Хакон. Наследство

И был он наречен Хакон Хаконарсон[41].

Немногочисленные обитатели усадьбы Транда поклялись молчать о новорожденном, и целый год все было спокойно, хотя семейство, конечно, по возможности старалось избегать посторонних визитеров. Не всегда это было легко, но кое-как удавалось. Если кто приходил, Инга с младенцем прятались. Священник Транд вел свои дела в Хеггене и наказывал всем искать его там.

И вот пришла весть, что новый король Инги Бардарсон и Хакон Бешеный прибыли в Борг с военным отрядом. Тогда Инга и священник Транд отправились за советом к почтенному высокородному человеку по имени Эрленд. Отправились на лодке вдоль берегов Скаумланда, мимо Осена, до самого Хусабю. Господин Эрленд был рыцарем и род свой вел от деда Сигурда Рта по матери – Гутторма Седой Бороды, а значит, приходился королевскому сыну дальним родичем, по этой причине они и рискнули ему довериться. Поместье Хусабю было большое, и Транд не вполне рассчитывал, что знатный господин Эрленд пожелает принять таких простых, неприметных людей, как они, однако господин Эрленд приятно их удивил: сам тотчас вышел на крыльцо и пригласил их в дом. Усадив гостей у; огня, он сказал:

– Как я погляжу, священник Транд, тут с тобою Инга из Вартейга. Помню, помню тебя, красавица, с минувшей весны, когда у нас гостил король Хакон. И отца твоего помню – хороший был человек. – Седовласый господин Эрленд приветливо посмотрел на них. И вдруг спросил: – Как поживает королевский сынок?

Инга и Транд испуганно вздрогнули: впервые эти слова были произнесены вслух. Откуда господину Эрленду известно о рождении ребенка? А он, словно прочитав их мысли, продолжал:

– Земля слухом полнится. Потому-то я был уверен, что рано или поздно вы придете ко мне. Как я понимаю, вы благоразумно старались держать это в секрете – баглеры опять зашевелились. Но раз уж слух добрался до такого медвежьего угла, как Хусабю, скольким же людям ведомо об этом!

Инга подробно рассказала о беседе, которая состоялась у короля Хакона с Петером Стёйпером и Дагфинном Бондом, и о том, что этим двоим велено было передать слова короля Хакона Инги Бардарсону, теперешнему королю. Стало быть, король Инги знает о ребенке. Священник Транд вмешался в разговор, попросив совета у господина Эрленда. Может, стоит отправиться с ребенком в Борг, к королю Инги и Хакону Бешеному? Старик покачал головой.

– Ни Петера Стёйпера, ни Дагфинна Бонда в Борге нет, а король Инги уже отплыл на север, в Нидарос. Там сейчас один Хакон Бешеный.

– Король Хакон предостерегал нас от Хакона Бешеного. Такому человеку я не могу доверить ребенка. Тем более королевского сына, – сказала Инга.

– Баглеры столь же опасны для этого ребенка, – сказал господин Эрленд. – Хакон Бешеный в скором времени тоже уедет, потому что Вальдамар Победитель[42] послал баглерам из Дании денежную помощь. Они думают, что после убийства короля Хакона королевская власть опять ослабела, и скоро нанесут удар по всему Викену.

– А ты уверен, что баглеры станут замышлять дурное против младенца? – помедлив спросила Инга. – У них ведь много других дел.

– Его дед, король Сверрир, был заклятым врагом баглеров, а не так давно отец ребенка, король Хакон, разгромил Хельгё и насадил на кол голову баглерского короля. У баглеров теперь новый король, Эрлинг Стейнвегг, Не сомневайся, у него множество поводов замышлять дурное против твоего младенца.

– Самозванец он, а не Эрлинг Стейнвегг, – сказал священник Транд. – Настоящий Эрлинг Стейнвегг был повешен дружинниками короля Сверрира в Ернбераланде[43].

– Тем больше оснований для мести. Будь там в ту пору сам король Сверрир, он бы наверняка перевез труп в такое место, где бы каждый мог видеть, что Эрлинг Стейнвегг вправду мертв. Так он поступил, когда были убиты король Магнус и его сын Сигурд. Сверрир неукоснительно следил, чтобы новые мошенники не выдавали себя за старых и не сеяли слухи. Нет, мы должны отправить ребенка в безопасное место.

– Может быть, к епископу Николасу Арнарсону? – спросил Транд.

Господин Эрленд замялся.

– О епископе Николасе я и сам думал. Знаю, он был королю Хакону искренним другом. И обещал не вмешиваться в новые раздоры и не поддерживать баглеров, коли они опять взбунтуются. Только вот не знаю, вправе ли он в таком случае принять сына короля Хакона. Николас Арнарсон идет своим путем. И, возможно, считает, что это обещание имело силу лишь при жизни короля Хакона.

Некоторое время все трое молчали, а потом Инга произнесла то, о чем думали все трое:

– Мы должны ехать в Нидарос, к королю Инги Бардарсону.

Господин Эрленд и священник Транд тоже пришли к заключению, что для маленького Хакона это единственное безопасное место. Обсудили сроки отъезда, но в итоге признали, что ради блага ребенка отъезд надобно отодвинуть как можно дальше. Дорога будет дальняя и трудная, пусть мальчик подрастет и окрепнет, тогда он выдержит все эти тяготы.

БЕГСТВО ЧЕРЕЗ ЛИЛЛЕХАММЕР

Время в Хеггене шло своим чередом.

Они думали отправиться в дорогу ранней весной, в марте или в апреле, но еще задолго до Рождества 1205 года стало ясно, что слухи неуклонно ширятся и опасность день ото дня возрастает. Люди слонялись возле усадьбы, шушукались, показывали пальцем, а смекнув, что их заметили, неловко съеживались и норовили поскорей убраться подальше. Тянуть с отъездом было крайне рискованно.

Господин Эрленд – в его-то почтенные лета и при том что былую силу и крепость он уже подрастерял – вознамерился ехать с ними и никаких возражений слушать не желал. Мог бы проводить немного, и все, так нет: решил ехать в Нидарос и даже маршрут детально обдумал. Знал, где меняют лошадей, кого можно попросить о помощи, а кого надобно сторониться пуще огня. Священнику Транду он велел остаться дома. Дескать, тот слишком стар. Но Транд сказал «нет»: он тоже поедет, хотя бы проводит их чуток.

И вот они снарядили повозку и начали свой путь на север. Но уже скоро пришлось заменить повозку санями. Время было зимнее, близилось Рождество. Ингу и малыша тепло укутали и усадили между облаченными в медвежьи шубы господином Эрлендом и священником Трандом; взяли они с собой и нескольких челядинцев господина Эрленда, ведь без возницы и помощников далеко не уедешь. Каждый день путешествия был долог и утомителен, а когда смеркалось, они искали ночлега на постоялых дворах, которые часто попадались у дороги: иные принадлежали королевским поместьям, иные – ближним монастырям. В особенно малолюдных местах монахи строили постоялые дворы непосредственно при монастырях – из сострадания к усталым паломникам, гонцам и странствующим мелочным торговцам и в надежде на пожертвования в благодарность за пищу и кров.

Кого только не встречали наши путники – и нищих набожных пилигримов, и задиристых молодцов, которым только дай повод – мигом затеют свару, а заодно и чужим имуществом поживятся. Правда, это сурово каралось, вот почему, пока вокруг было людно, можно было чувствовать себя в безопасности. И дюжих воинов, скорей всего баглеров, на дороге хватало с избытком. Баглеров они особенно боялись.

Осло объехали стороной. Господин Эрленд предпочитал не искушать судьбу.

К северу в долинах тоже начали строить большие постоялые дворы, как на юге. А в глуши лесов и на горных перевалах можно было заночевать в заезжих подворьях, что стояли там – без хозяев, без прислуги, открытые для всех, кто искал приюта в непогоду. Возводились такие подворья непременно на общественной земле и принадлежали всем.

В конце концов они по целым дням не встречали людей, но поскольку именно этой дорогой пользовались многие паломники к нидаросскому колодезю Олава, в местах для ночлега недостатка не было, и они не сомневались, что найдут крышу над головой. Инга быстро поняла, что без помощи господина Эрленда им никогда бы не осилить утомительного путешествия.

И вдруг возникли осложнения.

Они сумели незамеченными пересечь Упплёнд и под Рождество добрались до Хамара, где предполагали заночевать у сюссельманов Фрирека Слафси и Гьявальда Гаути. Сюссельманы собрали большие военные отряды, но были встревожены: кругом полным-полно баглеров. Господа Фрирек и Гьявальд приняли гостей радушно и устроили как подобает. Если им и было ведомо, кто этот ребенок, ни тот, ни другой даже виду не подали. Ближе к ночи неожиданно явились посланцы от высокородного епископа Хамарского Ивара. Он, мол, прослышал о приезжих издалека, а поскольку состоит с мальчиком в родстве (и это были чистая правда), просит их нынче пожаловать к нему на Рождество. Они поблагодарили, сказавши, что нынче быть никак не могут, однако с радостью принимают приглашение и навестят его в первые дни после Рождества. И только задним числом сообразили, что епископ заманил их в ловушку: они не отреклись от родства и тем подтвердили его догадки о происхождении мальчика.

Той ночью Инга изнывала от страха. Снова и снова она молилась, в надежде, что ее услышит и король Хакон. Господин Эрленд сказал, что епископ Ивар держит сторону Эрлинга Стейнвегга и баглеров и положиться на него нельзя. Она просила Деву Марию о заступничестве, но не чувствовала уверенности, что мольбы ее будут услышаны.

На второй день Рождества, ни свет ни заря, когда все еще спали, господин Эрленд велел заложить трое саней, и они украдкой выехали на север, в направлении Лиллехаммера. Сюссельманы Фрирек и Гьявальд очень скоро убедились, что медлить и впрямь было нельзя: едва закончился рождественский мир, люди епископа явились при оружии и начали расспрашивать о гостях. Верные соратники Сверрира сообщили с невинным видом, что-де путешественники неожиданно поспешили обратно на юг, откуда прибыли; мало того, они даже не уплатили сполна, и если люди епископа сумеют их перехватить, пускай непременно пошлют весточку на постоялый двор – ведь надобно возместить убыток.

Допросчики не могли открыто обвинить почтенных сюссельманов во лжи, однако ж когда решили, что никто их не видит, принялись искать в снегу санный след, чтоб проверить, правду ли им сказали. Но пороша уже скрыла все следы, да еще и буран вот-вот поднимется. Несолоно хлебавши воины убрались восвояси и доложили обо всем епископу Ивару.

Маленький кортеж только-только успел добраться до Лиллехаммера, как начался буран. Здесь их тоже встретили надежные друзья. Но продолжить путь удалось не сразу – буран не утихал. День за днем выл ветер, густо валил снег, и ненастью не было видно конца краю. Впрочем, нет худа без добра: они могли хотя бы некоторое время знать наверняка, что никто их не преследует. Благодаря Ингиным заботам малыш переносил путешествие на удивление легко. Всю дорогу она держала его в тепле и холе, успокаивала и ласкала, кормила, когда он просил поесть. Он почти и не хныкал, всегда весело лепетал и смеялся. Но ребенку нужно было хорошенько отдохнуть, потому что впереди ждал самый трудный участок пути. Они решились пробыть в Лиллехаммере еще неделю-другую, до конца января. Как раз об эту пору обычно устанавливалась хорошая погода.

Утром в день отъезда на подворье явились два бородатых биркебейнера – Торстейн Скевла и Скервальд Туесок, лучшие лыжники во всей округе. С минуту оба молча, обнажив голову, смотрели на внука короля Сверрира, будто сподобились увидеть чудо. Да, ребенок походил и на Сверрира, и на Хакона. Но черты его казались мягче, нежели у отца и деда.

Наконец они нарушили молчание, велели всем быть наготове, а сами надели лыжи и отправились за крестьянами, которые будут указывать дорогу. Господин Эрленд объяснил Инге, что два этих немолодых человека верой-правдой сражались за короля Сверрира, а умелая помощь им определенно пригодится. Впереди горы, дальше идти надо на лыжах. Господин Эрленд попрощался со своими людьми и отослал их домой, в Хусабю. Тепло и сердечно попрощались они и со священником Трандом, который перед отъездом искренне помолился за мать и дитя. Через некоторое время биркебейнеры привели провожатых – и вот они снова в пути.

Темнело. А продвигались они теперь куда медленнее. Управляться с массивными лыжами на плетеных креплениях – дело сложное, особенно с непривычки. Инга сперва хотела нести ребенка сама, но очень быстро поняла: пусть лучше его будут по очереди нести Торстейн и Скервальд. Она и без того едва поспевала за ними. Господин Эрленд тоже не больно молод, нельзя об этом забывать, а с другой стороны, и непогода могла в любую минуту опять разыграться не на шутку.

Изредка им навстречу попадались люди, и всякий раз надо было рассказать, что путь их лежит в долину Гудбрандсдалир; но, добравшись до заранее условленного места, они сняли лыжи, вышли на замерзшее озеро и по льду – чтобы не оставить следов – зашагали обратно, а через некоторое время снова надели лыжи и, распрощавшись с проводниками, направились в другую сторону – не в Гудбрандсдалир, а в Эстердалир. Теперь их было всего пятеро: Инга, ребенок, господин Эрленд и двое биркебейнеров.

Небо затянули низкие серые тучи. Тяжелыми влажными хлопьями повалил снег, но очень скоро похолодало и завьюжило – в резких порывах северного ветра все вокруг обернулось непроглядной снежной стеною. Потом вдруг шквалом налетел вперемешку со снегом ледяной дождь и град. А маленький кортеж неуклонно брел вперед и вперед, поднимаясь в горы. Торстейн и Скервальд то и дело возвращались, чтобы помочь Инге и господину Эрленду. Внимательно приглядывались к их лицам – нет ли обморожений – и на всякий случай дали господину Эрленду пучок сухой шерсти, чтобы растирать щеку. Снегом тереть не надо, от этого только ссадины получаются. Инге они еще раз обмотали запястья и щиколотки, а то ведь, не дай Бог, обморозит пальцы и ступни. Глядя на Ингину обувь, Скервальд сказал:

– Когда человек ходит и лежит, он всегда опирается оземь. Вот почему обувь и ложе непременно должны быть первейшего сорта.

А подошедший Торстейн добавил:

– Холод замедляет ток крови. Как придем в дом, где есть огонь и два ушата, сразу в одном согреем воду, а в другой нальем холодной. И ты будешь окунать ноги то в один, то в другой ушат – тогда кровь опять побежит быстрее.

Но дома пока не нашлось, а погода не улучшалась. Скервальд и Торстейн знали один домик на горном пастбище, но до того места было еще далеко. Тогда Инга потребовала, что биркебейнеры не мешкали из-за нее и господина Эрленда и спешили вперед – пусть ребенок поскорее окажется под крышей. Потом кто-нибудь из них вернется за нею и господином Эрлендом. Биркебейнеры медлили: все ж таки буран, мало ли что может случиться – заплутают, замерзнут. Но Инга села прямо в снег и сказала, что с места не двинется, пока они не обещают первым делом найти кров для младенца. И Скервальд с Торстейном тотчас пустились в дорогу, а Инга с господином Эрлендом медленно побрели по следу, который быстро заметало снегом.

Спустя три часа Торстейн и Скервальд вышли к заброшенному домику на высокогорном пастбище в Невердалире и взломали дверь. Потом развели огонь в очаге, растопили снегу и напоили мальчика. Торстейн принялся устраивать ребенку сухую постель, а Скервальд опять стал на лыжи и поспешил назад – искать Ингу и господина Эрленда.

Эти двое меж тем бродили по кругу, без всякой цели. Может, зря? Может, лучше бы стоять на месте? Ведь наверняка же сбились с пути и, продолжая брести в никуда, окончательно заплутают. Может, зарыться в снег, укрыться снежной шубой и так переждать наихудшее? Но копать нечем – разве только тяжелыми лыжами, а просто сесть в снег и ждать означало до смерти замерзнуть. Надо все время двигаться. Идти, идти. И они решили ходить по кругу.

Как вдруг на снежном гребне поодаль завиднелись человеческие фигуры.

Инга и господин Эрленд мгновенно бросились наземь. И из своего укрытия разглядели сквозь вьюжную круговерть отряд из тринадцати воинов. Что, если это дружинники Хамарского епископа? Или Эрлинга Стейнвегга? Немного погодя они рискнули подняться на ноги. И тут из лесу выбежал лыжник, промчался было мимо и с ходу затормозил, вздыбив пелену бурана.

Это был Скервальд.

Они сразу сообщили ему об отряде. Скервальд не стал искушать судьбу и повел их в обход, тайными тропами. Уже смеркалось, а они шли вперед и вперед. И вдруг, словно по волшебству, перед ними вырос дом. Сдавленно всхлипнув, Инга сбросила лыжи и вбежала внутрь. Малыш спал. Никогда, никогда больше она по своей воле не разлучится с сыном. Разлука – это чудовищный кошмар. Теперь на нее навалилось изнеможение – ни рукой шевельнуть, ни нотой. Она даже говорить не могла, прямо в одежде прилегла рядом с мальчиком и мгновенно уснула.

Но спала она всего час-другой. Пристанище оказалось не очень прочное. Тепло очага растопило лед под крышей, и вскоре с балок дождем закапала вода. Они разыскали меховые одеяла, а поскольку ветер улегся, и мороз отпустил, Торстейн и Скервальд нарубили лапника и устроили себе на опушке этакие «гнезда», где, по крайней мере, было сухо. Глаза у биркебейнеров слипались, но они караулили по очереди – иначе нельзя, вдруг воины вернутся.

В ближайшие дни погода лучше не стала. Вьюга, правда, временами утихала, но снег валил вовсю. Тем не менее маленький кортеж продолжил путь. И находил теперь для ночлега дома получше, и добрых друзей биркебейнеров они встречали, получая от них кров, и постель, и съестные припасы на дорогу. А дорога эта уводила все дальше и дальше. В глухих местах нередко случалось ночевать в лесу, в охотничьих избушках, порою даже в сугробах. Завидев жилье, они всякий раз сперва должны были убедиться, что там нет врагов. Частенько, чтобы уж наверняка не попасться никому на глаза, выжидали до темноты. Ни Инге, ни господину Эрленду и во сне не снилось, что путешествие будет таким.

В один из дней вдалеке показался тот самый отряд – тринадцать вооруженных воинов шли на лыжах по долине в направлении, противоположном тому, в каком двигались беглецы. Маленький кортеж схоронился в лесу, а Торстейна отрядили на разведки – может, удастся выяснить, кто эти воины. Немного погодя он вернулся: отряд направлялся обратно в Упплёнд и, судя по всему, поиски прекратил, но послал этих людей не Хамарский епископ. Торстейн узнал кой-кого из воинов.

– Так кто же они? – спросил господин Эрленд.

Торстейн посерьезнел.

– Нам сопутствовала удача. Эти воины служат баглерскому королю Эрлингу Стейнвеггу.

Наиболее труднопроходимые и глухие горные районы остались позади, а здешние бонды с радостью им помогали – и съестными припасами, и ночлегом, и лошадьми, и провожатыми. Как выяснилось, Эрлинг Стейнвегг послал за ними в погоню ни много ни мало восемь больших отрядов, и поисков баглеры не прекратили. Искали не только в Упплёнде, но и дальше к северу. Поэтому наши путники похолодели от ужаса, когда однажды утром увидели во дворе множество дружинников.

Господин Эрленд побледнел и закричал:

– Что вам нужно от нас?

Два воина выступили вперед – сюссельманы Сэминг и Торбранд Черный. Они прибыли из Эстердалира с отрядом из ста сорока биркебейнеров, чтобы охранять королевского сына. Инга вышла на крыльцо. Увидев у нее на руках маленького Хакона, все воины, как по команде, пали на колени.

Путешествие продолжалось, и на сей раз отряд был так велик, что те, кто не знал, в чем дело, думали, не иначе как баглеры идут походом на короля Инги. От встречных путников они доведались, что именно такой слух уже достиг Нидароса. Мол, большая рать идет с гор на короля. Король Инги хоть и не был уверен в правдивости россказней, однако ж привел свою дружину в боевую готовность и начал скликать ополчение.

Встретиться с королем рать против рати господин Эрленд желал меньше всего. Поэтому он позвал к себе Сэминга и Торбранда, поблагодарил их и в конце концов убедил вернуться с воинами в Эстердалир. Дальше Инга с мальчиком, господин Эрленд и два лыжника снова отправились одни.

Ранней весной 1206 года они подошли к Нидаросу. Вдали уже виднелись его дома. Малыш Хакон, которому было всего-навсего год девять месяцев, прекрасно выдержал долгую дорогу и благодаря Ингиным заботам хныкал куда меньше, чем бы можно было ожидать. Торстейн и Скервальд намаялись поболе остальных, но виду не показывали, сколько им довелось пережить, а вот Инга и господин Эрленд совершенно выбились из сил. Обувь в крови, стоптана до дыр. Вот наконец и поместье, где жили родичи господина Эрленда. Не заходя в дом, прямо у крыльца Торстейн и Скервалд попрощались. От денег они отказались наотрез, минуту-другую стояли, обнажив голову, перед маленьким Хаконом, затем отвесили поклон и пустились в обратный путь, чтобы засветло сделать большой переход.

– Отчего все эти люди помогали нам? – спросила Инга.

– Во имя короля Сверрира, – ответил господин Эрленд.

Их отвели в баню, и Инга, ребенок и господин Эрленд наконецто выкупались. Здешние домочадцы после бани ныряли в снег – путники последовали их примеру. Малыш Хакон визжал от восторга. Старая одежда, которую они неделями не снимали, превратилась в лохмотья. Им дали новое платье, хорошенько накормили, а потом уложили спать – на настоящих кроватях.

РАДУШНЫЙ ПРИЕМ

Все в усадьбе еще крепко спали, когда господин Эрленд оделся, велел седлать коня и поскакал в Нидарос, к королю. Как только Инга проснулась, ей передали, что надобно ждать его возвращения.

Медленно тянулись часы. Инга, как могла, собралась сама и снарядила ребенка. Нужно быть наготове – вдруг король Инги пожелает принять их не откладывая, прямо в этот день, которому в таком случае суждено стать для них решающим. Она умыла мальчика, насухо вытерла и переодела. Малыш лежал, удивленно глядя, как мама причесывается и пробует вывести пятно на своей сорочке.

Инга обдумывала, что делать, если ни короля Инги, ни Петера Стёйпера в городе нет. Нельзя же оставаться в Нидаросе – во власти такого человека, как Хакон Бешеный. Кроме тех двоих, можно обратиться только к Дагфинну Бонду, но он в Бьёргвине. Ехать с ребенком дальше вдоль побережья? Внезапно ее молнией пронзила мысль, что их ждет, коль скоро никто не поверит, что ребенок – сын короля, и их обвинят во лжи. А такая ложь карается смертью. Инга похолодела. У нее не было сил ни размышлять, ни есть, ни вести разговоры, она бродила как неприкаянная и все смотрела на дорогу – не едет ли господин Эрленд.

Наконец вдали появились какие-то всадники.

Конный отряд приближался, земля дрожала от грома копыт; это были воины, все, как один, в броне. Возглавлял кавалькаду всадник в блестящем черном панцире, с красным плюмажем на шлеме. Нет, это не конюший, не Дагфинн Бонд, король Хакон, помнится, говорил, что у него другие цвета. И не король Инги, потому что королевского штандарта со львом тоже не видать. Может, господин Эрленд привел с собою Петера Стёйпера или еще кого-то из военачальников? Инга бросилась в дом и снова вышла на крыльцо с ребенком на руках. Предводитель взмахнул рукой, и всадники стали полукругом позади него. В следующий миг он снял шлем. Это был Хакон Бешеный. Невольно Инга крепче прижала к себе ребенка, словно желая защитить его. Ярл усмехнулся недоброй усмешкой.

– Здравствуй, Инга из Вартейга. Я гляжу, с тобой тут молодой человек, который, как говорят, проделал долгий путь. Каким именем ты нарекла сына?

– Хакон Хаконарсон.

– Хакон Хаконарсон. Сколько же годков твоему ребенку?

– Через три месяца сравняется два.

Хакон Бешеный выдержал паузу, пересчитал пальцы на затянутой в перчатку руке; вид у него был такой, будто в счете он не силен.

– Так-так, два года – это двадцать четыре месяца; три месяца долой – стало быть, двадцать один месяц. Теперь прибавим девять, и выходит, прошло уже тридцать месяцев с тех пор, как мы гостили в Борге. Неужто и впрямь столько времени миновало? А ты уверена, что твоему ребенку через три месяца будет два года? Может, ему через два месяца сравняется год?

Он осклабился и глянул вокруг, ожидая одобрения своей оскорбительной неучтивости, и некоторые из воинов подобострастно хихикнули. Инга вспыхнула от негодования.

– Ты, господин, говоришь «твой ребенок». А он не только мой, как тебе известно.

Хакон Бешеный смерил ее ледяным взглядом. Потом посмотрел по сторонам.

– Я не вижу здесь твоего супруга, если ты его имеешь в виду. Единственное, что я вижу, и единственное, что мне известно наверняка, – это что ты проделала дальний путь из Борга с ребенком, которого сейчас держишь на руках. С твоим ребенком. Больше я ничего не знаю.

В эту самую минуту во двор на всем скаку влетел новый, более многочисленный отряд – дружинники с королевским львом на щитах. Господин Эрленд спешился сам, взял под уздцы лошадь Петера Стёйпера и помог тому спешиться. Господин Петер подошел к Инге и ребенку и с учтивым поклоном произнес:

– Добро пожаловать в Нидарос, Инга из Вартейга. Король Инги послал меня за тобой, я отвезу тебя к нему, вместе с сыном короля Хакона.

КОРОЛЬ ИНГИ И БАГЛЕРЫ

Король сидел на почетном месте.

Придворные, окружавшие Инги Бардарсона, были молоды. Разряженные дамы и представительные господа стояли в ожиданье у длинных столов. Самому королю Инги было только двадцать лет. Когда Петер Стёйпер ввел мать и сына в просторный пиршественный зал, король встал, учтиво шагнул им навстречу и на глазах у всех расцеловал обоих, а затем громко, чтобы все слышали, произнес:

– Это – сын короля Хакона, а это – мать Хакона Хаконарсона. Они проделали дальний путь, и мы рады видеть их у себя.

Краткая, простая речь – и с этой минуты все знали, как им себя вести. От облегчения Инга едва не расплакалась. Господин Эрленд тоже явно был растроган. Они преодолели все трудности. Мальчик спасен.

Король Инги усадил их за стол рядом с собою; остальные тоже сели. Потом король доверительно наклонился к Инге и сказал:

– Петер Стёйпер посвятил меня в тайну, и Дагфинн Бонд тоже скрепил клятвой свое свидетельство, как они и обещали королю Хакону. Господин Дагфинн предлагал послать в Борг корабли, но, не слыша ни словечка о новорожденном, мы решили, что вышла ошибка. И вот теперь вы здесь.

Инга смешалась, но в конце концов сказала:

– Мы очень обрадовались, что увидим такой большой город, как Нидарос.

Король Инги был в прекрасном расположении духа.

– Город замечательный, но ежели у тебя есть какое-то дело, перво-наперво требуется нюх. До королевского зала ты добралась, а вот коль хочешь попасть в собор, иди на запах погреба и плесени.

За столами послышался смех, Инги продолжал:

– Корабельные верфи тоже найти легко – они пахнут смолой и канатами, свечные мастерские воняют ворванью, дубильные – мочой, мясные лавки – свежей кровью и потрохами, а от заведений гробовщиков сладковато тянет тленом.

Инги Бардарсон громко захохотал над собственными непочтительными словами.

– А уж медовщиц найти и вовсе проще простого, – вмешался его сосед, – тонкое обоняние здесь не требуется: ступай на запах блевотины – не ошибешься!

Новый взрыв смеха. Король Инги представил:

– Мой младший брат Скули. Всегда он норовит превзойти других и оставить последнее слово за собой.

Королевский двор был молод, весел и церемонностью не отличался. Со временем все станет иначе, но пока настроение здесь царило жизнерадостное.

Наутро господин Эрленд принес добрые вести. Даже если трон всерьез и надолго вернулся к роду Хладиров и даже если малыш Хакон как незаконнорожденный никогда не сможет предъявить права на престол, он – внук Сверрира и обходиться с ним будут соответственно. Король объявил придворным и дружине, что Инга будет жить в королевских палатах и заботиться о сыне, пока он подрастает, и что обращаться к ней надлежит как к замужней даме. Когда мальчик станет постарше, учить его будут лучшие в Нидаросе книжники-монахи. А Скули, брат короля Инги, проследит, чтобы Хакон вместе с другими высокородными детьми в королевской резиденции получил надлежащее воспитание. Так что Хакону обеспечена хорошая будущность.

Инга, преисполненная благодарности, счастливая, вздохнула с облегчением. Она достигла своей цели – ребенок спасен. Господин Эрленд получил от короля дорогие подарки и привилегии, для него даже корабль снарядили, чтобы он морем добрался вдоль побережья домой, в Хусабю. В минуту расставания и у Инги, и у господина Эрленда щемило сердце. Господин Эрленд обещал завернуть в Бьёргвин, рассказать Дагфинну Бонду, что мать с сыном благополучно прибыли в Нидарос, и поблагодарить за то, что, свидетельствуя перед новым королем, Инги, он сдержал слово, данное королю Хакону.

Благочестивому Петеру Стёйперу король тоже выразил благодарность, но только на словах. Петер Стёйпер не хотел земных богатств. С недавних пор он был подвержен припадкам религиозного экстаза, и тогда речь его становилась бессвязна, на губах выступала пена, нередко он сам себя бичевал. А необычайная предупредительность короля Инги, кстати сказать, объяснялась тем, что он особенно благоволил Петеру Стёйперу и знал, что этакий святой человек лгать не может. Частью дело было в том, что его до глубины души потрясла страшная гибель отца маленького Хакона, а главное – он не мог отделаться от подозрения, что к этому приложил руку его сводный брат, Хакон Бешеный. Король Инги хотел убедить Господа Бога и весь мир, что он, нежданно-негаданно занявший престол, в происшедшем не виновен.

Мало-помалу и Хакон Бешеный сообразил, что, выказывая благоволение мальчику, снищет в народе симпатию. Ведь многие зорко за ним следили. Ярлу нужны воины, а они, храня верность Сверриру, не хотели слушать разговоры о том, что отец этому ребенку отнюдь не Хакон сын Сверрира. И при всем своем оголтелом сумасбродстве Хакон Бешеный хорошо понимал, за кем они придут в первую очередь, если с мальчиком что случится, и насчет виновности разбираться не станут. Правда, у него даже мысли не возникало, что этот незаконнорожденный ребенок – возможный претендент на престол.