Можно было пройти более короткой дорогой, но Маскелль помедлила на рыночке у ворот. Здесь было всего несколько тележек и навесов, но торговцы разложили рулоны цветных шелков и узорных хлопчатобумажных тканей, курения и специи, товары из дальних стран. Продавали здесь и еду — фрукты, сладости, моллюсков; на жаровнях жарилась свинина, приправленная медом. Воздух был полон аппетитных запахов. Маскелль невольно замедлила шаги.
      Риан окинул взглядом разложенные на одном из прилавков мечи и кинжалы, но особого внимания им не уделил: он оставался бдительным и напряженным, хотя никто в многоязыкой толпе не обращал внимания на синтанского воина. Маскелль рассматривала товары, разложенные на циновках под навесами. Медные котелки, ножи с резными рукоятями, золотые украшения: ожерелья, кольца, пряжки для поясов, серьги.
      Маскелль опустилась на колени, чтобы лучше рассмотреть их. Многие украшения были синтанской работы: крошечные фигурки оленей и пантер, зверей, неизвестных в сердце Империи, каких-то крылатых существ и морских чудищ, населяющих мифы дальних стран. Из всего этого сверкающего разнообразия Маскелль пальцем выудила серьгу — миниатюрное изображение головы рыси. Она вспомнила — синтанцы верят в то, что изображения сохраняют всю силу своих прототипов.
      — Сколько? — спросила она.
      Торговец, сморщенный старичок с почерневшими выщербленными зубами, сидел, скрестив ноги, на циновке рядом со своим товаром. Склонившись перед Маскелль, он ответил:
      — Для монахини всего две серебряные монеты — очень дешево.
      — Ты хочешь слишком много. — Маскелль понятия не имела, сколько стоит золото или драгоценные камни; когда она жила в Дувалпуре, такие покупки были обязанностью слуг. Но долгие странствия научили ее торговаться. Она вытащила из кучи другую серьгу, простую золотую бусину. — Для монахини обе они должны стоить одну серебряную монету. — Потратить больше она не могла себе позволить.
      Торговец усмехнулся и снова поклонился.
      — Прости меня! Я думал, что ты странствующая монахиня, не бывавшая в столице.
      Маскелль тоже усмехнулась, чувствуя, что удача — а может быть, и благоволение Предков — на этот раз на ее стороне.
      — Я странствую, но я вернулась домой. — Она протянула монету.
      Поднявшись на ноги, Маскелль повернулась к Риану, который все еще всматривался в толпу, и протянула ему серьги.
      — Я заметила, что тебе их не хватает. — Риан вытаращил на нее глаза, словно у женщины внезапно выросла вторая голова или третий глаз. — Не смотри на меня так! — Маскелль стала проталкиваться сквозь толпу.
      Выбравшись из путаницы лавочек и навесов, она оказалась у широких ступеней, ведущих на мост, перекинутый через окружающий Марай канал. С моста открывался великолепный вид на ряды колоннад у подножия пяти ступенчатых куполов. Отсюда был виден и город — от одного взгляда на него Растим, должно быть, упал бы в обморок. Небольшие крытые черепицей деревянные дома на сваях заполняли все пространство между широкими проездами, мостами, блестящим серебром каналом. Громады храмов, стоявших на высоких ступенчатых платформах и украшенных изящными шпилями, окружала зелень садов и расчищенных укрощенных джунглей. Оттуда, где она стояла, Маскелль могла видеть башни Баран Дира, хотя разглядеть резьбу и не удавалось. Посещение рыночка раздразнило аппетит Маскелль на городские удовольствия; она испытывала сильное искушение отложить встречу с Посланником Небес и отправиться к восточному бараю, где находились главные городские рынки и сады, предлагавшие все развлечения, которые только можно было вообразить. Потом она вспомнила, что у нее осталось всего две мелкие монеты: среди всех прочих целей ее встречи с Посланником Небес не последнее место принадлежало небольшому займу. Маскелль вздохнула и двинулась через мост в сторону Марай, оглянувшись, чтобы убедиться: Риан идет следом. Он оказался рядом. Пока Маскелль смотрела на город, он успел надеть серьги. Золото на его светлой коже выглядело очень красиво.
      Вход в Марай был совсем рядом, и Маскелль пришлось признать, что резь в животе вызвана нервным напряжением, а вовсе не голодом, который раздразнили запахи еды на рынке. Храм на Лужайке откликнулся на ее присутствие, но сейчас она находилась перед Марай — одним из двух главных храмов Кушор-Ата и всей Небесной Империи. Конечно же, здесь, где сходилось столько линий силы, приход Маскелль не будет замечен.
      Широкий мост через почти четырехсотфутовый ров был обычным местом встречи паломников, направлявшихся в храм или выходящих из него, и Маскелль с Рианом прошли мимо нескольких жрецов и групп аристократов в богатых шелковых одеяниях, прятавшихся от солнца под пергаментными зонтиками. Вдоль балюстрад — переплетающихся каменных змей — выстроились торговцы амулетами с изображениями храмовых танцовщиц. Маскелль и Риан миновали середину моста, откуда к воде с обеих сторон вели украшенные каменными львами лестницы, и уже подошли ко входу, когда Риан спросил:
      — Нам разрешат просто войти внутрь?
      — Конечно. Храмы открыты для всех — иначе какой в них смысл? — Маскелль остановилась у подножия лестницы, ведущей к первым воротам, и поклонилась жрецу-привратнику в синем одеянии. Тот ответил на ее поклон, но продолжал разговор с двумя бритоголовыми послушниками. Судя по выражению его лица, жрец не узнал Маскелль — разве что он был лучшим актером, чем даже Растим. Маскелль знала, что скоро кто-нибудь обязательно ее узнает, но предпочла бы, чтобы это случилось после ее встречи с Посланником Небес. Ей хотелось спокойно поздороваться с Марай, прежде чем разговаривать с его жрецами.
      За воротами лежал двор храма. На близком расстоянии строения подавляли, хотя их расположение было на самом деле совсем простым: несколько квадратов, заключенных один в другом. Внутренний квадрат составляли гигантские башни четыре по углам и одна в центре. Двор был так же широк, как только что пересеченный Маскелль и Рианом ров; его покрывала мягкая зеленая трава, еще мокрая после недавнего дождя, и от нее поднималось влажное тепло. На высоте футов двадцати над землей через двор тянулась каменная дорожка. Она отделяла лунный двор слева от солнечного справа, потом шла между двумя зданиями библиотеки и двумя отражающими синеву неба бассейнами и приводила к террасе перед внешней колоннадой. В это время Дня двор был почти пуст, хотя несколько жрецов Кошана разных рангов расположились под портиками библиотеки, поучая послушников или любого желающего слушать.
      Маскелль дошла до террасы и помедлила в тени высоких колонн, за которыми лежал вымощенный белым камнем внутренний двор. Он был меньше внешнего; пересекающая его Дорожка состояла из нескольких маршей лестницы, уводящей все выше. Ступеней в ней было очень много: чтобы достичь единения с Бесконечностью, храм должен был походить на гору не только символически.
      Риан был странно молчалив. Маскелль двинулась вверх по лестнице, чувствуя, как солнце припекает ей шею. Чтобы отвлечься от все нарастающего напряжения, она спросила Риана:
      — В Синтане очень боятся жрецов?
      — Их не боятся, но они могущественны и строго хранят свои секреты.
      — Секреты? — Они добрались до лестницы, ведущей ко второй колоннаде. «Пока что все идет хорошо», — подумала Маскелль. Ее единение с храмом все росло. Она чувствовала, как уменьшилось влияние солнцестояния, когда они миновали арку в конце лестницы, как растет власть равноденствия по мере того, как сокращается расстояние до величественной, увенчанной куполом башни в центре храма. — Что за секреты?
      — Насчет святилищ. Если бы многие люди бывали внутри святилищ, они начали бы понимать: там ничего нет и платить жрецам дань не за что.
      Они начали подниматься по последней лестнице, и в уме Маскелль зазвучали слова, сопровождающие медитацию, — рожденная многими годами привычка. Каждой ступени в каждом храме соответствовала собственная медитация, и в обязанности Посланника Небес входило следить, чтобы в каждом храме столицы его лестница давала возможность совершить весь цикл медитации. Для Марай это всегда делалось во время Обряда Года.
      — Но почему это оказалось бы неожиданностью? — спросила Маскелль. — Ни в Марай, ни в других храмах тоже ничего нет. По крайней мере ничего необычного — только люди, пыль, летучие мыши, москиты. Храмы — это ведь просто символы разных личин Бесконечности. Больше смысла смотреть на них снаружи, а не изнутри. Чем дальше ты находишься от храма, тем легче понять Бесконечность. — Риан только хмыкнул. Маскелль улыбнулась про себя. Она знала — он слишком сообразителен, чтобы не понимать: храмы Кошана отличаются от святилищ его народа, — однако желает иметь доказательства этому. Притвориться полным скептиком — хороший способ получить информацию. — Так, значит, никто не верит вашим жрецам?
      — Никто, у кого есть голова на плечах.
      К собственному изумлению, Маскелль рассмеялась. Они уже добрались до конца лестницы и второй галереи. Ветерок кружил вокруг колонн пыль, откуда-то долетали звуки систра. По галерее шла молодая жрица, и после ритуального обмена поклонами Маскелль спросила ее, где находится Посланник Небес.
      Девушка показала на первую солнечную башню — ту, что находилась в правом дальнем углу квадрата.
      — Он на Небесном Мосту, сестра.
      Маскелль поблагодарила ее, и жрица пошла дальше; предписанная сдержанность не позволила ей бросить любопытный взгляд на Риана, но видно было, что далось ей это нелегко.
      Они двинулись по галерее направо, дошли до конца, и Маскелль, сделав глубокий вдох, вошла в первую солнечную башню.
      По внутренней поверхности купола спиралью шли резные изображения горных духов. Узкие лесенки и мостики вели к балконам; к радости Маскелль, внутри было темно — свет проникал лишь через расположенные на разных уровнях двери — и пусто.
      Совершенно пусто. Ни прошлого, ни будущего, ни Бесконечности — башня напоминала пустую раковину. Маскелль помедлила: впервые за много лет ей стало по-настоящему страшно. Если такой могущественный храм, как Марай, для нее мертв…
      Вверху на одном из узких мостиков мелькнула тень. Она напоминала старика жреца, обычного служителя храма, но сандалии его ступали по камню, не издавая ни звука. Маскелль с облегчением перевела дух. Она сразу почувствовала дуновение жизни, нечто, связывающее Марай с Бесконечностью.
      Маскелль сделана шаг внутрь башни. От противоположной стены залитая солнцем колоннада тянулась дальше. На глазах у Маскелль в проеме двери мелькнула еще одна тень — женщины в вычурном придворном наряде, вышедшем из моды много лет назад.
      Маскелль оглянулась на Риана. Тот стоял у входа в башню, с любопытством оглядываясь. Ни одной из теней он не видел: для этого нужно было бы пройти долгий путь к пониманию Бесконечности. Маскелль по мозаичному полу двинулась к одной из внутренних винтовых лестниц, говоря на ходу:
      — Все части храма названы так же, как соответствующие места на Горе. Небесный Мост — проход с восточной стороны.
      Риан стал подниматься следом за ней.
      — Ты говоришь о настоящей горе или о кошанской?
      — О настоящей, — улыбнулась Маскелль. — Она находится далеко на западе. Гора — символ силы для духов земли и камня.
      Лестница привела к балкону на наружной стороне башни, откуда были видны оба двора, колоннады и окружающий храм ров. Маскелль остановилась у перил. Теплый ветерок трепал ее косички. Открывавшийся отсюда вид захватывал дух: шпили Аламейн Китара, немыслимо легкие, словно парящие в воздухе, похожие скорее на сон или видение, чем на строения из сплошного камня, Аркад с позеленевшим медным куполом, башни Баран Дира, второй оси города, и темные воды западного барая вдалеке.
      Риан подошел и встал рядом. Маскелль подумала, что он смотрит на Баран Дир, поскольку тот всегда первым привлекал внимание тех, кто впервые оказался в Дувалпуре: целый лес массивных башен, более обширный, чем Марай, и все башни увенчаны высеченными из камня лицами, такими огромным, что их было хорошо видно и на расстоянии. Баран Дир представлял собой символическую карту сердца Империи: каждая его башня соответствовала кошанскому храму или лечебнице. Однако Риан сказал:
      — Я и не представлял себе, как велик город.
      Он смотрел на огромное пространство, занятое строениями, каналами, садами, мостами, обсаженными деревьями широкими улицами, тянувшееся до самого горизонта.
      — Ему очень много лет, — ответила Маскелль. Сохранились храмовые записи за семь столетий — с тех пор, когда были построены первые ирригационные каналы, но люди поселились здесь намного раньше. Летописи Обрядов говорят о еще более древних временах. — Маскелль внимательно посмотрела на Риана. Почему ты решил отправиться именно сюда?
      — Когда я бежал, — пожал тот плечами, — это был единственный возможный путь, и убраться мне нужно было подальше, чтобы врагам надоело меня Преследовать. А потом уже не было смысла отправляться куда-то еще.
      — Теперь я понимаю, почему ты захотел последовать за мной. Ты почти такой же лишенный корней человек, как и я. — Маскелль посмотрела на тени, скользящие по каменным лицам Баран Дира. — Но знаешь ли ты, что, возможно, нам придется сегодня бежать отсюда, преследуемым разгневанной толпой?
      — От толпы легко скрыться — она неорганизованная. — Риан прислонился спиной к колонне и задумчиво посмотрел на Маскелль.
      — Как я понимаю, в Синтане часто случаются попытки государственного переворота?
      — Владетель казнил двоих своих братьев, сестру и кузена за попытку захватить крепость Марканда — как раз в то время, когда я там был, а тот год считался спокойным.
      — Я все время забываю, что за дикари живут за пределами Империи.
      Риан опять перевел взгляд на город, но углы его рта тронула усмешка.
      Маскелль шумно выдохнула воздух и снова взглянула на безмятежные лица на башнях Баран Дира. Ничего не изменилось…
      «Именно этого я и боюсь», — снова подумала она. Оттолкнувшись от перил, она пробормотала:
      — Давай покончим с нашим Делом.
      Вернувшись в башню, она решительно направилась по лестницам к самой вершине купола. Круглое помещение, находившееся там, имело окна, выходящие на все стороны. В одном из них, как в раме, был виден Илсат Сидар единственный храм Карающего в пределах города. Засмотревшись на него, Маскелль не сразу заметила маленького старичка, который сидел, скрестив ноги, в дальнем конце комнаты — как раз под окном, выходящим на западный барай.
      Это был очень древний старик, когда-то высокий и статный, но теперь высохший от возраста; синяя кошанская мантия висела на нем мешком. Татуировка на лбу, говорящая о высочайшем ранге, выцвела и утонула в морщинах, но темные глаза смотрели остро и умно.
      — Дочь моя… — сказал он.
      Для любого человека маска благоволения на лице жреца была бы непроницаемой, но Маскелль слишком хорошо его знала. Она подумала, что ее появление удивило Посланника Небес: может быть, он не ожидал, что она в конце концов доберется до столицы?
      — Отец мой…
      — Было ли твое путешествие трудным?
      Маскелль прошла на середину комнаты и только теперь увидела, что Посланник Небес не один: рядом с ним на плетеных циновках сидели еще один старый жрец и молодая женщина в темно-зеленом придворном наряде с волосами, перевитыми нитями аметистовых и опаловых бусин.
      — Оно было достаточно приемлемым — после того, как мы пересекли границу города.
      Старик поднял брови и повернулся к своим собеседникам.
      — Покорнейше прошу вас меня простить — я должен оказать гостеприимство другу, проделавшему долгий путь для встречи со мной.
      — Конечно. — Второй жрец немедленно поднялся и протянул руку, чтобы помочь придворной даме. Жрецы высшего ранга считались равными друг другу, поэтому в разговорах между собой не прибегали к титулам; Посланник Небес, занимая этот пост, отказывался от всех своих прежних имен, поэтому его не называли вообще никак. — Мы вернемся когда-нибудь, когда это будет тебе удобно.
      Женщина поднялась немного неуклюже: она явно была непривычна к бедной обстановке храма; к тому же в отличие от спутника она явно совсем не хотела уходить. Тем не менее она склонила голову и сказала только:
      — Как пожелаешь, Посланник Небес. — Жрец повел ее к двери; женщина напоследок бросила на Маскелль и ее спутника любопытный взгляд.
      Когда его гости ушли, Посланник Небес лукаво улыбнулся и жестом предложил Маскелль сесть.
      Маскелль опустилась на одну из циновок, положив рядом посох. Ей снова приходилось бороться с ощущением, что все происходящее слишком знакомо. Впрочем, сильнее всего сейчас было чувство облегчения. Она боялась этой встречи, а теперь наконец тревожное ожидание кончилось. Маскелль заметила, что Риан, справедливо рассудив, что стоять, когда остальные сидят, было бы невежливо, уселся на пол позади и сбоку от нее. Она постаралась спрятать улыбку: множество дверей в круглом помещении заставило Риана помедлить, но все же он сумел найти место, откуда мог видеть их все одновременно.
      Посланник Небес, поняла Маскелль, заметил это тоже.
      — Кто твой спутник?
      — Его зовут Риан, он из Синтана. Они там все по большей части агностики. — Маскелль почувствовала, как Риан буравит ее недовольным взглядом.
      Посланник Небес улыбнулся Риану.
      — Тогда почему он носит знак Тарпота?
      Маскелль повернулась и посмотрела на Риана. На лице того была написана настороженность. Поскольку в последнее время амулет, который он носил, был спрятан под рубашкой, должно быть, он все же имел достаточное значение для Бесконечности, чтобы Посланник Небес почувствовал его присутствие. Так ничего и не поняв, Маскелль взглянула на старого жреца и спросила:
      — А что такое Тарпот?
      — Дух-защитник, покровительствующий тем, чей долг — охранять других, разоблачать ложь или преследовать преступников. Синтанцы изображают его в виде рыси, гилданцы — обезьяны, а версатинцы — крокодила. Существуют и другие формы, но эти — главные.
      Нет, с нее хватит! Вежливую болтовню, словно она всего лишь отправлялась в паломничество или уединялась для медитации и только что вернулась в город, следовало прекратить!
      — Ладно, я перед тобой. Скажи мне, чего ты хочешь. Глаза жреца сузились.
      — Голоса Предков с самого начала года предостерегают об опасности, сопутствующей Обряду Столетия, но не сообщают ничего конкретного — одни только туманные предупреждения. Я хотел, чтобы ты помогла их расшифровать.
      «Всего он мне не говорит», — подумала Маскелль. Она с наивным видом широко раскрыла глаза и поинтересовалась:
      — Все остальные Голоса и жрецы седьмого ранга вдруг стали беспомощны? Я хочу сказать — те, кто не был таким всегда.
      — Нет, — нахмурился Посланник Небес. — Но я заподозрил, что в проведение Обряда могут вмешаться.
      Молчание затягивалось. Наконец Маскелль не выдержала:
      — Что ты имеешь в виду — «вмешаться»?
      На мгновение на лице старика отразилось отчаяние.
      — Если бы я знал, с чьей стороны опасаться вмешательства, я написал бы тебе об этом.
      — Ох, сомневаюсь. Тогда ты лишился бы преимущества передо мной. Маскелль уперлась локтем в колено и опустила подбородок на руку. — Думаю, ты представляешь себе, чего мне стоило явиться сюда.
      Взгляд старика смягчился. Маскелль не могла бы сказать, искренняя его симпатия или же все это — притворство.
      — Да, представляю. Я не стал бы просить тебя, если бы не считал дело серьезным. — Посланник Небес вздохнул. — Теперь я жалею об одном: что не вызвал тебя раньше.
      Нахмурив брови, Маскелль медленно проговорила:
      — Я понимаю, что ты считаешь дело серьезным, — но это все, что ты мне сообщаешь.
      Посланник Небес шумно выдохнул воздух и мрачно уставился в пространство. Тут уж не было никакого притворства.
      — Тогда я покажу тебе, и делай выводы сама.
      Интересно, гадал Риан, как Посланник Небес сумеет преодолеть длинные переходы Марай — да и как ему удалось добраться в эту комнату под куполом? Лестницы были слишком крутыми, а некоторые проходы — слишком узкими для паланкина или носилок. Решение оказалось простым: на зов старика явился рослый молодой жрец и с легкостью понес его вниз по лестнице.
      Риан еще не составил себе определенного мнения о Посланнике Небес. Ему никогда раньше не приходилось иметь дела с духовным главой; более того, у него возникло чувство, что тут не помог бы и предыдущий опыт. Кошанские жрецы — а уж Посланник Небес больше остальных — не походили ни на кого. Амулет с изображением Тарпота, который Риан сохранил только потому, что тот не имел никакой рыночной ценности, стукнул его в грудь, когда воин следом за остальными стал спускаться по лестнице. Интересно, почему Посланник Небес о нем заговорил?
      Следуя за Маскелль и жрецами по узким проходам, которые неожиданно приводили на галереи, откуда открывался потрясающий вид на столицу, Риан снова подумал о том, в какое же странное место попал: храм был построен не ради удобств людей, а с совершенно иной целью. Тут ничто не напоминало крепости Синтана, где можно было скрываться от врагов или находить убежище в долгие суровые зимы, однако находиться в храме оказалось приятно. Все его стены были покрыты резьбой, и не только на религиозные сюжеты. Вдоль лестницы, по которой они спускались, между бутонами лотоса тянулись изображения изгибающихся в танце девушек, тигра, загнавшего на дерево отшельника, разложивших свои товары купцов.
      Маскелль и ее спутники прошли мимо нескольких человек, чего-то ожидавших в высоком зале с колоннами. Некоторые из них были в элегантно задрапированных ярких шелках, другие — в одежде воинов, хотя явно не простых солдат. Все они почтительно склонились перед Посланником Небес. Риан пожалел, что мало знает об Империи, — он, например, не имел представления о статусе Посланника Небес. Может быть, старый жрец обладает не только религиозной, но и государственной властью? Однако эти края всегда казались Риану полумифическими, даже когда он жил в цивилизованном Марканде. Да и беспокоиться ему тогда приходилось совсем о другом…
      Они вошли во внутренний двор, который, должно быть, находился футах в тридцати — сорока над землей: лестница, по которой они спустились, была гораздо короче тех, что вели к угловой башне из внешнего двора. Посередине высилась еще одна башня, центральная, также имитирующая гору, но превосходящая размерами расположенные по углам. Риан перестал рассматривать резные изображения: их было слишком много, чтобы запомнить, и к тому же он не хотел отвлекаться от своих обязанностей телохранителя. Внутренний двор пересекали четыре широких крытых прохода; каждый начинался от длинной галереи, опоясывающей основание центральной башни.
      На солнце набежали облака, но все равно свет, отраженный от полированного камня, слепил глаза после сумрака башни. У подножия лестницы молодой жрец поставил Посланника Небес на ноги, и старик сам, опираясь на посох, пересек широкий мощеный двор. В тени одного из портиков стояло несколько жрецов; завидев Посланника Небес, все они низко поклонились.
      Старик направился к высокой арке в основании центральной башни-горы. Маскелль остановилась, бормоча себе под нос:
      — О чем он только думает…
      — Что-то не так? — спросил Риан.
      Она нетерпеливо тряхнула головой.
      — Там проводится Обряд Года. Мне не полагается… Ах, будь оно все проклято!
      Риан оглянулся на жрецов. На их лицах он прочел скорее любопытство, чем враждебность, — но, может быть, они просто еще не поняли, кто такая Маскелль? Да, хорошо бы знать побольше: тогда было бы легче отличить правду от преувеличенного самобичевания жрицы. Что ж, это еще придет. Пока же единственный разумный путь — смотреть на любого встречного как на источник возможной угрозы.
      «Трудностей в этом не будет», — мрачно подумал Риан. Вернуться к такой привычке можно быстро.
      Маскелль помедлила еще мгновение, не обращая внимания на любопытные взгляды жрецов, потом, раздраженно мотнув головой, все же последовала за Посланником Небес. Риан двинулся следом, проклиная про себя свою нерешительность: если Маскелль питает сомнения, входить ли ей в башню, нужно ее остановить, однако ведь не кьярдину же принимать решения, как бы глуп или упрям ни был человек, которого он охраняет… Маскелль, конечно, вовсе не глупа; с другой стороны, он видел достаточно, чтобы понять: ее представление об опасности отличается от взглядов разумного человека. Нет никакой гарантии, что какому-нибудь безумному, но удачливому недругу не удастся всадить ей кинжал между ребер.
      Через арку они вошли в благословенную тень внутри башни. Как и там, где они уже побывали, винтовые лестницы вели от входа на другие уровни. Сначала Риану показалось, что на первом этаже идти больше некуда, хотя по размеру здания было ясно, что вестибюль не может быть здесь единственным помещением. Дальняя стена выглядела сплошной; ее покрывала резьба, изображающая океанские волны, населенные странными существами. Потом глаза Риана приспособились к сумраку, и он разглядел, что перед ними на самом деле две стены: резьба на них была сделана так хитро, что первая словно растворялась во второй. Посланник Небес пересек помещение и свернул за выступ стены. Его молодой помощник остался у входа в башню, явно приготовившись терпеливо ждать, но Риан решительно двинулся следом за Маскелль.
      Выступ стены скрывал широкую дверь, обрамленную высеченными из камня большими змеями. Риан знал, что это, как и львы, духи-хранители, но уж слишком они походили на демонов… Дойдя до двери, Маскелль неожиданно замерла и что-то прошептала. Потом она перешагнула порог.
      Риан хотел последовать за ней, но обнаружил, что и его что-то остановило. Воздух в просторном зале был горяч и неподвижен; Риан почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились. Усилием воли он заставил себя идти вперед.
      Пол зала представлял собой один огромный плоский камень; его серая поверхность казалась гладкой и шелковистой, как поверхность жемчужины. Причина для этого открылась, когда Риан увидел, что находится в середине зала: круглая многоцветная фигура около двадцати футов в диаметре, явно незавершенная. Сначала Риан подумал, что это — рисунок на камне пола, потом заметил, что фигура имеет объем — она примерно на дюйм возвышалась над поверхностью.
      «Цветной песок, — решил Риан, — или толченые раковины, а может быть, стекло».
      Единственной неровностью на безупречно ровном полу был бортик, окружавший рисунок.
      Маскелль двинулась вправо, обходя рисунок и все еще тихо ругаясь себе под нос. Риан по привычке последовал за ней, держась немного позади, чтобы не мешать.
      «Это карта», — решил он, хотя раньше видел только плоские рисунки на пергаменте или коже. Однако крошечные выступы, углубления, плоские участки с темно-зелеными вкраплениями явно были горами, озерами, покрытыми Джунглями равнинами. Карта была гораздо совершеннее всего, что Риану случалось видеть; она показывала такие вещи, которые в Синтане считались всего лишь выдумками приехавших издалека купцов.
      Потом, присмотревшись внимательнее, Риан понял, что это вовсе не озера и леса, а сложные узоры, похожие на те резные арабески, что покрывали стены храма.
      Риан потряс головой, стараясь разогнать наваждение. Было что-то странное в том, что он оказался в одном помещении с этой фигурой и дышит тем же воздухом, что и она: в ней мерещилась какая-то непонятная жизнь. Возникало впечатление, будто фигура занимает все пространство огромного зала, словно стены — любые стены — слишком ничтожны, чтобы ограничивать ее. Еще через мгновение Риан понял, что перед ним опять карта: он мог видеть горные хребты, окружающие Синтан, глубокую синюю вмятину — Внутреннее море…
      Воды его были в движении, волны накатывались на берег…
      Риан протер глаза и снова посмотрел на рисунок. Теперь перед ним были ничего не говорящие формы, всего лишь замысловатые линии на песке.
      Риан тихо выругался. Было совершенно ясно, что все это — колдовство. Пытаясь уловить ускользающее изображение, он попытался проследить взглядом рисунок, начав с незавершенного места; многоцветные спирали свивались в сложные выпуклые символы. Риан изо всех сил сопротивлялся собственному стремлению увидеть в них города, долины, дороги, холмы. Он проследил несколько поворотов рисунка, не обращая внимания на ответвления; по мере приближения к центру линии становились все более прихотливыми. Однако когда спираль уперлась в новый незавершенный участок, она словно растворилась в черном песке, рисунок перестал напоминать резьбу на стенах храма, превратился во что-то темное и мерзкое.
      Риан отвел взгляд, внезапно ощутив стеснение в груди. Когда он снова посмотрел на фигуру, перед ним опять оказалась карта, а черный песок выглядел свирепой бурей, страшнее любого урагана, разрушавшей охваченные ею беспомощные земли. С непонятно откуда взявшейся уверенностью Риан понял, что, чем бы ни было это колдовство, с ним что-то ужасно не так.
      Маскелль отступила от края рисунка, потянув за собой и Риана. Достаточно было отойти всего на шаг, и сразу стало легче дышать. С дрожью в голосе Маскелль спросила:
      — Как это случилось?
      В голосе Посланника Небес прозвучала безнадежность:
      — Мы не знаем.
      Риан дернулся, почувствовав себя виноватым. До сих пор он совершенно не замечал, что, кроме них, в зале есть еще кто-то. Теперь, оглядевшись, он увидел трех старых жрецов, татуировка на лбу которых говорила об их высоком ранге. Как и у Маскелль, у них были резные посохи — и видеть Маскелль они явно не были рады.
      — Вы не знаете, — повторила Маскелль. Голос ее звучал так, словно она испытывает одновременно и полную растерянность, и отвращение. — Разве вы не пытались убрать?..
      Посланник Небес вздохнул и тяжело оперся о посох. Один из жрецов ответил за него:
      — Каждый раз убираем. Маскелль вытаращила на него глаза.
      Жрец, человек с мрачным лицом и суровым взглядом, продолжал:
      — Каждый день, начиная с двенадцатого дня Обряда, когда этот кошмар появился впервые. Каждый день убираем, и каждый день он появляется опять иногда на прежнем месте, иногда где-то еще.
      Маскелль покачала головой и почти выбежала из зала. Стряхнув с себя растерянность, Риан последовал за ней.
      Молодой жрец, дожидавшийся Посланника Небес, встревоженно посмотрел на Маскелль, когда она промчалась мимо. Солнце выглянуло снова, и блеск и жар лучей, отраженных белым камнем двора, казались обжигающими, но по крайней мере воздух здесь был свеж.