Глава 1

Восточное побережье Англии, 1816 год

Изменник, обесчестивший короля и страну!

Отвратительные обвинения не давали покоя, парализуя воспаленный мозг Адама. Кровь в жилах леденела, как вода, плескавшаяся у ног. Волны разбивались о каменистый берег в неугомонном ритме, чайки камнем падали вниз и взмывали в небо, а он все стоял неподвижно, жадно всматриваясь в серые каменные стены, возвышавшиеся над скалами. У него засосало под ложечкой. Адам Горацио Хоксмор, пятый граф Керрик, солдат, лорд и джентльмен, наконец-то вернулся домой.

Но зачем? Чтобы быть униженным? Изгнанным? Вздернутым на виселице? Неподходящее наказание для человека, который должен был пойти но стопам своих прославленных предков и служить королю и стране, человека, которого обучили безжалостно убивать во имя чести и традиций.

Мак, лучший друг Адама, сидевший в маленькой лодке позади него, указал на красное пятно, проступившее на куртке Керрика:

– У тебя снова пошла кровь.

Адам пожал плечами и, ловко балансируя на гребне очередной волны, бешено несущейся к берегу, вывел лодку на спокойную воду. Еще будет время осмотреть рану и сломанные ребра, сначала нужно позаботиться о безопасности.

– Бывало и похуже.

Порывшись в кармане, Адам вытащил банкноту в тысячу фунтов. Жалкие гроши, но это все, что он мог предложить. Когда Адаму понадобилась помощь, Мак, не задумываясь, примчался во Францию и прятал его, пока не представилась возможность отплыть в Англию. Он скрывал Адама на «Полярной звезде», сам же изучал обстановку в замке Керрик, чтобы убедиться, что его владелец может туда возвратиться. Он разузнал о предполагаемом предательстве Адама, хотя никогда не ставил под сомнение его невиновность.

Адам протянул другу банкноту:

– Возьми это.

– Черт побери, не нужны мне твои деньги.

– Не будь ослом!

Сдернув с головы шапку, Мак запустил пальцы в непокорные рыжие кудри и задумчиво сощурился. Он искал какой-нибудь веский довод, чтобы переубедить Адама, однако это оказалось пустой тратой времени. Если уж Адам что-то решал, проще было потопить целый флот, чем заставить его передумать.

– Если мне суждено гнить в Ньюгейтской тюрьме, – сказал Адам, – то предпочитаю, чтобы мои деньги достались тебе, а не моему глупому кузену. Сесил спустит все на шлюх, карты и скачки. И, кроме того, тебе нужны деньги. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Если что-нибудь понадобится, свяжись с лордом Уинкомом.

– То есть если ты погибнешь.

Мак всегда был излишне прямолинеен. Адам снова пожал плечами:

– Не исключается и такая возможность. Но я не позволю запятнать честь нашей семьи, так что мне не остается ничего другого, как доказать свою невиновность. Теперь иди. И не рискуй своей бесценной шеей. Помни, ты не видел меня с той ночи в «Рогатой русалке».

Мак коротко кивнул, спрятал деньги в шапку и нахлобучил ее на голову, затем веслом оттолкнул лодку от берега.

– А что за ночка была, приятель! – Он выразительно посмотрел на Адама. – Будь осторожен! Если понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти. Желаю удачи!

Адам не стал спорить. Он никогда не полагался на удачу и определенно не дожил бы до своих двадцати восьми лет – три кампании в наполеоновских войнах и последние восемь месяцев во французской тюрьме, – если бы не разум, терпение и тренировка, не раз спасавшие ему жизнь. Стремление выжить и непреодолимое желание вернуться в Англию, чтобы найти ублюдка, опорочившего его доброе имя, двигали им.

Стоя в одиночестве на берегу, он наблюдал, как лодка Мака исчезает в туманной мгле. Вокруг него чайки встречали новый день пронзительными криками, свободно паря над скалами и морем. Адам позавидовал их свободе.

Пробравшись по берегу, он протиснулся за огромный валун, загораживавший вход в узкую пещеру. Адам вытащил из кармана сальную свечу и кремень и зажег ее. Отвратительный запах заполнил маленькую пещеру, всколыхнув воспоминания о бесконечных часах ожидания и неизвестности, изоляции и пустоты, которые, казалось, никогда не покинут его.

Нужно выбросить из головы неприятные мысли и добраться, наконец, до своей спальни в замке. Бок у него болел, началась лихорадка, жар тела не могли поглотить даже холодные сырые стены пещеры. С трудом передвигая ноги, Адам заставил себя продолжать путь. В конце концов, он сбежал не для того, чтобы умереть здесь, в тайном подземелье собственного замка! Крошащиеся ступени медленно поднимались вверх, потом резко сворачивали налево и заканчивались у дубовой двери.

В углу он нашел и с трудом отодвинул два засова, затем изо всех сил уперся плечом в этот почти непреодолимый барьер. Все его мускулы кричали от напряжения, но проклятая дверь даже не шелохнулась. Наконец, после нечеловеческого усилия и дюжины проклятий, половина четырехфутовой секции медленно сдвинулась. Адам закрыл глаза, из груди его вырвался глубокий вздох облегчения, и он вступил в свое убежище.

Открыв глаза, Керрик нашел все на своих местах. Любимое огромное кресло, обитое мягкой бордовой кожей, с широкими подлокотниками, сделанное по его специальному заказу, все так же стояло у камина. Резной фамильный герб – «In honore defendimus» – «В чести наша сила» – висел над очагом. Скамеечка для ног, отделанная такой же, как и кресло, бордовой кожей, и стол красного дерева стояли рядом. Старинные доспехи разместились в углу напротив. Маленький письменный стол, еще одно удобное кресло, большой деревянный сундук и огромная кровать довершали убранство комнаты. Мебели не много, но именно та, что нравилась Адаму. Будучи солдатом, он не терпел беспорядка и хаоса, как человек, он наслаждался роскошью и изяществом деталей. Слабый запах сапожного крема и дыма заставил его вспомнить, сколько крови он потерял. Замок должен быть абсолютно пуст, и уж совершенно точно никто не стал бы разжигать камин в его спальне. Наверняка ему это почудилось.

Его кровать возвышалась на пьедестале из красного дерева, закрытая со всех сторон занавесями темно-синего бархата, и манила к себе. Без сомнения, он может проспать целую неделю.

Наклонившись, чтобы положить свой ранец на пол, Адам почувствовал острую боль в раненом боку. Осторожно стянув куртку с плеч, он, шатаясь, подошел к кровати и раздвинул драпировки.

– Какого дьявола?! – вырвалось у него от неожиданности.

Потрясающие глаза, округлившись от ужаса, смотрели на него с ангельского личика. Светлые кудри, отливавшие золотом и медом, рассыпались по плечам и спине. Их блестящий каскад обрамлял лицо в форме сердца с волевым подбородком, пылающими щеками и полными губами, которые сейчас были неодобрительно сжаты. Но больше всего его привел в замешательство пистолет, направленный ему прямо в грудь. Неожиданно женщина в изумлении открыла рот, бросила оружие на постель и отвесила Адаму звонкую пощечину.

– За что? – ошеломленно спросил он.

Еще бы! Обнаружить женщину в своей постели, не просто женщину, а леди Ребекку Марч, дочь Эдварда Марча, графа Уинкома, человека, который согласился из личного расположения заниматься делами Адама в его отсутствие. Кроме того, Ребекка была той самой девушкой, на которой он, Адам, отказался жениться перед своим отъездом во Францию.

– Во-первых, вы напугали меня до смерти, во-вторых, мы беспокоились о вас все эти месяцы. Вас считали погибшим!

– Погибшим? – Адам даже не знал, как реагировать. Было достаточно обескураживающе услышать, что тебя считают трусом и предателем. Но мертвым? – Извините, что разочаровал вас, – вымолвил он, наконец, пытаясь разглядеть в роскошной красавице того худенького, веснушчатого, плоскогрудого ребенка, с которым он общался перед отплытием на континент. Господи, откуда взялись эти восхитительные пухлые губы? Теперь у нее появилась грудь! И Адам совсем некстати подумал, что она прекрасно уместилась бы в его ладонях. Ребекка удивительно похорошела, а Адам всегда умел ценить прекрасный пол.

– Я думал, здесь никого нет, – проворчал он, раздосадованный своими своенравными мыслями. – Вы одна? Где ваши родители?

– Как только я сообщу им, что вы живы, они немедленно приедут. По крайней мере, папа обрадуется, я же...

Боль в боку усилилась, и Адам поднял руку, чтобы избежать очередного выговора за свои прегрешения:

– Знаю, вы предпочли бы видеть меня изгнанным в глушь Америки... А еще лучше – похороненным на просторах России.

Ребекка сморщила нос:

– Что это за вонь? Откуда вы взялись? И где вы пропадали все это время?

– Во Франции, – прошептал Адам. Мятежное лицо Ребекки поплыло перед глазами, комната закружилась. Никогда в жизни Адам не падал в обморок. Свой первый бой он принял совсем юным, его мутило от вида крови, обагрившей руки, но сознания он не потерял. Его родителей убили у него на глазах, он сам был ранен и мог только беспомощно смотреть, как они умирают, но даже тогда не терял сознания. – Будь я проклят, – пробормотал они рухнул на кровать.

Отскочив в сторону, Ребекка потянулась за халатом и быстро просунула руки в рукава.

– Не смейте падать! – раздраженно воскликнула она.

– Немного поздновато для приказа, – простонал он.

– Ну, тогда поднимайтесь на ноги.

Адаму удалось приоткрыть один глаз. Если бы ему хватило сил, он бы покачал головой.

– Я должен был это предвидеть. Даже ребенком, вы всегда умудрялись осложнять мне жизнь.

– Большое спасибо.

– Какого черта вы тут делаете? – спросил Адам, морщась от головной боли.

– Ваш кузен Сесил, этот негодяй с одутловатым лицом, сгорает от нетерпения получить наследство. Папа уже несколько месяцев откладывает неизбежное, объясняя это тем, что без тела или других подтверждений вашей смерти он не может утвердить его в правах. Сесил намеревается обратиться в парламент. Отец собирается выступить против него, но он послал меня подготовить... в общем, проследить, чтобы все было в порядке.

Адам покачал головой, безуспешно пытаясь сосредоточиться, чувствуя, как остатки сил покидают его. Он ужасно устал.

– Пожалуйста, хотя бы раз в жизни, Ребекка, сделайте, как я прошу. Никому не говорите о моем возвращении. Я все объясню вам, когда немного отдохну.

– Разве вы еще не заметили, что лежите в моей постели?

– В моей постели, – мягко напомнил Адам.

– Вы знаете, что я имею в виду.

– Кажется, теперь понимаю. – Он слабо улыбнулся.

– Я не отличаюсь от большинства женщин, – заметила она. – Просто вы никогда не слушаете.

– Никогда не слушаю? – изумленно повторил он. Адам хотел ответить, но внезапная острая боль пронзила его тело. Он действительно не мог больше продолжать этот разговор.

– Да, вы всегда были слишком заняты раздачей советов, как мне... – Ребекка умолкла, заметив, что он слабеет на глазах. Когда она попыталась устроить его поудобнее, Адам застонал. Ее руки потянулись к пуговицам его рубашки, принялись расстегивать их. Обнаружив ужасную окровавленную повязку, она вскрикнула: – О, Адам, что вы с собой сделали? Позвольте мне позвать на помощь! – Она метнулась к краю постели.

Собрав последние силы, Адам схватил ее за руку и удержал на месте. Ребекка всегда была своевольной, нетерпеливой и импульсивной – список ее отрицательных качеств был бесконечен. Нельзя позволить ей послать за помощью. Ему нужно время, чтобы обдумать, что предпринять, до того, как узнают о его присутствии в замке. Его пальцы ослабели и соскользнули с ее запястья.

– Моя жизнь зависит от вашего молчания, – прошептал Адам.

Моля Бога, чтобы этих слов оказалось достаточно, он погрузился в забытье.

Глава 2

– Не смейте так поступать! – Ребекка склонилась над ним и потрясла за плечо. – Адам?

Его глаза оставались закрытыми, дыхание – слабым и хриплым, кожа – белой, как мел. Она ущипнула его за щеку.

– Адам?

Проклятие, этот человек умирал, так и не успев ничего объяснить! Он всегда делал только то, что хотел. А ведь она когда-то думала, что любит его. Но конечно, это было детской влюбленностью.

– Будь ты проклят, трижды проклят! Господь милосердный! – бормотала Ребекка. Она переняла привычку браниться у своего отца, но, зная о неодобрении матери, позволяла себе ругаться только в одиночестве. Она убрала прядь темных волос с его лба. – И что мне теперь с вами делать?

Его красивое лицо, заросшее темной бородой, осунулось. Если бы она не увидела серебристо-голубых глаз – тех, о которых когда-то мечтала, – то могла бы и не узнать. Его брови высокомерно изогнулись, даже спящий, он не позволял никому усомниться в своем могуществе. Слабые хрипы срывались с его губ, привлекая ее внимание к себе. Полные губы и во сне были невероятно соблазнительными, чувственными! Даже в беспамятстве этот окровавленный человек излучал раздражающую самоуверенность.

Взгляд Ребекки скользнул от широких плеч к расстегнутому вырезу рубашки. Мускулистая грудь, мускулистый живот, узкие бедра. Проклятие! Этот мужчина все еще притягивал ее. Ребекка пробормотала одно из любимых ругательств своего отца и напомнила себе: «Не забудь, он разбил твое сердце».

Она вспомнила о своем непреклонном решении бороться с любыми романтическими чувствами к Адаму и свой обет остаться независимой. Этот обет послужил настоящей причиной ее появления в замке Керрик. Он да еще глупое письмо Барнарда Лейтона, юного поэта, который утверждал, что влюблен в нее.

Ребекка вспомнила цветистую поэму Барнарда и его предложение убежать вместе. Она и не предполагала, что это письмо так повлияет на ее жизнь. Разумеется, большинство родителей пришли бы в бешенство, получи их дочь предложение сбежать в Гретна-Грин[1].

Ее без проволочек отправили наблюдать за приготовлениями в замке Керрик, но Ребекка знала, что это бессмысленное поручение придумано только для того, чтобы разлучить ее с Барнардом. Публичное осуждение брака как формы закабаления женщины – которое она гордо провозгласила, появившись в мужских брюках в обществе нескольких дюжин лордов и леди, – вместе с решением отказаться принять участие в наступающем светском сезоне, тоже мало помогло делу. Отец отослал Ребекку на несколько недель, чтобы она пересмотрела свои взгляды и задумалась о дочернем послушании. Как бы то ни было, Ребекка восприняла свой отъезд как изгнание.

Она вряд ли изменит свои взгляды. Ее всегда интересовало, почему мужчины думают, что должны управлять жизнью женщин. На самом деле Ребекка не была противницей брака; она просто хотела, чтобы муж считался с ней, признавал, что у нее может быть собственное мнение. Любовь, конечно, необходима, но не ценой потери индивидуальности. Она не собиралась только заниматься хозяйством и плодить детей.

Ребекка понимала негативное отношение отца к Барнарду, но его явное недовольство ее решением не выходить замуж удивляло девушку. Она знала его буйный нрав – детство и юность отца прошли в лондонских доках и в открытом море. Начав с горсти медных монет, он стал владельцем преуспевающей торговой компании, женился на дочери графа и получил в придачу титул. Этот человек всегда презрительно относился к светским условностям и был последовательным защитником свободной воли. Он следил за образованием дочери, научил ее множеству вещей, более свойственных мужчинам, и всегда поощрял высказываться откровенно. И все это делало его намерение выдать дочь замуж совершенно непонятным для Ребекки.

Она пыталась возражать, но отец оставался непреклонен, решив, что Ребекка должна однажды выйти замуж. И даже ее мать, единственная, кто мог бы повлиять на его решение, не могла ничего поделать. В конечном счете, Ребекка согласилась уехать скорее из-за того, что внимание Барнарда стало досаждать ей, чем из чувства раскаяния. Этот человек просто отказывался принимать отказ.

Ребекка не сказала Адаму всей правды о своем присутствии в замке Керрик, когда он спросил об этом. Но ведь она и не солгала! Сесил действительно был жадным грубияном. Однако же Ребекка не открыла Адаму всех обстоятельств. Похоже, она боялась увидеть в его глазах неодобрение.

Стон Адама вернул ее к действительности. Ребекка принесла кувшин с водой, взяла чистую простыню и разорвала на полоски. Вернувшись к кровати, она проверила, хорошо ли задернуты занавеси, прежде чем снять грязную рубашку и окровавленные бинты с тела Адама.

Девушка содрогнулась. Глубокая рана, не меньше пяти дюймов длиной, пересекала его бок прямо под ребрами, где кожа была пугающего пурпурно-черного цвета.

– Глупенький, посмотрите, чем закончилась ваша игра в солдатики, – мягко пожурила она. – Где же вы были? Что делали? – спрашивала Ребекка, не надеясь на ответ.

Осторожно стирая запекшуюся кровь с раны, она обнаружила полдюжины разорванных швов. Ее пальцы наткнулись на несколько старых шрамов, каждый из которых молчаливо свидетельствовал о суровой жизни, которую приходилось вести Адаму.

– Безрассудный и опрометчивый, тупоголовый грубиян! Вы исчезаете на месяцы, не давая о себе знать, а потом сваливаетесь мне на руки, израненный, надеясь, что я соберу вас по кусочкам.

Хотя Ребекка и знала, что Адам не может ее слышать, эта лекция сделала обработку его раны более приятной. Благодаря тому, что он оставался без сознания.

Ребекка как могла соединила разорванные нитки швов и наложила новую повязку.

Раздумывая, чем еще она могла бы помочь, Ребекка вдруг услышала скрип открывающейся двери. О Господи, она совсем забыла, что не одна в доме! Ребекка едва успела просунуть голову между занавесей, плотно притянув их к себе, как ее горничная заглянула в спальню.

– Простите, миледи, я не хотела вас будить, только собиралась узнать, не угодно ли вам чего.

– У меня сегодня с утра ужасная головная боль, Молли. Принеси немного лауданума и чай.

Из-за драпировок послышался какой-то шум. Ребекка поднесла руку ко лбу и демонстративно застонала, стараясь замаскировать непроизвольные стоны Адама.

Вспомнив, как мало она ела прошлым вечером, и осознав, что предстоит трудный день, девушка добавила:

– Два-три печенья тоже будут кстати. – Она подумала, что Адам, очнувшись, наверняка проголодается, и добавила: – А еще несколько кусочков сыра и один из тех чудесных пирогов с почками, которые накануне испекла кухарка. И ветчины. Не стоит беспокоиться обо мне, просто оставь все на подносе. Я уверена, что проведу весь день в постели.

– Может, позвать вашу тетушку?

– О Боже, только не это! – вздохнула Ребекка. Тетушка была последним человеком, которого она хотела бы сейчас видеть. Сколько шуму! Несмотря на золотое сердце, тетушка Дженет была ужасной сплетницей. Одни находили ее эксцентричной, как ее брат, другие старались не замечать, считая глупой гусыней; правда же заключалась в том, что тетушка обладала просто собачьим чутьем. Если бы она узнала о болезни племянницы, то наверняка просидела бы рядом весь день, донимая ее болтовней. И хотя пикантные подробности, которые Дженет знала о лондонских матронах, были всегда необычайно занимательны, сейчас у Ребекки не было желания и времени их выслушивать. – Я только хочу сказать, – слабым голосом добавила она, – что со мной все будет в порядке, тете не стоит беспокоиться.

Служанка нахмурилась и вышла из комнаты. После того как она принесла поднос с едой, Ребекка заперла дверь на засов. Поставив поднос на столик, девушка устроилась рядом с Адамом на кровати. Он судорожно метался под одеялом. Она влила ему в рот лауданум и вытерла потный лоб влажной тканью.

Он заметно похудел – не то чтобы она как-то по-особенному беспокоилась за него, нет, ее внимание было чисто дружеским. Ребекка аккуратно обтирала его лицо, широкую грудь, руки, тонкие пальцы и мозолистые, натруженные ладони, распекая себя за смелость и любуясь его красивым телом, трепетавшим под ее нежными руками. Она сбивала жар, пока Адам, наконец, не заснул как ребенок.

Теперь ей придется сидеть рядом и охранять его сон. Зевая, она прилегла на подушку рядом с ним, перебирая в уме все вопросы, которые намеревалась задать, как только он очнется. Ребекка заснула, радуясь, что Адам остался жив.

Он умер и попал в ад.

Он пережил французов, своих злобных тюремщиков, две недели прятался в комнате размером не больше шкафа, переправился через бушующий пролив в Англию только затем, чтобы умереть в своей собственной постели. Его донимали невыносимый жар и тягостное ощущение удушья. Неожиданно Адам уловил аромат свежих цветов. Как странно! Ведь мертвые, он был уверен, не могут ничего чувствовать. Адам попытался провести рукой по своей груди и неожиданно наткнулся на мягкую возвышенность, которая показалась ему женской грудью.

Невероятно!

С усилием открыв глаза, он увидел, что лежит под грудой покрывал, в которые Ребекка завернула его как в кокон. Адам вспомнил последние двадцать четыре часа и облегченно вздохнул. Она не позвала на помощь. Размышляя о неожиданном повороте событий – ее присутствие в замке, в его спальне! – он убрал свою руку с очаровательной груди и сдвинул голову ее владелицы на изгиб своего плеча.

Адам внимательно рассматривал женщину, которую судьба поставила на его пути, женщину, которой ему придется довериться. Сейчас, спящая, она казалась ангелом. Он ухмыльнулся. Ребекка Уинком была кем угодно, но только не ангелом.

За время его отсутствия она преобразилась. Каштановые брови и длинные ресницы обрамляли глаза, которые, он знал, были шоколадно-коричневыми, выразительными, умными и обычно лучились озорством или смехом. Ее носик был очаровательно вздернут. Ее губы, кораллово-розовые на алебастровой коже, были соблазнительно приоткрыты в неосознанном приглашении, которое он, разумеется, никогда не примет.

Он убрал золотистую прядь со своего лица, невольно вдохнув запах цветочного мыла. Как же давно он обнимал женщину, наслаждался ароматом ее волос, ее шелковистой кожей? Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.

Он и подумать не мог, что Ребекка будет первой женщиной в его постели по возвращении в Англию. Даже не принимая во внимание, что было очень сложно, их последнюю стычку, она оставалась дочерью его опекуна и не той женщиной, которую ему следовало вожделеть.

Когда разбойники напали на карету его родителей, Адаму было тринадцать. По укоренившимся представлениям он был почти мужчиной, но, Боже, совсем не чувствовал себя таковым. Он лежал там в грязи, привязанный к карете, пока его отца и мать жестоко убивали за горсть золотых монет.

Он был ужасно напуган, но не плакал ни тогда, ни на похоронах. Любые проявления слабости или жалости неприемлемы для мужчин рода Керрик. В день смерти своего отца Адам получил графский титул, а вместе с ним и ответственность, которую тот налагал. Вот почему желание, которое он внезапно ощутил сейчас, это ошеломляющее чувство, насторожило его.

Он не представлял, как справился бы в те первые годы без помощи Эдварда, отца Ребекки. Этот человек сам назначил себя его опекуном, ничего не ожидая взамен, радуясь, что может помочь сыну близкого друга. Ребекке в ту пору было четыре года. Адам думал, как сильно все изменилось за последнее время.

Перед отъездом во Францию он приехал к Уинкомам, чтобы попрощаться и устроить свои дела. Ранним утром Ребекка пробралась в его спальню, одетая в клочок кремового шелка, наверняка позаимствованный у матери и почти прозрачный на фоне огня. Она, открыв душу и сердце, сделала ему предложение, а он чуть не проглотил язык.

Придя в себя, Адам отослал ее, возможно, грубее, чем это было необходимо, но определенно как того требовала честь. Господи, ведь тогда ей было всего пятнадцать, ну почти шестнадцать! Хотя Ребекка уже и вошла в возраст, когда закон разрешает брак, она оставалась девчонкой на пороге женственности. Она еще не была готова принимать такое решение.

Ему, как единственному наследнику рода Керрик, конечно, следовало жениться до отъезда на войну, но Адам никогда всерьез не думал, что может погибнуть, поэтому не видел необходимости спешить со свадебными обетами. Жизнь казалась ему похожей на ящики письменного стола, в каждом из которых была задача или обязанность, которую нужно выполнить в назначенное время. Брак находился в одном из самых последних.

Ребекка заворочалась рядом с ним в постели, что-то бормоча во сне. Она потянулась перед ним, как довольная кошка, издала чарующее женственное мурлыкание, открыла затуманенные сном глаза, и их взгляды встретились. Адам невольно улыбнулся:

– Добрый вечер.

В одно мгновение блаженство исчезло. Ребекка вскочила и спрыгнула с постели. Ее ноги запутались в ночной рубашке, и она упала.

– Что это вы делали? – задыхаясь, спросила она с пола.

– Ничего, – невинно ответил Адам. Он украдкой разглядывал ее из-за занавесей. Она бы наверняка отдала должное его недавней восторженной оценке ее груди. – А вот вы пытались задушить меня!

– Я прятала вас! И не вздумайте снова заснуть, не объяснив мне, где вы пропадали, иначе я подниму на ноги весь дом и сообщу о вашем воскрешении. – Девушка встала и отдернула полог. – Вам лучше?

Его бок все еще ныл, чтобы полностью зажили сломанные ребра, нужно несколько недель, но боль по крайней мере можно было терпеть. Лихорадка прошла, и он чувствовал голод – верный признак выздоровления. У него заурчало в животе.

Ребекка нахмурилась:

– Полагаю, вы проголодались?

– Я по-настоящему не ел несколько месяцев, однако не могу отнимать пищу у дамы, так что давайте, ешьте. Я, как всегда, джентльмен. – Он рассмеялся.

Она обогнула кровать, взяла со стола серебряный поднос и поставила его Адаму на колени. Подоткнув атласные подушки, Адам смог приподняться. Он осмотрел чистую повязку вокруг талии.

– Спасибо.

– Я просто не могла позволить вам истечь кровью в этой спальне, – сказала Ребекка. – Как прикажете объяснять ваше присутствие здесь? И, что еще важнее, мой отец никогда бы не простил меня, позволь я вам умереть.

Губы Адама дрогнули, но он спрятал улыбку. Ребекка все еще дулась и, наверное, с удовольствием разбила бы чайник о его голову. Однако Адам понял, что не сможет сдержаться.

– Представляю, как вы пилили меня, пока я спал. «Зачем это вы пошли куда-то и причинили себе вред? И с какой это радости именно я должна за вами ухаживать?»

– Конечно же, я этого не делала. Кроме потраченного впустую времени, такое поведение было бы глупым ребячеством. А я повзрослела за время вашего отсутствия, если вы еще не заметили.

– О, это я заметил, дорогая. – Какой-то чертик внутри заставил его поддразнить ее, и Адам добавил: – Я отлично чувствовал эту вашу взрослость в своих руках.

Ее глаза округлились, а ноздри задрожали. Его насмешка остановила проповедь, которую она приготовилась ему прочесть. Вместо этого Ребекка стиснула зубы, улыбнулась и предложила ему чашку чаю.

– Вот, он уже остыл, но, по крайней мере, его можно пить.

Адам отхлебнул и скорчил гримасу:

– Вижу, вы все так же увлекаетесь сахаром и сливками. – Он поставил чашку на поднос, спустил ноги на пол и осторожно встал. Удовлетворенный тем, что не рухнул обратно на постель, он, пошатываясь, направился в дальний угол комнаты.

– Куда это вы направляетесь?

– Мы заперты в этой комнате вдвоем. Я подозреваю, что, пока я спал, вы позаботились о своих личных нуждах. Если я останусь лежать, то намочу постель как младенец.

– Вы хотите сказать... вы собираетесь... прямо при мне? – Ребекка быстро осмотрела комнату в поисках выхода. – Это совершенно невозможно!

– Если мне не изменяет память, однажды вы спрятались в охотничьем домике вашего отца во время большой охоты. Я уверен, вы увидели и услышали той ночью много интересного.

– Это совсем другое, мне тогда было восемь лет.

– Хм-хм! – Пожав плечами, Адам проследовал в гардеробную, больше не обращая внимания на ее причитания. Когда он вернулся в комнату, Ребекка насвистывала непристойную матросскую песенку, которую он когда-то слышал от ее отца.

Адам поскреб свое заросшее лицо и откинул упавшие на глаза волосы.

– А вы, случайно, не считаете, что мне нужно принять ванну?

Ребекка обернулась, скрестив руки на груди, и свирепо уставилась на него.

– Похоже, что нет. – Адам снова забрался в постель, откинулся на подушки и жадно набросился на еду.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Подождите минутку. – Отправив в рот кусок ветчины, он закрыл глаза и наслаждался божественным вкусом. Адам еще раз пригубил чай, содрогнулся, но затем все же допил до конца. Потом приступил к хлебу и жевал его медленно, смакуя каждый кусочек.

Ребекка, облизывая губы, заворожено смотрела, как он ест. Адам покачал головой:

– Пожалуйста, сядьте и тоже поешьте, а то я чувствую себя совершенным хамом. Здесь еды больше, чем я могу осилить. А если нам понадобится еще еда, мы можем совершить набег на кладовую.

– Это подводит нас к очень важной части разговора, – сказала Ребекка. Она балансировала на краю постели, затягивая потуже пояс своего халата и одновременно пытаясь дотянуться до пирога. – Что вы собираетесь делать? Я ведь не могу прятать вас до бесконечности. И, кстати, я все еще жду объяснений!

Ребекка была права, Адам вынужден был это признать. Однако сам он знал слишком мало. А он проклял бы себя, если бы подверг опасности ее жизнь. Ему нужна информация и время подумать. Он налил себе еще чаю и начал медленно пить, поглядывая на Ребекку поверх чашки. Дело осложнялось тем, что она обладала ослиным упрямством. В сочетании с природным любопытством, несдержанностью и страстью к приключениям это составляло взрывоопасный коктейль. Если вулканические страсти вырвутся наружу, пострадает в первую очередь она сама.

– Ну? – напомнила Ребекка.

Она слизнула языком крошку в уголке губ. Адам представил себя этой крошкой и вообразил, как он исследует этот восхитительный рот. Черт возьми, что с ним происходит? Он заставил себя сосредоточиться.

– Почему вы считали меня мертвым?

– Моего отца известили об этом два месяца назад.

– Кто?

– Я не знаю и не стану больше отвечать на ваши вопросы, пока вы не удовлетворите мое любопытство.

– Это не слишком хорошая идея.

– Я не то хотела сказать. Я не...

Громкий стук в дверь заставил ее замолчать.

– Немедленно откройте дверь, юная леди!

Глаза Ребекки расширились.

– Одну минуточку, тетушка Дженет! – Она повернулась к Адаму. – Это моя тетя, – прошептала девушка. Схватив чашку и тарелку, она поставила их на стол и взглянула на него. – Чего вы ждете? Прячьтесь!

Глава 3

Адам бесшумно выскользнул из постели. Он на цыпочках прокрался к шкафу и нагнулся, чтобы взять свой кожаный ранец.

– Куда это вы собрались? – прошипела Ребекка. – Уходите тем же путем, которым пришли.

– На это нет времени, я вряд ли смогу снова открыть дверь.

– С кем это ты разговариваешь? – нетерпеливо поинтересовалась тетушка Дженет через закрытую дверь.

– Так, сама с собой, – ответила Ребекка и поспешила вслед за Адамом, помогая ему подобрать его разбитые сапоги и рваную рубашку. Она принюхалась к его источавшей ужасный запах куртке и, невзирая на его изумленное восклицание, выбросила ее в окно. Когда Адам, гримасничая, умудрился втиснуться в узкое пространство шкафа, она сунула ему в руки его вещи и захлопнула дверцу, едва не прищемив молодому человеку нос. Потом она затолкала испачканные бинты под кровать и накрыла полотенцем окровавленную воду в кувшине. Удовлетворенная результатом, Ребекка осмотрела комнату, глубоко вдохнула и с безразличным выражением лица открыла дверь.

Тетя показалась на пороге, одетая в ярко-желтое платье, покрытое атласными рюшами, что увеличивало и без того внушительных размеров фигуру. Тщательно завитые огненно-рыжие локоны обрамляли лицо с щечками херувима и блестящими карими глазами.

– Входите, тетушка, – пригласила Ребекка.

– Молли сказала, что ты больна. Почему ты заперлась?

– Ничего не понимаю. – Ребекка несколько раз повернула дверную ручку, пока Дженет сверлила ее взглядом. Тетушка была не из тех, кого легко одурачить. – Странно.

– Вот именно! – Дженет пощупала ее лоб. – Жара у тебя нет, а кухарка сказала, что ты вчера почти ничего не ела. Что же у тебя болит?

Ребекку внезапно осенило. Недавно кухарка провела два дня в постели, мучаясь желудочными коликами. Она легко могла бы изобразить все симптомы. Девушка обхватила руками живот и направилась к кровати:

– Ничего страшного, не беспокойся.

– Гм-м... – Дженет первой подошла к постели и отдернула одеяло. Кусок ткани выпал на пол. Она наклонилась поднять его, выпрямилась – в руке у нее был один из окровавленных бинтов Адама. На ее лице появилось выражение понимания и сочувствия. – Почему ты просто не рассказала мне, дитя? Твоя мать никогда не упоминала, что твои месячные так болезненны. Здесь нечего стесняться.

– Мои что?! – пискнула Ребекка.

– Не смущайся, у меня у самой две дочери.

Сидя на краешке постели, Ребекка мечтала только об одном – зарыться под одеяло и спрятаться. Наверняка ее лицо могло сейчас соперничать цветом с пылающим закатом. Разумеется, тетушкины ошибочные выводы были подарком, удачно объясняющим появление окровавленной тряпки, но, черт побери, Ребекка предпочла бы боль в животе. Адам уж наверняка не упустит возможности посмеяться над этим. Если он осмелится сказать хоть слово, произнесет хоть один звук – она за себя не отвечает! Она просто обязана выдворить его из своей спальни. И как можно скорее. Опустив голову, Ребекка застонала.

– Бедняжка, теперь я все поняла. Почему ты ничего не сказала? Иногда тяжело быть женщиной. – Тетя взбила подушки, не переставая говорить – ее губы двигались быстрее, чем грешник убегает от священника. – Боли уменьшатся, когда ты родишь. А до этого придется потерпеть. До того, как я родила Тревора, я каждый месяц по нескольку дней не вставала с постели. А многие женщины используют это как единственную возможность уклониться от супружеских обязанностей. Трудно поверить, но есть женщины, которые предпочитают, чтобы у их мужей были любовницы. Возьмем, к примеру, эту глупышку, леди Вейксфилд. Она фактически наняла своему мужу первую любовницу. А после того как он вошел во вкус, имеет наглость плакаться. По-моему, поделом ей. Слава Богу, Реймонд был более тактичен, иначе я бы его просто пристрелила. Тем не менее...

– Тетя Дженет, пожалуйста, у меня ужасно болит голова.

Тетушка обиженно надула губы:

– Я только пыталась помочь. Очень скоро это коснется и тебя тоже. В конце концов, ты едешь в Лондон, чтобы подыскать себе мужа. Супружеские обязанности могут быть обременительными, но ты только спроси, и я объясню тебе, что потребуется.

О Господи! Как же это разговор переключился с женских недомоганий на брачную постель? Тетя всегда была разговорчива, ее нельзя винить. И ее поведение объяснялось участием. Но Адам прятался всего в двух шагах, среди ее платьев и сорочек, наверняка прижавшись ухом к дверце, чтобы не пропустить ни одного слова. Ребекке хотелось провалиться сквозь землю от унижения.

– Я, честное слово, ценю твою доброту, тетушка. Просто я мечтаю отдохнуть.

– Хочешь, я почитаю тебе?

– Нет, спасибо.

– Может, поиграем в покер?

– Не сегодня.

Уже стоя на пороге, Дженет спросила:

– Хочешь, я приду проведать тебя перед сном?

Ребекка зевнула:

– Я собиралась сразу лечь спать.

Дверь спальни, наконец, закрылась, и удаляющиеся шаги смолкли. Ребекка заперла дверь на ключ, подошла к шкафу и распахнула дверцы.

Выбираясь из тесноты, Адам стукнулся головой. «Поделом тебе, – подумала Ребекка, – за то, что поставил меня в такое дурацкое положение». Она подбоченилась, мрачно приготовившись возражать на любое его язвительное замечание.

– Теперь вы понимаете, почему не можете оставаться здесь?

– Да, действительно, ваше присутствие все осложняет.

– Мое присутствие?! – Вот наглец! Осуждение в его голосе подтвердило, что он винит ее во всех своих несчастьях.

– Да, ваше присутствие. Оно не было предусмотрено. Мой человек наблюдал за домом целую неделю. Там не было никого, кроме Уизерса и двух слуг. – Адам подергал себя за волосы. – Сколько же вас здесь всего?

Только потому, что Адам выглядел таким уставшим и не упоминал о визите тетушки Дженет, она ответила:

– Я приехала всего три дня назад. В замке моя горничная, моя тетя, новая кухарка, ваш старый дворецкий, грум, мальчик-конюх и еще десяток слуг. – Ребекка внимательно посмотрела на него: – Вы выглядите ужасно, возвращайтесь в постель.

Адам подошел к окну, закинул руку за голову и посмотрел на вечернее небо. Золотые полосы, смешанные с пурпуром и багрянцем заката, пылали над горизонтом.

– Я и забыл, как здесь красиво, как сильно я любил это место. Я был уверен, что никогда больше его не увижу. Где моя одежда?

– На чердаке. – Никогда раньше Ребекка не слышала такой меланхолии в его голосе. Он всегда был чертовски самоуверен, само воплощение силы, всегда рассчитывал только на себя. Сознавая, что он не потерпит жалости, Ребекка твердо сказала: – Учтите, я не желаю снова зашивать ваш бок.

Адам повернулся к ней. Боль, разочарование и, кажется, даже сожаление промелькнули в его глазах прежде, чем он смог справиться с эмоциями.

– Что люди говорят обо мне?

Она не сразу ответила.

– Говорят, что вы Леопард, французский шпион... Что вы продали свою душу Наполеону ради денег и власти. Вы исчезли перед битвой при Ватерлоо, и из-за этого погибла половина ваших солдат. Я даже слышала от кого-то, что вы женились на шпионке и живете в Италии. А еще я слышала, что у вас есть целый остров в Вест-Индии.

Приглядевшись, Ребекка увидела, как в его глазах разгорается пламя бешенства. Она попыталась успокоить его:

– Что бы там ни говорили, папа уверен, что все это – глупые сплетни, распускаемые идиотами. Но он несколько раз разговаривал с чиновниками из военного министерства. Они утверждают, что существуют неопровержимые доказательства.

– А вы? Вы считаете меня виновным в предательстве?

– Не будьте большим идиотом, чем все эти сплетники. Вы просто не способны изменить своим обожаемым королю и стране. Вы бы никогда не смогли продать английские секреты. Для этого вы слишком благородны. Уж мне ли этого не знать!

– Ребекка... – В его голосе прозвучала извиняющаяся нотка.

Она подняла руку:

– Сейчас нет времени обсуждать глупые заявления девчонки, едва покинувшей детскую, которая вообразила, что влюблена.

– Я никогда не считал вас глупой.

, – И не надо! Не бойтесь, я уже выздоровела. Сейчас вам понадобилась моя помощь, но я не пошевелю и пальцем до тех пор, пока вы не расскажете мне, где были и чем занимались. Я считаю, что заслужила это.

Проходя по комнате, Адам прикасался к разным предметам, как если бы он заново знакомился со своей прошлой жизнью.

– По какой-то неизвестной мне причине меня ударили по голове и привезли в грязную тюремную камеру, в которой уже было около дюжины парней, в большинстве французов. Они тоже не могли мне ничего рассказать. Примерно через месяц до нас дошли слухи об отречении Наполеона, но меня так и не освободили. Дни складывались в недели, недели в месяцы. Боже, я думал, что умру от безысходности и отчаяния.

– С вами жестоко обращались?

– Не считая побоев, вызванных моей дерзостью, мои тюремщики почти не замечали меня. Но недель шесть назад отношение ко мне изменилось, и я решил, что это внезапное внимание не предвещает ничего хорошего. Я воспользовался возникшей неразберихой и поменялся одеждой с одним из умерших и, когда его хоронили, я улизнул под видом французского крестьянина.

– Это тогда вас ранили?

– Нет. Сломанными ребрами я обязан одному матросу в Шербуре, которому не понравилось, что я позаимствовал его кошелек.

– Украли? Вы?!

– Вы хотите услышать подробности или нет? – Ребекка поднесла палец к губам, и Адам продолжал: – У меня не было ни гроша, и я не знал, кому могу довериться. Наконец я добрался до побережья, послал весточку другу и с его помощью добрался сюда, собираясь зализать раны в уединении собственного дома. Я хочу узнать, кто все это сделал и почему. Ваше же присутствие в замке Керрик стало непредвиденным осложнением.

Его очевидное недовольство ее присутствием задело Ребекку за живое.

– Простите, что спутала ваши планы. – Она хотела казаться беззаботной, но это прозвучало дерзко.

Его сильные пальцы схватили ее за подбородок и приподняли лицо.

– Я не говорю, что мне неприятно вас видеть, Ребекка. Если я собираюсь вернуть свое доброе имя, я должен иметь доступ в этот замок. И еще мне нужно придумать, как попасть в Лондон незамеченным. А теперь мне придется беспокоиться еще и о вашей безопасности. – Он широко зевнул с каким-то медвежьим ворчанием.

– Я не беззащитная глупая овца, я могу помочь.

– Не сомневаюсь, – сухо заметил он. – Дайте мне ночь на раздумье. Я найду подходящее решение, но мне нужно время.

Он направился к кровати и открыл бархатные драпировки со стороны камина. Ребекка замерла на месте, открыв рот. Он что, собирается спать с ней в одной постели?! Он ответил ей лукавым взглядом, от которого у нее мурашки побежали по телу.

– Хотите снова попробовать задушить меня? Взволнованная больше, чем хотела ему показать, Ребекка чопорно ответила:

– Не думаю. Пододвинув оттоманку, я смогу прекрасно устроиться в кресле у камина.

Адам посерьезнел:

– В кресле? Ну же, Ребекка, я не переживу, если вы будете там спать. Я никогда не собирался оскорблять вас.

– Так я вам и позволила. И не думайте, что вы ответили на все мои вопросы. Но, так и быть, сейчас можете поспать. – Не в силах выбросить из головы воспоминание о трепете в животе, вызванном одним его взглядом, Ребекка фыркнула, взяла одеяло и две подушки и устроилась в мягком кожаном кресле у камина. Закрыв глаза, она прислушивалась к шороху одеяла, поскрипыванию дерева и тяжелым вздохам, вырывавшимся из груди Адама. Она представила, как он лежит в постели, закинув руку за голову, его широкая грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Внезапно возникшее желание подойти к нему потрясло ее.

Ей просто одиноко, в этом все дело. Как только она вернется к родителям в Лондон, все это безрассудное, смехотворное влечение к Адаму Хоксмору растает как утренний туман.

– Кстати, Ребекка, – донесся до нее насмешливый голос Адама. – Надеюсь, вы чувствуете себя лучше. Когда вы будете к этому готовы, я на правах старого друга буду счастлив предложить вам и свои советы касательно того, что происходит на супружеском ложе.

Подушка вылетела у нее из рук раньше, чем она успела понять, что делает, и врезалась в драпировки кровати. До нее донесся его раскатистый смех:

– Клянусь небом, Ребекка, как же хорошо быть дома!

– Адам, зачем кому-то понадобилось так поступать с вами? В этом нет никакого смысла.

– Леопард шпионил в пользу Франции. Ходили слухи, что его почти раскрыли. Думаю, что, обвиняя меня, кто-то хотел отвести подозрения от себя. Похоже, я просто оказался не в том месте и не в то время.

Сидя на кровати при слабом свете маленькой медной лампы, отгороженная бархатным пологом, Ребекка обдумывала ответ Адама. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на тот факт, что он сидел в лохани с горячей водой в двух шагах от нее совершенно голый, намыливая ее мылом с запахом сирени свои великолепные мускулы, которые она вчера так нежно гладила. Ну, это уж слишком! Она уставилась на заброшенную вышивку, лежащую у нее на коленях, – рисунок маленькой желтой бабочки за последние полчаса не продвинулся ни на один стежок.

– Но ведь вы кого-то подозреваете?

– У меня есть кое-какие предположения. Заставить Адама сказать что-то было не легче, чем открыть устрицу голыми руками. Вот уже полчаса Ребекка пыталась вытянуть из него всю историю, но получала только уклончивые ответы, не удовлетворявшие ее.

– Ну и?.. – подсказала она.

– Мне нужно больше фактов. Ах, Ребекка! – пробормотал Адам. – Вы чудесная помощница. Эта ванна – просто неземное блаженство.

– Вам не удастся лестью сбить меня с толку. Я хочу знать все, что произошло. Иначе как я смогу помочь вам? За три дня до сражения при Ватерлоо вы нанесли визит знакомому – я не спрашиваю кому, мне остается только предполагать – в маленькой гостинице. Так?

Адам тяжело вздохнул, Ребекка приняла это за согласие.

– Там вы неожиданно встретили двоих друзей.

– Ну, не совсем друзей. Я знал лорда Сиверса по Оксфорду. Мы почти одновременно получили офицерский чин и служили в одном полку. С лордом Осуином я не был знаком. Я слышал о нем, когда он служил в посольстве, но никогда его не встречал. До той ночи.

– Значит, вы решили, что кто-то из этих двоих замешан в вашем похищении? Почему?

– Когда Наполеон подошел к Брюсселю для решающей битвы, герцогиня Ричмонд устроила званый вечер для офицеров и знати. Даже Веллингтон должен был там присутствовать. Я собирался пойти, но в последнюю минуту передумал. Возвращаясь на квартиру, я встретил в «Красном гусе» Сиверса. Он сказал, что получил отпуск на несколько дней, и тогда у меня не было причин ему не верить. Потом я увидел Осуина, и его поведение показалось мне более чем странным. Он так и не объяснил, почему не отправился на бал к леди Ричмонд. Он очень удивился, увидев меня, и был откровенно груб. Как и Сиверс, он встречался с женщиной.

– Похоже, там было много таких, – огрызнулась Ребекка, уверенная, что и Адам тоже был с женщиной. Она недоумевала, почему это ее задевает. Ведь он волен делать все, что ему заблагорассудится. – Я все еще не понимаю, зачем один из них похитил вас.

– Потому, что это единственное разумное объяснение, которое мне удалось найти. В тот вечер я разговаривал только ними и с моим другом, я не знал больше никого в той гостинице. А человек, с которым я встречался там – товарищ по оружию и близкий друг, – сейчас мертв. Я уверен, что его убили, чтобы беспрепятственно захватить меня. Я вышел подышать свежим воздухом, получил удар по голове и очнулся на следующий день уже в тюрьме. А сейчас, девять месяцев спустя, меня обвиняют в измене!

Наступила долгая тишина, Ребекка обдумывала сказанное Адамом. За перегородкой послышался плеск воды. Девушка представила, как Адам погрузился в медную ванну, чтобы смыть пену со своего тела. Она крепко зажмурилась в надежде, что эта картина исчезнет из ее воображения: Адам встает из воды, как Нептун, выходящий из моря, прекрасный и могущественный, вода стекает струйками с его широкой груди. От разыгравшегося воображения ей стало трудно дышать.

Ребекка поспешила открыть глаза. Конечно, ей не следовало уступать ему этим утром. Но мытье в ванне показалось ей такой безобидной просьбой, тем более что она сама всегда принимала ванну по утрам. К тому же от него невыносимо пахло! Но теперь! О Господи, у нее бешено бьется сердце... Такой опасности она не предвидела.

– Вам правда нужно поторопиться, – сказала она. – Мы пошли на большой риск. Если бы вы не пахли так ужасно... Ну, тетя Дженет уже ждет меня внизу.

– Я почти закончил. – Последовавший за этим стон удовольствия, почти такой же, какой издавала она сама, погружаясь в море пенных пузырьков, эхом разнесся по комнате. Ее сердце, казалось, подпрыгнуло несколько раз, что удивило и еще больше раздосадовало Ребекку.

– Вы уже составили план? – спросила она. Ребекка ждала, что он обсудит его с ней, но когда поняла, что Адам и не собирается, предложила: – Я кое-что придумала.

Удивительно неприятная женщина!

Ребекка подумала, что на его лице сейчас наверняка появилось покровительственно-скептическое выражение.

Мужчины! Почему им так трудно поверить, что женщины способны не только заниматься рукоделием, подавать чай и рожать детей? Она выдернула торчащую нитку из шва своего утреннего платья.

– Если у вас нет плана, выслушайте, по крайней мере, что я хочу предложить.

– Хорошо, – неуверенно согласился Адам.

– Я думала об этом всю ночь. Вы могли бы представиться путешествующим поэтом, на которого напали разбойники. – Она воодушевилась, поскольку Адам не перебивал. – Вас будут звать, например, Фрэнсис Коббалд. Раненый, ищущий приюта, вы появитесь на нашем пороге. Я, щедрая душа, разумеется, предложу вам остаться.

– Чепуха. Я могу изобразить кого угодно, но поэта? Нет, я не слишком силен в цветистых фразах. Я солдат, привыкший к оружию, к разработке тактики и стратегии.

Приготовившись возражать, Ребекка вплотную подобралась к занавеси, но тяжелые драпировки раздвинулись, и она буквально онемела от изумления.

Облаченный в розовое платье, которое она ему дала, с голыми ногами, торчащими из-под белых кружевных оборок, стоял Адам – огромный дуб, одетый в причудливый маскарадный костюм. Губы девушки дрогнули.

Пригрозив ей пальцем, он сказал:

– Одно только слово, и. я, клянусь, не надену ничего, кроме набедренной повязки из полотенца.

Воспоминание о его обнаженной груди, мускулистом животе и узких бедрах тут же возникло в ее воображении, заставив запылать щеки. Ребекка сомневалась, что Адам действительно опустится до такой мести, но, не осмеливаясь проверить свои предположения, плотно закрыла рот рукой и молча ждала.

Было что-то особенное в том, как он стоял, – врожденная уверенность, граничившая с высокомерием, сдерживаемая сила и еще что-то, чего она не могла описать, сквозили в каждом его движении. Этот человек, несомненно, был уверен в себе. Он привык владеть ситуацией, невзирая на обстоятельства.

Мускулы на спине Адама проступили под натянувшимся атласом, когда он пододвинул кресло, чтобы усесться на солнышке у окна. Ребекка пристыдила себя, но ее взгляд все время возвращался к его голым коленям и лодыжкам. Его ноги были покрыты темными волосами, такими же, как на груди. Ребекка обнаружила, что почему-то думает о своем любимом десерте: засахаренный миндаль, покрытый вкуснейшей золотисто-коричневой глазурью. Адам многозначительно кашлянул.

Господи! Неужели она разглядывала его? Определенно, так и было. Но она бы не стала извиняться за свое любопытство. Ведь, кроме как у своего отца и мальчишки-конюха, она никогда не видела обнаженных мужских ног. Конечно, Ребекка была заинтригована.

Переведя взгляд на парящую за окном чайку, она сделала вид, что ничего не произошло.

– Но ведь маска поэта – отличное прикрытие! Никто не ожидает этого от вас. И мне говорили, что в деревне неподалеку как раз остановился известный поэт, новая звезда на поэтическом небосклоне, вместе со своей спутницей, – мистер Шелли. Вы можете сказать, что намеревались заслужить его одобрение. Может быть, мы даже пригласим его на чай. Так вы сможете спокойно поправляться в замке и будете иметь доступ ко всему, что потребуется. Если мы поторопимся, вы – Фрэнсис Коббалд – сможете прибыть сегодня до чая.

– Давайте не будем спешить, – скептически сказал Адам.

– Простите, что напоминаю, но у нас мало времени в запасе. Ну, так что? – Ребекка приготовилась к защите. – У вас есть предложение получше?

– Мой опыт в таких делах превосходит ваш.

– Потому, что вы мужчина? Потирая правый висок, Адам сказал:

– Потому, что я солдат. Ребекка сложила руки на коленях:

– Хорошо, мой капитан. Раз уж вы такой мастер тактики, объясните, что позволит вам убраться из моей спальни, сохранит ваше инкогнито, предоставит возможность жить в замке Керрик и неузнанным прибыть в Лондон.

Глава 4

– Постараюсь. – Адам ходил взад-вперед перед окном, сцепив руки за спиной и пытаясь держаться с достоинством – задача не из легких, учитывая надетое им женское платье. И даже не просто платье, а нелепое женское, расшитое цветочками и кружевами. Нежный запах духов Ребекки пропитал ткань и обнимал его тело душистым облаком: В довершение ко всему она собиралась превратить его в посмешище!

Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что нужно срочно составить план действий. Адам почти всю ночь пытался придумать правдоподобное объяснение своему внезапному появлению в замке Керрик, но все время отвлекался, прислушиваясь к нежному дыханию спящей Ребекки. Дважды он вставал, чтобы посмотреть, как она спит, неудобно свернувшись в кресле. Странная потребность обнимать ее, лелеять и защищать боролась с его здравым смыслом.

Разумеется, такая реакция была вызвана всего лишь благодарностью за признание в любви, которое она сделала перед его отъездом из Англии. Находясь во Франции, он провел много холодных одиноких ночей, лелея эти воспоминания.

По иронии судьбы тогда он отказался жениться на Ребекке потому, что она была слишком молода, а сам он не знал, есть ли у него будущее. Теперь он вернулся, а она повзрослела, и его с неудержимой силой влекло к ней, но он мог предложить ей еще меньше, чем в прошлый раз.

Расхаживая кругами по комнате, Адам заставил себя сосредоточиться. Гром и молния! Поэт? Он?! Один из этих слезливых щеголей, которые разглагольствуют о философии и реформах, но недостаточно мужественны, чтобы хоть что-нибудь предпринять? Тот, кто сочиняет оды шмелям, сонеты луне, эпические поэмы о давно умерших и одно за другим стихотворения о любви, возбуждая идиллические мечты юных девочек и старых дев? Адам предпочитал книги о великих исторических битвах, о Чингисхане или «Черном Дике», труды великих стратегов – такое чтение было содержательно и достойно мужчины.

Но в одном Ребекка была права – никто никогда не стал бы подозревать графа Керрика в подобных глупостях.

Перебирая в пальцах черное каменное яйцо на каминной полке, он обдумывал предстоящие трудности. Присутствие Ребекки было препятствием, которое ему придется так или иначе преодолеть. Она никогда никого не слушалась и редко подчинялась правилам. И отвлекала его внимание, чего он не мог себе позволить в данный момент. Но тем не менее она уже была здесь, и от нее вряд ли удастся избавиться.

Яйцо закружилось, выскользнув из его пальцев. Почему Ребекка не осталась дома? Он подошел к кровати.

– Объясните мне еще раз, как вы оказались здесь.

– О Боже! Отец послал меня сюда, чтобы подготовить дом к прибытию нового владельца.

– Но почему именно вас?

– Мой отец решил, что я самая подходящая кандидатура. Это вас устроит?

– Не думаю. – Адам снова принялся расхаживать по комнате, обдумывая ответ, который она уже трижды ему давала. Что-то в ее рассказе настораживало его. Он мог побиться об заклад, что Ребекка чего-то недоговаривает.

– Ну, – напомнила девушка, – что вы думаете о моем плане? Непохоже, чтобы вы придумали что-нибудь получше.

Ему было трудно это признать, но она была изобретательнее его. Только придется посвятить в происходящее Уизерса, старого дворецкого. В конце концов, он вырастил Адама практически с пеленок, и его невозможно обвести вокруг пальца. Этот хитрый старый лис не предал бы Адама ни при каких обстоятельствах. Если им удастся создать убедительную маскировку, план Ребекки поможет Адаму получить все, что необходимо. А детали поездки в Лондон можно обсудить позднее. Он вздохнул:

– В вашей идее, есть здравый смысл.

– Я знаю, что я всего лишь женщина, но... – ее рот удивленно открылся, – правда?

– В общих чертах, но кое-что нужно проработать. Например, мое появление в замке.

Выскочив из постели, Ребекка вытащила из кармана маленькую баночку.

– У меня появилась отличная мысль! Ваши волосы и борода так отросли, что вас невозможно узнать. Мы можем перекрасить их в рыжий цвет.

Пристально глядя на него, Ребекка провокационно покусывала нижнюю губу, от этого мысли Адама витали далеко от прически и маскировки. Он потуже затянул пояс.

– Думаю, мы могли бы сделать вам огромный живот, как у сэра Хамфри, или, может быть, шрам?

Со зловещим выражением на лице он спросил:

– И как же я получу его? Перережу себе горло во время бритья?

– Не говорите глупостей. – Ребекка лукаво улыбнулась. – Я была бы счастлива оказать вам такую услугу. Вы доверяете Уизерсу?

– Безусловно.

– Так я и думала. Я сейчас вернусь, заприте дверь. Сдерживая возбуждение, она помчалась к выходу.

– Ребекка, – приказал Адам как можно строже, учитывая, что приходилось шептать. – Сядьте.

Девушка замерла, гордо подняла голову и танцующей походкой вернулась к креслу у камина. Она даже не пыталась скрыть охватившее ее раздражение. Адам обеспокоено взглянул на нее. Если Ребекка разозлится, все необычайно осложнится. Он должен принимать решения, отдавать приказы, а она обязана подчиняться. Властным тоном, которым он часто разговаривал с солдатами, Адам продолжал:

– Я требую, чтобы вы выслушали меня внимательно. То, во что мы ввязываемся, – не прогулка по магазинам на Бонд-стрит. Это опасное предприятие. Обещайте, если что-нибудь произойдет, вы будете отрицать, что знаете, кто я на самом деле.

– Уже сейчас я бы хотела никогда не встречаться с этим человеком.

Адам понимал, что она сказала это больше для себя, чем для него. Ребекка ненавидела приказы и всегда находила способ поступить наперекор им, если распоряжения не совпадали с ее желаниями. Но на этот раз ставки слишком высоки! Ей придется научиться подчиняться и соблюдать осторожность.

Многозначительно кашлянув, он добавил:

– Никогда не называйте меня настоящим именем, если только мы не одни. Не расспрашивайте здесь никого относительно моих дел. Я сам задам те вопросы, на которые хочу получить ответы. Помните, вы и Фрэнсис Коббалд совершенно не знакомы, и, главное, ни один ваш поступок не должен даже намекнуть никому, кто я такой на самом деле. Мы не знаем, может быть, кто-то следит за замком. Как только я прибуду сюда, вы будете постоянно держать меня в курсе событий...

Адам продолжал инструктировать ее еще добрых пять минут, до тех пор, пока не решил, что Ребекка наконец поняла, кто здесь главный.

– Вы закончили? – елейным тоном спросила она, когда он замолчал.

– Да.

– Теперь я тоже кое-что скажу. – Встав с кресла, Ребекка откинула заплетенные в косу волосы на спину и посмотрела на него. – Вы можете упражняться в красноречии сколько угодно. Но, хотите вы того или нет, вам нужна моя помощь. Вы не сможете игнорировать или избегать меня, иначе я не подчинюсь ни одному вашему приказу. Я тоже хочу, чтобы вы информировали меня обо всех своих действиях. Я не просто пешка в этой игре. Многое изменилось за последние три года после вашего отъезда. – Она гордо поплыла к двери. Положив руку на дверную ручку, Ребекка на секунду остановилась и добавила: – И не рассчитывайте, что я все та же влюбленная девчонка, которая, не задавая никаких вопросов, позволила бы вам распоряжаться ее жизнью.

Прежде чем Адам нашелся с ответом, она захлопнула дверь. Святые угодники, что же он наделал! Он только что заключил союз с необузданной, упрямой мегерой. С той, которая наверняка приведет его к новым, еще большим опасностям.

Ребекка спускалась по лестничной галерее в поисках Уизерса. Портреты предков Адама молча выслушивали ее жалобы.

– Как он смеет снова врываться в мою жизнь и приказывать, как будто он мой командир, муж или даже отец?! – Девушка хмыкнула, что совершенно не подобало леди. Мать не единожды указывала ей на это. Но ведь сейчас матери рядом не было. – Беспардонный мужлан, – пробормотала Ребекка, обращаясь к седовласому мужчине с обнаженным мечом в руке на ближайшей картине. – Он отказался от всех прав на меня три года назад, когда отверг мою пылкую преданность и девственность.

Даже теперь, после стольких лет, стыд и унижение заставили ее поежиться. Какой же она была дурой, вот так предлагая себя! Ее спасло только то, что Адам покинул страну в то же утро.

Она сделала еще несколько шагов и увидела портрет мужчины, сильно походившего на Адама. Ребекка предположила, что это его отец.

– Слава Богу, я взялась за ум, – успокоила она себя.

В отсутствие Адама два события существенно изменили ее взгляды на жизнь. Во-первых, три ее лучшие подруги вышли замуж, и на ее глазах три молодые женщины, которых она хорошо знала, с которыми делила мечты о прекрасном рыцаре на белом коне, приключениях и страстной любви, исчезли, превратившись в покорных, кротких серых мышек. Казалось, они забыли, что способны разумно мыслить. К тому же муж Милисент, лорд Грейвз, решил, что Ребекка оказывает отрицательное влияние на его молодую жену. И дружба, продолжавшаяся всю жизнь, закончилась вежливой запиской.

Во-вторых, Ребекка открыла для себя сочинения Мэри Уоллстоункрафт. Мэри тоже, верила, что женщины способны на многое и только предубеждение мужчин жестко ограничивает их.

Сделав еще несколько шагов, Ребекка остановилась около портрета рыжеволосой красавицы с такими же, как у Адама, сапфировыми глазами. Может быть, эта женщина могла бы понять Ребекку?

– Если бы я вышла за Адама, моя жизнь была бы такой же, как у моих подруг. Да он просто не знает слова «равноправие»! Он тиран, у него на все свои правила.

Женщина на портрете неодобрительно поглядывала на нее. Это заставило Ребекку смягчиться.

– Не поймите меня превратно. Мне нравится Адам. Он умный, безусловно красивый и, если не распекает меня и не погружен в мрачные мысли, может быть очаровательным. Мне даже приятно его общество. Просто я отказываюсь становиться чьей-либо собственностью. – Она пошла дальше.

У женщины на соседнем портрете было такое суровое выражение лица, что Ребекка засомневалась, смеялась ли она хоть раз в жизни. Это напомнило девушке о проблеме Адама.

– Конечно, это его жизнь, его будущее висит на волоске, но у меня тоже есть идеи. И очень неплохие! Он недооценивает меня, воображая, что я останусь в стороне только потому, что это опасно.

Погруженная в свои мысли, она чуть не сбила с ног бедного Уизерса, поднимавшегося по лестнице. Письма, которые тот нес на серебряном подносе, рассыпались по полу.

– О Боже, Уизерс! Вы не ушиблись?

Кивая, он водрузил упавшее пенсне на нос и нагнулся, чтобы поднять дневную почту. Ребекка тоже опустилась на колени и потянула за красный отворот его великолепно отглаженной ливреи. Он поднял свою лысую голову, блестевшую не хуже начищенных пуговиц его костюма.

– Я должна с вами поговорить, – прошептала Ребекка, оглядываясь по сторонам.

Он так же настороженно осмотрел коридор и обернулся к ней. Его карие глаза вопросительно изучали ее, широкий лоб избороздили морщины.

– Да, мисс.

– Вы умеете хранить секреты? Утвердительно кивнув, Уизерс выпрямился во весь свой небольшой рост и протянул ей руку. Она взяла ее и потащила дворецкого в занимаемую ею комнату. Там она три раза постучала в дверь, чувствуя себя законченной интриганкой и безмерно наслаждаясь этим ощущением. Когда Адам не ответил, она прижалась к двери и прошептала:

– Откройте дверь, это я.

Если Уизерсу ее поведение и показалось странным, он оставил свое мнение при себе. Однако когда замок щелкнул и ручка повернулась, Уизерс выжидательно посмотрел на дверь. Ребекка ввела его внутрь.

Адам стоял около кресла, выставив вперед одну ногу и сцепив руки за спиной. Облаченный в розовое платье Ребекки, он все же умудрялся выглядеть повелителем.

Уизерс просто прирос к полу, на лице его застыло выражение недоверия.

– Мастер Адам?

Если Ребекка и сомневалась в разумности посвящения Уизерса в их планы или в верности дворецкого, ее опасения исчезли при виде одной-единственной слезы, скатившейся по щеке старого слуги. Уизерс, всегда скрупулезно и внимательно относящийся к своим обязанностям, справился со своими чувствами.

– Если позволите высказать свое мнение, милорд, вам уже давно пора было вернуться домой.

Ухмыляясь, как нищий, получивший медяк, Адам ответил:

– Полностью согласен, я тоже соскучился по тебе.

– Вы совсем отощали, – сокрушенно заметил дворецкий.

Адам подошел к нему и нежно похлопал Уизерса по плечу.

– Это, я надеюсь, удастся поправить под твоим чутким руководством. Но сначала нам нужно кое-что обсудить.

Адам подошел к очагу и облокотился на каминную доску. Он спокойно объяснил, где был, как добрался до дома, и рассказал о своем намерении изобразить странствующего поэта.

Уизерс слушал, застыв посреди комнаты с изумленным выражением на лице. Время от времени его губы подрагивали, как будто он собирался улыбнуться, – великий подвиг, ведь, как и Адам, Уизерс редко улыбался, – но дворецкому удавалось держать себя в руках.

Ребекка сидела в том же самом кресле, в котором спала ночью, наблюдая, слушая и ожидая, что хоть кто-нибудь из мужчин обратит на нее внимание. В благодарность за предложенную ею великолепную идею они могли бы как минимум доверять ей. Наконец, когда они стали обсуждать гардероб Адама, она многозначительно кашлянула.

Адам продолжал как ни в чем не бывало:

– Мы потом позаботимся об остальном, а сейчас мне нужна одежда, которую мог бы носить поэт. Ты сумеешь достать что-нибудь с чердака?

– Все очень просто, милорд. С некоторыми исправлениями используем одежду, оставленную вашим кузеном во время последнего визита. Это будет как раз то, что нужно. Сесил оставил даже трость. Это послужит удачным дополнением к костюму.

– Хорошо. Я переоденусь и выйду потайным ходом на берег. Я могу подняться по скалам и пройти кружным путем через лес к северу от замка. Это не должно занять много времени.

– И как вы собираетесь взбираться на скалы? – спросила Ребекка. Она чувствовала себя совершенно ненужной, и это ей совсем не нравилось. – Вы забыли о своих швах?

– Есть скрытая тропа в миле отсюда, – объяснил Адам. – Я буду осторожен.

– Почему бы не воспользоваться черным ходом? Вы могли бы проскользнуть через кухню и подойти к парадной двери.

– Лучше не рисковать – меня могут увидеть. А путешествие по тропинке не отнимет много времени.

Пока Адам обсуждал с Уизерсом подробности своего появления в замке Керрик, Ребекка барабанила пальцами по подлокотнику кресла. В возбуждении она отбила себе пальцы.

– Если мне будет позволено заметить, милорд, – сказал Уизерс, – вам следовало бы изменить манеру говорить и двигаться. Добавить ужимок, например. Как у лорда Эверли. У него еще такая раздражающая привычка моргать глазами. Или вы можете сутулиться.

Адам усмехнулся:

– Я запомню. Очень хорошо, Уизерс.

– И метафоры, милорд. Мне кажется, они были бы полезны. Какие-нибудь цветистые, бессмысленные слова.

– Над этим придется поработать, но, думаю, справлюсь. А теперь о моей внешности...

– Извините меня, – сказала Ребекка резче, чем хотела. – И я могла бы предложить кое-что. – Адам поднял бровь в немом вопросе. Уизерс выглядел просто потрясенным. – А как насчет вашего багажа?

– Его похитят разбойники.

– А как вы собираетесь объяснить вашу уже зашитую рану?

– Уизерс будет единственным, кто сможет ухаживать за мной. Он солжет.

У Адама, казалось, были ответы на все вопросы, и Ребекка чувствовала себя неоцененной. Она знала, что это нелепо, но так уж получилось. Наверняка найдется какая-то значительная деталь, которую они не приняли во внимание.

Адам подошел к ней и взял ее за руку. Выражение его лица смягчилось.

– Ребекка, не думайте, что я не ценю вашу помощь. Она огромна, но теперь Уизерс позаботится о моих нуждах. А вы, я надеюсь, поможете мне внизу, в гостиной.

Пропади он пропадом со своим пониманием! У него всегда была эта сверхъестественная способность знать, что она чувствует, еще до того, как Ребекка сама это осознавала. Она с достоинством встала с кресла.

– Очевидно, мое присутствие здесь в данный момент нежелательно. Пойду найду тетю Дженет, пока она не нагрянула с инспекцией.

– Отличная идея.

Ребекка гордо вскинула голову:

– И никаких указаний относительно моего поведения?

Уголок его губ приподнялся, что, как Ребекка боялась, могло превратиться в усмешку. Она нахмурилась, и Адам передумал. Вместо этого он просто сказал:

– Я вам доверяю.

Ребекка решила не поддаваться на лесть, наверняка он просто старается загладить свою вину.

– Что ж, до скорой встречи, мистер Коббалд.

Глава 5

Солнечный свет необычайно яркого дня струился сквозь атласные шторы. Ребекка использовала это как предлог, чтобы усесться у окна и выглядывать наружу каждые пять минут, все время гадая, где же Адам. Она покинула свою комнату три часа назад, и Уизерс тоже давно спустился, а Адам все не появлялся. Не займет много времени, сказал он. Как же! Осторожно? Ну, разумеется! Этот упрямец, наверное, лежит в какой-нибудь канаве, истекая кровью. У него есть еще десять минут, чтобы показаться у дверей, иначе она отправится его искать. Девушка забралась на подоконник и прижалась носом к стеклу.

Тетя Дженет захлопнула книгу, лежавшую у нее на коленях.

– Клянусь Богом, твоя непоседливость доведет меня до безумия. Иди, сыграем в карты или займемся еще чем-нибудь. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты весь день ведешь себя как-то странно.

Ребекка так глубоко вздохнула, что сдула локоны со лба. Она неохотно присоединилась к тете за маленьким столиком красного дерева и взяла в руки колоду карт.

– Мне просто скучно.

– В таком случае задумайся над своими поступками, из-за которых ты оказалась здесь. Напиши своему отцу. Может быть, он позволит нам вернуться домой.

«Черта с два!» – подумала Ребекка. На этот раз отец так разозлился на нее, что даже матери, против обыкновения, не удалось повлиять на него. К счастью! Потому что скоро Ребекка должна будет поехать в Лондон, а до тех пор время пролетит достаточно незаметно. Потому что Адам здесь.

Карты выскользнули из ее рук и рассыпались по столу. Какого черта? Почему она думает о таких глупостях? Явная, непреодолимая скука была, должна быть единственной логической причиной таких безрассудных мыслей. Разумеется, она уже не питает никаких нежных чувств к Адаму Хоксмору.

Конечно, он был первым мужчиной, в которого она влюбилась... Думала, что влюбилась, быстро поправилась Ребекка. И он был первым, кто ее поцеловал. Неудивительно, что ее сердце хранит нежные воспоминания о том, как он обнял ее, как будто бы она была бесценным сокровищем; как его рот, его восхитительные губы слились с ее губами. И несмотря на то что поцелуй закончился так же быстро, как и начался, она вспоминала о нем дни и ночи. Но даже если она сейчас и испытала некоторое волнение в связи с его возвращением, то, разумеется, только потому, что он давний друг ее отца. Да, Господи, они всегда вместе проводили каникулы!

Прежде чем Ребекка довела себя до безумия спором с самой собой, какая-то суета в прихожей заставила ее вскочить со стула. Она немедленно села обратно и стала дожидаться, пока Уизерс войдет с докладом. Ей не пришлось долго мучиться. Дворецкий возник на пороге с совершенно невозмутимым выражением лица.

– Извините, мисс, у нас гость. Фрэнсис Коббалд. Он желает поговорить с вами.

Ребекка несколько раз громко повторила имя, как будто ища в памяти что-то знакомое. Пожав плечами, она посмотрела на Дженет:

– Что скажешь, тетушка? Мы дома?

– Пожалуй, можем и быть, – пробормотала та. – Возможно, этот человек сможет предложить развлечение, которое тебе явно необходимо.

Ребекка напустила на себя строгость.

– Пригласите его, Уизерс.

С несчастным выражением лица, одетый в ужасный красно-коричневый сюртук с кружевными манжетами, Адам, хромая, вошел в салон. Он тяжело опирался на трость с медным набалдашником. Его галстук был завязан так причудливо, что Ребекка удивилась, как он вообще умудряется дышать. Остальная одежда, испачканная и порванная, свободно висела на его исхудавшем теле. Его борода была аккуратно подстрижена, в волосах, свободно ниспадавших на плечи, сверкала длинная белая прядь. Черная повязка закрывала левый глаз – гениальный штрих, вынуждена была признать Ребекка. Повязка сливалась с цветом его волос, придавая его облику оригинальность и таинственность. Странно, но ее взгляд устремился прямо к его губам. Она встряхнула головой, чтобы прийти в себя.

– Добрый день, сэр, – официальным тоном произнесла девушка.

– Простите меня за вторжение, дамы. – Стоя перед двумя женщинами, заправлявшими теперь в его доме, Адам поклонился, как учил его Уизерс. – Боюсь, на меня напали разбойники, и я ищу короткой передышки, безопасного убежища, где бы я мог восстановить силы и успокоить нервы. – Он содрогнулся и быстро заморгал глазами. – Худшее сборище отбросов, какое я когда-либо видел. Порочные, грубые люди без намека на добрые чувства!

– Грабители? Здесь? – Тетушка Ребекки прижала руки к своей пышной груди. – Куда катится этот мир? Вы ранены?

Приложив ко лбу платок, Адам испустил тяжелый вздох:

– Пострадала только моя гордость, дорогая леди.

– Может быть, послать за доктором? – нахмурившись, спросила Ребекка, выражение сочувствия исчезло с ее лица.

«Что случилось? – в растерянности думал Адам. – Я только появился, а она уже сердится». Нет, ему не нужен доктор, но он вообще-то мечтал поскорее вернуться в постель. Как Ребекка и предполагала, он порвал пару швов на ране, карабкаясь по скалам. Тем не менее ему нужно время, чтобы выяснить возможные осложнения, которые может доставить родственница Ребекки.

Огненно-рыжие волосы женщины были искусно уложены на макушке в затейливую прическу, щеки были ярко нарумянены. Судя по фигуре, она не отказывала себе в еде. Глядя, как она уминает пирожок с ягодами, Адам подумал, что с ней проблем не будет.

Он с тоской взглянул на кресло.

– Если бы я только мог дать отдых моим членам! Это было ужасное испытание.

– Если вы уверены, что доктор вам не требуется... – Голос Дженет был полон сочувствия. – Присаживайтесь, как вы видите, мы только что принялись за чай.

– Вы так добры! Едва увидев вас, я понял, что у вас золотое сердце, прекраснее сияющего солнца. У вас лицо ангела, миледи!

Витиеватое высказывание далось ему с трудом, но достигло своей цели – Дженет захохотала, как служанка в таверне. Адам, временами прихрамывая, пересек комнату. Хромота выглядела очень натурально, потому что он вывернул лодыжку, взбираясь на чертову скалу. Теперь он был чрезвычайно благодарен Уизерсу за трость. Скала оказалась выше и сложнее, чем он предполагал, но ему все-таки удалось избежать падения. Это одно смягчало его злость на свою оплошность.

Устраиваясь в любимом кресле, Адам едва удержался, чтобы не погладить его темную гладкую поверхность.

– Есть ли у этой очаровательной женщины имя? – поинтересовался он у тетушки.

Дженет снова засмеялась, ее носик задрожал, как у кролика.

– Такер. А это моя племянница, леди Ребекка Марч. Адам поклонился Ребекке, поморгав и вздохнув для пущей выразительности. Ее глаза расширились, когда он нежно поправил свои кружевные манжеты.

– Этот дом поистине стал для меня даром богов, бальзамом для моей израненной души. Я боялся, что погибну в чаще леса, – признался он.

Дженет налила чая в чашку, которую без промедления принес Уизерс.

– Что же произошло?

– Это было ужасно! – Адам положил ногу на ногу, одной рукой оперся о колено, а другой помахивал платком. Если бы кто-то из друзей увидел его сейчас, они бы с насмешками отлучили его от военной службы. Но несмотря ни на что, маскировка, похоже, сработала. Он вспомнил советы Уизерса относительно метафор. Ему бы следовало сказать что-нибудь эдакое, чтобы упрочить свой образ. – Как большие черные... – Он удрученно замолк и задумался. Большие черные кто?

– Вороны, наверное, – предположила Ребекка. Он усмехнулся. Возможно, это будет не так уж трудно.

– Вот именно. Большие черные вороны, устремившиеся вниз, чтобы схватить, атаковать, как грифы, терзающие гниющую плоть на поле битвы. Стервятники...

Ребекка многозначительно кашлянула.

Адам с опозданием заметил, что рот леди Такер широко открыт. Пассаж о гниющей плоти был, похоже, более впечатляющим, чем требовалось, даже для женщины, которая, как он знал, обчистила карманы многих богатых дураков, которая отваживалась посещать лондонские доки и плавала по морям со своим братом и его командой.

– Прошу прощения, леди, – извинился он. – Но как бы то ни было, негодяи отобрали все – мой кошелек, моего коня, даже мой багаж. – Он вздохнул. – Просто ужасно. Мне едва удалось убедить их оставить мне жизнь.

– Какой ужас! – воскликнула Дженет. – Мы должны немедленно сообщить шерифу, Чтобы он что-нибудь предпринял. К его услугам в Линмуте прибегают нечасто, и, по словам слуг, этот человек проводит большую часть времени в местной таверне. Вы живете недалеко отсюда?

Адам принял чашку из рук Уизерса, который остался стоять рядом с ним. Слуга, похоже, увидел свежую кровь, проступившую на его сюртуке, и не собирался уходить. Потягивая чай, Адам внимательно посмотрел на тетушку.

– Нет, мадам. Я с севера, из Озерного Края.

– Вы забрели далеко от дома, молодой человек.

– Да, это так, мадам. Я проделал нелегкий путь, чтобы встретиться с мистером Шелли, поэтом, в надежде увидеться с ним до его отъезда в. Швейцарию.

– О Боже! – Дженет быстро перевела взгляд на Ребекку: – Еще один поэт.

– Прошу прощения? – спросил Адам, не понимая, о чем она.

– Ничего особенного, – что-то уж слишком торопливо ответила Ребекка.

Адам решил продолжить наступление. Его заинтересовало, что же скрывает Ребекка.

– Вы сами пишете стихи, миледи? – улыбаясь спросил он.

– Весьма посредственные.

– Возможно, вы захотите показать их мне?

– Только если вы поделитесь своими.

В ее глазах блеснул вызов, на щеках появился румянец. Ребекка явно чувствовала себя не в своей тарелке, и это возбуждало любопытство Адама. К сожалению, чем дольше он сидел, тем сильнее становилась боль в боку, и у него просто не было сил сконцентрироваться на цветистом языке или – Боже сохрани – метафорах. Пора было продвигаться вперед.

– Это был бы интересный обмен, я уверен. Возможно, в другой раз. Сахар, пожалуйста. – Он намеренно покачнулся и схватился за голову.

У Ребекки перехватило дыхание.

– У вас кровь!

– Клянусь луной и звездами, да, – признал Адам.

– Уизерс! – голосом, полным тревоги, воскликнула Дженет. – Пошлите за доктором.

Дворецкий быстро встал рядом с Адамом:

– Возможно, мадам, мне лучше сначала осмотреть его раны, а потом можно решить, стоит ли посылать за доктором.

Дженет колебалась, обдумывая предложение.

– Ну хорошо. В замке достаточно комнат, где он может восстановить свои силы.

– Мы можем поселить его в Синей комнате, тетушка. – Девушка приблизилась к Дженет и так, чтобы Адам не услышал, прошептала: – Сомневаюсь, что у него остались хоть какие-то деньги.

– Очень хорошо, – согласилась та, – пусть поживет, не вижу в этом ничего плохого.

– Святая и ангел, – промолвил Адам, слегка задетый тем, что должен просить позволения остаться в собственном доме.

Дженет всплеснула руками:

– Ах вы, негодник, мистер Коббалд! Вы сможете подняться по лестнице?

– Думаю, да.

Опираясь на Уизерса, Адам поднялся по лестнице на второй этаж. Дженет, причитая, следовала за ними по пятам. Шагая впереди, Ребекка бросила на Адама через плечо взгляд, который говорил: «Ну, и кто был прав?» Он представил, что она выскажет ему, если они останутся наедине, увидев его свежие раны.

Молли принесла горячую воду и бинты, Ребекка встала со скрещенными на груди руками у кровати, явно намереваясь остаться.

– Идем со мной девочка, пусть Уизерс займется джентльменом.

– А что, если им что-нибудь понадобится?

– Уизерс даст нам знать. Здесь не место для юной леди. – Дженет была уже на полпути к двери. – До завтра, мистер Коббалд. Думаю, вы захотите отдохнуть, поэтому я распоряжусь принести вам обед наверх. Мы увидимся, когда вы отдохнете. Может быть, тогда вы и почитаете нам что-нибудь из ваших сочинений.

«О Боже! – подумал Адам. – Надеюсь, что нет». Нацепив фальшивую улыбку, он поморгал глазами напоследок, чтобы закрепить впечатление.

– Чудесно, с нетерпением жду этого момента. Неохотно следуя за теткой, Ребекка усмехнулась:

– Кое-что из ваших сочинений? Это то, что даже я с удовольствием послушаю.

Как только дверь захлопнулась, Адам нахмурился. Он закинул руки за голову.

– Уизерс, друг мой, похоже, я дома. Наконец-то! А теперь как же мне сочинить эти чертовы вирши?

Глава 6

После беспокойной ночи Ребекка спустилась к завтраку. Этим утром она прошла молча мимо портретов предков Адама. Она никогда и никому не смогла бы поведать о скандальных снах последних ночей, героем которых стал Адам. Даже теперь, при свете дня, у нее мурашки пробегали по коже, когда девушка вспоминала эти слишком уж вольные образы.

Ей не следовало читать ту книгу, которую она случайно нашла, хотя ее тщательно спрятали в дальнем углу библиотеки Адама. Ярко-алая обложка в сочетании с крошечными занимательными восточными рисунками сразу же привлекла ее внимание. Увидев невероятные и, как она поняла, совершенно непристойные рисунки мужчин и женщин, Ребекка чуть не упала в обморок. Пропади оно пропадом, ее любопытство! Эти образы теперь завладели ее мыслями так же, как и Адам.

Через два дня тетя Дженет и слуги, похоже, приняли Адама как Фрэнсиса Коббалда. Чистые бинты теперь защищали его рану, он хорошо питался и был на пути к выздоровлению. Все шло в соответствии с их планом.

Все, кроме невероятных мыслей, постоянно смущавших ее душевный покой. Она находилась здесь, чтобы обдумать свое будущее. А присутствие Адама уж точно никак не облегчало ее задачу.

Вздохнув, Ребекка вплыла в комнату, где обычно сервировали завтрак, но обнаружила ее совершенно пустой, а стол убранным. Никаких яблочных пирогов, вареных яиц или ветчины. Не осталось даже кусочка сыра. Ребекка не могла понять почему – ведь она встала не так уж поздно!

Девушка проверила гостиную, главный холл и библиотеку. Ни Адама, ни ее тети нигде не было. К тому же таинственным образом куда-то исчезли и все слуги. Наконец она обнаружила одну-единственную служанку, заправляющую фитили в медные лампы на стене, которая сообщила, где находится Адам. Ребекка направилась в дальнюю часть замка, в комнату, в которую раньше заходила только однажды. Приближаясь, она услышала знакомый визг тети и аплодисменты.

Приблизившись, Ребекка заглянула в дверь из красного дерева. Уже во второй раз за эти дни было солнечно, как будто и море, и земля праздновали возвращение Адама. Тяжелые бархатные гардины были раздвинуты, и солнечный свет струился сквозь прозрачные белые занавески. Множество мечей, сабель, ружей и кирас было развешено на трех стенах комнаты, огромное количество оружия поразило ее воображение. Небольшая черная драпировка с изображением игральных карт висела на дальней свободной стене, покрытой царапинами, разрезами и щербинками всевозможных форм и размеров. Два кресла бордовой кожи и низкий столик стояли рядом с огромным каменным очагом. Графин, несколько стаканов, небольшой чайный сервиз и корзинка с хлебом разместились на столе. Четыре шкафа красного дерева стояли вдоль стены, на дубовом полу не было ковров.

Слуги столпились у порога, а тетушка с горящими от восторга глазами сидела на самом краешке кресла с коробкой шоколада на коленях.

– Ну, пожалуйста, обещаю больше не просить! Адам стоял около одного из шкафов с терпеливым выражением на лице.

– Это в последний раз.

Прикрывая зевок рукой и желая узнать, что же ее тетя считает столь захватывающим, Ребекка вошла в комнату. Это было тайное владение Адама. Ее многозначительный взгляд, который она переняла у матери, заставил слуг вернуться к своим обязанностям.

– Входи, входи, – радостно позвала Дженет. – Мистер Коббалд сейчас покажет свое искусство.

Ребекка мило улыбнулась источнику своей бессонницы.

– Доброе утро, мистер Коббалд.

– И прекрасное утро вам, леди Ребекка.

На Адаме был тот же самый костюм, в котором он прибыл, но теперь явно выглаженный. Он выглядел бодрым и отдохнувшим, но, когда улыбнулся ей, в его глазах промелькнуло раздражение. Ребекка не могла понять почему. Она была не единственной, кто не спал всю ночь. Устроившись в кресле рядом с тетушкой, девушка спросила:

– Вы оба уже завтракали?

– Давным-давно, – ответила Дженет. – Мистер Коббалд оказался, как и я, ранней пташкой. И мы так повеселились. Никогда не угадаешь, что он умеет делать.

Ребекка всегда любила поспать, тогда как Дженет вставала чуть свет и ложилась подремать днем. Возможно, Адам был раздражен тем, что ему не удалось в одиночестве побродить по собственному дому.

– Я рада, что он смог составить мне компанию.

– Ваша тетушка – сверкающий подсолнух, наполнивший светом это мрачное утро, – добавил Адам, придерживаясь своей новой, поэтической манеры. – Мы обсудили тысячу разных вещей.

Ребекка не стала уточнять, что солнце сияло как никогда ярко и в метафоре Адама не было никакого смысла. Она налила себе в чашку какао и добавила двойную порцию сливок. Мечтая о кусочке сыра или о пирожке, она посмотрела на тетушкины конфеты и спросила:

– Какие, например?

– Он расскажет тебе через минуту, – сказала Дженет. – Покажите ей ваш трюк.

– Уверен, ваша племянница порицает такие глупые занятия.

Дженет опустила голову и надула губы:

– Но вы же обещали!

Тетя обладала упорством терьера. Поняв, что проще уступить ее просьбе, чем возражать, Адам кивнул. Он подошел к стене, на которой висел черный войлок, выдернул маленький серебряный кинжал из короля пик, взглянул на Дженет и спросил:

– Которую?

– Туз червей, – ответила она, едва сдерживая волнение.

Ребекка смотрела выжидательно, постукивая пальцем по губам. Только что Адам небрежно шел к ним, как вдруг резко развернулся и летящий кинжал со свистом разрезал воздух и с глухим стуком воткнулся в самую середину красного сердца.

Тетушка Дженет всплеснула руками:

– Ну, разве это не удивительно? Сегодня утром я застала плутишку за этим занятием, и он еще ни разу не промахнулся.

Ребекка с трудом кивнула, все еще пребывая в шоке от увиденного. Скорость, ловкость, точность были... просто ошеломляющими. Следующая мысль испугала ее. Какого дьявола? О чем этот идиот думает? Предполагается, что он поэт, а не кровавый убийца. И наверняка такие упражнения не пойдут на пользу его ребрам.

– Неожиданное умение для человека с артистическим темпераментом, – попыталась она незаметно предупредить Адама.

– Старая привычка из неразумно потраченных дней грубой юности. Как я уже объяснял вашей тете, когда она обнаружила меня сегодня утром, я наткнулся на эту комнату совершенно случайно. Любопытство в соединении с искушением – и я пропал. Надеюсь, вы не против?

– Ничуть. Какая жалость, что у вас не было ножа, когда на вас напали грабители!

– Действительно. Однако мне нравится думать, что с годами я научился искусству дипломатии... Поэзия могущественнее меча.

– Благородная мысль, с которой я абсолютно согласна. Оружие, битвы и все прочее так скучны, – сказала Ребекка. Чувствуя, что она испытывает терпение Адама, но удовлетворенная его нахмуренными бровями, она спросила: – Какие еще пикантные новости вы обсуждали?

– Английскую погоду, британских пиратов, приход весны, преимущество пирожков с яблоками над пирожками с изюмом и ваш предстоящий лондонский сезон. – Адам замолчал, невинный вид, с которым он поправлял кружевной манжет на запястье, противоречил хищному блеску в его глазах. – И ваше увлечение поэтами.

Даже улыбка не смягчила жесткой нотки в его голосе. Ребекка почувствовала внезапную слабость.

– Поэтами?

– Нет необходимости изображать скромницу, леди Ребекка. Ваша тетя все рассказала мне о вашем друге.

Девушка отхлебнула какао из чашки и обожглась. Она знала, что у тети язык без привязи, и умоляла ее не раскрывать подробностей их связи с Барнардом. Ее личная жизнь Адама не касается. Ребекка намеренно избегала этой темы. Адам наверняка прочтет ей нотацию, похожую на ту, что она уже выслушала от своего отца.

– Моем друге?

– О Барнарде Лейтоне, моя дорогая, – радостно уточнила Дженет. – Я подумала, не знают ли друг друга мистер Коббалд и юный Лейтон. Они оба обладают...

– Тетя Дженет, – прервала ее Ребекка, – я уверена, что мистера Коббалда не интересуют такие вещи.

Облокотясь на каминную полку и скрестив ноги, Адам с поразительной ловкостью крутил в руках другой, совсем маленький кинжал.

– Чепуха! Мне интересны все поэты. Решение стать творцом слов осенило меня недавно, но все же имя Лейтон кажется мне немного знакомым. Смеем ли мы надеяться, что он посетит нас?

Дженет закашлялась, подавившись шоколадной конфетой.

– О Боже, надеюсь, что нет! Поскольку брат поручил свою дочь моим заботам, он придет в бешенство, если это произойдет. А его нравоучения так утомительны!

Адам не отрываясь смотрел на Ребекку.

– Ваш отец не жалует поэтов?

К несчастью, Дженет воспользовалась молчанием Ребекки, чтобы прояснить ситуацию:

– Не всех поэтов. И хотя Эдвард бывает ужасно упрям, в данном случае я с ним согласна. Девушка должна провести в Лондоне хотя бы один сезон, убегать из дома совершенно неприемлемо.

У Ребекки перехватило дыхание, чашка задрожала в руках.

– Убегать? – Адам подозрительно прищурился.

– Я знала, что эта история вас заинтересует, – сказала Дженет, поворачиваясь к Адаму, – ведь вы такой романтичный.

Ребекка застонала. Одним взглядом, одним только словом Адам сверхъестественным образом мог заставить ее чувствовать себя той глупой девчонкой, которая сама сделала ему предложение три года назад. Лучше бы она вообще не выходила сегодня из своей комнаты. А еще лучше было бы пристрелить Адама тогда, в спальне. Она определенно не доставит ему удовольствия думать, что все еще хранит в душе чувства к нему, – даже если ей придется быть не совсем правдивой относительно Барнарда. Усилием воли девушка заставила себя промолчать и внимательно разглядывала угли в камине.

Дженет же, наоборот, рвалась вперед, как девчонка, только что заставшая на конюшне своего старшего брата с горничной.

– Если бы вы знали отца Ребекки, вы бы еще больше оценили эту историю. Он такой неистовый! Сомневаюсь, что когда-либо раньше видела Эдварда таким взбешенным, и, поверьте мне, он имел достаточно веский повод для своего гнева. Барнард нанял экипаж, предполагая увезти Ребекку посреди званого вечера. Однако пока Ребекка произносила речь перед собравшимися гостями, Барнард по ошибке захватил леди Силверхилл. Ей пятьдесят четыре, и она капризна, как взбесившаяся собака. Нет необходимости объяснять, что побег не состоялся. И вот мы здесь, удерживаем влюбленных на расстоянии и убиваем время до поездки в Лондон. Ее отец думает, что это поможет, но мне все кажется бессмысленным, если в деле замешана настоящая любовь. Разве вы, поэты, чувствуете не так, мистер Коббалд?

На лице Адама появилось безмятежное выражение, под которым он прятал свой возрастающий интерес. Известие, что у Ребекки есть поклонник, почему-то задело его. Открытие, что она собиралась убежать из дома, раздосадовало.

– Некоторые поэты отрицают существование настоящей любви, – начал он. – Но они живут воображением, часто избегая грубых реальностей жизни и погружаясь в фантазию. Возможно, он последует за ней в Лондон. Этот юноша действительно хороший поэт?

– Как и вы, – ответила Ребекка, – он недавно вступил на этот путь.

Помахивая зажатой между двух пальцев шоколадкой, Дженет прощебетала:

– Этот мальчик – третий сын барона.

– Понимаю. – Адам действительно все понял. Парень наверняка без гроша в кармане, живет на выделяемую семьей небольшую сумму и проводит время за сочинением стишков. – Как же вы и Барнард встретились?

– Он живет недалеко от нашего дома. Мы познакомились много лет назад, – сказала Ребекка. Руки ее сжались в кулаки. Она представляла, что сжимает ими шею Адама.

Адам проводил много времени в поместье Уинкомов и встречался со многими соседями, но имя Лейтон оказалось ему совершенно незнакомо.

– Соседи, как это мило, – проворковал он. – Как нежные бутоны растут и расцветают вместе, так расцветает детская влюбленность.

– Вовсе нет. Однажды я уже испытала это чувство и хорошо усвоила урок. Уверяю вас, Барнард и я значим друг для друга гораздо больше, чем можно предположить.

Уизерс вошел в комнату.

– Простите меня, леди Такер, но кухарке нужно ваше присутствие.

Кудахча, как курица-наседка, явно разочарованная тем, что ее прервали, Дженет положила конфету на столик и встала.

– Как ни восхитительно все это было, но долг зовет. Ребекка, дорогая, ты могла бы показать Фрэнсису остальной замок, чтобы бедняге не пришлось бесцельно блуждать. Да, мистер Коббалд, хоть вы и ранены и вряд ли способны причинить большой вред и поскольку я не намерена следить за вами обоими как сторожевой пес, я рассчитываю, что вы будете обращаться с моей племянницей с предельным почтением. Иначе мой брат, натура очень темпераментная, поймает и кастрирует вас. И позвольте напомнить, что Уизерс не спускает с вас глаз. – Явно удовлетворенная своим предостережением, пожилая дама, напевая, выплыла из комнаты.

Адам дождался, когда Дженет скроется из виду, и прошел через комнату, чтобы запереть дверь. В непонятном раздражении он сорвал нелепую черную повязку с лица.

– Теперь я, по крайней мере, понимаю причину выбора моей маскировки.

– Это случайность, а мои личные дела вас не касаются.

Это правда. Он отказался от всех прав на Ребекку три года назад. Но все же, как бы это ни было странно, мысль о том, что она может полюбить другого, доводила его до бешенства. Сама возможность была абсолютно неприемлема – хотя Адам не претендовал ни на что. Он даже не был уверен, что хочет этого. А даже если бы и хотел, он не мог бы ухаживать за ней. Не сейчас, когда его будущее так неопределенно.

– Чем это вы тут занимались? – прервала она его мысли, очевидно, пытаясь отвести разговор от Барнарда. – Вы понимаете, что могли все испортить?

– Ваша тетя меня не беспокоит. Я пришел сюда, чтобы проверить, как заживают мои ребра, и не предполагал, что леди Такер найдет меня. – Он внимательно посмотрел на нее: – Скажите, Ребекка, вы действительно пытались убежать?

Пронзительный крик чайки за окном разорвал наступившую тишину. Наконец девушка встала и подошла к окну.

– Нет, – начала она. – Хоть мы с Барнардом и обсуждали наш возможный отъезд, он неправильно понял мои намерения. Я не собиралась замуж. – Она украдкой взглянула на Адама. – Но отец настаивает, чтобы я приняла участие в сезоне. Он отказывается смириться с моим решением не выходить замуж. Ну что ж, я поеду в Лондон, буду танцевать на балах, а потом вернусь в Линкольншир. Но останусь ли я старой девой, буду ли писать стихи, или жить с Барнардом, я решу сама.

Адам в ужасе сжал спинку кресла:

– Не выходить замуж?! Вы собирались стать его любовницей?

– Не будьте болваном.

– Так, значит, вы все-таки собирались пожениться? – ничего не понимая, спросил он.

– Не обязательно.

Крахмальный воротник Адама стал слишком тесным. Он не посмел дотронуться до этой чертовой удавки, ведь Уизерс целых десять минут завязывал ее, так что Адаму пришлось взамен расхаживать по комнате, изучая фамильную оружейную. Он остановился перед одним из шкафов, вынул несколько кинжалов и зажег три свечи, стоявшие на другом шкафу.

– Простите, возможно, сражаясь во Франции, я подзабыл светские условности, но, когда я уезжал, если мужчина и женщина жили вместе вне брака, это означало только одно. Если вы будете не его любовницей, то как вы это назовете?

– Соглашением. Когда мужчина имеет любовницу, он владеет ею. А в соглашении ни одна из сторон не контролирует другую. Я выбрала свободу от светских условностей, независимость от правил, созданных мужчинами, чтобы господствовать над женщинами. И Барнард со мной согласился.

– Не сомневаюсь. Как на это ни взгляни, он в выигрыше. Он будет наслаждаться молоком, не утруждая себя покупкой коровы. Неудивительно, что ваш отец хочет отправить вас в Лондон.

Адам быстро метнул подряд три ножа. Они прорезали воздух, загасив свечи одну за другой, и с глухим звуком вонзились в исколотую стену. Это искусное умение было результатом долгих тренировок, и Адам не обратил внимания ни на боль в боку, ни на ошеломленный вздох Ребекки. Он не был уверен, что поразило ее больше – его резкие замечания или ловкость в метании ножей.

Наконец Ребекка немного успокоилась.

– Вы рассуждаете так же, как и мой отец. Я понимаю, что большинство вступает в брак, чтобы обрести стабильность или статус, и лишь некоторые женщины, как моя мать, выходят замуж по любви. Но в противоположность тому, что думают мужчины, брак – выход далеко не для всех женщин. Мы достаточно умны. Мы способны работать. И некоторые из нас хотят этого.

Он, конечно, попытается сохранить хладнокровие, но в его отсутствие эта глупая девчонка окончательно потеряла рассудок.

– Вы собираетесь работать? О Боже, это невероятно!

– Буду я работать или нет, выйду замуж и нарожаю дюжину детей или нет, буду сидеть целый день за вышиванием или нет – это должен быть мой выбор, а не диктат моего отца, церкви или общества. Я отказываюсь становиться пожизненной служанкой какого бы то ни было мужчины.

Теперь Адам пребывал в растерянности.

– Вы не любите мужчин?

Она рассерженно топнула ногой.

– Вы так ничего и не поняли. Если вы не можете терпеть общество человека, с которым вынуждены проводить дни и ночи, что хорошего в деньгах, стабильности или в этом чертовом титуле? Почему женщина обязана отказаться от своих прав и отдать их мужу вместе с ее девственностью и приданым?

Нет, эта девчонка точно не в своем уме! Адам считал ее более уравновешенной. Это ее мнение, по-детски идеалистичное, сложилось потому, что она ничего не знала о финансовых сложностях и заботах о семье и боялась брака как чего-то неизвестного, не понимая, что он может дать ей безопасность и поддержку.

Адам подошел к стене и выдернул кинжалы.

– Принимая во внимание тот факт, что вы предлагали мне брак перед моим отъездом во Францию, я нахожу резкую перемену ваших взглядов внезапной и непредсказуемой. Что же привело вас к таким выводам?

Взгляд Ребекки блуждал по оружию на стенах, огню камина и наконец остановился на Адаме.

– Благодаря Барнарду я недавно открыла для себя учение Мэри Уоллстоункрафт.

Адам фыркнул:

– Эта женщина – фанатичка, проклятая анархистка.

– Потому, что она угрожает разрушить ваш драгоценный мужской кодекс? – Подняв руку, Ребекка запнулась на мгновение, но вскоре нашла нужное выражение. – Как типично! В момент, когда мужчина думает, что его собственность в опасности, он отрицает здравый смысл. Когда-то я думала, что в вас нет этой мужской предубежденности. Как я ошибалась!

– Факт остается фактом, вы отдали бы этому человеку свою добродетель без каких-либо обязательств, и вы объясняете это свободой выбора, совершенно не задумываясь о последствиях.

– Мужчины поступают именно так уже сотни лет. Они хотят видеть на брачном ложе девственницу, в то время как сами удовлетворяют свою страсть когда им вздумается. Им нужна в постели страстная любовница, но они стараются держать молодых девушек в неведении относительно занятий любовью.

Все мускулы Адама напряглись. Все-таки хорошо, что этот парень, Барнард, далеко отсюда. Иначе Адам врезал бы ему по физиономии просто из принципа.

– Так вы бы все-таки легли в его постель?

– Господь милосердный! Клянусь, вы специально стараетесь выглядеть бестолковым. Не важно, буду я спать с Барнардом или нет. Мужчина и женщина должны помогать друг другу выразить себя.

С грохотом швырнув кинжалы в ящик шкафа, Адам шагнул к ней:

– Какого черта, что все это значит?

– Сомневаюсь, что такой человек, как вы, сможет меня понять. Но, раз уж обстоятельства свели нас вместе, ради того, чтобы вы меня правильно поняли, я попробую объяснить. Мужчина и женщина должны действовать с уважением друг к другу, а не руководствоваться желанием.

Адам почувствовал, что тонет в море женской логики и поблизости нет спасательной шлюпки. Ясно, перед ним яркий пример бесконечной борьбы между мужчиной и женщиной, из-за которой мужчины удаляются в свои кабинеты с газетой и бокалом хереса, тогда как женщины уходят делать то, чем они там обычно занимаются. Этот незавершенный спор был той причиной, по которой женщин никогда не допустят в клуб джентльменов или не дадут избирательного права. Они просто чертовски эмоциональны, слишком нелогичны. Взбешенный, Адам поймал Ребекку в ловушку между своим телом и подоконником.

– Вы занимались с ним любовью?

Ее рот снова изумленно открылся, глаза округлились. Конечно, его вопрос был слишком груб, но он неожиданно понял, что обязательно должен получить на него ответ, и сомневался, существует ли более вежливый способ его задать.

– Ну же? Отвечайте!

– Ваше предположение доказывает, как все-таки мало вы меня знаете. И это подтверждает, что вы не поняли ни слова из того, что я говорила. Истинная любовь выше физического удовольствия.

– Он целовал вас?

Ее щеки запылали, как красные ленты на ее платье.

– Это вас не касается.

– Меня почему-то очень раздражает сложившаяся ситуация, а ведь я еще не познакомился с Барнардом. Несмотря на всю эту высокопарную ерунду, если мужчина отказывается обнять и почувствовать вас, страстно целовать вас, значит, он просто дурак.

– Или джентльмен, заботящийся о чувствах дамы. Адам хмыкнул:

– Ребекка, вы не застенчивый цветочек, нуждающийся в прищипке и уходе. Страсть горит в вашей крови. Вы не удовлетворитесь философскими бреднями.

– Вы действительно не понимаете меня.

– А я думаю, наоборот. – Адам придвинулся ближе, провел пальцами по ее стройной шее. Ее пульс учащенно забился под его рукой. Она оказалась не так уж невосприимчива к нему или к его словам, как ей хотелось верить.

Но и Адам тоже не мог не реагировать на нее. Крошечные зеленоватые искорки плясали в ее глазах, а он вдыхал нежный запах сирени, исходивший от ее кожи. Было так легко стереть из памяти воспоминания последних месяцев в ее объятиях. Один-единственный поцелуй, конечно, не повредит. Он говорил, снова и снова поглаживая большим пальцем ее нижнюю губу:

– Действительно, ваш дружок-поэт и я так же не похожи, как небо и земля. Если бы я был влюблен в вас, если бы я желал вас, если бы я собирался убежать с вами, одних слов мне было бы недостаточно. Я бы удостоверился, что вы понимаете, что я подразумеваю под отношениями мужа и жены, мужчины и женщины. – Другая его рука медленно, чувственно скользила по краю лифа ее платья, слегка приоткрывая нежную плоть. Он перевел свой взгляд с ее глаз на губы, потом на грудь. – Я бы захотел прикоснуться к каждому восхитительному дюйму вашего тела. Вон к той маленькой родинке за вашим левым ухом, той чувственной точке на запястье, где бьется ваш пульс. Нежной плоти ваших бедер. Я бы заставил вас понять, насколько глубоко страсть проникла в вашу душу.

– Этот разговор неприличен, – заикаясь произнесла Ребекка, непристойные образы из восточной книжки совпали со словами Адама. Непрошеное возбуждение волной захлестнуло ее тело. Вот черт! Впредь нужно осмотрительнее выбирать книги для чтения. Взгляд ее заметался по сторонам, пытаясь найти выход, но безуспешно. Кроме того, она была не слишком уверена, что хочет убежать.

– Неуместен? Вы только что заявили о своем презрении к законам общества, отрицании добродетели невинности. Помните? – Он дал ей время, чтобы ретироваться, но она осталась, и Адам медленно опустил голову. Он нежно прижался губами к ее губам.

Когда он приблизился, Ребекка ощутила, как сильно мужское тело отличается от женского. Непреодолимое желание разгоралось где-то глубоко внутри ее.

– Откройте рот, – прошептал Адам. Соблазняя, дразня и мучая ее своим языком, он выпустил на волю дикого зверя, сидевшего внутри Ребекки. Сначала ее язык робко пытался сопротивляться ему, но потом она осмелела, игриво, как любопытный ребенок, исследуя новую игрушку.

Подчиняясь инстинкту, Ребекка обхватила руками его шею и прижалась, не слушая доводов рассудка. Не важно, как тесно она прижималась к нему, все равно этого было недостаточно. Она пребывала в лихорадочном возбуждении. Ее сердце бешено колотилось, груди болели.

Адам, должно быть, почувствовал состояние Ребекки и накрыл ее грудь рукой. Откликнувшись на ласку, сосок затвердел под его ладонью. Он продолжал целовать ее. Удивительный трепет прокрался в потайное местечко между ее бедрами. Огонь, разгоревшийся внутри ее, грозил поглотить их обоих.

Тут Адам остановился и отступил. Он взглянул на девушку. Ребекка почувствовала, как распухли ее губы от его жадных поцелуев. Она была так ошеломлена, что почти не заметила самодовольного выражения, промелькнувшего на его лице.

– Ну что ж, Ребекка, – произнес Адам, – я бы сказал, что вы не так уж нерасположены к наслаждениям плоти, как хотели бы думать. Поцелуи Лейтона возбуждают вас так же, как и мои?

– Чьи? – переспросила Ребекка.

Он терпеливо улыбнулся:

– Вашего поклонника. Она очнулась.

– О! – Ребекка отступила в сторону, чтобы между ними поясом целомудрия оказалось кресло. – , как мое тело реагирует на ваше, ничего не значит. Чем хорошо плотское удовольствие, если разум и душа голодают?

Приводя в порядок свой костюм, Адам заметил:

– Чертовски хорошо, скажу я вам. Это была страсть, дорогая, чистая и настоящая.

Она вздохнула, медленно приходя в себя, опасаясь больше всего, что Адам может неправильно понять реакцию ее тела на его прикосновения. О Боже, она сама невольно напрашивалась на это!

– Ну, хорошо, – сказала Ребекка. – Я признаю это. Очевидно, я нахожу вас привлекательным. Но вы и я совершенно не подходим друг другу, и у нас нет будущего. Вы не можете просто целовать меня, чтобы доказать свои взгляды. А теперь мы должны забыть эти глупости.

Адама, похоже, совершенно не тронула их недавняя близость. Он медленно подошел к ней и протянул руку:

– Как вам угодно! Мир. Я больше не буду целовать вас. А теперь идемте, мне нужно найти кое-какие бумаги.

Не доверяя этой внезапной уступчивости в человеке, который всегда спорил с ней, Ребекка не двигалась.

– Я серьезно, Адам. Никаких поцелуев.

– Я тоже серьезно, – торжественно заверил он.

Почему она не поверила ему? Или ей самой нужно дать обещание, что она не будет больше целовать Адама Хоксмора? Ни к чему хорошему это не приведет.

Глава 7

Он похож на мерзкую жабу.

Эта мысль не покидала Адама, пока он неподвижно стоял перед зеркалом в своей спальне, уставясь на свое отражение. На нем были изумрудно-зеленые брюки, такого же цвета сюртук и отвратительный желтый галстук, завязанный невероятно затейливым узлом. Он ненавидел зеленый цвет, а желтый еще больше. Черт, он вообще не носил других цветов, кроме черного, коричневого или, очень редко, темно-бордового. Наверняка вырядить его так – месть со стороны Ребекки.

Прошло три дня с их встречи в оружейной и ее абсурдного запрета по поводу поцелуев. С того момента она умудрялась не оставаться с ним наедине. Ребекка поздно вставала, занималась своими повседневными делами и ни на шаг не отходила от тетушки. По вечерам они играли в шахматы или в покер, всегда в компании леди Такер. Адам чувствовал непонятное раздражение и разочарование от того, что Ребекка явно не желает проводить время с ним наедине. Это было странное и необычное ощущение.

Поэтому Адам заново составил ежедневное расписание, которому следовал, сколько себя помнил. Он проводил дни, заново знакомясь со своим собственным домом, – нешуточная задача после столь долгого отсутствия. Обычные, тривиальные занятия, например просмотр бухгалтерских книг, приносили ему большое удовольствие. Херес в хрустальном бокале, свежая булочка, пропитанная топленым маслом, чистые простыни на кровати и горячая ванна казались ему дарами богов. Он читал, по возможности упражнялся и бродил по скалам над грохочущим прибоем. Адам посетил свою конюшню и полюбовался отличной коллекцией лошадей. Но он не забывал о нависшей над ним угрозе, когда снова и снова перебирал подробности той последней ночи в «Красном гусе». И все это время он старательно изображал поэта.

Уизерс принес с чердака кое-какую старую одежду Адама. В сочетании с оставленной кузеном одеждой его новый гардероб чудесным образом нашелся неподалеку от фруктового сада в его «похищенном» саквояже. Дженет приняла присутствие Адама с неожиданной легкостью, лишь иногда напоминая ему о том, что сделает Эдвард, если он поведет себя недостойно. Адам жил в своем доме, носил свою одежду, его раны отлично заживали. Он должен был ликовать.

Но вот странно, сегодня он был несчастлив. Адам уже выполнил свои дневные планы, а приближавшаяся сильная гроза уничтожала всякую надежду на прогулку. В сложившейся ситуации он видел только одного человека, кто мог бы его занять.

Украдкой заглянув в дверной проем библиотеки, Адам нашел ее. Он с интересом смотрел, как она балансирует на неустойчивой лесенке, которая, на его взгляд, была слишком ненадежно прислонена к деревянным книжным полкам. Ее волосы были спрятаны под смешным белым чепцом, виднелись только несколько светлых локонов. Темное пятно на ее левой щеке заставило его гадать – что же она делала? Юбка ее платья, приподнятая и зажатая между ног, оставляла открытыми изящные лодыжки в темно-синих чулках. В одной руке Ребекка держала щетку из перьев, но все ее внимание было сосредоточено на открытой книге, лежавшей на верхней ступеньке лестницы. Боже, если персидский ковер сдвинется хоть на дюйм или она наклонится в сторону, то свалится и сломает свою очаровательную шейку!

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что они одни, Адам спросил:

– Ребекка Марч, о чем это вы думаете?

Она покачнулась от испуга, чуть не уронив лестницу. Книга с глухим стуком шлепнулась на пол. Восстановив равновесие, девушка возмущенно посмотрела на Адама:

– Вы в своем уме? Я чуть не упала!

Он подошел к ней и подпер лестницу плечом.

– Вы действительно могли упасть, забравшись туда. Чем вы занимаетесь?

– Предполагается, что я подготавливаю имение для вашего преемника.

– Для чего же, по вашему мнению, я нанимаю слуг?

– Здесь недостаточно слуг, чтобы успевать делать все, если только вы не хотите нанять еще людей, но тогда еще больше любопытных будет крутиться поблизости.

При этой мысли Адам нахмурился.

– А, кроме того, мне скучно до слез, – призналась Ребекка.

Тот факт, что она сама скучала, развеял все его сомнения, стоит ли искать ее общества. Но ее сегодняшнее занятие привело его в странное замешательство. Только жена входит в дом мужчины, чтобы заботиться о его нуждах.

– Наверняка есть другие дела, которыми вы могли бы заняться, – недовольно заметил он. – Какие-нибудь менее тяжелые обязанности.

Она повернулась и села на верхнюю ступеньку лестницы. Ее глаза весело поблескивали.

– Я и раньше вытирала пыль. И, если хотите знать, даже заправила постель.

– Только не в моем доме. – Нагнувшись, чтобы поднять упавшую книгу, Адам испытал очередной шок, такой, от которого глаза у молодого человека полезли на лоб. – «Лисистрата»?! Не слишком подходящее чтение для молодой девушки.

– Я вытирала пыль.

– Я вижу. Пятьдесят вторая страница особенно тщательно вытерта. На случай, если вы забыли, в этой части говорится о мужском фаллосе.

Ее щеки порозовели.

– Вам не удастся заставить меня почувствовать вину за расширение моих интеллектуальных горизонтов.

– Ах, вы так это называете? Возможно, потому, что знаете, что вам не следует читать подобную литературу.

Она скрестила руки на груди.

– Вероятно, да, но это именно то, что я имела в виду, говоря о недостатке прав у женщин. Почему мы не можем выбирать, что нам читать? Почему все должно быть какой-то великой тайной? – Она обвиняющим жестом указала на него пальцем: – Потому что мужчины держат нас в неведении из страха, боясь, что мы узнаем что-то, что может поколебать их превосходство, вот почему.

– Вы вычитали все это в данной книге? Интересно. Ребекка покачала головой:

– Перестаньте спорить, я не позволю вам испортить мне день. Чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы спустились оттуда до того, как покалечитесь.

Очевидно, примирившись с мыслью, что он не оставит ее в покое, Ребекка стала осторожно спускаться с лестницы. На последней ступеньке она покачнулась, и лестница опрокинулась. Ребекка схватилась за стойку, чтобы не упасть, но приземлилась неудачно.

– Ох!

– Дайте посмотреть, – обеспокоено сказал Адам. Взяв ее за руку, он внимательно осмотрел ее. – Всего лишь заноза. – Он вытащил крошечную щепку и припал губами к ранке, чтобы остановить кровь и облегчить боль.

Ее вкус был такой... женственный. Он попытался придумать поэтическое сравнение, но ему в голову пришло только одно слово – «восхитительно». Ее легкий вздох заставил его заблудшие мысли улететь в опасном направлении; Адам вспомнил о других очаровательных частях ее тела, которые он тоже с наслаждением бы попробовал. Каждый нерв его тела трепетал. Когда он поднял взгляд, Ребекка зачарованно смотрела на свой палец в ловушке его рта. Золотые искорки плясали в ее темно-карих глазах. Странно, Адам никогда раньше не замечал их, как, впрочем, и ее невероятно длинных ресниц. Ее рот приоткрылся, и он почувствовал нарастающую боль в паху.

Адам выпустил ее палец и отошел на безопасное расстояние, заложив руки за спину.

– Если вы хотите, чтобы я соблюдал договор относительно поцелуев, советую вам потушить огонь в ваших глазах. Опасно искушать мужчину.

– Прошу прощения? – Ребекка была явно озадачена.

Несмотря на все ее заявления о правах женщин, она понятия не имела, что он хотел сказать. Ее наивность возбуждала его мужское естество больше, чем мысль о том, что она читает «Лисистрату». Страстность, замешанная на невинности, – самое мощное средство для усиления сладострастия. Поддавшийся жару в ее глазах и огню своего тела, Адам не смог вытерпеть большего искушения. Он обошел комнату, останавливаясь, чтобы прочитать названия на корешках принадлежавших ему книг, половину которых у него так и не нашлось времени прочитать. Все это он делал, чтобы взять под контроль свои низменные побуждения. Не слишком славный подвиг!

– Адам, так в чем же дело?

Он молчал, не зная, что сказать. Разумеется, Адам не мог признаться во внутренней борьбе, в которой он пытался обуздать свое желание. Наконец он решился:

– Если хотите знать, мне тоже ужасно скучно. А я привык всегда что-то делать, за кого-то или что-то отвечать. Я понятия не имею, чем себя занять. – Он засмеялся, когда Ребекка протянула ему щетку: – Это не то, что я имел в виду. Идемте.

– Как видите, я занята.

Зная слабость Ребекки ко всему таинственному, он загадочно прошептал:

– То, чем я собираюсь заняться, понравится вам гораздо больше.

– Что?

Он пожал плечами:

– Небольшое исследование. Вам придется довериться мне. – Она стояла неподвижно, но он был уверен, что ее мысли кружатся в вихре предположений и вопросов. Ребекка посмотрела на его рот. Прочитав ее мысли, он сказал: – Да, я помню, никаких поцелуев. – Адам ждал этого вечера, и ему действительно требовалось ее общество, поэтому он сказал, положив руку на сердце: – Обещаю.

Решение Ребекки оставить свои обязанности последовало через три секунды, что чрезвычайно обрадовало Адама. На случай, если в холле окажется кто-то из слуг, он сохранял между ними почтительную дистанцию. К тому же он боялся, что, если подойдет слишком близко, может передумать и затащить ее в какой-нибудь угол, чтобы проверить свое предположение о том, какова на вкус та маленькая родинка на ее левом плече. Он повел ее по замку, вверх по лестнице, мимо портретов предков. Чтобы не разбудить дремлющую после обеда Дженет, они на цыпочках прокрались мимо спален и поднялись по лестнице на третий этаж, где Адам наконец остановился перед большим гобеленом.

– Готовы? – спросил он.

– К чему? – Ребекка скептически огляделась по сторонам.

Вытащив из кармана ключ, он поднял край ткани и отпер старую дубовую дверь, за которой оказалась узкая лестница.

– Куда она ведет? – поинтересовалась Ребекка.

– В мое тайное убежище. Не ударьтесь головой. Он захватил в коридоре свечу, взял Ребекку за руку и повел вверх по лестнице, по пути останавливаясь, чтобы зажечь маленькие факелы в железных канделябрах, висящие на стене через каждые десять футов. Наверху Адам остановился, открыл еще одну дверь и вошел в круглую комнату не больше десяти футов шириной. Ряд окон с наклонными стеклами и железными рамами окружал комнату, обеспечивая великолепный вид на море и бескрайний горизонт. Чистые парчовые подушки, очевидно, принесенные Уизерсом в ожидании посещения Адама, лежали на четырех каменных скамьях, встроенных в башенную стену.

Адам стал зажигать свечи, а Ребекка подскочила к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Неожиданно вспышка молнии расколола небо. Когда от раскатов грома задрожали стены, она отпрянула назад к Адаму, тяжело дыша.

– Эта комната изумительна! Невероятно! Фантастика!

– Это всего лишь башня.

Повернувшись к Адаму, Ребекка улыбнулась. Он был ужасно серьезен. Неужели Адам действительно не видит ничего, кроме комнаты из камня и стекла? Разумеется, если он собирается изображать поэта, ему нужно начать и думать соответственно.

– Посмотрите вокруг. Что вы видите?

– Дождь, – сухо ответил Адам.

– Попробуйте рассказать более точно, более образно, как бы трудно это ни было.

– Не вижу причины для сарказма. – Он выглянул в окно, прищурился и пожал плечами: – Чертовски сильная гроза. Я видел таких немало. А что видите вы?

Переходя от окна к окну, Ребекка смотрела на молнии, танцующие в небе.

– Я вижу руку матери-природы, мощные порывы ветра – это глас небес, напоминающий нам, смертным, как мы бессильны на самом деле.

– Вы действительно все это видите?

В его голосе звучала уязвимость, которую, она знала, большинство людей никогда не услышит. А он даже не понимал этого. У девушки защемило сердце – чувства этого человека были спрятаны, как сокровища на дне моря, просто кто-то должен был открыть их.

– О, Адам, поэт из вас никудышный, не так ли? Разве вы не видите, что в жизни есть нечто такое, чего нельзя потрогать или научно объяснить? Что-то волшебное, что исходит из души?

– А, – он сардонически усмехнулся, – в этом-то все дело. Видите ли, мне и раньше говорили, что у меня нет души. Я всегда имел дело с фактами, а не фантазиями, с реальностью, а не выдумкой, с вероятностью больше, чем с возможностью. Так меня научили думать.

– Но как вас научили чувствовать?

Его рука застыла в воздухе, пламя свечи в его руке дрожало от ветра, пробивавшегося сквозь щелки в рамках.

– Прошу прощения?

– Вопрос не так уж и сложен. Так как же насчет ваших чувств? Ведь ваши отец и мать научили вас, что есть любовь и печаль, боль и радость, гнев и терпение.

Он продолжал зажигать оставшиеся свечи.

– Конечно, они мне говорили. И с тех пор я узнал больше. Погружение в печаль ничего не решает. Гнев приводит к опрометчивым и нелогичным решениям. Терпение необходимо при обучении солдат-новобранцев. Никто не умирает от боли. А в целом эмоции сводят на нет решения и авторитет командира. Они затуманивают разум, мешают логически мыслить и поддерживать дисциплину. Проще говоря, они больше подходят для женщин.

Сотни различных аргументов готовы были сорваться с ее языка, опровергнуть его хладнокровное суждение, но Ребекка заставила себя промолчать. Как поколебать его устоявшиеся взгляды на жизнь? Разумеется, она не собиралась сдаваться. Адаму нужна ее помощь. Ему отчаянно нужна она, Ребекка, и его слова только подтверждают это.

Подойдя к окну, девушка встала на колени на красную бархатную подушку на каменной скамье и посмотрела вниз.

– Я и не представляла, что мы забрались так высоко. Где мы?

– В восточной башне. Это одна из старых частей первоначальной постройки, которую мой прадед сохранил, когда перестраивал замок Керрик. – Адам присел рядом с ней. – Мы поднялись не так уж высоко. Так кажется потому, что мы находимся прямо над скалами.

Она с усмешкой спросила:

– И для чего использовалась эта комната?

В трех маленьких нишах комнаты стояли деревянные и жестяные ящики. Адам наклонился и взял деревянную шкатулку. Открыв крышку, он вынул оттуда медную подзорную трубу.

– Первоначально, когда башня только была построена, отсюда наблюдали за подступами к замку. Позднее здесь в грозовые ночи стал сидеть человек со свечами и лампами, сигналя кораблям, чтобы те не разбились о скалы. А еще ходили слухи, что контрабандисты тоже пользовались услугами таких постов. Ребекка криво усмехнулась:

– Вы хотите сказать, что в благородный род Керриков затесался контрабандист?

Адам игриво поднял брови:

– Фамильная история может быть очень занимательной, не так ли? – Протянув подзорную трубу, он предложил ей: – Взгляните.

Показывая, как держать трубу, Адам оказался около ее плеча. Жар его тела проник через ткань платья к ее коже. Его знакомый, приятный запах, почему-то напомнивший Ребекке миндаль, щекотал ее ноздри и вызывал воспоминание о яблоках с пряностями. Заставив себя забыть о глупостях, Ребекка сфокусировала внимание на черных тучах, скрывавших горизонт, и беспощадных волнах, обрушивавшихся на берег. Снова вспыхнула молния, и она вздрогнула.

Адам довольно засмеялся.

Ребекка уже собиралась испепелить его взглядом, но, мельком взглянув в трубу, воскликнула:

– Смотрите, корабль!

Он посмотрел в направлении ее пальца на большую тень в море. Маленький фонарь на носу корабля был едва различим сквозь дождь и туман.

– Так и есть.

– Вы думаете, он разобьется о скалы?

– Нет, он достаточно далеко. Эти берега сложны для опытных моряков и в ясный день, и они знают, что лучше держаться подальше. Только дурак осмелится причаливать здесь в такой шторм.

Она наблюдала за судном и металась так же, как корабль в волнах. Рядом с ней Адам после долгих поисков обнаружил и вытащил на свет жестяную коробку. Заинтригованная, Ребекка положила подзорную трубу обратно в шкатулку и, когда Адам сел на скамью, заглянула через его плечо. Около двадцати пяти миниатюрных деревянных солдатиков лежали на дне коробки. Схватив одного из них, Ребекка стала с интересом его рассматривать. У крошечного человечка была зарубка на шее. Она снова заглянула в коробку. Ни одна фигурка не походила на другие. Один солдатик держал меч и щит. У другого бедняги не было руки. Они показались Ребекке удивительно привлекательными.

– Это ваши?

Адам взял одного солдатика и кивнул.

– Понимаете, эта комната была моим собственным полем битвы. – Он протянул ей фигурку, которую держал в руке, – деревянную лошадь. – Это была моя личная армия. Я играл с ними дни напролет.

– Вы сами их сделали?

– Некоторых. Отец подарил мне первый набор на мой седьмой день рождения, когда сказал, что пора подумать о мужских занятиях. Сразу после этого я и сам начал вырезать их. Годами с помощью друзей я пополнял коллекцию. По-моему, того, без руки, вырезал Мак.

– Мак?

– Да, честный малый и хороший друг.

Ребекка вытащила из коробки еще нескольких солдатиков и лошадок, чтобы получше рассмотреть.

– Они похожи на шахматы.

– Да, – кивнул Адам. – Между шахматами и войной много общего.

Отложив одноногую лошадку, Ребекка уселась, подобрав под себя ноги.

– Адам, а вы когда-нибудь задумывались о какой-нибудь другой карьере, кроме военной?

Очевидно, стараясь выиграть время, чтобы обдумать ее вопрос, он вынул шерстяное одеяло из другой ниши и накинул ей на плечи, позволив своим рукам задержаться на ее затылке. Вспышка пламени, казалось, прошла от его пальцев через одеяло и ткань платья к ее коже.

Адам поставил ногу на скамью, локтем оперся о колено и обхватил рукой подбородок. Другой рукой он схватился за железную раму окна. Мысленно Адам вернулся на несколько столетий назад.

– Мои предки защищали короля и страну, начиная с прапрадеда, который спас королеву Анну от убийцы. Он был ее верным слугой до самого отречения от престола. Она наградила его за преданность этой землей. Так прапрадед стал первым графом и образцом, которому следуют все Керрики.

– Но разве вы никогда не мечтали стать художником или путешественником? Или, может быть, актером? – Адам выглядел совершенно сбитым с толку, поэтому Ребекка добавила: – Не знаю, кем конкретно, но кем-нибудь, а не военным?

– Мое будущее было предопределено в день моего рождения. Я знал, что буду служить моему королю и моей стране, как это делали до меня мои предки.

Ребекка молчала, задумавшись о его семье. Честь и гордость, очевидно, были неотъемлемыми качествами этого рода.

– Я не понимаю, почему мужчины обязательно должны сражаться... Или почему женщины позволяют, даже поддерживают это.

– У нас вряд ли есть выбор, – ответил Адам. Он изучал лицо девушки в свете свечи. О Боже, как она прекрасна! В ее глазах мерцало смущение, и он видел, что она говорит больше для себя, чем для него.

Он перешел к другому окну и стал смотреть на грозу – западное крыло замка скрывала пелена дождя.

– Я сомневаюсь, что мы полностью понимаем себя. Есть много причин – свобода, власть, деньги, справедливость. Для меня все проще – так всегда поступали мои предки. Мы поклялись в верности королю и в преданности стране. Мы делаем то, что должны.

– Почему тогда не взять женщин на войну? Без сомнения, мы способны на преданность.

Адам расхохотался абсурдности ее идеи.

– Может быть, потому, что вы сообразительнее многих из нас, мужчин. – Увидев, что Ребекка нахмурилась, он подошел к ней и сел рядом. Его охватило внезапное желание обнять ее. Он скрестил руки на груди. – Мужчинам нужно, чтобы женщины оставались дома, рожали детей и растили сыновей, которые станут новыми солдатами. Где-то всегда найдется тот, кто захочет иметь то, что есть у другого, и всегда будет тот, кто захочет помешать этому. Войны неизбежны.

Ужасный раскат грома потряс башню. Гроза была как раз над ними. Ребекка придвинулась поближе к Адаму.

– Не думаю, что я смогла бы спокойно смотреть, как мой сын уезжает на войну, зная, что могу больше никогда его не увидеть. Или своего мужа.

– Я думаю, что вы бы уважали их решение и гордились ими. Каждый когда-нибудь умирает, Ребекка, так или иначе.

– Я предпочитаю более спокойную смерть.

– Свалиться с лошади или быть раздавленным каретой – тоже смерть, без сомнения. У мужчин, похоже, более величественное представление о смерти, которой они хотят умереть, чем у женщин.

– Вы на самом деле обдумывали, какой смертью хотите умереть? О, Адам, это ужасно!

– Когда ты день за днем смотришь в лицо опасности, тебе приходится думать об этом. И если бы был выбор, я бы предпочел погибнуть в сражении рядом с моими товарищами, а не под колесами фаэтона. Есть еще только один способ, с помощью которого я бы согласился умереть.

– Не могу поверить, что мы об этом разговариваем, но все-таки спрошу. Как?

Он приподнял ее подбородок.

– В своей постели, после ночи любви с прекраснейшей из женщин.

Губы Ребекки приоткрылись со вздохом, те самые губы, которые не давали ему заснуть по ночам. Ее язык облизнул нижнюю губу, побуждая его действовать, но Адам сомневался, что она осознает это.

Они были одни. Никто бы их не потревожил. Как легко было бы дюйм за дюймом стянуть с ее плеча это голубое льняное платье, дотронуться до ее груди, плеч, нежного местечка на запястье! Вожделение взбудоражило кровь, страстное желание обнять ее почти лишило его рассудка. Но одного объятия было бы недостаточно.

Ребекка вздрогнула и судорожно сглотнула.

Если они немедленно не разойдутся, он вряд ли сможет контролировать себя.

– Вы дрожите, вам холодно. Еще одно, и мы уходим. Ребекка не нашла в себе сил даже кивнуть в ответ.

Непрошеные желания вызывали необъяснимые пьянящие ощущения. О Боже, она хотела, чтобы Адам поцеловал ее, даже представляла его губы на своих губах, его язык у себя во рту! И это она отчитывала его за поцелуи! Господи, она превращалась в распутницу!

Внезапно Ребекка вспомнила, что Адам мог после всех этих лет вновь разбить ей сердце. Это положило конец всем ее романтическим размышлениям. Она заставила себя успокоиться.

Любопытство сыграло с ней дурную шутку. Она читала ту книгу, в которой рассказывалось все о мужчинах, женщинах и похоти. Это объясняло ее теперешнее настроение. Ну разумеется, дело не только в Адаме. Но все же это был первый раз в ее жизни, когда Ребекка чувствовала, что Адам действительно ее понимает.

Однако она не может, не должна испытывать никаких чувств к этому человеку. Это совершенно невозможно. Она хотела свободы и приключений. Адам хотел покоя и одиночества. Он верил в порядок – до такой степени, что даже жил по этому чертову расписанию каждый день. Ребекка мечтала быть в сердце мужчины на первом месте, а не соперничать с властью, честью или гордостью.

Она наблюдала сквозь опущенные ресницы, как Адам поднял двойное дно коробки с солдатиками и вытащил оттуда два бархатных мешочка. Их содержимое звякнуло, когда он положил их на скамью. Ребекка смотрела с интересом, взволнованная тем, что пришлось отвлечься от массы черных волос Адама, спадающих ему на плечи, широкие плечи, которым было тесно в сюртуке. О Господи, она должна прекратить это!

Ребекка развязала один мешочек, и у нее перехватило дыхание.

– Сколько же здесь золота?

– Достаточно, чтобы оплатить все мои расходы, и даже больше. Информация стоит дорого, да и поэту понадобятся деньги. Идемте.

Вставая, Ребекка в последний раз взглянула через стекло на дождь и грозовое небо. Небольшой ялик, борясь с волнами, приближался к берегу.

– Лодка хочет пристать! Должно быть, она с того корабля.

Адам схватил подзорную трубу и смачно выругался.

– Какого черта этот болван делает?

Пряча золото в карман сюртука, он схватил девушку за руку и стал спускаться по лестнице, достаточно медленно, чтобы не споткнуться, но все же быстро, что доказывало срочность и важность происходящего. По дороге он гасил факелы на лестнице.

– Что случилось? – спросила она. – Куда мы так спешим?

– Скоро узнаете. Только один человек настолько самонадеян, чтобы осмелиться причалить здесь в шторм, и, значит, у него есть чрезвычайно веская причина.

Адам вел ее тем же путем, которым они пришли, и остановился у двери в главную комнату – спальню хозяина, которую сейчас занимала Ребекка. Он без промедления вошел в комнату и прошел к деревянному шкафчику, который скрывал потайной ход к пещере под скалой.

– Адам, – выдохнула она, – что случилось?

– По-моему, у нас будет гость.

– Вы шутите, – сказала она, но он не ответил.

– Кто-то еще знает о потайном ходе, которым вы пришли сюда? Кто? – Девушка подошла к окну и попыталась заглянуть за край скалы. – Ах да, человек в лодке. – Она привстала на цыпочки, пытаясь сквозь пелену дождя увидеть пляж под скалами. – Это друг? – Ребекка резко выдохнула. – Ну конечно же, друг, какая я глупая. Кто еще мог бы знать об этом ходе. – Повернувшись к Адаму, она сказала: – Ну? Вы собираетесь мне ответить?

– Похоже, вы сами неплохо с этим справляетесь, – пробормотал Адам. Он взял свечу, зажег ее и открыл тяжелую дверь.

Холодный воздух ворвался в комнату, закружившись вокруг лодыжек Ребекки. Она выглянула из-за плеча Адама, прикрывавшего рукой пламя свечи. Действительно, из коридора послышался звук шагов и показался отблеск света. Адам выжидал, прислонившись к стене рядом с Ребеккой.

Девушка с трепетом смотрела на лестницу. Вот появилась фигура, держащая фонарь, и в его свете первым, что она увидела, была голова в огненных кудрях под темной вязаной шапкой. Следом показались широкие плечи. Когда мужчина увидел застывших в ожидании Адама и Ребекку, он вступил в комнату, насквозь промокший, но с самоуверенной ухмылкой. Примерно на дюйм ниже Адама, он был чисто выбрит, с пышущим здоровьем лицом и весело поблескивающими зелеными глазами. Он был одет как моряк, но почему он оказался в замке Керрик, оставалось загадкой. Адам фыркнул и оттолкнулся от стены.

– Итак, Мак, неужели ты так соскучился по мне, что рисковал своей шкурой, чтобы только выпить со мной бренди и поболтать?

– Соскучиться по твоей жуткой физиономии? – ухмыльнулся его друг. – Никогда. Но у меня и правда есть страстное желание выпить. – Подойдя ближе, он переводил взгляд с Адама на Ребекку. – А я еще сочувствовал тебе! Ты не теряешь времени даром, а? И с такой красоткой. Где ты подцепил ее?

– Это не то, что ты думаешь, – проворчал Адам, зная, что парня надо остановить. Он ввел всех в комнату, закрыл потайной ход и подвинул шкаф на место. Потом стал растапливать камин. – Прежде чем ты скажешь еще что-нибудь, о чем впоследствии пожалеешь, позволь мне представить тебе леди Ребекку Марч, дочь графа Уинкома.

Мак удивленно поднял брови. Он стащил плащ с плеч и шапку с головы и передал мокрую одежду Адаму.

– Та самая леди Ребекка? – Когда Адам кивнул, Мак криво ухмыльнулся девушке. – Провалиться мне на этом месте! Никак не ожидал встретить здесь вас. Я вообще не предполагал найти здесь никого, кроме Адама.

– Оно и видно, – резко ответила Ребекка. Ее опять отодвинули на задний план.

Развесив мокрую одежду у огня, Адам еще раз помешал угли в камине.

– Поскольку я видел «Полярную звезду» уплывающей, я понял, что ты останешься здесь на несколько дней. Что случилось?

Мак бросил на Ребекку вопросительный взгляд.

– У меня есть новости.

– Все в порядке. Она знает.

Мак протянул руки к огню, лицо его посерьезнело.

– Оставив тебя здесь, я вернулся в Портсмут, походил по тавернам. Кто-то задает вопросы по всему побережью о пассажире из Франции. Описание человека, которого ищут, очень похоже на твое.

Адам выругался.

– Зачем? Кто ищет? Чего они хотят? – Взбешенный своим неведением, он вцепился руками в спинку стоящего рядом кресла и заставил себя успокоиться. Покачав головой, он почти спокойно спросил: – Как долго ты собираешься пробыть здесь?

Ребекка, молчавшая до сих пор, придвинулась ближе к нему:

– Он только что сказал, что кто-то разыскивает вас. Что, если они следят за замком? Вас это не беспокоит?

– Беспокойство не улучшит ситуацию, – огрызнулся Адам. – По крайней мере, теперь мы знаем, что должны удвоить осторожность.

Ребекка огорченно посмотрела на него:

– Я никогда не пойму вас. Как вы можете оставаться таким невозмутимым? Ведь кто-то хочет убить вас! – Она всплеснула руками.

Адама смутила ее страстная реакция. В конце концов, это ведь не за ней следят. Типичная женская реакция, решил он наконец. Поддаваться эмоциям характерно для ее пола. Женщины никогда не будут вести себя разумно или хотя бы понимать дисциплину, необходимую, когда имеешь дело с опасностью и смертью изо дня в день. Чтобы сохранить здравый рассудок и способность командовать, необходима сдержанность. Понимание этого помогало Адаму оставаться в живых. Но Ребекка – другое дело.

– Если бы я думал, что вспышка раздражения поможет делу, я бы забился в таком припадке, что мне бы позавидовал король Георг, – сказал он, наконец, ероша волосы. – Я отчетливо осознаю всю опасность сложившейся ситуации. Доверьтесь мне в этом. Но сначала, до того, как мы предпримем что-то против моих неизвестных врагов, нам нужно решить, что делать с Маком.

Глава 8

– Не нужно беспокоиться, Уизерс. Если я и пристрелю кого-то, это будет леди Ребекка.

На лице дворецкого появилось такое же холодное выражение, как у Адама. Он подал пару лакированных черных сапог с блестящими серебряными пряжками.

– Кажется, она считает эти вещи подходящими, милорд.

– Ужасно, не правда ли? Однако я согласился играть эту роль и, если это поможет мне остаться неузнанным, постараюсь как можно лучше исполнить свою партию. – Адам взглянул в зеркало. Он ненавидел эту одежду больше, чем свои предыдущие костюмы, и сейчас даже сильнее, чем несколько минут назад. Отвратительные брюки были ярко-красного цвета. О Господи! И такие узкие, что Адам сомневался, сможет ли в них сесть, не повредив свое мужское достоинство. Один только узел на галстуке, на этот раз темно-коричневом, занял у Уизерса добрых десять минут. Хуже того, невероятное количество зеленых узоров украшало золотистый жилет. – Вот черт, неужели все поэты одеваются как идиоты?

– К сожалению, сэр, мои познания в этой области не больше ваших. После сегодняшнего вечера мы будем лучше это знать.

Адам зарычал. Пригласить Перси Шелли и его спутницу к обеду было еще одной идеей Ребекки. В общем-то идея неплоха. Адаму представляется возможность изучить этого человека, узнать больше о жизни поэтов и внести необходимые дополнения в его собственный образ для предполагаемой поездки в Лондон.

Но Адам предпочел бы встретиться лицом к лицу с французской кавалерией, а не с этим проклятым поэтом. По крайней мере, на поле битвы Адам хотя бы знал, что нужно делать. Бормоча проклятия, он подошел к креслу и натянул один сапог.

Раздался стук в дверь, и Ребекка влетела в комнату, Мак вошел за ней следом. Ребекка успела сделать два шага, прежде чем заметила Адама. Остановившись как вкопанная, она прижала руку ко рту, но ей не удалось сдержать странный булькающий звук, подозрительно напоминавший смех.

Адам встал, скрестив руки на груди.

– Вообще-то обычно люди дожидаются ответа, прежде чем войти в комнату джентльмена. Что, если я не одет или принимаю ванну?

Выражение лица Уизерса отразило неодобрение Адама.

Губы Ребекки кривились в усмешке, пока она продолжала молча его разглядывать. Эта чертовка не обратила ни малейшего внимания на его слова! Она была слишком занята, пытаясь сдержать смех.

Мак, чувствовавший себя в своей роли как рыба в воде – его представили тетушке Ребекки как школьного товарища Адама, – не выглядел благодарным. Жуя сигару, он разразился смехом. Грозя ему пальцем, Адам прорычал:

– Скажи только слово, и я найду способ отомстить! Смотри и жди. – Он натянул второй сапог. – О чем вы думаете, Ребекка? Вчера я был похож на лягушку, а сегодня выгляжу как испанский флаг.

– Больше похоже на рождественское угощение. Если только ваш характер такой же сладкий. Но ваш костюм действительно яркий! Вы выглядите... м-м-м... великолепно.

– Для маскарада или фарса? – весело поинтересовался Мак, облокотясь на каминную полку.

Адам подошел к туалетному столику. Уизерс последовал за ним, чтобы добавить последний штрих к его костюму – повязать красной лентой волосы.

– Я видел денди в Аскоте, одетых более изысканно. Ни один здравомыслящий человек не наденет ничего подобного.

Мак выпустил колечко дыма.

– Ты забыл Красавчика Браммела. Хотя он и отошел в мир иной, мужчины все еще пытаются ему подражать.

Адам нахмурился:

– Я сказал «ни один здравомыслящий человек». – Он повернулся к Ребекке: – Вы уверены, что так нужно?

На этот раз Ребекка не выдержала и рассмеялась:

– Не забудьте, я встречала только нескольких поэтов, но каждый из них имел свой собственный стиль. Доверьтесь мне. Вы пытаетесь создать свой образ. Никто не заподозрит, что граф Керрик может так одеваться. – Она обратилась за поддержкой к Маку: – Ведь правда?

– Она права, мой друг.

– В этом мы сходимся, – вынужден был признать Адам.

Ребекка улыбнулась:

– Кстати, я пришла сказать вам, что, кажется, видела их карету. – Она взволнованно посмотрела на Адама. – Я слышала о Шелли замечательные отзывы. То, что он согласился приехать, просто удивительно.

– По всей вероятности, он просто хочет бесплатно пообедать, – вставил Мак.

Адам фыркнул, радуясь, что друг встал на его сторону.

– Как вам обоим не стыдно!

– Но ведь это же вы сказали, что у него туго с деньгами, – заметил Адам.

– Мне вообще не следовало ничего говорить. Это только сплетни, которые я слышала от одной из горничных. Я уверена, что он приедет сегодня, потому что жаждет разделить свою поэзию с кем-то, кто находит удовольствие в интеллектуальных беседах. Сомневаюсь, что жители деревни способны оценить его талант по достоинству. Кроме того, мне ужасно хочется познакомиться с его спутницей. Вы не представляете, как мне интересно.

Подойдя к Адаму, она поправила его галстук, так что кружевное украшение сдвинулось вправо. Уизерс стоял поблизости, мрачно наблюдая за ее действиями, но она продолжала весело вертеть ткань. Удовлетворенная результатом, Ребекка, наконец, улыбнулась. Уизерс нахмурился.

– Мэри и Перси любят друг друга уже давно, – продолжала она. Вытащив из кармана маленькую бархатную коробочку, Ребекка поставила ее на туалетный столик и открыла. – Но Перси связан браком с другой женщиной. Они отбросили предосторожности и поклялись быть вместе. Конечно, его жена, Харриет, должна чувствовать себя покинутой. Но все это очень печально и романтично, что наверняка служит источником для его вдохновения.

Качая головой, Адам легонько пальцем постучал ей по носу:

– Осторожнее. Вы слышали больше, чем просто сплетни.

Ребекка насупилась:

– Сплетни основываются на предположениях, а эта информация основала на фактах. Мэри считает, так же как и ее мать, что брак – это просто правило, установленное обществом, чтобы поработить женщин.

– Что за чертовщину она несет? – поинтересовался Мак.

– Тебе лучше не знать, – ответил Адам. – Поверь мне.

Ребекка злорадно посмотрела на него:

– Чепуха. Я уверена, вашему другу понравится идея женской независимости. Я с удовольствием расскажу ему об этом позже, когда у нас будет больше времени. – Она стукнула Адама по руке. – И перестаньте вести себя так, как будто я отправила вас спать без ужина. Вы противоречите мне просто потому, что боитесь, что у вас не получится. Думайте о сегодняшнем дне как о репетиции. Возможно, вам придется появиться в Лондоне в роли Фрэнсиса Коббалда.

Адам воздержался от ответа. Он наблюдал, как Ребекка нашла серебряную булавку в виде павлина и приколола ему на лацкан.

– Не нервничайте, – смеясь сказала девушка. – Мы не ждем от вас совершенства в ваш первый выход. Это просто возможность понаблюдать и усовершенствовать ваш образ литератора. Кто знает, может, что-то окажется полезным.

Резким движением Адам снял булавку и положил оскорбительный предмет обратно на туалетный столик. Он не собирается носить проклятую птицу на своей одежде!

– Мое исполнение не настолько плохо. Ребекка с сомнением на лице пожала плечами:

– Посмотрим. Было бы даже лучше, если бы мы играли эту роль для кого-то, кто знает вас, конечно, кроме Уизерса и моей тети. Это была бы настоящая проверка. А теперь, если вы готовы, нам лучше спуститься вниз. Гости скоро будут здесь.

Мак подмигнул и пообещал присоединиться к ним позже. Адам, подчинившись неизбежному, надел на глаз надоевшую повязку и вышел из комнаты вслед за щебечущей Ребеккой. Ее бурные эмоции резко контрастировали с его недовольным видом. Уизерс следовал за ними на почтительном расстоянии. Когда они прошли половину коридора, снизу послышался непонятный шум.

Они подбежали к лестнице и ошеломленно застыли. Все тщательно продуманные планы этого дня рушились на их глазах, как горящий дом. Эдвард, граф Уинком, и его жена леди Мириам стояли в фойе вместе с крупной собакой, которую Адам слишком хорошо знал, в окружении чемоданов и суетящихся слуг. Родители Ребекки приехали навестить дочь.

Девушка со стоном нырнула за угол:

– Этого не может быть. Что же нам теперь делать?

– Отобедать с ними, мне кажется, – сказал Адам. Она схватилась руками за голову:

– Пожалуйста, будьте серьезнее. Отец зол на меня. И он будет в бешенстве, узнав, что я позволила незнакомцу остановиться здесь... А если вы расскажете ему правду, он разозлится, что я немедленно не сообщила ему о вашем возвращении.

– Слишком поздно, я не могу сейчас исчезнуть, – сказал Адам. – А они-то уж точно не уедут. Вы хотели проверить мистера Коббалда кем-то, кто меня знает? Вот великолепная возможность. Если мы преуспеем сегодня, то можем утром рассказать вашему отцу правду. Если повезет, он будет так удивлен, что забудет рассердиться... и не арестует меня. – Он увидел на ее лице признаки паники. – Помните, вы сказали, что я должен доверять вам. Теперь я прошу вас о том же.

– А как же Джаспер? – прошипела Ребекка. – Отец привез с собой вашу проклятую собаку.

Адам еще раз выглянул из-за угла. Его старый фокс-хаунд обнюхивал каждый доступный ему дюйм мраморного пола, натягивая поводок и бешено виляя хвостом. Да, Джаспер – это проблема!

– Прошло три года. Может быть, он и не вспомнит меня. – В ответ на ее скептический взгляд Адам добавил: – А может, и вспомнит, но я обещаю что-нибудь придумать. Давайте спускайтесь вниз, пока ваш отец не отправился разыскивать вас.

Приняв неизбежное с достойной восхищения решимостью, Ребекка кивнула головой, расправила плечи и стала спускаться по лестнице с радостной улыбкой на лице. Когда она здоровалась с родителями, в ее голосе слышалось только удивление от их внезапного приезда.

Лорд Уинком стряхнул с пальто капли дождя – лужица воды образовалась у его ног. Выглядящий почти так же, каким его помнил Адам, Эдвард сложением напоминал боксера-профессионала; у него были огромные плечи и широкая, как бочка, грудь. Когда его мускулистые руки, способные разорвать человека надвое, обняли дочь, это было похоже на объятия медведя.

Адам не мог слышать слов Ребекки, но ее губы не переставая двигались, а руки порхали, словно крылья чайки. Потом она обняла мать. Увидев Уизерса и Адама, выглядывающих из-за угла, она осторожно шикнула на них.

«Проклятие», – подумал Адам. Эдвард знал его, как никто другой. Он хотел бы довериться старику, ему был противен обман, но если он сможет провести лорда Уинкома, то обведет вокруг пальца кого угодно. А тут еще Джаспер. Значит, придется что-то придумать. Ну, сейчас или никогда.

– Минутку, сэр, – сказал Уизерс, когда Адам собрался выйти из укрытия. Дворецкий побежал, насколько был способен бегать в свои пятьдесят пять лет, к спальням и вернулся с маленьким хрустальным флаконом. – Это для собаки, – сказал он и с извиняющимся выражением лица выплеснул содержимое на брюки Адама. Невыносимый запах роз наполнил коридор. Адам отскочил назад.

– Гром и молния, хватит! Я пахну как дешевая шлюха! – Он поднял глаза к небу в немой молитве. Господи Боже, он ведь знал, что ему понадобится любая помощь. Сделав глубокий вдох, он стал спускаться по лестнице.

– Метафоры, ваша светлость, – прошептал Уизерс, его голос расстроено дрожал. – Сутультесь и моргайте. И говорите в нос. Немножко смирения в голосе тоже не повредит. И попробуйте чихать, сэр.

Адам коротко кивнул и стал спускаться по лестнице подпрыгивающей походкой. Все движение в холле прекратилось.

Эдвард метнул в сторону Адама проницательный взгляд. Подняв свои седые брови, он проревел:

– Кто вы такой и какого черта здесь делаете?

– Папа, – воскликнула Ребекка, – я все объясню!

– Да уж, придется, черт побери!

– Эдвард, следи за своим языком, – произнесла Мириам Марч Уинком с терпеливой властностью, стягивая с рук перчатки. – Ваша дочь переняла у вас достаточно дурных привычек. И успокойтесь. Мы ведь только что приехали.

– Похоже, как раз вовремя, – проворчал Эдвард.

К этому моменту Адам успешно преодолел лестницу и остановился не более чем в футе от отца Ребекки. Он несколько раз взмахнул рукой, заставляя кружевные манжеты взлетать и ниспадать каскадом, низко поклонился и представился:

– Фрэнсис Коббалд к вашим услугам, милорд.

Эдвард несколько раз втянул носом воздух, бросил холодный взгляд на Адама, потом на свою дочь. Его рычание очень напоминало рык Джаспера:

– Это правда?

– Не обращайте внимания на моего мужа, мистер Коббалд. Просто мы перенесли ужасно утомительное путешествие, а он ненавидит сюрпризы. Всегда ненавидел и будет ненавидеть. Особенно если это касается его дочери.

Грубая матросская песенка, что-то о водяных, тритонах и ракушках, донеслась со второго этажа. О Боже, он совсем забыл про Мака! Адам обернулся как раз в тот момент, когда его друг появился на лестнице с сигарой в одной руке и бокалом бренди в другой.

Эдвард упер руки в бока:

– Дьявольщина, а это что за чучело? Захваченный врасплох гневом почтенного старика, Мак взглянул через плечо, как будто надеялся, что кто-то еще сможет ответить на вопрос. Поняв, что придется отвечать самому, он зажал сигару в зубах, почесал ухо и зашагал вниз по лестнице с таким видом, будто он был владельцем этого замка. Подойдя прямо к Эдварду, он протянул ему руку для приветствия.

Лорду Уинкому удалось сдержать себя и даже пожать ее. Он кивнул в сторону Адама:

– Вы с этим парнем?

– Нет, сэр. Макдоналд Арчер к вашим услугам.

– Странно. Похоже, здесь все к моим услугам, а я до сих пор понятия не имею, кто вы такие.

Облокотясь о дубовые перила, Мак разглядывал кончик своей сигары.

– Могу сказать то же самое о вас, приятель.

Глаза Эдварда сузились, как острия стрел, нацеленных на Мака. Привыкший иметь дело со злобными и сильными мужчинами и один из лучших игроков в покер, каких знал Адам, Мак смотрел на Эдварда не моргая. Он затянулся сигарой.

– Если вы хотите знать, я друг Адама Хоксмора, последнего графа Керрика.

– Кто граф, я знаю, – негодующе заявил Эдвард.

– А вы кто?

– Лорд Эдвард Марч, граф Уинком. Человек, который как раз занимается делами лорда Керрика, и отец этой юной леди. – Он долгим взглядом изучал Мака, потом посмотрел на Адама и наконец перевел взгляд на дочь: – Ты хотела мне что-то объяснить.

Мать Ребекки подошла к мужу:

– Дорогой, пожалуйста. Может быть, мы пройдем в комнату? У тебя наверняка не меньше дюжины вопросов, и я сначала хотела бы оказаться у горящего камина, в удобном кресле, с чашкой чаю.

Мак похлопал Эдварда по плечу:

– Превосходная идея!

– Я принесу чай. – Уизерс, который молча присоединился к собранию, поспешил в кухню, как будто пища могла изменить то, что произошло за последние полчаса.

Мириам протянула мужу руку. Эдвард помялся, но все же пошел вперед под руку с женой, держа собаку на поводке. Мак последовал за ними. Проходя мимо Адама, он принюхался и поморщился. Бросив лукавый взгляд на своего друга, он еще раз поморщился и с важным видом удалился вслед за Эдвардом. Адам не знал, что выбрать – пристрелить Мака или застрелиться самому.

Ребекка тихонько подошла к Адаму и прошептала:

– Что мы будем делать?

– Пить чай, нам некуда отступать. Мак, кажется, нашел подход к вашему отцу, а мы знали, что Фрэнсису Коббалду придется рано или поздно встретиться с вашими родителями.

– Я предпочла бы как можно позднее.

– Ребекка! – Рев ее отца эхом отразился от покрытых гобеленами каменных стен.

Покачав головой, она крикнула в ответ:

– Иду, папа. – Девушка снова повернулась к Адаму: – Может быть, просто рассказать ему правду?

– Нет. Я не расположен сейчас доверять никому, даже вашему отцу. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

– Мне вы доверились.

– У меня не было выбора, не так ли? Она подозрительно уставилась на него:

– Вы действительно думаете, что мой отец желает вам смерти? – Адам не возразил, и Ребекка возмущенно посмотрела ему прямо в глаза. – Как вы смеете?! Мой отец любит вас! Может быть, он поддается влиянию и любит спорить, но он никогда не причинил бы вам зла.

Адам не хотел стоять в коридоре и спорить с Ребеккой. Он направился в салон, бросив через плечо:

– Намеренно – нет. Вы идете?

– Минуточку! – Ребекка потянула его за локоть. – Что вы имеете в виду?

– Только то, что ваш отец такой же, как и вы, – импульсивный. Может, даже больше. Как только он услышит мою историю, неизвестно, что он надумает. Мне не нужна крупнокалиберная пушка, колесящая по Англии и пытающаяся доказать мою невиновность. Он может пристрелить Сиверса или Осуина просто из принципа. А теперь идемте. Наше затянувшееся отсутствие только разожжет его любопытство. Я хочу, чтобы вы пошли в ту комнату, говорили как можно меньше и дали мне возможность все уладить. Этот день должен был стать проверкой для мистера Коббалда. Пусть так и будет. Единственное отличие в том, что сейчас я буду играть роль перед ними всеми – мистером Шелли, Маком, вашей тетей, вашими родителями и, черт побери, моей собственной собакой.

– Мистер Шелли или Джаспер не смогут отослать меня в Шотландию до конца моих дней!

Адам остановился между двумя доспехами, принадлежавшими давно почившему предку, и обернулся. Ребекка выглядела ужасно виноватой. Волнение и беспокойство не помогут в их представлении. Он должен отвлечь ее от беспокойных мыслей. Криво улыбаясь, Адам провел пальцем по ее нахмуренной брови, вниз по щеке и остановился под подбородком. Он погладил пальцем ее губы:

– Признайтесь, вы ведь беспокоитесь и обо мне, не так ли, дорогая?

Ребекка открыла рот от изумления, потом захлопнула его с восхитительным рычанием, напомнившим ему их поцелуи. Резко развернувшись, она помчалась в салон.

– Ни капли, дубина! Это ваша голова, а не моя. Я могу сослаться на временное помрачение рассудка. И кстати, от вас воняет.

Глава 9

Эдвард раздраженно расхаживал взад и вперед перед камином, сцепив руки за спиной. Он выглядел так же, как и всегда: густые седые усы над верхней губой, шевелящиеся при каждом выдохе, напоминали Адаму огнедышащего дракона, изображенного на картине над камином. Адам с трудом сдержал улыбку. Чаще всего, если только он не был действительно рассержен, все вопли и резкие выражения Эдварда были лишь пустыми угрозами. В сущности, он, был предсказуемым человеком. Адам рассчитывал, что эта предсказуемость поможет ему сегодня вечером.

Мириам Марч, миниатюрная женщина с изящными чертами, леди с ног до головы, была полной противоположностью своей дочери. Она напоминала Адаму китайскую фарфоровую статуэтку на кружевной салфеточке, в то время как Ребекка ассоциировалась у него с ураганом, страстью и смятыми простынями. Мириам обладала мягкими манерами в сочетании с внутренней твердостью, что часто вводило людей в заблуждение. Ребекка не умела сдерживать свои эмоции. Мириам управляла всеми – включая своего мужа – терпеливо, спокойными словами, а Ребекка постоянно требовала, чтобы ее выслушали.

Мак прислонился к стене около шкафа с напитками. Он, похоже, был готов предоставить Эдварду возможность заговорить первым. «Как обычно», – подумал Адам. Как и он сам, Мак был из тех, кто терпеливо изучает противника. Это умение не раз спасало Мака от Ньюгейтской тюрьмы. Сидя рядом с матерью на атласном диване, Ребекка нервно наматывала на палец длинную персиковую ленту платья.

– Какой чудесный сюрприз! Я и не ожидала увидеться с вами до Лондона.

Мириам похлопала дочь по руке:

– Знаю, моя дорогая. Ты уехала всего неделю назад, но твой отец подумал, что тебе, наверное, одиноко.

Эдвард фыркнул:

– Как видишь, она все-таки нашла себе компанию.

– Папа, не скандаль, пока не выслушаешь меня.

– Ты слышала? – спросил он жену. – Она говорит, что я скандалю! Ха! С чего бы мне .скандалить?! В конце концов, я ехал два дня по худшим дорогам Англии в ужасную бурю, думая, что она умирает от скуки, только для того, чтобы обнаружить в доме неизвестных гостей. – Он закончил свою сентенцию пронизывающим взглядом в сторону Адама. – Скучала, черт меня...

– Эдвард! – предостерегла Мириам.

Уизерс поспешно вошел в салон, неся на подносе чай и пирожные. Его щеки пылали, на лбу выступили капли пота. Явно взволнованный, Уизерс, похоже, бежал из кухни бегом. Адам не знал, то ли огорчаться недостатку уверенности дворецкого, то ли радоваться проявлению его преданности. Когда они обменялись взглядами, облегчение отразилось в серых глазах старика, и Адам решил, что лучше радоваться.

Эдвард отказался от пирожков с изюмом и подошел к бару, чтобы налить себе бренди. Он вопросительно взглянул на Мака и вернулся в центр комнаты. Адам знал тактику Эдварда: притворством и обманом обезоружить врага, а потом сокрушить его.

Адам решил, что лучшая стратегия – наступление. К счастью, Ребекка выполняла его просьбу и молчала. Он поставил бокал на стол рядом с собой и подпер рукой подбородок.

– Вы и не представляете, милорд, как велика моя благодарность. Общение с вашей очаровательной дочерью – ничтожное проявление ее безграничной щедрости. – Он повернулся, посылая девушке подбадривающую улыбку. – Она нежный розовый бутон на колючем кусте.

Брови Эдварда сошлись на переносице, глаза опасно сузились. Джаспер поднял нос и принюхался. Виляя хвостом, пес медленно продвигался к Адаму, натягивая свой кожаный поводок. Эдвард оттащил собаку, а Адам воспользовался советом Уизерса и чихнул.

– Сделай что-нибудь с этой собакой, – сказала Мириам. – Я вообще не понимаю, зачем ты его привез.

Одно слово Эдварда вернуло Джаспера на место у его ноги. Пес сел, заскулил, встал, снова заскулил, потом рухнул на пол и положил морду на передние лапы. Адам мог поклясться, что собака готова заплакать.

– Где, черт возьми, моя сестра? – спросил Эдвард. Лежа у его ноги, Джаспер заскулил и посмотрел на Адама.

Не успел лорд Уинком задать свой вопрос, как леди Такер появилась в гостиной, приветственно протягивая руки:

– Дорогой братец, как ты поживаешь?

Не отрывая внимательного взгляда от Адама, Эдвард позволил сестре обнять себя.

– Я послал тебя сопровождать мою дочь. Вместо этого я нахожу дом полным незнакомцев. Ты в своем уме?

Хихикая, Дженет отмахнулась от него, схватила с подноса фруктовое пирожное и уселась на диван рядом с Мириам.

– Ты должен благодарить меня, старый осел.

Брызжа слюной, Эдвард прорычал:

– Старый осел?! Почему я...

– Ведите себя прилично! – потребовала Мириам, весело качая головой. – Вы оба. Эдвард, где твои манеры? Сядь и успокойся. Дай Дженет и молодому человеку возможность объясниться. – Она повернулась к Адаму: – Начните вы, мистер Коббалд.

Адам перевел взгляд с Эдварда на Мириам, которая потягивала свой чай с удовлетворенной улыбкой на лице. Эта женщина могла одурачить многих, но он знал, что от нее не ускользнет ни одна деталь.

Моргнув с полдюжины раз, он поведал им дикую историю о том, как на него напали разбойники и как он прибыл в замок, сопровождая все вздохами и поклонами для лучшего впечатления. Он пытался найти подходящие метафоры, но ничего хоть сколько-нибудь подходящего, кроме черных ворон, о которых говорила Ребекка, не приходило в голову, несмотря на все усилия.

Заметив, что Джаспер снова пытается подползти к нему, Адам чихнул.

– Как вы оказались в этих краях? – спросил Эдвард.

Ребекка взглянула на Адама, и он заметил панику в ее глазах до того, как она отвернулась к своей чашке.

– Мистер Коббалд – поэт! – восторженно воскликнула Дженет, на секунду оторвавшись от пирожного.

– Кто?! – Громогласный вопрос Эдварда можно было услышать в деревне в двух милях от замка. Он уставился на Ребекку: – Я ведь предупреждал тебя держаться подальше от таких, как тот парень, Барнард! Я высказал свое мнение предельно ясно. Ведь так, Мириам?

– Да, дорогой, ты высказал. И к тому же очень громко, насколько я помню.

– Но я ведь не приглашала мистера Коббалда намеренно.

– Это правда, ваша светлость, – вставил Адам, возвышая голос почти до визга. – Ваша дочь спасла мне жизнь. Мои раны чудесно зажили, и я мог бы уехать уже через день или два.

– Хорошо, – только и сказал Эдвард. Мириам покачала головой:

– Мистер Коббалд, мой муж очень любит свою дочь, и вы должны признать, что никогда нельзя быть чересчур осторожным, если это касается репутации молодой девушки.

– Я вас прекрасно понимаю. – Видимо, учитывая исходивший от него запах, Адам решил придерживаться цветочной темы для метафор. – Роза, такая, как леди Ребекка, должна быть ограждена от любых... – Он запнулся. От каких болезней можно защищать розу? Он посмотрел на Ребекку и выпалил первое, что пришло ему в голову: – Паразитов.

Ребекка, сидевшая в напряженном ожидании, нахмурилась. Уизерс изумленно открыл рот, а Мак поперхнулся своим бренди. Джаспер вскочил и завыл. Мечтая утопиться в ближайшей бутылке с бренди, Адам моргнул еще несколько раз.

– Джаспер, сидеть, – приказал Эдвард прежде, чем повернуться к Адаму. – Что с вашим глазом?

Адам вздрогнул.

– Это у меня с детства. – Его ресницы дрогнули. Черт! Теперь он, похоже, не избавится от тика. Он откашлялся. – В общем, ваша Дочь предложила мне убежище. И вот я здесь.

Уинком погладил свои усы и повернулся к Маку:

– А вы?

Мак вальяжной походкой подошел к разъяренному графу. Опустился на одно колено и почесал собаку Адама за ухом – Джаспер перекатился на бок, подергивая задней ногой.

– Адам и я выросли вместе. Я недавно вернулся в Англию и стал разыскивать своего старого друга, но узнал о его кончине. Печальное положение дел, по-моему. К сожалению, я узнал это уже после того, как мой корабль отплыл. Он вернется через два дня. – Мак встал и облокотился о каминную доску. – Леди Такер предложила мне кров на это время.

– Замечательно, что у нас не гостит еще и шайка воров. – Постукивая пальцем по верхней губе, Эдвард спросил: – А где вы живете?

– То здесь, то там. У меня свой корабль.

– Я имел в виду, кто ваши родители?

– Моя мать была чудесной женщиной, которая провела жизнь прислуживая джентльменам, чтобы заработать кое-какую мелочь. – Мак скрестил руки на груди. – Скажите, сэр, у вас нет предубеждения к бастардам?

– Тогда у меня было бы предубеждение к самому себе, – сухо заметил Эдвард, глядя ему прямо в глаза. Они напоминали двух бульдогов, готовых сцепиться из-за кости. – Бастард – это одно, молодой человек. Темпераментный бастард – совсем другое. Вы ведете себя слишком фамильярно, вот и все.

Мак вызывал огонь на себя, отвлекая внимание от Адама. Сейчас тот ждал ответа Мака, не уверенный в намерениях Эдварда. Если и был один предмет, который его друг ненавидел, то это его происхождение. Не зная, кто его отец, Мак избегал этой темы, как девственница избегает наставлений священника относительно брачного ложа, и становился болезненно раздражительным, когда его заставляли об этом говорить. К счастью, в дверях появился слуга:

– Леди Ребекка, прибыли ваши гости.

Неожиданно визит Шелли оказался как нельзя кстати. Если повезет, расследование лорда Уинкома будет отложено. Адам сможет собраться с мыслями и спланировать дальнейшие шаги.

– Какие еще гости? – поинтересовался отец Ребекки, рассерженный вторжением.

Выдавив из себя бодрую улыбку, девушка сказала:

– Как же я забыла! Мистер Перси Шелли и его подруга приглашены на обед!

– Шелли? – спросил Уинком. – Откуда мне знакомо это имя?

Мак, уверенный, что вечер обещает быть необычайно интересным, подсказал ответ:

– Сегодня, наверное, ваш удачный день. Шелли тоже поэт.

– Разве Бог вел войну против Наполеона? Нет. Потому, что Бога не существует. – Шелли стоял, прислонившись к каминной полке. – Много лет церковь наполняла свои сундуки мертвыми душами молодых людей – и все во имя Господа.

Поэт говорил страстно, Адам готов был признать это. Жаль, что он так заблуждается.

Адам откинулся в кресле, склонив голову в притворном согласии. На самом же деле его обуревало желание врезать этому стихоплету по его нежному лилейно-белому лицу. Наверняка у него будут потом болеть зубы от того, что он слишком сильно стискивал их весь последний час. Адам взглянул на лорда Уинкома.

До сих пор сидящему в удобном кресле рядом со своей женой Эдварду неплохо удавалось защищать позицию Англии относительно политики и войны. Его громогласные выражения не переставали развлекать Адама, хотя сам Эдвард в этот момент был близок к апоплексии.

Ребекка же благоговейно внимала каждому слову, произнесенному Шелли. Это было, конечно, в те моменты, когда она не шепталась с его спутницей, мисс Годвин, на диване. Только Бог знает, какую чепуху они обсуждали.

Мак, наслаждаясь в своем углу бренди, развлекал Джаспера, в то время как Дженет занималась коробкой шоколадных конфет.

Грациозным движением Шелли запустил пальцы в свои длинные густые локоны.

– Мужчина делает сознательный выбор. Он ведет войну, прикрываясь идеалами, тогда как фактически его цель – получить земли или деньги или просто прослыть героем.

– Другими словами, – прервал его Адам с безмятежностью, которой на самом деле не чувствовал, – вы уверены, что все наши соотечественники отправились во Францию, тащились через грязь, дождь, кровь и смерть, чтобы, вернувшись домой, развлекать толпу сплетников и бездельников? Чтобы бахвалиться перед ними своими подвигами?

Шелли погладил ладонью свой крахмальный воротник, расстегнутый у шеи, – стиль, которому Адам завидовал, учитывая удушающий галстук, надетый на него. Непринужденность гостя была приятна глазу в этот мучительный вечер. Адам мечтал сбросить свой собственный галстук как можно скорее.

– Совершенно верно, мистер Коббалд. Эти бедняги, введенные в заблуждение, направляемые обществом, обремененные смехотворным кодексом чести, не знали ничего лучшего; как потерявшиеся овцы на лугу, они следовали по самому простому пути, ведомые примером своих предков.

Это выглядело издевательством над родом Керриков. И Адаму это не нравилось. Да, совершенно определенно, внешность этого человека существенно улучшил бы синяк под глазом и разбитый нос. Адам усмехнулся. Должно быть, Ребекка прочла его мысли, потому что кашлянула и бросила на него предостерегающий взгляд.

Если бы Мириам не сидела рядом со своим мужем, сдерживая его, Шелли уже давно валялся бы на персидском ковре.

– Достаточно. Я никогда еще в своей жизни не слышал такого количества дезинформации и подстрекательства к мятежу! – закричал Эдвард.

Джаспер, до того момента вполне довольствовавшийся вниманием Мака, подбежал к нему и залаял, как будто соглашаясь с его словами.

Рассерженный Шелли расправил свои ссутуленные плечи. Он перевел взгляд с Адама на мисс Годвин, потом снова на Эдварда.

– Я не хотел никого оскорбить, сэр. Каждый человек имеет право на собственное мнение.

– Не в этом доме, – огрызнулся Эдвард. – Мистер Арчер, уймите собаку.

– Конечно, сэр. – Со своего места в углу Мак успокоил собаку несколькими тихими словами. Джаспер трижды повертелся на месте, потом улегся на пол, пристроив голову на сапог Мака.

Положив руку на сжатый кулак Эдуарда, леди Уинком вежливо улыбнулась:

– Джентльмены, пожалуйста, успокойтесь. К сожалению, мужчины с твердыми убеждениями часто не признают другого мнения, поэтому некоторые темы лучше просто не обсуждать. Может, поговорим о чем-нибудь другом? Мисс Годвин, расскажите нам о себе.

Адам не был уверен, что это лучшее решение, зато Ребекка встрепенулась.

– Расскажите, – попросила она, с трудом сдерживая возбуждение.

Разумеется, у мисс Годвин была масса информации и личного опыта, чтобы поделиться. Одетая в простое льняное платье, с бледным и задумчивым лицом, она была такой, как и ожидала Ребекка: молодой, умной, искренней и совершенно очарованной Шелли.

– Вы будете продолжать произведения вашей матери? – спросила Ребекка.

– Я всегда склонялась больше к полету фантазии, – объяснила мисс Годвин. – Я скоро закончу свой первый роман – после рождения сына у меня было мало времени для работы.

– Я и представить не могла! – восхищенно воскликнула Мириам. – А ваш муж скоро присоединится к вам?

Шелли нежно обнял за плечи мисс Годвин.

– Я отец Уильяма.

Лицо Мириам побледнело.

– О, я не знала. Ваши имена...

– Не одинаковые, – прервала мисс Годвин без тени смущения. – Мы знаем. У нас с Перси не было выбора. Мы пылко полюбили друг друга, но его жена отказывается расторгнуть их брак.

– Разве это не удивительно? Мисс Годвин – дочь Мэри Уоллстоункрафт, – быстро добавила Ребекка, увидев, что ее мать готова упасть в обморок. – Естественно, ее убеждения отличаются от традиционной точки зрения.

– Мне следовало догадаться, – фыркнул отец Ребекки, неодобрительно глядя на дочь.

Дженет надкусила пирожок с ягодами, с удовольствием наблюдая эту сцену. Адам и Мак обменялись теми тайными мужскими взглядами, которые заставляли женщин искать что-нибудь, чем швырнуть в них.

– Совершенно верно, – подтвердила Мэри нежным, мягким голосом. – Я всем сердцем верю в важность распространения образования среди женщин, хотя я вряд ли смогу быть такой же смелой в своих сочинениях, как моя мать. Пусть лучше моя жизнь станет наглядным примером.

– Действительно, – проворчал Эдвард.

– Папа, потише, – прошептала Ребекка, зная, что все равно услышит все это завтра. – Продолжайте, мисс Годвин.

– Моя мать считала, что институт брака создан исключительно для выгоды мужчин.

– И это правда, – убежденно добавила Ребекка.

– Она выразила это лучше всего, написав, что в нашем обществе «женщина – игрушка мужчины, его погремушка, которая должна звенеть и развлекать его всегда, когда он захочет развлечься».

– Я хорошо помню этот абзац, – сказала Ребекка. – Это один из моих самых любимых.

Мисс Годвин бросила мечтательный взгляд на Шелли, который стоял, лениво опираясь на спинку кресла.

– Официальные документы о заключении брака объявляют, что мужчина владеет женщиной. Если бы любовь и уважение связывали вместе двух людей, а не лист бумаги, возможно, в высшем обществе было бы больше счастливых браков.

Сколько раз Ребекка говорила об этом своим родителям! Она хотела встать и приветствовать громкими возгласами всех освобожденных женщин или по крайней мере поаплодировать. К сожалению, судя по презрительной усмешке отца и мрачному лицу Адама, она поняла, что в этом случае никогда больше не выйдет из своей комнаты. Даже Мак имел наглость фыркнуть. И Ребекка не могла вспомнить, видела ли раньше на лице матери такое каменное выражение.

Мириам молча обвела взглядом комнату. Без сомнения, она искала способ вывести всех из затруднительного положения, отвлечь от неподходящей темы. Ее взгляд остановился на Адаме.

– Мистер Коббалд, почему бы вам не почитать нам свои стихи?

Эдвард застонал:

– Это обязательно?

– Не обращайте внимания на моего брата, мистер Коббалд, – пискнула Дженет. – Он никогда не был силен в дипломатии. Я бы сказала, стихи – это как раз то, что нам нужно.

– Благодарю вас, но нет. – Адам не собирался предлагать себя в качестве жертвенного ягненка. – Может быть, мистер Шелли. Он занимается поэзией гораздо дольше меня.

– Не робейте, – подбодрил Шелли из противоположного угла комнаты.

На его счастье, руки Адама не могли дотянуться до его шеи.

Решив успокоить страсти любым способом, Мириам потребовала:

– Да, мистер Коббалд, вы прочтете нам свои стихи. Сейчас же. А когда вы закончите, мы можем послушать мистера Шелли.

Вот чертовщина! У Адама не было ни малейшего желания привлекать к себе внимание. К несчастью, в глазах Мириам он увидел блеск, который не предвещал ничего хорошего любому, кто посмеет ей возразить.

Никакой надежды отвертеться! Адам покинул свое убежище – кресло и встал около окна. Он расставил ноги, как будто собирался обратиться к своим солдатам, потом сдвинул их вместе, чтобы перенести вес на одну ногу. Он решил, что это более изнеженная поза и лучше соответствует образу.

– О! – визгливо начал Адам, возможно, чуть выше, чем требовалось. – Как похожа эта весна любви... на прекрасный апрельский день! Но вскоре ясные солнца лучи... мрачных облаков закрывает тень.

Шелли тихонько усмехнулся, но, впрочем, без иронии:

– Не Шекспир, конечно, но довольно оригинально.

Все глаза были устремлены на Адама. Даже Джаспер заинтересованно заскулил и натянул поводок. По мнению Адама, Шелли заслуживал уже двух подбитых глаз. Глубоко вздохнув, он задумался о каком-нибудь поучительном предмете. О чем-то вдохновляющем. Джаспер взвыл.

– Собака, – выпалил он. – Друг навечно. – Адам ухмыльнулся Ребекке, ужасно довольный, что смог составить целую строку. Он проигнорировал грубый сдавленный смешок Мака, который тот неудачно попытался прикрыть рукой. – Добрейшие созданья, призванье их – охота. Они обожают хозяина, пусть даже и... – Он подошел к окну, подыскивая слово в рифму. – Идиота! – воскликнул он. – Человеку прекраснейшие друзья, и лучше сказать нельзя.

Наступила тишина – абсолютная, подавляющая тишина.

Наконец Шелли выпрямился:

– Если вы простите мою смелость, мистер Коббалд, вы могли бы попытаться больше использовать воображение. И возможно, более подходящую тему. Например... – На его лице появилось отсутствующее, мечтательное выражение. – И весна, возникает в саду, как любовь, струится повсюду... – Поэт театрально прижал руки к груди. – И цветы после зимнего плена восстают из черной груди земли. – Он помолчал, а потом более серьезным тоном предложил: – Попробуйте другой путь, мистер Коббалд.

Адам хотел попробовать другой путь – прямо по лестнице наверх. Он уставился на картину на дальней стене комнаты, изображавшую корабль в штормовом море, и страстно захотел оказаться на борту этого корабля. Лучше утонуть и окончить свои страдания, чем сочинять еще одно проклятое стихотворение.

Воображение? Черт! Адам моргнул, вздохнул, вспомнил свидание с Ребеккой в восточной башне. Он видел много пьес. Разумеется, он тоже сможет говорить в такой же странной манере, как и Шелли.

– Лучезарные крылья молний взрывают ночной небосвод. – Адам неистово взмахнул рукой. – Поднимает свой меч мать-природа и громы на землю шлет. И ничто не спасется от карающей длани. – Его голос обрел силу и высоту, которые он нашел наиболее впечатляющими. Хлопок в конце выглядел штрихом гения.

Взамен аплодисментов Джаспер взвыл, пристально глядя на Адама, а потом зарылся головой в лапы и застонал в какой-то собачьей мольбе. Адам чуть было не присоединился к нему. Однако он был спасен.

– Обед подан, – отрывисто возвестил Уизерс.

Все в комнате, казалось, вздохнули с облегчением.

Глава 10

После обеда гости уехали. Леди Такер, сославшись на усталость, тоже покинула компанию. Адам, намеревался последовать ее примеру. Ему хотелось побыть одному в своей комнате, расслабиться, выпить что-нибудь крепкое и избавиться от проклятого воротника, не дававшего свободно вздохнуть. Не теряя времени, он пожелал всем доброй ночи и направился к лестнице, надеясь, что Мак и Ребекка отправятся за ним. Им нужно было обсудить, как утром открыть правду графу Уинкому.

Его остановил Эдвард, который, взяв Адама под руку, смотрел на него со слишком уж сияющей улыбкой.

– Если вы не против, я бы хотел выпить с вами бренди в библиотеке, пока все не разошлись спать. – Когда Мак попытался незаметно выскользнуть из комнаты, Эдвард добавил: – И вы тоже, молодой человек.

Пропустив вперед жену, лорд Уинком провел всех в библиотеку и закрыл двери из красного дерева. Звук захлопнувшихся дверей показался зловещим в тишине комнаты. Едва присутствующие расселись в креслах, он повернулся к дочери, гордо выпрямившись, и спокойно спросил:

– Я что, похож на дурака? – Странная, похожая на волчий оскал, улыбка не покидала его лица.

Глаза Ребекки округлились.

– Конечно, нет, папа.

– Может, я впал в старческий маразм, как твой дядя Альберт?

– Не говори глупостей, – прервала его жена. – Ты умрешь задолго до этого из-за припадков гнева.

Его ноздри дрожали, когда он спросил:

– Мне что, пора в сумасшедший дом?

Мириам и Ребекка хором ответили:

– Нет.

Адам молчал, наблюдая за происходящим и пытаясь понять, к чему клонит Эдвард. Ведь опытный игрок никогда не открывает свои карты, пока вся колода не роздана.

Эдвард подошел к столу в центре комнаты, обошел его кругом раз, другой и на третьем круге остановился прямо перед Адамом.

– Если не я, тогда вы. – Он скрестил руки на груди и прорычал: – Какого дьявола вы тут вытворяете?

Его жена испуганно вскочила с кресла:

– Эдвард! Оставь гостей в покое. Ты не в своем уме.

– Ты так думаешь? Гм! – Он поднял бровь, свирепо посмотрел сначала на Мака, потом на Ребекку и наконец обрушил всю свою ярость на Адама: – Я что, сошел с ума, мистер Коббалд?

Обман не удался, Адам понял это. Продолжать представление было бы оскорбительно для них обоих. Покорившись неизбежному, он медленно встал и стянул повязку с глаза.

Мириам потрясенно смотрела на него. Наконец узнав, она рухнула в кресло.

– Адам? – слабым голосом спросила она.

– Да, мадам.

Эдвард подошел к нему вплотную и сказал, глядя прямо в лицо:

– Клянусь Богом, сынок, мне следовало бы тебя высечь.

Мак сделал два шага, держа руку за отворотом сюртука, где у него всегда был спрятан пистолет. Адам дал другу знак, чтобы тот остановился, и замер с твердостью военного, приветствующего своего старшего по званию офицера; он расставил ноги на ширину плеч, сцепил руки за спиной, взгляд его был направлен прямо перед собой.

– Понимаю, сэр. Как вы меня узнали?

– Уж конечно, не потому, что ты счел нужным рассказать мне. Все благодаря Джасперу. После твоего отъезда этот пес ни разу не выделывал трюк с молитвой, которому ты его научил. Мне просто оставалось сделать соответствующий вывод. Ты знаешь о том, что за твою глупую голову назначена награда?

– Очевидно, сэр, вы сделаете то, что велит вам долг. Я бы, однако, хотел иметь возможность объясниться прежде, чем вы передадите меня властям.

– Властям? А я всегда считал тебя умным парнем! С какой это радости мне так поступать? Ты ведь невиновен, не так ли?

– По правде сказать...

– Да или нет?

– Да.

– Верно, все обвинения вздор, по-моему. Мы едем в Лондон завтра же. Ты сможешь встретиться с лордом Арчибальдом из военного департамента и разрешить это недоразумение.

Адам, наконец, позволил себе посмотреть в глаза Эдварду.

– Это невозможно.

– Вздор! Ты же сказал, что невиновен.

– Да, сэр.

– Перестань обращаться ко мне как к старшему офицеру, или ты забыл и мое имя, как свое?

– Возможно, дорогой, – сказала Мириам, оправившись от шока и становясь тем самым голосом разума, в котором ее муж иногда так нуждался, – если ты перестанешь давить на Адама, он сможет все объяснить.

– Я не давлю на него, – проворчал Эдвард. Он сел в кресло, как обиженный школьник, не согласный с решением, недостаточно сообразительный, чтобы не спорить с учителем. – Я просто очень рад видеть мальчика, вот и все. – Как будто только что вспомнив о присутствии дочери и ее двуличности, Эдвард свирепо взглянул на нее: – И не думай, что я забыл о твоем участии в этом идиотском фарсе. Лгать отцу! Как тебе не стыдно!

Прочистив горло, Адам сказал:

– Я ее заставил, Эдвард.

– И она согласилась? – Эдвард удивленно поднял брови. – Ха! Я вряд ли смогу заставить ее согласиться, что небо голубого цвета. Нужно иметь только сыновей, Адам. Они хотя бы будут должным образом почитать своего отца.

Качая головой, Ребекка обменялась с матерью, которая в знак поддержки похлопала ее по руке, понимающим взглядом. Отец недовольно фыркнул:

– Видишь? Они уже заодно. Ну, как тут мужчине руководить домочадцами?

Мириам нежно улыбнулась:

– Именно так, как это делаешь ты. С любовью и терпением.

– Чтобы все было ясно, – добавила Ребекка, выразительно глядя на Адама, – я прекрасно знала, что делаю, когда согласилась скрывать его.

– Почему ты не написала об этом? И вообще, почему ты не писала мне, с тех пор как приехала? Ты моя дочь. Я уже начал думать, что тебя кто-то похитил. – Сердито взглянув на Адама, граф спросил: – А каковы твои оправдания?

– На континенте у меня не было возможности связаться с вами. Прибыв сюда, я решил, что лучше позволить всему идти своим чередом.

– Я уже говорил, что должен тебя высечь, – проворчал Эдвард, барабаня по подлокотнику кресла.

– Достаточно, – предостерегла Мириам. – Мы оба знаем, что ты не собираешься бить Адама, так что прекрати свои пустые угрозы.

Скрежеща зубами, Эдвард выпрямился и скрестил руки на груди.

Адам вытащил булавку из галстука и стянул крахмальную удавку с шеи. Подойдя к бару, он обменялся с Маком заговорщическим взглядом и налил себе виски.

– Я уже старик и мог бы умереть, ожидая твоего возвращения. Ты собираешься раздеваться или все-таки расскажешь нам, где тебя черти носили? – поинтересовался граф Уинком.

Адам попытался найти хоть одну причину, по которой Эдвард мог быть опасен, но так и не смог ничего придумать. Оставалось только полностью довериться графу, рассказать ему все и удержать его от намерения немедленно отправиться в Лондон. Придя к такому выводу, Адам почувствовал, как огромный груз свалился с его плеч. Он остался стоять рядом с Маком.

– Думаю, вы хотите, чтобы я начал с самого начала.

– Отличная идея, – саркастически заметил Эдвард, все еще расстроенный тем, что его собирались одурачить. Он слушал объяснения Адама, время от времени прерывая его вопросами. Когда Адам закончил, он хлопнул в ладоши: – Клянусь Юпитером, я знал, что ты невиновен. Нам нужен план.

Ребекка не собиралась оставаться в стороне:

– У нас уже есть план. Адам поедет в Лондон под видом поэта. Я собираюсь выступить в качестве его покровителя. Он сможет начать свое расследование сразу же по приезде.

Оглядев Адама с ног до головы, ее отец насмешливо улыбнулся:

– Я не был уверен, поэт он или один из этих напыщенных щеголей, которые не могут сказать, где кончаются они и где начинается зад лошади.

Рассчитывая на его поддержку, Мак вставил:

– Над его стихами действительно нужно немного поработать.

Эдвард фыркнул. Адам поперхнулся.

– Если бы я мог...

– А как же тетушка Дженет? – воскликнула Ребекка. – Что мы скажем ей?

– Она может погостить несколько недель у нашего брата, – сказал Эдвард.

– Возможно, ей лучше поехать с нами. – Мириам сложила руки на коленях. – Она вхожа практически в любую гостиную в Лондоне и могла бы очень пригодиться.

– Хорошо, – проворчал ее муж. – Но не забудь, что она распространяет сплетни быстрее, чем прокаженный свою болезнь. Ей нельзя открывать тайну Адама. Да, а как же Сесил? Этот злобный нахал сделает все, чтобы поскорее получить наследство. С ним тоже нужно что-то делать.

– Можно вставить слово? – спросил Адам, но внезапно заговорили все сразу. Это было как раз то, чего он так боялся: совершенный и абсолютный хаос. Казалось, никто не помнит, что он тоже находится в комнате. Адам несколько раз стукнул кулаком по столу, заставив подскакивать семерых фарфоровых музыкантов, стоящих на нем. – Проклятие, помолчите хоть минуту!

Брови Эдварда снова грозно сошлись на переносице, но Адам не дрогнул. Он знал тактику старика.

– Приберегите свои грозные взгляды для новичков.

– У тебя есть вопрос о том, что мы обсуждаем? – спросил Эдвард.

– Это моей шее грозит виселица. Я тоже собираюсь внести свой вклад в это обсуждение.

– Ну что ж, парень, твоя маскировка неплоха – никто не ожидает увидеть тебя таким. Но твой костюм приковывает внимание и побуждает следить за каждым твоим жестом.

– Мы старались как могли, – проворчала Ребекка.

– Конечно, дорогая, – с готовностью согласилась ее мать, – но твой отец прав. Возможно, стоит оставить повязку и окрашенные волосы, но от костюма придется отказаться.

Адам знал, что окончательное решение за ним. Все вопросительно смотрели на него.

– Черт побери, – сказал он. – Что я теряю?

– Вот это мой мальчик! – усмехнулся Эдвард.

– У нас есть более неотложная проблема, – добавил Мак из своего угла. – Кто-то расспрашивает об Адаме по побережью, а мы точно не знаем зачем. Я видел мельком этого парня, но он исчез прежде, чем я смог поболтать с ним.

Поглаживая усы, Эдвард расхаживал вдоль окна. Внезапно его глаза озорно блеснули.

– Надеяться не на что, Адам. Нам просто придется тебя убить.

– Прошу прощения? – резко переспросил Адам.

– Ты говоришь, кто-то задает вопросы об Адаме, – продолжал лорд Уинком. Мак кивнул. – В таком случае давайте устроим ему, похороны со свидетелями – что-то доказывающее, что Адам действительно умер. Никто не осмелится задавать вопросы мне. Может быть, мы сможем выиграть время. А потом поедем в Лондон.

– Послушайте, – прервал его Адам. – Если леди Такер и слуги думают, что я мистер Коббалд, как вы собираетесь представить меня одновременно и Адамом Керриком?

Глядя на Мака с глумливой усмешкой, Эдвард сказал:

– Я думал не о тебе, а о том, кто изобразит тебя в полумраке склепа.

Как по команде, все головы повернулись к Маку. Его брови нахмурились, а губы вытянулись в жесткую линию.

– О, черт побери!

Глава 11

– Не дергайся, – огрызнулся Адам, когда Мак почесал шею в четвертый раз.

– Тебе легко говорить. Это ведь не твое лицо засыпают белой пудрой, в то время как задница замерзает на каменной плите. Вы, титулованные особы, умираете неестественно. Умершие родственники покоятся под лестницей, в то время как я храплю наверху. Похороните меня в море, и довольно!

Адам обвел взглядом фамильный склеп. Каменные гробы его предков стояли в три ряда вдоль стен. На них были имена, даты рождения и смерти, крылатые изречения, как о его прадеде Харольде: «Меч, стоивший сотни воинов». Рядом четыре железных канделябра поддерживали маленькие факелы. Их пламя плясало, как огненные привидения, когда холодный воздух проносился через слабо освещенную гробницу. Каменное возвышение, украшенное херувимами и латинскими изречениями о чести, находилось в центре. Уж такое это место. Гробница.

– Не могу сказать, что предпочел бы попасть на обед рыбам.

– Каким рыбам? – спросила Ребекка.

Она появилась под аркой в дверях, одетая в траурное платье. Шаль покрывала ее кудри и плечи. Ее взгляд метался от стены к стене, как будто она ждала, что дядя Харольд или тетя Маргарет восстанут из мертвых. Адаму показалось, что он даже уловил легкую дрожь в ее голосе.

– Входите, и я представлю вас моим родственникам. – Адам добавил еще пудры на шею Мака. – Кстати, почему вы говорите шепотом?

– Потому что мне страшно. – Она содрогнулась. – Здесь ужасно холодно.

– Покойники не возражают против холода, – рассмеялся Адам.

– А я возражаю, – проворчал Мак.

– Снаружи ярко сияет солнце. Почему бы нам не устроить это сборище наверху, в гостиной, где много солнца и света? – Девушка сморщила нос. – И свежего воздуха.

– Вспомните, все это – затея вашего отца. Эта гробница холодная, темная, сырая, затхлая и абсолютно негостеприимная. Мне нужно продолжать? По его мнению, это идеальное место. Никто не захочет здесь задерживаться.

– Возблагодарите за это звезды, – добавил Мак и снова поскреб подбородок.

Осторожно, на цыпочках, Ребекка прошла вперед, ее тень поднялась по каменным стенам и сводчатому потолку, как великан из детской сказки. В одной руке она держала свечу, в другой – саван.

– Только не говорите мне, что вы, – протянул Адам, – женщина, заявившая о своей жажде приключений, независимости и искушенности, боитесь парочки скелетов.

Повернувшись на бок, Мак положил голову на локоть и закинул ногу на ногу. Его губы скривились в усмешке. Он остался все тем же повесой, каким знал его Адам.

– Ничего не бойтесь, миледи, я обещаю защитить вас.

– Ха! – фыркнул Адам, возвращая Мака обратно на каменную плиту. – Ты мертв. Если ей понадобится утешение, я ей его предоставлю.

– Большое спасибо за ваше щедрое предложение, но если кто-то и успокоит меня, то это скорее будет мой отец. Со мной все в порядке. Я просто не привыкла находиться среди мертвецов. – Развернув синее бархатное покрывало с вышитым гербом Керриков, она покрыла им грудь Мака. – Судья и викарий уже прибыли. Папа сейчас угощает их бренди, а мама выглядит леди до кончиков ногтей, потерявшей приемного сына. Тетя Дженет еще не решила, что ей делать. Они скоро спустятся.

Адам усмехнулся:

– Пора на покой, мой друг.

Мак мог ворчать сколько угодно, но сделал бы все, чтобы обезопасить Адама. Они спасали друг друга много раз, и даже при более опасных обстоятельствах. Мак знал не хуже Адама, что поставлено на кон.

Так что сегодня вечером Адам Хоксмор, граф Керрик, упокоится с миром, погибнув в результате трагической случайности. Тем лучше. Этот человек был изменником! Никто не будет задавать вопросов, как они надеялись.

План был прост, как все гениальное. Изменить внешность, отвлечь внимание и направить мысли в нужное русло. Оставался открытым только один вопрос: смогут ли актеры сыграть свои роли?

– Ну, что ж, дружище, испытай себя.

Мак лег, сложил руки на груди и закрыл глаза. Черный сапожный крем скрыл его рыжие кудри, и он был одет в лучший мундир Адама. Он дышал так незаметно, что казалось, он действительно умер. Адам подумал, что при тусклом освещении и некотором везении все это действительно сработает.

– Смерть тебе к лицу.

– Иди к черту! – проворчал Мак.

Ребекка возилась с мундиром Мака.

– Вы должны дышать очень медленно, невзирая ни на что.

– Нет проблем, в этом воротнике я удавлюсь и не замечу.

– Как я тебя понимаю! – поддакнул Адам, внезапно пожелав поправить изысканный галстук на своей собственной шее. Его намерение отказаться от вычурных галстуков, как Шелли, было категорически осуждено Уизерсом и Ребеккой, но он всегда мог решить по-своему. – Просто будь осторожен.

Улыбнувшись, Мак сказал:

– Не беспокойся. Здешний судья заботится больше о спиртном, чем о своей работе. Почему, ты думаешь, он так и не поймал меня? А викарий слишком стар, чтобы отличить собаку от кошки. В сочетании с бренди в их желудках и здешней очаровательной обстановкой это заставит их поскорее опознать во мне тебя и убраться восвояси. – Мак подмигнул Ребекке: – Может покойник получить поцелуй?

– Не думаю, – отрезал Адам. Он знал, что Мак всего лишь поддразнивает, но непонятно почему предложение задело его.

– Я тебя не спрашивал.

– Вы неисправимы, – ответила Ребекка, из ее голоса, наконец, исчезла нервозность. – А теперь тихо. – Засмеявшись несчастному выражению лица Мака, она в последний раз поправила его костюм.

– Не забывайте свою роль, прекрасная леди. Если кто-то близко подойдет к моему бренному телу, не стесняйтесь прикрыть собой мои бренные кости и горько рыдайте.

«Ребекке лучше не подходить к нему так близко», – подумал Адам. Собственно говоря, она, кажется, занималась одеждой Мака гораздо дольше, чем необходимо. Адам убрал ее руку.

– Я сам займусь этим. – Он подтянул покрывало на теле друга.

Мак снова ухмыльнулся:

– Ревнуешь? Адам поднял бровь:

– К тебе? И не надейся. Ты забыл, я знаю твои плутовские замашки. Я просто защищаю невинность от пристрастий твоей презренной натуры.

Мак довольно захихикал:

– Как скажешь, друг мой. Как скажешь! Это напоминает мне тот случай, когда мы остановились в той таверне под Редингом. Там была восхитительная девчонка, брюнетка, кажется. Насколько я помню, мы оба...

– О, заткнись и умри!

– Думаю, я хотела бы услышать эту историю, – сказала Ребекка.

– Нет, не хотели бы, – отрезал Адам.

Как корабельный колокол, голос Эдварда эхом раздался под сводами склепа, прекратив их перепалку. Мак подмигнул и едва успел опустить голову на маленькую красную бархатную подушечку, как послышался звук шагов по каменному полу. Ребекка устроилась рядом с Маком, белый носовой платок был ее единственной опорой. Адам отошел в дальний угол, самую темную и незаметную часть склепа, и ждал. В конце концов, он ведь не мог пропустить свои собственные похороны.

Эдвард вошел первым, за ним Дарвин Паттерсон, местный судья; щеки последнего были так же круглы, как и в день отъезда Адама во Францию. Следом появились Дженет и Мириам, рука об руку, за ними викарий. Все столпились у порога, как будто ожидая какого-то знака.

Отступив в сторону, Уинком посмотрел на Паттерсона.

– Делайте свое дело, – сухо распорядился он. Паттерсон, повернувшись, заметил Адама.

– Кто вы? – спросил он.

Адам согнулся в глубоком поклоне:

– Фрэнсис Коббалд.

– А кто это такой?

Эдвард встал рядом с Паттерсоном.

– Если хотите знать, это чертов поэт, которому моя дочь собирается покровительствовать в Лондоне. – Качая головой, он добавил: – Заставляет отца задуматься, где он ошибся.

Ребекка склонила голову на плечо Мака и всхлипнула. Паттерсон еще раз взглянул на Адама и повернулся к Эдварду:

– Что это с девушкой?

– Видите ли, – мягко сказала Мириам, – лорд Керрик был ее первой любовью. Они даже собирались пожениться. Она просто безутешна. Вы, конечно, понимаете. Не знаю, простит ли она когда-нибудь своего отца.

– Тише, Мириам. Это его не касается. Кроме того, Хоксмор был шпионом. – Эдвард похлопал Паттерсона по плечу: – Приступайте, здесь чертовски холодно.

Как будто по подсказке, Дженет прижалась теснее к Мириам. Она играла свою роль великолепно, без единого намека на реальные обстоятельства.

– А где же цветы? Как тебе не стыдно, Эдвард! Бедный мальчик, предатель он или нет, заслужил хотя бы цветы. У моего Реймонда, благослови Господи его душу, были сотни цветов.

Пока Дженет бормотала что-то о красных розах, Ребекка сжала руку Мака и зарыдала снова. По мнению Адама, она была гораздо ближе к нему, чем было необходимо. Он подавил порыв выйти вперед и убрать ее руки. Не очень умный ход, решил он, для человека, считающегося мертвым.

Откашлявшись, Паттерсон встал в двух шагах от каменного постамента, наклонился и заглянул через плечо Ребекки.

– Ей-богу, похоже, это граф. Вы сказали, что застрелили его?

– Прямо в сердце, – гордо заявил Эдвард, как если бы убил на охоте кабана. – Я очень хороший стрелок. – Адам не мог видеть его лица, но подумал, что Эдвард наверняка ухмыляется. – Досадно, испортил ковер в комнате наверху. Я принял его за простого вора. Я думаю, что сэкономил Англии расходы на виселицу для парня.

– Это ужасно! – Ребекка всхлипнула, уткнувшись лицом в платок.

Викарий, согбенный от старости, волоча ноги, приблизился к Паттерсону. Из-за своего маленького роста он заглянул поверх локтя Ребекки и икнул.

– Да, он действительно похож на графа.

– А что, вы думаете, я вам обоим говорил? – проворчал Эдвард. – Теперь, когда мы все подтвердили личность этого человека, возможно, мы могли бы сказать несколько слов. – Он взглянул на викария.

«А вот это уже интересно», – подумал Адам. Викарий видел, как он рос от младенца до мужчины, и принимал прошлые щедрые пожертвования Адама приходу с ликованием. Разумеется, ему есть что сказать. Викарий несколько раз причмокнул губами, провел рукой по лицу и еще раз икнул.

– Пусть благословенный Господь смилостивится над этой бедной, заблудшей душой. Аминь. – Он повернулся: – А теперь, я думаю, мы можем еще выпить бренди, если вы не против.

И это все?! Адам хотел закричать. Хотя это было совершенно нелогично, он хотел по меньшей мере несколько добрых слов. Черта с два он позволит викарию произносить молитвы над его телом.

Ребекка всхлипнула еще несколько раз, ее плечи вздрагивали. Мириам осушила ее щеки своим платком, в то время как Дженет продолжала упрекать брата за его черствость. Посмотрим, принесет ли она цветы на его собственные похороны!

Явно удовлетворенный, что процедура окончена и дело сделано, лорд Уинком хлопнул в ладоши, чтобы собрать всех у двери.

Потирая подбородок, Паттерсон остановился перед Адамом:

– Вы знали графа?

– Не имел удовольствия. До его смерти, разумеется.

– Разумеется, – кивнул Паттерсон. – Почему вы приехали сегодня?

Похоже было, что судья в конце концов решил-таки выполнить свою работу. Не дрогнув, Адам вытащил из кармана маленькую табакерку.

– Я редко имею возможность присутствовать при завершении чьей-либо жизни. Говорят, жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь, и в смерти мы находим славную жизнь. Конечно, сначала нам приходится жить.

Как и подразумевалось, Паттерсон совершенно сконфузился. Он покачал головой и подошел к Эдварду:

– Я понимаю, что вы имели в виду, сэр.

– Ну, теперь мы закончили? – спросил Эдвард.

Никто не ответил, что Уинком расценил как согласие. Он повел всех вверх по лестнице, как было условлено. Ребекка отказалась пойти, что подлило масла в ворчание ее отца по поводу дочернего непослушания. Викарий просто спросил, не нальют ли ему еще бренди перед отъездом.

Адам и Ребекка стояли в молчании, пока голоса удалялись и наконец совсем не стихли. Он подошел к Маку и хлопнул друга по руке:

– Ты хорошо сыграл!

Открыв один глаз, Мак ухмыльнулся, открыл другой и сказал:

– Конечно, хорошо. А чего вы ожидали?

Когда Ребекка обняла Мака, Адам подбоченился:

– Отличное приветствие, а он всего-то и делал, что лежал здесь и держал рот закрытым.

Ребекка склонила голову набок и закусила губу в совершенно очаровательной манере.

– А как насчет моего представления?

Адам не мог дольше сдерживаться. У них получилось. Он не знал точно, каковы будут последствия, но рассказ о его похоронах станет общеизвестным фактом еще до полуночи. Если кто-то и сомневался в его смерти и если они прибыли в Линмут, чтобы задавать вопросы, факты будут говорить сами за себя. Оба, он и Мак, одновременно так расхохотались, что Ребекка не могла сдержать смешок, приказывая им замолчать.

– Оставайтесь здесь, пока я не вернусь. – Она подскочила к двери, обернулась и сказала: – Это было так забавно. А в Лондоне будет еще увлекательнее. – С этими словами она исчезла на лестнице.

Мак хлопнул Адама по спине:

– Мне почти жаль, что я не могу поехать с тобой.

– Там игра станет еще опаснее. А в этой компании игроков я, похоже, сойду с ума, пытаясь контролировать их попытки помочь мне. Это все равно что пасти лягушек. Чертовски трудно!

– Ты найдешь негодяя, подставившего тебя, и очистишь свое имя. В этом я не сомневаюсь. – Мак кивнул в сторону двери. – Но когда я сказал, что хотел бы поехать, я говорил о возможности видеть тебя с леди Ребеккой. Ты не можешь отвести от нее глаз. Кроме того, что она вызывает в тебе инстинкт защиты, она испытывает твое самообладание. Она великолепная графиня для тебя.

– Ха! Мы такие же разные, как небо и земля. Конечно, я нахожу ее привлекательной, но не уверен, что подхожу для такой задачи. С ней потребуется много усилий, руководство и твердая рука.

Мак усмехнулся:

– Руководство и твердая рука? Теперь я знаю, что обязательно должен приехать в Лондон, как только закончу свои дела на побережье.

Глава 12

– Ни при каких обстоятельствах не называйте меня по имени.

Ребекка повернулась к Адаму спиной. Господи, он толкует об одном и том же с самого утра! Пропустив мимо ушей его последние слова, девушка стала подниматься по кирпичным ступеням к парадной двери дома лорда и леди Грейсон. Дюжина крохотных китайских фонариков выдавала новое увлечение леди Грейсон. Ребекка весело бросила через плечо:

– Вы сегодня уже напоминали мне об этом шесть раз.

Подумать только, когда Адам сопровождал ее в карете, облаченный в черные брюки и бордовый жилет, рубашку с кружевными манжетами и простой полосатый галстук, она подумала, что он очень элегантен. Его волосы свободно ниспадали на плечи, завитые кудри были слегка взъерошены, белая прядь и повязка на глазу добавляли ему таинственности. Он поцеловал ее руку и оглядел с головы до ног.

Ребекка надела одно из своих самых любимых платьев, бледно-персиковое, украшенное зелеными цветами. Насмешливый взгляд Адама заставил девушку почувствовать себя кремовым пирожным.

Он оперся обеими руками на свою трость с медным набалдашником.

– Не задавайте никаких вопросов, которые могли бы показаться подозрительными. Вы должны выглядеть так, будто заняты исключительно поимкой жениха.

– А это правило вы повторили уже четыре раза, – пожаловалась она, поднимаясь еще на две ступеньки. – И как я уже объясняла вам раньше, мне не нужен жених и я никого не ищу. Я здесь затем, чтобы помочь вам.

Ей показалось, что она услышала его рычание, и постаралась сдержать улыбку, но это было выше ее сил. Независимо от того, что Адам думал, говорил или делал, бал у Грейсонов обещал быть захватывающим. Не потому, что она собиралась сыграть роль бесцветной юной дебютантки, но потому, что сегодня наверняка они могут начать поиски врагов Адама.

Они прибыли в Лондон четыре дня назад, после трудного и скучного пятидневного путешествия с побережья. Ее отец большую часть времени распекал ужасные дороги, а мать все это время вышивала и смягчала нетерпение Эдварда. Тетя Дженет почти всю дорогу спала, сказав, что накапливает силы для великих дел. Ребекка и Адам разговаривали, иногда спорили на различные темы: от охоты на лис до Платона, от наполеоновских войн до чая с принцем-регентом.

По прибытии в Уинком-Хаус были немедленно разосланы карточки, сообщавшие об их приезде. Как и следовало ожидать, приглашения посыпались дождем в тот же день. Платья были заказаны, дополнительные слуги наняты, а Дженет рассказала историю Фрэнсиса Коббалда всем своим знакомым. «Сейчас наконец все готово», – подумала Ребекка. Если бы только Адам мог расслабиться и довериться ей.

Он взял ее за локоть:

– Помните нашу историю. Ваши отец и мать сегодня заняты. Подразумевается, что у вас были ко мне нежные чувства – к Адаму, а не к Фрэнсису, конечно, – что позволит вам задавать некоторые вопросы. Не вдавайтесь в подробности. Когда я...

Повернувшись, Ребекка толкнула его рукой в грудь:

– Довольно, Адам.

Он поднял бровь, молчаливо напоминая, что она только что нарушила его первое правило. Ребекка процедила сквозь зубы:

– Простите, мистер Коббалд, но я же не законченная идиотка.

Адам опустил голову и откашлялся, собираясь продолжать.

– О чем это вы там шепчетесь? – спросила леди Такер с верхней ступеньки. Все сплошь покрытое кружевами, ее платье мерцало в лунном свете, как большой серебряный колокол, такого же цвета бусы были вплетены в пылающие кудри, собранные на макушке.

– Разумеется, ни о чем важном, – ответила Ребекка, обернувшись. Она преодолела последние несколько шагов к огромных размеров двери красного дерева, по бокам которой стояло по двое слуг. – Мистер Коббалд выражал свое беспокойство насчет предстоящего вечера.

Когда она уже остановилась перед слугами у дверей, Дженет махнула веером:

– Стыдитесь, молодой человек, вам нечего бояться. Уж если вы понравитесь леди Грейсон, а я уверена, что так и будет, высший свет откроет вам свои двери, как ворота Трои. Великосветским матронам нравится выставлять напоказ свою щедрость. Леди Грейсон принадлежит к их числу. Просто будьте, как всегда, очаровательны.

Ребекка так поспешно переступила через порог, что чуть не наступила на пятки тете. Конечно, светский сезон только начался, но довольно много семей уже приехало и принимало гостей, так что Адам мог начать свое расследование. Девушка также признала, что захвачена перспективой своего первого бала. Дома она уже бывала на вечерах, устраиваемых соседями, но ей никогда не позволялось танцевать ничего, кроме кадрили. Здесь, в Лондоне, она рассчитывала на вальс.

Ребекка представляла себе, как кружится в вальсе по залу в объятиях Адама, его руки крепко обнимают ее за талию, их тела так близки, что дыхание смешивается. Увлеченная, она чуть не наткнулась на водопад из папоротников у входа. Это вернуло ее к реальности. Восстановив равновесие, она прогнала от себя свои грезы и глупые причуды.

По меньшей мере три дюжины свечей в серебряных канделябрах освещали узкое фойе, заполненное гостями, ожидающими приема. Разнообразные китайские вазы были расставлены на подставках между канделябрами. Приглушенные разговоры разносились, заполняя двадцатифутовое пространство от куполообразного потолка, расписанного золотом, до ковра с драконами и цветами.

Когда они подошли к хозяину и хозяйке, Дженет раскрыла свой веер и еще раз наклонилась к Адаму и Ребекке:

– Помните, леди Грейсон, наша самопровозглашенная покровительница искусств, – это ключ, открывающий любые двери, в которые вы захотите войти, мистер Коббалд. Ублажите ее, и в ответ она обеспечит вам изобилие приглашений, которому позавидовал бы и титулованный лорд. Постарайтесь чуть-чуть польстить. Тщеславное создание, она особенно гордится своими рыжими кудрями, которые, согласно ее заявлению, являются Божьим даром – однако у меня есть достоверные сведения, что она в отличие от меня регулярно подкрашивает их травами. Вы охотитесь?

– Прошу прощения? – спросил Адам, едва успевая усваивать сведения, извергаемые Дженет.

– Лорд Грейсон – страстный охотник. Он может часами бродить по полям, если представляется такая возможность. Одним вопросом вы можете успешно переключить его с любой другой темы. Это дьявольски раздражает его жену! Она значительно моложе его, и в ответ на все раздражающие ее вещи, которые он делает, она ищет, так сказать, развлечения, чтобы досадить ему в ответ. Воспользуйтесь этим. А теперь смотрите и учитесь.

С этими словами она поплыла навстречу леди Грейсон и обменялась с ней бурными звонкими поцелуями, одновременно представляя Адама и Ребекку. Она задала вопрос лорду Грейсону, и уже через пару секунд эти двое были так увлечены разговором, как будто вокруг никого и ничего не существовало. Как и Эдвард, Дженет, несомненно, обладала талантом манипулировать людьми.

Адам надулся, надменно задрал подбородок и с важным видом выступил вперед, едва заметно покачивая бедрами, – манера, которой он учился целых два дня. О, Господи, он чувствовал себя идиотом! Адам поклонился, выставив вперед носок, опираясь одной рукой на свою трость, а другой выделывая замысловатые жесты. Он поцеловал пальцы леди Грейсон и стал рассматривать ее как художник, изучающий свою модель.

Она была красива, с пышной фигурой и яркими, оценивающими глазами, но слишком тщеславна и, несомненно, знала, как использовать свои качества. Он в этом не сомневался. И волосы у нее действительно были рыжими.

– Какое чудо, миледи! Я был готов встретить красоту, но в сравнении с сияющим великолепием ваших волос пламя заката, без сомнения, может только рыдать этим вечером. Даже самая яркая роза должна стыдливо спрятать свои лепестки.

Леди Грейсон взглянула на своего мужа, убедилась, что он не обращает на нее ни малейшего внимания, и алчно воззрилась на Адама. Она похлопала своим веером по внутренней стороне его запястья и заворковала, как утренний голубь:

– Леди Такер предупредила меня о вас. Она сказала, что вы поэт.

– Леди Такер слишком добра. Время покажет, заслуживаю ли я такого титула, но мое сердце претендует на эту высокую честь. – Адам приподнял уголок рта, как низкопробный «пастушок», и подмигнул: – Пока есть такие женщины, как вы, вдохновение не иссякнет.

Проведя языком по накрашенной нижней губе, леди Грейсон прошептала:

– Ах вы, негодник! Если вам что-то понадобится, обязательно дайте мне знать. – Она склонилась ближе и кончиком ногтя провела воображаемую линию вокруг своего подбородка, вниз по шее и вдоль края корсажа. – Вообще-то, когда я здесь закончу, мы сможем познакомиться поближе. Я представлю вас своим друзьям.

Друзьям, как же! Леди Грейсон даже не пыталась скрыть своих намерений относительно Адама. Ребекка уже приготовилась высказать свои нелестные наблюдения, когда леди Грейсон обернулась. Выражение ее лица из соблазнительного стало надменно-высокомерным.

– Как я поняла, вы собираетесь покровительствовать мистеру Коббалду. Я сомневаюсь в разумности такой попытки для молодой девушки в ее первый сезон... особенно если она подыскивает себе партию. Следите за собой! Светские матроны уж точно потребуются.

«Как смеет эта женщина подвергать сомнению мое поведение?» – подумала Ребекка. Если бы палец леди Грейсон опустил декольте чуть ниже, ее грудь вывалилась бы прямо в ладони Адама. Ребекка скрипнула зубами, подавляя резкий ответ, готовый сорваться с языка. Ей нельзя отталкивать одну из самых влиятельных матрон высшего общества в первый же вечер в Лондоне.

– Постараюсь следовать вашему примеру, мадам.

Леди Грейсон коротко кивнула и неохотно отпустила руку Адама.

– За новую и интересную дружбу. Скоро увидимся, мистер Коббалд.

Адам чуть не рассмеялся.

Следующий час прошел как в тумане. Дженет без перерыва представляла их кому-то, обеспечивая Адама и Ребекку горами информации, которая забивала их головы. Верная своему слову, леди Грейсон захватила Адама и щеголяла им, как новым бриллиантовым браслетом на своей руке, в это время Ребекка вынуждена была терпеть компанию нескольких молодых женщин, которые щебетали, стоило только какому-нибудь мужчине любой комплекции, роста или возраста лишь вздохнуть в их сторону. При первой же возможности она извинилась и спряталась за статую двух полуобнаженных бронзовых борцов. Этот вечер оказался совсем не таким, как она себе воображала. Как раз когда девушка почувствовала себя покинутой и уже жалела себя – что, Ребекка знала, было чудовищно эгоистично, – уголком глаза она увидела Адама.

– Благословенные небеса, – пробормотал он, пробравшись к ней. – Если мне придется поэтически описать женские прелести еще хотя бы одной дамы, я, пожалуй, просто проглочу язык и задохнусь. Теперь я вспомнил, почему избегал высшего общества все прошлые годы.

– Как хорошо, что вы присоединились ко мне, – отрывисто проговорила Ребекка. – Неужели есть хотя бы одна дама, с которой вы еще не познакомились?

– Надеюсь, что нет, – простонал он. – Эти женщины беспощадны. Если я переживу нашу авантюру, то пойду в церковь и прочту сотню молитв в знак моей вечной благодарности. Леди Грейсон ждет, что я встречусь с ней наедине в библиотеке, чтобы обсудить заказ на поэму о ее волосах. Да, да, волосах! – Адам содрогнулся при мысли о блуждающих руках этой женщины. – Другая матрона хочет услышать оду ее чертовым бровям.

– Как это сложно для вас.

– Вот именно. Я сказал ей, что, даже имея столь вдохновляющий предмет, такому скромному кузнецу слов, как я, нужно время, чтобы создать эпическую поэму, достойную ее. Она дала мне одну неделю. – Он почесал затылок. – Честно сказать, я никогда не думал, что женщины могут быть такими...

– Пустоголовыми?

– Точно.

– Вы забываете, сэр. Это всего лишь слабые модные женщины, необычайно гордящиеся своей деликатностью и чувствительностью, действующие по правилам, установленным мужчинами. Авторитетно заявляю, что эти покорные создания с очаровательными лицами, прекрасной одеждой и абсолютно без ума как раз то, что нужно в этом сезоне. Ведь мужчины ждут от них такого смехотворного поведения.

Адам поднял руку, как бы защищаясь:

– Сжальтесь. Сегодня вечером у меня нет сил обсуждать роли женщины и мужчины. Моя голова гудит. – Ребекка молчала. Он заметил ее поджатые губы и спросил: – Вы злитесь?

– Я? Ничуть. Я обожаю беседовать с женщинами, которые не могут отличить Сократа от страницы светской хроники в «Тайме». Тетя Дженет настаивает на том, что должна представить меня каждому достойному мужчине в этой комнате, не обращая внимания на мои протесты. Мы с вами, если можно так выразиться, партнеры, это мой первый бал, я еще не танцевала вальс, а вы улизнули и прекрасно проводите время. И все это, разумеется, после того, как вы целый день читали мне лекции о моем поведении. Так какие у меня могут быть причины злиться? Я безмерно наслаждаюсь.

Немного раздосадованный ощущением, что он причина ее очевидного недовольства, Адам недоверчиво спросил:

– Вы хотели сегодня обсуждать Сократа? Она фыркнула.

Он попробовал подойти с другой стороны:

– А вы вообще танцевали?

– Нет, но не из-за недостатка приглашений.

Адам почесал подбородок.

– Это действительно ваш первый бал?

– Да, – буркнула она.

Ах, так вот в чем причина ее недовольства! Но Адам не знал, как поступить. Он привык иметь дело с мужчинами, а не приводить в чувство женщин. Его товарищи по оружию, те, кто был женат, жаловались на неспособность своих жен быть правдивыми. Как можно побороть такую странность?

– Мне жаль, если вы чувствуете себя покинутой, – начал он.

Его искренность заставила Ребекку почувствовать себя ужасной брюзгой. Он ведь просто делает то, зачем пришел сюда. Ребекка задумалась на мгновение, пытаясь решить, что же она на самом деле чувствует, и наконец признала, что надеялась, что этот вечер станет особенным. Адам, разумеется, пришел сюда с совершенно другой целью.

– Ничего страшного. Вы встретили кого-нибудь из знакомых?

Адам взял бокал шампанского, сделал томное выражение лица, оперся непринужденно на свою трость и осмотрел бальный зал. Если кто-то и шпионил за ним, он увидел бы скучающего денди.

– Несколько лордов и леди, большинства из которых до сего момента мне довольно успешно удавалось избегать. К счастью, я проводил большую часть времени на побережье или на королевской службе. Даже если бы я заговорил с ними, я уверен, что они не узнают... – Он внезапно замолчал. – Нам повезло! Оба – и лорд Сиверс, и Осуин – сегодня здесь. Видите мужчину рядом с оркестром, в темно-синем жилете и песочных бриджах? Моего роста. Блондин.

Чтобы иметь лучший обзор, Ребекка обошла бронзовую статую.

– Это лорд Бенджамин Сиверс, – продолжал Адам. – Он мой старый знакомый, был капитаном во Франции и последним, с кем я беседовал перед моим похищением.

Этот человек напомнил Ребекке прекрасного греческого бога. У него были классические черты лица, которые создавали впечатление чувствительности и доброты, и он с интересом смотрел на своих собеседников, трех седовласых джентльменов, явно забавляясь. Облако светлых кудрей, обрамлявших лицо, в сочетании с открытой, непринужденной улыбкой довершали его ангельский образ. Очень трудно было бы представить, что он способен на предательство и убийство.

– Он кажется совершенно безобидным.

– Правило номер один.

– Умоляю, не надо больше правил.

Не обращая внимания на ее мольбу, Адам повторил:

– Правило номер один. Никогда не доверяйте внешности. Характер человека не всегда отражается на его лице. Большинство людей верят в то, что видят, и никогда не заботятся о том, чтобы заглянуть под внешнюю оболочку. Многие никогда не тратят время, чтобы лучше узнать человека. Они основывают свои суждения просто на внешности. Вот я, например. Я здесь уже больше часа, и никто не задался вопросом, кто я такой и что собой представляю.

Что касается Сиверса, у него мерзкий характер и он может быть безжалостным. Однако он всегда с честью вел себя на поле боя. Я не могу представить его продающим свою страну или меня. Но все же, пока не доказано обратное, я вынужден его подозревать.

В дальнем углу зала пожилая матрона, опекающая двух молодых девушек, энергично махнула веером, приветствуя Адама. Он ответил ей изящным поклоном, а потом быстро направился в противоположном направлении, увлекая за собой Ребекку.

Девушка оглянулась. Дама продолжала яростно размахивать веером. Ее прическа, возвышавшаяся башней на макушке, угрожающе раскачивалась из стороны в сторону.

– Кто это?

– Не смотрите, – отчаянно прошептал Адам, прячась за ближайший вазон со множеством пурпурных и белых орхидей. – Это леди Уиншим. Если вы изобразите хоть каплю интереса или посмотрите ей в глаза дольше двух секунд, мы обречены. По ее скромному мнению, каждая из ее дочерей обладает красотой, заслуживающей поэмы минимум из шести стихов. Она настаивает, чтобы я познакомился с юными леди.

Ребекка подумала, что, возможно, была раньше слишком строга к нему. Адам выглядел совершенно измученным. Она наклонилась над вазоном, наслаждаясь нежнейшим ароматом цветов.

– А где лорд Осуин?

– К востоку от скульптуры ледяного дракона, за колонной с розовыми лентами около дверей в сад. Похоже, он старается держаться в отдалении, но, повторюсь, он никогда не был дружелюбным. Его решение стать дипломатом всегда казалось мне странным.

Держа в памяти то, что Адам говорил о внешности, Ребекка попробовала объективно понаблюдать за лордом Осуином. У него были квадратные скулы, узкий нос и выступающий подбородок, который говорил об огромной самонадеянности. Он сердито взглянул на проходящего мимо слугу, посмотрел на свои часы и прислонился к стене. «Свирепый» – было единственное определение, пришедшее ей на ум. Этот человек способен на ужасные вещи, определила Ребекка.

– Лорд Осуин определенно способен на что угодно. Посмотрите, как он внимательно рассматривает всех, как будто бы ждет чего-то или кого-то. – Очень довольная своим выводом, Ребекка ждала мнения Адама, как внимательная ученица.

Адам кивнул:

– Уже лучше, но вы все еще основываете ваши выводы на том, что думаете, что видите, а не на том, что есть в действительности. Правило номер два. Прежде всего ищите только факты, когда смотрите или слушаете кого-то, особенно когда вы разговариваете с кем-то. Их речь будет часто скрывать столько же, сколько открывать. Вы когда-нибудь полагались на предчувствия? Они могут заставить вас быть осторожнее, подать сигнал тревоги, но только факты должны лежать в основе любого плана или решения.

– Вы будете разговаривать с Сиверсом или Осуином сегодня?

– Возможно, но только если для этого представится удачная возможность. – Его рот скривился в натянутой улыбке. – Чудо из чудес! Это же мой дорогой кузен.

Ребекка проследила за кивком Адама. Сесил спускался по лестнице в бальный зал, его ноги в чулках были затянуты в узкие золотистые бриджи. Такого же цвета жилет натянулся на выпирающем животе, пуговицы едва удерживали жилет застегнутым. Причудливо завязанный галстук подпирал двойной подбородок.

– Вижу, мой кузен все еще пользуется услугами прежнего портного. Жаль. В мое отсутствие, я думал, он станет грациознее. – Адам поднял руку. – Может, послушаем, что он скажет?

Они непринужденно обошли зал и остановились неподалеку от Сесила, за большой китайской урной на бронзовом треножнике, которая обеспечивала им некоторое уединение. Ребекка спросила:

– Что будем делать?

Адам изучал своего кузена, который вытягивал шею, чтобы видеть поверх танцующих пар, – нелегкая задача, если учесть, что Сесил был ростом не выше Ребекки.

– Я хочу привлечь его внимание. Смейтесь громко, как будто я сказал что-то остроумное.

Смех Ребекки оказался красивым и мелодичным, и дрожь беспокойства пробежала по спине Адама. Она показалась ему морской сиреной, из тех, что заманивают людей в опасные веды, чтобы бросить их там обезумевшими и обессиленными. Корсаж платья подчеркивал полноту ее груди, нежная кремовая плоть поднималась с каждым вздохом. Ее волосы, блиставшие как золотые нити в свете свечей, были собраны на затылке в простой узел, остались только несколько локонов на висках и у лба. Нитка жемчуга обвивала нежную шею. А ее губы очаровательно приоткрылись. Губы, которые он начал примерять к своим.

Адам увидел, что его план сработал, и заставил свои мысли вернуться к теме разговора. Он встал около урны, намереваясь ждать и смотреть. Сесил быстро подходил к ним.

– Леди Ребекка, как чудесно! Ваши родители здесь?

– К сожалению, папа борется с ужасной простудой.

– Знаете ли, я не буду больше откладывать. Давно пора вверить замок Керрик моим заботам. Если ваш отец заставит меня еще ждать, я обращусь в палату лордов.

Невинно улыбаясь, Ребекка сказала:

– Разумеется, это не входит в намерения моего отца. Неужели вы ничуть не расстроились, узнав о смерти вашего кузена?

– Не особенно.

– Но ведь Адам ваш родственник.

– По отношению ко мне он был и надоедливым банкиром, который предпочитал увеличивать мое жалкое содержание лишь бесконечными нравоучениями о моих грехах. Он больше заботился об Англии, чем обо мне. – Пожав плечами, Сесил добавил: – Кроме того, говорят, он предал своих солдат и стал изменником.

– Адам был храбрым, честным и надежным. Он никогда бы не совершил ничего подобного.

Усмехнувшись, Сесил огрызнулся:

– Ах да! Адам Хоксмор, граф Керрик, – святой. Вижу, вы все еще питаете к нему нежные чувства. Как жаль, что он умер, не успев этим воспользоваться.

Румянец злости окрасил щеки Ребекки. Ее руки сжались в кулаки. Адам понял, что, если он не предпримет что-нибудь, она сама треснет Сесила по его отливающей золотом заднице. Он решил, что ей нужно срочно помешать.

– Вы невыносимы. Вас нужно высечь только за одну мысль о его виновности.

– Моя дорогая Ребекка, – сказал Сесил. – Это спорный вопрос. Он мертв. Ваш отец избавил нас от, унижения суда и повешения. Надо не забыть поблагодарить его.

Ребекка действительно собиралась пощечиной стереть ухмылку с его лица. Решив, что настало время вмешаться, Адам вышел вперед и похлопал девушку по руке. Он посмотрел прямо в лицо своему кузену.

– Это непростительно, сэр. Вы расстроили юную леди. Мне кажется, она сейчас решает, как лучше убрать вас из нашего суетного мира.

– Кто вы? – удивленно спросил Сесил.

– Позвольте представить вам – Фрэнсис Коббалд, мой друг. Он был с нами, когда Адам вернулся в замок Керрик, – объяснила Ребекка.

Сесил окинул его беглым взглядом, но, очевидно, решил, что Адам не более чем незначительная помеха, и продолжал:

– Это несущественно. Все, что мне сейчас нужно, – это мое наследство.

– Как это было отвратительно, – сказал Адам, наморщив нос. – Столько крови. Выстрел прямо в сердце. – Он дважды хлопнул в ладоши. – Но довольно, это неподходящая тема для разговора в таком утонченном обществе. Я должен спасти юную девицу до того, как она рухнет у моих ног. Она уже пошла пятнами. Возможно, свежий воздух или еда смогут помочь. Да, кусочек пирога с голубями восстановит ее силы.

– Только не забудьте передать мои слова лорду Уинкому, – напомнил Сесил и отошел.

Адам смотрел, как его кузен исчезает в толпе, даже не попрощавшись. Этот человек просто невоспитанный вымогатель, ослепленный жадностью, и ему нельзя доверять. Жаль, Адаму не осталось другого выбора, кроме как заставить своего кузена исчезнуть до того, как он сможет обратиться в палату лордов. Дополнительный интерес к делу Керрика недопустим.

У него появилось чувство вины. Возможно, Адаму следовало оставить службу и вернуться в Англию, чтобы помогать своему кузену, направлять его, давать ему больше денег. А теперь слишком поздно – ненависть Сесила была слишком глубока.

– Как вы можете вот так стоять здесь? – спросила Ребекка.

Вздыхая, Адам смотрел, как она мечется. Стоящая рядом пара начала обращать на них внимание. Он взял ее под руку и непринужденно развернул к стеклянным дверям, ведущим на террасу.

– Вы хотите, чтобы я пошел и пристрелил его на глазах у двух сотен свидетелей? Можно будет и завтра заняться кузеном. Или вы хотите сами связать его?

– Это не смешно.

– Конечно, не смешно. Представьте себя на моем месте. Довольно неприятно узнать, что член твоей семьи, кто-то, о ком ты заботился, ненавидит тебя.

Она смутилась:

– О, Адам, мне так жаль! Это не ваша вина. Сесил просто осел.

– Ребекка Марч, следите за своим языком, – прошипел он, улыбаясь проходящему мимо джентльмену.

Она оглянулась по сторонам.

– Но это правда, и вы рассуждаете, как моя мать.

– А вы – как ваш отец.

Не обращая внимания на его слова, Ребекка спросила:

– Завтра?

– Именно. Один только вопрос – в котором часу нам ждать Сесила? – Адам резко повернулся и быстро пошел туда, откуда они только что пришли.

– Что с вами? – спросила Ребекка, стараясь не отстать от него.

– Леди Уиншим со своими дочерьми наступает нам на пятки. Если мы поспешим, то, может быть, нам удастся сохранить здравый рассудок.

Глава 13

Адам слышал, как Ребекка хихикала, пока он вел ее мимо болтающих женщин, позади ряда сердитых матрон, вокруг оркестра, вверх по лестнице, через холл в столовую. Только там он остановился, выглянув из-за угла, чтобы проверить, удалось ли им оторваться. Какая удача! Бешеной курицы-наседки с ее выводком поблизости не было видно. Он решил, раз уж они около буфета, то можно и перекусить.

Адам только закончил наполнять тарелки для себя и Ребекки множеством деликатесов, когда появился белокурый юноша, едва ли достаточно взрослый, чтобы брить бороду. Волосы у него были светло-желтые, почти белые, а кожа – цвета теста, без единого намека на румянец на щеках. Он был одет в искусно сшитые бежевые брюки, жилет и галстук. Несмотря на задумчивое лицо, на котором удерживалось вежливо-сдержанное выражение, движения юноши были полны возбуждения.

– Ребекка, мой прекрасный цветок! Наконец-то я нашел вас.

Адам удивленно поднял бровь. Фамильярность его приветствия вызвала не слишком приятные мысли. Неужели это?..

Ребекка растерянно пробормотала:

– Барнард! Что вы здесь делаете?

– Я собирался выждать еще неделю, но без моего розового бутона, украшающего мои дни, я дома изнывал от тоски. Я думал сделать вам сюрприз, но, приехав сюда, сам узнал довольно огорчительные новости. Это правда?

Она ловко уклонилась от ответа:

– Как вы нашли меня?

– Судьба, мой нежный лепесток. Я сопровождал мою троюродную кузину Лидию, которая пользуется услугами той же модистки, что и племянница леди Грейсон. Кажется, я прибыл сюда не слишком рано. Столько всего говорят! Подруги Лидии сообщили, что вы покровительствуете другому поэту, какому-то Фрэнсису Коббалду. Я быстро убедил их, что все это чепуха. Вы бы никогда не сделали ничего подобного, не посоветовавшись со мной.

Вытирая губы салфеткой, Ребекка откашлялась.

– В общем-то...

– Фрэнсис Коббалд к вашим услугам, – кланяясь, прервал ее Адам.

Внимательно рассмотрев его, Барнард расправил свои костлявые плечи и официально представился.

– Никогда о вас не слышал, – добавил он.

– То же самое я могу сказать о вас. – Самонадеянный юнец явно рассержен! Адам небрежно кинул в рот малину. – Леди Ребекка не считала нужным упоминать ваше имя. Говорите, вы с ней хорошие друзья?

Ребекка метнула в него злобный взгляд, но Адам только пожал плечами. Это было самое забавное происшествие за весь вечер.

– Что все это значит? – Барнард был явно поражен.

– Досадное недоразумение, ничего более.

– Так он, – Барнард кивнул головой в направлении Адама, – поэт или нет?

– Да, в некотором роде.

– Вы его покровительница или нет?

– Более или менее.

– Вы говорите загадками, моя драгоценная. Так как же? Более или менее? Поэт или нет?

«Разумеется, – подумал Адам, – Ребекка не чувствует настоящей привязанности к этому хлыщу, петушащемуся передо мной. Пылкая страсть, ха! Более возвышенные чувства. Чушь!» Адам готов был держать пари на месячный доход, что Барнард Лейтон недавно покинул школьный класс. Мальчишка еще не способен разобраться в своих мыслях, а тем более знать, как сделать Ребекку счастливой.

– Если честно признаться, – с улыбкой произнес Адам, – на данный момент я всего лишь дилетант в поэзии и в рифме. Леди Ребекка великодушно предложила представить меня высшему обществу. Конечно, ее тетушка, дама весьма влиятельная, также оказала мне поддержку. Я навечно у них в долгу.

– Разве вы никуда не направлялись? – раздраженно спросила Ребекка у Адама.

– Ах, я кому-то помешал? Тысяча извинений. – Он взмахнул платком. – Я растворюсь в этой «прелестной» вечеринке, как безгласный кудрявый ягненок в комнате, полной волков. Не обращайте на меня внимания!

«Адам так же похож на ягненка, как Барнард на волка», – подумала Ребекка. Она поборола желание метнуть свою тарелку в самонадеянную физиономию Адама. Он намеренно изводит Барнарда, ведя себя как сноб! Правда, и Барнард ведет себя примерно так же. Мужчины! У нее было ощущение, что они оба исполняют какой-то мужской ритуал, которого она не понимает.

Заложив большие пальцы за отвороты сюртука, Барнард выжидательно смотрел на девушку. Адам жевал черенок сельдерея, наблюдая за Барнардом. Ребекка внимательно изучала их обоих.

– История на самом деле очень смешная, – заявила она.

Ни один из мужчин не засмеялся и даже не улыбнулся.

– На мистера Коббалда напали разбойники неподалеку от замка Керрик. Мы приютили его и вместе добирались до Лондона.

– Скромность вам очень идет, – проворковал Адам. – Без вашей нежной заботы кто знает, что бы со мной стало.

Разгневанная, Ребекка больше не пыталась скрыть раздражение. Адам намеренно насмехается над ней! Он издал странный скрипящий звук и приложил палец к губам:

– О Боже, я забыл! Я же обещал хранить молчание. Однако девушке было не до смеха.

– Это в высшей степени тревожит меня, – сказал ей Барнард. – Я думал, между нами есть понимание. Я думал, мы что-то значим друг для друга. Неужели я напрасно надеялся?

Грустно, что новая встреча с Барнардом определила решение Ребекки. Пока он был милым и заботливым, мягким и добрым, она ничего не чувствовала к нему. Будь проклят Адам за то, что разбудил в ней страсть, которую, она была уверена, не почувствует к Барнарду! Адам пристально наблюдал за ней, с интересом ожидая ответа. Но она не доставит ему удовольствия узнать, что он натворил.

– Мы с вами лучшие друзья, вы знаете это.

Барнард схватил ее за руку:

– Мы были больше чем друзья, моя прелесть. Адам кашлянул.

– Уверена, моя тетя ищет вас, мистер Коббалд, – сказала Ребекка.

Адам не двинулся с места. Вместо этого он отправил в рот еще одну ягоду, сверля девушку не прикрытым повязкой глазом. Она приказала себе успокоиться, одновременно не переставая молить а чуде. В это время спасительное решение двигалось вдоль холла в их направлении.

– Мистер Коббалд, ах вы, негодник! – донесся пронзительный голос леди Уиншим. – Вас так трудно найти, но сейчас мне это удалось, и вы уже от меня не сбежите. – Матрона выпихнула дочерей вперед и практически толкнула их на Адама.

Ребекка видела, как губы Адама растянулись в вымученной улыбке. Его многообещающий взгляд на секунду встретился с глазами Ребекки прежде, чем он сказал:

– Леди Уиншим, как мило снова встретить вас.

На секунду Ребекка почувствовала жалость, но не хотела упустить возможность поговорить с Барнардом наедине.

– Извините нас, мистер Коббалд, похоже, вы нужны здесь. Мы побеседуем позже. Идемте, мистер Лейтон!

Смех зазвучал громче, когда гостям подали еще вина. Матери, матроны и престарелые дамы сидели в позолоченных креслах вдоль стен бального зала, держа своих прихорашивающихся дочерей впереди толпы. Адаму было нужно тихое место, чтобы спрятаться. И ему нужна была Ребекка.

Он хотел задушить ее за то, что она бросила его. Он потерял почти час, выпил четыре стакана пунша, станцевал два вальса и дал обещание нанести визит в ближайшие два дня, прежде чем смог вырваться из когтей леди Уиншим.

Обходя по кругу бальный зал, Адам изумленно открыл рот, наконец, увидев Ребекку. Крошка бесстыдно флиртовала с Бенджамином Сиверсом! Это не входило в его планы. Он ненадолго оставил ее одну, а она уже вляпалась в неприятности, как полуторамесячный щенок. Адам поборол порыв подойти к ней и заявить о своих правах: такая прямолинейность наверняка привлекла бы совершенно нежелательное внимание.

Но уклончивое поведение часто неправильно истолковывается как нервозность, а это, в свою очередь, тоже возбудило бы подозрения. Он решил, что безопаснее быть агрессивным. Его противник наверняка не ожидает нападения. И еще, он не мог рисковать Ребеккой. Ему придется действовать очень осторожно.

Адам повесил трость на руку, взял два бокала шампанского с подноса проходившего мимо слуги, и поплыл в направлении Ребекки, как ее личный мальчик на побегушках. Позаимствовав белую розу из цветочной композиции размером с небольшой стол, он заставил свой голос звучать на октаву выше и пропел через ее плечо:

– Розу для розы? – Он расплылся в улыбке, как томящийся от любви дурак, и протянул ей напиток. – Я уж думал, что потерял вас, леди Ребекка.

Она окаменела, но справилась с собой и взяла бокал из его рук. Принимая цветок, Ребекка улыбнулась:

– Мистер Коббалд, могу я представить вам лорда Сиверса?

Встретив прямой взгляд Сиверса, Адам спросил:

– Мы раньше не встречались?

Аристократ скривил губы, но, к счастью, ситуация его только забавляла.

– Маловероятно.

– Гм-м... – Адам поджал губы и постукивал пальцем по подбородку, – возможно, в прошлом году в...

– Я был во Франции.

– Военный? – Адам встрепенулся. – Я восхищаюсь вашей стойкостью и героизмом, но, честно говоря, не могу одобрить ваши усилия. Боюсь, наши взгляды слишком разнятся. Я предпочитаю предоставлять наших соседей самим себе. – Адам припомнил кое-что из слов Шелли. – Почему война должна быть на первом месте? Только для того, чтобы обеспечить мужчинам возможность запастись чудесными золотыми кружочками? – Он слащаво улыбнулся Сиверсу. – Возможно, мы встречались осенью на...

Хотя Сиверс улыбался в ответ Адаму, в его глазах зажегся опасный огонек.

– Невозможно. Я оставался во Франции до недавнего времени. И вы правы, наши взгляды действительно расходятся.

– Вижу, я вас расстроил. Тысяча извинений. – Адам повернулся к Ребекке, вспоминая смешные изъявления нежности Барнарда: – Моя нежная петуния, вы обещали мне танец. Идемте?

Ребекка пожелала Сиверсу доброй ночи вместе с приглашением в любое время нанести визит. К ужасу Адама, этот человек имел наглость принять приглашение. «Нужно было удушить девчонку на месте», – подумал Адам. Он не хотел, чтобы Ребекка вообще приближалась к этому человеку.

Его раздражение ничего не могло поделать с тем фактом, что Сиверс был подходящим холостяком, к тому же красавцем, известным своим успехом у дам. А ведь он, возможно, шпион! Адам собирался отчитать Ребекку, ведя ее к центру бального зала. Он обхватил ее талию, открыл рот и...

– Теперь можете меня поблагодарить, – сказала девушка.

– Поблагодарить вас?!

– Да, теперь вы знаете, когда Сиверс вернулся из Франции. Если бы вы не вмешались, я бы узнала, что он делал все это время. Вам не кажется странным, что он вернулся вскоре после вашего побега?

– Я что-то не помню, чтобы мы обсуждали ваше знакомство с Сиверсом.

– Вы же разговаривали с Сесилом, – напомнила она.

– Я не видел своего кузена три года. У меня было преимущество и уверенность, что он меня не узнает. К тому же Сесил идиот.

– Не будьте занудой. Я занималась своими делами, когда Сиверс оказался поблизости. Я просто воспользовалась возможностью. И прежде, чем вы скажете то, что заставит меня сделать что-то, о чем мы оба пожалеем, скажите, была информация полезной или нет?

Адам отказался отвечать. Не стоит поощрять Ребекку в ее шпионских играх. Он сжал губы и молча грациозно заскользил в такт музыке. Его тело начало расслабляться, осознавая тот факт, что он держит в объятиях прекрасную женщину. Когда он взглянул на Ребекку, то увидел причудливое, почти мечтательное выражение на ее лице.

– Чему это вы улыбаетесь?

– Я раньше никогда не танцевала вальс.

– В таком случае я постараюсь, чтобы этот танец вам запомнился. Хоть я давно не танцевал, мне кажется, это как стрелять из пистолета – однажды освоив, уже не разучишься.

– Можем мы, хотя бы ненадолго, забыть о ружьях и ножах, предателях и шпионах? – Ребекка почувствовала, как напряглись мускулы на плечах Адама.

Он крепче обнял ее, вальсируя, как и все, что он делал, умело и грациозно. Прикосновение его руки к ее талии прожигало шелк платья. Они вращались и кружились, их легкие движения странно сочетались с необузданными мыслями в ее голове. Ребекке вдруг ужасно захотелось запустить руки в его черную как смоль гриву, слегка вьющуюся на затылке. Его аккуратно подстриженная борода манила ее пальцы.

Ребекка закрыла глаза. Ритм музыки, дыхание Адама, его знакомый терпкий запах – все окутывало ее волшебным туманом, сладким и опьяняющим. Она чувствовала, словно плывет в воздухе, в безопасности его объятий, зная, что он не даст ей оступиться. Ребекка проигнорировала голос разума и прижалась к Адаму еще теснее, зачарованная жаром его тела. Из-под прикрытых ресниц она увидела, что он не отрываясь пожирает ее взглядом. Она споткнулась.

– Простите, – пробормотала Ребекка в его крахмальную манишку.

– Ничего, – прошептал он.

Его голос был хриплым, и в нем было обещание, которого Ребекка не понимала, пока он не поцеловал ее несколько недель назад.

Музыка закончилась, и они остановились около стеклянных дверей на террасу. Больше всего на свете ей хотелось оказаться под звездами в объятиях Адама, чувствовать его губы на своих губах. Ее глупый запрет на поцелуи казался бесконечно далеким, смехотворным сейчас, когда ее тело трепетало в ожидании.

Он протянул руку:

– Идемте?

Не в силах вымолвить ни слова, Ребекка подала ему руку и последовала за ним через стеклянные двери на свежий вечерний воздух. Ее сердце застучало громче и быстрее. Они укрылись в дальнем конце балкона, в темноте, где их тела легко смешались с тенями.

Адам стоял очень близко. Ребекка чувствовала шероховатость ткани его камзола под своей рукой, его дыхание на своих волосах. Она приподняла голову, ее глаза медленно закрылись.

– Подождите здесь, – прошептал он ей на ухо.

Она не открывала глаз. Кровь в висках стучала молотом, так же как и сердце в груди. Ее одурманенному разуму понадобилось время, чтобы понять, что что-то не так. Она открыла глаза и огляделась. Адама нигде не было видно. Кровь прихлынула к ее щекам. О Боже, она бросилась в объятия мужчины, а он исчез!

– Один танец, и я предлагаю себя, как жертвенная дева, – пробормотала Ребекка, обращаясь к звездам. – Он даже по-настоящему мне не нравится, – пожаловалась она.

Подавленная и невероятно смущенная, Ребекка вглядывалась в темноту. Там, среди теней, окаймляющих ступени с балкона в сад, мелькнула очень знакомая фигура. Гнев подавил чувство растерянности. Невзирая на ее беспокойство, этот глупец мог потащиться, в темноту и...

Что, если он найдет неприятности – или, что более вероятно, неприятности найдут его? И у нее уже никогда не будет возможности высказать ему, что она думает о его грубом поведении. Минуту она постояла у края мраморной стены, потом начала мерить шагами пространство балкона. Адам так и не вернулся, и Ребекка, убедившись, что окончательно осталась одна, приподняла подол юбки и поспешно сбежала по ступенькам в том же направлении, куда удалился Адам.

Бесцельно блуждая между кустами, подстриженными в форме животных, девушка прошла мимо фонтана с купидоном, разбрызгивающим струи воды из лука и стрел, мимо огромной клумбы роз; которые божественно пахли, и очаровательной беседки. Каждый шаг увлекал ее все глубже в темноту, все дальше от безопасности. Эта мысль заставила ее остановиться и задуматься, идти ли дальше, или вернуться на бал.

Слева от нее, за высокой живой изгородью Ребекка услышала приглушенные голоса, один из которых определенно был мужским. Она стала подкрадываться, рассчитывая найти Адама. Вдруг чья-то рука зажала ей рот.

– Скажете хоть слово, и я сверну вам шею. – До того как Ребекка смогла прервать тот самый разговор, который он пытался подслушать, Адам потащил ее за подходящую пару увитых плющом львов.

Он встряхнул головой, удивляясь реакции своего тела на прикосновение к ней и недостатку самоконтроля, о котором говорила эта реакция, – редкий и неожиданный для него случай. Ребекка оказалась такой податливой и нежной в его руках, когда они танцевали. Ее груди поднимались и опускались с каждым вдохом. Золотистые искорки в глазах сверкали разгорающейся страстью. Было так чудесно чувствовать ее в своих объятиях. Черт, он почти забыл о своей маскировке и самой причине своего присутствия на балу. Он чуть было не упустил момент, когда Джереми Осуин выскользнул на террасу.

У этой женщины совсем нет здравого смысла. Она просто бедствие, прямая угроза его мужской потребности в порядке и авторитете. К несчастью, сейчас не было времени делать ей внушение, но позднее он уж точно заставит ее выслушать его мнение насчет ее поведения. Если только им вообще удастся безопасно добраться до дома.

Сейчас у него было две проблемы: попытаться выяснить цели Осуина и постараться обеспечить безопасность Ребекки. Вернее, даже три проблемы, ведь если их застанут вдвоем, хлопот не оберешься.

Ребекка попыталась вырваться, так извиваясь в его объятиях, что он чуть не потерял голову. Адам наклонился так близко к ее уху, что почувствовал аромат сирени на ее коже.

– Не двигайтесь.

Ребекка замерла. Он медленно убрал руки и развернул ее лицом к себе. В ее глазах полыхало пламя. Она еще имеет наглость злиться, хотя ослушалась его приказа!

И тут Адам услышал неподалеку шепот. Он дал Ребекке знак молчать, и она, к счастью, сразу поняла всю серьезность ситуации. Если они ошиблись, если Осуин проскользнул в сад для обыкновенного свидания, Адам и Ребекка спокойно вернутся в дом, не возбудив подозрений.

На соседней аллее залаяла собака. Крылья птицы, потревоженной каким-то ночным существом, захлопали у них над головой. Случайный взрыв смеха донесся из дома, напомнив Адаму, что надо быть предельно осторожным. Он медленно двинулся вперед.

Слегка пригнувшись, он удачно обнаружил куст с не очень густыми листьями. Какой-то человек стоял спиной к Адаму и разговаривал с Осуином. Тот замер, скрестив руки на груди, и выглядел не слишком счастливым. Через изгородь долетали только обрывки разговора.

– Что это значит «он исчез»? Ты представляешь все осложнения, если его не найдут? – Осуин запустил руку в волосы. – Черт побери! Что еще может пойти не так?

Его собеседник, невысокий и жилистый, одетый как обыкновенный вор, явно не был из числа приглашенных гостей лорда и леди Грейсон. Он пробормотал что-то о женщине из Парижа.

– Мы должны найти ее, – прошептал Осуин. – Иначе все пропало.

Невысокий кивнул и заговорил еще тише. Адаму показалось, что он уловил слово «шпион». Проклятие, как бы он хотел слышать лучше...

– Встретимся завтра. Ты знаешь где. – Осуин передал собеседнику клочок бумаги. – Посмотри, что ты сможешь тут найти. И, ради Бога, осторожнее. Мы не можем допустить, чтобы нас поймали. Не сейчас.

Незнакомец направился к задней стене сада. Уже приготовившись последовать за ним, Адам вспомнил о присутствии Ребекки и несколько раз чертыхнулся себе под нос. Он повернулся и увидел, как Осуин наклонился, чтобы зажечь сигару, и направился к дому.

«Нет ничего непристойного в том, что джентльмен прогуливается по саду», – с иронией подумал Адам. Этот человек был, несомненно, уверен в себе. А слишком большая уверенность ведет к ошибкам. Эта мысль несколько подсластила разочарование Адама.

Он скользнул назад к Ребекке, схватил ее за руку и молча двинулся в противоположном направлении. Им лучше вернуться в дом кружным путем.

Ветка хрустнула под ногой Ребекки. Резкий треск пронесся по саду, как будто рухнуло целое дерево. Адам замер, прислушиваясь. Шорох листьев и звук шагов заставил его сорваться с места и побежать, волоча за собой девушку. Не хватало, чтобы их сейчас обнаружили. Последствия в свете были бы ужасны, но, что куда важнее, Адам не хотел возбуждать подозрения. Стараясь выбирать самые густые тени, они мчались вокруг изгородей, мимо фонтана в виде колесницы и трех коней дальше в темноту. Адам слышал, что преследующие шаги настигают их. Тяжелое дыхание Ребекки резало ухо. Она никогда не сможет убежать в своем бальном платье и туфельках. Он увидел силуэт конюшни и понадеялся, что именно в ней Осуин будет искать в первую очередь.

Адам рванулся туда, распахнул дверь и отбежал обратно за ближайший вяз. Он резко толкнул Ребекку, так что ее спина прижалась к шершавой коре дерева. Его тело накрыло ее в попытке хоть как-то спрятать сверкающую ткань платья. Наблюдая за дорожкой, ведущей к конюшне, он увидел приближавшуюся фигуру. Это был Осуин. Блестящий ствол пистолета холодно сверкнул в лунном свете.

Ни движения, ни звука. Время как будто замерло. Наконец, Осуин вышел из конюшни, еще раз огляделся и зашагал к дому.

– Он ушел? – спросила Ребекка, почувствовав, что угроза миновала.

– Кажется, да.

Ей показалось, что сердце у нее вот-вот выскочит из груди. Адам остался неподвижным, его тело тесно прижималось к ней. Господи, ее ноги разведены и практически обнимают его бедра! Все грешные, ужасно распутные ощущения, которые она чувствовала, танцуя с Адамом, возникли снова и сконцентрировались между ее ног. Когда она подняла голову, чтобы заговорить, у нее перехватило дыхание. Убегая, он сорвал повязку, и сейчас в его глазах бушевало пламя. К ужасу Ребекки, ее соски согласно напряглись в ответ.

Ее взгляд устремился в страстном желании к его губам. Она конвульсивно сглотнула. Шепча его имя, Ребекка таяла в его объятиях. «Я совсем потеряла рассудок», – пронеслась последняя мысль в ее голове, и его губы приникли к ее губам.

В этот раз не было нежной борьбы, а одно только чистое желание. Она ответила с равной страстью, ее руки обвились вокруг шеи Адама, как будто она боялась, что он может исчезнуть. Она боялась напрасно.

Его дыхание обожгло нежную кожу ее горла, когда он проложил чувственную дорожку поцелуев от ее подбородка к округлости груди, выступающей над корсажем. Она чуть не умерла, когда его язык стал ласкать ее сосок через ткань платья, омывая крошечный бутон потоком мучительной нежности. Она застонала, ее тело изогнулось, чтобы ответить на его ласку.

Этот звук прорвался сквозь туман желания Адама. Все еще горя страстью, он отстранился. Ребекка потянулась к нему, и Адам понял, что ее захватила страсть, что она не запретит ему ничего. Эта мысль, как ни странно, заставила его отказаться от сладостной щедрости ее тела.

Эдвард доверил свою дочь заботам Адама, а он чуть было не потерял самоконтроль, как зеленый юнец. Ему следовало бы распекать ее, а не осыпать поцелуями. Ничего из того, что он сделал, нельзя вернуть назад... но, честно говоря, он и не был уверен, что хочет этого.

Адам поднял голову, чтобы увидеть вопрос в ее глазах. Он мягко взял Ребекку за подбородок и запечатлел последний нежный поцелуй на ее губах.

– Нам лучше уйти. К несчастью, ваше платье безнадежно испорчено. Вы можете подождать в экипаже, пока я найду леди Такер и вашу накидку. Мы поговорим, когда вернемся домой.

Глава 14

– Доброй ночи, миледи, – пожелал Адам Дженет, поднимавшейся по лестнице на второй этаж Уинком-Хауса. Когда за ней последовала Ребекка, он преградил ей путь: – Я хочу вам кое-что сказать.

«Ничего удивительного», – подумала Ребекка. Адам нашел Дженет, предложил неубедительное объяснение, что Ребекка упала с лестницы, а потом мрачно молчал всю дорогу домой, время от времени кивая, пока Дженет без умолку болтала о его успешном дебюте. Ребекка надеялась вечером избежать его инквизиторского допроса и молилась, чтобы ее родители еще не легли. Ей нужно было время подумать. Но у Адама, очевидно, были другие соображения.

Что ж, она не будет вести себя как перепуганная гусыня. Входя в библиотеку, Ребекка не потрудилась закрыть дверь, зная, что это сделает Адам. Она уселась в кресло, стоявшее отдельно от других, и упрямо уставилась в потолок. Решив, что лучше заставить Адама обороняться, она спросила:

– Вы собираетесь объяснить свое поведение?

Изумленный, он замер около рафаэлевского мотива из трех нимф, украшавшего стену около двери.

– Вы смеете требовать объяснений у меня?! Если бы вы были солдатом под моим командованием, вы бы уже сидели на гауптвахте. Во-первых, вы чуть было не избили моего кузена Сесила. Во-вторых, вы бросили меня на растерзание леди Уиншим. Одно это непростительно. В-третьих, вы сами подошли к Бенджамину Сиверсу и бесстыдно флиртовали с ним. И, что хуже всего, вы последовали за мной в сад, одна, среди ночи, не задумываясь о защите. Ведь Осуин чуть не поймал нас!

– Но ведь не поймал же!

– Это не оправдывает ваши действия. Что, вы думаете, могло случиться, если бы нас увидели в саду вдвоем?

– Ну, возможно, пошли бы сплетни. Адам подошел и встал рядом с ней.

– Ваша репутация была бы погублена, а все предполагаемые в будущем предложения замужества стали бы несбыточной мечтой. Не говоря уже о добром имени ваших родителей. Господи, да у вашего отца не было бы другого выбора, кроме как немедленно выдать вас замуж.

– Он бы меня никогда не заставил.

Наклонившись над ее плечом, Адам с решительным выражением лица отчеканил:

– Дражайшая Ребекка, ему бы и не пришлось. Я бы взял эту задачу на себя. Я бы никогда не позволил, чтобы их имена попали в жернова светских сплетен. Вы ведь наверняка знаете, что все ваши поступки отражаются на них?

Ребекка ненавидела тот факт, что он говорил правду, что свет осудит ее родителей так же, как и ее, за несоблюдение приличий.

– Почему нельзя судить только меня за мои поступки?

– Так не бывает, и вы это прекрасно знаете. Не могу поверить, чтобы вы хотели намеренно причинить вред своим родителям.

– Конечно, нет.

– Тогда почему вы рискуете всем этим?

Ну почему он такой тупоголовый? Ему давно пора свыкнуться с мыслью, что друзья должны помогать друг другу. Она встала и ткнула его в грудь:

– Я думала, что вам может грозить опасность, болван!

– Нет необходимости браниться, – проворчал Адам, проводя рукой по лицу. Учитывая всю неопределенность предстоящих нескольких недель, он должен заставить ее понять, что она просто обязана выполнять его приказы, иначе ему никогда не удастся обеспечить ее безопасность. – Благодарю вас за беспокойство. Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, что поставлено на карту. Мой долг – очистить имя семьи, и, уж поверьте, у меня нет желания изображать мученика. Я хочу спасти свое имя, свою жизнь и все, что с этим связано. Но пока что мне удавалось выживать с минимальным риском для тех, кого не нужно вовлекать. До тех пор пока мое доброе имя не будет восстановлено, вполне вероятно, будут возникать очень опасные ситуации. Вы не можете шататься везде просто потому, что хотите или считаете нужным помочь. Вы не можете и не должны следовать за мной!

– А что, если вы погибнете?

– Я бы скорее погиб, чем причинил вам вред своими руками. Ваши родители никогда бы мне этого не простили. Богом клянусь, я сам никогда бы себя не простил.

– Я ведь не беззащитна. Вы же сами научили меня стрелять из пистолета. С тех пор я практиковалась и часто ношу оружие в сумочке.

– Предполагается, что мужчины защищают женщин.

– Мужчины, мужчины, мужчины, – пробурчала Ребекка разочарованно. – Женщина может сделать все, что может мужчина, если захочет. Мне противно слышать, что могут мужчины и чего не могут женщины.

– Потому, что мужчины знают, что лучше для женщин.

– Это то же самое, что сказать, будто я не способна думать сама за себя.

– После сегодняшнего вечера я бы сказал, что ваши действия отлично подтверждают это.

– Вы самонадеянный болван.

Они стояли лицом к лицу, пытаясь взглядом испепелить друг друга.

– Обещайте больше не ходить за мной, – потребовал Адам.

– Нет.

Он не знал, что делать. Никто никогда не отказывался выполнять его приказы. Кроме Ребекки. Он внимательно изучал ее твердо сжатые губы и решительный блеск в глазах. Она явно не собирается прислушиваться к его предостережениям. Разочарование последних недель расшатало его выдержку. Черт побери, она должна согласиться! Он шагнул ближе. Ребекка отступила за кресло. Он быстро обошел его и, обхватив с обеих сторон, удачно поймал ее в ловушку между собой и столом.

– Послушайте хорошенько. Множество опасностей подстерегает молодую леди, если она достаточно глупа, чтобы расхаживать невесть где без должной защиты. Хотите, чтобы я продемонстрировал вам главную причину, почему вы не должны следовать за мной, самую опасную причину из всех? Кое-что вы уже должны были понять после нашего приключения в саду!

Все, что ему нужно было, – это один поцелуй, чтобы доказать, какой опасности она подвергается. Одно прикосновение, чтобы погасить огонь, которого он не знал прежде. Ее глаза потемнели, когда Ребекка поняла, что он собирается сделать, и черт побери, если она не сделала ответного движения. Их губы встретились, и он завладел ее ртом. Адам честно собирался остановиться, как только она усвоит урок. Но тут Ребекка робко прикоснулась языком к его языку. Все его благие намерения пошли прахом.

Запустив руки в ее волосы, Адам набросился на ее рот. Он покусывал, дразнил и нежно мучил, а его руки тем временем ласкали нежную кожу ее плеч и шеи. Склонив голову, он погружал свой язык во влажный жар ее рта, снова и снова, поглощая ее страстные стоны и желая только одного – заняться с ней любовью. Он собирался преподать ей урок, а вместо этого сам почувствовал себя учеником, привязанным к ней невинностью ее поцелуев, страстностью ее ответа.

Адам отстранился.

– Прикажите мне остановиться, Ребекка, – задыхаясь, проговорил он.

«Остановиться?» – подумала она в исступлении. Когда жидкий огонь пульсирует в ее венах? Когда каждый дюйм ее тела жаждет его прикосновения?

– He сейчас, – как будто издалека донесся до нее собственный шепот.

Застонав, Адам схватил ее за талию, посадил на стол и уверенно встал между ее ног. Он прижался, и Ребекка почувствовала жесткую выпуклость, упиравшуюся в нее. Адам не отрываясь смотрел ей в глаза, безмолвно требуя остановить его. «Ни за что», – подумала она. Это было великолепно.

Ребекка почувствовала, что он медленно спускает платье с ее плеч, один палец погружается под корсаж, лаская ее, пока, наконец, шелк не соскользнул к талии.

Он опустил голову, его губы проложили страстную дорожку поцелуев от ее шеи, над ключицами к впадинке между грудей. Наконец его язык стал ласкать набухший сосок, жар его рта был сладкой пыткой. Ребекка прильнула к нему. Адам поднял голову и поцеловал ее с дикой жаждой, нежно лаская руками ее груди. Она ощутила легкое дуновение на ногах, когда он поднял ее платье. Ребекка зачарованно следила, как его рука скользит по обнаженной плоти над розовыми подвязками. Опомнившись, она попыталась сжать колени, но его тело не давало такой возможности.

Потерявшись в море желания, Ребекка осознала, чего она хочет, где его руки должны прикасаться к ней. Она не была абсолютно невежественна, но эта волнующая уверенность в своих желаниях явилась для нее неожиданностью. Рука Адама скользнула к углублению между ее бедер, и она нетерпеливо придвинулась, ища чего-то ранее неизведанного. Желая. Требуя.

К счастью, Адам понял. Он нежно и осторожно поглаживал ее. Его губы и язык двигались в завораживающем ритме, которому вторили его умелые пальцы. Сердце Ребекки бешено колотилось, дыхание прерывалось. Наконец каждый дюйм ее тела напрягся, когда она взмыла на волне экстаза. Дрожащий вздох вырвался из ее груди, пульс замедлился. Она почувствовала, будто улетает к облакам, нарисованным на потолке.

Адам нежно обнимал ее. Он прижимал Ребекку к себе, поглаживая по спине, пока ее дыхание не успокоилось. Когда она осмелилась взглянуть на него, то увидела, что глаза его закрыты, челюсти плотно сжаты, а на лбу выступил пот. Почувствовав, что она смотрит на него, Адам открыл глаза. Испепеляющая страсть бушевала в их глубине.

Ребекка судорожно сглотнула.

Нагнувшись, чтобы привести ее одежду в порядок, он спросил:

– Теперь вы осознаете опасность? Я не отрицаю, что желаю вас. Если я снова дойду до предела, не уверен, что смогу остановиться. А если это произойдет, нам с вами придется пожениться. Не сомневайтесь в этом.

Его прикосновения перевернули представления Ребекки о жизни. Никогда больше она не сможет сидеть за этим столом, не вспоминая, как язык Адама ласкал ее тело, и как страстно оно отвечало на его прикосновения. В его голосе не было взаимного обвинения. Фактически он говорил так, будто во всем винил только себя. Внезапно Ребекка разозлилась. Какого черта?! Он испортил этот момент очередным нравоучением, напоминанием об их непримиримом противоречии. Она соскользнула со стола, юбки спорхнули вслед за ней.

– Почему это я должна выходить за вас? Если я и соберусь замуж, то только за того, кого люблю. А вы не слишком для этого подходите. В данный момент вы мне неприятны.

Ее стрела попала в цель, но принесла с собой ответный выпад.

– Я очень даже нравился вам всего несколько минут назад, когда мои губы целовали ваши груди, а мои пальцы касались ваших сокровенных мест.

Жар захлестнул ее щеки. Она не должна поддаваться.

– Отлично. Вы во второй раз доказали, как я слаба перед вашими прикосновениями, вашими поцелуями. Но это только доказывает мою правоту. Женщина может ощущать ту же страсть, что и мужчина, испытывать такое же вожделение, иметь такие же потребности. Почему же она не может иметь все это вне брачного ложа?

Адам взял со столика хрустальный бокал и налил себе бренди.

– Вы не понимаете, о чем говорите.

– Если вы скажете это еще раз, – завопила Ребекка, – клянусь, я за себя не отвечаю! В своей наивности я никогда до конца не понимала, что поэты подразумевают под пылкой страстью и какие узы связывают влюбленных. Теперь благодаря вам я прозрела. Однако желать кого-то с животной страстью и любить его – совершенно разные вещи. Страсть – самая скоротечная из эмоций. Настоящая дружба и совместимость приходят с принятием взглядов друг друга. Вам не удалось поколебать мою уверенность в этом. Доброй ночи!

Слава Богу, он не пытался остановить ее. Ей удалось сдерживать слезы только до лестницы, и тут Ребекка расплакалась, безмерно уставшая и совершенно опустошенная. До возвращения Адама она была абсолютно уверена в том, чего хочет от жизни. Теперь же замешательство стало ее постоянным спутником. Ее тело все еще не успокоилось после поцелуев Адама, все еще трепетало от какой-то неизвестной боли. И все это его вина. Будь проклят Адам Хоксмор со всеми потрохами за то, что заставляет ее чувствовать себя несчастной!

Стакан с грохотом разбился о стену библиотеки. Очень хорошо. Она была не одинока в своем разочаровании.

Его рапира плясала в воздухе, когда Адам продвигался через комнату к Эдварду. Уголком глаза он изучал своего кузена. Он знал, что Сесил придет сегодня, и время его визита было очень удачным. С лицом, скрытым за проволочной маской, Адам мог без труда наблюдать за этим болваном.

Одетый в смешно сшитый черно-красный костюм, поджав губы, Сесил барабанил пальцами, размышляя над последними откровениями Эдварда.

– Как вам не стыдно, Эдвард! Вы никогда не говорили мне, что Адам изменил завещание. Все это очень гадко. – Он смахнул ворсинку с брюк, устраиваясь в гобеленовом кресле, как тщеславный петух в курятнике. – Какая мне забота, если Адам оставил кое-какую мелочь преданному слуге? У моего кузена денег было больше чем достаточно. Он просто не хотел делиться ими со мной. Я должен унаследовать все оставшееся. Вы не можете изменить этот факт.

Из-под маски Эдварда донесся смех.

– Мое требование вас забавляет? – огрызнулся Сесил.

– Нет, мой мальчик, – ответил Эдвард. Он сделал выпад вокруг исколотого букового шита, едва избежав удара Адама в грудь. – Меня забавляешь ты.

Адам отскочил направо от позолоченного постамента с затейливой глазурованной вазой. Сесил посмотрел на него. Эдвард заметил это.

– Как я уже объяснял, нет нужды беспокоиться насчет мистера Коббалда. Можешь говорить свободно все, что хочешь. Он не раскроет ни один из твоих отвратительных секретов.

Сесил возмущенно фыркнул:

– Я хочу, чтобы завещание моего кузена было оглашено немедленно.

– Ты требуешь или просишь? Ты ведь знаешь, каким упрямым я могу быть.

Шлепнув по подлокотникам кресла, Сесил выпалил:

– Мне нужны эти деньги. Не вижу причины для отсрочки.

Эдвард несколько раз прищелкнул языком, этот звук слился со звоном рапир, который сопровождал их фехтовальный танец по комнате.

– У тебя снова финансовые затруднения? Тебе и правда стоит перестать играть. Отчаяние заставляет людей задумываться о разных вещах. Насколько глубоко твое отчаяние?

– О чем это вы?

– Жажда денег или власти часто толкает людей на шантаж, подлог, воровство и ложь. Даже на убийство.

– Вы хотите сказать, что я совершил какое-то преступление? Ну, теперь вы насмешили меня, – Сесил сдавленно хихикнул, – ведь это не я убил своего кузена.

Развернувшись, Эдвард сделал такое движение, как будто хотел вдавить Сесила в пол. Адам переключил внимание своего друга, сделав выпад вперед и метнувшись вокруг большой пальмы в горшке.

– Могу ли я высказаться? – гнусаво спросил он. – Человечество по природе своей слабо. Слабо, слабо! Вся его история изобилует семейными тайнами. Убийство не так уж необычно и для высокородной особы.

Сесил нахмурился:

– Это правда. Однако в данном случае я ни при чем. Признаю, я иногда мечтал, чтобы он свалился с лошади. Мой кузен чрезвычайно деспотичен. Но убийство? Я? Нет. Боюсь, я не выдержу такой жестокости.

– Не обязательно делать это самому, – подсказал Эдвард.

– Это правда. Вообще-то я надеялся, что Керрика убьют на войне где-нибудь в Испании или во Франции. – Сесил помолчал. – Мне следовало бы разозлиться, что вы, Эдвард, подумали, будто я мог опуститься до такого уровня, но я прощаю вас. В конце концов, вы все сделали за меня. – Сесил закинул ногу на ногу и рассмеялся: – Я уже поблагодарил вас?

Адам услышал достаточно. Его кузен – жалкий образчик человека, виновный не более чем в трусости, глупости, дурном вкусе и обжорстве. Тем не менее его нужно проучить. Судя по тому, как Эдвард сжал свою саблю, он тоже жаждал преподать ему урок. Приняв окончательное решение насчет будущего своего кузена, Адам резко повернулся. Он взмахнул рапирой и остановил острие у самого подбородка Сесила. Кузен затрясся от испуга.

– Позвольте, я буду тем, кто поблагодарит Эдварда, – сказал Адам. С этими словами он сорвал маску и бросил ее в стоящее рядом кресло.

Лицо Сесила посерело. Его нахальная ухмылка исчезла, уступив место ужасу. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не смог произнести ни звука.

– Не ожидал увидеть меня, кузен? – Адам прикоснулся кончиком клинка к горлу Сесила. – Жаль тебя разочаровывать, как видишь, я жив.

– Но Эдвард сказал... власти... не понимаю.

– Уверен, что нет. – Адам опустил клинок. – Эдвард, налейте моему кузену бренди. Он очень бледен.

Также сняв маску, Эдвард улыбнулся. Он принес напиток и вложил стакан в руку Сесила.

Дрожащими руками Сесил поднес стакан к губам и осушил его одним, глотком. Он сразу же закашлялся.

– Вы обманули меня. Зачем?

Адам видел смену чувств в глазах Сесила: ненависть, гнев, смущение. Запах отчаяния распространялся от несчастного ублюдка, как вонь от скунса.

– Понимаешь, кузен, кто-то решил лишить меня жизни. Это меня очень разозлило. Поскольку ты должен унаследовать все мои владения и учитывая твою жадность, я решил, что это можешь быть ты.

Сесил испуганно посмотрел на саблю Адама:

– Ты думаешь... ты ведь не считаешь, что я... Страх овладел им настолько, что он стал заикаться.

Адам задумчиво почесал бороду.

– Если ты спрашиваешь, считаю ли я тебя способным на убийство, то ответ – нет. Теперь уже нет. Ты сам признался, что у тебя не хватит духу на такое.

Сесил густо покраснел.

– Не обижайся, кузен. Я только утверждаю очевидное. Ты должен радоваться. В противном случае я проткнул бы тебя насквозь.

Сесил скорчился в кресле.

– Тогда зачем я здесь?

Адам подошел к окну и выглянул наружу.

– Мне нужно было убедиться, что ты не замешан во всем этом. А сейчас я точно знаю, что тебе нужны деньги и, если оставить тебя в Лондоне, ты можешь выдать меня.

– Никогда!

– Ты забываешь, что я слышал каждое злобное слово, сказанное тобой и вчера, и сегодня.

– Отлично. Я действительно хочу, чтобы ты умер. Я стал бы графом. Люди стали бы уважать меня.

– Глупец, – резко сказал Адам. Он положил оружие на подоконник и вернулся к кузену. – Не титул делает человека. Ты бы все так же хныкал, пытаясь изобразить благородство. Ты недостоин титула Керриков. – Адам вздохнул и переглянулся с Эдвардом.

– Действительно. – Эдвард кивнул, все еще довольно улыбаясь оттого, что Адам выяснил масштабы махинаций своего кузена. – Чем скорее мы покончим с ним, тем лучше.

Как загнанная в угол белка, Сесил вертел головой, глядя то на одного, то на другого.

– Что вы собираетесь со мной делать?

– Ты отправишься в путешествие, – радостно сообщил Эдвард.

– Вы не можете похитить меня. Вы знаете, у меня есть права.

Адам сжал плечо Сесила:

– Если ты останешься здесь, ты разболтаешь все обо мне любому, кто захочет тебя слушать. И тогда Эдварду или мне придется тебя убить. Несколько месяцев в море, и можешь вернуться в Англию, крепкий и бодрый.

– В море? Я ненавижу море, – заныл Сесил.

Его раздражение возросло, когда он осознал свое положение.

Адам наклонился и заглянул в пепельно-серое лицо кузена.

– Послушай хорошенько. Двое матросов Эдварда проводят тебя на «Дикую орхидею». У них приказ в любом случае доставить тебя на корабль. Не испытывай их терпение. У них еще меньше принципов, чем у меня. Одно неверное движение, и тебе придется пожалеть. У тебя есть возможность совершить приятное путешествие. Капитан хороший человек, но советую тебе не утомлять его своим нытьем.

Эдвард ждал у двери в компании двух здоровенных матросов с огромными мускулистыми руками. Сесил поплелся к двери, его дерзость улетучилась, но, когда он обернулся, в глазах его горела ненависть.

– Я никогда тебе этого не прощу.

– Не сомневаюсь, но я уверен, что оказываю тебе услугу. Я знаю, что ты задолжал очень скверным людям. Плантация на Сент-Киттсе будет в твоем распоряжении, под присмотром моего очень преданного, очень опытного поверенного, разумеется. Я приказал ему начать выплачивать твои долги. Может, тебе понравятся Карибы, и ты решишь там остаться. Смотри на это как на шанс начать новую жизнь.

Когда Сесила вывели из комнаты, Адамом овладела печаль. Он рухнул в кресло, в котором только что сидел его кузен.

– Вы думаете, что я приговорил его к смерти?

– Это следовало сделать, – сказал Эдвард.

– Тогда почему я так отвратительно себя чувствую?

– Потому что ты честный человек. Решения не даются легко тем, кто обладает властью. Но такая ответственность непосильна для людей вроде Сесила. Всегда легче обвинять кого-то, а не себя. И что теперь?

Адам вздохнул.

– Убрав с дороги кузена, я могу вплотную заняться Джереми Осуином и Бенджамином Сиверсом. В них ключ ко всей этой кутерьме. Я в этом уверен.

– Что насчет Ребекки? – спросил Эдвард.

Адам задумался.

– Вас интересуют мои намерения?

– Совершенно верно. Я доверяю тебе безоговорочно, но я также знаю свою дочь. Она красивая, упрямая, страстная и любопытная – опасное сочетание для молодой женщины, особенно если она оказалась рядом с таким мужчиной, как ты. И не думай, что мне не известно о небольшом инциденте перед твоим отъездом. Девчонка вообразила тогда, что влюблена в тебя. Сомневаюсь, что сейчас что-то изменилось.

– Держу пари, она с этим не согласится.

– В последнее время Ребекка сама на себя не похожа. Вся эта чушь насчет женских прав! Мне вообще не следовало учить ее читать.

– Ребекка осложнит жизнь любому мужчине. Она своевольная, упрямая и непослушная.

– Я и так прекрасно знаю характер своей дочери. Ты собираешься жениться на ней или нет?

– Мне нечего ей предложить, – начал Адам. Когда Эдвард фыркнул, он добавил: – Я абсолютно серьезен. Не важно, что все думают, но я не позволю себя повесить. Если не будет другого выхода, я начну новую жизнь где-нибудь в другом месте. Один. Я отказываюсь тащить за собой Ребекку, она не будет женой беженца.

– Мы скоро все выясним. Фактически я собираюсь нанести визит этой надутой заднице лорду Арчибальду уже сегодня. Мы знаем, что Сиверс разговаривал с военным департаментом. Я хочу знать, какую конкретно информацию он им дал.

– Есть два разных объяснения его показаний. Либо он и есть Леопард и хотел подставить кого-то другого, либо он просто неправильно истолковал мое присутствие в «Красном гусе». Не знаю, что еще вы можете узнать, спрашивая Арчибальда.

– Что еще остается? – Эдвард скрестил руки на груди. – А теперь ответь на мой вопрос. Если все устроится, ты собираешься жениться на Ребекке?

Адам подумал о прошлой ночи, о том, как метался и ворочался потом без сна один в постели. Он действительно обдумывал возможность женитьбы на ней. Чертыхаясь, он обвинял Мака в том, что тот заронил в его голову эту мысль. Потом он винил Ребекку и ее импульсивность. Он никогда еще не встречал женщины, способной лишить его спокойствия и благоразумия, как это делала она. И все же это была его вина, он не мог побороть себя.

– Я, должно быть, потерял рассудок, – наконец, признал он. – Моя жизнь будет постоянной битвой, но да, эта мысль приходила мне в голову. Если – я подчеркиваю, если – мы очистим мое имя, я бы хотел жениться на Ребекке. Проблема в том, как убедить ее.

Эдвард похлопал Адама по плечу:

– Ерунда, ее надо уговорить. Ты мастер тактики, который только рад ответить на брошенный вызов. Как мне кажется, это последняя война.

Глава 15

– Только одно может затмить луну. Наша любезная хозяйка, – Адам сделал паузу, чтобы усилить впечатление, – леди Уизерспун.

– Теперь моя очередь, мистер Коббалд. Пожалуйста. Вы обещали.

Адам кивнул молоденькой девушке, захлопавшей в ладоши, которая сидела на каменной скамье рядом с ним.

– Действительно, обещал. Дайте подумать.

Он посмотрел на девушку и трех других неумолимых матрон, обступивших его; каждая ждала возможности услышать стихи, посвященные ее прелестям. Слава Богу, этих женщин было легко ублажить, находя приятные слова, которые сам он считал совершенной чушью.

Со своего места на балконе Адам высматривал в маленьком саду внизу Ребекку. Она бродила среди клеток с животными, и с ней был не кто иной, как Джереми Осуин. Он, должно быть, действительно потерял рассудок, когда согласился с ее предложением, но его на это толкнуло отчаяние. Отчаяние и поддержка Эдварда.

Четыре дня непрерывных балов и приемов не принесли ничего нового. Если Ребекка сможет выудить хоть какую-то информацию у Осуина, что ж, пусть так и будет. Она все равно сделала бы это, с его одобрения или без оного. Но она могла в любой момент подвергнуться опасности, и Адам намеревался не выпускать ее из поля зрения – трудная задача, поскольку из-за повязки он мог видеть только одним глазом.

– Мне особенно нравятся мои глаза, сэр. – Наклонившись вперед и демонстрируя прекрасную полную грудь – наверняка это и было главным намерением, – юная дебютантка захлопала ресницами.

Проклятие! Что вдруг случилось со вполне разумными молодыми девушками? Подавляя менее чем лестное замечание, Адам сказал:

– Великолепно! Это будут ваши синие глаза. – Он встал, заложив пальцы за лацканы. – Залив бесконечной глубины, где прячутся и скользят тайны. – Он бросил взгляд на ряд клеток с животными – центр цирковой вечеринки леди Уизерспун. Ни Ребекки, ни Осуина не было видно. – Как ночное небо, они сверкают, бросая вызов, которого человек не может отрицать. – Оглядывая обширную лужайку, он видел несколько групп, курсирующих вокруг фокусника и клоуна, но Ребекки среди них не было. – Черт подери!

Женские всполошенные вздохи вернули его к действительности.

– Не вы, моя дорогая леди, – поправился он. – Что я могу сказать? Ошибка разума, приступ разочарования, когда я изо всех сил старался приукрасить совершенство. Вы, разумеется, понимаете. Так о чем мы? Ах да, ваши глаза.

Он осмотрел лестницу на террасу. Никого. Балкон? Хоть там и сновало множество людей, Осуина и Ребекки явно среди них не было. Никакой надежды.

– Тысячи извинений, дамы, но я только что вспомнил об одной назначенной встрече.

Он почувствовал, как его схватили за сюртук.

– Мистер Коббалд, закончите стихотворение обо мне, умоляю вас. Я погибну, если вы покинете меня.

– О Боже! – недовольно буркнул он, ничуть не раскаиваясь. – Ладно. Ваши синие глаза – не зеленые, не карие, но синие. А теперь ваш дурацкий стишок закончен. Доброй ночи. – Адам оставил матрон с открытыми ртами, как церковный хор, поющий «Аллилуйя».

Возможно, Ребекка решила вернуться к отцу. Он направлялся к бальной зале, когда заметил клочок розовой ткани, мелькнувший между клеток с собаками. Он бросился вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. К моменту, когда Адам догнал ее, он был уже в бешенстве.

– Какого дьявола вы тут делаете? Где Осуин? Он вам ничего не сделал?

– Тише, мы должны немедленно уйти.

– Мы никуда не пойдем до тех пор, пока вы не объясните, что происходит.

– К вашему сведению, человек с физиономией бульдога из сада леди Грейсон уходит сейчас по этой аллее. Я уверена, Осуин собирается с ним где-то встретиться. Но если вы предпочитаете стоять и обсуждать, идти за ним или нет, то какое мне дело? Это ведь не моя шея.

– Человек из сада леди Грейсон? Умоляю, скажите, как вы об этом узнали?

– Слуга принес лорду Осуину записку, и в ту же секунду он беспардонно покинул меня, с какими-то неубедительными оправданиями насчет своей матери. Когда он направился в сад, а не к парадной двери, я поняла, что Осуин что-то замышляет. Естественно, я стала за ним следить.

– Естественно! – Об этом они еще поговорят позже. – Что вы узнали?

– Понимаете, я боялась, что меня увидят, так что было трудно услышать точно, что они обсуждали, но Осуин сказал о встрече через пятнадцать минут и направился к дому. Я могу только сделать вывод, что они намерены где-то встретиться. Конечно, я собиралась сразу же пойти к вам, но потом подумала, что лучше сначала узнать, в каком направлении пошел этот человек. Если мы уйдем немедленно, то еще сможем застать его. – Она повернулась к задней калитке. – Чего же вы ждете?

Адам задавал себе тот же вопрос. Если он надеялся догнать человека, все решали секунды. Он медлил из-за Ребекки. Если начнется погоня, она наверняка окажется в опасности. Конечно, она будет с ним, под его защитой... и это был единственный реальный шанс, который у него наконец появился. Если понадобится, если он почувствует, что их жизни угрожает опасность, он всегда может отступить.

– Вы будете делать только то, что я скажу. Если вы попытаетесь хотя бы моргнуть без моего согласия, не важно, как сильно я хочу обелить мое имя, я отвезу вас домой и попытаюсь найти Осуина один.

– Пока вы тут болтаете, тип с бульдожьим лицом может быть уже на полдороге в Дувр.

Он схватил ее за руку и побежал вдоль изгороди. Калитка, выходящая на аллею, была приоткрыта. Адам взглянул в сторону Парк-лейн и увидел, как какой-то человек невысокого роста сворачивает за угол. Это мог быть тот, кого они ищут, а мог быть и просто бродяга, надеявшийся получить монетку от господ.

– Это он? – спросил Адам, раздумывая, не попытаться ли сдать Ребекку ее отцу.

– Откуда мне знать? Я вообще ничего не видела, кроме вашей спины.

Они крались вдоль увитой плющом стены, выбирая самые густые тени, создаваемые сплетением виноградных лоз, листьев и веток. Смех с вечеринки доносился в ночном воздухе, смешиваясь со звуком экипажей, проезжавших по соседней оживленной улице. В конце аллеи Адам огляделся. В квартале вниз по улице низкорослый тощий человек, одетый в темную одежду, сливающуюся с ночной тьмой, садился в экипаж.

– Вон он! – взволнованно воскликнула Ребекка, но не успел Адам подумать, что лучше бы все-таки отправить ее к отцу, как она торопливо продолжила: – По крайней мере я так думаю. Он кажется такого же роста, но я не могу быть уверена до тех пор, пока не увижу поближе его лицо.

Адам подумал, уж не прочитала ли она его мысли, и пробормотал:

– Без сомнения.

В следующую секунду он остановил проезжавший мимо наемный экипаж и буквально забросил Ребекку внутрь, одновременно давая указания вознице. Захлопнув за собой дверцу, он сел напротив нее и вытащил угрожающего вида нож, спрятанный за голенищем сапога.

– Вы ведь не считаете, что это может понадобиться? – спросила Ребекка.

– Учитывая тот факт, что мы не знаем точно, куда едем, и с кем нам придется столкнуться, я предпочитаю не оказаться безоружным перед неприятностями. – Адам задернул занавески, и они погрузились во тьму. Время от времени он выглядывал наружу, но так и не произнес ни слова.

– Вы знаете, куда мы едем? – спросила Ребекка.

– На восток.

Еще четверть часа экипаж громыхал через город. Поскольку Адам все еще раздражающе молчал, Ребекка решила, что он наверняка рассержен тем, что пришлось взять ее с собой. Жаль. Она не собирается оставаться в стороне.

Досчитав до ста, девушка перечислила четырнадцать причин, почему поведение Адама невыносимо, и решила игнорировать его так же, как и он ее. К несчастью, терпение не было ее отличительной чертой.

– Даже юные дебютантки лучше поддерживают разговор, чем вы. В чем дело? Я думала, перспектива найти разгадку будет захватывающей.

С мрачным лицом, высокомерно откинувшись к стенке кареты, Адам спросил:

– Вы помните наш разговор о том, что вы подвергаете себя опасности?

– Разумеется, помню. Вы сказали, что я не должна следовать за вами, когда это опасно. Я и не делала этого. Я следовала за человеком с бульдожьим лицом.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Вы намеренно извращаете мои распоряжения, чтобы не выполнять их.

– Да.

Неприятное ворчание вырвалось из его груди, но он сдержался. Несколько раз глубоко вдохнув, Адам сказал:

– Кроме разговора с Барнардом Лейтоном, вы сегодня провели много времени с лордом Осуином. И в основном наедине. О чем вы беседовали?

– О том о сем. Я говорила больше, чем он. Он только начал отвечать, когда получил записку. Конечно, если бы нас не прервали, я бы узнала больше. Однако он говорил странные вещи. Когда я спросила, много ли времени он проводит в свете, Осуин сказал, что этот сезон отличается от большинства других и что он разыскивает что-то, что потерял. Это что-нибудь проясняет?

– Нет. Вы еще о чем-нибудь говорили?

– Очень мало. Однако он планирует посетить костюмированный бал у леди Физерстоун в четверг. Он обещал мне вальс. Тогда я обязательно расспрошу его.

Хотя внешне Адам оставался спокойным, даже почти безразличным, в воздухе между ним и Ребеккой возникло какое-то напряжение. Он наклонился к ней:

– Вы не будете расспрашивать его, как не будете флиртовать или танцевать с ним. Я передумал. О Сиверсе тоже можете забыть.

– Вот так просто?

– Вот так, – сухо повторил он.

Как всегда, Адам не соизволил дать никаких объяснений по поводу своего решения. Он просто потребовал, чтобы она его выполнила. Неужели этот человек никогда не поймет, что она презирает слепой диктат так же, как презирает светские условности? Когда же он поймет, что вежливая просьба будет иметь гораздо больший успех?

Абсурдная мысль неожиданно промелькнула у нее в голове.

– Думаю, вы просто ревнуете.

Адаму пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем он смог заговорить.

– Это самый нелепый вздор, который я когда-либо слышал. Вы начитались дрянных стишков. Я ревную? Чепуха.

– Предположение не так уж нелепо. Почему еще вам возражать против моего появления с Осуином или Сиверсом на публике? Думаю, вы боитесь признать, что вам не нравится видеть меня рядом с другим мужчиной.

– Более вероятно, что ваше буйное воображение игнорирует очевидный факт, что я предпочитаю удерживать вас подальше от опасности.

Вообще-то Ребекке понравилось думать, будто Адам ее ревнует. Сейчас она хотела бы промолчать, но не смогла сдержаться:

– Я так рада, что завела этот, разговор.

– Мне следовало догадаться. В день, когда я стану ревновать к каким-то мужчинам – большинство из которых всего лишь праздные, высокомерные щеголи, тратящие свои жизни на сентиментальные капризы дам высшего света, – в тот день я выйду в отставку или протяну ноги. Чтобы ревновать, мне пришлось бы усомниться в своей способности победить вас. Однако это мои руки обнимали вас вчера в библиотеке, мои губы целовали ваше тело, мои ласки доставляли вам удовольствие.

Огонь вспыхнул в груди Ребекки. Безнравственные образы, настоящие и воображаемые, преследовали ее последние несколько дней и ночей, вызывая всевозможные совершенно неподходящие для воспитанной леди желания. И будь проклят Адам за то, что знает, как действует на нее!

– Временная слабость с моей стороны, – сказала она холодно. – Сомневаюсь, что это повторится. Но это вас не извиняет, если вы намерены и дальше мне приказывать, вас ждет серьезное разочарование.

Адам нагнулся к ней, его глаза опасно мерцали.

– Думаю, я мог бы убедить вас в обратном без больших усилий.

Даже если Адам говорил правду, она не позволит, чтобы последнее слово осталось за ним. Разумеется, умный ответ готов был сорваться с ее языка, но нежное тепло его дыхания на ее щеках спутало все мысли. Карета вовремя остановилась.

Откидное окошечко открылось, и похожее на хорька лицо кучера с глазами-бусинками заглянуло через маленькое отверстие. Он лучезарно улыбнулся Ребекке беззубой улыбкой и заговорил с Адамом:

– Карета, что была впереди, остановилась, сэр. Я свернул за угол, чтобы нас не заметили.

Адам поднял шторку.

– Где мы находимся?

– Тауэр и доки недалеко отсюда. Тот джентльмен остановился около склада впереди.

Когда Адам вышел из экипажа, Ребекка выпрыгнула за ним следом.

– Немедленно возвращайтесь в карету, – приказал он.

– Прежде чем вы исчезнете в ночи, думаю, вы могли бы захотеть узнать, за тем ли человеком идете или нет. А еще вам нужен кто-то, чтобы прикрывать вас.

Адам вздохнул:

– И если я откажусь взять вас с собой, вы все равно последуете за мной.

– Это вполне возможно. – Ребекка невинно улыбнулась вознице и прошептала, наклонившись к Адаму: – Я не собираюсь оставаться здесь с этим человеком. Уж лучше я испытаю судьбу с вами. – Она прижала сумочку к груди. – Кроме того, у меня есть пистолет.

Рот Адама недовольно скривился, глаза сузились от гнева. Он опустил голову. Она подумала, что лучше было бы держать эту информацию в секрете. Подняв глаза, он протянул руку:

– Отдайте его мне.

Ребекка хотела было возразить, но, глядя на его стиснутые челюсти, решила, что не стоит. Ворча что-то себе под нос, она вытащила маленький пистолет, не больше четырех дюймов длиной, из своей сумочки и вложила в его руку. Засунув пистолет за пояс, он закрыл дверцу кареты и кинул вознице золотой.

– Мы вернемся. Получишь втрое больше, если дождешься нашего возвращения. Брось мне твою накидку.

Кучер неохотно снял с колен старое одеяло. Адам накинул этот кусок шерсти на плечи Ребекки.

– Ваше платье сверкает как розовый маяк.

Держась за руку, они дошли до конца аллеи. Зло, казалось, сосредоточилось в этой части города. Ветер, смешанный с водой Темзы, дул порывами, наполняя воздух копотью и грязью. Призрачные щупальца тумана накрывали грязную мостовую, обвиваясь вокруг ног Ребекки. На другой стороне улицы хриплый смех нарушил тишину, когда пьяный матрос вывалился из таверны и направился на восток к докам. Фонари, прибитые к деревянным столбам, давали слабый свет, но за ними преобладала негостеприимная темнота. Как мрачное предупреждение, откуда-то из темноты донеслись плач ребенка и причитания женщины. Ребекка задрожала, шепча молитву.

Они нырнули в тень, когда проехала другая карета. Сегодня им явно везло, так как из-за угла они увидели, как Осуин выходит из экипажа и проскальзывает между двух зданий. Когда они достигли узкого пространства между двумя складами, Адам попытался открыть первую дверь. Она была крепко заперта. Вторая открылась без шума, резкий аромат кофе и специй вырвался на аллею. Внутри похожего на пещеру деревянного здания вдоль стен и в углах стояли огромные ящики. Меньшего размера коробки и бочки были составлены в центре в штабель шести футов высотой.

У Ребекки было собственное мнение, как им действовать дальше, но Адам не стал с ней консультироваться. Он просто пошел по направлению к тусклому свету, горящему в задней части здания. Он крепко держал Ребекку за руку, и ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Они дошли до каменных ступеней, ведущих вниз. Притушенные голоса двоих мужчин доносились откуда-то из подвала. Осуин, поняла Ребекка, и человек с бульдожьим лицом.

– Если что-то пойдет не так, – прошептал Адам, – делайте, как я скажу. Не важно что.

Адам взял свечу и кремень с ближайшей полки и двинулся вперед, не дав ей и слова сказать. Ребекка собралась с духом и на цыпочках молча последовала за ним. Так они достигли нижней ступеньки лестницы. Тяжелая дубовая дверь была приоткрыта.

Не тратя времени, Адам выглянул из-за угла и толкнул Ребекку в дверной проем. Их окружали шестифутовые стеллажи, уставленные бутылками с шампанским и вином. Из-за каменного пола и стен воздух в комнате был холодный и сырой.

Ребекка и Адам крались вдоль стены, пока не оказались за полкой, с другой стороны которой стояли двое мужчин. Адам втиснулся в угол и прижал Ребекку к себе.

«Бульдог» и Осуин ставили на место крышку большого деревянного ящика, разговаривая приглушенными голосами. Закончив, они подняли ящик и перенесли его в тень. Осуин вытер руки и лоб платком.

– Мне лучше вернуться на прием до того, как кто-нибудь заметит мое отсутствие. На сегодня мне нужно крепкое алиби.

– Что я должен делать? – спросил «Бульдог».

– Убедись, что все хорошо спрятано и заперто. Потом мы выждем несколько дней и посмотрим, как будут развиваться события.

Осуин шел, а «Бульдог» заставил маленькими коробками большой ящик и накрыл все брезентом. Он дважды обошел склад, прежде чем, наконец, погасить лампу. Зловещий лязг замка возвестил о его уходе.

Адам все стоял неподвижно, обхватив Ребекку. Когда она подумала, что ее руку сейчас сведет судорога, Адам отпустил ее.

– Стойте здесь.

Ему не пришлось просить дважды. Она не двигалась с места, разминая руку. У нее не было никакого желания расхаживать в темноте. А она еще думала, что интриги – увлекательное занятие! Сейчас она просто тряслась от страха. Даже собственное дыхание казалось ей ужасающе громким.

Было слышно, как Адам мягкими шагами прошел по помещению, и вдруг раздался грохот. Начав беспокоиться, она услышала, как он основательно выругался. Наконец Адам чиркнул спичкой и зажег свечу, которая давала достаточно света, чтобы рассмотреть окружающую обстановку.

Зловещая – было единственное слово, пришедшее ей в голову. Закоптелый сырой подвал был длинный и узкий, без единого окна, с бесконечными рядами бутылок. Адам еще раз оглядел маленький склад и сказал:

– Похоже, мы в ловушке.

– Что? – истерично воскликнула Ребекка.

– Уверяю вас, замок очень крепкий. Не думаю, что смогу сломать его.

Она с досадой пнула дверь и подошла к Адаму:

– У меня нет ни малейшего желания ползать здесь. Если бы вы поинтересовались моим мнением, мы бы сейчас были в безопасности наверху.

– Меньше всего я хотел оказаться запертым здесь.

– Гм-м... Я дам вам знать, если мне что-то не понравится. Что вы намерены предпринять?

Адам застонал. Она представила дело так, будто все происшедшее только его вина. Черт, да она заставила его взять ее с собой.

– Если только вы не знаете отсюда секретного хода, нам ничего не остается, как ждать, когда кто-нибудь придет и откроет дверь, что скорее всего произойдет только утром. Если вам приятно услышать, то я тоже не в восторге от нашего положения.

Еще раз оглядываясь, Ребекка передернула плечами:

– Мама и папа просто с ума сойдут от беспокойства.

– Могу себе представить.

Он не стал упоминать, что ее репутация будет погублена навсегда или что он находит их ситуацию безвыходной. Ребекка стояла, взъерошенная и покрасневшая, покусывая нижнюю губу так, что Адаму в голову начали приходить очень вольные мысли. Они вдвоем заперты на целую ночь. А ее отец считает их почти женатыми. Такие мысли были адом для мужчины, который все последние дни только и думал, как уложить эту женщину в постель.

«Необходимо переключить внимание», – решил Адам. Он подошел к тайнику Осуина, что бы там ни было, снял брезент, маленькие коробки и наконец открыл большой ящик.

– Что вы делаете? – спросила Ребекка. «Пытаюсь забыть о твоих губах, их вкусе, их атласной мягкости». Адам откашлялся.

– Раз уж мы здесь, я собираюсь поближе взглянуть на то, что так интересует нашего друга.

Вынув из ящика покрытый бархатом сверток, он прислонил его к ящику, встал на колени и отодвинул ткань. Ребекка заглянула через его плечо, нежный аромат ее тела дразнил его ноздри и усиливал мучения. Его тело начало трепетать.

– О Боже, Адам! Я уверена, это картина кисти Рубенса, фламандского живописца.

Адам вынул из ящика еще четыре свертка. Сняв с них ткань, он сел на корточки и уставился на коллекцию шедевров.

– Я вообще ничего не понимаю, – сказала Ребекка, стоя на коленях перед картиной, ее ягодицы соблазнительно приподнялись, когда она наклонилась, чтобы рассмотреть подпись. – Откуда они?

Адам заставил себя сконцентрироваться на правом сухожилии нарисованной лошади.

– Скорее всего из Франции. Известно, что Наполеон конфисковывал картины и скульптуры в других странах во время своих походов.

– Однако кто-то смог украсть их у него?

– К концу войны в Париже была полная неразбериха. Для достаточно сообразительного человека с нужными связями не было ничего невозможного. Я уверен, что владелец всего этого – человек, которого я ищу, Леопард.

– Но зачем нужно влезать во все эти неприятности, контрабандой вывозить их, чтобы потом спрятать здесь? – Ребекка растерянно пожала плечами, ее импровизированная накидка соскользнула с плеч и открыла их кремовую нежность.

Адам понял, что не отрываясь смотрит на маленькую родинку на ее шее слева, и встряхнул головой.

– Чтобы купить или продать, кто знает? Осуин перевез их контрабандой из Франции, или он только покупатель? Принадлежат ли они «Бульдогу?» А если так, то зачем он здесь? Я бы и сам хотел знать ответы на эти вопросы. Поскольку они не висят на чьей-то стене, я думаю, что они только что прибыли или владелец намеревается продать их тому, кто предложит больше.

Ребекка стала бродить по складу, собирая брошенный брезент и муслиновые тряпки и складывая их в самом сухом углу; потом девушка уселась, поджав ноги. Несколько завитков выбились из ее прически и упали на грудь. Адаму захотелось освободить остальные кудри и погрузить свои пальцы в их шелковый каскад. Черт, он хотел видеть ее под собой обнаженной и сгорающей от страсти.

Чтобы занять руки и голову, он снова тщательно завернул каждую картину и осторожно сложил их в первоначальном порядке, стараясь потратить на это гораздо больше времени, чем требовалось. Покончив со своим занятием, он встал в центре того, что теперь рассматривал как камеру пыток.

Зевая, Ребекка перевернулась на бок, устроив голову на локте. Корсаж ее платья опустился очень низко.

– Если уж нам придется ночевать на этом складе, вам лучше устроиться поудобнее. Здесь достаточно места для нас обоих.

Конечно. Он готов выскочить из своих брюк, а она приглашает его сесть рядом с ней на импровизированную постель. Адам напомнил себе, что он все-таки не зеленый юнец. Но Ребекка всегда оказывала разрушающее воздействие на его сдержанность. Невинная крошка, казалось, забыла о своей привлекательности и о существующей опасности. Адам подумал, что лучше вовсе воздержаться от сна.

Взяв свечу, он подошел и остановился, возвышаясь над ней.

– Разве вы ничего не понимаете? В зависимости от действий, которые предпримут ваши родители, весь город может узнать об этом исчезновении. Пойдут разговоры.

– Я ждала, когда же вы, наконец, заговорите об этом. То, что мужчина может позволить себе удовольствие предаваться любому пороку, что бы там ни было, без всяких последствий, в то время как малейшая ошибка женщины должна завершиться у алтаря, – это чертовски несправедливо! Я уже говорила вам раньше. Меня не смогут заставить вступить в брак. Если я выйду замуж, это будет потому, что я разделяю взаимное уважение и любовь с мужчиной, который предоставит мне свободу самой воспитывать мой характер и мой ум. Чем быть чьей-то игрушкой, я лучше проведу свою жизнь в одиночестве, довольствуясь своим литературным творчеством.

В одиночестве? Никогда.

– Вы не будете счастливы без страсти, – услышал он свой голос.

– Возможно. – Ребекка плотнее завернулась в одеяло. – Перестаньте сердиться и присядьте. Я могла бы использовать ваше тепло, здесь ужасно холодно.

– Если я окажусь рядом с вами, мы не будем спать. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ребекка несколько раз моргнула, потом ее глаза вспыхнули пленительной смесью женского понимания и осознания опасности. Она сделала несколько глубоких вдохов, потом кивнула.

Он чуть не рассмеялся. Это был один из тех редких моментов, когда он завидовал жизни тех тупых бездельников, которые во главу угла ставят свое собственное удовольствие. Он так устал вести себя порядочно.

Она могла забеременеть. Но, представив себе Ребекку с животом, в котором растет его ребенок, Адам испытал чувство, похожее на удовлетворение. Они по закону не женаты, даже не обручены. Ребекка даже заявила, что могла бы остаться старой девой. Хотя, Адам был уверен, она хотела его и даже принадлежала ему. Никакой другой мужчина никогда не прикоснется к ней.

Он увидел, как она облизнула губы и робко улыбнулась, безмолвный зов соблазнительной сирены смешался с невинностью, сплетя невидимую паутину влечения, которой он был не в силах противостоять. Правильно это или нет, Адам вдруг понял, что они займутся любовью. Он поставил свечу около нее на нижнюю полку.

– Подумайте, Ребекка. После этой ночи все изменится.

Сердце девушки бешено билось под настойчивым взглядом Адама. Его распаленный взгляд зажег крошечную искру внутри ее. Кончики ее пальцев трепетали при мысли, что она прикоснется к нему, что он прикоснется к ней. Она никогда не подозревала, что будет чувствовать нечто подобное, такие буйные, развратные ощущения, особенно к мужчине, который наотрез отказал ей много лет назад. Но Адам доводил ее до безумия. У них не было ничего общего. Их совместная жизнь превратится в ежедневную битву.

Мысль о примирении вызвала нервную дрожь, пробежавшую по позвоночнику. Наверняка Адам уже подготовил свои брачные обеты, а она еще не готова пойти к алтарю. С этим она разберется завтра. А сейчас Ребекка знала только, что хочет почувствовать его губы на своих губах, чтобы его руки ласкали ее тело, как он это делал раньше. Ее переполняли желание и страсть.

Хотя Ребекка уже все решила, она не могла заставить себя сказать что-нибудь или встретиться с ним взглядом. Девушка медленно встала на колени и вытащила несколько шпилек из волос.

– Позвольте мне, – хрипло прошептал Адам.

Ребекка молчала, боясь, что голос может изменить ей, и только кивнула в ответ. Адам неторопливо опустился на колени рядом с ней. Одну за другой он вынимал серебряные шпильки из ее волос. Он начал нашептывать ей безнравственные намеки, описания всех способов, которыми собирался доставить ей удовольствие. Ребекке понравились эти предложения. Его пальцы перебирали ее волосы, пока кудри не рассыпались по плечам и спине. Ее дыхание стало неровным, а ведь он даже по-настоящему не прикоснулся к ней! Ребекка почувствовала знакомую непонятную пульсацию между ног, зная, что Адам утолит эту боль.

– Вы боитесь? – спросил он.

Конечно, он не ждал ответа. Да, она боялась, что может разочаровать его, страшилась мысли, что он может передумать. Ребекка видела, что Адам ждет ее ответа. Теперь не время трусить. Она ответила на его настойчивый взгляд робкой, приглашающей улыбкой. Этого ему было достаточно.

Медленным, неторопливым движением он прикоснулся языком к ее губам, пока она не открыла их для него. Он дразнил ее короткими прикосновениями – поверхностные нападения, нежные всплески, которые оставляли ее неудовлетворенной. Адам взял ее руки в свои и ласкал губами до тех пор, пока Ребекка не подумала, что умрет, если он не поцелует ее по-настоящему. Она попыталась отстраниться от него, и только тогда он завел ей руки за спину и смело погрузил свой язык глубоко ей в рот.

Исчезли сырые стены подвала, все мрачное окружение. Ребекка чувствовала только жар, как поток солнечного света, согревающий в осенний день.

Адам дразнил ее, медленно проводя пальцем вверх по руке, по плечу и вниз, к впадинке между грудей. Каждый раз его палец погружался глубже под корсаж, отодвигая одежду с плеч вниз по рукам, пока ткань не сползла к ее напрягшимся соскам. Наверняка пламя, полыхавшее под ее кожей, могло превратить в пепел все деревья в королевских лесах. Последний взмах его руки, и платье опустилось к ее талии.

– Вы прекрасны, – хрипло произнес Адам.

Восхитительно обнаженная, Ребекка обладала грудью, которая требовала мужского прикосновения – но только его, Адама. Ее бледная, цвета слоновой кости кожа мучительно дразнила его. Ее глаза светились, затуманенные страстью, дыхание участилось, губы слегка приоткрылись, влажные и яркие от его поцелуев. Он хотел полностью погрузиться в нее и в то же время желал уделить время каждому сладостному дюйму ее тела. Но главное, он безумно хотел доставить ей удовольствие.

Тыльной стороной пальцев он проводил пальцами по ее соскам, сначала по одному, потом по другому, пока Ребекка не застонала в экстазе. Выгнув спину, она прильнула к нему.

Адам обвел пальцем дугу ее брови, шелковую кожу щеки, край уха, нежный изгиб шеи. Он был преисполнен гордостью, зная, что будет первым мужчиной у такой прекрасной женщины.

– Могу я потрогать вас? – спросила она голосом, вибрирующим от страсти.

– Где угодно.

Она робко расстегнула одну пуговицу, потом другую, пока рубашка не распахнулась, обнажив его мускулистую грудь. Адам направил ее руку вниз, к рельефному контуру своей восставшей плоти. Приказывая своему неистовому телу быть терпеливым, он позволил Ребекке почувствовать его размер и форму. Ее ласки, сначала бывшие нежными, нерешительными и изучающими, становились все более дерзкими. Она была девственной богиней, пробующей свою обретенную силу.

Адам вздрогнул, когда рука Ребекки задержалась на поясе его брюк. Он остановил ее.

– Не сейчас, дорогая, а то мы закончим до того, как по-настоящему начнем. Терпение принесет пользу нам обоим.

Его руки направились к ее животу, стягивая платье и юбки вниз. Он хотел, чтобы она была полностью обнажена. Достигнув своей цели, он почувствовал, как вздох застрял у него в горле. Вот она здесь вся, предлагает ему себя с таким доверием, что он робеет. О Господи, он может сделать этот первый раз сокровищем для ее памяти! Опустив Ребекку на их импровизированную постель, Адам стал ласкать ее тело, и начал с ног, скользя вверх. Каждое движение его пальцев проходило там, где, он знал, ей это больше всего нужно, и с каждым разом она, казалось, разводила ноги в молчаливом приглашении. Наконец его рука скользнула к соединению ее бедер, проверяя готовность ее тела. Ребекка задрожала под его прикосновением.

– Вам холодно? – спросил Адам.

– Вы, конечно, шутите. – Ребекка засмеялась гортанным смехом. Капельки пота выступили над бровями Адама, на его груди. Он был так невероятно нежен, что какая-то волшебная нить обвилась вокруг ее сердца, пересилив рассудок и расчет. Не будет никаких сожалений!

Его губы блуждали по ее шее, его язык спустился к ложбинке между грудей, и Ребекка застонала. Он все еще дразнил ее, разжигая желание. Кончики его пальцев, как порхающие крылья бабочки, овевали ее соски, кружили вокруг пупка, огибали верх ее бедер, только чтобы повторить пытку. Мучение было слишком велико, чтобы вынести, и слишком божественно, чтобы отказаться.

Ребекка не заметила, когда Адаму удалось сбросить одежду. Из-под полуприкрытых век она рассматривала его напрягшуюся мужественность. Окончательный выбор был за ней. Ребекка открыла ему свои объятия и свое сердце.

Она чувствовала, как его горячая мужская плоть уперлась ей в живот. Ей было приятно, что она смогла вызвать у него такую реакцию. Ребекка обхватила руками его шею и не отпускала. Его тело обещало ей удовольствие. Она подумала, что уже испытывала все это тогда, в библиотеке, но ту схватку было невозможно сравнить с теперешней. Ей показалось, что сейчас она потеряет сознание, и в этот момент Адам вошел в нее, соединив их тела воедино.

Жидкий огонь заструился у Ребекки по венам, когда он начал двигаться – очень медленно, как будто боялся, что все исчезнет. Она двигалась, не зная дороги, но убежденная, что награда стоит того.

Она достигла пика и вскрикнула, его губы приникли к ее губам в диком, сжигающем поцелуе. Тогда, и только тогда, Адам выпустил на свободу зверя, спрятанного у него внутри. Встав на колени, он полностью погрузился в нее, пронзая до тех пор, пока, наконец, не освободил дьявола, подстрекавшего его к окончанию.

Опустошенные, они не шевелились. Бешено колотящееся сердце Ребекки стало успокаиваться. Когда она вздрогнула, Адам приподнялся на локте и поцеловал ее. В его поцелуе было все – и обладание, и разделенная близость. Потянувшись в сторону, он накрыл их обоих одеялом и стал гладить ее по руке. Ребекка попыталась угадать его мысли. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать нравоучения, однако и затянувшееся молчание беспокоило ее.

– Признаю свою ошибку, милорд. Не могу представить женщину, которая могла бы отказать себе в удовольствии и удовлетворении спать с мужчиной, чтобы прожить жизнь старой девой.

Адам выглядел очень задумчивым. Ребекка поднесла палец к его губам.

– Что сделано, то сделано. Не разрушайте память об этом беспокойством или нравоучениями. Не сегодня, пожалуйста.

Когда он кивнул, она потянулась за одеждой. Его рука остановила ее.

– Обещаю согревать вас всю ночь.

Глава 16

Ребекка выпрыгнула из кареты вслед за Адамом. Все, что ей было сейчас нужно, – это горячая ванна и несколько часов одиночества, чтобы распутать паутину чувств, охвативших ее сердце. Она сомневалась, что получит необходимое. Даже если, что маловероятно, ее родители спят, Адам, ее новый самопровозглашенный хранитель, ни за что не позволит – ей ускользнуть в ее комнату, не решив вопроса об их предстоящем браке.

Всю ночь она провела в объятиях Адама, и они целовались и болтали о пустяках, как юные любовники. Внешняя защита рухнула, открыв Адама с такой стороны, которая, Ребекка знала, всегда существовала в нем.

Когда она проснулась, предсказуемый методичный тиран вернулся во всей красе. Уже одетый, он приказал ей сделать то же самое, накинул одеяло ей на голову и спрятал за деревянные полки около двери. Не было нежного «Доброе утро» или хотя бы «Как ты?». Она уже собралась было возмутиться, когда услышала шаги в складском помещении наверху. Ребекка живо спряталась, выглядывая из-за бутылок с вином.

С ее пистолетом в одной руке и бутылкой вина в другой Адам притаился рядом с ней. Замок щелкнул, дверь со скрипом отворилась. Бородатый человек с деревянным ящиком на плече обогнул угол у подножия лестницы. Ему удалось сделать только два шага, и Адам обрушил бутылку ему на голову. Грузчик рухнул на пол. Адам схватил Ребекку за руку, и они вместе помчались к выходу.

О чудо! Их экипаж все еще стоял на прежнем месте. Кучер, наверное, остался в надежде на три обещанные монеты или намереваясь вернуть свою попону. Едва устроившись на кожаном сиденье, Адам объявил о своем решении. Честь обязывала его поступить по правилам.

Ребекка наблюдала, как играют мышцы на его ногах и ягодицах, когда он поднимался по ступенькам ее дома. Она совершенно по-новому оценивала его тело. Она напомнила себе, что воспоминания не принесут ничего, кроме безрассудства и неприятностей. К несчастью, ее тело, кажется, стремилось именно к такого рода неприятностям.

Одно было совершенно очевидно. Она отказывалась выйти замуж просто потому, что какой-то гордый, властный мужчина сказал ей, что это правильный и честный поступок. Прибыв Домой в семь часов утра, она надеялась, что еще сможет высказаться по этому поводу.

Без малейшего промедления Адам толкнул парадную дверь и ждал, держа ее открытой. Ребекка сделала два шага и замерла. Внизу винтовой лестницы с пистолетом на коленях сидел ее отец. Джаспер растянулся у его ног. Пес поднял голову и принюхался. Поскольку Ребекка очевидно не представляла угрозы, он решил вернуться к дремоте. Ее отец, наоборот, вскочил на ноги:

– Чертовски вовремя! Где вас носило? Великолепно!

Благодаря реву ее отца принц-регент вместе с каждой любопытной матроной в радиусе мили наверняка узнали, что она только что прибыла домой. Мать Ребекки выбежала из салона, в ее глазах было напряженное беспокойство. Она горячо обняла дочь, потом нежно потрепала ее по щеке.

– Мы ужасно беспокоились.

Горничная Ребекки Молли и остальные слуги спешили вниз по лестнице, трое других бежали из кухни. Без сомнения, они были заинтригованы не меньше, чем обеспокоены. Такого представительного сборища было достаточно, чтобы заслужить внимание Джаспера. Пес сел и завыл.

Ребекка подумала, что готова сделать то же самое.

С трудом сдерживая слезы, она умудрилась лучезарно улыбнуться:

– Как видите, мистер Коббалд и я в полном порядке.

Все присутствующие в комнате встревожено переглянулись. Даже проклятая собака смотрела скептически. Сменив тактику, Ребекка сказала:

– Молли, мне отчаянно нужна ванна, и я хочу чего-нибудь поесть. – Она начала продвигаться к лестнице, ближе к спасению, и зевнула. – Я ужасно устала. Так что, если вы не против, я бы предпочла поговорить позже.

Адам, вернувшийся к роли Фрэнсиса Коббалда перед слугами, повернулся к горничной:

– Я тоже голоден, и мне кажется, мы все могли бы чего-нибудь перекусить. Думаю, нам лучше перейти в салон.

Подняв бровь, Эдвард бросил многозначительный взгляд на жену и удалился в гостиную. Мириам явно заметила нерешительность дочери и взяла ее за руку. Ребекке не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Кроме того, она знала, что Адам никогда не позволит ей отступить. Он жаждал исповедаться в своих грехах.

Кофе и какао были немедленно сервированы вместе со свежей выпечкой и мармеладом на овальном столе в центре комнаты. Кроме тиканья часов на каминной полке и позвякивания ложек и чашек, не было слышно никаких других звуков.

Поверх края чашки Ребекка наблюдала за отцом. Молча сидя в любимом кресле с подлокотниками в виде резных львиных голов, со скрещенными на груди руками и неумолимым выражением на лице, он представлял собой внушительную фигуру. Ребекка подумала, что предпочла бы его буйную ярость такому зловещему спокойствию.

Адам подошел к камину, где и остался стоять, в то время как Ребекка предпочла устроиться на диване, поближе к матери, которая единственная могла убедить отца выслушать его спокойно.

Как только слуги вышли из комнаты и дверь закрылась, Эдвард сказал:

– Я не буду тратить время на вопросы. И тебе лучше побыстрее объяснить, почему моя дочь провела всю ночь вне дома.

Прежде чем Адам успел заговорить, Ребекка выпалила свою версию событий, намеренно исключая наиболее опасную информацию, надеясь, что Адам все-таки передумает и промолчит. Когда она закончила свой рассказ, все выжидательно посмотрели на нее.

Она два раза отхлебнула какао, три раза откусила пирожок, откашлялась – гнетущее молчание не прекращалось.

– Что? – наконец огрызнулась она.

– Вы не хотите ничего добавить? – намекнул Адам.

– Нет. Я совершенно удовлетворена своим рассказом о нашем приключении. – Она зевнула. – А теперь могу я, наконец, принять ванну?

Такой же невозмутимый и упрямый, как всегда, Адам спокойно стоял около камина, сцепив руки за спиной. Она узнала выражение на его лице и поняла, что он не отступит.

– Эдвард, я обязан сообщить вам, что Ребекка и я оказались в ужасно компрометирующей ситуации прошлой ночью.

– Ясно, – пробормотал Эдвард, в его серых глазах появилось понимание.

– Все это совершенная чепуха, – возразила Ребекка.

Глядя прямо перед собой, Адам упрямо продолжал:

– Мое поведение достойно порицания, я знаю. Я несу двойную ответственность. Вред, нанесенный ее репутации, невосполним, но с вашего позволения я найду способ исправить ситуацию.

Ребекка вскочила со своего места:

– Это абсурд. Я не считаю, что меня обесчестили или еще каким-то образом нанесли вред. И вы не смеете намекать на то, что я была наивной церковной мышью, не сознающей своего выбора. Я прекрасно знала, что делала. Я хотела, чтобы мы занимались любовью, и, как я говорила об этом раньше, у меня нет намерения выходить за вас замуж! Никто, кроме нас, не знает, что случилось, а у меня нет желания сообщать об этом всему свету.

Мать взяла ее за руку и усадила обратно на диван.

– Возникли непредвиденные сложности, – сказала Мириам в своей терпеливой, но не допускающей глупостей манере. – Леди Уизерспун и две другие дамы видели, как ты удалилась в сад с Адамом. Когда ни один из вас не вернулся, языки заработали быстрее, чем в тот раз, когда Лидию Литтлмор застали на черной лестнице с актером. Мне неприятно говорить, дорогая, но в глазах общества твоя репутация уже погублена.

Ребекка судорожно вздохнула:

– Я отказываюсь сравнивать себя с испорченным товаром.

– Конечно, нет, – мягко добавила Мириам. – Погублена – слишком резко сказано. Но мы должны приготовиться к худшему. Общество было снисходительно и благосклонно до этого момента и извиняло твою импульсивность эксцентричностью твоего отца.

Когда Ребекка начала возражать, ее мать подняла руку:

– Тебя это не заботит, я знаю. Но, разумеется, даже ты понимаешь последствия прошлой ночи.

Хоть она и не увидела осуждения в глазах матери, Ребекка почувствовала, что ее мир рушится. Она посмотрела на отца, на лице которого было такое же выражение, как и у его жены. Ребекка начала бояться худшего, и несколько непрошеных слезинок скатилось по ее щекам.

– Мама, пожалуйста, не заставляй меня выходить замуж.

– Одну-единственную женщину еще можно проигнорировать, но не целый зал скандалисток. – Мириам перебирала пальцами золотой медальон, висевший у нее на шее, как будто этот дар любви Эдварда мог подсказать правильное решение. В конце концов, ситуация с Ребеккой не слишком отличалась от ее собственной. Она покачала головой: – Это почти невыполнимая задача. Я уже получила сегодня четыре визитные карточки. Без сомнения, люди хотят узнать, как обстоят дела в действительности.

Ребекка больше не могла сидеть спокойно и плакать тоже не могла. Смахнув слезы, он прошла по комнате и остановилась около столика с тремя миниатюрными моделями кораблей ее отца. Когда-то он был простым портовым рабочим. Теперь же выступал в парламенте. Он бросал вызов обществу, ломал и правила, и путы, швыряя их обратно в их напыщенные лица. Но он был мужчиной.

– Скажите им, что меня похитили корсиканские пираты или что я свалилась с дерева и повредила голову. Я предпочитаю безумие браку по принуждению.

Протестующий возглас вырвался у Адама. Она была немного удивлена его уязвленным видом.

– Простите меня, но я чувствую себя хромой лошадью на аукционе, которую никто не хочет покупать. Конечно, я не силен в поэтических экспромтах, но я и не неуклюжий болван. Я позабочусь о вас. Горячность, с которой вы отвергаете мое предложение, совершенно сбила меня с толку.

Опять, как и утром, даже намек на признание в любви отсутствовал в его словах. Изо всех сил стараясь оставаться спокойной, Ребекка сжала кулаки и взглянула ему прямо в лицо:

– В этом-то все и дело. Я не выйду за тупоголового болвана, который сам не понимает, что чувствует.

– Прекрасно, – огрызнулся Адам. – Если вам повезет, и меня убьют или я не смогу восстановить свое доброе имя – тогда я покину Англию и буду жить изгнанником, следовательно, один. Вы будете вольны провести свою жизнь старой девой, скрываясь от общества в деревне.

Ребекка вздрогнула при этой мысли. Ее рука вцепилась в черного ферзя из шахмат отца.

– Вы бы обесчестили меня, а потом бросили?

– Именно это я и имел в виду. Однако я не понимаю, как мне вас убедить, когда вы с самого начала отказываетесь выйти за меня. – Он запустил руку в волосы. – Гром и молния, Ребекка, я вообще не понимаю, чего вы хотите.

«Твоей вечной привязанности, – хотелось ей закричать. – Твоей любви». Ее колени чуть не подогнулись. Боже, ей действительно нужно побыть одной, чтобы разобраться во всем этом безумии.

– Вот именно поэтому нам и не следует жениться.

Эдвард поднял руку:

– Тише. Замолчите, вы оба. Мы забыли о главном препятствии. Граф Керрик мертв. Адам, даже если ты хочешь жениться на Ребекке, ты не можешь этого сделать. По крайней мере сейчас.

Повелительный тон отца подсказал Ребекке, что она получила короткую передышку, но не было сомнения, что он считает, что они с Адамом должны пожениться.

– Так что же нам остается? – спросила Мириам, потирая лоб.

– Помолвка, – прозвучал голос леди Такер со стороны двери.

Эдвард оттолкнулся руками от подлокотников кресла и встал. Его губы сжались.

– И как долго ты подслушиваешь, словно обычная воровка?

Дженет вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Она была одета в фиолетовый капот с павлинами. Белый кружевной чепец покрывал ее рыжие кудри.

– Ты забываешь, братец, я действительно была обычной воровкой. Если бы ты не орал, как уличный торговец, зазывающий покупателей, я проспала бы все самое интересное. Вообще-то думаю, что меня разбудили завывания твоей дворняжки. Как я уже говорила, мы объявим о помолвке Ребекки и Фрэнсиса Коббалда на маскараде у лорда и леди Физерстоун.

– Невозможно, ты многого не знаешь, – резко ответил Эдвард.

Размахивая юбками, Дженет прошла через комнату к чайному столу и густо намазала тост ежевичным джемом. Она неторопливо налила себе в чашку какао и села рядом с Мириам. Дженет отхлебнула напиток и поджала губы.

– Мне кажется, ты имеешь в виду ту небольшую ложь, что Фрэнсис Коббалд не является Адамом Хоксмором. – Она подмигнула Адаму и радостно захихикала, а у всех присутствующих в комнате перехватило дыхание.

Адам с любопытством посмотрел на нее:

– И как давно вы это знаете?

– Через четыре дня после прибытия мистера Коббалда в замок Керрик я заметила странную схожесть между ним и портретом чертовски красивого лорда Хоксмора. Еще один день понадобился, чтобы сложить головоломку.

– Почему же ты ничего не сказала? – спросила Ребекка, так же шокированная, как и все в комнате.

– Я не хотела портить всем удовольствие. Мои чувства были ужасно расстроены, как только я узнала правду, но потом мне даже понравилось наблюдать за вашими попытками сохранить инкогнито Адама. Думаю, я сыграла свою роль на похоронах просто великолепно.

Потирая затылок, Адам подошел к окну и выглянул на улицу. Эдвард в ярости плюхнулся обратно в кресло.

– Эдвард, уж кому-кому, а тебе следовало бы знать, что меня нелегко провести. Я была самой шустрой девицей в лондонских доках и обвела вокруг пальца больше мужчин, чем могла сосчитать монет в их кошельках, до того, как ты отослал меня в ту привилегированную частную школу. – Размахивая салфеткой в воздухе, Дженет продолжила: – Конечно, разговоров не избежать. Но если правильно взяться за дело, каждая дебютантка будет мечтать оказаться на месте Ребекки и каждая мать будет завидовать ее новообретенной любви.

– Тетя Дженет, – сказала Ребекка, – о чем ты говоришь?

– О любви! – театрально воскликнула Дженет. – О настоящей романтической любви. Абсолютное обожание, о котором мечтает в жизни каждая женщина, соединение двух сердец, двух душ. – Тут она перешла к делу: – Для окружающих Эдвард неохотно согласится с помолвкой и свадьбой по любви. Пыль уляжется, пока Адам восстановит свое имя. Как только это случится, он воскреснет из мертвых. Мистер Коббалд, с разбитым сердцем и обезумевший от горя, улетучится. Мне представляется, что Фрэнсис будет так безутешен, что бедняга наверняка уедет в колонии, чтобы больше никто его не видел. Есть еще вопросы?

Наступила долгая пауза, потом Мириам сказала:

– Может быть, ты и права. И двух лет не прошло, как леди Милтон успешно спасла репутацию своей дочери после того тайного побега, используя точно такую же тактику.

– Вот именно. Несколько матрон, включая леди Грейсон, очарованы мистером Коббалдом. Мы используем каждую романтическую идею, которая у них найдется. Придумаем историю, что-нибудь вроде... Фрэнсис, стремясь покорить Ребекку, в волнении толкнул ее в фонтан. Смущенные, они сбежали через черный ход, и так далее, и тому подобное.

– Никто, у кого осталась хоть капля здравого смысла, не поверит в эту белиберду, – заявил Эдвард.

– Конечно, они не поверят в эту историю. Они будут думать, что юная парочка занималась дикой, страстной любовью в саду. Они будут зеленеть от зависти, потому что женщины мечтают о браке по любви, а это встречается так редко. Поскольку Адам и Ребекка изобразят влюбленную юную пару, общество примет предложенное нами объяснение.

– Вы действительно считаете, что общество проглотит все это? – спросил Адам с явным скептицизмом.

– Поверьте мне. Через две недели, когда все определится со свадьбой Ребекки, какая-нибудь другая девушка заслужит неприятную честь быть мишенью светских сплетников. Тем временем мы подготовимся к свадьбе. – Она подошла к Адаму и погрозила ему пальцем: – А вы, молодой человек, быстренько решите свое дело.

Адам коротко кивнул.

– А если мне не удастся?

Не колеблясь, Дженет сказала:

– Лучше вам не доводить до этого.

Ребекка стояла как вкопанная, словно вытканные цветы на ковре. Ведь это ее будущее они обсуждали. Ее жизнь. Ни разу никто не поинтересовался ее мнением. Она не была даже уверена, что они хотят его услышать.

– Поскольку, кажется, все в этой комнате решили за меня, не заботясь, что я сама об этом думаю, я собираюсь принять ванну и поспать.

Дженет покачала головой:

– Ванна – это хорошо, но спать тебе не придется. Мы проведем весь день, распространяя твою сказку о любви в самых влиятельных гостиных Лондона. А сегодня вечером мы можем отпраздновать в тесном кругу семейное торжество. После этого ты сможешь поспать. Идем, Мириам. Мы должны решить, кому мы окажем честь нашим посещением сегодня.

Адам проводил Ребекку до двери.

– Вы можете думать, что это подстроено, но я не планировал ничего подобного, – мягко сказал он. Желая поцелуем стереть несчастное выражение с ее лица, он ласково улыбнулся. – Наслаждайтесь своей ванной. Мы сможем поговорить сегодня вечером.

Когда дверь закрылась, Адам легкими шагами вернулся назад к окну и взглянул сквозь прозрачные занавески вниз, на улицу, только начинавшую оживать.

– Я правда старался не прикасаться к ней, – повинился он ее отцу.

– Ты не первый мужчина, переспавший с девушкой до свадьбы, и, уж конечно, не последний. По крайней мере, ты согласен поступить правильно. Конечно, я бы хотел, чтобы вы провели медовый месяц после венчания – и я бы дал выбить зуб ради принципа, – но что сделано, то сделано. В конце концов, может, все это и к лучшему. Моей дочери нужен муж, кто-то, кто будет держать ее в руках. По моему мнению, никто лучше тебя не справится с этой задачей.

– Я уже объяснял вам раньше. Я не буду болтаться на виселице. Но и не проведу остаток жизни Фрэнсисом Коббалдом. Не считая того, что он мне просто не нравится, Коббалд не обладает никакими качествами, которые просто необходимы, чтобы заботиться о семье: у него нет ни денег, ни собственности. А еще проблема с Сесилом. Он не из тех, кто молчит. Всегда остается риск, что кто-нибудь может узнать правду. Остается только один выход. Хоть жизнь будет тяжелой, говорят, в Америке хорошие возможности. Но я не потащу Ребекку за собой.

– А если она захочет поехать?

Смех Адама был невеселым.

– Она скорее отпразднует мой отъезд.

– Я не так в этом уверен. Сейчас гордость моей дочери задета и не дает ей ясно мыслить. Вся эта чепуха об освобождении женщин и бог знает что еще. Ее раздражение иногда проистекает из такой мелочи, например, что небо синее, когда она хочет, чтобы шел дождь.

– Эдвард, если вы пытаетесь советовать мне, говорите менее витиеватым языком.

– Женщины – сложные создания, обычный мужчина никогда не сможет их понять. Тебе лучше даже и не пытаться. Мы с Мириам поженились двадцать лет назад, а я еще не разгадал всех ее настроений. Тем не менее я каждый день благодарю Бога за предоставленную возможность. Ты любишь Ребекку?

– Люблю? – Адам чуть не подавился этим словом. Ее благополучие имело для него значение. И он, без сомнения, желал ее. Она была бы хорошей матерью, приятной собеседницей и умело вела дом. Но любить ее? Он четырьмя большими шагами пересек комнату и уселся на диван, подперев подбородок рукой. – Это вопрос, Эдвард. А вы любите Мириам?

Непонятный Адаму блеск промелькнул в глазах Эдварда.

– Я совершенный глупец во всем, что касается этой женщины. С первого раза, когда я увидел ее, стоящую в доке, затянутую в чопорное платье, как надлежит пуританам. Что-то в ее глубоких карих глазах привлекло меня. Хорошо, что она знала, что это было, потому что мне понадобилось очень много времени, чтобы разобраться в своих чувствах. Мне кажется, ты достаточно скоро поймешь причину.

– Я выслушивал бесчисленные признания молодых сержантов, которые скучали по своим подругам и женам, но они всегда объясняли такие чувства одиночеством. Я видел лордов, клявшихся в любви к их женам, но большинство из них проводили время с любовницами. Мои родители, кажется, действительно не могли жить друг без друга... но любовь? Для меня это как странная, совершенно неизведанная земля. Мне еще придется об этом подумать, но сначала я должен вернуть свое доброе имя.

– Думаю, я тебя понимаю. Один совет. Не говори Ребекке, что собираешься «обдумать вопрос о любви». А то она скорее всего повесится.

– Вы советуете солгать ей о моих чувствах?

Эдвард усмехнулся:

– Ты? Лгать? Невозможно. Я предлагаю тебе вообще избегать этой темы. С твоей стороны будет мудро помнить одну вещь. Любовь не следует расписанию. Ну а теперь, я слышал, Ребекка упомянула об украденных картинах. Хочу, чтобы ты рассказал мне, что ты об этом думаешь.

– Осуин что-то затевает, но могут ли картины как-то повлиять на мое дело? Хотел бы я знать. – Адам пожал плечами. – Если Осуин и есть Леопард, мне нужны доказательства.

– Что насчет Сиверса?

– Он оставил службу и выглядит вполне довольным. Кроме того, что мы были друзьями какое-то время, его послужной список изобилует похвальными отзывами, его репутация безупречна. Я не смог бы раскопать никаких грехов.

– Если только ты не считаешь убийство его французской любовницы не слишком респектабельным поступком.

Адам обернулся на звук знакомого голоса. Нахально привалившись к косяку, на пороге стоял Макдональд Арчер. Он улыбался своей обычной самоуверенной улыбкой, явно довольный собой.

– Я не ждал тебя так скоро, – сказал Адам. Он подошел к другу и приветственно протянул ему руку. – Так что теперь насчет Сиверса?

Глава 17

Закрыв глаза, Ребекка отмокала в пахнущей розами ванне, ее тело впитывало тепло. Раньше, когда она беспокоилась или была расстроена, пасторальные сцены, нарисованные на стенах ее комнаты, всегда давали ей утешение и ощущение свободы. Сегодня собственная комната казалась тюрьмой. Как ни старалась, она не могла расслабиться. Последние двадцать четыре часа снова и снова прокручивались в ее голове, донимая ее отчетливыми образами, которые лучше бы забыть.

Тетушка Дженет, сидя за письменным столом Ребекки, неистово набрасывала записки и списки, в то же время ворча по поводу той или этой матроны. Мириам, время от времени давая ей советы, мыла волосы Ребекки мягкими, успокаивающими движениями, являя собой воплощенное терпение.

– Давай, мама, задавай свои вопросы. Я знаю, ты умираешь от любопытства.

– Ты, должно быть, чувствуешь ожесточение против меня. Подожди, пока у тебя самой будет дочь. Тогда ты поймешь материнское состояние. – Мириам смыла пену с волос Ребекки и протянула ей полотенце. – Ты любишь Адама?

Рука Ребекки замерла в воздухе.

– Ты не могла бы начать с более простых вопросов?

– Учитывая, что ты провела ночь в его объятиях и отдала ему свою девственность, я бы решила, что на этот вопрос легко ответить. Или он заставил тебя?

– Конечно, нет.

– Могу предположить, что в таком случае у тебя должны быть тайные чувства к этому человеку. Даже учитывая твое недавнее увлечение женскими свободами, ты не склонна к необоснованным решениям.

Ребекка вытерлась, отметив про себя болезненность между ног, явное напоминание о потере невинности. Скрывшись в своей кровати под балдахином, она завернулась в халат и уселась, поджав под себя ноги. Взгляд ее упал на вазу свежих белых роз на туалетном столике. Они немедленно напомнили ей об Адаме и их первом вальсе. Похоже, она нигде не сможет избавиться от этого мужчины. Он заполнил ее жизнь полностью. И она позволила ему это.

– Я думала, что рассмотрела все возможности. Покачав головой, ее мать встала и начала расчесывать спутанные волосы Ребекки.

– Ты помнишь первое Рождество, которое Адам провел с нами?

Ребекка кивнула, пытаясь понять, к чему мать клонила.

– Его родители погибли в том году. Твой отец стал его опекуном. Он подарил тебе твой первый кукольный дом. Ты вся сияла от восторга. В тот вечер, наконец, закончив расставлять в нем мебель вместе с Адамом, ты пошла спать. Помнишь, что ты тогда ему сказала?

Ребекка отчетливо помнила тот момент. Это было одно из тех воспоминаний, которые никогда не меркнут, а, наоборот, со временем становятся даже ярче, мучительнее, когда приходит зрелость и понимание. Стоя перед ней в черном вечернем костюме, Адам поблагодарил ее за чудесное Рождество и поцеловал ей руку. Она решила, что он самый очаровательный мужчина. Матери пришлось три дня уговаривать ее и пригрозить запретить кататься верхом, чтобы убедить Ребекку вымыть руку.

– Я тогда была ребенком.

– По-моему, я не слышала этой истории, – сказала Дженет, оторвавшись от своих записок. – Что же произошло?

– Адаму было четырнадцать, – объяснила Мириам. – Он не только винил себя в смерти родителей, он еще вынужден был принять на себя все обязанности эрла в таком юном возрасте. Долг, честь, что правильно, что неправильно – стали его повседневными принципами. Ребекке было пять. Даже тогда она говорила все, что думает, когда хотела чего-то. – Мириам взглянула на луч света, падающий в окно, и, казалось, унеслась в мыслях далеко-далеко, на ее губах блуждала мечтательная улыбка. – Ребекка горделиво плыла вверх по лестнице. Достигнув лестничной площадки, она обернулась, сделала реверанс и заявила более чем авторитарным тоном: «Адам Хоксмор, после того как мы поженимся, ты построишь мне точно такой же дом, как тот, что подарил сегодня».

Чувствуя себя не в своей тарелке из-за воспоминаний, которые всегда хранились в ее памяти, Ребекка хотела только одного – поскорее сменить тему.

– Мы обязательно должны предаваться воспоминаниям о детских глупостях? Я думала, мы обсуждаем потерю моей невинности.

Мать не обратила внимания на ее протест.

– Ты обожала Адама с того самого дня, как первый раз увидела его. Когда он гостил у нас, тебя было невозможно оттащить от него. Ты даже сделала ему предложение. Конечно, Мэри Уоллстоункрафт может видеть веские преимущества в женском образовании и интеллекте, но ты, разумеется, не предпочтешь жизнь без детей, жизнь старой девы, избегающей общества? Почему ты так настроена против брака? Чего ты боишься?

Дженет краем глаза наблюдала за ними, добавляя еще одно имя к растущему списку дам, которых следовало уговорить. Мириам терпеливо ждала, облокотившись на столбик кровати. Услышав прямой вопрос, который все равно рано или поздно был бы задан, Ребекка встала и начала, дрожа, мерить шагами уютные пределы своей спальни. Она задержалась перед драпировкой и стала играть кисточкой шнура.

– Ради Бога, мама, он расписывает на бумаге все свои планы на каждый день. Он ждет, что все остальные будут вести себя так, как он скажет. Ему нужна жена, которая будет тихо сидеть около него, как собачонка. А из меня не получится домашнее животное.

– Он мужчина, – заметила Дженет. – Они рождаются с такими запросами.

– Что, если мужчина ждет, что ты изменишься, а ты не сможешь? Что, если он будет разочарован тем, что ты ведешь себя совершенно не так, как он ожидает? Что, если он перестанет любить тебя потому, что ты не сможешь сделать его счастливым?

Внимательно глядя на Ребекку, Мириам сказала:

– Думаю, тебе лучше объяснить конкретнее, что тебя беспокоит.

– Возьмем Милисент. Она была моей лучшей подругой. Мы делились всем. А сейчас я не могу ее видеть потому, что муж считает меня неподходящей для нее компанией. И Милисент его слушается! – В поисках двух серебряных гребней Ребекка обшарила свой туалетный столик и продолжила расхаживать взад-вперед между столом и дверью. – Все мои подруги вышли замуж и стали дамами, которых я больше не узнаю. Как будто мы никогда не делились друг с другом своими мечтами. Я бы никогда не покинула своих друзей только потому, что мой муж этого требует.

– Они причинили тебе ужасную боль, я знаю. – Мать похлопала рукой по кровати. – Ни к чему протирать дырку в ковре, иди сюда.

Когда Ребекка неохотно присела рядом с матерью, Мириам взяла дочь за руку.

– Веришь или нет, но по разным причинам некоторые женщины предпочитают уступчивость и подчинение. Они часто думают, что это и есть любовь. Ты – сияющая звезда, излучающая энергию и свет. Ты обладаешь духом своего отца, его гордостью и верностью, даже его самонадеянностью. Ты никогда не удовольствуешься таким серым существованием. И я не верю, что Адаму требуется такое уж покорное создание.

– Но как же любовь? Я не уверена, что Адам способен полюбить. Он сам говорил об этом.

– Я думала то же самое о твоем отце.

– Мой Реймонд был даже большим идиотом, – подхватила Дженет, когда дописала и посыпала песком свое последнее письмо. – Мужчины такие тупоголовые. Они редко понимают свои чувства, а уж говорить о них и вовсе не умеют. Можно с тем же успехом ждать, когда заговорит коза. Это женская обязанность руководить мужчинами, научить их, как выражать себя. Адам любит тебя. Он просто еще не осознал, что на самом деле чувствует.

– Видишь, дорогая, – добавила Мириам, – мужчины путают любовь со многими вещами. Вожделение, покорность, ответственность, обязанность – список бесконечен. Правда в том, что женщина узнает по этим чертам, что есть на самом деле. Мужчина может объяснять понятие любви фривольностью. Цветистые слова приятно слушать, но большинство мужчин неспособно говорить их. Это не значит, что их сердца не полны любовью. И даже если Адам признает, что не может полюбить – в чем я очень сомневаюсь, – он по крайней мере признает, что является человеком. Понимаешь, человек не может начать меняться, если сначала не поймет, в чем его недостатки.

– Как может Адам действительно любить меня, когда он сам сказал, что мог бы меня бросить? Вы ведь слышали.

– Адам – порядочный, честный человек. Ничто не изменит этого... И не совершай ошибку, пытаясь его переделать. Его гордость неразрывно связана с его способностью позаботиться о тебе.

– Разве он не понимает, как мне было бы горько, если бы я отдала ему свое сердце, а он потом оставил меня?

Мириам взяла дочь за подбородок:

– Я не верю, что твое сердце уже не отдано.

Слезы наполнили глаза Ребекки, когда она, наконец, призналась самой себе, что это правда. Она действительно любила его. Всего, с головы до ног. Ее сердце разобьется, если Адам снова покинет ее.

– Что же мне делать?

Молли постучала в дверь и вошла.

– Простите, мадам, но ваш муж просил вас спуститься вниз.

Мириам подмигнула Ребекке:

– Лучше не заставлять его ждать. – Она поцеловала дочь в лоб. – Только ты можешь решить, чем хочешь рискнуть. Жизнь не дает никаких гарантий, как и любовь. Но я уверена, если ты попытаешь счастья с Адамом, вознаграждение будет гораздо большим, чем ты можешь представить. – Она снова поцеловала ее. – Я скоро вернусь.

Когда дверь закрылась, Дженет забарабанила пальцами по столу. Поджав губы, она стала внимательно разглядывать обручальное кольцо с изумрудом на своем пальце.

– Знаешь, если бы я волновалась, что мужчина, которого я люблю, покинет меня, я бы нашла способ заставить его взять меня с собой.

– Не понимаю, – сказала Ребекка, настороженная блеском в глазах тети.

– Если бы твои родители действительно думали, что ты будешь несчастна, они бы никогда не заставили тебя выйти замуж. А сейчас они все делают в твоих интересах, потому что они видели вас с Адамом вместе. Прежде чем я дам тебе свой совет, подумай об этом. Ты хочешь, чтобы Адам стал твоим мужем? Достаточно ли сильно ты любишь его, чтобы бороться за него и, возможно, потерять все, что так дорого тебе? Твою семью, дом, Англию?

– Это как ежевика. Я люблю ее, хотя она колется, – ответила Ребекка.

Практически подпрыгнув на стуле, Дженет хлопнула в ладоши:

– Думаю, это ответ положительный. Адам совершил ошибку, однажды занявшись с тобой любовью. Вероятно, он поклялся после этого держаться от тебя подальше. Со своей стороны ты должна беспощадно провоцировать его. Ты должна обольстить его.

Ребекка вспыхнула. Ее телу явно понравилось такое предложение.

– Зачем? Что, если он откажет мне?

– И у жалких на вид, и у сильных и твердых духом, какими и должны быть мужчины, есть одна особенность. Они думают тем, что у них между ног.

– Тетя Дженет! – задохнулась Ребекка.

– Сейчас не время для напускной чувствительности. Мы начали войну. Как только мужчина попробовал плод, очень трудно отказаться вкусить его снова. Если мы должны привязать Адама к тебе до того, как он поймет, что любит тебя, значит, мы должны использовать любые безнравственные приемы.

– Но что делать мне?

– Учитывая, какими глазами Адам смотрит на тебя, а я сама это видела, сомневаюсь, что тебе придется вообще что-то делать. Но на всякий случай я расскажу тебе все, что ты должна знать.

Ребекка стояла в холле, прижав ухо к двери спальни Адама. Когда она переступит порог, пути назад не будет.

Верная своему слову, Дженет привела Ребекку и ее мать к настоящей осаде трех наиболее влиятельных матрон высшего света. Едва Ребекка вошла в салон леди Физерстоун, она заметила сурово поджатые губы этой дамы и приготовилась к худшему. Потом Дженет, благослови Господь ее дар убеждения, выболтала самую сумасшедшую историю из смеси полуправды и чисто романтической болтовни, приправленной значительной дозой преувеличений. Каким-то образом вопреки всем странностям к концу дня Ребекка была вознаграждена поздравлениями и поддержкой светских матрон.

Сейчас она была совершенно без сил.

Частично это было из-за прошлой ночи, когда она очень мало спала, но в основном из-за борьбы, которую девушка вела со своим сердцем. В конце концов, сердце победило, а значит, она должна последовать совету тети.

Ребекка просидела взаперти в своей спальне, пока все в доме не улеглись спать, и выждала на всякий случай еще час. Стоя у двери Адама и прислушиваясь, не идет ли кто, она закусила нижнюю губу и приняла окончательное решение. Если это обольщение Адама заставит его взять ее с собой, когда ему придется уехать из Англии, пусть так и будет.

Осторожно, без единого шороха она открыла дверь. Тусклый круг света от свечи падал на пол вокруг нее, когда она молча на цыпочках подошла к кровати, где спал Адам. Смятое одеяло оставляло открытыми его мускулистые ноги и грудь, которые она, уже однажды целовала и ласкала. Невообразимые советы Дженет взволновали кровь Ребекки. Ее тело затрепетало в предвкушении. Она поставила медный подсвечник на стол и мягко потрясла его за плечо.

Адам вскочил, схватил Ребекку за талию и швырнул на кровать. Она вдруг оказалась лежащей на спине, глядя на кремовый балдахин, руки Адама обхватили ее горло. Он приблизил свое лицо к ее лицу, его дыхание прерывалось, глаза опасно сузились. Он напоминал разбуженного дикого зверя. Ребекка не могла даже пошевелиться, не то что допустить мысль о соблазнении этого человека. Когда она попыталась заговорить, то не смогла произнести ни звука.

Быстро заморгав, Адам как будто переместился из темного, далекого прошлого в настоящее. Он отдернул руку, глядя на нее со смесью гнева и недоверия, потом перевернулся на спину и уставился в потолок. Гортанный звук, полуворчание, полустон слетел с его губ.

– Вы сошли с ума? Какого дьявола вы здесь делаете? Она довольно долго лежала совершенно неподвижно.

– Мы не виделись весь день. Я хотела поговорить с вами.

– Посреди ночи? Я же мог убить вас.

– Никогда.

Качая головой, он сказал:

– Вы не представляете, на что я способен.

Адам говорил так невозмутимо, так прозаично, что Ребекка даже не знала, что ответить. Она чуть не выпалила, что любит его. Но строгие предупреждения Дженет удержали слова, готовые сорваться с языка. Похоже, большинство мужчин, даже тех, кто склонен поступать благородно, готовы сбежать на другой континент, когда женщина заговаривает о любви. Тетя советовала Ребекке приберечь это заявление для другого случая. Сегодня нужно соблазнять.

Приподнявшись на локте и позволив тонкой бретельке ночной сорочки соскользнуть с плеча, Ребекка промурлыкала:

– Я знаю, вы никогда бы не причинили вред никому, о ком заботитесь. Я хотела поговорить.

– Господи, спаси меня, – пробормотал Адам. Повернувшись к ней лицом, он окинул ее беглым взглядом и снова уставился в потолок. Ребекка была почти голой. О чем она думала, притащившись в его спальню в лоскутке прозрачной ткани? Сладкий контур ее сосков, уже напряженных, притягивал его губы. Завитки между бедер манили прикоснуться к ним. Одним быстрым движением он мог бы притянуть ее к своему телу, осыпать поцелуями ее груди и научить, как сделать его мечты реальностью.

Во имя неба, он же поклялся оставить ее, пока не докажет свою невиновность! Он был нахалом, худшим из развратников. Прошлой ночью Адам потерял власть над своими чувствами и не знал, куда его ласки могут завести. Впрочем, ему было все равно. Ее невинное признание, что она хотела его так же, как и он ее, наверняка предложенное без действительного понимания, что это означает, не остановило его. Теперь он не должен снова потерять над собой контроль.

Он решил не настаивать на браке, ибо она заслуживает кого-то лучше его, кого-то, кто сможет дать ей и любовь, и преданность, которых она достойна. Она заслуживает человека, который не разобьет ей сердце.

Ребекка плакала – не теми слезами, которые женщины используют как инструмент влияния, но слезами, рожденными искренней грустью. Это не давало ему покоя, потому что он не знал, что делать с нежными чувствами женщины. Адам много думал об этом. Если он исчезнет, то же произойдет и с Фрэнсисом Коббалдом. Эдвард без труда представит поэта подлецом, развратителем невинных и, возможно, даже вором. Конечно, пошли бы разговоры, но со временем и благодаря усилиям Дженет, Адам знал, Ребекка найдет свое счастье.

До тех пор, пока он не дотронулся до нее снова.

Уже сейчас была возможность, что она беременна. Испытывать судьбу во второй раз слишком рискованно. Действительно, они с Ребеккой должны поговорить. Когда будут полностью одеты, при солнечном свете, в присутствии пары дюжин людей в комнате. Может быть, тогда он сумеет сдержаться. Он снова провел руками по лицу, сел, обернул простыню вокруг своей талии и спустил ноги с кровати.

– Думаю, нам лучше продолжить этот разговор утром.

Ребекка провела кончиком пальца по его шее, вниз по руке, потом по спине туда, где одеяло скрывало его ягодицы.

– Если меня заставить ждать, сомневаюсь, что я вообще смогу заснуть.

Ее голос был низкий и соблазнительный. Он почувствовал ее дыхание на своем плече. О Господи, она действительно коснулась языком его уха! Он не смел повернуться. Его тело игнорировало приказы разума.

Взглянув через плечо, он увидел, что Ребекка встала на колени прямо у него за спиной, прозрачная сорочка выставляла напоказ каждый восхитительный дюйм ее тела. Если бы он подвинулся хоть на дюйм, ее груди прижались бы к его спине. Если бы он чуть повернул голову вправо, он мог бы прильнуть губами к ее губам.

– Ребекка, вы пытаетесь соблазнить меня?

– Разве такое возможно?

– Думаю, вы знаете ответ, но я должен поинтересоваться почему... особенно когда вчера утром вы собирались прогнать меня в преисподнюю и даже дальше.

– Я была сердита. Вы знаете, я ненавижу приказы, и я еще не убеждена, что хочу, чтобы вообще какой бы то ни было мужчина контролировал мою жизнь. Я думаю, Перси Шелли и Мэри Годвин в этом правы. Тем не менее сегодня я лежала в постели и не могла заснуть и подумала, что вы страдаете от той же болезни. Я хочу вас.

Ей удалось подвести его самообладание к краю бездонной пропасти страстного желания. Любой нормальный человек опрокинул бы ее на спину, погрузился бы в нее и послал к черту все последствия. К несчастью, он не был любым человеком – невзирая на то, что возбуждение вот-вот поставит его на колени.

Держа одеяло перед собой как щит, он сбежал в противоположный угол кровати и указал на дверь:

– Ребекка Марч, убирайтесь из этой комнаты немедленно!

Проклятая крошка даже не обратила на него внимания. Она встала на четвереньки и выгнула спину, как нежащаяся на солнце кошка. Ее рубашка распахнулась, открыв нежную кремовую плоть ее грудей, живота и лона. Проклятие, где она научилась всему этому? У него не было времени искать ответ. В ужасе Адам смотрел, как она, извиваясь, ползла по кровати, медленно приближаясь к нему. Она непристойно вытянула свое тело вдоль резного столбика кровати, указала на отчетливую выпуклость, которую не могла скрыть его простыня, и промурлыкала:

– Я бы гораздо лучше позаботилась об этом.

Его напряженное копье страсти подергивалось, явно обрадовавшись предложению. Адам конвульсивно сглотнул и поплотнее завернулся в простыню.

– Вы можете забеременеть.

– Гм-м... – промурлыкала она, обводя языком палец. – Тетушка говорила мне, что есть способы, которыми мужчина и женщина могут доставить друг другу удовольствие без риска зачатия.

Теперь он понял, откуда Ребекка почерпнула свои навыки обольщения. Завтра утром первым делом он должен придушить леди Такер, а может быть, даже сегодня ночью. Если доживет до этого. Действительно, Адам мог бы заниматься с ней любовью только ртом, позволяя ей доставлять ему удовольствие таким же способом, но он знал, что никогда не смог бы удовлетвориться без полного обладания ее телом.

Щеки Ребекки горели от возбуждения, и Адам чувствовал сладкий запах ее желания. Она не собиралась уходить, что означало, что ему нужно найти другой подход, ему все-таки придется прикоснуться к ней. Адам молил Бога о твердости.

Подавшись вперед, он притянул ее к себе и поднял с постели.

– Обхватите меня ногами.

Она с готовностью исполнила его просьбу, и Адам ощутил, как центр ее женственности прижался к его восставшей плоти. Все, что ему нужно было сделать, – это сбросить простыню, войти в нее, и они оба познают экстаз.

«У тебя нет будущего».

– Поцелуйте меня, – сказал он.

Их губы встретились, бесстыдно переплетясь языками. Он медленно продвигался к двери. Он обрушился на ее рот, бросая ее в вихрь ощущений, намеренно затуманивая мозг. Одной рукой Адам взялся за ручку и отпер дверь. Его рука медленно приблизилась к ее груди, дразня затвердевшее острие соска. Он ногой распахнул дверь и молился, чтобы в холле никого не оказалось. Происходящее было бы чрезвычайно трудно объяснить. Он сжал ее ягодицы, поцеловал в последний раз, прислонился к стене и позволил ее ногам соскользнуть на пол.

– Адам, – пробормотала она. К счастью, ее разум был все еще достаточно одурманен, чтобы дать ему возможность улизнуть.

Адам нежно прижался к ее губам.

– Шах и мат. – Он проскользнул в комнату, закрыл дверь и повернул ключ в замке. – Доброй ночи, Ребекка. Мы поговорим утром.

Он подождал ее реакции – она пару раз пнула дверь ногой. Прошло несколько секунд. Потом он услышал движение и шепот:

– Может быть, вы и выиграли битву сегодня ночью, но я намерена выиграть войну. Спокойной ночи, Адам Хоксмор.

Черт! Ему нужно разрешить это недоразумение как можно скорее.

Глава 18

– И ты не переспал с ней? – недоверчиво спросил Мак.

– Не так громко. Ты хочешь, чтобы нас услышали все сплетники в Лондоне? – Адам прислонился к стволу большого вяза и выглянул из-под разинутого рта Мака, чтобы осмотреться. К счастью, поблизости никого не было.

Дамы и кавалеры прогуливались вокруг, выставляя напоказ свой шарм, наслаждаясь многочисленными развлечениями, и все это во имя благотворительности. Леди Эшби открыла задние ворота своего величественного дома на Грин-парк, преобразив часть парка в сельскую ярмарку, чтобы собрать деньги на свое последнее альтруистическое предприятие – приют для сирот недалеко от Сент-Джайлз.

Под надежным прикрытием семьи Ребекка и Адам дебютировали как самая первая влюбленная пара сезона. Ребекка, Мириам, Эдвард и Дженет прогуливались сейчас вокруг торговцев с лотков, как будто никакого скандала и в помине не было. Таким образом, Мак и Адам были предоставлены самим себе, что устраивало Адама. Он не был настроен на пустую болтовню.

– Объясни мне, – сказал Мак, прислоняясь к другой стороне ствола дерева. – Ты уже занимался любовью с Ребеккой. Эдвард дал тебе свое благословение, вы двое помолвлены, и ты, без сомнения, хочешь ее. – Он пожал плечами. – Прости, но я совершенно не понимаю, почему ты не взял ее.

– Я решил не настаивать на этом браке, – сказал Адам шепотом, так как две юные хихикающие барышни проходили неподалеку.

– Могу я спросить почему?

– У меня есть причины.

– В этом я уверен. – Мак прищурился на солнце. – Ты не выглядишь довольным. Если бы это мне грозили браком, независимо от красоты и очарования дамы, я бы рванул на ближайший корабль и уплыл на необитаемый остров в Индии. Но ты, мой друг, создан для супружества, постоянства и безмятежных вечеров в тапочках у камина и с собакой у ног. Твое решение ставит меня в тупик. Но по выражению твоего лица я могу сказать, что ты не собираешься объяснить мне почему.

Над ними шумно галдели грачи, перелетая с дерева на дерево. Чистое голубое небо сейчас резко контрастировало с утром, которое началось с теней плотного серого тумана. Солнечный свет струился сквозь полог деревьев, согревая воздух, напоенный свежим запахом земли. Пасмурный день больше бы подошел к настроению Адама.

Особенно после того, как он, выставив Ребекку в коридор, лежал в постели без сна почти всю ночь. А утром, за завтраком, она имела наглость вести себя так, будто ничего не произошло. Как будто она не извивалась на его постели, задирая зад, как опытная куртизанка. Одного этого было достаточно, чтобы распалить мужчину.

Сейчас Мак заронил другой непрошеный образ в голову Адама, такой же смущающий, как обнаженная Ребекка, нежащаяся от удовольствия, молящая о его прикосновениях. Он легко мог представить себя сидящим в кабинете в замке Керрик у огня в тапочках, с собакой и книгой. А рядом с ним расположилась бы Ребекка. Они пили бы бренди и мило беседовали, а потом он сорвал бы ее одежду и занялся с ней любовью, купаясь в свете пламени, на мягком персидском ковре, который так любил.

Адам приказал себе отбросить эти мысли. Сегодня ему не нужны отвлекающие образы. Краем глаза он заметил леди Грейсон, которая, щеголяя ярко-желтым зонтиком от солнца и такого же цвета шляпой, приближалась, провокационно покачивая бедрами с видом опытной соблазнительницы. Она остановилась перед Адамом и стала наматывать на палец свой красно-рыжий локон.

– Мой дорогой мистер Коббалд. Я слышала, вы принимаете поздравления, однако, признаю, я испытала глубокое разочарование, получив это известие. Но леди Уинком была так убедительна в своих аргументах, что я предложила свою поддержку.

– Вы бриллиант чистой воды среди груды щебня.

Она недовольно надула свои чувственные губы:

– Сейчас нужно быть очень осторожной, когда оказываешь кому-то поддержку. Я решила просить вас о личной встрече, чтобы увериться в искренности ваших чувств к девушке.

«Лежа на спине и почти не разговаривая», – представил Адам. Он наморщил нос и рассмеялся про себя.

– Ваша мудрость и щедрость спасли меня в час нужды. Что мне сказать? Купидон пронзил мое сердце. Ребекка – моя душа, мое солнце, моя луна и звезды.

– Жаль, – сказала леди Грейсон, заметив Мака. Очевидно, ей понравилось то, что она увидела, и она выдвинула свою грудь на добрую пару дюймов вперед в молчаливом приглашении. – Если ваши обстоятельства изменятся, вы знаете, где меня найти.

Когда дама удалилась к своей следующей жертве, Мак дотронулся до лба в шутливом приветствии:

– Какое исполнение, мистер Коббалд! Значительное улучшение с тех пор, как я в последний раз вас видел. – Он кивнул в сторону удаляющейся спины леди Грейсон: – У тебя тут интересные друзья.

– Тебе лучше держаться от нее подальше. У меня предчувствие, что она не удовлетворится одним разом. Она больше похожа на акулу с женской грудью – не успокоится, пока не проглотит мужчину целиком.

Усмехнувшись, Мак добавил:

– Акула с очаровательно полной грудью, я бы сказал. Но не бойся, я усвоил урок и очень редко повторяю свои ошибки.

Это не удивило Адама. Очень давно, наслаждаясь опасным, возбуждающим развлечением, Мак играл в постельные игры со многими скучающими женами из высшего света. До тех пор, пока не увлекся и чуть было не потерял все самое важное, включая жизнь.

– Хорошо, идем. У нас есть одно дельце. Мак оттолкнулся от дерева.

– Куда направляемся?

– Я решил выманить волка из его логова. Что, по-твоему, случится, если Коббалд привлечет к себе внимание Осуина или Сиверса, например, заставив их заинтересоваться его прошлым?

Мак наморщил лоб:

– Если проследят связь между Коббалдом и Хоксмором, тебя могут просто пристрелить. Или, возможно, отправятся прямо к властям. В любом случае это опасная игра. Ты уверен, что время выбрано правильно?

Адам помахал платком какой-то матроне, чье имя выскочило у него из памяти. Он точно помнил только ее требование написать стихи о ее умершей птичке, Ромео, и намеренно ускорил шаг. Когда Мак оглянулся, Адам сказал:

– Надо подтолкнуть их к действию, несмотря ни на что.

Когда они достигли огороженной веревками площадки, где предлагалось катание на пони по пенсу за круг, он остановился и изобразил заинтересованность в детской забаве.

– Я устал ждать. Я уже давно прозябаю в Лондоне, и все, чего удалось достигнуть, – это куча новых вопросов. Я был убежден, что Осуин виновен. После твоих новостей о Сиверсе я уже не знаю, что предполагать. Неожиданный визит Ребекки прошлой ночью заставил меня изменить тактику. Я не знаю, как долго мне удастся не прикасаться к ней, и, если остается хоть малейшая возможность того, что мне придется исчезнуть, я не имею права дотрагиваться до нее снова.

– Корабль готов к отплытию в любое время, когда потребуется.

– Отплытие? – раздался голос. – Вы покидаете нас, Мак?

Ребекка! Как ей всегда удается услышать то, чего ей никак не следовало слышать? Гром и молния! Она хуже сплетников в день скачек. Покачав головой, Адам обернулся:

– Мак родился готовым к плаванию.

– Вам повезло. – Она небрежно вертела свой зонтик, изо всех сил стараясь скрыть огорчение. Проклятый Адам вышвырнул ее из своей комнаты, как будто она была мешком зерна, как будто она не предлагала ему себя как обыкновенная проститутка. Сегодня утром Ребекка оделась особенно изящно, выбрав любимое алое платье с пленительным декольте, а он практически не замечал ее.

И все еще болтает об отъезде. Упрямый осел! Если он думает, что можно войти снова в ее жизнь, заставить ее влюбиться в него, а потом просто уплыть, он сильно ошибается.

– Я завидую вашей свободе, Мак. Боже, я завидую свободе, которой обладают все мужчины, они могут приехать и уехать, если им этого хочется.

– Ну, ну, мой нежный персик. – Адам взял Ребекку за подбородок и многозначительно посмотрел ей в глаза, напоминая, что за ними наблюдают. – Сейчас не время и не место для такого разговора.

– Простите меня, мой голубок, – прошептала она с улыбкой обожания. – Но я не согласна. Хотите знать, что я действительно думаю? – Она подняла бровь, не давая Адаму отделаться от ее вопроса. – Вы обсуждали, как быстро вы можете покинуть страну, если ваш план провалится. Возможно, я отправлюсь без билета, зайцем. Я много лет не плавала на корабле.

Мак радостно посмеивался. Адам проворчал:

– Мы можем обсудить это позднее. А сейчас я должен поухаживать за дамой своего сердца.

Ребекка пошла между Адамом и Маком среди толпы гуляющих. Они проследовали мимо предсказателя судьбы и танцующей собаки. Адам купил ей малиновое пирожное и очаровательные белые кружевные перчатки. Они остановились, чтобы посмотреть фехтовальное представление, потом отправились в сторону группы зрителей, в которой то и дело кто-то вскрикивал или хихикал. Они втроем протиснулись к первым рядам толпы, где была установлена скамья, ограничивавшая небольшую площадку. По ту сторону скамьи на стволе дерева была укреплена большая доска, покрытая черной тканью. На ткани были пришпилены миниатюрные портреты Наполеона. Девять месяцев спустя общество, похоже, все еще пребывало в восторге от падения врага. Когда человек в плотно облегающих панталонах и свободной белой рубашке метнул зловещего вида кинжал в одну из картинок, Ребекка поняла намерение Адама. Она взглянула на него.

– Вы не посмеете, – прошептала девушка. – Что, если Осуин или Сиверс вас увидят?

– Такая возможность существует, – признал Адам, цедя слова и не переставая улыбаться.

Внимательно глядя на Адама, Ребекка на мгновение задумалась.

– Вы надеетесь, что Осуин или Сиверс действительно заметят вас, не так ли?

– Улыбайтесь, дорогая. На нас смотрят. – Он поманил высокого парня с ножами к себе, заплатил несколько монет и перешагнул через скамейку в обозначенный круг.

В глубине души Ребекка надеялась, что Адам передумает. Она уже хотела вмешаться, но тут ее нашел Барнард.

– Леди Ребекка. Я должен поговорить с вами. Дело не терпит отлагательств, – выпалил он, хватая ее за локоть.

Держа серебряный кинжал в одной руке, Адам другой рукой уперся себе в бок и встал в позу, как какой-то напыщенный петух на птичьем дворе.

– Как, мистер Лейтон, мы встретились снова? Вы хотите поздравить нас?

– Я хочу поговорить с леди Ребеккой. Дело очень срочное.

– Сожалею, моя невеста занята. А если вы хотите сохранить свою руку, – добавил Адам, – я советую вам убрать ее с руки Ребекки.

Барнард воззрился на его кинжал, вздохнул и повернулся к Ребекке:

– Вы позволите ему разговаривать со мной в подобном тоне?

Голос Барнарда привлек внимание стоявших поблизости. Адам, похоже, был заинтригован.

– Он шутит. Он ничего другого не имел в виду. Чего вы хотите? – нервно спросила Ребекка, страдая от унизительного внимания окружающих. Как же, скандал продолжается! Сначала бегство с поэтом, теперь объявился брошенный любовник.

– Скажите, кто распространяет отвратительные слухи, злобную ложь, которая потрясла меня до глубины души? Вы действительно помолвлены с этим человеком?

Поняв, что он собирается остаться, пока она не ответит, не важно что, Ребекка безмятежно улыбнулась, чтобы утихомирить его. Она думала, что уже объяснила ему, что не заинтересована в его ухаживаниях.

– Да, эти слухи справедливы. Принимая во внимание, что мы с вами были большими друзьями, я надеюсь, вы будете рады моему счастью.

Барнард дернул свои белые крахмальные манжеты и заморгал. Его губы дрожали. «Только бы он не расплакался», – молилась Ребекка. Меньше всего ей нужны были сейчас новые сплетни.

Барнард нервно посмотрел на Адама, потом на Ребекку, в его глазах была мольба.

– Вы не понимаете, к чему это приведет. Мне многое известно.

Ребекка ни разу в жизни не видела Барнарда в таком состоянии. А он просто покрылся пятнами от возбуждения. Толпа притихла, ловя каждое слово. Потирая лоб, она понизила голос до шепота:

– Приходите к нам домой завтра или послезавтра, тогда мы сможем поговорить.

– Заходите в гости, – добавил Адам с энтузиазмом, стремясь перехватить контроль над разговором. – Мы сможем послушать стишок-другой.

– У меня нет желания разделять поэзию с вами, мистер Коббалд. Я хочу поговорить с леди Ребеккой. Наедине.

– Понимаю, – проворковал Адам, оглядывая лица любопытных зрителей. Благослови Господь высшее общество! Оно могло бы учуять сплетню или скандал хоть с другого берега Темзы. Шепот побежал по толпе, когда Барнард только появился. Адам собирался использовать его как наживку, если это поможет вовлечь Осуина или Сиверса в игру.

Раздраженный Адам ничего не могло поделать с мощным желанием врезать Лейтону по физиономии или тем фактом, что Ребекка всегда, похоже, благосклонно относилась к парню. Его беспокоило, что она никогда не признавалась, что не любит Лейтона, и что она плакала, когда ей приказали выйти за него, Адама.

Ужасное откровение оглушило Адама как гром среди ясного неба. Он ревновал!

– Адам? – позвала Ребекка.

– Что? – резко ответил он, прежде чем вспомнил о любопытных слушателях.

– Вы выглядите... странно.

Он и чувствовал себя странно. Адам никогда не испытывал ничего подобного до встречи с Ребеккой. Ревность – для томящихся от любви безмозглых щенков. Он не такой.

Глубоко вдохнув, Адам вытащил из кармана платок и вытер лоб. Он принялся вертеть нож в пальцах, увеличивая скорость. Только что он смотрел на толпу, а в следующую секунду резко повернулся и метнул нож в центр лица Наполеона. К его удовольствию, зрители изумленно открыли рты. Он небрежно повернулся и поклонился.

Некоторые из присутствовавших дам захихикали. Адам видел, как люди обмениваются деньгами, но на что ставили, Адам точно не знал. Он также заметил, что Джереми Осуин стоял недалеко от края толпы.

– Мистер Лейтон, – спросил Адам. – Вы не желаете попробовать свои силы? Заключим пари?

Фыркнув, как будто его оскорбили, Лейтон ответил:

– Вы не испугаете меня.

– Испугать? – переспросил Адам. – Боже мой, надеюсь, что нет. Я ненавижу жестокость, но, признаюсь, питаю слабость к кинжалам. Я просто собирался произвести впечатление на свою невесту до того, как вы прервали нас.

Ребекка прощебетала:

– В таком случае, дорогой, считайте, что я в шоке. Теперь мы можем идти?

– Подождите! – воскликнул Лейтон почти в истерике. – Я надеялся, мы поговорим об этом наедине...

Адам подумал, что парень готов упасть в обморок от своих фантазий. Выбирая еще два ножа, он сказал:

– Черт побери, сэр! Вам удалось привлечь внимание всех вокруг. Если вам есть что сказать, делайте это, пожалуйста.

Лейтон гордо выпятил подбородок, расправил костлявые плечи и выпалил:

– Этот человек – мошенник и самозванец. Нет никакого поэта по имени Фрэнсис Коббалд из Линкольншира.

Черт побери! Адам предполагал несколько причин странного поведения Лейтона, но такого заявления не предвидел. Оттягивая время, решая, как лучше поступить, он с важным видом вышел в маленький круг.

Эдвард с озабоченным выражением лица возник из тени стоящего неподалеку вяза вместе с Дженет и Мириам. Ребекка выглядела ужасно расстроенной, но, к счастью, молчала. Мак смотрел так, будто собирался отправить парня прямо в ад и даже дальше. А по дорожке, прогуливаясь, приближались леди Грейсон и лорд Бенджамин Сиверс. Адам определенно достиг своей цели. Отступить в такой момент было немыслимо.

Он одновременно метнул два ножа, оба с громким стуком воткнулись в центр груди Наполеона. Адам повернулся, выставил ногу, как заправский щеголь, уперся одной рукой в бок, а другую небрежно опустил и поклонился под бешеные аплодисменты толпы.

– Похоже, меня раскрыли.

Заинтригованная, толпа притихла, когда Адам подошел к Ребекке и взял ее за руку.

– Смеем ли мы рассказать им правду, моя дорогая?

Ребекка только кивнула.

– Мои благосклонные зрители, боюсь, мистер Лейтон прав.

Шепот пробежал по толпе. Лейтон, надоедливый фигляр, самодовольно раздувался, как рождественский гусь. Глядя прямо на Сиверса, Адам продолжал:

– Признаю, что я не тот, кем кажусь. Моя жизнь – что-то вроде маскарада. – Когда Ребекка вонзила ногти в его ладонь, Адам взглянул на нее. Она явно осуждала его. – Я не из Линкольншира и простого происхождения. Я сын служанки из таверны, покинутый и презираемый титулованным отцом, который отказался признать меня.

Адам слышал приглушенные восклицания «О Боже!» и «Какой стыд!», даже «Не в первый раз». Он напомнил себе поблагодарить Мака за идею.

– Увы, вы видите перед собой человека, который обязан всем только самому себе, верящего во всеобщую доброту и безграничный дар прощения во имя человеколюбия. Леди Ребекка, так же как и ее родители, знала о моем происхождении и все же приняла мое предложение. – Совершенно довольный собой и своим представлением, Адам поцеловал руку Ребекки. – Все это во имя любви.

Некоторые женщины вздохнули. Пожилые лорды переглядывались, как если бы отец Адама всегда был в их узком кругу друзей. О Боже, одна женщина даже вытерла слезы на щеках. Джереми Осуина нигде не было видно, но Бенджамин Сиверс стоял как столб, расширенными глазами неотрывно глядя на Керрика.

«Вот так», – подумал Адам. Дело сделано, оставалось только ждать.

Желая продолжить разговор, Барнард что-то бессвязно залепетал. К счастью, Эдвард справился с ситуацией более чем искусно. Он выступил вперед и резко приказал:

– Заткнись, Барнард! Что касается меня, то я хотел бы, чтобы мой будущий зять бросил еще пару ножей. Готов поспорить, что он сможет метнуть три ножа сразу и попасть в три разных портрета старины Бонапарта. Что скажете? Кто готов поставить на это?

Ничто не могло бы заставить события принять другой оборот быстрее, чем пари. В тот же момент Барнард был забыт. Позже, за закрытыми дверями, в своих гостиных или спальнях, когда будет нечем заняться, они вернутся к этому. Одно было совершенно ясно – маскарад леди Физерстоун сегодня вечером будет, без сомнения, интересным.

Глава 19

Адам прошел через огромные западные двери Вестминстерского аббатства, следуя по стопам монархов, короновавшихся после Вильгельма Завоевателя. Чувство торжественности охватило его, когда он вступил в священное сооружение. «Прекрасное место, – подумал он, – для таинственной встречи и, очень может быть, последнее для меня».

Пока его глаза привыкали к полумраку собора, он перебирал пальцами бумажку в своем кармане. Посланец доставил записку сразу после возвращения Адама из Грин-парка. Инструкции были очень точные. Встретиться в Углу Поэтов в аббатстве в четыре часа.

Эдвард и Мак доказывали, что ему не следует идти одному, пока Адам наконец не смягчился. Он позволил Маку прийти заранее и спрятаться где-нибудь неподалеку от предполагаемого места встречи. Адам не слишком беспокоился. Его возбуждала перспектива получить наконец ответы на свои вопросы. По крайней мере он надеялся на это:

А еще он мог погибнуть.

Адам прохаживался под сводчатым потолком, который навевал мысли о небесных вратах. Стук каблуков по каменному полу сопровождал его продвижение вдоль монументов покойных королей и королев под изысканными витражами окон, пока он наконец не достиг южного нефа – последнего пристанища величайших поэтов Англии. Их произведения обеспечили им бессмертие.

Запах свечного воска пропитал все вокруг; струя холодного воздуха пробежала по плечам Адама. Он натянул повыше на шею воротник пальто и нащупал в кармане нож. Незаметно оглядываясь по сторонам, он ждал у гробниц Чосера и Спенсера, как собрат-поэт отдавая должное своим уважаемым предшественникам. «Где же Мак?» – подумал он.

– Вижу, вы получили мое приглашение.

Кровь забурлила в венах Адама, проясняя сознание и обостряя ум. Он хорошо знал это чувство и обрадовался ему. Он медленно повернулся налево, где стоял, прислонившись к мраморному бюсту, лорд Бенджамин Сиверс. Его лицо скрывала тень, но пистолет, аккуратно засунутый за пояс брюк, был на виду. Не имея возможности разглядеть, в каком настроении Сиверс, Адам просто кивнул:

– Интересное место для встречи, сэр.

– Я подумал, это как раз то, что нужно, если я собираюсь встретиться одновременно с покойником и поэтом, мистер Коббалд. Или, вернее, Адам Хоксмор, граф Керрик?

Все замерло, как будто обитатели гробниц задержали дыхание в ожидании ответа Адама.

– Интересная теория, лорд Сиверс. Граф умер.

Сиверс подошел ближе, его шаги по каменному полу повторило эхо.

– Действительно. Жаль, однако. В наши дни очень трудно найти преданных солдат.

Выбор был за ним, Адам знал это. Сиверс предлагал ему высказаться или уйти. Адам решил, что ничего не потеряет, а приобретет много, если Сиверс согласится помочь доказать вину Осуина. Адам медленно пошел к монументу Шекспира. Когда Сиверс последовал за ним, Адам тихо спросил:

– Что вы надеетесь получить от нашей встречи, лорд Сиверс?

– Я бы спросил у вас то же самое. Я предположил, что ваше представление сегодня днем, вызывающее воспоминания о наших совместных днях в Оксфорде, было адресовано мне. Или я ошибся?

Адам усмехнулся.

– Нет, мне необходима ваша помощь.

– Учитывая, что военный департамент объявил вас предателем, это явное замалчивание. – Голос Сиверса был холоден, как мраморная плита, на которую он опирался. Ничто не указывало на то, что они с Адамом когда-то принадлежали к одному кругу. – Хотя я и решил, что в это трудно поверить, когда впервые услышал новости, я был взбешен. Леопард причинил Англии слишком много бед. Я сам хотел найти вас и всадить пулю в голову. Но у меня было время остыть. Раз уж вы оказались в Лондоне, я могу только предположить, что вы хотите что-то доказать. Надеюсь, что это ваша невиновность. Поскольку мы были друзьями, я решил оправдать вас за недостаточностью улик прежде, чем свяжусь с властями. У вас есть пять минут. Пройдемся?

Они пошли к лестнице, ведущей к часовне Генриха VII. Сразу за бронзовыми воротами тянулись флаги ордена Бани, как два ряда солдат в ярких разноцветных мундирах. Они обрамляли изящный изгиб сводчатого каменного потолка, его нежный, в виде веера, узор – само по себе произведение искусства. Адам остановился у входа в часовню.

– Меня подставили.

– Интересное заявление. Кто? Зачем?

– Именно эти вопросы я задаю себе последние несколько месяцев. Уверен, я уже приблизился к разгадке. Проблема в том, что у меня нет доказательств. Мое выступление сегодня было устроено для того, чтобы выманить настоящего шпиона.

Спина Сиверса закаменела. Его глаза опасно сузились, а рука легла на рукоятку пистолета.

– Вы ведь не думаете, что я...

– Вообще-то да. Я рассматривал такую возможность.

– Мне следовало бы пристрелить вас.

Солдат до мозга костей, Сиверс носил свою гордость как хорошо сшитый мундир, прикрываясь самообладанием, как щитом. Адам небрежно перешел к искусно сделанной гробнице Генриха и его жены Елизаветы.

– У меня были причины. Помните ту ночь в «Красном гусе»? – Когда Сиверс кивнул, Адам добавил: – Лорд Джереми Осуин тоже был там.

Сиверс минуту стоял молча, потирая подбородок.

– Да. Он тоже встречался с женщиной. Однако я не разговаривал с ним. Я, помню, подумал, что это странно, что он в таверне, а не на балу у герцогини Ричмонд.

Священник в капюшоне прошаркал в часовню и стал менять свечи. Он медленно продвигался к гробнице последнего короля.

– Вот именно, – прошептал Адам, двигаясь к противоположному углу часовни и гадая, не Мак ли это внезапно ударился в религию. Это предположение заставило его улыбнуться.

– Вы думаете, Осуин и есть Леопард?

– Он был там в ту ночь с темноволосой женщиной. У Леопарда, предположительно, была темноволосая сообщница. Осуин был посвящен в детали планов английской армии и мог передвигаться, в сущности, везде, где хотел. Он легко мог подстроить доказательства моей причастности к предательству. У меня состоялся короткий разговор с ним той ночью, и даже тогда мне показалось, что он ведет себя странно. Но я не придал этому значения и не делал выводов, пока не вернулся домой и не узнал, что меня подставили.

Расхаживая вокруг искусно сделанных железных канделябров, Сиверс сказал:

– Если то, что вы говорите, – правда, я оказал вам очень плохую услугу. Я сообщил в военном департаменте, что встретил вас вместе с женщиной. Я заявил, что она легко могла быть сообщницей Леопарда.

– Могу я спросить почему?

Сиверс взъерошил свою шевелюру, вид у него был явно расстроенный.

– Как и любой на моем месте, я хотел, чтобы ублюдка поймали. Сожалею, что действовал сгоряча.

– Если от этого вы почувствуете себя лучше, я уже знал о ваших заявлениях.

– Почему вы ничего не сказали?

Адам махнул рукой, как бы отбрасывая неприятные мысли:

– Сейчас я не очень доверяю людям. Я хотел посмотреть, упомянете ли вы об этом инциденте. Я на грани безумия. Я дал себе всего несколько дней, чтобы оправдаться. Если мне не удастся доказать свою невиновность, то я покину Англию.

– Это довольно сурово.

– Чем дольше я откладываю, тем меньше шансов, что правда вообще когда-либо выплывет наружу. Что и приводит нас к действительной причине моего сегодняшнего представления. Осуин тоже видел меня. Посмотрим, проглотит ли он наживку. Поскольку вы сделали первый шаг, не хотите ли предложить свою помощь?

Сиверс сжал плечо Адама:

– Конечно. Однако я вряд ли смогу помочь, если Осуин выстрелит вам в спину.

– Сейчас мне достаточно того, что вы мне верите. Что касается Осуина, я буду вдвойне осторожен. Если со мной что-то случится, вы будете точно знать, что Осуин – предатель, и сможете пойти прямо в военный департамент. – Он помолчал. – У меня остался последний вопрос. Ходят слухи, что вы убили женщину в Шербуре, возможно, свою любовницу.

Сиверс прищелкнул языком:

– Уж вам бы следовало понимать опасность таких россказней. Та женщина была обыкновенной шлюхой, задумавшей украсть мой кошелек. Она напала на меня, и ей не повезло.

Это действительно было бы сложно быстро доказать. Адам кивнул.

– Вы будете на маскараде у Физерстоун?

– У меня назначена встреча. – Сиверс вынул из кармана часы. – На самом деле мне уже пора уходить. Но приходите ко мне домой завтра к пяти часам. Тогда мы сможем поговорить.

Наблюдая за удаляющейся спиной Сиверса, Адам прислонился к каменной колонне. Через пару секунд из-за гробницы Генриха VII появился Мак, облаченный в сутану священника.

– Ожидание у гробницы покойного короля заставляет человека всерьез задуматься о бренности своей жизни. Я узнал Сиверса. Он друг или враг?

Молча обдумывая короткую встречу, Адам хотел бы чувствовать себя более уверенным в результате. Сиверс говорил все правильно, реагировал именно так, как ожидалось. Он казался полностью сочувствующим положению Адама. Тем не менее что-то вызывало у Адама тревогу.

– Думаю, он ведет какую-то игру. Идем. Я объясню.

Свет свечей играл на шелке и атласе в палитре цветов, которой позавидовал бы художник. Сегодня ночью лорды и леди Лондона превзошли себя. Поскольку присутствовало гораздо больше гостей, чем бальный зал и столовая могли вместить, маскарад леди Физерстоун, без сомнения, будет объявлен необычайно успешным. И похоже, все до единого были очарованы внезапным обручением Ребекки. Слава Богу, ее костюм пастушки удерживал любопытствующих на расстоянии.

Всех, кроме Барнарда.

– Моя дражайшая фиалка, не могу поверить, что вы забыли действительно замечательный союз наших чувств. – Барнард на мгновение замолк. – Ведь он не сделает вас счастливой.

– Время покажет, – пробормотала Ребекка, едва слушая бессвязное бормотание Барнарда. Она была поглощена наблюдением за лордом Осуином. Тот был одет в костюм Мефистофеля. Ей удалось узнать его совершенно случайно, когда они чуть не столкнулись друг с другом в фойе. С этого момента она старалась следить за ним.

– Как вечные создания духа, мы идем по этой земле в ничтожной телесной оболочке, чтобы разделить нашу любовь с другими. Вы можете мне честно сказать, что этот Коббалд любит вас по-настоящему?

– Фрэнсис – особенный человек.

Она наблюдала, как Осуин украдкой оглянулся по сторонам и поставил свой бокал шампанского на пустой поднос проходившего мимо слуги. Как красная змея, он проскользнул вокруг мраморной колонны вверху лестницы и исчез из виду. Он определенно что-то замышляет.

В поисках подкрепления Ребекка быстро обежала глазами заполненный гостями овальный бальный зал. Она легко нашла Адама. Он был одет лихим испанским пиратом, с повязкой на глазу, в черных атласных панталонах, красной льняной рубашке с широкими рукавами, в ярко расшитом жилете и черных сапогах выше колен. Сабля и кинжал довершали его костюм. Он выглядел опасным и невероятно красивым. Он танцевал, и не с кем-нибудь, а с леди Грейсон. Сейчас он определенно ничем не мог помочь.

Ее отец был захвачен разговором с лордом Эшби, Мак, одетый викингом, в меховых крагах и рогатом шлеме, флиртовал с греческой принцессой в углу около террасы. Мать и тетя Ребекки, одетые в одинаковые голубые домино, были ничем не заняты... но какой от них толк?

У Ребекки не осталось выбора.

– Идемте, Барнард.

– Куда?

– Как мне кажется, лорд Физерстоун недавно приобрел большую статую Меркурия. Я хочу на нее взглянуть.

Наверху лестницы главный холл расходился в трех направлениях. Один арочный дверной проем вел к столам, накрытым для тех, кто хотел подкрепиться. В противоположном направлении располагалась библиотека, где играли в карты. Ребекка заметила Осуина как раз тогда, когда он сворачивал в третий проход, который изгибался под большой резной лестницей и вел неизвестно куда.

– Вы уверены? – спросил Барнард. – Вы знаете, где эта статуя? Это в высшей степени необычно. Возможно, сначала нам лучше найти вашу мать или мою кузину.

– Мы только на минуточку. Где ваша страсть к приключениям? – Ребекка в последний раз бросила тоскливый взгляд на Адама. К несчастью, он был слишком занят, смеясь над какой-то остротой леди Грейсон.

Под лестницей Ребекка заглянула за угол, Осуина нигде не было видно. Она стремглав пронеслась мимо двух мраморных скамей, большого деревянного сундука и ряда позолоченных зеркал. Барнард едва поспевал за ней. Коридор закончился и разделился в противоположных направлениях, левый был определенно темнее и менее располагающий, чем правый. Если бы она искала место для секретного разговора, темный был бы наиболее подходящим.

Внезапно Барнард прижал ее к стене, осыпая трепетными поцелуями ее лицо и шею.

– Каким я был дураком! Я думал, вы злитесь. Ах, вы умная, умная девочка! Вы действительно любите меня, мой золотой ирис!

– Барнард! Я не люблю вас.

– Успокойтесь, сердце мое. Любовь сжигает мою душу.

Ребекка пыталась оттолкнуть его.

– Боже мой, немедленно прекратите эту чушь, Барнард, или мне придется вас ударить.

– Ударить меня? Никогда, сердечко мое, алмаз моей жизни, моя нежная водяная лилия. Мы сбежим в Гретна-Грин сегодня же ночью.

– Я так не думаю, – прогремел голос ангела мести. Адам в гневе оторвал Барнарда от Ребекки и швырнул его через холл. Юноша отскочил от стены, напоролся на кулак Адама и рухнул на пол бесформенной кучей черного и белого атласа.

– Ребекка Марч, я должен был бы отвезти вас домой и запереть в вашей комнате до тех пор, пока последний волос не упадет с вашей головы. Может быть, тогда вы вспомните, что я запретил вам шныряния неизвестно где в одиночку.

Облегчение прояснило ее мозг, кислород наполнил легкие, сердце вернулось на свое место.

– У меня вообще не останется волос, если вы не перестанете так меня пугать.

– Тогда делайте, что я говорю. Это последний раз, когда вы блуждаете в поисках приключений. Вы меня слышите?

Она подбежала к Барнарду и потрепала его по щеке.

– Я была не одна.

– Убедительный аргумент, учитывая, что я нашел этого хлыща облепившим вас, как плющ.

– Тише, по-моему, вы убили его.

– Вот и хорошо. В другой раз не будете убегать с мужчиной.

– К вашему сведению, это все ваша вина. Я оказывала вам услугу, из-за которой, может быть, только может быть, вы не сбежите прочь с поджатым хвостом как побитая собака по примеру Макдональда Арчера. Кроме того, до сегодняшнего вечера Барнард всегда вел себя как джентльмен. Не знаю, что на него нашло.

Адам не стал опровергать ее обвинений. Что касается Лейтона, он легко понял его побуждения. Адам сам весь вечер думал о том, как бы обнять ее, едва она вошла в фойе, одетая в это травянисто-зеленое произведение портновского искусства, которое стягивало ее талию и подчеркивало грудь. Восхитительную грудь, тугую и зрелую. Да, действительно, Адам помнил ее слишком хорошо.

– Догадываюсь, что Барнард порастерял свои убеждения об этом его «высшем уровне». Куда пошел Осуин?

– Не смейте попрекать меня Барнардом. И вообще, вы все равно были поглощены разговором с леди Грейсон.

– Как это ни позабавит вас, я мог разговаривать и наблюдать одновременно. Вы потеряли время, собираясь преследовать Осуина. – Он высоко поднял черную бровь, как будто бы подзадоривая ее возразить. – Куда он пошел?

– Не уверена. Он, очевидно, скрылся в какой-то из этих комнат. Как же Барнард? Мы ведь не можем просто бросить его здесь. Мы должны по меньшей мере устроить его поудобнее.

Лицо Адама стало каменной маской. Схватив Барнарда за ноги, он оттащил обмякшее тело к сундуку, поднял крышку и швырнул парня внутрь как использованное белье.

– Я не это имела в виду, – возразила Ребекка, разрываясь между чувством вины и досады. Адам только пожал плечами и направился быстрым шагом к освещенному коридору.

– Не лучше ли нам пойти в другом направлении? – спросила она.

Он удивленно посмотрел на нее:

– Почему?

– Потому что, если бы я пыталась спрятаться где-то, я бы пошла именно туда.

– Это как раз та причина, из-за которой вы должны слушаться меня. Осуин прекрасно знает все это. Он наверняка в той комнате, в которой его присутствие можно было бы легко объяснить.

– Не лучше ли нам быть более осмотрительными?

– Мы выглядим как двое влюбленных, ищущих место для уединения. Это лучше, чем красться по темным углам, заставляя кого-нибудь подумать, что мы охотимся за бриллиантами леди Физерстоун.

Он взял ее под руку и медленно пошел по коридору, мимо трех маленьких альковов с окнами от пола до потолка, обрамленных бордовыми парчовыми занавесями. Пять дверей красного дерева выстроились в ряд по другой стороне. Адам остановился перед первой дверью и поправил пояс своего костюма. Не услышав ничего, он перешел к следующей двери. В душе у него все еще кипела ярость, которую он почувствовал, когда увидел Барнарда, прилипшего к Ребекке как мокрая простыня.

– Неужели все помолвленные женщины шатаются где-то с другими мужчинами?

– Только когда их женихи надолго оставляют их без внимания. Что говорила вам леди Грейсон?

– Как обычно. – Адаму просто было интересно узнать о ее отношениях с Сиверсом. К несчастью, он был слишком занят, защищая себя от ее авансов, чтобы что-нибудь выяснить.

А потом он увидел, как Ребекка уходит с Лейтоном.

– Знаете, у вас нет причин для ревности, – сказал он.

– Так же, как у вас нет причин ревновать к Барнарду.

Прежде чем она смогла сказать еще что-то, Адам повернул ручку и заглянул во вторую комнату, которая оказалась пустой. Дальше по коридору, с той стороны, куда они направлялись, он услышал слабый звук шагов. Адам схватил Ребекку, затащил ее в угол алькова, как можно дальше за драпировку, и ждал, кто же появится.

Из предосторожности он обхватил Ребекку руками, ее бросило в жар от его близости. Она подняла голову. Ее губы приоткрылись, чтобы заговорить, и он, заставляя ее молчать, поймал ее слова своими губами. Чтобы стереть любое воспоминание о Барнарде, Адам жадно набросился на ее рот.

Она вернула ему поцелуй даже с большей страстью, бросая его в водоворот желания. Каждый раз, когда Адам прикасался к ней, обнимал ее, целовал, жадность напоминала о себе. Одного поцелуя было недостаточно. С трудом оторвавшись от нее, Адам положил голову Ребекки на свое плечо. Осознание того, что не так легко ее оставить, удручало его. Думая об этом, Адам вдруг увидел знакомую тень, крадущуюся мимо. Отдернув драпировку, он кашлянул.

Эдвард замер, ссутулился и огляделся по сторонам. Поворачиваясь, он ухмылялся, как будто был здорово навеселе. Один взгляд на Адама, и губы Эдварда вытянулись.

– Ты что, хочешь, чтобы старика хватил удар? Ребекка выглянула из-за плеча Адама:

– Папа? Что ты здесь делаешь?

– Я мог бы задать тебе тот же вопрос.

– Мы следим за лордом Осуином, – прошипел Адам, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не отчитать пожилого человека, который вообще-то мог бы сообразить, что не следует тащиться туда, где опасно находиться одному.

Лорд Уинком с довольным видом потер руки, его глаза наполнились озорным блеском.

– Я знал, что вы нашли что-то. Где он?

– Он наверняка давно ушел и сейчас где-нибудь играет в покер. Тем не менее оставайтесь здесь и не шумите. Вы оба. – Расстроено качая головой и из-за внезапного появления Эдварда, и из-за своего неослабевающего влечения к Ребекке, Адам продолжил свой путь к третьей двери. Теплое дыхание и запах сирени пощекотали его шею и ухо. Один быстрый взгляд через плечо сказал ему то, что он уже и так знал. Ребекка и Эдвард следовали за ним по пятам. Интересно, эта женщина вообще когда-нибудь послушается его? Они с папашей сделаны из одного теста.

Из коридора донеслись приглушенные голоса.

– Черт знает что, – пробормотал Адам. – Кого еще несет? – Он отпихнул Ребекку к ее отцу и стал рассматривать картины с морскими пейзажами на стене. Его сообщники тут же присоединились к нему.

– Говорю тебе, они ускользнули, как обыкновенные воришки.

Проклятие, если Адам не узнал этот голос. Из-за угла, рука об руку, появились леди Такер и Мириам. Дженет, несомненно, сгорала от любопытства.

Адам поднял руки в знак поражения и хмуро посмотрел на каждого, прежде чем отступил назад к предыдущей комнате. Он открыл дверь и ждал, когда все один за другим пройдут внутрь.

Ребекка тихонько проскользнула за дверь и ждала. Ее мать, казалось, знала достаточно, чтобы хранить молчание. Ее отец внезапно заинтересовался разнообразными деревянными шкатулками на столе в дальней части гостиной. Дженет, пребывая в замешательстве от гнева Адама, с величественным видом вплыла в комнату.

Адам закрыл дверь.

– Сядьте, – приказал он.

Эдвард взгромоздил свое крупное тело на хрупкий стул за фортепьяно. Мириам села на маленький диван, Дженет устроилась рядом с ней. Ребекка выбрала обитую скамеечку у самой двери.

Очевидно, решая, с чего начать, Адам прошелся по комнате. Он остановился перед богато украшенным камином с довольно печальным на вид львом и показался всем генералом, инспектирующим свои войска.

– Чаша моего терпения переполнена. Я больше не могу. Сегодняшний вечер – это последняя глупость, которую я терплю. О чем вы все думаете?

Собравшиеся заговорили одновременно. Он поднял руку:

– Ни слова больше.

– Но вы только... – начала Ребекка, но Адам так посмотрел на нее, что если бы взглядом можно было испепелять, то все члены ее семьи уже давно превратились бы в угли. Она решила, что ее вопрос может подождать.

Адам еще трижды прошелся по комнате, два раза обошел рояль из розового дерева, прежде чем устроиться у камина.

– Я буду краток. Ни один из вас больше не пойдет ни за мной, ни за лордом Осуином, ни за лордом Сиверсом. Это мое дело, и я не допущу, чтобы ваши жизни подвергались опасности. Это приказ.

Эдвард встал, кипя от негодования:

– День, когда я стану прятаться от опасности, станет последним в моей жизни. Я видел головорезов и похуже в воскресенье в парке. Ты мой будущий зять. Если ты думаешь, что я буду стоять в стороне, как расфранченная болонка, ты жестоко ошибаешься.

Адам подбоченился:

– Если я не оправдаюсь, вас обвинят как моих сообщников. Всех вас. Или вы забыли, что мы имеем дело с предполагаемым убийцей? Вы не подвергнете себя опасности снова.

– А если мы хотим тебе помочь? – спросила Мириам.

, – Расхотите.

Дженет хихикнула, действительно хихикнула. Как только Адам оправился от удивления, ему ничего иного не оставалось, как только орать подобно Эдварду.

– Мой милый мальчик, – продолжила Мириам, не обращая внимания на его состояние, – все это не так просто. Ты бы никогда не позволил, чтобы с нами что-то случилось. Мы знаем это. И, даже если у тебя что-то не получится, мы все равно будем любить тебя. Но именно эта любовь обязывает нас присматривать за тобой.

Медная ручка двери повернулась. Все в комнате замерли.

Глава 20

С бутылкой бренди в одной руке и пустым стаканом в другой, Мак ввалился в комнату, как будто был владельцем дома.

– Мне показалось, что я слышал голос Эдварда. Его рев ни с кем не спутаешь.

– Я не реву, – заявил Эдвард достаточно громко, игнорируя сердитый взгляд жены.

Адам сжал пальцами переносицу.

– Гром и молния, Мак, теперь еще и ты!

– Я что-то пропустил? – спросил его друг, ставя свою бутылку на мраморный столик рядом с Ребеккой.

– Комедию ошибок, которой позавидовал бы сам Шекспир. Осуин покинул бальный зал. Ребекка решила пойти за ним – только из предосторожности, конечно, имей в виду. И не с кем-нибудь, а с Барнардом. Я пошел за ней – правильное решение, поскольку Барнард решил подкрепить свои доводы о настоящей любви. Лорд Уинком подумал, что может пропустить все самое интересное, поэтому последовал за мной. Тогда, только на случай, если понадобится помощь, конечно, появились леди Уинком и леди Такер. И вот мы здесь, компания помешанных, ждем, когда нас схватят и отошлют в дом для умалишенных. Никто меня не слушает! Они, похоже, верят, что я способен сдвинуть горы, если это будет нужно для восстановления моего имени. Этот разговор более утомителен, чем попытка разговаривать со стадом мулов. Возможно, ты сможешь им объяснить, что осмотрительность в их интересах.

Пожав плечами, Мак развалился в мягком кресле, устроил ноги на маленькой скамеечке и закинул руки за голову. Его губы дерзко скривились, когда он подмигнул улыбающейся Дженет, которая сидела как раз напротив него.

– Почему я должен делать это?

Адам изумленно уставился на своего лучшего друга, единственного человека, в котором он был всегда уверен.

– Похоже, воздух в этом доме отравлен!

– Оставь, Адам. За все годы, что я тебя знаю, ты никогда ни на кого не перекладывал ответственность. Ты здесь не один, как Моисей в пустыне. У тебя есть друзья, которые верят в тебя. Друзья, которые хотят тебе помочь. Ты всегда был настолько одержим заботой о других, что совсем забыл, как это прекрасно – позволить кому-то позаботиться о тебе.

– Я наследник Керриков. Это моя участь – нести ответственность. Я не хотел быть обузой в детстве и совершенно не собираюсь начинать сейчас.

– Однако ты охотно позволяешь всем быть обузой для тебя.

Эдвард скрестил руки на груди, как будто бы заявление Мака многое прояснило.

– Чертовски верно! Каждый человек рано или поздно достигает точки, где понимает, что не может все сделать один.

– Нравится тебе это или нет, ты теперь часть нашей семьи, – довольным голосом добавила Дженет. – Это наша обязанность – защищать тебя.

– Я что-то не припоминаю свадебной церемонии, – огрызнулся Адам.

В глазах Ребекки появился блеск, который всегда означал неприятности. Она глубоко вздохнула, встала, танцующей походкой нарочито медленно прошла через всю комнату и остановилась прямо перед Адамом.

– Но я уверена, вы помните медовый месяц.

– Я могу быстро забыть его.

– Лично меня уже тошнит, я устала слушать ваши громкие слова о нашем вторжении в ваши личные дела. Вы не можете позволять людям входить в вашу жизнь только тогда, когда вы считаете это возможным. Жизнь – сложная штука. Вам не понравится то, что я скажу, но когда человек любит кого-то, то он делает все, чтобы помочь этому человеку.

Мириам взглянула через плечо на Эдварда:

– Я же говорила тебе, что она его любит.

– Я давно это знала, – сказала Дженет, вытирая слезу.

Повернувшись спиной к Ребекке, Адам уперся руками в холодный мрамор камина. Что, если он не оправдает их ожиданий? О Боже, он провел всю жизнь, пытаясь с честью выполнить завет своего умирающего отца: «Я должен гордиться тобой». И что сделал Адам? Очернил имя Керриков, подвел своих солдат, восстановил против себя кузена.

Еще больше его беспокоило заявление Ребекки. Он совершенно не собирался обсуждать свои чувства перед всеми. Это требовало уединения.

– Боюсь, мы отклонились от темы, и нам лучше приберечь этот разговор для другого раза. Осуин, без сомнения, уже ушел, так что я предлагаю нам вернуться на бал.

– Вот так просто? – отрывисто спросил Эдвард.

– Вот так просто, – повторил Адам, не оставляя возможности для дискуссии.

Мак спустил ноги на пол.

– Прежде чем мы присоединимся к гостям, ты мог бы поинтересоваться, что я обнаружил, пока вы были заняты разрешением семейных неурядиц. Осуин встретился с одним человеком. Не хотите узнать с кем?

– Не хочешь ли ты просто рассказать нам? – Адам даже не старался скрыть раздражение.

– Нет нужды бросаться на людей, друг мой, только потому, что у тебя добавилось проблем. В общем, Осуин встретился с тем же самым человеком, которого я видел задающим вопросы об Адаме Хоксморе в Портсмуте. Что ты теперь об этом думаешь?

– Ты уверен? – спросил Эдвард.

– Я бы узнал его где угодно. Коротышка, лицом напоминающий ротвейлера.

– «Бульдог»! – выдохнула Ребекка. Она повернулась, чтобы посмотреть на реакцию Адама.

– Похоже на то, – сказал он, потирая подбородок. Эта маленькая улика полностью изобличала Осуина. Встреча в «Красном гусе», «Бульдог», тайные встречи, картины на складе. Если бы только Адам мог найти настоящее доказательство его вины. – Все вы хотите участвовать. Что ж, пусть я совершаю ошибку, но это ваш шанс. Эдвард, вы должны узнать, обращался ли кто-нибудь еще в военный департамент. Найдите лорда Арчибальда и, если придется, вытрясите из него сведения. Узнайте, что ему известно об Осуине. Дженет, Мириам и Ребекка, вы будете занимать Осуина весь остаток вечера. Танцуйте с ним, играйте в карты, делайте что угодно. Учитывая мой опыт общения с вами троими, я уверен, что вы, леди, из кожи вон вылезете, но удержите его здесь.

– А что будете делать вы с Маком? – спросила Ребекка.

– Устроим небольшую кражу со взломом. Давно пора посмотреть, что прячет Осуин. Каждый человек ведет личные записи. Если нам повезет, мы найдем нужные мне доказательства.

Тишина воцарилась в комнате. Предупреждая волну возражений, Адам заявил:

– Вы можете выбирать, помогать мне или нет, но я уже все решил. А теперь, если позволите, я хотел бы поговорить с Ребеккой. Мак, я скоро найду тебя.

Все вышли из комнаты, раздосадованные неожиданным поворотом событий. Адам прошел за ними, запер дверь и остался стоять у входа. Ребекка изучала мраморный бюст лорда Физерстоуна, ее волосы мерцали в свете лампы, а руки теребили завязки ее зеленого костюма пастушки. Боже, помоги! Она была прекрасна, и он хотел ее. Говорить об этом было бы глупо, но Адам просто не мог игнорировать ее предыдущее заявление. В ее словах было чувство страстного желания, крупица надежды, которая проникла в его сердце вместе с давним страхом причинить ей вред.

– О том, что вы сказали...

Ребекка повернулась и посмотрела ему в глаза:

– Я люблю вас, и я устала изображать безразличие.

– Будьте благоразумны, я не тот человек, которого можно полюбить. Вы сами об этом говорили.

– Это потому, что обычно вы заставляете меня злиться. Вы совсем не такой, каким я представляла себе будущего мужа, но, к несчастью, мое сердце отказывается повиноваться разуму.

– Вы назвали меня невоспитанным. Сказали, что мне не хватает непосредственности. Я составляю списки дел и твердо придерживаюсь их.

– А я нет.

– Порядок и дисциплина необходимы, чтобы вести домашнее хозяйство. Я не смогу изменить себя.

– И я не смогу.

– Вы не влюблены в меня. Вы путаете Адама Хоксмора с Фрэнсисом, Коббалдом.

Ребекка усмехнулась. Бедняга, похоже, решил найти причину, которая заставит ее передумать. Он не понимает, что уже слишком поздно.

– Для умного мужчины вы поразительно глупы. А утверждать, что я не вижу разницы между Коббалдом и Хоксмором, значит, считать меня еще большей идиоткой. Предпринимайте все, что угодно, но вы можете контролировать то, что я чувствую, не больше, чем мой отец – управлять морскими приливами. Я люблю вас таким, какой вы есть.

– Не уверен, что хочу вашей любви, что я способен любить или что я вообще знаю, что такое любовь.

– Я же верю в любовь всем сердцем. Я верю в вас. – Ребекка провела ладонью по его щеке. – Позвольте мне помочь вам научиться.

– Это было бы ошибкой. Я такой, какой есть, и не смогу измениться.

– Вы правы, но настоящая любовь не диктует, кем или чем каждый человек должен быть для своего партнера. Я боялась влюбиться в вас из страха, что не смогу быть той женщиной, которая вам нужна. Пожалуйста, не повторяйте еще раз ту же ошибку. Не отгораживайтесь от меня.

– Ребекка, я знаю дюжину способов, как убить человека. Но я ничего не понимаю в любви.

– Ваше беспокойство доказывает, что вам не все равно. Я думаю, полюбить – это как научиться ходить. Каждый спотыкается и падает время от времени. Мама говорила, что первый шаг – это понять, что проблема существует. Дальше вы должны захотеть поверить. – Она задержала палец на его губах. – Вы можете принимать мои чувства или игнорировать их, но вы не можете их изменить. Возьмите то, что я предлагаю, и посмотрим, что из этого получится.

Ребекка поцеловала его. Со стоном Адам притянул ее к себе и почти грубо, с отчаянием ответил на поцелуй. Он никогда не нуждался в ком-то, он выживал потому, что отказывался подпускать кого-то слишком близко. Ребекка была смелой и отважной, а он – трусом. Он боялся надеяться, что она может действительно любить его. Его научили верить в честь, ответственность и долг. Эти фундаментальные убеждения руководили его семьей, его детством, его жизнью.

У него было чувство, что Ребекка предлагает ему недостающий кусочек головоломки, удовлетворенность и счастье, которых он никогда по-настоящему не знал, лекарство от боли одиночества, которое он так часто чувствовал, даже находясь в компании друзей.

Он опустился на колени, приподнял подол ее платья и провел ладонями вверх по обнаженным ногам. Мозолистые руки воина отдыхали на нежном женском теле. Он поцеловал родинку за ее коленом над подвязкой. Он осыпал ее тело поцелуями, его рот искал то, чего жаждало его тело.

Ребекка задыхалась, прохладный воздух щекотал ее кожу. Но руки Адама, его губы, чувственно скользящие по ее ногам, оставляли за собой огненный след. Когда его горячий рот прижался к нежной плоти между ее ног, у нее едва хватило сил не упасть. Она не поверила рассказам тети, что мужчина и женщина могут заниматься любовью таким способом. Очевидно, Дженет говорила правду. Ощупывающий язык Адама стал доказательством, которого она ждала.

Ребекка прислонилась головой к стене и посмотрела в зеркало на противоположной стороне. Как ни распутно это выглядело, она не могла оторвать взгляд от отражения Адама, его головы между своих бедер. Ощущение того, что он делал с ней под юбками, собранными на талии, довело ее до исступления.

Адам осторожно опустил одну ее ногу себе на плечо. Скромность побуждала ее прекратить это безумие, страсть требовала продолжения. Он возвращал ее признание в любви физическим наслаждением. Адам должен был любить ее. Потому что ни один мужчина не мог бы быть таким нежным, таким блаженно-неторопливым в своих прикосновениях, если не познал любовь, – даже если он не знал, как это высказать.

Трепетная пульсация опускалась вниз по ее ногам, кожу покалывало в предвкушении приближающегося экстаза. Но Адам требовал от нее большего. Одной рукой он гладил ее ягодицы, другая мастерски подвергала танталовым мукам ее набухшую плоть. Ее тело, которое, как она думала, испытало предельное наслаждение, явно не было удовлетворено. Ребекка задрожала, вскрикнула, потом ее пресыщенные мышцы расслабились.

Очень медленно Адам опустил ткань ее платья к полу и, поднявшись, встал перед ней. Он поцеловал ее в губы, самая суть ее свежести была на его губах. Ее рука подкралась к его брюкам и погладила его через ткань. Он восстал, втискивая себя в ее пальцы.

Она хотела большего. Напряжение на его лице показывало, что и ему недостаточно происходившего. Прежде чем Адам успел остановить ее, Ребекка расстегнула его брюки и освободила узника. Бархатистая длина его стержня рвалась к жизни от ее нежной ласки.

– Нет, Ребекка. Я не смогу это выдержать... Она взяла его лицо в ладони.

– Посмотрите на меня. Потом, если вам придется уехать, не будет никаких сожалений. Я отдаю себя свободно. Я люблю вас.

Со стоном Адам прижал ее к стене, поднимая, направляя, пока Ребекка не сомкнула ноги вокруг его талии. Она почувствовала, что он нащупывает вход в ее лоно, и обрадовалась этому ощущению, зная, что они соединяются в одно целое.

Он мучительно медленно вошел в нее, не было напряженности, как в первый раз. Ее руки обнимали его плечи, она чувствовала стену за спиной, твердость его груди на своих грудях и хотела только, чтобы сейчас они оба были обнажены. Их отражение в зеркале было шокирующим, волнующим и захватывающим.

– Я мечтал о нас, вот так, как сейчас. – Адам стал выходить из нее. Медленно, доводя наслаждение до боли. Ребекка вскрикнула и укусила его в плечо. – Вот так, погрузиться глубоко в тебя. – Он вышел снова. – Я не могу быть нежным, Ребекка.

– И не нужно, – пролепетала она.

Тогда, и только тогда, Адам погрузился до отказа, толкая снова и снова, грубо прижимая ее к стене. Она встречала каждое его движение, сжимая ногами его бедра, прижимаясь к его губам в бешеном поцелуе. Они обезумели, одновременно достигнув экстаза.

Опустошенный, Адам стоял, держа Ребекку, его дыхание смешивалось с ее. Что он мог сказать, когда сам не был уверен, что чувствует? Он опустил ее ноги на пол, поправил их одежду и отступил назад, чтобы заглянуть в ее янтарные глаза, наполненные сочувствием и любовью. Но сейчас он должен оставить все это.

– Мак, наверное, гадает, что же со мной случилось, – сказал он хрипло.

– Адам...

– Ш-ш... Есть много вещей, которые нужно решить. Обещаю, что мы поговорим, когда все закончится. Идемте.

Щелкнув замком, Адам открыл дверь. Коридор был свободен и показался ему темнее, чем прежде. Когда они пошли по коридору, ветерок из ближайшего окна обдул его разгоряченное лицо.

Когда Адам обернулся, нож со свистом рассек воздух. Он действовал инстинктивно, схватил Ребекку и рухнул вместе с ней на пол. Оружие вонзилось в стену там, где они стояли мгновение назад. Вскочив, Адам бросился к окну. Нападавший уже исчез.

Адам повернулся к Ребекке. Если бы он промедлил хоть секунду, допустил хоть малейшую ошибку, ее могли убить. Воображаемая картина, как она лежит на полу, истекая кровью, из-за нападения, направленного на него, была непереносима. Кто-то должен заплатить за это.

Глава 21

Улица была погружена в темноту; не было ни луны, ни звезд, только небольшие отблески света из окон домов, выходивших на улицу. Туман обвивал кусты и клубился в саду у дома. Низкое одеяло облаков посылало сверху непрерывный моросящий дождь. Ничего не скажешь, отличная ночь для вора.

Адаму нужно выкрасть свою жизнь, он должен найти доказательства. Чтобы найти и то и другое, он готов использовать любые средства. Зачем еще он ползет вдоль этого смехотворно узкого кирпичного выступа в двадцати футах над землей, как бездомный кот?

Мак, в двух футах впереди него, так же легко преодолевал этот путь, как легко забрался на проклятое дерево. Адам побаивался высоты. Он предпочитал твердую землю. Это было одной из причин, почему он предпочел армию, а не флот его величества.

Измазанное сажей лицо высунулось из ближайшего окна.

– Эй, босс. Вижу, у вас все получилось. – Парнишка говорил тоном опытного взломщика.

Мак потрепал темные вихры мальчишки:

– Да, Рейли. Здесь все чисто?

– Да, капитан. Кроме кухарки на кухне и слуги у парадной двери, все домочадцы по своим углам. На этом этаже никого нет. Спальня хозяина в соседней комнате, с другой стороны библиотека.

– Отличная работа, – сказал Мак, меняясь местами с парнишкой и бесшумно вступая в дом. – Теперь давай обратно на дерево. Предупредишь нас, если кто-нибудь появится.

Перелезая через подоконник, Адам смотрел, как Рейли устремился по карнизу, как белка.

– Удивительно, как мальчишка не сломает себе шею. Сколько ему лет?

– Шесть или семь, мне кажется: Парень знает свое дело. Когда мы закончим, он закроет окно и уйдет тем же путем, каким пришел. Никто не сможет сделать это лучше.

– То, что ты знаешь или можешь найти человека с такими специфическими способностями, наводит меня на мысль, что тебе нужно сменить профессию. – Адам тоже вошел в комнату, задернул шторы и вытащил из кармана две маленькие свечки. Он зажег их и передал одну Маку. Кабинет наполнила жутковатая смесь света и теней.

Судя по виду комнаты, Джереми Осуин был утонченным человеком, уделяющим много внимания деталям. Немногочисленной, но красивой и удобной мебелью комната напомнила Адаму его собственный кабинет в замке Керрик.

– Он не слишком любит беспорядок, а? – прошептал Мак и проверил боковую дверь в спальню Осуина, потом запер дверь, ведущую в коридор.

– Я тоже так подумал, это облегчит нашу работу. – Адам подошел к письменному столу в центре комнаты. Кроме мраморной чернильницы, ручки и медной настольной лампы, на столе ничего не было. Здесь Осуин работал.

Но над чем?

Где-то за стеной в коридоре часы пробили полночь. Достаточно времени, чтобы обыскать эти три комнаты и вернуться на маскарад.

Мак заглядывал за картины в поисках сейфа или потайного шкафчика.

– Нашел что-нибудь?

– Пока нет. – Адам рассматривал содержимое верхнего ящика стола. Там не было абсолютно ничего, что могло бы обвинить Осуина. – Два нижних ящика заперты.

Мак на цыпочках подошел к Адаму и вытащил из кармана тонкий металлический предмет, похожий на дамскую шляпную булавку. Несколько секунд – и раздался щелчок, первый ящик был открыт. Мак тут же занялся вторым. В ответ на хмурый взгляд Адама Мак сказал довольно гордо:

– Должен тебе сообщить, что этот специфический талант уже не раз приходился очень кстати.

– Что заставляет меня сомневаться в правильности твоего выбора профессии еще больше. – Адам рылся в стопке бумаг, в основном бухгалтерских книг и юридических документов относительно владений Осуина. Нижний ящик содержал бумаги, касающиеся Франции, различные карты, переписку с военным департаментом и какие-то журналы. Все выглядело разочаровывающе пристойно.

Адам простукал стены в поиске тайной ниши. Мак ощупал поверхность каждого стула и стол красного дерева рядом с камином. Вместе они тщательно просмотрели книги на небольшой полке, не забыв выровнять линию кожаных переплетов и поставить их в том же порядке, как и раньше. Резной сфинкс на боковом столике оказался полностью мраморным, больше ничего не было.

Рейли неожиданно появился в окне:

– Только что приехали двое.

Когда Рейли протискивался внутрь, Адам выругался. Совершенно случайно мальчишка упал вправо, свалив треножник, на котором был установлен небесный глобус. Адам кинулся к Рейли, чтобы подхватить небольшой шар прежде, чем тот рухнул на пол. Странный грохочущий звук донесся изнутри. Адам и Мак обменялись заинтригованными взглядами.

– Возможно, это отвалившийся болт или еще что-нибудь, – сказал Мак.

– Правда, – скептически произнес Адам, пристально глядя на деревянный шар размером не больше двенадцати дюймов в диаметре.

– Рейли, – резко сказал Мак. – Отопри дверь. Ты должен постараться заглянуть в фойе внизу. Сообщишь мне все, что увидишь и услышишь.

Мак держал свечу рядом с глобусом, а Адам ощупывал края его металлической поперечины, пока не нашел крошечную кнопочку. Он нажал на нее. Между созвездиями Рака и Малого Льва появилась щель, и сфера открылась, как маленькая шкатулка для драгоценностей. Внутри оказался бархатный мешочек. Заинтригованный и еще более возбужденный, Адам развязал шелковый шнурок и медленно высыпал содержимое на ладонь.

– Будь я проклят!

Мак стоял рядом с ним, на лице его был вопрос.

– Разве это не твое...

– Совершенно верно. – Дрожь охватила Адама, знакомая волна удовлетворения, которую он чувствовал после удачного похода или сражения. Ему хотелось кричать от радости. Господи, он не мог поверить! Если требовалось доказательство, это было как раз то, что нужно. На его ладони лежал, поблескивая, кроваво-красный рубин – кольцо-печать Керриков. В последний раз, когда Адам видел его, оно было на руке мертвого француза. Он почувствовал, как отдельные кусочки его жизни точно укладываются на свои места.

– Они только что вошли, кэп, – донесся шепот Рейли.

Мак кивнул.

– Бери это чертово кольцо и давай убираться отсюда. Адам хотел было положить кольцо в карман сюртука.

– Подожди, если я заберу кольцо как доказательство, Осуин может заявить, что никогда его раньше не видел. Но с другой стороны, если я оставлю его здесь, и он избавится от него, где тогда окажусь я? Черт, хотел бы я, чтобы здесь нашлось что-то еще!

– Что ж, тебе лучше побыстрее решиться на что-нибудь, – предупредил Мак. – У нас не так много времени.

– Они отдают свои пальто дворецкому, – сказал Рейли с порога.

Адам пошел к окну.

– Если я хочу поймать Осуина, доказательство должно быть найдено в этом доме. Но тогда что может помешать ему сказать, что я сам подложил ему кольцо?

– Как мне кажется, – сказал Мак, – кольца вместе с картинами и помощью Сиверса было бы достаточно, чтобы заставить людей сомневаться в твоей виновности. Они не повесят тебя, если только думают, что ты изменник. Им тоже нужны доказательства. А завтра утром, если ты все еще беспокоишься, я знаю одного чертовски хорошего фальшивомонетчика, который может сделать любые документы, которые тебе нужны, чтобы обвинить Осуина.

– Это сделает меня таким же подонком, как и он.

– Разгар взлома – очень удачное время, чтобы вспомнить о кодексе чести. Этот ублюдок ни о чем таком не думал, подставляя тебя. Он шпионил в пользу Франции. Он даже пытался убить тебя.

– Вот именно. Зачем?

Мак подбежал к двери, чтобы выглянуть поверх головы Рейли. Потом он проверил комнату, перепроверил и сказал:

– Что значит зачем?

– Если Осуин и есть Леопард, как мы считаем, зачем ему пытаться убить меня сегодня? Он уже подстроил доказательства моего предательства. Власти уже уверены в моей виновности. Почему ему просто не сдать меня?

Мак осторожно закрыл дверь в холл и метнулся к окну. Он потушил свою свечу и сдул дым в холодный ночной воздух.

– Этот вопрос может подождать. Они уже поднимаются по лестнице. – Мак почти вылез из окна, когда заметил, что Адам вернулся к столу Осуина. – Ты что, меня не слышишь?

– Еще одно, открой снова этот ящик. Ощетинившись, как дикобраз, Мак все же выполнил его просьбу.

– Давай-ка побыстрее. У тебя не больше минуты до того, как у нас появится компания. Боюсь, наше присутствие будет трудно объяснить. – Мак вытащил из-за пояса пистолет. Рейли стоял рядом с ним, выжидающе поглядывая на дверь.

Вынув из среднего ящика один из гроссбухов, Адам изучил первую страницу. Он пролистывал книгу, пока не нашел то, что искал. Он положил ее на место и закрыл ящик. Пока Мак своими волшебными пальцами закрывал замок ящика, Адам засунул кольцо в бархатный мешочек. Он кинул его Рейли, который вложил мешочек обратно в тайник и поставил глобус на подставку. Погасив вторую свечу, двое мужчин торопливо вылезли через окно.

– Рейли, дружок, – сказал Мак. – Закрой окно и выходи через спальню. Мы подождем тебя в конце улицы. А теперь поторопись.

Дождь усилился, сделав карниз скользким. Стараясь не сломать себе шею, Адам как мог быстро передвигался вслед за Маком. Он так близко подошел к успеху не для того, чтобы позорно погибнуть в колючих кустах под окнами. Желтый отблеск света появился в окне, как только они покинули комнату. Мак отскочил к ближайшей ветке дерева. Адам сделал то же самое.

Как только ноги Адама коснулись твердой почвы, окно кабинета распахнулось. Он бросился за ближайшую изгородь и притаился, лежа на животе.

Над ним Осуин внимательно осматривал карниз и сад, высовываясь как можно дальше и пытаясь заглянуть на улицу. Он наклонил голову, прислушиваясь. Убедившись, что все спокойно, он медленно закрыл окно и задернул шторы. Адам, не теряя времени, рванулся через мокрый газон на улицу, где его ждал Мак. До кареты они не сказали друг другу ни слова. Едва оказавшись в безопасности внутри, Мак спросил:

– Так что ты там нашел такое важное, что чуть не угробил нас?

Адам усмехнулся, он мог праздновать победу.

– Каждый месяц Осуин получал плату в две тысячи фунтов. И нет никакого указания, за что или почему.

– Ты думаешь, это плата за шпионаж? Но это безумие.

– Ты ведешь записи о своем грузе, своих прибылях?

– Да, но...

– Вот именно. Вор, шпион, контрабандист – каждый ведет записи о перемещении своих денег, особенно человек, любящий точность.

– Ну хорошо. Тогда, похоже, сегодняшняя проделка стоила того. Что теперь?

– Не спускай глаз с «Бульдога». Смотри, куда он пойдет. Я поговорю с Сиверсом. К завтрашнему вечеру Адам Хоксмор сможет появиться в Лондоне. Понадобится время, чтобы восстановить мою репутацию, но начало положено.

Стены галереи, казалось, тянулись милями, увешанные картинами всевозможных форм и размеров. Голова Ребекки отяжелела. И спасения для нее и ее тети не предвиделось. Особенно если леди Грейсон будет в деталях рассказывать о каждой отдельной картине, как она сделала это касательно первых восьми, три из которых оказались ее портретами. Покровительница искусств или нет, леди Грейсон определенно была утомительно скучна в своих объяснениях. Ребекка прикрыла зевок вымученной улыбкой.

– А эта – моя любимая, – сказала леди Грейсон. – Думаю, сэр Лоренс отразил мою суть наиболее реалистично.

– Несомненно, – с энтузиазмом согласилась Ребекка, хотя ничего, кроме того, что волосы женщины были чуть рыжее, а ее бюст чуть больше, не отличало эту картину от других. Однако она сомневалась, что матрона оценит ее наблюдения, поэтому промолчала. В конце концов, она терпит это испытание, только чтобы сохранить постоянную поддержку леди Грейсон.

– Действительно, Элинор, – нараспев сказала Дженет, потягивая чай. – В этом свете свечей видна рука гения. Ты действительно вся светишься.

– Правда. – Леди Грейсон наклонила голову, принимая такую же позу, как на портрете. – Жаль, что мистер Коббалд не смог присоединиться к нам сегодня. Хотя он и художник слова, он мог бы найти в этом вдохновение. Что, вы сказали, потребовало его внимания?

– Ничего важного, – ответила Ребекка с иронией, которую только сама и могла оценить. Только очищение его имени, спасение его репутации и поимка неизвестного французского шпиона, Леопарда. «И он совсем забыл про меня. Опять».

Часы на стене пробили пять. К этому времени Адам уже, наверное, добрался до лондонского дома Сиверса. Поскольку он был уверен, что опасность все еще велика, то фактически запретил ей сопровождать его. Она обиделась. Ее отцу позволили встретиться с лордом Осуином и задать несколько вопросов, Мак следил за «Бульдогом». Но они были мужчинами, по словам Адама, умеющими справляться с непредвиденной опасностью.

И вот она здесь, с тетей, слушает бесконечную болтовню леди Грейсон. Ее утешало только то, что доброе имя Адама скоро будет восстановлено. Тогда они смогут поговорить. Он пообещал ей это с такой серьезностью, что она даже не знала, хочет ли услышать то, что он собирается ей сказать.

Ребекка притворилась, что заинтересовалась безмятежным пейзажем с покрытыми снегом горами, окутанными туманом.

– Фрэнсис упоминал, что собирается ехать с визитом. Он не сказал куда.

– Типичное поведение для мужчины. Художники даже, может быть, более темпераментны. Ты готова иметь дело с его настроениями и особенностями характера, размышлениями сложного человека, – леди Грейсон понизила голос, – мужчины с особенными потребностями?

Если не она, то леди Грейсон определенно готова. Похоже, это был намек. Ребекка вздрогнула.

– Наша любовь поможет нам. В тяжелые времена, я уверена, мой жених станет великолепным учителем. Он уникален.

– Эта картина просто очаровательна, – с энтузиазмом провозгласила Дженет, удачно меняя тему разговора.

Леди Грейсон обернулась:

– Художник, Джон Констебль, талантлив... Если только он сможет управлять своим вдохновением. И своим отцом. Я тут подумала, – она помолчала, – небольшой прием в честь мистера Коббалда был бы очень кстати.

Прием? Что еще задумала эта женщина-дракон в своей распутной голове?

– Уверена, у вас есть приданое, но без ежемесячного жалованья мистеру Коббалду нужна помощь, чтобы продолжить свою карьеру. Я более чем счастлива предложить ему свои знания и опыт.

Она, конечно, могла предложить свои знания и опыт, но скорее в постельном этикете. Пока они шли мимо еще двух пейзажей и батальной сцены с яркими пятнами света, Ребекка обдумывала более подходящее высказывание, чем ее первоначальный ответ.

– Что вы думаете о моей идее? – поинтересовалась леди Грейсон.

«Самоубийственная», – решила Ребекка.

– Я думаю...

Ребекка запнулась, дальше на стене располагалась картина, которую она видела недавно, при более приятных обстоятельствах.

Ребекка заставила свой голос звучать спокойно.

– Прошу прощения, леди Грейсон, но разве это не Рубенс?

– Разумеется, да, это мое последнее приобретение. Стоило мне целого состояния, но я просто должна была его купить. Так как насчет приема, может быть, чай? Конечно, сначала я должна обговорить детали с мистером Коббалдом.

– Конечно, – с готовностью согласилась Ребекка. – А где вы достали такую картину? Папа просто обожает старых мастеров.

– Чепуха, – пробормотала Дженет. – Единственная картина, которая нравится моему брату, – это... – Когда Ребекка наступила каблуком ей на ногу, тетушка взвизгнула: – Смотри, куда идешь!

– Прости, тетушка. Ты разве не помнишь наш милый семейный разговор вчера утром? Эдвард признался, что любит живопись, особенно Рубенса и Рафаэля.

– Признался? – Дженет почесала ухо, очевидно, пытаясь припомнить разговор. Глаза женщины округлились, когда ее осенило. – О Боже! Ну да, конечно. Ты абсолютно права. Как же я забыла. – Она захихикала. – Эдвард любит искусство, проводит сейчас все свое свободное время в музее и...

– Скоро его день рождения, – добавила Ребекка. – Если бы мы только могли найти для него подобный шедевр.

Улыбаясь, как кошка при виде воробья, леди Грейсон сказала:

– Я могла бы помочь вам в этом, если вы убедите мистера Коббалда выступить для меня – только один раз.

– Мистер Коббалд согласится на что угодно, если узнает, где найти такой чудесный подарок для моего отца.

Леди Грейсон практически истекала слюной.

– В таком случае я пошлю записку лорду Сиверсу сегодня же.

– Лорду Сиверсу? – в смятении повторила Ребекка. – Лорд Сиверс продал вам эту картину?

– Из своей личной коллекции. Уверена, у бедняги финансовые затруднения. Это не для разглашения, предупреждаю вас. Я могу послать ему записку сегодня же.

Ребекка растерянно кивнула. Если лорд Сиверс, а не лорд Осуин продал леди Грейсон картину, это значит, что лорд Сиверс вывез произведения искусства из Парижа. Значит, он Леопард, а не Осуин.

– Простите меня. Я только что вспомнила, что назначила встречу с портнихой. Мистер Коббалд будет ждать.

Стоя около медного инкрустированного столика, леди Грейсон чуть не уронила свою чашку.

– Вы же сказали, что не помните, куда он поехал.

– Я сказала? Должно быть, это все из-за помолвки. Идем, тетушка. – Ребекка схватила Дженет за руку и потащила к двери.

Ошеломленный вздох леди Грейсон, шелест платьев и стук шагов были единственными звуками на галерее, когда они выбежали из комнаты. Не было времени на разговоры и церемонные прощания. Ребекка должна была отправить Дженет домой с заданием найти Эдварда или Мака и сообщить последние новости, а сама она должна предупредить Адама. Он в опасности. Она нужна ему.

Глава 22

– Это кольцо – как раз то доказательство, которое я искал. – Адам едва сдерживал возбуждение. – И я больше чем уверен, бухгалтерские книги, которые я нашел, тоже докажут виновность Осуина.

Сиверс налил себе еще бренди и сел напротив Адама. С заинтересованным выражением на лице он спросил:

– Как вы докажете, что эти цифры имеют отношение к шпионажу?

– Предчувствие, я готов рискнуть. – Адам задумчиво погладил бороду. – Должно быть, это влияние леди Ребекки. Похоже, она за эти дни оказала очень вредное воздействие на меня. Тем не менее по какой-то необъяснимой причине это имеет смысл. Я веду финансовые записи с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет. Бухгалтерские записи Осуина поразили меня сразу же, как только я их увидел. Они очень точные, однако недостает описаний по некоторым поступлениям.

– Что я должен сделать?

Адам потягивал бренди, сбитый с толку настроением Сиверса. Они близки к тому, чтобы поймать неизвестного французского шпиона, человека, ответственного за бесчисленные диверсии и гибель многих солдат, но Сиверс был совсем не так захвачен этим, как ожидал Адам. Но возможно, у него оставались сомнения.

Опершись рукой на колено, Адам объяснил:

– Даже если денежные средства не связаны с Леопардом, я готов держать пари, что эти деньги заплачены за какую-то нелегальную деятельность. С картинами со склада и вашим свидетельством о событиях в «Красном гусе» будет достаточно доказательств, чтобы заставить лорда Арчибальда в военном департаменте объявить новое расследование по этому делу. Тогда уже Осуину придется доказывать свою невиновность.

– Понимаю. Когда вы планируете сообщить лорду Арчибальду?

Вертя в руках хрустальный бокал, Адам сосредоточился на золотистой жидкости.

– Я собирался поехать к нему сразу же после нашего разговора.

– Вы считаете это разумным? – спросил Сиверс.

Дверь в салон распахнулась, раздался грохот, когда медная дверная ручка врезалась в стену, большое зеркало опасно накренилось от удара. Пронесясь мимо удивленного дворецкого, Ребекка подбежала к Адаму:

– Вы, лицемерный пустозвон, как вы смели?!

Он немедленно встал, поставил бокал на стол и скрестил руки на груди.

– Что все это значит? С вами все в порядке?

– Добрый день, леди Ребекка, – осторожно произнес Сиверс. – Не хотите ли бренди?

– Хм! Мужчины. Вы что, не можете думать больше ни о чем, кроме выпивки и разврата? – Вздыхая и сильно жестикулируя, Ребекка прошла по комнате, собираясь с мыслями. Теперь, когда она знала, что Адам жив и здоров, ей нужно было найти способ освободить его из когтей лорда Сиверса.

Она же не могла просто сказать, что видела картину со склада в галерее леди Грейсон, и что лорд Сиверс продал ей эту картину. Возможно, лучшим выходом была бы вспышка раздражения. В конце концов, оказавшись перед разгневанной женщиной, большинство мужчин предпочитает сбежать, и Адам не исключение. Он ненавидел такие сцены.

Она подсчитала, что у нее есть одна минута, чтобы выманить Адама из комнаты прежде, чем либо он задушит ее, либо Сиверс догадается о ее намерениях. Резко остановившись перед ним, она внезапно ткнула Адама в грудь:

– Больше нет необходимости скрывать ваш обман. Леди Грейсон открыла мне все грязные подробности, всю правду о той ночи в ее саду.

Адам поймал ее запястье прежде, чем она толкнула его снова.

– Я понятия не имею, о чем вы говорите. Возможно, если вы расскажете мне подробнее...

– Так вы будете отрицать эту тайную связь, засыпая меня ложью?

– Сейчас не время говорить загадками. – Адам разочарованно покачал головой. – Если вы не собираетесь рассказать мне, зачем тогда было гнаться за мной?

– Я предпочитаю поговорить наедине. Я требую, чтобы вы немедленно пошли со мной.

– Я в полушаге от того, чтобы восстановить свое имя, а вы хотите, чтобы я все бросил и болтал о сплетнях, которые вы где-то услышали?

И Адам еще считает себя великим тактиком! Он вообще не понимал серьезности ситуации. Ребекка должна была заставить его покинуть комнату хотя бы ненадолго, чтобы предупредить его. Кусая губу, она рухнула в кресло, которое только что освободил Адам, закрыла лицо руками и запричитала:

– Если бы вы любили меня, вы бы пошли со мной. Я так доверяла вам! Обращаясь со мной как с бесценным произведением искусства, вы украли мое сердце. А потом, ни секунды не раздумывая, разрушили мою душу.

Искусство? Совершенно ошеломленный, Адам уставился на нее. Ребекка, конечно, была импульсивна, но далеко не глупа и не склонна к дешевым сценам. Она понимала важность этой их встречи. И его предписание сегодня утром было очень жестким: не вмешиваться. Она явно пыталась что-то сказать ему. Но что? И почему именно сейчас? Где-то подспудно у него появилось дурное предчувствие.

Адам встал перед ней на колени, стараясь заглянуть в лицо и отчаянно пытаясь понять ее намерения.

– Я буду более чем счастлив залечить ваше разбитое сердце. Позже.

Схватив его за лацканы сюртука, она прижалась головой к его плечу. Причитая, она хлопала рукой по его груди, потом пробормотала какие-то нелестные комментарии. Где-то между третьим шлепком и четвертым всхлипом ей удалось прошептать:

– Сиверс – шпион.

Конечно, он ослышался. Откуда у нее такие сведения? Но, учитывая ее представление, она, очевидно, уверена, что говорит правду. Если это идиотская шутка, ей придется выслушать его мнение об этом несвоевременном вторжении. Однако, если она права, они должны уйти как можно скорее. Взглянув на Сиверса, который стоял, прислонившись к шкафу черного дерева, Адам пожал плечами в немом извинении, как это сделал бы всякий осажденный мужчина на его месте.

– Могу ли я взять на себя смелость, леди Ребекка? – Сиверс спокойно прошел по комнате и поправил зеркало. – Леди Грейсон – мой добрый друг и печально известная сплетница. Возможно, я смогу помочь.

Возмущенно фыркнув, Ребекка встала, вцепилась мертвой хваткой в свою сумочку и направилась к двери.

– Благодарю вас, не нужно, у меня достаточно оснований верить ей. Я ухожу. Вы идете или нет, Адам?

Поворачиваясь, Адам заметил зловещий блеск в глазах Сиверса. Дрожь пробежала по его спине. Времени почти не осталось. Он поборол порыв схватиться за нож, спрятанный в сапоге. Его главная задача – безопасность Ребекки.

– Я обещаю вернуться, чтобы закончить это дело раз и навсегда.

– Прежде, чем вы встретитесь с лордом Арчибальдом, надеюсь? – уточнил Сиверс.

– Разумеется, – с готовностью ответил Адам. Он успел сделать три шага, прежде чем услышал до боли знакомый щелчок. Быстрый взгляд через плечо подтвердил его подозрения. Когда Ребекка повернулась, Адам автоматически толкнул ее за свою спину. Он скрестил руки на груди и посмотрел на ствол пистолета, нацеленный прямо ему в грудь.

– Леопард, я полагаю.

Губы Сиверса растянулись в циничной улыбке.

– К вашим услугам, лорд Керрик. Жаль, что вы не умерли во Франции, друг мой. Но мы легко исправим это.

– Сначала отпустите Ребекку.

– Не могу, видите ли, я хорошо вас знаю. Стремление отомстить читается в вашем взгляде. Нет, думаю, я буду держать здесь леди Ребекку для... – Сиверс поднял бровь, – страховки.

Чтобы доказать свое намерение, Сиверс нацелил пистолет на ее голову. Сиверс был прав. Пока Ребекка в опасности, ублюдок имел на руках все козыри. Стараясь побороть бессильную ярость, Адам сжал кулаки:

– Освободи ее, и я пойду куда угодно, подпишу любые документы. Она тебе не нужна.

– Вообще-то я подозреваю, что твоя подружка так же предана делу, как и ты. Она не сможет уйти и позволить мне убить тебя, точно так же, как ты не сможешь покинуть ее. Любовь обременительна, этот урок я усвоил очень давно. Мне может понадобиться один из вас или вы оба, когда придется торговаться.

Говоря с холодным прагматизмом, будто обсуждая вчерашний обед, Сиверс вытащил из шкафчика веревку.

– У меня на самом деле нет желания убивать никого из вас в моей собственной гостиной. Леди Ребекка, не будете ли вы так добры связать ему руки? Предупреждаю, Адам: одно неверное движение, только моргни не так или вдохни слишком глубоко, и она умрет.

Адама на секунду охватила паника. Со дня, когда он, связанный, с кляпом во рту, был вынужден смотреть на убийство своих родителей, он никогда не позволял себя связывать. Это была глупая слабость, детский страх, который он так до конца и не поборол.

Когда Ребекка встала перед Адамом, он быстро протянул ей свои руки. Он ждал, что в ее глазах будет смущение, тревога или даже страх, но никак не ярость, которую он заметил. Она сделала, что было сказано, потом неожиданно резко повернулась и, подскочив к Сиверсу, вонзила ногти в его щеки. Адам ринулся вперед.

Сиверс схватил Ребекку за талию, притянул ее резко к себе и направил пистолет прямо ей в висок.

– Не глупи, Адам, назад. – Удовлетворенный, он отпустил Ребекку и сильно ударил ее по лицу. – Еще раз такое сделаешь, и я не стану церемониться.

– Вам все равно не удастся сбежать, – огрызнулась она. – Сейчас мой отец предупредил власти и едет сюда.

Если бы она была солдатом его роты, Адам поаплодировал бы ее храбрости. Но сейчас он желал только послушания.

– Помолчите, Ребекка.

Сиверс тоже выглядел не слишком счастливым после ее заявления. Он прошел вперед, толкая перед собой Ребекку, его холодный, змеиный взгляд устремился на Адама.

– В таком случае нам лучше уйти. Повернись, Хоксмор. Очень, очень медленно.

Повернувшись, Адам почувствовал, как рукоять пистолета обрушилась на его голову. Он погрузился в темноту.

Проклятие, его голова болела ужасно, но Адаму удалось сосредоточиться. В конце концов, на войне ему бывало гораздо хуже, но он все равно оставался в седле. Тогда он сражался за свою страну, сейчас же бился за жизнь – свою и Ребекки.

Надеясь получить хоть небольшое преимущество, Адам оставался совершенно неподвижным и сосредоточился на окружающей обстановке. Один глоток влажного воздуха, смешанного с острым запахом специй и вина, и Адам понял, где находится, – склад недалеко от доков.

Но где же Ребекка и Сиверс?

Беспомощность затуманила его разум. Он вспомнил Ребекку, обнимающую его тело, огонь в своих руках, ее смелое признание в любви. Она явилась в кабинет Сиверса, чтобы спасти его. Его тревога усилилась из-за окружавшей тишины. Потом послышался шелест ткани и звук шагов. Сладкий цветочный запах смешался с затхлостью подвала. Ребекка была рядом.

– Вы, наверное, убили его, – сказала она. – Разве обязательно было бить его так сильно?

– Уверяю вас, миледи, – раздраженно проговорил Сиверс, – он жив. Пока.

– Вот подождите, пока он очнется. Вы узнаете, что Адама Хоксмора не так легко убить.

Несказанное облегчение захлестнуло Адама. Страх медленно отступил, в ее голосе была настороженность, но, по крайней мере, она была жива. Ее слепая вера достойна восхищения. Если бы только Адам обладал ее уверенностью. Сейчас, лежа на полу, связанному, как фаршированная свинья, ему было трудно найти готовое решение их проблемы. Хорошо хоть его ноги не были связаны и нож все еще спрятан в сапоге. Одно было совершенно ясно: он не мог допустить, чтобы Ребекка погибла из-за его ошибки.

Он попытался разгадать план Сиверса. Этот ублюдок был не настолько глуп, чтобы думать, что он может остаться в Лондоне. Очевидно, он решил, что ему нужна Ребекка, или Адам, или они оба, чтобы сбежать. Как всякое загнанное животное, Сиверс смертельно опасен.

Глядя сквозь опущенные ресницы, он увидел Ребекку, сидящую на большом ящике около двери, ведущей наверх. Если не считать ужасно хмурого лица и слегка смятой накидки, она выглядела как обычно. У Сиверса, наоборот, было огорченное выражение, что заставило Адама гадать о поведении Ребекки во время его обморока. В строении над ними было тихо.

– Вижу, ты очнулся, – сказал Сиверс. Адам приподнялся и сел.

– Милое местечко.

– Как раз то, что мне надо.

Рванувшись через комнату, Ребекка сплела свои руки на шее Адама. Ее сумочка, которая почему-то весила больше, чем следовало, толкнула его в разбитое плечо. Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. И черт побери, если она не подмигнула!

В обычных обстоятельствах он бы обеспокоился. В данном случае, вспомнив крошечный пистолет, который она иногда носила, Адам ужаснулся. Один Бог знает, что она задумала. Как ни трудно это было, он прижался к стене и, опираясь на нее, встал на ноги. Когда Ребекка встала рядом с ним, он спросил Сиверса:

– Что ты теперь собираешься делать?

– Убью ли я тебя? Убью ли леди Ребекку? Или, может быть, вас обоих? Тебе хочется узнать, не так ли? – Он рассмеялся своей шутке.

Самоуверенные ублюдки, такие как Сиверс, обычно были предсказуемы, они жаждали похвастаться своими подвигами. Чем дольше Сиверс говорил, тем больше шансов отвлечь его внимание.

Оттягивая время, Адам спросил:

– Скажи мне хотя бы почему?

Привалившись к стене в углу около лестницы, Сиверс сказал сухо:

– Меня почти раскрыли. Ты, мой друг, очень вовремя подвернулся под руку. Думаю, тебе все-таки лучше было пойти на большой бал к герцогине Ричмонд. Когда ты сказал мне, что Осуин в гостинице, я понял, что должен действовать быстро. Я вырубил тебя, оставил под присмотром моего друга, подложил бумаги в твои вещи и вернулся на бал.

– Почему ты не убил меня?

– Закадычный друг все-таки. Честно говоря, я надеялся, что мне не придется. После того как я подложил улики в твою палатку, я считал, что, как только ты появишься, тебя сразу же повесят. Когда французов разбили при Ватерлоо, было сложно найти тебя снова. Моего партнера убили. Я думал, что мне повезло и ты погиб. Это была первая из двух ошибок.

– И какая же вторая?

– Оставить в живых Осуина. – Когда Адам прищурился, Сиверс захихикал: – Вижу, ты удивлен. Видишь ли, Осуин – мой противник. Он агент Короны, и, к моему сожалению, слишком упорный. По иронии судьбы ты подумал, будто это он Леопард.

– Но в таком случае он тоже ищет вас, – злорадно заявила Ребекка.

– Возможно. – Сиверс взглянул на часы. – Леди Ребекка, отойдите от Хоксмора.

– Нет.

– Думаете, я не выстрелю в вас? – Мрачная тень пробежала по лицу Сиверса, заставив Ребекку поежиться. – Я уже однажды убил женщину. Вы красивее, чем она, но, поверьте, я не слишком разборчив.

– Делайте, как он говорит, Ребекка.

Она вдохнула побольше воздуха. Ярость, горящая в глазах Адама, пугала ее больше, чем угрозы Сиверса. Она, конечно, не хотела умирать, но и не хотела, чтобы Адам сделал какую-нибудь глупость. Пока он жив, оставалась надежда. Она неохотно отступила и остановилась на полпути между двумя мужчинами. Дрожащими руками она прижала к груди сумочку, ее пальцы побелели. Она уже несколько раз пыталась дотянуться до своего пистолета, но Сиверс не спускал с нее глаз, и она растерялась. Если бы он действительно отвлекся!

– Но, ради Бога, зачем тебе это? – спросил Адам. – У тебя есть титул, ты наследник нескольких поместий и уважаемого имени.

– Титул? – фыркнул Сиверс. – Моему отцу удалось промотать почти все еще до моего восемнадцатилетия. Мне едва хватило денег, чтобы купить офицерский патент и поддерживать имение на плаву. А имя человека значит мало, если он банкрот.

– Ты предал свою страну ради денег? – Адам с отвращением покачал головой.

– Надменный Хоксмор, лорд и джентльмен. Как ты благороден! Ты не можешь понять, как или почему я бы продал свою душу самому дьяволу, не так ли? Причины недолговечны, и очаровательные золотые кружочки значат так мало во всеобщей системе вещей. Ты не понимаешь? Честь и прочая чушь – это просто ловушки для таких слабаков, как ты.

– Я благодарю небеса, что есть такие люди, как он, – возразила Ребекка.

– Не сомневаюсь. – Сиверс вытащил часы из кармана. – Ну что ж, леди Ребекка, наш корабль ждет.

– Отпустите нас, – взмолилась она. – Мы не будем вам мешать.

– Адам все еще жив только потому, что он нужен мне. Проблема в том, что он сразу же взорвет мой корабль подо мной. Зная же, что вы на борту, он воздержится от мести. Однако он никогда не успокоится, пока не убьет меня.

Адам шагнул вперед:

– Тут ты прав.

– Просто ты чертовски предсказуем. – Сиверс нацелил пистолет в голову Адама.

Ребекка в отчаянии повернулась к Адаму, ее пальцы теребили шнурки сумочки, закручивая шелк в узлы. Она должна что-то сделать.

– Вы, самонадеянный болван!

Поняв ее мольбу, Адам придвинулся ближе к ней и выкрикнул:

– Он украл девять месяцев моей жизни, предал Англию и опорочил мое имя. Он не может просто исчезнуть, сбежать после всего этого.

Сиверс отступил назад, забавляясь, так что Ребекка продолжала:

– Я не позволю проклинать Англию!

– Он ударил тебя!

С угрожающим смехом Сиверс пожал плечами:

– Как это все ни трогательно, но нам пора.

Он взял Ребекку за локоть, но она выдернула руку, надеясь, что он все-таки потеряет бдительность. Это было все, что нужно Адаму. С диким рыком он прыгнул, как бешеный вепрь, и врезался плечом в живот Сиверса. Оба упали на пол.

– Ребекка, беги отсюда, – приказал Адам, изо всех сил пытаясь удержать Сиверса даже связанными руками, не давая ему дотянуться до упавшего пистолета и стараясь дать ей время.

Борясь с завязками на сумочке, Ребекка с ужасом увидела, как Сиверс ударил Адама в челюсть. Голова Адама дернулась в сторону. Он скатился на колени, но сцепил руки вместе и, взмахнув ими как дубинкой, нанес мощный удар в нос Сиверсу. Кровь брызнула на пол. Сиверс навалился на него, но Адам успел сцепить свои ноги вокруг его талии. Оба перекатились вправо, обрушив полку, которая опасно раскачивалась. Сиверс потянулся за пистолетом. Адам двинулся за ним, но недостаточно быстро; раздался выстрел. Адам рухнул на спину, кровь растекалась по его одежде.

Ребекка закричала.

– Заткнись, – огрызнулся Сиверс. Покачиваясь, он дернул Ребекку за руку и потащил ее к лестнице. Она выхватила пистолет из сумочки.

– Нет, – выкрикнула она.

Обернувшись, Сиверс со смехом выбил пистолет у нее из рук.

– Да, дорогая, пора идти.

Упираясь изо всех сил, она царапала его лицо и пинала его ногами. Она не могла оставить Адама, до тех пор пока не знала, жив он или мертв. Ребекка боролась как могла. Сиверс снова ударил ее по лицу, и она упала на землю.

Ребекка услышала странный свистящий звук и бульканье. Подняв голову, она увидела, что нож Адама торчит в горле Сиверса. Кровь била струей. Захлебываясь, он сполз на пол, в его глазах застыло удивление.

Ребекка отвернулась, ее чуть не вырвало. Она упала на колени рядом с Адамом, который неподвижно лежал лицом вниз. Она осторожно перевернула его на спину. Казалось, кровь была везде. Ледяные пальцы страха сжали ее горло. Гладя его лицо, она воскликнула:

– Адам! Пожалуйста, дорогой, открой глаза.

Сорвав свою накидку, она прижала ткань к его ране. Ребекка не могла оставить кровь. Горячие слезы струились по ее щекам, когда она звала на помощь. Судьба не могла быть так жестока, чтобы отобрать мужчину, которого она любила, как раз тогда, когда она нашла его. Ребекка не представляла жизни без Адама.

– Пожалуйста, не умирай, Адам! Если ты выживешь, я никогда больше не буду спорить с тобой. Обещаю! И забуду все, что читала у Мэри Уоллстоункрафт. Я всегда буду послушной, воплощением покорности: приносить тапочки, бренди, подавать тебе кофе в постель каждое утро, без сливок и сахара, конечно.

Она старалась развязать его руки, веревки совсем пропитались кровью.

– Живи, и ты сможешь поучать меня каждый день. Я буду внимательно слушать. – Она всхлипнула. – Если ты умрешь, я никогда тебе этого не прощу.

Сдавленный кашель зарокотал в его груди. Его плечи дернулись, а тело задрожало. Глаза слегка приоткрылись и снова закрылись.

Ребекка проглотила рыдание. Она услышала шаги, грохочущие вниз по деревянным ступеням. Сгрудившись на пороге, с пистолетами наготове появились Мак, ее отец, лорд Осуин и «Бульдог». Она никогда в жизни не была так счастлива видеть компанию взбешенных мужчин.

Да будут прокляты все мужчины! Ребекка сидела у окна в своей спальне и в который раз проклинала их род. Изгнанная отцом в свою комнату, пока доктор занимался Адамом, юна приняла ванну, три раза брала в руки книгу и четыре раза расплела и заплела свои волосы. Она дважды пробиралась к комнате Адама, только чтобы быть отосланной обратно своей матерью. Прошло уже два часа. В расстройстве она прошла к окну и села.

Ребенком она проводила час за часом на этом самом месте, вызывая в воображении образ мужчины своей мечты. Но никогда она не представляла его распростертым на земле в луже крови. Она встала и в сотый раз принялась кружить по комнате, не обращая внимания на разбросанную по полу одежду.

Адам обещал поговорить с ней. Он еще должен сказать, что любит ее. Если он выживет, вдруг он решит, что ничего ей не должен? Она распекала себя за такую глупость. Упав на кровать, Ребекка швырнула оставленную книжку через комнату, как раз когда дверь отворилась. Лицо было скрыто тенью.

– Адам? – спросила она, встав на колени.

– Могу я войти?

Она смогла только кивнуть. Он закрыл дверь ногой и вступил в маленький круг света около кровати. Его волосы были влажными после ванны и аккуратно подстриженными. Белая прядь была смыта, повязка с глаза тоже исчезла. Чисто выбритый в первый раз после своего возвращения, одетый в черные брюки и белую рубашку, с рукой на перевязи, он был само совершенство: кудрявые волосы, выглядывающие из расстегнутой рубашки, природное высокомерие на лице, чувственность рта, грубая сила в каждом движении.

– Вы побрились.

Он прикоснулся рукой к подбородку:

– Никогда не думал, что такое простое занятие может быть таким освежающим. Вам нравится?

Он что, шутит? Ребекка ответила с робкой улыбкой:

– С вами все в порядке?

– Ничего такого, что не могут залечить несколько дней отдыха. Пуля застряла в плече и была легко удалена. Похоже, я во второй раз разбил свою голову.

Ее взгляд упал на закрытую дверь.

– Вы можете остаться? Я имею в виду, власти сняли обвинения?

– Да. Похоже, Осуин разыскивал меня все последние месяцы. Он подозревал Сиверса, ему не хватало доказательств, но он не терял надежды. Я должен был быть приманкой.

Она удивленно открыла рот:

– У леди Уизерспун он тогда сказал, что ищет что-то, что потерял...

– Это был я. «Бульдога» на самом деле зовут Генри Тизерс. Он время от времени работает с Осуином. Он напал на мой след во Франции и снова потерял в Англии. Это он нашел убитую женщину в Шербуре. Она была сообщницей Сиверса.

Ребекка взяла на колени подушку и резко ударила в центр.

– Надеюсь, вы врезали Осуину в зубы. Сильно. Вас ведь чуть не убили.

Он пожал здоровым плечом.

– Мне было бы трудно ударить его, но он все еще внизу с вашим отцом, если вы хотите сами этим заняться. – Усмехнувшись ее вздоху, Адам шагнул вперед. Его взгляд стал задумчивым. – Нам нужно поговорить.

Все ее страхи вернулись. Запахнув полы халата, она произнесла:

– Я знаю.

– Сейчас подходящее время?

«Это зависит от твоего ответа», – подумала она. Она выслушает, что Адам хочет ей сказать, и, даже если он сейчас не любит ее, она заставит его передумать. Ребекка перебралась к краю постели.

– Я люблю вас, что вы намерены с этим делать?

– Я думал об этом. – Адам взялся рукой за столбик кровати. Он, должно быть, сошел с ума. Его жизнь превратится в абсолютный хаос, наполненный ежедневными перепалками, которые отнимут у него покой и одиночество. Но все же это будет сопровождаться чем-то неотразимым: переговорами с Ребеккой после этого. Он представил, какими приятными они будут для них обоих.

Она была одета в простую шелковую ночную сорочку фиолетового цвета. Ее волосы были заплетены, оставалось только несколько кудряшек вокруг лица. В ее глазах вспыхивал вызов. И все это заставляло его желать ее еще больше. Он хотел начать со светлых волос на ее голове и целовать ее всю, до пальцев на ногах, боготворя каждый дюйм ее тела, чтобы показать ей, что он чувствует. Однако ему придется высказаться, она этого заслуживает.

Адам прошел к окну. Полчаса назад он отказался от своей офицерской должности, отдав бумаги лорду Осуину без малейшего раскаяния или сожаления. Первый раз в жизни Адам чувствовал, что у него есть место, где его ждут. И он должен благодарить за это Ребекку.

– Я провел всю свою жизнь как солдат. Я даже никогда не представлял себя делающим что-нибудь другое. Честно сказать, я устал. Долг – это прекрасно, но им постель не согреешь.

– Что вы хотите этим сказать?

– Пока не появились вы, я никогда не понимал, как одинок. Я забыл, как это – заботиться о чем-то, кроме предстоящего сражения, победы в следующей схватке, выполнения долга. Сейчас я понимаю, что в жизни есть нечто большее. – Он шагнул назад к кровати. – Я хочу вас.

– Это говорит ваша голова. А чего хочет ваше сердце?

– Я никогда не был уверен, что оно у меня есть. – Когда Ребекка разочарованно застонала, он сел рядом с ней на кровать и взял ее за руку, нежно гладя ладонь большим пальцем. – Фрэнсис Коббалд официально почил в бозе, возблагодарим небеса. Он был занудой. Адам Хоксмор, которого вы видите перед собой, – прямолинейный, с простыми нуждами, не слишком хорошо владеющий причудливыми метафорами и красивыми словами. Я такой, какой я есть и...

Покусывая нижнюю губу, Ребекка вкрадчиво сказала:

– Три коротких слова все исправят.

Адам взял ее лицо в свои руки:

– Ребекка Мария Марч, я люблю вас. Всем существом, безумно. Вы мое сердце, моя душа. Вы выйдете за меня?

– Да. – Она обняла его за шею и притянула к себе.

Адам застонал. Он не сразу понял, что перестал дышать. Не важно, что сказал доктор, он не уйдет от нее сегодня ночью. Не обращая внимания на боль в плече, он осторожно опустил Ребекку на постель. Он поцеловал ее с любовью, переполнявшей его.

– А мои родители? – спросила Ребекка между поцелуями.

– Мы поженимся через два дня. Я не собираюсь спать ни в каком другом месте, кроме этого. Вас это устраивает?

Ребекка взглянула на его перевязанную руку:

– Вы уверены?

– Уверен, мы справимся.

– В таком случае, милорд...

Адам играл маленькой ленточкой на вороте ее рубашки.

– Нам осталось обсудить последний вопрос. Я смутно припоминаю некоторые обещания насчет послушания и долга, – он радостно улыбался, – и собираюсь заставить вас сдержать каждое из них.

Вызов блеснул в ее глазах. Жизнь наверняка будет постоянным конфликтом, но таким, что он будет наслаждаться каждым мгновением, начиная с этого. Адам прижался к ее губами, забыв обо всем, кроме наслаждения.

Эпилог

– Сколько мне еще носить эту нелепую повязку? – нетерпеливо спросила Ребекка, подпрыгивая на кожаном сиденье, – карета перескочила в еще одну колею.

– Дорогая моя, о сюрпризах лучше всего не знать до самого последнего момента. – Адам прикоснулся губами к нежной родинке за ее левым ухом, которая ему всегда так нравилась. – Это что-то вроде занятия любовью. Чем дольше я заставляю тебя ждать, тем громче ты стонешь. – Он наклонился над ней, заблудившись языком в ложбинке между ее грудей.

– Хорошо, что мама и папа в другой карете, – выдохнула она. Застонав, Ребекка слегка выгнула спину, когда рука Адама нащупала уже затвердевший сосок.

– Действительно. – Адам наконец поцеловал ее в губы. Она ответила с такой же страстью. Ребекка ворвалась в его жизнь как ураган и теперь одним поцелуем, одним нежным словом превращала его жизнь в восторг. Сегодня он надеялся воздать ей за это.

Адаму удалось расстегнуть три верхние пуговицы ее платья, но тут карета сделала последний поворот.

– Слишком поздно, дорогая. Мы закончим позже.

– Обещания, обещания, – соблазнительно прошептала Ребекка. – Могу я снять повязку?

– Нет, пока я не скажу.

Она что-то проворчала. Он улыбнулся. Когда экипаж остановился, Адам обхватил руками ее талию, ставшую теперь полнее из-за беременности, и вынес из кареты. Гравий хрустел под его ногами, пока он нес ее – один из рыцарских жестов, которыми Адам наслаждался. И все из-за Ребекки. Даже сейчас он чувствовал себя томящимся от любви женихом в день свадьбы.

Опустив ее ноги на землю, он встал рядом с ней, обхватив руками ее плечи.

– Готова?

С нетерпением ребенка на Рождество Ребекка сорвала повязку с глаз и изумленно открыла рот, глаза ее затуманились. Она обернулась к нему через плечо:

– Адам, дорогой. Что я могу сказать?

Он выразительно посмотрел на нее:

– Скажи, что взволнована тем, что я исполнил твое самое заветное желание.

Она почему-то надула губы:

– Но это же невозможно.

Он удивленно открыл рот. Адам смотрел на изысканный дом из желтого кирпича перед ними – на его взгляд, архитектурную мечту, подарок, который стоил ему двух лет жизни. Господи, только бы он ей понравился!

– Какого черта? Что все это значит? Разве ты не узнаешь его?

Она повернулась к нему лицом:

– Конечно, узнаю. Это точная копия моего кукольного дома, того самого, который ты подарил, когда мне было пять лет.

– Именно, – негодующе сказал Адам, совершенно сбитый с толку ее реакцией.

Ребекка провела кончиком пальца вдоль открытого ворота его рубашки.

– Адам, мой муж, мой любовник, мой друг, мой поэт. Разве ты не знаешь, что подарил мне самый лучший подарок в день, когда сказал, что любишь меня? С каждым днем моя жизнь становится все полнее, потому что ты существуешь. Хоть он и очень красив, мне не нужен этот дом, чтобы сделать меня счастливой. Я люблю тебя, дурачок.

С этими словами она развернулась и ринулась к каменным ступеням, ведущим к парадной двери.

– И если ты поспешишь и будешь очень, очень мил со мной, я докажу это до того, как приедут мои родители.

– Ради Бога, будь осторожна! – выкрикнул Адам.

Он побежал за ней, решив, что должен заставить ее заплатить за то, что она только что дразнила его. И ей понравится наказание. Он позаботится об этом.

1

Гретна-Грин – деревня в Шотландии, где допускался брак без соблюдения светских формальностей. – Здесь и далее примеч. пер.