После первого шквала вопросов относительно личности «Люси», ГРУ больше никогда не предпринимало попыток выяснить у Фута, кто скрывается за псевдонимом «Люси» – случай беспрецедентный в истории советского шпионажа. Некоторые полагали, что к началу июля 1941 года ГРУ в Москве, вероятно, уже знало – из других источников информации, о реальном человеке, информировавшем «Люси». Если Мартин Борман, глава нацистской бюрократии и гитлеровского секретариата, был, как утверждал адмирал Канарис, членом Коммунистической партии, то ответ на этот вопрос лежит на поверхности.
В январе 1943 года немцы были атакованы русскими не только у Сталинграда, но и на нефтяных полях Кавказа, и для советского командования было весьма существенным знать относительную важность двух этих ударов. Точная оценка роли, которую играл «Люси», можно найти в сообщении, отправленном из центра Футу 16 января 1943 года:
«Немедленно дайте первоочередной приоритет разведданным «Люси» и «Вертера», касающимся Кавказского фронта, а также другим важным сообщениям, касающимся Восточного фронта. Это касается и перемещения новых дивизий на Восточный фронт».
Спустя две недели русские выиграли битву у Сталинграда, и Центр сообщал:
«Передайте “Люси” нашу признательность за блестящую работу. Самая последняя информация, полученная от вас, была очень важной и имела огромную ценность».
Однако к началу лета 1944 года, как писал сам Фут позднее, «стервятники принялись кружить над нами». Германская контрразведка, в результате арестов Треппера и «Красной капеллы», вышла на след швейцарской сети. Несколько ранее Фут, по приказу из Москвы, вышел на контакт с русской супружеской парой, жившей на одной из роскошных вилл в Лозанне. Это были старые агенты ГРУ, которые втайне от Москвы еще до войны перешли на службу в абвер. Во время одной из встреч женщина тайно сфотографировала Фута и передала фото в отделение абвера во Франции.
В июне Москва велела Футу, бывшему тогда ответственным за финансы группы, встретить русского курьера и передать ему деньги для агентов, работавших во Франции. Курьер пытался уговорить Фута устроить свидание близ французской границы неподалеку от Женевы. Попытка явно напоминала похищение, о чем Фут не замедлил предупредить Москву. Через несколько дней ГРУ подтвердило, что настоящий курьер был схвачен немцами, а его место занял человек из абвера. Позднее Фут узнал, что во время его следующего визита на виллу в Лозанне была предпринята еще одна попытка похитить его, поскольку немцы были уверены, что именно он стоит во главе швейцарской сети.
Вскоре после этих событий абвер также напал на след Радо, воспользовавшись как невезением, так и крайне неосторожным поведением последнего. Вопреки строжайшим запретам ГРУ, Радо завел страстный роман с молодой швейцарской девушкой, которая была второстепенным членом шпионской группы и действовала под псевдонимом «Рози». И как-то раз, когда они вместе обедали в одном из женевских ресторанов, их заметил бывший сотрудник ГРУ, перешедший на службу в абвер.
Фут предупредил Москву, что и он сам, и Радо скомпрометированы. Однако единственно, что имело значение для русских, это чтобы ничто не мешало свободному прохождению потока информации, получаемой от «Люси», и потому «директор» в Москве приказал Футу порвать все связи с Радо, а Радо в свою очередь было велено вывести Фута непосредственно на связь с «предохранителем» «Сисси», который забирал материалы у «Тейлора» для передачи их Росслеру. Отныне, вместо того, чтобы передавать информацию через Радо, «Сисси» следовало вручать ее непосредственно Футу.
Однако Радо не собирался выпускать из своих рук информацию, поставляемую «Люси». На самом деле приказ Москвы означал, что Фут и формально, и фактически становился главой швейцарской сети. Радо же никогда не любил Фута, равно как и не доверял ему. Он был уверен, что Фут является сотрудником британской разведки.
Более того, Фут был казначеем сети, и если он непосредственно выйдет на связь с «Сисси», то непременно вскроется тот факт, что Радо присваивал казенные деньги.
Германская контрразведка пришла к выводу, что «Рози» – самое слабое звено в организации, а потому в Женеву был отправлен красивый блондин, агент абвера, который постарался познакомиться с девушкой. Вскоре она влюбилась в него без памяти и бросила Радо, став любовницей красивого немца.
Независимо от этих событий, у швейцарской Bundespolizei, отвечающей за контрразведку, возникли свои подозрения. Около года назад радист женевского аэропорта случайно услышал, как мощный радиопередатчик работает в эфире. Радист записал длину волны и позывные и сообщил об этом представителям армии и полиции. А вскоре швейцарские пеленгаторные установки засекли и вторую станцию, работавшую на той же волне. Это был запасной радиопередатчик, установленный у Радо в Женеве. Однако только тогда, когда абвер заподозрил наличие советской шпионской сети в Женеве, швейцарская полиция стала предпринимать активные действия. И результаты не замедлили сказаться.
В начале октября Фут случайно прочел в газете, что в Женеве обнаружен тайный радиопередатчик. На следующий день Радо воспользовался беспрецедентным и строжайше запрещенным способом встречи – приехал к Футу в Лозанну. На встрече Радо сообщил, что арестованы несколько второстепенных агентов его сети, а также захвачен радиопередатчик.
Фут немедленно поставил об этом в известность Москву. Центр был обеспокоен, однако приказал не прерывать передачи материалов, полученных от «Люси». А вскоре последовал захват второго передатчика в Женеве и арест радиста.
Радо ушел в подполье. Он по-прежнему отказывался вывести Фута на прямой контакт с «Сисси». Вопреки всем инструкциям ГРУ, регламентирующим правила безопасности, он регулярно подвергал риску себя и других, встречаясь с Футом, чтобы передать ему информацию от «Люси».
Через надзирателя женевской тюрьмы Футу удалось связаться с одним из арестованных шпионов, и тот предупредил Фута, что швейцарцам известно о существовании еще одного передатчика в Лозанне и что пеленгаторные установки охотятся за ним. Фут подозревал, что швейцарцы знают, кто он такой, поскольку швейцарской контрразведке «Виро», благодаря неосторожности и беспечности Радо, удалось захватить архивы сети. И вновь Фут сообщает в Москву о своих опасениях. И снова Центр отвечает, что информация, получаемая от «Люси», столь важна для Москвы, что Фут должен пойти на любой риск, чтобы обеспечить ее передачу. Чтобы уменьшить опасность провала, Футу было сказано передавать только материал, получаемый от «Люси».
В ночь с 19 на 20 ноября 1943 года, когда Фут только что закончил передачу очередного, на этот раз короткого, сообщения от «Люси» в Москву, раздался громкий стук в дверь, и через мгновение полиция ворвалась в дом. Футу, однако, удалось сжечь документы с помощью горючего, которое он держал под рукой для этих целей, а также вывести из строя передатчик.
Следователи из швейцарской контрразведки внимательно изучали документы, захваченные ими в доме одного из арестованных шпионов. Среди материалов, переданных «Люси», которые, кстати, Радо обязан был уничтожить, они обнаружили подробное описание нового оружия, производимого на заводе Эрликон близ Цюриха. А это означало, что сеть Радо ШПИОНИЛА ЗА ШВЕЙЦАРИЕЙ, что, естественно, сразу же сказалось на интенсивности действий полиции.
Перепроверка материалов по Эрликону в конце концов привела к Росслеру, который к этому времени, независимо от его работы на «Бюро Ха», возглавлял группы военных экспертов швейцарского генерального штаба. Дальнейшая проверка показала, что отчет об Эрликоне был напечатан на той же машинке, которой пользовались эксперты генерального штаба.
В начале 1944 года Росслер был арестован вместе с офицером из «Бюро Ха». Швейцарскому генеральному штабу потребовалось три месяца, чтобы вырвать Росслера из когтей контрразведки. Оказавшись на свободе, Росслер старательно собрал все сообщения, поступившие из Берлина в его отсутствие. Он продолжал собирать материалы, полученные от «Люси», хотя у него не было никакой возможности передать их в Москву.
Фут просидел в тюрьме до 1944 года, и лишь осенью его самолетом переправили в Москву. Радо тоже находился на том же самолете, однако ухитрился сбежать в Каире. Нет сомнения, что позднее он был арестован и отправлен в Россию отбывать наказание. Однако летом 1952 года коммунистические источники сообщили автору, что Радо служит профессором географии в Будапеште.
В октябре 1945 года, после окончания войны, Росслер вместе с другими членами своей сети предстал перед швейцарским военным судом. Он был признан виновным, однако никакого приговора не получил, поскольку суд пришел к выводу, что «ОБВИНЯЕМЫЙ СЛУЖИЛ НА БЛАГО ШВЕЙЦАРИИ»!
Фута же интенсивно допрашивали в России, поскольку поначалу русские решили, что это он, а не Радо, виновен в разгроме сети. В конце следствия выяснилось, что Фут ни в чем не виновен, и тогда он получил новое назначение – на этот раз в Южную Америку.
2 августа 1947 года Александр Фут перешел через Бранденбургские ворота из советского сектора Берлина в британский и сказал, что желает видеть представителя британской секретной службы. Он вернулся в Объединенное Королевство и, проработав несколько лет в правительственной организации, умер.
Здесь, кажется, вполне можно было поставить точку в истории Рудольфа Росслера по кличке «Люси».
Однако в начале 1947 года его старый знакомый «Дядя Том», закадычный друг Росслера еще со времен совместной работы в «Бюро Ха», навестил Росслера в Люцерне. На этот раз «Дядя Том» пользовался своим собственным именем – полковник Седлачек. Ныне он был чешским военным атташе в Берне. Он приехал посмотреть, не сможет ли он уговорить Росслера поставлять информацию для чешской секретной службы.
Росслер и его друг доктор Шнипер были рады вновь увидеть своего старого знакомого. Издательство «Вита Нова» переживало финансовые трудности, ибо в связи с постепенным возобновлением нормальной издательской деятельности в Западной Германии положение фирмы Росслера, как одного из немногих либеральных немецкоязычных издательств, пошатнулось. Он нуждался в деньгах.
Росслер и Шнипер приняли предложение Седлачека, и на протяжении последующих шести лет они были составной частью одной из ключевых шпионских групп, работавших на разведывательные службы стран Восточного блока на территории стран Западной Европы.
На протяжении всех этих лет Росслер и Шнипер отправили в Прагу около ста пятидесяти длинных сообщений. В обмен они получили где-то от трех до четырех тысяч фунтов стерлингов, большая часть из которых досталась Росслеру. Почти вся информация отправлялась в виде микропленок, спрятанных в продуктовых посылках, отправляемых на адреса подставных лиц в Германию. Шнипер совершил множество поездок в Прагу в качестве представителя швейцарской благотворительной организации. На протяжении всего этого периода высокопоставленные информаторы Росслера в Германии по-прежнему продолжали снабжать его информацией, содержащей секреты не только новой Боннской республики, но и всех трех западных держав-победительниц.
В декабре 1952 года Росслер отправил один из своих отчетов в обычной продуктовой посылке по некоему адресу в Дюссельдорфе. На посылке в качестве отправителя был указан вымышленный «Герман Шварц из Цюриха». По некоторым причинам германская федеральная почтовая служба не смогла доставить посылку и вернула ее в Швейцарию. При этом выяснилось, что никакого Шварца по указанному адресу в Цюрихе нет, и тогда швейцарская почта вскрыла посылку, чтобы, возможно, внутри попытаться найти следы получателя. Адреса не нашли, но в банке меда обнаружили пленку с микрофильмом, содержавшим совершенно секретную информацию о британских королевских военно-воздушных силах, базировавшихся на севере Германии, отчет об операциях американской авиации, находившейся на базах в Объединенном Королевстве, информация об уровне американской военной мощи в Корее, а также планы военных приготовлений Запада на Рейне.
Немедленно последовал арест Росслера и Шнипера. Их обвинили в нарушении того раздела швейцарского уголовного кодекса, где говорится о швейцарском нейтралитете. В суде Росслер доказывал, что в его отчетах содержалось не больше секретной информации, чем может добыть любой иностранный корреспондент, читая открытую прессу. Он предъявил фантастический список, состоявший из 20 000 наименований статей, чтобы подтвердить свое утверждение. Однако вряд ли это хоть как-то могло бы объяснить наличие микрофильма в банке с медом.
И Росслер, и Шнипер были признаны виновными и приговорены к годичному тюремному заключению.
Росслер, как иностранец, подлежал депортации из Швейцарии, однако он заявил протест, и суд в последовавшем решении указал, что нельзя настаивать на депортации «из-за огромных заслуг Росслера перед Швейцарией в военное время и из-за того серьезного положения, в котором может оказаться Росслер, как лицо без гражданства, в случае, ежели распоряжение о депортации будет вынесено».
Рудольф Росслер умер в Люцерне несколько лет назад.
ГЛАВА 11
«ЦИЦЕРОН»
Это рассказ о самом удачливом немецком агенте времен Второй мировой войны, который в то же время был самым неудачливым шпионом в современной истории. Благодаря соединению нацистской тупости с нацистским же двуличием «Цицерон» мало чего добился и для своих немецких хозяев, и для себя.
Его самый большой успех, один из наиболее смелых в истории шпионажа, был фактически сведен на нет. Причины таковы:
1. Из-за личной вражды между нацистским министром иностранных дел Риббентропом и шефом германской секретной полиции Кальтенбруннером, которая подрывала почти все попытки использовать в полной мере сенсационное проникновение «Цицерона» в британские секреты.
2. Большая часть нацистских выплат «Цицерону» – около 250 000 фунтов стерлингов – была произведена поддельными банкнотами Банка Англии, изготовленными нацистами.
«Цицерон» – это псевдоним, под которым нацисты числили личного слугу сэра Хью Кнетчбулл-Хьюгессена – посла Великобритании в Турции в годы Второй мировой войны. На протяжении шести месяцев в 1943 – 1944 годах «Цицерон» крал у посла совершенно секретные британские документы и продавал их немцам. Его настоящее имя было Элиса Базна, и не было у него ни опыта, ни умения, чтобы стать настоящим мастером шпионажа. Скорее, нацистским агентом он стал до некоторой степени случайно.
По словам его непосредственного начальника в Анкаре тех дней, сотрудника австрийской СД (нацистская служба безопасности) Людвига Мойиша, впервые «Цицерон» появился в резиденции первого секретаря германского посольства Альберта Йенке 26 октября 1943 года. Его провели к атташе секретной полиции Мойишу, которому «Цицерон» и предложил совершенно секретные документы из расположенного неподалеку британского посольства за 20 000 фунтов стерлингов наличными.
Широко разрекламированная версия самого «Цицерона» заставляет усомниться в словах полицейского атташе. Конечно же, немцы его знали и раньше, ибо незадолго до этого он служил личным шофером у Йенке, однако был уволен, поскольку «действительно сунул нос в их личные бумаги и даже сфотографировал некоторые из них». После этого, по его собственным словам, «Цицерон» и решил стать шпионом. Он откликнулся на весьма кстати появившееся объявление в турецкой газете, в котором говорилось, что первому секретарю британского посольства требуется шофер.
«Цицерон» не упомянул о том, что после того, как он был пойман на шпионаже за Йенке (для кого?), его просто поставили перед выбором: или понести наказание, или стать немецким шпионом. И потому вполне возможно, что «Цицерон» был нацистским агентом в британском посольстве.
Факт, что «Цицерон» согласился на зарплату в сто фунтов стерлингов – самую низкую из всех, получаемых им впоследствии за работу в британском посольстве. На собеседовании в английском посольстве он объяснил, что родился на территории нынешней Югославии, однако еще ребенком был увезен в Турцию. Он-де может говорить по-турецки, по-французски, немного по-немецки и гречески, а также читает и понимает по-английски, однако испытывает трудности при разговоре.
Похоже, что служба безопасности британского посольства на пятом году войны несколько небрежно относилась к своим обязанностям. Ведь одного факта, что человек некоторое время работал в германском посольстве, было достаточно, чтобы возбудить подозрения. Однако никаких проверок не проводилось, и летом 1943 года «Цицерон» был принят на должность личного шофера первого секретаря британского посольства. По его собственному признанию, по прошествии очень небольшого отрезка времени он уже начал читать папки с секретными бумагами, которые первый секретарь приносил домой, чтобы заняться ими вечером.
Однако «Цицерон» быстро понял, что если он хочет быть настоящим шпионом, он должен проникнуть непосредственно в британское посольство. Осенью 1943 года у него «появился шанс, который нельзя было упустить». Он узнал, что британскому послу нужен личный слуга. Имея опыт работы у Йенке в той же должности, «Цицерон» считал, что у него достаточная квалификация для того, чтобы стать «джентльменом у джентльмена».
«Цицерон» был человек изобретательный. Он с растущим интересом наблюдал за очаровательной няней, служившей в семье первого секретаря, Марой, которая недавно пережила неудачный любовный роман. Он намекнул тоскующей Маре, что влюбился в нее. И даже пошел дальше, рассказав, что у него есть жена, с которой он давно не живет, и четверо детей, и что он считает, что лучше ему уйти с этой работы шофера первого секретаря, чтобы избежать большого несчастья. Мара, которая не возражала против ухаживаний «Цицерона», запротестовала. Зачем уходить? Он лукаво высказал предположение, что, возможно, неплохо было бы, если бы он сумел стать слугой у посла. Тогда они смогли бы и дальше встречаться, однако не работать в одном и том же доме. Он высказал предположение, что она могла бы замолвить о нем словечко перед своей хозяйкой. Мара так и сделала.
Во второй половине октября «Цицерона» пригласили на разговор к сэру Хью Кнетчбуллу-Хьюгессену. Сэр Хью был сама любезность. Задав несколько вопросов, он сказал «Цицерону», что тот принят и может немедленно приступать к работе. Затем, игнорируя присутствие «Цицерона», посол продолжил обсуждение с первым секретарем важных депеш, только что поступивших из Лондона.
В тот вечер «Цицерон» увидел, как первый секретарь взял из посольства только что поступившие документы, чтобы заняться ими дома. Однако у первого секретаря на вечер была назначена какая-то встреча. И через несколько часов «Цицерон» сфотографировал документы «лейкой», одолженной у знакомых. Первый же документ показал, что риск его был оправдан: в нем приводились подробные цифры о поставках материалов из Соединенных Штатов в Россию в первые два года после заключения соглашения о ленд-лизе. Второй документ оказался протоколом первой встречи конференции министров иностранных дел союзников, которую Молотов, Иден и Корделл Холл провели в Москве.
«Цицерон» обдумал следующий шаг. Он решил подождать следующего утра, когда он переедет в британское посольство. Он обнаружил, что хотя секретные документы надежно охранялись в канцелярии посольства, каждый вечер посол тоже брал самые важные телеграммы, депеши и меморандумы в свою спальню в закрытом портфеле министерства иностранных дел. Поздно вечером или рано утром посол знакомился с этими совершенно секретными документами в постели.
Все, что «Цицерону» было нужно, – это ключ к портфелю сэра Хью. И через несколько дней ему необыкновенно повезло. Сэр Хью, прекрасно сознающий важность этих ключей, обычно носил их в кармане своего халата. Но однажды утром случайно оставил их на прикроватном столике. «Цицерон» не зевал и успел с помощью воска снять слепок с ключей до того, как посол вернулся за ними.
Через несколько часов у «Цицерона» уже были дубликаты всех ключей, и с этого момента он начал систематически шпионить за англичанами. Почти каждый вечер он брал английские документы с грифом «секретно», фотографировал их и возвращал на место, не вызывая у посла ни малейших подозрений относительно того, что происходит. К концу октября у «Цицерона» было уже более пятидесяти фотографий секретных британских телеграмм, меморандумов и депеш, касающихся многих аспектов войны. 26 октября он вышел на контакт с немцами.
Был ли атташе тайной полиции Мойиш так удивлен этим, как он об этом говорил позднее, вопрос открытый, однако нет сомнений, что его поразила сумма, запрошенная «Цицероном» – 20 000 фунтов стерлингов наличными. Мойиш стал было возражать. «Цицерон» тут же прекратил торговлю и показал пальцем на расположенное поблизости советское посольство. Русские были бы только рады заплатить ему любую цену, чтобы иметь возможность читать секретные английские документы.
«Цицерон» принял уверения Мойиша, что деньги могут быть выплачены только по распоряжению Берлина, и новая встреча была назначена через четыре дня у сторожки в саду германского посольства. Роль шпиона необыкновенно понравилась «Цицерону».
На следующее утро послу фон Папену рассказали о предложении «Цицерона». Он немедленно отправил сообщение нацистскому министру иностранных дел фон Риббентропу, кратко извещая, что слуга британского посла предложил секретные английские документы за 20 000 фунтов стерлингов. В дальнейшем за каждую пленку нужно будет платить по 15 000 фунтов стерлингов. Фон Папен запросил инструкций. Риббентропу понадобилось три дня, чтобы ответить. И вскоре фон Папен получил указание согласиться… «приняв все меры предосторожности». В сообщении также говорилось, что через несколько часов прибудет курьер с 20 000 фунтов стерлингов.
На следующий вечер «Цицерон» проскользнул в сад германского посольства. Мойиш ждал его. «Цицерон» передал ему две пленки микрофильмов и потребовал деньги. Однако немцы – осторожная нация, и Мойиш сначала пересчитал банкноты на глазах у «Цицерона», а потом сказал, что не может отдать деньги, пока пленки не будут проявлены. «Цицерон» принял условие. В темной комнате посольского подвала уже ждал фотограф, и вскоре Мойиш получил первые снимки британских документов. Они были подлинными, исполненными в характерном английском стиле британской дипломатической службы: «От государственного секретаря – Е.П. Послу, Ангора». Никто, кроме англичан, не пользовался этим устаревшим, англизированным названием Анкары!
Мойиш поднялся наверх и молча протянул «Цицерону» 20 000 фунтов стерлингов. «Цицерон» беспечно взял их. И выходя из германского посольства, он лишь прошептал: «Завтра в это же время».
В ту ночь немцы проявили все пленки, полученные от «Цицерона», и утром Мойиш держал в руках более пятидесяти совершенно секретных английских документов, ни один из которых не был более чем двухнедельной давности. Большую часть из них составляли телеграммы из министерства иностранных дел в Лондоне в английское посольство в Анкаре. Самыми сенсационными оказались телеграммы, которыми обменивались Лондон, Вашингтон и Москва по вопросам отношений союзников.
Однако самой неожиданной для немецких дипломатов в Анкаре оказалась телеграмма, вскрывающая степень проникновения авиации Его Величества на территорию официально нейтральной Турции. До этого момента немцам почти ничего не было известно по этому вопросу.
Когда фон Папен сам прочитал британские документы, он мог лишь пробормотать: «Фантастика… невероятно», и отдал приказ проверить всех слуг-турок, работавших в германском посольстве.
В тот же день, в десять часов вечера «Цицерон» снова вошел в сад германского посольства. Пользуясь другими ключами, дубликаты которых у него были, он начал фотографировать документы из красного ящика, хранившегося в кабинете английского посла, и подготовил еще один ролик микрофильма. Мойиш смущенно признался, что у него не хватает денег, чтобы заплатить за фильм – Берлин больше ничего не присылал. Однако «Цицерон» не стал делать проблему из такой мелочи: германский кредит – дело хорошее, заверил он Мойиша. Пусть Мойиш подготовит 30 000 фунтов стерлингов, когда он принесет ему следующую пленку.
На этот раз содержание британских документов оказалось еще более сенсационным. В одной из телеграмм говорилось о серьезных трудностях в отношениях с русскими на конференции министров иностранных дел в Москве, о чем Уинстон Черчилль сообщил лишь на закрытом заседании Палаты общин.
Сразу, как только документы, переданные «Цицероном», были проявлены, они были в закодированном виде отправлены в Берлин. Фотографии же последовали обычным дипломатическим багажом. И едва они достигли нацистской столицы, как фон Папен и Мойиш были засыпаны вопросами. Все мыслимые организации в Берлине, от министерства иностранных дел до офиса шефа безопасности рейха, к которому относился по службе Мойиш, желали получить ответы на множество вопросов. Как удалось «Цицерону» сфотографировать эти документы? Как он получает эти документы? Есть ли у него помощник?
Чаще всего встречался вопрос: «Требуем точной информации, кто такой «Цицерон». В Берлине было известно, что он – слуга британского посла. В конце концов раздраженный Мойиш предложил, что он отправится сам в британское посольство и все узнает, если ему позволят сделать это! Вопрос отпал сам собой.
В Берлине фон Риббентроп был уверен, что вся эта история с «Цицероном» – не более, чем британская ловушка. И хотя он всячески старался продемонстрировать свое презрение к англичанам, но сам жил в постоянном страхе, что англичане его обманут. Он категорически отказался поверить в подлинность «цицероновских» документов, как отказался и пользоваться этими документами в работе.
В конце концов Мойиш получил приказ вылететь в Берлин и доложить о деле. Полет проходил с посадкой в Софии, Болгария, куда шеф Мойиша, Кальтенбруннер, прислал за ним личный самолет. Кальтенбруннер спорил с Риббентропом относительно подлинности документов «Цицерона» и был полон решимости заполучить все факты о деле «Цицерона» раньше Риббентропа. Поэтому Мойиша сразу после прибытия в Берлин доставили в личный офис Кальтенбруннера, где его ждала группа гестаповских специалистов, занимавшихся изучением британских документов. Они подробно расспрашивали Мойиша относительно того, не может ли «Цицерон» быть двойным агентом англичан, на что Мойиш мог лишь ответить, что на документах есть все признаки, подтверждающие их подлинность.
Кальтенбруннер прямо признал, что использование информации от «Цицерона» оказалось фактически невозможным из-за противодействия Риббентропа. Министр иностранных дел был уверен, что все это дело – британская уловка, однако это не помешало ему убеждать Гитлера поверить ему!
Один важный результат все же был получен. Абверовские станции радиослежения в течение долгого времени как обычно записывали на пленку все передачи британского министерства иностранных дел, хотя и не могли их расшифровать и прочитать. Телеграммы, добытые «Цицероном», показывали время передач, дату, а также другие служебные пометки, принятые у англичан, и пользуясь ими, немцы смогли сопоставить тексты радиоперехватов, записанных на пленку, с текстами телеграмм, и в результате им удалось расшифровать один из главных британских шифров.
Как и положено, Мойиш предстал перед нацистским министром иностранных дел. У него еще раньше бывали расхождения с Риббентропом, и потому прием его ожидал весьма прохладный. Отношение Риббентропа к этому делу выразилось в его фразе: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой». Он велел Мойишу остаться в Берлине. И в то время как «Цицерон» безуспешно пытался связаться со своим единственным знакомым контактом среди немцев, Мойиш две недели просидел в Берлине, пока 22 ноября 1943 года ему, наконец, не разрешили вернуться в Анкару.
В тот день американский президент Рузвельт прибыл в Каир для встречи с Черчиллем и китайским генералиссимусом Чан Кайши. За этой встречей через две недели последовала историческая конференция в Тегеране с участием Рузвельта, Черчилля и Сталина. Позднее «Цицерон» сообщил немцам подробности этой встречи.
Как только Мойиш добрался до Анкары, секретарь доложил, что ему неоднократно звонил какой-то таинственный незнакомец, которому срочно необходимо было встретиться с полицейским атташе. Вскоре действительно последовал звонок от «Цицерона». Перед отъездом в Берлин Мойиш передал ему 15 000 фунтов стерлингов за полученный микрофильм. В Берлине Кальтенбруннер заверил Мойиша, что 200 000 фунтов стерлингов будут высланы ему в Анкару, и потому он может продолжить платить «Цицерону» за микропленки.
«Цицерон» подготовил еще одну пленку с секретными британским документами и спросил Мойиша, не окажет ли тот ему услугу: из тех 15 000 фунтов стерлингов, что причитались ему за пленку, пять тысяч «Цицерон» желал бы получить в американских долларах. Мойиш с радостью согласился со шпионом. На следующий день, взяв пять тысяч фунтов стерлингов из двухсот тысяч, полученных от Кальтенбруннера, он приобрел на них доллары, которые вечером передал «Цицерону».
Однако спустя некоторое время управляющий банком, услугами которого пользовалось германское посольство в Анкаре, позвонил в посольство и в состоянии крайнего волнения поведал следующее: те пять тысяч фунтов стерлингов, который Мойиш уплатил за доллары, банк продал швейцарскому покупателю. Вскоре деньги оказались в Лондоне, где Банк Англии заявил, что БАНКНОТЫ ПОДДЕЛЬНЫЕ. Мойиш телеграфировал в Берлин. Последовал возмущенный ответ: банкноты подлинные, однако Мойишу БЫЛО ПРЕДЛОЖЕНО КОМПЕНСИРОВАТЬ ТУРЕЦКОМУ БАНКУ ЭТИ ДЕНЬГИ, ВЗЯВ НУЖНУЮ СУММУ ИЗ ДРУГИХ ФОНДОВ ПОСОЛЬСТВА. Полицейский атташе был озадачен, «Цицерон» же по-прежнему ни о чем не подозревал.
До самого декабря, ставшего для «Цицерона» «звездным» месяцем, он почти каждый вечер встречался с Мойишем. К этому времени «Цицерон» превратился в своего рода постоянного курьера, доставлявшего самые последние телеграммы английского министерства иностранных дел из британского посольства в германское. Однако в интересах безопасности «Цицерон» больше не ходил сам в германское посольство. Мойиш приобрел «опель адмирал» с гражданскими номерами и каждый вечер подбирал «Цицерона» в разных, заранее оговоренных местах Анкары. Сидя на заднем сиденье, «Цицерон» в темноте машины передавал ролики микрофильма человеку из СД, который взамен давал ему деньги – обычно в однофунтовых банкнотах. «Цицерон» заверил Мойиша, хотя он и притворялся перед немцами, что не знает английского, что документы все – первостепенной важности. И так оно и было.