Объяснение в любви

«Мне не нужна действительность», — со вздохом подумала Анхела. Ей отчаянно хотелось вернуть то, что было: вернуть прошлое, со всеми его сомнениями, обманами, иллюзиями…

8

Около двух часов утра Клайв распахнул дверь, ведущую на террасу, и вышел на воздух. Позади осталась смятая постель. За всю ночь молодой человек так и не сомкнул глаз. Без Анхелы кровать казалась жесткой, неуютной, чужой. Так что, запахнувшись в черный халат, Клайв прогулялся на кухню, прихватил из холодильника сэндвич и бутылку красного вина, и отправился на террасу — поразмыслить в одиночестве.

Установив спинку одного из шезлонгов в вертикальное положение, он уселся, вытянул длинные ноги, удовлетворенно вздохнул.

Ночь выдалась жаркая и влажная, однако в сравнении с постелью, в которой нет Анхелы, даже терраса кажется куда предпочтительнее. Собственно, почему бы и не провести здесь остаток ночи?

Или, может, попробовать уговорить Анхелу отпереть дверь? Впрочем, раз уж он прождал так долго, подождет и до рассвета. Клайв устроился поудобнее, пригубил вина, закрыл глаза…

Как здесь спокойно и мирно! И даже по-своему приятно, если не считать жары. Ночь укрыла непроницаемым плащом тьмы все то, о чем Клайву отчаянно не хотелось вспоминать.

Только — вот досада! — тишину нарушил какой-то посторонний звук. Клайв пропустил бы его мимо ушей… вот только звук этот показался на удивление знакомым: так вздыхала во сне его Анхела — томно и тихо.

Клайв открыл глаза и оглянулся.

Она была рядом — меньше чем в десяти футах от него. И спала на боку, спиной к нему. Если бы не светлая обивка шезлонга, Клайв бы ни за что не заметил Анхелу в темноте. Черное платье, облегающее стройную фигурку, четко выделялось на серебристо-сером фоне.

Сердце его на мгновение сбилось с ритма — и застучало вновь, в два раза быстрее. Поднявшись с шезлонга, Клайв отставил бокал, бутылку и тарелку с сэндвичем на соседний столик и босиком неслышно подошел к спящей. Постоял минуту-другую, глядя на Анхелу сверху вниз. Как она трогательна, как беззащитна во сне: ладошку подложила под щеку, беспорядочно разметавшиеся иссиня-черные волосы закрывают лицо…

Опустившись на колени рядом с шезлонгом, Клайв осторожно подобрал длинные шелковистые пряди и перебросил их назад, через плечо. И впервые заметил на щеках Анхелы следы слез…

В груди у него стеснилось. Неужто она плакала здесь, в одиночестве? Неужто плакала из-за него?

Должно быть, каким-то шестым чувством Анхела ощутила его присутствие. Длинные черные ресницы затрепетали, с нежных губ сорвался еле слышный вздох. Глаза открылись, — эти восхитительные, фиалковые, затуманенные сном глаза, — и Анхела нежно улыбнулась ему.

Бывало ли такое, чтобы молодая женщина, пробуждаясь, не встречала его улыбкой? — с тоской подумал Клайв. А в аметистовых глубинах глаз, точно в зеркале, отражается беззаветная любовь. Любовь, всегда любовь. Господи, почему же ему никак не даются эти слова? Не потому ли, что чувства его слишком сильны? Madre de Dios, да он же всегда любил Анхелу — вот только упрямо отказывался признаться в этом даже самому себе!

Тонкие чуткие пальцы коснулись его щеки. Скользнули к бровям, затем проследили линию губ, уже готовых изогнуться в улыбке. Для человека, с детства привыкшего к ласкам, это прикосновение не походило ни на одно другое. Оно заключало в себе величайшее, священнейшее из благословений — ни больше ни меньше.

Ласково сжав между ладонями эти хрупкие пальчики, он поднес нежную кисть к губам. Аметистовые глаза потеплели, а в изумрудно-зеленых вспыхнул знакомый огонек. Они с Анхелой всегда умели превратить самую что ни на есть мимолетную близость в апофеоз любви. Вот почему на протяжении всего знакомства их не оставляло ощущение чуда…

— Привет, — тихо прошептал Клайв. — С чего это ты вздумала здесь заснуть?

Только тогда Анхела с запозданием осознала, где находится. Более того: вспомнила, почему она здесь. Рука отдернулась, улыбка погасла. Отвернувшись, молодая женщина спустила ноги на пол и села прямо, недвусмысленно давая понять, что Клайву ничего не остается, как, в свою очередь, встать и отойти на шаг. Но кто-кто, а Риджмонт отступать не собирался, тем более теперь, когда его и Анхелу разделяли какие-то ничтожные сантиметры. Так что он не сдвинулся с места. Молодая женщина нервно пригладила волосы, явно пытаясь взять себя в руки.

— Который час? — осведомилась она.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Клайв, начиная потихоньку злиться. Какая, к черту разница, который час, в конце-то концов?

— У меня «молния» застряла, — пожаловалась она, так, как если бы это все объясняло.

— А попросить меня помочь — не догадалась? — саркастически осведомился Клайв. Ответом ему был лишь красноречивый взгляд. Вздохнув, он поднялся на ноги. Анхела тоже встала и направилась было к двери, но Клайв удержал ее за плечо.

— Не уходи, mi amor, — взмолился он. — Ты ведь еще не спросила, что здесь делаю я…

Анхела помедлила. Опасливо оглянулась. Клайв горько усмехнулся.

— Без тебя постель холодна и пуста, — признался он, и, заметив, как бессильно поникли ее плечи, глухо добавил:

— Может, вернешься ко мне?

Анхеле отчаянно этого хотелось. Клайв прочел это в ее глазах, — прежде чем она вновь отвела взгляд и покачала головой.

— По-моему, не стоит, — прошептала она.

— Только из-за того, что мы поссорились? — не отступался он. — Так ведь мы то и дело ссоримся. Уж так мы с тобой устроены.

Но на сей раз все по-другому! Это понимали оба: и он, и она.

— Слишком много всего произошло, — вновь качнула головой Анхела.

— Ничего такого, что невозможно было бы уладить, mi corazon, сердце мое, — мягко настаивал Клайв, мысленно давая зарок: если она и в третий раз покачает головой, он перейдет к иным методам убеждения!

— Я не хочу об этом говорить, — прошептала она.

— А я разве предлагал разговоры разговаривать? — многозначительно улыбнулся он.

— Этого я тоже не хочу! — вспыхнула Анхела.

— Я имел в виду только то, что нам обоим не помешает выспаться, — вкрадчиво предположил он, заметив, как напряглись ее плечи. — Так, как нам обоим хочется. Уснуть в нашей постели, в объятиях друг друга… ни больше ни меньше. Как тебе такой вариант, mi amor, хм-мм?

«Что ты натворила?» — горестно упрекала себя Анхела. Она ответила «да», потому что так и не научилась говорить Клайву «нет». Кроме того, она так измучена, так исстрадалась… какая разница, где предаваться горю, рядом с ним или в одиночестве? — неумело оправдалась она.

Так что она коротко кивнула в ответ. И сей же миг сильная рука обвила ее плечи. И прикосновение это заключало в себе такое неизъяснимое блаженство, что она вздохнула, сдалась и придвинулась ближе. Молча направились они через всю террасу к дверям спальни. Клайв не произнес ни слова: он получил, чего хотел, и боялся испортить все каким-нибудь неосторожным замечанием. Анхела же размышляла про себя о том, что ни в коем случае не следовало подпускать Клайва настолько близко… да только где найти силы для сопротивления?

Клайв волен делать с нею, что хочет. И так будет всегда.

Переступив порог спальни, Анхела сразу заметила, что злополучный чемодан и ее вещи бесследно исчезли. В глубине комнаты сиротливо белела смятая кровать.

По-прежнему молча, — словно соблюдая негласные условия этого недолгого перемирия, — они дошли до кровати. Клайв развернул ее спиной к себе и взялся за замочек «молнии». Анхела подобрала волосы и перебросила шелковистую волну через плечо, облегчая ему задачу. В спальне царила темнота — непроглядная, глубокая, как на террасе. Черное платье эффектно облегало стройную фигуру и струилось до полу мягкими складками. «Молнию» заклинило капитально, так что ему потребовалось не меньше пяти минут на то, чтобы вытащить из замочка застрявший уголок ткани. К тому времени, как «молния» послушно скользнула вниз, Анхела перестала дышать — или это ему показалось? Едва обретя свободу, молодая женщина отпрянула в сторону — и принялась стягивать платье сама, не дожидаясь помощи.

Клайв стиснул зубы, с трудом сдержав желание довести эту отрадную для него работу до конца. И, чтобы хоть чем-то себя занять, принялся приводить в порядок смятую постель, устраняя последствия своих ночных метаний. Когда же он снова обернулся, Анхела стояла перед ним без платья, в одном лишь черном кружевном белье, что так восхитительно сочеталось с ее золотистым загаром. И, хотя в темноте судить трудно, ему померещилось, будто молодая женщина краснеет. Клайв нахмурился: никогда еще Анхела его не стеснялась, если не считать того, первого раза, когда они стали любовниками. Тогда, не знай он скандальную предысторию, он мог бы поклясться, что имеет дело с девственницей.

Но худшее было еще впереди. Анхела собиралась лечь в постель как есть, ничего больше не снимая! Почему? Из-за треклятых картин? Из-за его матери? Или сам он виноват в том, что молодая женщина научилась стыдиться того, чем прежде гордилась?

— Нет, — проговорил он. И снова повторил: — Нет, — но на сей раз вкладывая в это коротенькое словечко совсем иной смысл. Первый раз оно прозвучало протестом, второй раз — мольбой.

И, видя, что Анхела колеблется, воспользовался моментом, шагнул к ней и расстегнул замочек лифчика. Черное кружево соскользнуло на пол, открывая взгляду роскошную грудь. Остальное Анхела сняла сама, ни словом не возразив, а затем, все так же молча, забралась под одеяло, старательно пряча лицо.

Стиснув зубы, Клайв сбросил халат и присоединился к ней. Все так же молча он привлек молодую женщину к себе. Анхела устроилась поудобнее, — так, как обычно, — однако незримые барьеры остались.

Клайву отчаянно захотелось нарушить леденящую тишину.

— Я не хочу с тобой воевать, — мягко проговорил он и, рискуя вызвать очередную бурю, зарылся лицом в ее благоуханные волосы.

— Да, — отозвалась она. — И Клайв понял, что и в самом деле не сказал ничего для нее нового. До чего неприятно признавать, что Анхела знает его куда лучше, чем он — ее! — Но это ровным счетом ничего не меняет, — с видимым усилием добавила она.

Что она имеет в виду? Неужто по-прежнему намерена его бросить? Мрачно нахмурившись, Клайв властно положил руку ей на грудь, перебросил ногу через ее бедро, словно предотвращая любую попытку сбежать, и притянул совсем близко, — так, чтобы всем телом ощущать ее близость.

— Засыпай, — тяжко вздохнув, посоветовал он, про себя гадая, как бы заставить себя самого воспользоваться сим мудрым советом. Что за безумие, право слово! Попробуй засни, если только что прошел сквозь такие эмоциональные бури! Попробуй засни, если отголоски этих потрясений в душе еще не утихли!

Попробуй усни, если женщина, покоящаяся в твоих объятиях, недвусмысленно дает понять, что намерена тебя бросить!

Что тут остается делать? Остается лишь привлечь эту женщину к себе — как можно крепче. Остается лишь властно сжать ее в объятиях. И зарыться лицом в шелковистые черные волосы.

Под ладонью его запульсировал тугой сосок, а его собственный отклик, — в том, что касается нижней части тела, — заставил ее поневоле расслабиться и неодолимо потянуться к нему навстречу. Вот его большой палец легонько коснулся соска и принялся неспешно описывать круги вокруг прелестного, оживающего розового бутончика. Пульс ее участился, дыхание сбилось с ритма. Глухо застонав, он припал губами к основанию шеи, упиваясь дурманящим благоуханием разметавшихся прядей.

Анхела развернулась лицом к нему. Глаза их встретились. Взгляд изумрудно-зеленых не оставлял места сомнениям, но молодая женщина все еще пыталась сопротивляться.

— Ты играешь не по правилам! — запротестовала она.

— Благодарю, — отозвался Клайв, словно услышав самый лестный из комплиментов, и припал к ее губам с исступленным, жадным поцелуям, не оставляющим места для споров и пререканий.

То, что последовало за поцелуем, в полной мере подтвердило: их отношения и впрямь — редкий, бесценный дар, от которого просто так не отказываются. его тело напряглось от возбуждения, а ее, напротив, обмякло, растаяло, сделалось воплощением покорной уступчивости.

Анхела прекрасна. Он ее обожает, обожает безоглядно. Ни одна другая женщина не будила в нем чувств настолько глубоких. Он осыпал поцелуями каждый дюйм ее благоуханной, нежной, точно лепестки цветка, кожи, пока, наконец, она не оставила попыток сопротивляться и, беспомощно вздохнув, вступила в игру. Жаркие губы состязались с ласковыми, чуткими пальцами. К тому времени, как Клайв овладел ею, она всецело принадлежала ему; тут сомневаться не приходилось. Он следил, как она близится к апофеозу блаженства; вот она перешагнула через край и рухнула в сверкающую бесконечность; стиснув зубы, напрягая бедра, Клайв длил ее полет, сколько достало сил. И лишь когда Анхела наконец-то открыла глаза и потрясенно глянула на него, Клайв сдался — и вручил ей себя столь же самозабвенно и безоговорочно, как она только что отдавалась ему.

Отныне он больше не принадлежал себе.

Что за неизъяснимое блаженство заключало в себе это мгновение! Сколь отрадно позабыть обо всем, что ему предшествовало, и неспешно погружаться в мягкое облако сна, зная, что с этим бесценным даром — их любовью! — они ни за что не расстанутся.

Прижимаясь щекой к его плечу, ощущая под ладонью ровное биение сердца, Анхела понемногу задремывала, чувствуя себя на вершине счастья.

Но у Клайва еще оставались вопросы. Все сомнения оставили его отныне и навсегда, на смену им вновь пришла несокрушимая уверенность в себе, и на сей раз он не побоялся произнести слова, преследовавшие его весь вечер:

— Расскажи, что тебя связывает с Анхелем Дорадо.

— Ты неисправим! — фыркнула она, резко усаживаясь. Мир и гармония, достигнутые с таким трудом, грозили вновь разлететься на тысячу осколков.

— Я ненавижу тайны, — кротко пояснил он. — А этого человека ты знаешь, любимая, что бы ты уж ни говорила!

Знает? С губ ее сорвался короткий смешок. Ну что ж, устало размышляла Анхела, рассказать ли, или все-таки оставить эту последнюю из тайн при себе?

— Много лет назад моя мать была его любовницей, — призналась молодая женщина, решив-таки утаить часть правды. — Он снял для нее квартирку в Мадриде, постоянно бывал у нее, водил в рестораны и в театры, знакомил с друзьями. На взгляд стороннего наблюдателя, Анхель в ней души не чаял… вот только отчего-то позабыл сообщить, что женат. Узнав об этом, мама с ним рассталась.

— И все это происходило у тебя на глазах? — тихо проговорил Клайв. Проследить направление его мыслей было несложно. На чужих ошибках учатся…

— Я уже была у мамы, да, — чуть слышно ответила молодая женщина, нервно теребя бледно-голубое покрывало. И, вдруг решившись, подняла взгляд:

— Так что сам видишь: сегодня он и впрямь обознался.

— Что ж, стало быть, завтра мы первым делом исправим ошибку.

И до чего же самодовольно это прозвучало!

— Ты что, задумал дать объявление в газеты? Дескать, твоя любовница — вовсе не «Женщина в зеркале»! И ты всерьез считаешь, что тебе поверят?

— Мы можем попробовать.

— А зачем? — устало поинтересовалась она. — Кому от этого будет лучше? Тебе? Твоей матери? Мне? Ты что, не понимаешь? Кто именно позировал для картины, уже неважно! Но во мне люди всегда будут видеть именно эту женщину — эту, и никакую другую! И я не в силах этого изменить! Я похожа на мать как две капли воды! И вполне могла бы оказаться на ее месте! Я такая же, как она — во всем, если не считать имени! И либо ты с этим примиришься, либо нам с тобой останется лишь…

Сильные руки рывком опрокинули ее на спину.

— Заткнись, — скрипнул зубами Клайв. — Я знаю, что ты хочешь сказать, так что лучше заткнись!

— Ты первый начал, — вздохнула она.

— Я начал, я и закончу! — И, верный своему слову, Клайв с новыми силами приступил к обольщению.

На сей раз сближение было яростным, самозабвенным и стремительным, но… секс — это же не панацея от всех бед! Допустим, в постели они идеально подходят друг другу. Но за ее пределами?..

За ее пределами все осталось как есть. Он, Клайв, задался целью восстановить то, что восстановлению не поддается. Ведь Анхела не рассказала ему всей правды про Анхеля Дорадо! Да, она любит Клайва, однако есть в мире тайны, поделиться которыми возможно лишь с тем, кто останется тебе верен несмотря ни на что, а на позорные разоблачения лишь махнет рукой.

И Клайв — не тот человек.

На сей раз, истомленная любовной игрой, Анхела сама не заметила, как погрузилась в сон. А Клайв лежал, не смыкая глаз и задумчиво хмурясь, до самого восхода. А едва в спальню просочился первый, сумеречный свет утра, он, стараясь не потревожить возлюбленную, выбрался из-под одеяла и на цыпочках вышел из комнаты.

Очень скоро он уже мчался в аэропорт. До вылета рейса «Барселона-Лондон» оставалось каких-нибудь три часа. А сам перелет — не из долгих. Клайв рассчитывал переговорить с отцом еще до полудня. Анхела же, проснувшись, обнаружила, что рядом с нею никого нет… а на столе белеет записка.

«Прошу, не пугай меня больше, любимая, — гласило послание. — Будь на месте, когда я вернусь».

«Не пугай… — дважды прочла она. — Будь на месте…»

Как трогают душу эти слова! Но что они значат… помимо того, что Клайву жаль с ней расставаться? Записка эта ровным счетом ничего не решает. И не заглаживает обиду, нанесенную ей, Анхеле, надменной миссис Риджмонт! После вчерашнего публичного унижения она никогда больше не дерзнет появиться в кругу его друзей и гордо бросить им вызов!

Право же, раньше она со стыда умрет! Хотя, попытайся она все объяснить Клайву, тот наверняка не поймет. Небось, подумает, что она снова забрасывает удочку насчет женитьбы. Господь свидетель, одного такого предложения ей больше чем достаточно!

Так что окажется ли она «на месте», когда Клайв вернется?

Как показательная подобная нерешительность! Анхела стояла на распутье. Уйти от Клайва — значит, обречь себя на невыносимую муку. Остаться — значит, обречь себя на невыносимую муку. Остается лишь понять, какой из вариантов сулит меньше боли.

Встав с постели, молодая женщина надела простенькую темно-фиолетовую юбку и вишневый топ и спустилась вниз, расспросить Лусию, не знает ли та, куда делся Клайв.

В конце концов, сегодня же суббота! А по субботам Клайв, как правило, не работает. Он предпочитает выспаться, отдохнуть хорошенько…

Просторную столовую заливало солнце. Услужливая Лусия поставила на стол кофейник, вазочку с нарезанными фруктами и тарелку с тостами. Насчет Клайва она не смогла сказать ничего определенного.

Ноздри защекотал аппетитный аромат тостов, и Анхела вдруг осознала, что со времен вчерашнего обеда у нее крошки во рту не было. Впрочем, голод — проблема не из серьезных, утолить его — пара пустяков.

С замирающим сердцем молодая женщина снова и снова спрашивала себя, куда исчез Клайв. Не он ли угрожал пойти повидаться с Анхелем Дорадо? А еще ему предстоит объясняться с матерью по поводу вчерашнего скандала. Что еще? Призвать к ответу Ренана Бенавенте? Уличить его в обмане и потребовать назад деньги за «Женщину в зеркале»? Список неотложных дел можно было продолжать до бесконечности.

При одной мысли о встрече Клайва с сеньором Дорадо по спине Анхелы пробегали мурашки. Впрочем, негодяй, скорее всего, повторит Клайву то же самое, что вчера поведала она…

Что до объяснений с миссис Риджмонт… здесь результат предсказать сложнее. Все зависит от того, кто из них двоих больше разобижен. В любом случае, беседа будет не из приятных. Кроме того, Анхелу слегка мучила совесть: ведь она стала причиной раздора между матерью и сыном!

Нельзя забывать и про Ренана Бенавенте. Взбалмошный, непредсказуемый Ренан, если загнать его в угол, способен выболтать многое… А ведь художник знает о ней, Анхеле, практически все! Так что и эта встреча внушала Анхеле немалое беспокойство.

И что же ей остается? — спрашивала себя молодая женщина, подливая в чашку кофе. Все эти люди обсуждают ее на все лады, судят и рядят, — так, словно у нее самой права голоса нет? А всего-то и надо, что, глядя Клайву в глаза, рассказать ему всю правду как есть, потом отступить на шаг и посмотреть, что будет!

Наверное, так и надо поступить. Наверное, она и впрямь дождется Клайва — и все ему расскажет.

В дверях снова появилась Лусия.

— В прихожей дожидается некий сеньор Дорадо, сеньорита, — сообщила она. — Он спрашивает, не уделите ли вы ему несколько минут своего времени?

Сеньор Дорадо. Сердце молодой женщины беспомощно сжалось. Кофе вдруг утратило аромат и вкус. Неужто он догадался?.. Нет, откуда бы! — твердо одернула себя Анхела. Небось, зашел расспросить про Росауру. Любопытствует, как там поживает его бывшая любовница — ведь со времен их последней встречи прошло без малого двадцать пять лет!

Ну что ж, она все ему расскажет! Все, как есть! Анхела решительно встала от стола.

— Проводите его в малую гостиную, Лусия, будьте так добры.

Экономка, не привыкшая к подобным церемониям, недоуменно нахмурилась. Лицо Анхелы превратилось в каменную маску. И, благоразумно прикусив язык, Лусия отправилась исполнять поручение.

Снова оставшись в одиночестве, Анхела заставила себя сесть и допить кофе. Вот теперь она готова к встрече, что запоздала на двадцать пять лет!

9

На нем был темный костюм, ослепительно-белая рубашка и темный галстук. Первые свои впечатления от гостя Анхела выразила бы двумя словами: холодный и чопорный. Ничего общего с человеком, изображенном на газетной вырезке, что некогда хранилась у матери. Там он выглядел молодым и энергичным, под стать Клайву.

Но, с другой стороны, та фотография была сделана двадцать лет назад! Возможно, за два десятка лет Клайв с его циничным взглядом на жизнь вполне уподобится Анхелю Дорадо. При этой мысли Анхела внутренне похолодела и обратилась с короткой молитвой к Небесам: Господи, пусть этого не произойдет!

— Доброе утро, сеньор, — церемонно приветствовала она гостя. — Чем обязана?

Анхела держалась любезно и вежливо, делая вид, что ровным счетом ничего не знает о нежданном визитере. Пусть сеньор Дорадо сделает первый шаг… пусть сам себя выдаст.

Здороваться гость не стал. Сощурившись, он оглядел Анхелу снизу вверх, точно некий любопытный музейный экспонат. Нервы молодой женщины напряглись. Лицо сеньора Дорадо казалось отлитым из бронзы, а тонкие губы, по всему судя, давным-давно разучились улыбаться. Еще не зная этого человека, Анхела испытывала к нему подсознательную неприязнь, и, похоже, самые худшие ее предчувствия вполне оправдались.

— Ты — дочка Росауры, — объявил гость наконец, удовольствовавшись осмотром.

— Да, — подтвердила Анхела. — Вы пришли расспросить меня о матери?

Сеньор Дорадо переступил с ноги на ногу. Он явно чувствовал себя до крайности неуютно.

— Si, — неохотно ответил он. — Да… и нет. По твоему ответу я заключаю, что ты обо мне знаешь?

— Да, о ваших отношениях мне известно, — кивнула Анхела, не видя необходимости скрывать очевидное.

Гость цинично сощурился.

— Вплоть до вчерашней нашей встречи я был свято убежден, что на полотнах Ренана Бенавенте изображена твоя мать. Это и неудивительно: ведь о твоем существовании я понятия не имел.

В кои-то веки нашелся человек, правильно проидентифицировавший натурщицу Ренана Бенавенте! А теперь, — что за ирония судьбы! — он вдруг решает, что ошибся и склоняется ко всеобщему мнению!

— Мы были очень похожи, — сдержанно проговорила Анхела. — Нас многие путали.

— «Были»?.. — тут же насторожился гость.

— Мать умерла два года назад, — пояснила молодая женщина.

— Мои соболезнования, — буркнул себе под нос сеньор Дорадо.

— Спасибо, — поблагодарила Анхела. Как официально, как холодно это прозвучало!

Разве в подобной ситуации не полагается испытывать хоть что-нибудь? — спрашивала себя Анхела. Есть же на свете такая вещь, как пресловутый «зов крови»? С запозданием осознав, что она до сих пор стоит в дверях, молодая женщина направилась в гостиную. Настороженно оглядываясь по сторонам, гость проследовал за ней. Интересно, чего он опасается? Что она выхватит из-за корсажа кинжал?

— У тебя даже походка в точности как у Росауры, — отметил тот.

Анхела коротко улыбнулась. Ничего нового она не услышала. Да, она как две капли воды похожа на мать.

— Не желаете ли присесть? — учтиво пригласила она. — Может, выпьете что-нибудь? Кофе или?..

— Я — твой отец, — внезапно рявкнул гость, обрывая собеседницу на полуслове. — Все: точки над i расставлены. Так что с любезностями можно покончить. Чего ты хочешь?

— П-простите? — недоуменно заморгала молодая женщина.

— Ты меня слышала, — нетерпеливо отозвался сеньор Дорадо. — Назови свою цену.

Анхела ушам своим не верила: ей казалось, что она спит и видит дурной сон.

— Но ведь это вы пришли ко мне, сюда, — напомнила она. — Я вовсе не…

— Предупрежден — значит, вооружен, — фыркнул гость. — Я знал, что очень скоро ты заявишься ко мне, и решил опередить тебя. — Он пожал плечами. — Я хочу знать: во сколько мне обойдется твое молчание?

Ее молчание? Анхела недоуменно уставилась на собеседника. Сеньор Дорадо пришел сюда, будучи свято уверен, что она вот-вот начнет его шантажировать?

— Но я вовсе не требую…

— Такие, как ты, всегда требуют!

Дыхание у молодой женщины перехватило. Сколько презрения в его голосе! Сколько презрения в его взгляде! Да этот человек ее всей душой ненавидит! Он совсем не знает дочери, однако загодя счел ее расчетливой интриганкой! «Такие, как она»! Перед мысленным взором Анхелы возникло надменное лицо миссис Риджмонт… все вы, богачи и аристократы, одинаковы!

— Росаура меня надула, обвела вокруг пальца! — прорычал сеньор Дорадо. — Тебе вообще не полагалось появляться на свет.

Интересно, он вообще понимает, что говорит? Анхела внезапно ощутила неодолимый приступ тошноты.

— Вы сочли само собой разумеющимся, что моя мать уедет в Мадрид и сделает аборт? — уточнила молодая женщина. — Только потому, что вам это было на руку?

— Росаура требовала денег, — пояснил сеньор Дорадо. — Я предположил, что эти средства нужны ей для того, чтобы избавиться от… проблемы!

— Проблемой моей матери была не я, а вы! — возмущенно вскричала Анхела. — Деньги ей требовались для того, чтобы не умереть с голоду! Вы бросили ее без гроша в кармане, закрыли банковский счет, даже за квартиру не заплатили!..

— Такова жизнь, знаешь ли, — равнодушно пожал плечами гость. — Со временем ты сама в этом убедишься… когда пробьет и твой час.

Вот как, значит, негодяй обошелся с ее матерью в ходе последнего их разговора! Не поэтому ли несчастная Росаура навсегда утратила самоуважение? Как могла она полюбить такого подонка? Как могла не разглядеть его истинного лица?

— Меня от вас тошнит, — с отвращением проговорила Анхела.

— Вот только не надо мне высокоморальных проповедей, сеньорита! — взорвался гость. — На себя бы посмотрела! Живешь с мужчиной, продалась ему за деньги! — Лицо гостя вновь превратилось в каменную маску, в холодном голосе звенело презрение. — Ты думай, с кем говоришь! А то как бы я сам не объявил всему миру о том, что любовница Клайва Риджмонта — незаконнорожденная дочка Анхеля Дорадо! А пресловутая «Женщина в зеркале» — это ее дешевая потаскушка-мать!

Анхела со всего размаху ударила его по щеке. Это получилось само собою; она просто не сумела сдержаться. И ни малейшего раскаяния по этому поводу не испытала. Отец и дочь стояли лицом к лицу, пепеля друг друга взглядами. Гость схватился рукой за пламенеющую щеку; во взгляде его читалось обещание скорой мести.

— Извольте выйти вон, — отчеканила Анхела.

— Между прочим, это вообще не твой дом, чтобы выгонять меня за порог, — ответствовал гость, язвительно усмехаясь. — Просто назови сумму, и все.

И сеньор Дорадо невозмутимо извлек из внутреннего кармана чековую книжку. Никак, откупиться собрался! Молодая женщина себя не помнила от гнева. И хорошо, что так; в противном случае она бы наверняка разрыдалась.

А гость подумал минуту, взялся за перо — и вписал в нужную строчку весьма внушительную цифру.

— Этого должно хватить, — не без самодовольства проговорил он, вручая чек дочери. Кажется, сеньор Дорадо сам не ожидал от себя подобной щедрости.

Не сводя с отца глаз, Анхела разорвала чек надвое, затем еще раз, и еще, и демонстративно швырнула клочки в мусорную корзинку. А затем, не говоря ни слова, развернулась и вышла из комнаты.

Будь тут Клайв, он бы наверняка одобрил ее поступок. Но Клайва не было. Более того, Анхела вовсе не собиралась его дожидаться. Если собственный отец видит в ней лишь дешевую содержанку, вправе ли она рассчитывать на уважение других людей?

Нужно бежать — и поскорее. Немедленно, сейчас! Пока не вернулся Клайв и не убедил ее в обратном. Что самое печальное, ему это несложно! Одно слово, одно прикосновение, — и она вновь примется ластиться к нему, точно котенок!

Лусия дожидалась в прихожей. Она обеспокоенно хмурилась: возможно, до нее донеслись какие-то обрывки разговора.

— Будьте добры, проводите сеньора Анхеля Дорадо к выходу, — небрежно обронила молодая женщина. И, стремительно пробежав мимо, скрылась за дверями спальни.

В то самое время, как Анхела «знакомилась» со своим отцом, в тиши фамильной библиотеки Клайв объяснялся со своим. Повсюду вокруг красовались бесценные шедевры искусства, — наследие нескольких поколений одержимых коллекционеров. Сама усадьба, если на то пошло, являлась национальным достоянием.

— Мне нужна твоя поддержка, — мрачно заявил Клайв. — Я абсолютно не хочу враждовать с собственными родителями, но, если вы с матерью меня вынудите — что ж, мне придется объявить вам войну! — Слова эти заключали в себе и предупреждение, и угрозу.

— Ты, никак, просишь, чтобы я приструнил твою матушку? — Мистер Риджмонт сардонически усмехнулся. — Извини, сынок, но я слишком болен, — а может быть, слишком мудр, — чтобы брать на себя подобную задачу.

Однако, не мог не отметить про себя Клайв, несмотря на все свои заверения в обратном, отец его явно шел на поправку.