В абвере приуныли, когда копия этого сообщения оказалась на Тирпицзуфер в Берлине, ибо Канарис и его люди знали то, чего, очевидно, не знал Рейнгольд: в высшей степени маловероятно, чтобы торговцу британским электрооборудованием позволили бы поехать в Лиссабон без достаточных на то оснований. Как же Оуэнсу удалось пересечь границу Англии в момент наивысшего кризиса в войне, когда англичане со дня на день ожидали вторжения немцев на острова? Когда Рейнгольд под видом дипломатического курьера летел на юго-запад Европы, он вспомнил свой собственный совет, однажды данный им Оуэнсу в Гамбурге:

«Если когда-нибудь в Англии ты столкнешься с трудностями в своем деле, самое лучшее, что ты можешь сделать, это действовать максимально открыто. Иди в М15 и расскажи все. Это может спасти тебя».

Совет был очень личным и дан профессионалом секретной службы, и Рейнгольд принялся размышлять, уж не воспользовался ли Оуэнс его советом.

Каждый день с 12 по 17 июня, после полудня Оуэнс сидел на террасе одного из самых известных кафе португальской столицы. В руках он держал номер «Таймс» и, как и было условлено, потягивал из стакана лимонный сок. После нескольких пустых дней на него, наконец, вышел португалец, бывший немецким агентом. А спустя несколько часов Оуэнса уже приветствовал сам Рейнгольд. Встреча старых друзей состоялась в квартире, расположенной на одной из тихих улочек португальской столицы.

Когда они остались одни, Рейнгольд спросил: «Как тебе удалось выбраться из Англии? Ты приехал не как обычный путешественник».

Оуэнс согласился. Да, сказал он, сначала он попытался нелегально покинуть страну со стороны Уэльса, договорившись с одним капитаном в Свонси, однако после вторжения немцев во Францию договоренность была расторгнута. Тогда Оуэнс обратился за официальным разрешением на поездку в Португалию, где, как он утверждал, собирался заняться продажей английского электрооборудования. Оуэнса пригласили на беседу к офицеру полиции, который подробно его расспросил. Во время этого разговора Оуэнс сказал, что у него есть дела в Гамбурге, однако заверил Рейнгольда, что не назвал ни настоящих имен, ни адресов своих связников в Гамбурге. Далее Оуэнс сообщил допрашивавшему его офицеру, что у него также есть дела и в Швейцарии и что единственная возможность встретиться со швейцарцами – отправиться в нейтральный Лиссабон. На следующий день, продолжал Оуэнс, его допрашивал уже британский полковник-штабист, который после нескольких возражений, кажется, все-таки поверил Оуэнсу и сказал, что распорядится, чтобы Оуэнсу выдали необходимые проездные документы для поездки в Португалию.

Рейнгольд насмешливо смотрел на Оуэнса, и уэльсец почуял витавший в воздухе холодок недоверия. Он пустился в пространные рассуждения о своей ненависти к Англии и преданности германскому делу, после чего предложил Рейнгольду подробную информацию об аэродромах Военно-воздушных сил Ее Величества в родной стране и взрывающейся авторучке, образцы которой британские летчики уже забросили в оккупированные Германией страны. И наконец достал из портфеля главное – технический отчет о новой британской радарной установке, достаточно малой, чтобы ее можно было установить в кабине двухместного ночного истребителя. К отчету были приложены чертежи для изготовления этого прибора.

Рейнгольд подумал было, каким образом Оуэнс смог заполучить столь секретную информацию, однако, прежде, чем он успел задать хотя бы один вопрос, Оуэнс уже пустился в объяснения.

«У меня теперь новый агент, – сообщил он. – Уэльсец, которого выкинули из авиации за что-то подозрительное – я не понял, за что именно. Он в некотором роде техник и хотел бы рассказать все, что знает, за твердую валюту. Он на самом деле хотел бы приехать в Лиссабон в следующий раз».

Рейнгольд по-прежнему скептически воспринимал то, о чем ему говорил Оуэнс. Трудно поверить, сказал он, что на этой стадии войны из Королевской авиации могли бы выкинуть старшего офицера. Оуэнс объяснил, что он уверен, что уэльсец был коммунистом и из авиации его уволили из-за политической неблагонадежности.

«Он отчаянно нуждается в деньгах, а поскольку вы заключили Пакт с Советским Союзом (Советско-нацистский пакт 1939 года), то он готов все рассказать вам за соответствующую плату».

Рейнгольд не мог избавиться от подозрений. Однако история казалась достаточно правдивой. В абвере были неплохо информированы о деятельности русской секретной службы, и Рейнгольд понимал, что этот новый человек вполне мог быть советским агентом. Решение пришло само собой, и Рейнгольд велел Оуэнсу привезти бывшего летчика в Лиссабон на их следующую встречу. Однако продолжал расспрашивать Оуэнса об этом офицере – майоре авиации Брауне, который якобы раньше работал в техническом отделе министерства авиации в Лондоне. Оуэнс добавил также, что уже заплатил этому человеку из тех денег, что ранее получил от абвера.

Рейнгольд передал Оуэнсу 500 фунтов стерлингов в английских купюрах и предложил вновь встретиться в Лиссабоне в октябре. Конечно, сказал он, возможно, что встреча и не понадобится, поскольку к тому времени вермахт уже вполне может войти в Лондон. В случае такого исхода он пообещал Оуэнсу должность в абвере за его верную службу Германии.

На другой день Рейнгольд улетел обратно в Германию, где специалисты люфтваффе по радарам подтвердили ценность предоставленного Оуэнсом материала.

А через несколько дней Оуэнс вернулся в Соединенное Королевство, и радиосвязь с Гамбургом вновь была восстановлена. Оуэнс продолжал функционировать как главный шпион абвера в Англии и летом 1940 года, когда Гитлер и его штаб уже вовсю были заняты приготовлениями к вторжению в Британию согласно плану операции, известной как «Операция Морской лев».

К концу августа 1940 года Оуэнс получил послание из Гамбурга, в котором Рейнгольд настоятельно приказывал ему приехать в Винчестер и быть рядом с вокзалом в 2.30 дня. Оуэнс был в коричневом костюме и коричневой шляпе, а в руках держал номер газеты «Манчестер гардиан». К нему подошел стройный белокурый молодой человек с голубыми глазами и спросил Оуэнса, не он ли «Доктор Робертс». Оуэнс подтвердил, что да, доктор, и они вместе пошли прочь от вокзала. Блондин представился как «Шмидт» и сказал, что он приехал от герра доктора Рейнгольда. Оуэнс же назвался «Джонни». Рейнгольд сообщил Оуэнсу по радио, что этот молодой человек был одним из двух немецких парашютистов, заброшенных в Англию. Сейчас оба находились в затруднительном положении и нуждались в помощи.

Рейнгольд очень неохотно отправлял это сообщение, ибо оно противоречило основополагающим принципам абвера, как и вообще любой другой секретной службы: не допускать каких-либо контактов между двумя несвязанными между собой шпионскими группами.

Однако первые немецкие парашютисты, сброшенные над Англией, находились в трудном положении и им следовало помочь. Рейнгольд находился в затруднительном положении. Помочь парашютистам мог лишь Оуэнс, и штаб Канариса, пусть неохотно, но дал согласие на встречу.

Парашютистами оказались двадцатишестилетний Ганс Шмидт и чуть более молодой Йорген Бьернсон – датский нацист-фанатик, завербованный абвером после оккупации Дании немцами весной прошлого года. После интенсивного курса обучения у Рейнгольда в Гамбурге их послали в оккупированную Францию, откуда они были отправлены в Англию. Приземлились они неподалеку от Солсбери, однако при приземлении Бьернсон получил серьезную травму ноги.

На следующий день Рейнгольд был встревожен, получив сообщение с просьбой о помощи. Это был ответ на сообщение Оуэнса о встрече со Шмидтом у Винчестерского вокзала. Оба шпиона вновь встретились, как было договорено, и после обычных предосторожностей Оуэнс спросил: «Где ваш раненый друг?»

«Он лежит в лесу, в миле или двух от Солсбери», – ответил парашютист.

Оуэнс сказал, что, возможно, ему удастся договориться с друзьями о том, чтобы присмотреть за вторым парашютистом, однако он сразу предупредил Шмидта, что за ним самим, похоже, следят и потому им опасно встречаться. Оуэнс дал Шмидту адрес близ Солсбери, и они расстались, чтобы в тот же вечер встретиться вновь в доме одного фанатичного уэльского националиста.

На следующее утро Шмидт помог своего другу Бьернсону добраться через поле к главной дороге на окраине Солсбери. Они спрятались за изгородью и ждали, пока не подъехала машина Оуэнса. Бьернсону помогли забраться в машину и отвезли к врачу.

Шмидт никогда больше не видел ни Бьернсона, ни Оуэнса. По словам абверовцев, он подготовил обширный отчет о британских приготовлениях к отражению германского вторжения и других важных событиях, случившихся в последующие годы. Насколько известно, Шмидт оказался одним из немногих немецких шпионов в Англии, которого так никогда и не поймали. Среди его последних донесений Рейнгольду было сообщение о его браке с дочерью английского фермера и о рождении сына.

Что касается Бьернсона, то нет сомнения, что он попал в руки британской службы безопасности, которая почти наверняка следила за Оуэнсом.

Однако и после инцидента с парашютистами Оуэнс продолжал поддерживать связь с абвером в Гамбурге и в сентябре сообщил, что надеется быть в Лиссабоне к концу месяца. Спустя несколько дней в следующем сообщении дата была передвинута на начало октября.

К этому времени в абвере уже очень беспокоились об Оуэнсе, однако Рейнгольду было велено согласиться на встречу в Лиссабоне. Германский офицер, прибывший на встречу, прождал несколько дней – никаких признаков Оуэнса. Абверовец уже отчаялся было увидеть своего британского коллегу, когда услышал, что ожидается прибытие многих английских кораблей. В конце концов, через португальского агента абвера он узнал, что Оуэнс прибыл, но так болен морской болезнью, что не может встать с постели.

Агент отправился навестить Оуэнса, который рассказал ему об ужасном путешествии в конвое судов, из которых первые восемнадцать были потоплены, а оставшиеся разметал по всему морю ужасный шторм.

«А где ваш друг, экс-офицер авиации?» – спросил Рейнгольд.

Оуэнс объяснил, что тот нелегально пересек границу на другом судне, которое, даст бог, избежит встречи с германской подводной лодкой. Оуэнсу практически нечего было сообщить Рейнгольду, и абверовец выразил некоторое недовольство малым количеством информации.

«Вам недостаточно, – парировал Оуэнс, – что я привел вам этого малого из авиации? Он может дать вам совершенно секретную информацию».

У Рейнгольда сложилось впечатление, что дни Оуэнса в качестве абверовского шпиона в Англии сочтены, однако он ничего не сказал.

Через сорок восемь часов в гавань Лиссабона вошло несколько английских кораблей, а еще через несколько часов Оуэнс представил Рейнгольду коренастого смуглого человека лет тридцати.

«Это мистер Браун», – сказал Оуэнс, и Рейнгольд отметил жесткий проницательный взгляд экс-офицера авиации Ее Величества и решил, что у этого малого куда более серьезный характер, нежели у эмоционального уэльского националиста.

Браун подтвердил, что он был командиром эскадрильи технического отдела авиации, и сказал, что в данном случае его интересуют только деньги. Он попросил 250 фунтов стерлингов в месяц за то, что он будет немецким шпионом в Англии, и 2000 фунтов наличными за передачу всех технических секретов, которыми он владеет, германской технической комиссии, которая может проверить его.

Он говорил прямо и открыто: «У вас уже есть информация от меня. Вы знаете ее ценность, и мне нет нужды распространяться об этом дальше».

Рейнгольда проинструктировали в штаб-квартире абвера относительно линии поведения, которой он должен придерживаться в отношении Брауна, и потому он немедленно пригласил «мистера Брауна» отправиться с ним в Германию, где они смогут совершенно свободно обсудить эти вопросы. Рейнгольд дал «честное слово германского офицера», что Браун беспрепятственно вернется в Лиссабон и никто не будет пытаться его удерживать.

Оуэнс был очень рад и хотел сопровождать Брауна в Гамбург. Однако Рейнгольд быстро развеял его иллюзии. Будет достаточно трудно договориться о перевозке одного британского гражданина через оккупированную Европу, чтобы осложнять ситуацию вторым. Оуэнс расстроился чуть не до слез. Он явно не горел желанием возвращаться в Соединенное Королевство и был бы рад провести остаток войны в своих любимых злачных местах Гамбурга.

Браун принял предложение Рейнгольда и почти неделю жил в отеле «Vier Jahreszeiten» в Гамбурге. Его проверили эксперты люфтваффе, специально присланные из Берлина, и хотя Брауна заверили, что он совершенно свободен и может ходить, куда пожелает, агенты абвера следовали за ним по пятам, чтобы узнать, не попытается ли он выйти на связь с каким-нибудь английским шпионом.

Рейнгольд считал Брауна своим гостем и по вечерам водил его в фешенебельные рестораны и частные дома богатых гамбургских торговцев, на которых Браун производил самое благоприятное впечатление.

Как-то раз на вечеринке в баре отеля фрау Рейнгольд заметила крупную камею, которую в виде кольца носил на пальце Браун. Когда она поинтересовалась, что это за камея, Браун открыл ее и показал скрытую в кольце фотографию красивой девушки.

«Это ваша жена?» – спросила фрау Рейнгольд.

«Пока нет», – засмеялся Браун.

Однако Рейнгольд, как профессиональный разведчик, сразу оценил возможности, скрытые в этом кольце – за фотографией мог скрываться шифр. Он встал и попросил позволения отлучиться, чтобы позвонить по телефону, а через некоторое время к их столику подсел старый друг Рейнгольда. Он приказал официанту принести выпивку. Браун выбрал виски – и вскоре начал зевать и в конце концов задремал прямо за столом. Незнакомец быстро снял кольцо с пальца Брауна и исчез. Через два часа он вновь появился за столиком Рейнгольда, и кольцо снова заняло свое место на пальце Брауна. Вскоре Браун проснулся и стал оправдываться за свою неожиданную сонливость, однако Рейнгольд свел дело к шутке, заметив, что шотландское виски в Германии куда крепче, чем у него на родине.

На следующее утро Рейнгольд обнаружил на своем столе увеличенную фотографию оборотной стороны фото, находившегося в кольце Брауна. Она была покрыта бессмысленным набором букв и цифр, похожих на шифр. Через несколько недель криптографам абвера в Берлине удалось прочитать адрес в одной из столиц нейтральных стран, который уже был известен абверу как «почтовый ящик» британских секретных организаций.

Рейнгольда вызвали в Берлин, иКанарисискренне согласился.

Курьер абвера сопровождал Брауна до Мадрида, и во время пересадки на одном из аэродромов Браун исчез, и больше никто и никогда его не видел. Когда весть об этом достигла Оуэнса в Лиссабоне, он был страшно расстроен и умолял абверовского курьера взять его с собой в Германию. Однако строгие приказы, данные Рейнгольдом, гласили, что Оуэнсу ни при каких обстоятельствах не будет позволено отправиться в Третий рейх. И потому через несколько недель Оуэнс вновь передавал по радио сообщения в штаб-квартиру абвера в Гамбурге, в которых, однако, не содержалось ни грамма сколько-нибудь ценной информации. Незадолго до Рождества 1940 года Оуэнс обратился к Рейнгольду с просьбой о деньгах. Проконсультировавшись со штаб-квартирой абвера в Берлине, Рейнгольд отправил Оуэнсу 500 фунтов стерлингов через японское посольство в Лондоне.

Оуэнс продолжал поддерживать связь с Гамбургом, пока весной 1941 года Рейнгольд не получил сообщение, гласившее:

«Помогите, я в опасности».

Абвер не ответил.

Спустя несколько лет одному из бывших старших офицеров абвера, переживших войну, вернувшийся из-за границы агент абвера рассказывал, что в конце войны он встретил в Дартмуре человека, в котором узнал Оуэнса. В послевоенные годы бывшие сотрудники абвера получили по «буш-телеграфу», который по-прежнему связывает их с безумным крылом ИРА в Дублине, сообщение, в котором можно было прочитать:

«Джонни сейчас живет в Ирландии. Он сменил имя».