1

Клайв Риджмонт с детства обожал Испанию.

Не то чтобы ему не с чем было сравнивать. Единственный сын и наследник семейства Риджмонт знал Европу как свои пять пальцев уже в том нежном возрасте, когда дети впервые учатся обращаться с глобусом и картой. Те города, о которых большинство его сверстников узнавали из книг и со страниц глянцевых рекламных проспектов, он исходил вдоль и поперек. Гордый Рим и изысканная Венеция, великолепный Париж и овеянная вальсами Штрауса Вена, готические улочки Праги и античные храмы древних Афин… Родители почитали своим священным долгом открыть перед ненаглядным сыном сокровищницу европейского прошлого и настоящего.

Юный Клайв, унаследовав от родителей любовь к прекрасному и тонкий художественный вкус, восхищался и тем, и другим, и третьим, — и, переполненный новыми впечатлениями, возвращался в туманный, пронизанный ветрами Лондон. А Испания… Испания стала для него родной. Потому ли, что именно в Испании Клайв жил неделями и месяцами? Ведь именно здесь, в Барселоне, находился один из крупнейших филиалов корпорации его отца. О том, что в один прекрасный день Клайву суждено встать во главе этого филиала, в семье говорили как о свершившемся факте. И учиться Клайв предпочел не в Кембридже и не в Оксфорде, а в университете города Мадрид, помимо основной своей специализации заодно совершенствуясь и в языке.

А может статься, именно Испания затронула в его душе некие струны, о существовании которых сам Клайв до поры до времени не подозревал? Причудливое сочетание европейской и арабской архитектуры, оригинальная кухня, красочный, выразительный язык… Буйство ароматов и красок, цветов и музыки… И прекрасные дочери Испании, — девушки, словно сошедшие с полотен Веласкеса и Гойи, со страниц комедий Лопе де Вега и Кальдерона… темноволосые, стройные, пылкие, способные свести с ума и святого! А Клайв Риджмонт святым отнюдь не являлся.

Кровать походила на море смятого белого батиста. Среди складок благоуханной тонкой ткани взгляд различал изящную, покрытую золотистым загаром ногу, гладкую округлость бедра, точеную лодыжку. А по подушке разметались иссиня-черные локоны, обрамляющие профиль, ради которого в далеком прошлом армии выступили бы в поход, а города сдались без боя. В буквальном смысле, а не в метафорическом.

Вот только звали ее не Клеопатрой. Звали ее Анхелой. И хотя красота ее способна была вдохновить поэта на самые смелые сравнения, в том, кому она принадлежит, сомневаться не приходилось.

Прислонившись к балконным перилам, Клайв позволил себе улыбнуться — и поднес к губам чашку кофе. Было еще совсем рано, однако солнце уже припекало его обнаженную спину. Он вышел на балкон прямиком из душа; белое махровое полотенце, обмотанное вокруг бедер, явилось его единственной уступкой в пользу стыдливости. Здесь, на его летней вилле под Льоретом-де-Мар увидеть его могли разве что чайки, носящиеся наперегонки с утренним бризом.

Ну, и Анхела, конечно, если бы она соизволила открыть глаза. Но, в отличие от него самого, ей вовсе не нужно возвращаться в Барселону к девяти, так что и подниматься так рано незачем. Хотя… если бы она и впрямь проснулась, с непонятной грустью подумал Клайв, как просто было бы, отшвырнув полотенце, присоединиться к ней в постели!

«Не сейчас», — строго одернул себя Клайв, смакуя кофе. Горячий, черный, крепкий… Словом, в самый раз для такой минуты! Наслаждаясь напитком, молодой человек не сводил восхищенного взгляда со спящей красавицы.

Они вместе вот уже несколько лет, и за все это время Анхела ни разу не показалась ему заурядной и скучной. В роскошном вечернем платье или нагая, она ослепляла красотой, далеко превосходя всех прочих женщин вместе взятых. Клайв гордился этой близостью, гордился тем, что ему одному дозволено дерзко и властно ласкать это покорное, восхитительное тело. Гордился тем, что ни на кого другого Анхела и не глядит.

Но любит ли он ее?

Нет, с горечью признавал Клайв. Любить он ее не любит. Ему нравится любоваться Анхелой, а уж чего стоят проведенные вместе ночи, и говорить не приходится! Для спасения ее жизни он бы охотно пожертвовал собой. Но истинная любовь — это нечто более глубокое… Женщину любят не за красоту, а за то, какова она есть на самом деле… и это не его случай.

Клайв с трудом сдержал вздох. На солнце наползло облачко. Протестующе вскрикнула чайка. Кофе внезапно показался горьким на вкус. Отставив чашку, Клайв устремил взгляд на лазурно-голубые воды Средиземного моря, загадочно мерцающие вдали. Черт подери, что же ему с ней прикажете делать?

Расстаться с Анхелой — об этом и речи идти не может! Сохранить ее при себе — значит, напрашиваться на неприятности. Там, вдалеке, за зелеными холмами и цветущими долинами, назревает беда. Нельзя, никак нельзя забывать про властную аристократку-мать и про недужного старика-отца, который так мечтает дожить до свадьбы сына, понянчить внучат…

Жениться на Анхеле, даже закрывая глаза на отсутствие любви, — что может быть проще? Она молода, красива и любит его всей душой. Но какие родители допустят, чтобы их единственный сын, наследник миллионного состояния, сочетался законным браком с такой женщиной, как Анхела?

На особе с сомнительным прошлым, с репутацией, от которой не отмоешься до самой смерти! Что за пятно на фамильной чести! Что за мезальянс, что за позор для него самого и для всей семьи!

Эта женщина — идеальная любовница, но идеальной женой она никогда не станет!

Клайв снова тяжко вздохнул. Возможно, Анхела услышала: она шевельнулась, лениво перекатилась на спину, и, еще не открывая глаз, провела рукою по опустевшему месту рядом с нею. Жест был настолько знакомым и привычным, что молодой человек почувствовал во всем теле легкое покалывание — точно и впрямь ощутив прикосновение чутких пальцев. Губы его снова изогнулись в улыбке: отрадно сознавать, что, просыпаясь, Анхела первым делом вспоминает его, Клайва!

Не обнаружив рядом теплого мужского тела, Анхела открыла огромные, бездонные глаза, выждала мгновение, чтобы развеялись последние остатки сна, а затем одним грациозным движением села в постели и огляделась в поисках любимого.

— Hola, — нежно приветствовала она Клайва. Тот знойно улыбнулся в ответ: а кровь уже вскипала в ходе неизбежной химической реакции. Анхела возбуждала его столькими разными способами, что молодой человек уже давно бросил считать.

Соскользнув с кровати, Анхела закинула руки за голову и с наслаждением потянулась, являя взгляду безупречные контуры обнаженной фигуры — от изящных пальчиков ног до округлых плеч. Ее золотистая кожа излучала теплый свет, точно дорогой шелк. Ее густые волосы, завиваясь в колечки, в беспорядке рассыпались по спине. За всю свою жизнь Клайв не встречал такой роскошной женщины, как Анхела. Ее лицо, ее кудри, ее потрясающее тело… да что там, каждое ее движение сводило с ума!

Точно опаснейшая из сирен, она воздействовала на чувства мужчины, не прилагая к тому ни малейших усилий. Даже солнце поклонялось ее красоте: стоило Анхеле ступить на балкон, и светило вышло из-за облака и озарило ее мягким золотистым светом.

Неудивительно, что Ренан Бенавенте настолько одержим ею, подумал Клайв с неожиданной горечью. Неудивительно, что знаменитый художник писал ее снова и снова, во всех мыслимых и немыслимых позах и ракурсах! Любуясь ею, молодой человек отлично понимал, почему живописец с такой одержимостью стремился сохранить в вечности ее обнаженную красоту. Вот уже многие годы Анхела неизменно присутствовала на его полотнах. Не всегда в центре; иногда в отдалении, на заднем плане; эта хрупкая нагая фигурка служила своего рода индикатором подлинного Бенавенте.

Но в своем слепом стремлении обессмертить Анхелу Ренан Бенавенте добился лишь того, что молодая женщина стала эротической фантазией миллионов и миллионов мужчин. Ее изображения украшали ныне гостиные тех, кто богат и знаменит. Стоило ей войти в комнату — и разговоры стихали, и все взгляды обращались к ней.

Смущалась ли она? Нет и нет. Отводила ли глаза, краснела ли в замешательстве? Еще чего не хватало! Эта женщина не привыкла стыдиться своего тела, равно как и этих злосчастных полотен!

А как насчет него самого? Клайв отлично сознавал, что скандальная известность Анхелы, знаменитой обнаженной натуры Ренана Бенавенте, изрядно прибавляет ему веса в глазах снедаемых завистью ровесников. Однако нимало тому не радовался. Хотя и научился смиряться с неизбежным: ведь и сам он, подобно Бенавенте, был по-своему одержим этой женщиной — но женщиной живой, реальной, а не беспомощной пленницей холста и красок.

Остановившись прямо перед Клайвом, Анхела не произнесла ни слова — лишь поглядела ему в глаза и накрыла длинными тонкими пальцами его сильную ладонь, обхватившую чашку с кофе. Фиалковые глаза ее искрились, точно аметист под солнцем. Она потянула чашку к себе, деликатно пригубила, и так же молча придвинула ее к его губам.

Радуясь затеянной игре, Клайв послушно отпил — по-прежнему не отводя глаз. Теперь, когда губы обоих увлажнились горячим черным кофе, молодая женщина отставила чашку в сторону, приподнялась на цыпочки — и одарила любимого поцелуем.

В воздухе вокруг них, дразня и возбуждая, разливался чувственный аромат кофе; соски ее щекотали ему грудь — и тело молодого человека отозвалось на немой призыв.

О, в науке обольщения Анхела не знала себе равных! И эта игра в любовь затрагивала Клайва настолько глубоко, что порою он сам пугался силы и интенсивности своего отклика.

Анхела снова отпрянула назад; глаза ее многообещающе сощурились. Еще минута-другая — и он включится в происходящее, пообещал себе Клайв. А пока ему доставляла неизъяснимое наслаждение роль пассивной «жертвы», в то время как молодая женщина выступала сиреной-искусительницей.

Красавица провела пальчиком по атласной округлости его плеча.

— Ты отправился в душ без меня! — пожаловалась она.

Клайв насмешливо улыбнулся.

— Ты же спала, — напомнил он.

Ничуть не обескураженная его ответом, Анхела шутливо надула губки. Затем завладела его ладонями и прижала их к своей тонкой талии. Еще один шаг — и бедра их соприкоснулись, а ее роскошный бюст уперся ему в грудь. Молодая женщина чуть откинула голову, дразняще высунула кончик язычка — и припала к его губам с жадным, всепоглощающим поцелуем.

Только каменное сердце не откликнулось бы на подобный зов. Где же было устоять Клайву? Каждое такое мгновение было редким, уникальным даром. И сама Анхела — редкий, уникальный дар. Он никому ее не уступит!

По спине его пробежал холодок.

— Это еще что такое? — немедленно встрепенулась Анхела, размыкая объятия.

— Солнце опять спряталось, — поспешно подыскал он убедительное оправдание. А солнце и впрямь скрылось за очередным облаком, едва он, Клайв, задумался о будущем. Что за дурное предзнаменование!

— Неженка ты мой! — ласково упрекнула Анхела, запуская пальцы в его волосы. — А вот постоял бы так на балконе в Англии! Небось, тут же и превратился бы в ледышку! У вас, англичан, в жилах не кровь, а водица!

Клайв знал: ему полагается рассмеяться или беспечно отшутиться. Но он вдруг, словно наяву, представил себе Анхелу обнаженной, как сейчас, на балконе английского особняка… Именно такой, как некогда запечатлела ее кисть Бенавенте!

— Кому и знать, как не тебе, — цинично обронил он.

Молодая женщина застыла на месте. Подобного эффекта не произвела бы даже пощечина. Распаленные поцелуями губы разом утратили всю свою податливую мягкость. Солнечные аметисты глаз превратились в холодные серые ледышки. Одним неуловимым движением Анхела отстранилась — и, без единого слова, развернулась и зашагала обратно в спальню.

Клайв сокрушенно проводил ее глазами. Нужно пойти за нею, попросить прощения… но, как всегда, раскаяние на несколько секунд запоздало. Хлопнула дверь ванной, щелкнула задвижка, — и молодой человек беспомощно выругался. Теперь ему предстоит из кожи вон лезть, улаживая те неприятности, что сам себе только что обеспечил.

— Черт подери!

Солнце снова вынырнуло из-за облака. Клайв хмуро воззрился на него. Одарил мрачным взглядом парящую в небесах чайку. И ударил кулаком в стену от досады на себя самого. Ведь, даже помирившись с Анхелой, он не решит дилеммы, что мучает его вот уже не первый день.

По другую сторону двери Анхела застыла на месте, крепко зажмурившись и дожидаясь, чтобы отпустила боль, ледяной рукою сжавшая сердце — так, что на какое-то мгновение стало трудно дышать. Дело не в словах, а в том, как Клайв их произнес: с издевкой, намеренно желая обидеть.

Ренан, устало думала она. Вечная проблема со Ренаном… Клайв упрямо не желает посмотреть сквозь пальцы на ее прошлое… Ну, пристало ли современному человеку, который гордится широтой своих взглядов, оставаться рабом викторианских условностей?

Нужно найти в себе силы раз и навсегда бросить вызов его предрассудкам! Какое право Клайв имел так с ней разговаривать?

Но не прямо сейчас, нет. Сейчас ей недостает мужества и решимости. Ведь оспорить его взгляды означает поставить под удар их с Клайвом отношения, и в тот день, когда это произойдет, она потеряет Клайва навсегда! Анхела отлично это понимала.

И день этот все ближе… Боль постепенно уходила. Наверное, у нее уже выработался иммунитет на его ядовитые, безупречно просчитанные насмешки! Анхела заставила себя открыть глаза, посмотрела на себя в зеркало — и поморщилась.

Что же она там видит?

Продажную шлюху, хмуро поддразнила она свое отражение. Женщину, живущую на содержании мужчины, который даже не женат, но все равно воспринимает ее как любовницу, а не как возлюбленную. По ее мнению, эти два слова существенно различались по смыслу. Быть чьей-то возлюбленной подразумевает равенство в духовном плане. А любовница — это существо низшего порядка. И почему-то печать позора ложится только на женщину, не на мужчину. Хотя, казалось бы, оба занимаются одним и тем же…

Секс — вот что служит основой для подобных отношений. Она живет в доме Клайва, спит в его постели, целиком и полностью зависит от его подачек. В обмен она дарит ему свое тело и свою безоговорочную верность. Словом, она, Анхела, под определение «содержанки» вполне подходит.

И это — отнюдь не худший вариант для такого ничтожества, как она. Собственно, такой жизни можно лишь позавидовать… не люби она Клайва так отчаянно и безоглядно. Любить Клайва — о, что за мучительная пытка!

Что такое сказал Ренан про Клайва, пытаясь отговорить свою натурщицу от поездки с ним в Испанию? «Он — из сильных мира сего, — убеждал художник. — Возможно, его влечет твое тело, но он никогда не полюбит тебя так, как тебе того бы хотелось. Вы — не пара, милая. Это же ясно как дважды два: сокол и воробушек в одном небе не летают».

Время подтвердило истину этих мудрых, хотя и жестоких слов. И будь у нее хоть толика здравого смысла, она бы тут же собрала вещи и ушла прочь, с горечью сообщила Анхела своему отражению. Пора бежать без оглядки, спасая остатки гордости, пока Клайв сам не выставил ее за порог!

Возможно, так оно и произойдет — причем очень скоро!

Анхела с досадой отвернулась от зеркала, понимая: потребуется гораздо большее, чем случайная язвительная шутка с его стороны, чтобы вынудить ее уйти. Слишком сильно она любит Клайва, слишком долго пробыла с ним, чтобы разом все бросить!

Однако это вовсе не значит, что ему эта шутка так вот запросто сойдет с рук, решительно пообещала себе Анхела, входя в душевую кабинку. Прощение имеет цену, и Клайв дорого ей заплатит — уж она об этом позаботится!

Чувственные губы изогнулись в улыбке. При одной мысли о том, как Клайв на коленях вымаливает прощение, все дурное настроение Анхелы точно рукой сняло.

К тому времени, как молодая женщина вышла из душа, Клайва уже не было. Ни в спальне, ни, как выяснилось вскорости, на вилле. Анхела спустилась вниз: ее горничная Кончита убирала со стола остатки наспех приготовленного завтрака.

— Мистер Риджмонт уехал в Барселону десять минут назад, сеньорита, — сообщила девушка. — Он просил напомнить вам о сегодняшей вечеринке и передать, чтобы вы вели машину осторожнее: между Льоретом-де-Мар и Барселоной движение очень оживленное.

Анхела поблагодарила горничную за сообщение и улыбнулась про себя, безошибочно распознав привычную схему. Клайв сбежал, не прощаясь, ибо сознавал свою вину, но, уезжая, позаботился о том, чтобы «навести мосты».

А почему? Да потому, что Клайв, глава процветающей корпорации, про которого говорят, будто сердце у него каменное, а души нет вовсе, больше всего на свете ценит свой покой, гармонию и удобство. Возможно, он не любит Анхелу так, как ей бы того хотелось, однако искренне к ней привязан, и потому, обидев ее, испытывает некий душевный дискомфорт. А зачем ему, скажите на милость, негативные ощущения?

Вот почему он счел нужным напомнить молодой женщине о предстоящей вечеринке и об осторожности за рулем. Это — первый шаг к восстановлению драгоценного покоя и гармонии. А в свой срок последуют и другие. Анхела уселась за стол. Впервые за целую неделю она завтракала одна…

Эта блаженная неделя наедине с любимым стала для нее настоящим сюрпризом: такой подарок Клайв сделал ей на день рождения, впридачу к потрясающему красному «Шевроле Корветту», что стоял теперь во дворе, дожидаясь поездки в Барселону. В прошлом году Клайв подарил ей прелестный Пежо — чтобы она мало-помалу осваивалась за рулем. К тому времени они еще не прожили вместе и месяца, и стоимость подарка недвусмысленно это отражала.

Вроде как премия за выслугу лет, усмехнулась Анхела. Интересно, что Клайв подарит ей в следующем году?

Если, конечно, они по-прежнему будут вместе… Сердце молодой женщины снова болезненно сжалось. Она встала от стола и поднялась наверх: ей еще предстояло запаковать вещи.

Час спустя Анхела уже сидела в отделанном кремовой кожей салоне «Шевроле Корветта», читая записку, оставленную Клайвом на приборной доске. Для предстоящей поездки она нарядилась в белые обтягивающие брючки и укороченный алый топ и собрала волосы в эффектный пучок на затылке.

«Уважай мощь машины, и машина признает в тебе хозяйку, — гласила записка. — Я бы предпочел, чтобы ты прибыла домой в целости и сохранности, и ни в коем случае не по частям».

На сей раз в улыбке Анхелы ощущалось больше теплоты: и дело было не столько в записке, сколько в том простом факте, что Клайв счел нужным задержаться и оставить для нее это полушуточное послание.

Вот и еще один, отлично просчитанный шаг к примирению… Анхела все еще улыбалась, когда в доме зазвонил телефон — и она поспешно выбралась из машины и опрометью бросилась назад в гостиную.

Добежав до аппарата, молодая женщина постояла минуту-другую, прикидывая, а стоит ли вообще снимать трубку. Пусть негодник позлится! Но в конце концов искушение пересилило.

— Hola, querida! — От этих вкрадчивых, бархатистых интонаций по телу ее пробежала знакомая дрожь. — Привет, любимая! Я уж думал, что тебя не застану!

Не застанет, как бы да не так! Клайв — блестящий тактик и стратег. Вот и сейчас он рассчитал момент с точностью до минуты.

— Что тебе надо? — коротко осведомилась она.

— Всего лишь хотел узнать, что ты поделываешь… — невозмутимо отозвался Клайв, игнорируя подначку.

— Разгуливаю голышом по главной улице Льорет-де-Мар, оправдывая все твои ожидания, — мстительно заверила молодая женщина.

Но, вместо того, чтобы в свою очередь обидеться, Клайв только расхохотался от души. И смех этот, как всегда, дурманил ее, точно молодое вино. Анхела затрепетала, тщетно напоминая себе, что этого человека ей полагается ненавидеть. Но где взять силы?

— И подумать только, ради того, чтобы поговорить с тобой, я отказался от ланча в «Тореадоре»!

— И прогадал, querido, — отпарировала Анхела. — Так что советую пересмотреть свой выбор, пока не поздно.

— А ты капризничаешь, точно избалованная примадонна перед премьерой, — усмехнулся Клайв на том конце провода. И это прозвучало предостережением. Несмотря на то, что повод обижаться у нее, безусловно, был.

— Не ты ли говорил, что у тебя весь день по часам расписан: просто-таки одно заседание за другим? — отозвалась молодая женщина уже не столь язвительно. — А ланч в «Тореадоре» — это дело отнюдь не минутное!

— Иногда я сам удивляюсь, насколько эффективно я работаю! — невозмутимо отозвался Клайв.

— А самомнению своему, часом, не удивляешься? — полюбопытствовала Анхела.

— Еще как! — заверил тот.

И Анхела не сдержала широкой улыбки. По чести говоря, неуемное самомнение и надменная гордость Клайва были важной составляющей его неодолимого обаяния. Да еще плюс его потрясающая внешность, и роскошное тело, и то, как он…

— Если честно, то о ланче в «Тореадоре» речь вообще не шла, — покаянно признался он. — Утренние заседания затянулись дольше, чем я рассчитывал. А следующая встреча — через полчаса. Так что сижу я у себя в офисе, с бутербродом в руке и газетой перед глазами — а тебе и словечка доброго для меня жаль!

— Хм, — только и произнесла Анхела.

— Ну что мне теперь прикажете делать, каяться и посыпать голову пеплом? — скорбно протянул Клайв.

— Предпочтительно на коленях, — сурово отрезала молодая женщина.

— М-м-м… — задумался собеседник. — Звучит заманчиво. В такой позе прощение вымолить нетрудно… причем самыми разными способами.

И Анхела поневоле расхохоталась. А за много километров от нее, в своем роскошно обставленном офисе, Клайв откинулся в кресле назад и удовлетворенно улыбнулся. И ненавязчиво и искусно перевел разговор на темы более повседневные, спрашивая, не барахлит ли «Шевроле Корветт», и что она собирается делать во второй половине дня, и во сколько им нужно выйти, чтобы не опоздать к назначенному часу: лучший друг Клайва Крис и его прелестная жена Эстрелья пригласили их на празднование первой годовщины своей свадьбы.

К тому моменту, как трубка вновь легла на рычаг, Клайв был на все сто уверен: неловкость, допущенная им поутру, благополучно заглажена, и можно расслабиться.

Клайв извлек бутерброд из целлофановой обертки, развернул газету и устроился в кресле поудобнее, приготовившись наслаждаться получасовым отдыхом. Надо же набраться сил перед встречей с двумя самонадеянными юнцами, рассчитывающими на финансовую поддержку для своего наполеоновского проекта, при том, что бизнесмены из них — что из козла концертмейстер!

Еще пять минут назад Клайв собирался отослать их прочь несолоно хлебавши, на прощанье посоветовав записаться на курсы менеджмента и делопроизводства. Но теперь его дурное настроение точно рукой сняло. Пожалуй, рассмотреть их проект и впрямь стоит… Возможно, он, так уж и быть, даже возьмет руководство на себя!

Но тут Клайв развернул газету — и все его добрые намерения развеялись по ветру. На первой же странице красовалась огромная фотография: Ренан Бенавенте собственной персоной на фоне музея современного искусства — этого величественного здания, некогда служившего арсеналом военной цитадели. А пространная передовица посвящалась предстоящей выставке прославленного живописца.

Но раздосадовала Клайва отнюдь не эта сенсация мира искусства. В душе его всколыхнулось неприятное подозрение: Анхела не может не знать о приезде Бенавенте, однако же она ни словом о том не обмолвилась!

Так знает она или нет?

Может быть, она намерена встречаться с художником тайно? По крайней мере один раз на его памяти так уже было.

Да, Анхела оставила Бенавенте и уехала с Клайвом в Барселону, однако бывшие любовники расстались отнюдь не заклятыми врагами. В начале года Клайв с Анхелой провели неделю в Лондоне, и по чистой случайности молодой человек узнал, что его возлюбленная — вы подумайте! — провела с Бенавентеом целый день!

— Только не смей приказывать, с кем мне общаться и с кем не общаться! — возмутилась Анхела в ответ на его упреки. — Ренан мне очень дорог, и если тебе это досаждает, так это твоя проблема, а не моя!

И, вопреки обыкновению, впечатление было такое, что, вздумай Клайв проявить характер, Анхела уйдет от него, хлопнув дверью! Так что он пристыженно умолк. Однако впервые в жизни испытал мучительный укол ревности, осознав, что Бенавенте обладает над красавицей некоей непостижимой властью, сопоставимой с его собственной!

И это больно задело Клайва. Кроме того, ему невыносимо было думать, что в кои-то веки он отступил, не стал настаивать на своих правах. А теперь вот Бенавенте ни с того ни с сего объявился в Барселоне именно тогда, когда Клайв впервые серьезно задумался о своих отношениях с Анхелой.

Либо Бенавенте умеет читать мысли, либо это — еще одно дурное предзнаменование. Как бы то ни было, недоеденный бутерброд остался лежать на столе, а двоим самонадеянным юнцам пришлось иметь дело с Клайвом Риджмонтом, отнюдь не склонным смотреть на мир через розовые очки. Нет, ясности рассудка Клайв вовсе не утратил и готов был признать, что проект начинающих бизнесменов сулит немалые возможности, — иначе с каким удовольствием он бы вышвырнул визитеров за дверь!

Остаток дня Клайв провел как на иголках. Перед его внутренним взором то и дело возникала мучительная картина: Анхела и Бенавенте, уединившись в чьей-то квартирке, бесстыдно предаются любовной игре!

В конце концов, не выдержав, он возвратился в офис и набрал номер своей городской квартиры. И услышал лишь собственный голос, записанный на автоответчик: дескать, «в данный момент никто не может подойти к телефону; пожалуйста, оставьте ваше сообщение». А ведь Анхела говорила, что поедет прямиком домой…

А Анхела тем временем притормозила в тесном переулке в другой, куда менее фешенебельной части города. Она вышла из машины, вставила ключ в замочную скважину. Шагнула внутрь, в узкий холл, и поднялась вверх по лестнице. Деревянные ступени глухо поскрипывали под ногами. Она миновала несколько офисов — на бизнесменов такого разряда Клайв с высот своего положения главы огромной корпорации посмотрел бы с нескрываемым презрением. Кое-кто из здешних обитателей улыбался ей, точно старой знакомой; большинство вежливо кивали и отворачивались. Ее это устраивало. Здесь — ее тайное убежище. Часть ее жизни, над которой Клайв не властен.

На самой верхней площадке обнаружилась одна-единственная дверь. Анхела вновь повернула ключ в замке. Вошла, тщательно заперла за собою дверь, и, оглядевшись по сторонам, не сдержала счастливой улыбки.

2

Входя в роскошные барселонские апартаменты, принадлежащие Клайву, Анхела всегда испытывала несказанное удовольствие. Вот и сейчас, несколько часов спустя, она помедлила на пороге, в тысячный раз вбирая взглядом все подробности обстановки, так непохожей на ту, другую, тайную квартирку.

Апартаменты занимали целый верхний этаж современного многоквартирного дома. Рай для дизайнера, да и только! — восхитилась про себя Анхела. Все детали продуманы, каждая мелочь — неотъемлемая часть общего гармоничного целого.

От просторного, светлого холла отходили комнаты, изысканно меблированные в классическом стиле. Все здесь радовало взгляд. Были здесь залы, использующиеся только для приемов, и менее величественные, уютные жилые помещения. Кухня воплощала в себе ожившую мечту самой что ни на есть придирчивой кухарки; четыре спальни, отделанные в пастельных цветах, создавали как бы единый ансамбль. И повсюду, куда ни посмотри — украшения и аксессуары, каждый из которых — шедевр в своем роде.

У своих предков, знаменитых коллекционеров живописи, Клайв унаследовал художественное чутье, способное распознать нечто из ряда вон выходящее. И он, и его мать числились одними из самых щедрых меценатов своего времени. Каждое их приобретение вызывало у друзей и знакомых «белую» зависть. И, точно так же, как и в меблировке Клайв дерзко сочетал старое и новое, он, не смущаясь, вешал работы молодых, никому не известных художников рядом с потемневшими полотнами старых мастеров. И общее впечатление создавалось просто изумительное.

«Некогда стоять тут да пялиться на картины», — одернула себя молодая женщина. Она изрядно припозднилась — и знала это. Время сегодня пролетело как-то незаметно; вот-вот должен был вернуться Клайв.

«Риск — благородное дело», — не без иронии напомнила себе Анхела, направляясь прямиком в спальню. Может, она еще успеет создать впечатление, будто провела здесь не один час, собираясь на вечеринку.

Однако все ее заботы пропали даром. Клайва все не было и не было. Анхела, уже полностью одетая, начала не на шутку волноваться, когда в замке наконец повернулся ключ.

— Ты опоздал, — упрекнула она.

— Знаю, — отрезал он и прошел в спальню, даже не взглянув на молодую женщину. Чуть заметно хмурясь, Анхела последовала за ним.

— Неудачный день? — полюбопытствовала она.

— И день, и все прочее, — прорычал Клайв.

— Настолько неудачный, что мне и улыбки не перепадет, не говоря уж о поцелуе? — мягко поддразнила Анхела, но лицо ее было серьезно. После того, сколько усилий Клайв приложил только нынче утром, чтобы реабилитировать себя в глазах любимой, теперешняя его вспышка внушала опасения самые серьезные.

Клайв швырнул пиджак на кровать и постоял минуту, расправляя плечи и словно пытаясь стряхнуть с них некое непосильное бремя. Под бледно-голубой рубашкой перекатывались желваки мускулов. Анхела почувствовала, как в крови у нее разливается знакомое тепло… как ей хотелось подойти к любимому и размять эти напрягшиеся мышцы! Но вот Клайв вздохнул, обернулся — и молодая женщина похолодела.

Его зеленые глаза полыхали едва сдерживаемым гневом, лицо побледнело, чеканные черты обозначились резче и четче. Он мрачно оглядел Анхелу с головы до ног, поджал губы и отвернулся.

В голове ее зазвенели предупреждающие колокольчики.

— В чем дело? — резко осведомилась она.

— Ни в чем, — отрезал он. И, глухо выдохнув, добавил:

— Дай мне десять минут на то, чтобы привести себя в порядок, и мы поговорим.

— Ловлю тебя на слове, — согласилась она. Молодой женщине не так уж часто доводилось наблюдать темную сторону характера Клайва, но она уже поняла: в такие минуты лучше его не провоцировать, а подождать, пока тот успокоится. Господи, что же такое стряслось? — тревожно гадала Анхела, выходя из спальни. Неприятная встреча? Биржевой крах?