился.

– Дай-ка я угадаю, о чем ты сейчас думаешь,– промурлыкал он ей в волосы.– Тебе хотелось бы, чтобы этот вечер мы провели вдвоем.

– Нет,– честно ответила Милли. Она обернулась и посмотрела Саймону в глаза, вдохнула его терпкий, знакомый запах.– Я думала о том, как сильно тебя люблю.

Часы показывали половину десятого, когда Гарри Пиннакл твердым шагом вошел в гостиную.

– Приношу извинения,– сказал он.– С моей стороны опоздание непростительно.

– Простительно, Гарри, простительно! – воскликнула Оливия, которая к этому времени допивала уже пятый бокал шампанского.– Мы знаем, как нелегко вам приходится!

– А я не знаю,– пробормотал Саймон.

– Также прошу прощения у вас,– обратился Гарри к Джеймсу.– Звонок был действительно важный.

– Пустяки,– холодно ответил тот.

Возникла пауза.

– Что ж, не будем дольше медлить,– возвестил Гарри и, повернувшись к Оливии, галантно вытянул руку.– Прошу вас.

Миновав холл, хозяин и гости прошли в столовую.

– У тебя все в порядке, милая? – обеспокоенно спросил Джеймс у дочери, пока все рассаживались за великолепным обеденным столом красного дерева.

Милли криво улыбнулась.

– Да, пап.

«Неправда»,– подумал Джеймс Хэвилл. Он видел, как дочь, словно от отчаяния, бокал за бокалом глушила шампанское; видел, как подскакивала на месте, едва раздавался телефонный звонок. Может, она жалеет о своем решении?..

– Помни, родная,– вполголоса произнес он.– Нельзя идти наперекор себе.

Милли вскинула голову, точно ужаленная.

– Что?

Джеймс ободряюще кивнул.

– Если ты передумала насчет Саймона или передумаешь – сейчас или даже в день свадьбы,– главное, не переживай. Мы можем все отменить. Тебя ведь никто не заставляет.

– Я не хочу ничего отменять! – зашипела Милли. Джеймсу показалось, она вот-вот расплачется.– Я хочу выйти замуж! Я люблю Саймона!

– Превосходно,– успокоил ее отец.– Значит, все решено.

Откинувшись на спинку стула, он бросил взгляд на Саймона, сидящего напротив, и вдруг ощутил непонятное раздражение. У мальчишки есть все: привлекательная внешность, богатое наследство, уравновешенный характер. Саймон совершенно очевидно обожает Милли, учтив с Оливией, внимателен к остальным членам их семьи.

Сетовать не на что. Однако сегодня вечером, признался себе Джеймс, он очень хотел бы кому-нибудь пожаловаться.

День на работе выдался препаршивый. В последние месяцы проектная фирма, в финансовом отделе которой работал Джеймс Хэвилл, претерпевала серьезные организационные изменения. Слухи, ходившие уже давно, сегодня вылились в новость: в его отделе ожидается увольнение четырех младших сотрудников. Несмотря на конфиденциальность, информация, вероятно, перестала быть тайной: когда Джеймс покидал офис, все молодые работники отдела прилежно горбились за столами. Одни сидели, не поднимая головы, другие провожали Джеймса взглядом, в котором сквозил страх. У каждого из них была семья и невыплаченные закладные. Никто из них не мог позволить себе лишиться работы. Никто из них этого не заслуживал.

К вечеру, когда Джеймс добрался до Пиннакл-холла, на душе у него скребли кошки. Паркуя машину, он решил на этот раз без утайки поведать жене правду, когда она спросит, как прошел день. Может быть, не выкладывать все до конца, но сказать достаточно, чтобы она прониклась ситуацией, чтобы представила, какой груз ему приходится нести на плечах. Однако Оливия не спросила, а смутное чувство гордости помешало ему поделиться проблемой по собственной инициативе, показать свою уязвимость. Джеймс не хотел, чтобы Оливия проявила к нему то же внимание, что и к одной из благотворительных программ: брошенные пони, умственно отсталые дети, несчастный муж…

Пора бы уже привыкнуть к Оливии, продолжал раздумывать Джеймс. Пора привыкнуть к тому, что он не слишком-то ей нужен, что ее жизнь полна другими интересами и что она уделяет гораздо больше внимания проблемам своих подруг-сплетниц, чем когда-либо уделяла мужу. В конце концов, вместе им удалось создать прочную, стабильную жизнь. Пускай их нельзя было назвать родственными душами, но, по крайней мере, между ними существовал некий симбиоз. У нее была своя жизнь, у него своя, а там, где они пересекались, никогда не возникало расхождений. С этим негласным уговором Джеймс смирился уже давно и считал, что большего ему не потребуется. Однако оказалось, что это не так. Оказалось, что ему нужно что-то еще, что-то иное. Он хотел другой жизни, причем немедленно, пока время не упущено окончательно.

– Предлагаю тост!

Слегка нахмурившись, Джеймс поднял глаза. Поглядите, какая важная птица – Гарри Пиннакл, один из самых успешных дельцов страны и будущий свекор его дочери. Джеймс сознавал, что в кругу знакомых этот союз был предметом зависти и что он должен радоваться обеспеченному будущему дочери. И все-таки он не испытывал удовольствия оттого, что Милли вольется в клан Пиннаклов; в отличие от жены, не мог наслаждаться алчным любопытством друзей. Он слышал, как в телефонном разговоре Оливия небрежно упомянула Гарри, намекая на тесные родственные отношения с великим магнатом, которых на самом деле между ней и Пиннаклом не существовало. Оливия пользовалась ситуацией на всю катушку, и ее поведение заставляло Джеймса краснеть от стыда. Бывали дни, когда он мечтал, чтобы Милли вообще не встречала сына Гарри Пиннакла.

– За Милли и Саймона,– провозгласил Гарри низким сипловатым голосом, благодаря которому его высказывания звучали более веско по сравнению с речью собеседников.

– За Милли и Саймона,– повторил Джеймс Хэвилл и поднял тяжелый бокал венецианского стекла.

– Вино просто прекрасное,– восхитилась Оливия.– Кроме всего прочего, вы еще и знаток вин, да, Гарри?

– Господи, нет, конечно,– замахал руками тот.– Я полагаюсь на советы людей, которые в этом разбираются. По мне, так все вино на вкус одинаково.

– Ни за что не поверю! Вы чересчур скромничаете! – взвизгнула Оливия.

Она перегнулась через весь стол и фамильярно похлопала Гарри по руке. Что она о себе возомнила? Как противно… Повернув голову, Джеймс поймал на себе взгляд Саймона.

– Выпьем,– предложил будущий зять.– За предстоящую свадьбу.

– Да,– согласился Джеймс и одним глотком опорожнил бокал почти наполовину.– За свадьбу.

Глядя, как гости пьют отцовское вино, Саймон вдруг ощутил ком в горле. Он кашлянул, взял свой бокал и произнес:

– Сегодня за этим столом не хватает одного человека. Я хотел бы предложить тост за мою мать.

Возникло легкое замешательство. Саймон видел, как взгляды всех присутствующих метнулись в сторону главы дома. Гарри поднял бокал.

– За Анну,– серьезно сказал он.

– За Анну,– хором повторили Джеймс и Милли.

– Разве ее звали Анна? – удивилась Оливия, щеки которой уже изрядно раскраснелись.– Я была уверена, что ее имя – Луиза.

– Нет,– с нажимом сказал Саймон.– Мою мать звали Анной.

– Ну что ж, как вам будет угодно,– охотно согласилась миссис Хэвилл и тоже подняла бокал.– За Анну. Анну Пиннакл.– Оливия сделала глоток, потом посмотрела на дочь, как будто пораженная внезапной мыслью.– Дорогая, я надеюсь, ты не собираешься оставлять девичью фамилию?

– Думаю, нет,– Милли пожала плечами.– Хотя на работе я предпочла бы оставаться Хэвилл.

– Нет-нет, что ты! – забеспокоилась Оливия – Будет только путаница. Пиннакл так уж Пиннакл, везде и всюду.

– По-моему, это неплохая идея,– вставил Джеймс.– Сохраняй независимость, Милли. А ты как считаешь, Саймон? Не возражаешь, если твоя жена оставит девичью фамилию?

– Если честно, я бы предпочел общую фамилию. У нас ведь все будет общим.– Саймон посмотрел на Милли и улыбнулся.– С другой стороны, мне жаль потерять Милли Хэвилл. В конце концов, влюбился-то я именно в мисс Хэвилл.

– Очень трогательно,– высказался Джеймс.

– А ты не думал взять фамилию Хэвилл? – со своего конца стола обратился Пиннакл-старший к сыну.

– Я не против.– Саймон в упор посмотрел на отца.– Если так захочет Милли.

– Нет! – взвизгнула Оливия.– Ты не захочешь, милая, правда?

– Ты бы не стал брать мамину фамилию, а, пап? – Саймон прищурился.

– Нет,– покачал головой Гарри.– Не стал бы.

– Что ж, разница заключается в том,– металлическим голосом произнес Саймон,– что для меня семейная жизнь важнее всего.

– Разница заключается в том,– бесстрастно промолвил Гарри,– что девичья фамилия твоей матери была Парри.

Оливия хохотнула, и Саймон пронзил ее испепеляющим взором.

– Фамилии тут ни при чем,– он повысил голос. – Счастье в браке зависит от людей, а не от фамилий.

– Как я посмотрю, ты хорошо разбираешься в вопросах семьи и брака,– съязвил Гарри.

– Лучше, чем ты! По крайней мере, я еще не успел испортить свою семейную жизнь!

Воцарилось молчание. Хэвиллы уткнулись в свои тарелки. Тяжело дыша, Саймон сверлил взглядом отца.

Наконец Гарри развел руками.

– Уверен, вы с Милли будете очень счастливы. Хотя не всем так везет.

– Дело не в везении,– резко возразил Саймон.– Везение здесь абсолютно ни при чем! – Он взглянул на родителей невесты.– Что, по-вашему, лежит в основе счастливого брака?

– Деньги,– выпалила Оливия и коротко рассмеялась.– Шучу.

– Общение, не так ли? – Саймон подался вперед и продолжил: – Когда супруги делятся друг с другом проблемами, вместе обсуждают вопросы, до тонкостей знают характер друг друга. Вы согласны со мной, Джеймс?

– Поверю тебе на слово,– мрачно сказал тот и отхлебнул вина.