Глава 12

Изабел проснулась с дикой головной болью. Она лежала неподвижно, стараясь сохранять спокойствие, как вдруг неудержимый приступ рвоты заставил ее вскочить с постели и помчаться через коридор в ванную.

– Это похмелье,– сказала она своему отражению в зеркале, однако не убедила даже саму себя.

Изабел прополоскала рот, присела на край ванны и подперла подбородок рукой. Ребенок стал старше еще на один день. Может, у него уже оформились черты лица. Крохотные ручки, крохотные пальчики на ножках. Мальчик. Или девочка. Маленький человечек, который растет у нее внутри. Готовится к появлению на свет.

К горлу подкатила очередная волна тошноты, и Изабел зажала рот ладонью. Неопределенность только ухудшала ее состояние. Она никак не могла принять решение или хотя бы выстроить аргументы в пользу одного либо другого варианта. Разум в ней боролся с мотивами, о присутствии которых у себя она и не подозревала. С каждым днем доводы рассудка слабели. Очевидное решение становилось все менее очевидным; логика, на которую она привыкла полагаться, рушилась под напором глупых эмоций, словно песочный замок.

Изабел встала и, пошатываясь, побрела к лестнице, собираясь сойти вниз и выпить чаю. В кухне она обнаружила отца. Джеймс Хэвилл, одетый в деловой костюм, стоял у плиты и читал газету.

– Доброе утро,– поздоровался он с дочерью.– Чашечку чаю?

– С удовольствием,– ответила Изабел.

Она села за стол и принялась разглядывать свои пальцы. Джеймс поставил перед ней кружку. Отхлебнув, Изабел нахмурилась.

– Не сладко.

– Ты же никогда не пила чай с сахаром,– удивился Джеймс.

– Угу,– кивнула Изабел.– А теперь пью.

Насыпав в кружку две полных ложки сахара, она сделала глоток, с наслаждением чувствуя, как горячая сладость медленно растекается внутри.

– Значит, Милли права,– констатировал Джеймс.

– Да.– Изабел уставилась в шоколадно-молочную глубину кружки.– Милли права.

– А как насчет отца ребенка?

Изабел промолчала.

– Понятно…– Джеймс кашлянул.– Ты приняла решение? Я полагаю, срок еще небольшой.

– Да, срок небольшой. Нет, я еще не решила.– Изабел подняла глаза на отца.– Ты, наверное, считаешь, что я должна избавиться от ребенка? Забыть, как страшный сон, и продолжить блестящую карьеру?

– Необязательно,– проговорил Джеймс после паузы.– Только если…

– Мою крутую карьеру,– с горечью продолжила Изабёл.– Вернуться к прекрасной жизни, состоящей из перелетов, гостиниц и иностранных бизнесменов, которые клеятся ко мне, потому что я всегда свободна.

Джеймс пристально посмотрел на дочь.

– Разве тебе не нравится твоя работа? Я думал – мы все думали,– она доставляет тебе радость.

– Доставляет,– согласилась Изабел.– Большую часть времени. Но порой мне бывает одиноко, иногда я устаю, а иногда мне хочется бросить все к чертовой матери.– Она сделала глоток чая.– Порой я мечтаю, что лучше бы вышла замуж, родила троих детей и жила припеваючи, не зная, что такое работа.

– Я не знал, что у тебя бывают такие настроения,– сдвинул брови Джеймс.– Мне казалось, тебе нравится быть деловой женщиной.

– Я не деловая женщина.– Изабел резко поставила кружку на стол.– Я – личность. Занятая делом.

– Я не хотел…

– Хотел! – раздраженно воскликнула Изабел.– Ты привык так обо мне думать. Карьера – и все. Ты забываешь о том, что во мне есть и другие стороны.

– Не забываю.

– Нет, забываешь. Я сама очень часто об этом забываю.

Отец и дочь помолчали. Изабел достала пакет с кукурузными хлопьями, заглянула в него и со вздохом отложила. Джеймс допил чай и потянулся за портфелем.

– Извини, мне пора.

– Ты и вправду пойдешь сегодня на работу?

– Боюсь, у меня нет выбора. Там такое сейчас творится! Если я не появлюсь, завтра меня уволят.

– В самом деле?

– Ну, не завтра.– Джеймс грустно улыбнулся.– Но мне все равно надо идти.

– Прости,– сказала Изабел.– Я не знала.

– Ничего. Ты и не должна была знать. Я не очень-то распространялся об этом.

– Дома тоже хватает проблем.

– Да уж,– с жаром согласился Джеймс.

Изабел широко улыбнулась.

– Готова поспорить, ты рад, что можешь сбежать отсюда.

Я вовсе сбегаю,– возразил Джеймс.– Гарри Пиннакл уже просил с ним встретиться. Наверняка хочет обсудить, во что нам обойдется это фиаско.– Он скривился.– Стоит Гарри Пиннаклу щелкнуть пальцами, и весь мир должен завилять хвостом.

– Ладно,– примирительно сказала Изабел.– Желаю удачи.

У двери Джеймс Хэвилл остановился.

– Слушай, а за кого бы ты вышла замуж? – поинтересовался он.– И от кого родила троих детей?

– Не знаю,– пожала плечами Изабел.– Дайка припомнить, с кем я встречалась? Ну, например, от Дэна Уильямса.

Джеймс горестно застонал.

– Замечательный выбор, родная! Послушай, ребенок ведь не…

– Нет.– Изабел невольно рассмеялась.– Не волнуйся, не от него.

Саймон проснулся совершенно разбитым. Голова раскалывалась, воспаленные глаза болели, отчаяние тяжелым камнем давило на грудь. Из-за штор пробивался яркий луч зимнего солнца; снизу, из холла, доносился легкий запах каминного дымка, смешанный с ароматом свежего кофе, заваренного в столовой. Однако ничто не могло умалить горя Саймона, его разочарования и, прежде всего, острого ощущения неудачи.

Гневные слова, которые он бросил Милли вчера вечером, все еще звенели в голове с такой четкостью, будто он произнес их пять минут назад.

Как в сцене из театральной пьесы. Сцене, которой – как он понял – ему следовало ожидать.

Его пронзил новый укол нестерпимой боли и унижения, и Саймон перевернулся в постели, зарывшись головой в подушку. Почему он ничего не замечал? Как вообще позволил себе увериться, что может рассчитывать на счастливый брак? Почему бы ему просто не смириться с тем, что он конченый неудачник? Сперва провалился в бизнесе, а теперь и в браке. Отец, горько усмехнулся Саймон, хотя бы дошел до алтаря; его не предали за два дня до свадьбы.

Перед ним предстало лицо Милли: покрасневшее, заплаканное, искаженное страданием,– такой она была вчера вечером,– и на мгновение Саймон смягчился. Ему захотелось позвонить ей, сказать, что он по-прежнему любит ее, по-прежнему хочет на ней жениться. Он уложит ее в постель, поцелует распухшие губы, постарается забыть все, что случилось в прошлом. Искушение было велико; нет, если честно, просто огромно.

Однако Саймон не имел права так поступить. Как выслушивать ее клятвы, зная, что однажды она уже приносила их другому? Жить, мучительно гадая, какие еще тайны она хранит? Это не просто трещинка в отношениях, которая сгладится и исчезнет сама по себе. Это глубокая, зияющая пропасть, появление которой полностью изменило существующий порядок вещей, превратило их взаимоотношения в нечто неузнаваемое.

Саймону невольно вспомнился тот летний вечер, когда он сделал Милли предложение. Она повела себя именно так, как полагается: чуть-чуть всплакнула, чуть-чуть посмеялась, ахнула от восторга, увидев кольцо… Но о чем она думала на самом деле? Может быть, смеялась над ним? Воспринимала ли их помолвку всерьез? Разделяла ли вообще его взгляды?

Несколько минут Саймон лежал неподвижно, от горя не в силах пошевелиться. Он терзал себя, мысленно представляя Милли, стараясь неким образом соотнести то, что ему стало известно, со своими воспоминаниями о ней как о его невесте. Прекрасная, очаровательная, нежная. Скрытная, нечестная, двуличная. Причем она, по-видимому, даже не осознает, что натворила. Считает брак с другим мужчиной пустячным делом, которое можно выбросить из головы и забыть.

В нем снова проснулись гнев и боль. Саймон сел и попытался привести мысли в порядок, отвлечься. Раздвинул шторы и, не обращая внимания на замечательный вид из окна, начал торопливо одеваться. Надо с головой уйти в работу. Начать все заново и преодолеть себя. На это потребуется время, но он справится.

Саймон сбежал вниз по лестнице в столовую. Гарри сидел за столом.

– Доброе утро,– поздоровался он, выглядывая из-за газеты.

– Доброе утро.

Саймон подозрительно покосился на отца, готовый уловить в его голосе презрение или издевку.

Однако во взгляде Гарри, похоже, было лишь искреннее участие.

– Ну, так ты расскажешь мне, что все-таки произошло?

– Свадьба не состоится.

– Я уже понял. Но почему? Ты не хочешь говорить?

Саймон молча потянулся за кофейником. Вчера он ворвался в дом в бешенстве, слишком разгневанный и униженный, чтобы с кем-то общаться. Он до сих пор ощущал и гнев, и унижение; ему по-прежнему хотелось, чтобы о предательстве Милли никто не знал. С другой стороны, все равно бремя страдания нести ему в одиночку.

– Она уже замужем.

Послышался шелест – Гарри Пиннакл резко отшвырнул газету.

– Замужем? Господи боже, за кем?

– За каким-то американским гомиком. Они познакомились десять лет назад. Ему надо было остаться в стране, поэтому она в виде одолжения вышла за него замуж. В виде одолжения!

– Слава богу,– с облегчением вздохнул Гарри.– Я уж думал, и правда замужем.– Он глотнул кофе.– Так в чем проблема? Она что, не может получить развод?

– Проблема? – Саймон изумленно вытаращил глаза.– Проблема в том, что она мне солгала!

В том, что я больше не могу ей доверять. Я считал ее одним человеком, а она оказалась совсем другим.

Некоторое время Гарри молча смотрел на сына.

– И это единственный повод все отменять? Один только факт, что Милли вышла замуж за какого-то там хитрого гомика, причем десять лет назад?

– Разве недостаточно?

– Конечно недостаточно! – вышел из себя Гарри.– Совершенно недостаточно! Я думал, у вас действительно произошло что-то серьезное.

– Произошло! Она солгала мне.

– Знаешь, ничего удивительного, если ты так реагируешь.

– А как я должен реагировать? Наши отношения строились на доверии. Отныне я не могу ей доверять.– Саймон закрыл глаза.– Все кончено.

– Черт побери, ты кем себя возомнил? Архиепископом Кентерберийским? Ну солгала, и что? В конце концов, она же сказала тебе правду.

– Только потому, что у нее не было выхода.

– Какая разница?

– Такая, что прежде у нас все шло идеально! – в отчаянии выкрикнул Саймон.– Прекрасно! А теперь все рухнуло!

Господи, сколько можно быть ребенком! – загремел Гарри так, что Саймон от неожиданности вздрогнул.– Тебе давно пора вырасти! Хоть раз в жизни, пожалуйста, прекрати вести себя как избалованный капризный сопляк! Твои идеальные отношения оказались не такими идеальными. Ну и что? Разве это означает, что их надо разорвать?

– Ты не понимаешь.

– Еще как понимаю. Ты хотел бы греться в лучах идеального брака, кичиться идеальной женой и детишками и злорадствовать, глядя на остальной мир, так? А сейчас, обнаружив изъян, не можешь этого вынести. Придется, Саймон! Ты должен это вынести! Потому что в мире полно изъянов. Если уж начистоту, лучше девушки, чем Милли, тебе не найти.

– Ты-то как берешься судить?– огрызнулся Саймон, вставая из-за стола.– Что, черт побери, ты знаешь о счастье в личных отношениях? Почему я должен прислушиваться к твоим словам?

– Потому что я твой чертов отец!

– К сожалению! – со злобой бросил Саймон.

Он пнул табуретку, развернулся на каблуках и широким шагом вышел из столовой.

Гарри молча смотрел вслед сыну, бормоча под нос ругательства.

В девять часов в дверь позвонили. Изабел, только что спустившаяся в кухню, скорчила недовольную гримасу и, прошлепав в коридор, открыла парадную дверь. Перед домом припарковался огромный белый фургон, а на крыльце стоял мужчина в окружении объемистых коробок.

– Доставка свадебного торта. На имя Хэвиллов.

– О господи! – воскликнула Изабел, испуганно глядя на коробки.– Господи боже.– Нагнувшись, она приоткрыла одну из картонных крышек: из коробки виднелась белая глазурь и кусочек сахарной розочки.– Послушайте, большое спасибо, но у нас немного поменялись планы.

– Неправильный адрес? – наморщил лоб мужчина и скосил глаза на бумажку.– Бертрам-стрит, дом номер один.

– Нет, адрес верный.

Она с тоской посмотрела через его плечо на фургон. Сегодняшний день должен был быть радостным, полным предвкушений, нетерпения, суеты и последних приготовлений.

– Дело в том, что нам уже не нужен свадебный торт. Вы можете его забрать?

– Целый день возить эту груду? – Доставщик язвительно хохотнул.– Нет уж, извиняйте.

– Но нам он больше не нужен.

– Боюсь, дорогуша, это не моя проблема. Вы заказывали торт? Заказывали. Если хотите вернуть – обращайтесь в фирму. Будьте любезны, распишитесь вот тут.– Он протянул Изабел ручку.– Я выгружу остальные коробки.

– Остальные? Боже, сколько же их всего?

– Десять,– сверился с накладной доставщик.– Включая опорные стойки и дополнительные принадлежности.

– Десять…– недоверчиво протянула Изабел.

– Тортик не маленький,– заметил мужчина.

– Угу,– буркнула Изабел, глядя, как он забирается в фургон.– Особенно для нас четверых.

К тому времени, как Оливия вышла на лестницу, белые коробки уже аккуратно стояли в углу коридора.

– Я не знала, куда их деть,– пожала плечами Изабел, выходя из кухни.

Бросив взор на мать, она пришла в ужас. Яркая косметика на фоне мертвенно-бледной кожи пугала. Оливия крепко держалась за перила и выглядела так, будто вот-вот грохнется в обморок.

– Мамочка, как ты себя чувствуешь? – с беспокойством спросила Изабел.

– Скоро буду в порядке,– с непонятной бодростью отозвалась Оливия.– Я просто не выспалась.

– Как и все мы,– кивнула Изабел.– По-хорошему, нам надо бы лечь в постель.

– Ты права. Однако пока нельзя.– Оливия нервно улыбнулась дочери.– Еще нужно отменить свадьбу, всех обзвонить. Я составила список.

– Мамочка, я знаю, это очень тяжело для тебя.

– Не тяжелее, чем для других,– вздернула подбородок миссис Хэвилл.– Чем я лучше остальных? В конце концов, это не конец света, а всего лишь свадьба.

– Всего лишь свадьба,– эхом откликнулась Р1забел.– Честно говоря, мне кажется, такого понятия, как свадьба, не существует вообще.

Поздним утром в комнату, где спала Милли, постучали.

– Ты проснулась? – войдя, спросила Эсме.– Изабел звонит.

– Ох,– сонно протянула Милли, села в кровати и откинула со лба волосы.

Голова налилась тяжестью и болела, голос был словно чужим. Милли взглянула на крестную и попыталась улыбнуться, но кожа на лице пересохла и стянулась, а мышцы не желали работать. Что произошло? Какой-то провал в памяти… Почему она ночевала у Эсме?

– Я принесу трубку,– сказала Эсме и удалилась.

Милли откинулась на подушку и принялась разглядывать фисташковый потолок, недоумевая, отчего чувствует себя не в своей тарелке. Затем, в одно мгновение, память острым уколом вернулась: свадьбы не будет.

Свадьбы не будет. Милли осторожно прокатила эту мысль в голове, ожидая нового приступа мучений или потока слез, но этим утром ее глаза были сухими, а рассудок спокойным. Сон сгладил бурные эмоции вечера. Милли ощущала скорее удивление, нежели расстройство; ее сердце было скорее в смятении, нежели разрывалось от горя. Ей едва верилось в происходящее. Свадьба – ее грандиозная, пышная свадьба – не состоится. Как такое могло произойти? Как мог исчезнуть Центр ее жизни? Вершина горы, на которую она так долго карабкалась, вдруг растворилась в воздухе, а она осталась на крутом склоне, цепляясь за камни и растерянно оглядываясь в поисках ориентира.

– Я принесла трубку.– Возле кровати возникла Эсме.– Хочешь кофе?

Милли кивнула и взяла телефон.

– Привет,– скрипучим голосом сказала она.

– Привет,– послышался в трубке голос Изабел.– Ты в порядке?

– Более или менее.

– Саймон не звонил?

– А что? Он…

– Нет,– поспешно ответила Изабел.– Нет, домой он тоже не звонил. Я просто поинтересовалась. На всякий случай.

– А-а… Я спала, ни с кем не общалась.

Последовала пауза. Милли наблюдала, как Эсме раздвигает шторы и подвязывает их широкими плетеными лентами. День выдался солнечным, снег искрился на морозе. Улыбнувшись, крестная тихо вышла из комнаты.

– Изабел, прости меня, пожалуйста,– медленно проговорила Милли.– За то, что подставила тебя.

– Ладно, не переживай.

– Я просто сорвалась. Я… Ты же знаешь, как это бывает.

– Знаю, знаю. Я бы и сама так поступила.

– Не ври,– слабо хихикнула Милли.– Ты в миллион раз выдержаннее, чем я.

– Не волнуйся. Ничего страшного.

– Правда? Неужели мама весь вечер не читала тебе нотаций?

– Ей было некогда. Мы все ужасно заняты.

– Чем? – наморщила лоб Милли.

– Отменяем свадьбу,– после долгого молчания промолвила Изабел с неподдельным огорчением в голосе.

– А-а,– опять протянула Милли. У нее засосало под ложечкой.– Ну да, разумеется. Понимаю.

– Господи, Милли, мне очень жаль. Я думала, ты сообразишь.

– Я сообразила. То есть соображаю. Естественно, надо все отменить.

– Отчасти из-за этого я тебя и беспокою. Конечно, не самое удачное время, чтобы спрашивать, но все-таки: мне надо позвонить кому-нибудь еще? Я имею в виду тех, кто не попал в мамин красный блокнот.

– Не знаю…– Милли сглотнула.– А кого ты уже известила?

– Примерно половину гостей. Дошла до Мэдисонов. Люди Гарри тоже заняты этим.

– Да-а, дела…– Беспричинные слезы подступили к глазам Милли.– Работы у вас хоть отбавляй.

– Некоторые из гостей уже собирались выезжать, пришлось их разворачивать.

– Понятно.– Милли глубоко вздохнула.– Извини, я просто идиотка. А как, собственно, вы это делаете?

– Обзваниваем гостей по списку. Все без исключения реагируют очень любезно.

Милли принялась нервно крутить в пальцах листок бумаги.

– Что вы им говорите?

– Что ты заболела. Ничего лучше не придумали.

– И как, верят?

– Трудно сказать. Кто-то, наверное, верит.

Сестры снова замолчали.

– Ладно,– прервала затянувшуюся паузу Милли.– Если я кого-то вспомню, то перезвоню.

– Когда вернешься домой?

– Не знаю.

Милли прикрыла глаза и представила свою комнату: разбросанные повсюду подарки и поздравительные открытки, распахнутый чемодан с вещами для медового месяца, свадебное платье в чехле, похожее на привидение…

– Не знаю,– повторила она.– По крайней мере, пока не…

– Правильно,– помолчав, сказала Изабел.– Послушай, я забегу тебя проведать, ладно? Когда управлюсь.

– Изабел, спасибо тебе. За все.

– Нет проблем. Надеюсь, когда-нибудь ты тоже мне поможешь.

Милли едва заметно улыбнулась.

– Договорились.

Она положила трубку и увидела в дверях Эсме. Крестная держала в руках поднос.