Хроники Копья (№1) - Драконы осенних сумерек

Было еще очень рано, но Танис явственно ощущал — пора уходить отсюда. Он отправился будить остальных.

Пещера показалась ему холодной, несмотря на весело потрескивавший огонь. Золотая Луна и Тассельхоф готовили завтрак. Речной Ветер стоял в глубине пещеры, выколачивая меховой плащ Золотой Луны. Танис покосился на него: когда он входил, варвар собирался что-то сказать Золотой Луне, но смолчал и продолжал делать свое дело, ограничившись лишь многозначительным взглядом. Золотая Луна не поднимала глаз, лицо у нее было бледное и напряженное. Танис понял — Речной Ветер сожалел о том, что сорвался минувшим вечером.

— Боюсь, еды у нас маловато, — сказала Золотая Луна, бросая крупу в котелок.

— Не густо было у Тики в кладовке, — извиняющимся тоном добавил Тассельхоф. — Вот что у нас есть: коврига хлеба, немножко вяленой говядины, полголовки заплесневелого сыра да овсянка. Можно подумать, Тика совсем дома не готовит!

— Мы с Речным Ветром не запаслись съестным, — проговорила Золотая Луна. — Честно говоря, мы не ожидали, что придется путешествовать.

Танис собрался было поподробнее расспросить ее о той песне и особенно о жезле, но тут, потревоженные запахом еды, начали просыпаться остальные. Вот, потягиваясь и зевая, поднялся Карамон.

— Овсянка! — простонал он, заглянув в котелок. — И это все?..

— На обед будет еще меньше, — хмыкнул Тассельхоф. — Так что подтягивай ремешок. За последнее время ты, как я смотрю, растолстел… Великан горестно вздохнул.

Завтрак под холодным рассветным небом был безрадостен и скуден. Стурм, тот вовсе отказался от пищи и вышел наружу — сторожить. Танис хорошо видел его из пещеры: сидя на камне, рыцарь угрюмо смотрел на темные тучи, чьи клубящиеся космы едва не касались притихшего озера… Карамон в один миг проглотил свою порцию, затем — нетронутую порцию брата и наконец — долю Стурма. После чего с тоскливой завистью смотрел, как ели другие.

— Будешь доедать?.. — спросил он с надеждой, указывая на Флинтов кусок хлеба. Гном ответил испепеляющим взглядом. Тассельхоф перехватил взгляд воина, устремленный в его тарелку, и от греха подальше запихал в рот сразу весь хлеб, чуть не подавившись при этом. Танис порадовался про себя хотя бы тому, что набитый рот вынуждал кендера молчать: не все же время слушать его пронзительный голосок… Тем более что Тас все утро бессердечно подначивал и подкусывал Флинта, называл его то «Грозой Морей», то «Шкипером», осведомлялся о ценах на рыбу и о том, дорого ли возьмет Флинт за переправу обратно на тот берег. В конце концов гном запустил в него камнем, и Танис счел за благо отправить кендера на берег мыть посуду. — Как ты нынче, Рейстлин? — вернувшись в пещеру, спросил полуэльф. — Нам надо будет скоро отправиться дальше…

— Мне лучше, — прошелестел маг. — Гораздо лучше.

Он потягивал травяной отвар собственного изготовления; в дымящемся кипятке плавали какие-то маленькие пушистые листочки. Судя по едкому запаху, отвар был невыносимо горьким; Рейстлин морщился, однако глотал. Тассельхоф вприпрыжку вернулся к костру, немилосердно громыхая посудой. Скрипнув зубами

— это же надо так шуметь! — Танис хотел было сделать кендеру замечание, но, подумав, воздержался. Все равно толку не будет.

Флинт заметил выражение его лица и, отобрав у кендера посуду, сам принялся ее упаковывать.

— Уймись наконец! — зашипел он на Тассельхофа. — А не то поймаю тебя за хохолок и подвешу на дереве в назидание всему кендерскому роду… Тас мгновенным движением протянул руку и выдернул что-то из бороды гнома.

— Что я вижу! — заорал он в восторге. — Водоросли!..

Флинт взревел от ярости и попытался схватить его, но юркий Тас легко увернулся.

Зашуршал валежник: Стурм отодвинул его от входа. На лице рыцаря лежала печать угрюмой задумчивости.

— А ну прекратите! — велел он Флинту и Тасу. Его усы вздрагивали. Потом суровый взгляд обратился на Таниса: — Этих двоих было отлично слышно у самого озера. Если так пойдет дальше, они соберут сюда всех гоблинов Кринна. Надо уходить, и немедля. Так в какую сторону мы направляемся? Воцарилась неловкая тишина. Все оставили свои дела и воззрились на Таниса. Все — за исключением Рейстлина: маг, опустив глаза, тщательно протирал свою чашку беленькой тряпочкой. Ему, казалось, было решительно неинтересно.

Танис со вздохом поскреб в бороде:

— Утехинский Теократ — человек недостойный. Теперь мы в этом полностью убедились. В своем стремлении к власти он не брезгует даже тем, чтобы использовать гоблинское отребье. Если жезл достанется ему, он использует его разве что для своей корысти. Мы же потратили годы на поиски хоть какого-нибудь знамения истинных Богов… И теперь, когда мы наконец его обрели, по-моему, совершенно необязательно отдавать его такому мошеннику. Тика сказала, что, по ее разумению. Высокие Искатели в Гавани все еще взыскуют истины. Может, они просветят нас насчет жезла — что это вообще такое и какими силами обладает… Дай карту, Тас!

Вытряхнув на пол содержимое нескольких сумок, кендер наконец разыскал и подал ему нужный пергамент.

— Мы сейчас находимся вот здесь, на западном берегу Кристалмира,

—продолжал Танис. — К северу и к югу лежат отроги Харолисовых гор, образующих Утехинскую долину. Через эти хребты нет ни единой тропы. Только перевал Врата, южнее Утехи…

— Почти наверняка перекрытый гоблинами, — пробормотал Стурм. — Может быть, на северо-востоке…

— Опять через озеро! — В голосе Флинта прозвучал ужас.

— Да, — кивнул Танис спокойно, — через озеро. Но этим путем мы попадем на Равнины, а мне почему-то вовсе не кажется, чтобы вы… — он посмотрел на Речного Ветра и Золотую Луну, — чтобы вы так уж жаждали вернуться туда. А вот западная дорога ведет через Сторожевые Пики и Ущелье Теней прямо в Гавань. По-моему, туда нам и надо направиться.

— А если, — нахмурился Стурм, — тамошние Высокие Искатели окажутся ничуть не лучше утехинских?

— Тогда можно будет уйти на юг — в Квалинести.

— Квалинести? Страна Эльфов? — Теперь нахмурился уже Речной Ветер. -Ну нет! Людям запрещено там появляться. К тому же этот путь — скрытый… Звук хриплого, шипящего голоса заставил всех обернуться к Рейстлину. — Выход есть, — сказал он тихо и насмешливо, золотые глаза отражали хмурый утренний свет. — Я говорю о тропах Омраченного Леса. Они ведут прямо в Квалинести.

— Омраченный Лес? — встревоженно переспросил Карамон. — Нет, Танис, только не это!.. — И тряхнул головой: — С живыми я готов биться хоть семь дней в неделю Но с мертвыми — слуга покорный!

— Мертвые? Как интересно! — насторожил уши Тассельхоф. — А ну-ка расскажи, Карамон…

— Помолчи, Тас! — перебил Стурм. — Омраченный Лес — это сумасшествие. Ни один вошедший туда еще не вернулся. И ты хочешь, маг, чтобы мы отнесли туда нашу добычу?

— Не так! — резко выговорил Танис. Все вновь замолчали, в том числе Стурм. Рыцарь смотрел в спокойное, задумчивое лицо Таниса, в миндалевидные глаза, отражавшие мудрость, приобретенную за годы странствий. Стурм иногда про себя задавался вопросом, почему, собственно, он признает Таниса вождем. Подумаешь, велика птица — полуэльф, незаконнорожденный к тому же. Ни тебе знатного происхождения, ни лат со щитом, украшенным знаменитым гербом. И тем не менее Стурм шел за ним и любил его, как никого более.

По мнению Соламнийского Рыцаря, жизнь представляла собой неисповедимую тайну Нечего было и надеяться постичь ее, кроме как сквозь призму рыцарского кодекса. «Эст Суларус от Митас» — «моя честь есть моя жизнь». Кодекс этот, посвященный понятию чести, был наиболее полным, подробным и строгим из всех известных на Кринне. Кодекс исправно служил Рыцарям вот уже семь столетий, но в глубине души Стурм опасался, будет ли он применим в день великой, последней битвы со Злом. Однако Стурм твердо знал одно: если такой день все же наступит, Танис встанет плечом к плечу с ним, пытаясь спасти мир от гибели. Стурм сознательно следовал Кодексу: для Таниса это было естественно и неосознанно, как дыхание.

Голос Таниса вновь заставил рыцаря обратиться мыслями к настоящему.

— Хочу напомнить вам всем, что жезл отнюдь не является нашей «добычей», — сказал полуэльф. — Он по нраву принадлежит Золотой Луне… Если он вообще кому-нибудь принадлежит. У нас на него не больше прав, чем у утехинского Теократа… — И, повернувшись к Золотой Луне: — Как ты хочешь распорядиться им, госпожа?

Золотая Луна смотрела то на Таниса, то на Стурма… Потом оглянулась на Речного Ветра.

— Мое мнение тебе известно, — проговорил тот холодно. — А впрочем, ты — Дочь Вождя… Он поднялся и, не обращая внимания на ее умоляющий взгляд, вышел наружу.

— О чем это он? — спросил Танис.

— Он хочет, чтобы мы покинули вас и доставили жезл в Гавань, — тихо ответила Золотая Луна. — Он говорит — с вами опаснее, чем без вас.

— Опаснее! С нами!.. — взорвался Флинт. — Спрашивается, чего ради мы здесь торчим, чего ради я чуть не утонул — опять! — если не ради… Ради… Гном задохнулся от ярости. Танис вскинул руку:

— Довольно! — И вновь поскреб бороду: — Мы полагаем, с нами вам будет все-таки лучше. Принимаешь ли ты нашу помощь?

— Принимаю, — серьезно ответила Золотая Луна. — По крайней мере — на некоторое время…

— Ну и отлично, — сказал Танис. — Ты, Тас, знаешь все ходы и выходы в Утехинской долине. Будешь проводником. Только помни, что мы не на пикник собрались!

— Хорошо, Танис, — отозвался присмиревший кендер. Собрал свои сумки и сумочки, развесил какие через плечо, какие на пояс — и направился к выходу из пещеры. Проходя мимо Золотой Луны, он припал на колено и погладил ее руку. Остальные без промедления собрали пожитки и последовали за ним.

— Чего доброго, опять пойдет дождь… — ворчал Флинт, озирая низкие тучи.

— И что я не остался в Утехе?. — Бормоча в бороду и пристраивая на спине секиру, он побрел прочь.

Танис, остановившийся подождать Речного Ветра и Золотую Луну, невольно улыбнулся ему вслед. Все-таки было в этом мире нечто неизменное. Например, гномы.

Речной Ветер забрал у Золотой Луны оба мешка и вскинул их на плечо.

— Лодка хорошо спрятана, — сообщил он Танису, лицо его вновь стало непроницаемой маской. — На тот случай, если она нам снова понадобится…

— Хорошая мысль, — сказал Танис. — Спа…

— Иди вперед, — махнул рукой варвар. — Я замету следы.

Так Танису и не удалось сказать ему «спасибо»: Речной Ветер повернулся к полуэльфу спиной и молча принялся за работу. Танис только покачал головой, идя прочь по тропинке. Он слышал, как там, позади. Золотая Луна что-то тихо говорила на своем языке. Речной Ветер сурово произнес в ответ одно-единственное слово. Танис слышал, как вздохнула Золотая Луна… Дальнейшие слова заглушил треск кустов: Речной Ветер уничтожал все следы их пребывания на берегу.

7. ИСТОРИЯ ЖЕЗЛА. СТРАННЫЕ ЖРЕЦЫ И ЖУТКИЕ ОЩУЩЕНИЯ

Зеленая жизнь так и кишела под пологом густых лесов Утехинской долины. У подножий могучих валлинов теснились колючие и цепкие кусты, а по земле вились лозы-охотницы. Приходилось внимательно смотреть под ноги: такая лоза вполне способна была захлестнуть лодыжку неосторожного путника и крепко держать, пока не появятся хищные звери, которыми изобиловала долина. Звериный пир давал лозе-охотнице то, что ей требовалось для жизни, — кровь… Целый час друзья прорубались и продирались сквозь заросли, выбираясь на гаванский большак. Все были жестоко исцарапаны и очень устали; вид наезженной, гладкой дороги, тянувшейся в Гавань и дальше, пролил на души бальзам. Завидев большак, путники остановились передохнуть… И только тут осознали, как тихо было в лесу. Странноватая тишина окутала окрестности -как если бы все живые существа затаили дыхание, ожидая чего-то. До дороги было рукой подать, но выходить из-под защиты деревьев почему-то не стремился никто.

— Как по-твоему, там все чисто? — выглядывая из-за кустов, спросил Таниса Карамон.

— Чисто, не чисто, другой дороги все равно нет, — отрезал тот. — Мы еще не выучились летать, а идти лесом… Несколько сот ярдов отняли у нас целый час! При таком темпе мы выйдем к следующему перекрестку этак через неделю?

Богатырь обиженно вспыхнул:

— Я совсем не имел в виду…

— Ладно, не сердись, — вздохнул Танис. И тоже посмотрел на большак. Ветви валлинов сплетались высоко над головами, образуя над дорогой темный коридор, тянувшийся вдаль. — Вообще-то, — сказал Танис, — мне все это нравится не больше, чем тебе.

— Так мы разделяемся или идем дальше вместе? — Их разговор показался Стурму пустой болтовней, и рыцарь вмешался в него со свойственной ему трезвой практичностью.

— Идем вместе, — ответил Танис. Подумал и добавил: — Однако в любом случае нам необходим разведчик…

— Позволь мне, Танис! — вызвался Тас, выпрыгивая из кустов у локтя полуэльфа. — Кендер, путешествующий в одиночку, нипочем не вызовет подозрений… Танис нахмурился. Тас был прав — никому не придет в голову подозревать его в чем-либо. Любовь к странствиям была неотъемлемой национальной чертой кендеров: они бродили по всему Кринну в поисках приключений. Вот если бы еще у Таса не было препоганой привычки забывать, куда и зачем его послали, и, встретив в дороге что-нибудь более интересное, исчезать неизвестно куда…

— Очень хорошо, — сказал Такие наконец. — Смотри только, Тассельхоф Непоседа, держи глаза нараспашку и не забывай, на каком свете живешь. Не, смей сворачивать с дороги, а пуще всего… — Танис сурово посмотрел кендеру в глаза, — держи руки подальше от чужого имущества!

— Разве что если встретишь лекаря, — добавил Карамон.

Тас хихикнул и, преодолев последние несколько футов кустарника, вприпрыжку устремился по дороге. Его хупак оставлял ямки в плотной земле, сумки и сумочки подпрыгивали в такт шагам. Друзья слышали, как он принялся распевать кендерскую дорожную песню:

Уж как хорош кораблик наш!

Светлеют небеса, Готов к отплытью экипаж — Поставить паруса!

А грянет буря — вновь земля Укроет нас от бед, Горит, горит в ночи маяк, Домашний теплый свет.

А о порт войдем — и моряки Со всех сторон спешат, Как гном на золото, они На наш корабль глядят.

У моряка одна мечта И самый сладкий сон — Под нашим парусом умчать За дальний горизонт!

Когда голосок кендера затих в отдалении, Танис, улыбаясь, выждал еще несколько минут — после чего повел спутников дальше. Они вышли на дорогу, чувствуя себя неумелыми актерами перед лицом недружелюбно настроенных зрителей. Им казалось — все глаза Кринна смотрели па них!

Багряные осенние деревья отбрасывали глубокую тень, дальше нескольких футов от обочины ничего не было видно. Стурм пошел впереди, молчаливый и одинокий Рыцарь гордо нес голову, но Танис знал, что на душе у него было темно. За Стурмом следовали Рейстлин и Карамон. Танис все поглядывал на мага, гадая, надолго ли у пего хватит сил.

Путь через лес стоил Рейстлину немалых трудов, однако теперь он шагал наравне со всеми. Опираясь одной рукой на свой посох, в другой он держал раскрытую книгу. Сперва Танис задумался, что бы такое ему приспичило изучать, но потом догадался, что Рейстлин штудировал книгу заклинаний. Это проклятие магов: им приходится повторять и наново запоминать заклинания чуть ли не ежедневно. Волшебные слова сперва ярко горят в сознании, затем слабеют; если же произнести заклятие — истираются совсем. Вдобавок каждое заклинание отнимает у мага силы, физические и душевные: в какой-то момент наступает полное истощение, и тогда магу требуется отдых, прежде чем он сможет колдовать вновь.

Флинт топал по другую руку Карамона. Спустя некоторое время они вполголоса заспорили о том десятилетней давности случае с лодкой.

— Это же додуматься надо — ловить руками рыбешку! — возмущенно бурчал гном.

Танис шел последним, вместе с варварами. Он все косился на Золотую Луну. Как ни слаб был серенький свет, сочившийся сквозь древесные кроны, Танис заметил морщинки у ее глаз; Золотая Луна выглядела старше своих двадцати девяти лет.

~ Нам выпала нелегкая доля, — откровенно поделилась она с Танисом, пока шли. — Мы с Речным Ветром много лет любили друг друга… Но закон моего народа гласит, что воин, пожелавший взять в жены дочь своего вождя, должен совершить какой-нибудь великий подвиг и тем доказать, что достоин ее. А с нами судьба обошлась еще хуже. Дело в том, что семья Речного Ветра много лет назад была изгнана нашим племенем за отказ почитать умерших предков. Видишь ли, его дедушка свято верил в древних Богов, тех, что были до Катаклизма… Хотя, правду сказать, мало что свидетельствует о них нынче на Кринне. Мой отец решил, что такой неравный брак — это не для меня. Он отправил Речного Ветра в поход за невозможным, наказав добыть священный предмет, который подтвердил бы истинность древних Богов. Он надеялся, что Речной Ветер погибнет, а я полюблю другого… — Она с улыбкой посмотрела па рослого воина, шедшего рядом. Но его лицо было замкнуто, он молча смотрел вдаль, и Золотая Луна, вздохнув, продолжала: -Речного Ветра не было несколько лет… Моя жизнь стала пустыней, я думала, сердце умрет во мне… И вот он возвратился — всего неделю назад. Возвратился полуживым, со страшной лихорадкой. Он бредил… Спотыкаясь, он вошел в лагерь и рухнул к моим ногам. Он горел в жару. Он сжимал в руке этот жезл, и мы едва сумели расцепить его пальцы. Даже в забытьи он нипочем не желал его выпустить… Он говорил в бреду о темной пещере, о разрушенном городе, над которым на черных крыльях реяла смерть. Слугам пришлось привязать его к постели… А потом он вдруг заговорил о женщине, облаченной в голубой свет По его словам, она подошла к нему в темноте и, исцелив его, вручила ему этот жезл. Стоило ему вспомнить о ней — и лихорадка стала ослабевать. И вот два дня назад… — Золотая Луна замолчала: неужели действительно минуло всего лишь два дня? Казалось -целая жизнь! — Два дня назад он отнес жезл моему отцу, — продолжала Золотая Луна, — и заявил, что жезл вручила ему Богиня, — хотя имени ее он не знал. Взглянув на жезл… — Золотая Луна высоко подняла его,

— … Мой отец велел ему сотворить какое-нибудь чудо. Все равно какое. Но ничего не произошло. Отец швырнул жезл Речному Ветру, во всеуслышание назвал его обманщиком и приказал людям побить его камнями до смерти в наказание за святотатство! — Золотая Луна невольно побледнела при этих словах, а лицо Речного Ветра стало еще более нелюдимым. — Воины связали Речного Ветра и потащили его к Стене Скорби, — почти прошептала Золотая Луна. — Они стали бросать камни… А он только смотрел на меня с любовью… Он крикнул, что даже смерть нас не разлучит… Я бросилась к нему: я все равно не смогла бы жить без него. Камни… — Золотая Луна поднесла руку ко лбу, вздрогнув от воспоминания о боли, и Танис только тут разглядел на ее загорелой коже свежий рубец. — А потом вдруг вспыхнул слепящий голубой свет, — сказала она.

— И мы с Речным Ветром обнаружили, что стоим на дороге недалеко от Утехи. Жезл сиял голубым, затем померк и стал таким, как сейчас. Тогда-то мы и решили отправиться в Гавань и выяснить, что думают обо всем этом тамошние храмовые мудрецы.

— Речной Ветер, — спросил Танис обеспокоенно. — Разрушенный город, о котором ты вспоминал… Где он?

Речной Ветер ответил не сразу. Он скосил на Таниса темные глаза, и тот понял, что мысли варвара витали где-то далеко. Потом Речной Ветер вновь уставился в сумрак под деревьями.

— Танис Полуэльф, — сказал он наконец. — Это твое имя?

— Так зовут меня люди, — ответил Танис. — Мое эльфийское имя слишком длинно, людям трудно его произносить.

Речной Ветер нахмурился.

— Почему, — спросил он, — тебя зовут «полуэльфом», а не «получеловеком»?

Танис ощутил этот вопрос словно пощечину. Ему показалось, его сбили с ног и вываляли в грязи; он едва удержался от злого ответа. Впрочем, он знал, что у Речного Ветра были причины об этом спрашивать, — варвар вовсе не хотел его оскорбить. Танис понял, что это было в определенном смысле испытанием. И он ответил, старательно подбирая слова:

— Людям кажется, что полуэльф — это как бы добавление к целому. Получеловек — нечто ущербное, калека.

Речной Ветер обдумал услышанное, кивнул и только тогда ответил на заданный вопрос.

— Много долгих лет провел я в дороге, — сказал он. — Часто я не имел никакого понятия о том, где нахожусь. Я шел по солнцу, по лунам, по звездам… А мой последний поход был и вовсе подобен дурному сну… — Он помолчал немного, потом снова заговорил, и казалось, что его голос доносился откуда-то издалека: — Этот город был когда-то прекрасен… Высокие здания, мраморные колонны… Но теперь он выглядит так, как если бы рука великана подхватила его и швырнула вниз с горы. Он очень стар, и в нем поселилось зло.

— Смерть на черных крыльях, — тихо повторил Танис.

— Зло пришло туда, словно Божество, восставшее из тьмы. Его создания с визгом и воплями поклонялись ему… — Варвар побледнел, и это было заметно, несмотря на загар. Утренний воздух был холоден, но его прошиб пот: — Я не могу больше о нем говорить!..

Золотая Луна взяла его за руку, и его лицо мало-помалу смягчилось.

Танис продолжал расспрашивать:

— Значит, из этого ужаса и появилась женщина, вручившая тебе жезл?

— Она исцелила меня, — просто ответил Речной Ветер. — Я умирал.

Танис еще раз присмотрелся к посоху в руке Золотой Луны. Самый обычный, простенький посох. Никто, в том числе Танис, не обращал на него внимания — до известных событий. На его навершии был вырезан какой-то странный символ, а вокруг висели перья из тех, что так нравятся варварам. И тем не менее Танис видел своими глазами, как этот самый посох сиял голубым светом, а его целительную силу испробовал на себе. Неужели это действительно был дар древних Богов, явившихся помочь людям в час нужды? «Лишь чистые сердцем могут касаться этого посоха», — сказал Рейстлин. Танис задумчиво покачал головой. Вот бы это оказалось правдой… Золотая Луна тронула его за плечо, и Танис, вскинув голову, увидел, как махали ему Стурм и Карамон. Полуэльф только тут заметил, насколько они втроем отстали от остальных. Он побежал вперед:

— Что случилось?

Стурм сухо ответил, указывая:

— Разведчик возвращается.

И верно, Тассельхоф во весь дух мчался к ним по дороге. Вот он трижды махнул рукой на бегу.

— Всем — в лес! — велел Танис немедля. Все поспешили прочь с дороги, в кусты и подлесок, густо разросшийся вдоль южной обочины. Все, кроме Стурма.

— Прячься! — попробовал подтолкнуть его Танис, но рыцарь не двинулся с места и холодно произнес:

— Я не собираюсь прятаться в канаве!

— Стурм…. — борясь с подступающим негодованием, начал Танис. Еще не хватало наговорить рыцарю резкостей, которые безвозвратно испортят их отношения, а толку не будет все равно… Отвернувшись от Стурма, он плотно сжал губы и в мрачном молчании стал ждать кендера.

Тас подлетел во всю прыть — многочисленные сумочки так и били его по бокам.

— Жрецы! — выдохнул он. — Восемь штук! Целый отряд.

— Я-то думал, — фыркнул Стурм, — там самое меньшее отряд гоблинской стражи. Что нам эти восемь жрецов?

— Ой, не скажи, — с сомнением ответил Тассельхоф. — Знаешь, я видывал клириков со всех концов Кринна, но таких, как эти, — еще никогда! — Он обеспокоенно оглянулся назад, на дорогу, потом поднял взгляд на Таниса, и тот заметил, что карие глаза кендера были необычно серьезны. — Помнишь, что говорила Тика о странных людях, которые появились в Утехе и все сшивались около Хедерика? Ну, о тех, в длинных таких одеяниях и надвинутых капюшонах? Так вот — это подходит к нашим клирикам один к одному. Знаешь, Танис, как посмотрел я на них…Жуть да и только! — Кендер зябко поежился. — Они появятся через несколько минут… Танис переглянулся со Стурмом, и рыцарь вопросительно поднял брови. Оба знали, что кендеры не ведали страха — и в то же время были необычайно чувствительны к природе других существ. В былые годы Танис немало путешествовал вместе с Тасом. При этом они попадали в самые разные переделки, нередко очень опасные. Но чтобы кендер сказал о каком-нибудь обитателе Кринна: «Жуть, да и только!» — такого еще не бывало.

— А вот и они, — сказал Танис и вместе с Тасом и Стурмом отошел в тень деревьев по левую руку от дороги, присматриваясь к выходившим из-за поворота жрецам. Пока они были еще далековато, и полуэльф затруднился бы сказать о них что-либо определенное. Разве только то, что шли они довольно медленно, катя по дороге большую ручную тележку.

— Может быть, поговоришь с ними, Стурм? — негромко предложил Танис. -Надо расспросить, что там дальше на большаке. Только, друг, будь осторожен…

— Постараюсь, — улыбнулся Стурм. — Я, знаешь, вовсе не настроен погибать без особой нужды.

И рыцарь стиснул руку Таниса в своей, принося безмолвные извинения. Потом проверил, хорошо ли ходит в старинных ножнах меч. И, перейдя дорогу, прислонился к траченному временем забору, склонив голову на грудь, — ни дать ни взять путник, расположившийся на отдых. Танис постоял немного в нерешительности, но затем повернулся и углубился в лес. Тассельхоф последовал за ним.

— Ну и что там? — завидя Таниса и Таса, спросил Карамон. Проголодавшийся богатырь как раз подтягивал ремень, отчего весь его арсенал громко лязгал. Остальные жались друг к дружке за густой порослью кустов, позволявших им, однако, хорошо видеть дорогу.

— Тихо! — Танис опустился на колени между Карамоном и Речным Ветром. — Жрецы, — сообщил он им шепотом. — Восемь жрецов идут по дороге. Стурм собирается заговорить с ними…

— Жрецы! — пренебрежительно хмыкнул Карамон и поудобнее уселся на пятки. Зато Рейстлин беспокойно зашевелился.

— Жрецы, — прошептал он задумчиво. — Не нравится мне это!

— Что ты имеешь в виду? — спросил Танис.

Рейстлин смотрел на него из-под капюшона: Танис видел только его глаза, золотые глаза со зрачками в виде песочных часов. Они светились хитростью и умом.

— Странные жрецы. — Рейстлин говорил подчеркнуто терпеливо, словно объясняя что-то ребенку. — Наш жезл наделен священной целительной силой

—силой, какой не бывало на Кринне со времен Катаклизма! Ну, а мы с Карамоном уже видели в Утехе эту публику в капюшонах. Так не кажется ли тебе. Друг мой, несколько странным, что жезл и жрецы одновременно появились в одном и том же месте, где никогда прежде не видели ни того, ни другого? Быть может, жезл и должен им принадлежать?

Танис покосился на Золотую Луну. На ее лице лежала тень беспокойства: она явно размышляла о том же. Танис вновь посмотрел на дорогу. Закутанные жрецы еле тащились, везя тележку. Стурм сидел на заборе, поглаживая усы. Время медленно текло в ожидании. Все молчали. Серые облака над головой постепенно сгущались, небо потемнело, начал накрапывать дождь.

— Ну вот, только дождя для полного счастья и не хватало, — заворчал Флинт. — Мало того, что я сижу под кустом, словно жаба какая-нибудь, я должен еще и вымокнуть до нитки… Танис наградил гнома испепеляющим взглядом. Флинт неразборчиво пробормотал еще что-то и умолк. Только и слышно было, как шлепали по мокрым листьям, барабанили по шлемам и щитам капли дождя. Это был холодный нескончаемый дождь, от которого не спасет никакой плащ. Вода бежала по драконьему шлему Карамона и стекала по шее. Рейстлин затрясся и начал кашлять, прикрывая рукой рот, чтобы было не так слышно. Друзья поглядывали на него с тревогой… Танис не сводил глаз с большака. Как и Тас, он ни разу еще не видел никого похожего на этих жрецов — а ведь он прожил сто с лишним лет! Все они были высокими, футов шести, не менее. Длинные одеяния скрывали очертания тел, а поверх одеяний на каждом был плотный плащ с капюшоном. Даже ступни и кисти рук были обмотаны полосками ткани, неприятно напоминавшими повязки, которыми прокаженные прикрывают свои язвы. Приблизившись к Стурму, жрецы начали озираться. Один из них уставился как раз на те заросли, где прятались путешественники. Его лицо скрывали сплошные повязки; были видны лишь темные поблескивавшие глаза.

— Мы приветствуем тебя, Соламнийский Рыцарь, — проговорил на Общем языке предводитель жрецов. Голос у него был глухой, шепелявый… Не человеческий это был голос! Танис невольно содрогнулся…

— И вам привет, братья, — отозвался Стурм, также на Общем. — Немало миль прошагал я с рассвета, но вы — первые, кого я встретил. Не скажете ли, откуда держите путь? Видите ли, до меня доходили самые разные слухи, и я хотел бы знать, что делается на дороге…

— Вообще-то мы с востока, — ответствовал жрец, — но сейчас мы идем со стороны Гавани. Дорога и в самом деле пустынна, рыцарь, но, верно, это из-за погоды: кому охота путешествовать в подобный денек? Мы и сами с радостью остались бы дома, если бы не нужда. А ты, господин рыцарь, знать, идешь из Утехи?

Стурм кивнул. Несколько жрецов собрались позади телеги и негромко переговаривались, обратив друг к другу закутанные лица. Вожак что-то сказал им на неведомом гортанном наречии. Танис повернулся к друзьям:

Тассельхоф помотал головой, а за ним — и все остальные: никто прежде не слышал этого языка.

— Прости мое любопытство, рыцарь, но что это за слухи, о которых ты говорил? — спросил предводитель жрецов, переходя снова на Общий.

— Говорят, — ответил Стурм, — на севере собираются какие-то армии. Дело в том, что я как раз направляюсь домой, в Соламнию, и вовсе не хочу угодить прямиком на чужую войну.

— Мы не слышали ни о чем подобном, — сказал жрец. — Насколько нам известно, северная дорога свободна.

— Вот что значит прислушиваться к болтовне пьяных! — Стурм досадливо передернул плечами. — А что за нужда погнала святых братьев из-под крыши в этакую погоду?

— Мы разыскиваем некий жезл, — с готовностью пояснил жрец. — Голубой хрустальный жезл. Мы прослышали, что его будто бы видели в Утехе. Не известно ли тебе о нем чего-нибудь?

— Да, — сказал Стурм. — И я слышал о нем в Утехе, причем от тех же людей, что рассуждали об армиях на севере. Так верить мне тому и другому или нет?