Хакон. Наследство

Да, Скули по-прежнему твердо верил, что выбор падет на него самого. Юнкер Кнут, который формально тоже считается претендентом, сидит у шведов; о племяннике его, одиннадцатилетнем Гутторме Ингисоне, никто уже вообще не вспоминает; а церковь Скули постарался привлечь на свою сторону. Духовенство имеет на выборах самое большое влияние, это бесспорно, и всем требованиям церкви удовлетворяет лишь один-единственный претендент – он, ярл Скули. Правда, есть еще юный Хакон, о котором начали кричать иные бузотеры. Как мог его брат, король Инги, столь опрометчиво признать этого пащенка сыном короля Хакона? Поневоле решишь, что король Инги перед смертью повредился рассудком. Скули прекрасно понимал: главный его козырь то, что Хакон – ребенок внебрачный. А уж если удастся поставить под сомнение, что этот мальчишка вообще сын короля Хакона, – считай, выигрыш за ним, ведь тогда никто не сможет выдвинуть юного Хакона претендентом на трон. Пожалуй, стоит подобрать молодцов пошустрее, чтоб они распустили этакий слушок.

Нидаросская дружина, числом невеликая, собиралась на сходы, где много рассуждали, а еще больше кричали. Раз за разом воины приглашали на свои сходы ярла Скули, однако ж он упорно не появлялся. И они смекнули, что ярл старается увильнуть от них, не хочет прежде Эйратинга ввязываться в прения о престолонаследии и разговоры о новых претендентах, не желает рисковать всем тем, что сумел себе обеспечить.

Многим дружинникам это пришлось не по нраву, особенно военачальнику Вегарду из Верадаля, известному своим склочным характером. Назначивши в большом королевском зале очередной сход, они отрядили с десяток людей к ярлу Скули – просить его прийти к ним. Тут уж вывернуться трудновато – Скули сделал хорошую мину и отправился с дружинниками. Когда он занял почетное место и обвел взглядом собравшихся – а было их немного, – Вегард из Верадаля встал и заговорил так:

– Господин ярл, мы не желаем более откладывать обсуждение выборов короля. Претендентов двое: ты, господин, и Хакон Хаконарсон. Мы хотим, чтобы впредь до Эйратинга вы оба и считались претендентами. Далее, мы хотим, чтобы вы оба присутствовали здесь, и отрок сидел подле тебя на почетном месте, и вы оба выслушали все, что мы имеем сказать. Если ты этого не желаешь, мы завтра же спустим на воду свои корабли и увезем Хакона Хаконарсона в Бьёргвин, к тамошним дружинникам.

Ярл Скули попытался было взять высокомерный тон:

– Есть ли в этом необходимость, Вегард?

– Есть, господин, и большая. Коли ты не пожелаешь выслушать нас на равных с Хаконом, дружина созовет на Гулатинг всю Юго-Западную Норвегию и там выберет Хакона королем.

Скули помедлил, не зная, насколько серьезно стоит воспринимать угрозы такого вскидчивого человека, как Вегард, но в конце концов улыбнулся и уступил.

– Я не хочу усобиц в стране, и коли вы решительно настаиваете, чтобы незаконнорожденный отрок сидел рядом со мною, будь по-вашему.

Скули встал и покинул зал. Сход был немногочислен – несколько сотен дружинников, да и те едва ли все, как один, на стороне Вегарда. Но у них, очевидно, есть тайные союзники в Бьёргвине, и вот это его встревожило. Ночью ярл призвал к себе ближних людей. Они совещались и весь следующий день, и всю ночь, но о чем шел разговор, посторонние не узнали. Мало ли что хотел выяснить ярл Скули.

На третий день воинские начальники велели трубить сбор – сход назначили под открытым небом, во дворе королевской усадьбы, и прийти туда мог кто угодно из нидаросцев. У южной стены церкви Святого Николая устроили почетное место для ярла Скули. Рядом стояло пустое кресло. Мало-помалу начал стекаться народ, пришли и клирики из архиепископской резиденции и из собора, который тоже был по соседству, из королевских палат явилось довольно много людей ярла Скули. Замешались в толпу и праздные зеваки. Дружинники, созвавшие сход, быстро оказались в меньшинстве. Площадь между церковью и рекою Нид не отличалась просторностью и в скором времени была переполнена народом.

В наступившей тишине люди прянули в стороны, пропуская ярла Скули к почетному месту. Затем вперед вышел Вегард из Верадаля.

– Господин ярл! Нидаросская дружина полагает, что впредь до Эйратинга нужно обсудить двух претендентов на престол. Эти двое, о которых нынче и пойдет речь на сходе, – ты сам, господин, и молодой Хакон, сын короля Хакона, дружинники сейчас приведут его прямо со школьной скамьи. Намедни ты согласился, что оба вы будете присутствовать здесь, сидя рядом, как равноправные претенденты, и выслушаете все, что мы имеем сказать.

Ярл Скули едва заметно кивнул своему родичу Грегориусу Йонссону – тот шагнул вперед.

– Господин ярл! Многие из нас слышали об этом предложении и об этом сходе, который поддерживает малая часть дружины. Мы всё обдумали и пришли к выводу, что никакой спешки с прениями нет. Лучше подождать, пока вернется архиепископ Гутторм, да пригласить сюда других епископов и славных мудрецов, чтобы услышать и их совет в этом важном деле. Думаю, господин ярл, сейчас тебе стоит распустить сход.

Одобрительный шум и возгласы в толпе как будто бы подтверждали, что большинство полностью согласно с предложением Грегориуса разойтись по домам. Однако в крикунах легко опознали людей ярла, умышленно рассеянных среди толчеи. Поднялся немыслимый гвалт, дружинники чуть было с кулаками не пошли на ярловых подпевал. Онунд-знаменосец все же кое-как унял своих воинов и взял слово:

– Господин ярл! Нам, биркебейнерам, нет смысла дожидаться пространных речей архиепископа Гутторма. Мы и так знаем, что он скажет. Когда дело идет о ком-то из рода короля Сверрира, в речах архиепископа нет пользы ни Законам святого Олава, ни потребностям державы.

Биркебейнеры радостно зашумели. Духовенство и люди ярла помалкивали. А Онунд продолжал:

– На востоке, в Викене, зреет мятеж, и Бог весть, что они там натворят, пока наше войско сидит здесь без вождя. Мы послали дюжину добропорядочных мужей за Хаконом Хаконарсоном, чтобы он тоже выслушал нас. Сейчас он, по уговору, займет подобающее ему место.

Ярл Скули резко перебил Онунда:

– Не спешите сажать отрока на почетное место. Многие отнюдь не уверены, что он вправду сын короля Хакона.

Вегард из Верадаля, услышав это, пришел в бешенство. Зная, как легко он может сорваться, дружинники пытались остановить его, но на сей раз безуспешно. Вегард побагровел лицом и заорал:

– В первую зиму, когда мальчик пришел к твоему брату и к тебе, его приняли как настоящего родича короля Инги. Ярл Хакон при всех говорил, что вы, трое братьев, сидите на наследстве отца этого мальчугана. А конюший Дагфинн, которого никто никогда не мог обвинить во лжи, – конюший Дагфинн свидетельствовал, что король Хакон в его и Петера Стёйпера присутствии признал себя отцом мальчика. И ежели нынче говорят другое, так это все от зложелательства и козней тех, что намерены истребить в Норвегии королевский род и возвысить иных, не имеющих никаких на это прав.

Тут все закричали наперебой. Духовенство и люди ярла возмущались дерзкими выпадами Вегарда, дружинники стояли на своем. Началась потасовка, но любопытство заставило народ утихнуть, когда сквозь толпу провели к почетному месту побледневшего тринадцатилетнего отрока, Хакона Хаконарсона, и усадили в кресло подле ярла. Скули даже взглядом его не удостоил. Хакон скоро тоже перестал глядеть на ярла, и оба так и сидели, не глядя друг на друга, на протяжении всего этого примечательного схода.

Один за другим брали слово, говорили за Хакона и против Хакона, за ярла и против ярла. Два равно больших и равно непримиримых лагеря загодя выработали каждый свою позицию касательно престолонаследия и отстаивали ее с жаром, не давая себя прервать. И оставались непоколебимы. На этом воинском сходе никто никого не слушал, только дожидались, чтобы противник закрыл рот и можно было выступить самому. Тайные совещания ярла Скули прошли не зря: он знал, куда клонят дружинники, какого решения хотят. Через своих людей он сумел принять контрмеры и теперь потчевал интриганов своей панацеей. Скули спокойно сидел и слушал, а когда сход закончился, все разошлись, уяснив себе только одно: у ярла Скули появился соперник, тринадцати лет от роду, по имени Хакон Хаконарсон. Но насколько этот соперник серьезен, никто знать не знал. Сам ярл не тревожился, однако ж впредь решил действовать только наверняка.

Теперь ярл Скули был уверен, что истинный его противник не кто иной, как конюший Дагфинн Бонд из Бьёргвина. Своим умом нидаросские дружинники до такого не дошли бы, слишком они разобщены. Господин Дагфинн – единственный, кто мог объединить дружину и на расстоянии создать в ней подобный настрой. И первым делом ярл послал господину Дагфинну распоряжения, поставив перед ним целый ряд безотлагательных и сложных задач – конюшему надолго их хватит, не то что к Эйратингу, а и после него нескоро управится. Не успел Скули спровадить гонцов на юг, как пришла Инга из Вартейга: ей надобно с ним поговорить.

Скули встретил ее учтиво и весьма приветливо. Инга была серьезна и сразу перешла к делу.

– Я слышу, ты не уверен, что король Хакон родной отец моему сыну?

Ярл заюлил.

– Я не говорил, что сам не уверен, я сказал: многие другие не уверены в этом.

Инга с трудом овладела собой.

– Сегодня ночью я пойду в церковь Апостола Петра и, по обычаю, буду поститься. А ты, ярл Скули, ступай к твоим друзьям в Нидаросском соборе и скажи им: я готова к испытанию каленым железом в доказательство того, что отец мальчика – король Хакон.

Минуту-другую ярл стоял в раздумье. Если Инга сожжет руки каленым железом – он выиграл. Мальчишка не сможет претендовать на трон. Но эта женщина так уверена в своей правоте, так пугающе решительна. Что, если она пронесет железо и свершится невозможное – железо не оставит следов? Тогда происхождение Хакона будет неопровержимо доказано и можно ожидать чего угодно. Но таких чудес не бывает. Скули охотно посмотрит, как она будет нести каленое железо, но стоит ли рисковать, позволив ей сделать это уже сейчас, перед Эйратингом?

Ярл Скули принял решение. Послал к Инге сказать, что для испытания все готово и он уверен, святой Олав защитит ее, так что никогда и никто больше не усомнится в происхождении Хакона. Но когда пришло время вынести железный прут, оказалось, что он исчез, неведомо куда. Кто-то из каноников сказал, что непозволительно устраивать испытание прежде, чем архиепископ вернется из Халогаланда.

ХАКОН, КОРОЛЬ НОРВЕГИИ

Близился срок Эйратинга. Ярл Скули пришел к мысли, что у Дагфинна Бонда наверняка есть свой человек в Нидаросе и что человек этот – Гаут Йонссон. Господина Дагфинна ярл вывел из игры, на тинге он не появится; теперь нужно было удалить и господина Гаута. И Скули призвал Гаута к себе.

– Обет, который ты при свидетелях дал королю Инги, очень нас тогда порадовал. Мы всегда будем вспоминать тебя с благодарностью, поскольку ты изъявил желание почтить память моего брата, отправившись вместо него в крестовый поход, в Святую землю. Ныне пришел, наконец, счастливый день: у нас появилась возможность исполнить твою мечту, осуществить христианское деяние. Два корабля стоят готовые к отплытию и нынче вечером выйдут в море.

– Нынче вечером? Я должен нынче вечером отправиться в крестовый поход?

– Пути Господни неисповедимы. Бог тебя благослови.

Ярл Скули широко улыбнулся и ушел. Гаут Йонссон ничего не мог поделать. До избрания короля на Эйратинге ярл Скули был в стране первым лицом, и в повиновении ему так просто не откажешь. Поздно ночью господин Гаут, собрав свои немногочисленные пожитки, поднялся на борт. И еще до рассвета корабли вышли в море. Гаута Йонссона не будет на Эйратинге рядом с претендентом Хаконом.

И вот настал великий день тинга. Уже накануне вечером люди ярла поставили большие палатки для высоких гостей и для посланцев со всей страны. Самая большая и яркая шелковая палатка предназначалась для ярла и его ближних. Палатка Хакона была скромнее и стояла далеко от ярловой.

С утра начали собираться окрестные бонды. Один за другим прибывали епископы, священники, аббаты, монахи и прочие духовные персоны. Архиепископа Гутторма не было, но это никого не удивило. Подъезжали воинские начальники со своими дружинниками, лендрманы, бароны и рыцари с оруженосцами. Хакона Хаконарсона сопровождали его мать Инга, Вегард из Верадаля, Онунд-знаменосец и несколько суровых дружинников, которые, как все видели, были вооружены. Затем явился ярл Скули, верхом, в белой шляпе, роскошном платье и развевающемся плаще. Он скакал во главе большого конного отряда – всадники были в доспехах, копья украшены вымпелами со львом. Прежде чем спешиться, Скули долго кивал и улыбался направо и налево.

Внезапно среди дружинников прокатилась волна ликования. Ярл Скули сперва было решил, что приветствуют его, и тут увидел – Дагфинна Бонда. Скули не поверил своим глазам. Когда господин Дагфинн остановился и отвесил ему поклон, он спросил:

– Все ли задачи ты выполнил?

Господин Дагфинн улыбнулся, а ответ его можно было истолковать по-разному:

– Сделано все, что нужно, господин.

И вот тинг начался. Сперва по очереди держали речь двое родичей ярла – Асольв из Аустратта и Грегориус Йонссон. Оба говорили одно и то же, что-де по происхождению ярл Скули лучший из всех, что родоначальник рейнских мужей, который тоже звался Скули, был женат на рожденной в законном браке племяннице королей-братьев Харальда Сурового Правителя и Олава Святого, что в роду его столь славные предки, как ярл Хакон Хладир, Эйнар Брюхотряс и Эрлинг сын Скьяльга, что ярл Скули не дитя, а зрелый муж, который именно и нужен стране в нынешнюю пору, что во время болезни брата он доказал, что умеет править, и главное – он рожден в браке. А это строжайшее условие поставил Святейший престол в Риме, в противном случае церковь не признает выборы действительными.

Оба повторили одну и ту же пространную речь, которую некогда отбарабанил архиепископ Торир, один за другим повторили ее слово в слово. Кто-то даже шепнул, что они не иначе как позаимствовали текст у архиепископа Торира.

А дальше грянул гром среди ясного неба.

Биркебейнерские вожди один за другим выступали в поддержку тринадцатилетнего Хакона как законного короля Норвегии. Онунд-знаменосец и Вегард из Верадаля никого этим не удивили, но то же самое сказал и Роар, родич ярла, да и все остальные, кто, как говорится, имел в этом деле вес. Все они в один голос твердили, что Скули королем быть не должен и что есть только один претендент, вокруг которого они могут объединиться.

Наконец поднялся Дагфинн Бонд, чтобы сказать последнее слово. Некоторое время господин Дагфинн стоял молча, потом вынул из-за пазухи грамоту. Он был конюший дружины, сюссельман, законоговоритель на Гулатинге, начальник крепости короля Сверрира в Бьёргвине. Господин Дагфинн знал, что к нему прислушаются, а потому был краток:

– Я приехал с Гулатинга. И мне поручено сказать, что Гулатинг готов присягнуть на верность Хакону Хаконарсону как единственному законному королю. Если завтра здесь, на Эйратинге, он не будет избран королем, биркебейнеры увезут внука Сверрира в Бьёргвин и объявят войну всякому в Норвегии, кто дерзнет отнять у него королевский титул.

Тут грянуло ликование. Дружинники кричали и колотили по щитам, бросали в воздух все, что попалось под руку, обнимались. Кто-то выкрикнул имя Сверрира. Общий восторг захватил и бондов, они кричали: «Сверрир, Сверрир!» Духовенство хранило молчание. Говорить было бессмысленно.

Ярл Скули сидел точно парализованный. Он был совершенно уничтожен. Хитрого лиса перехитрили. Бледный, он встал, с отсутствующим видом поклонился тринадцатилетнему и ушел в свою палатку. Хакона подхватили и собрались было качать, но Дагфинн Бонд немедля пресек эту затею. С будущим королем подобные вольности недопустимы.

В палатке Инги и Хакона царила радость пополам с недоверием. Ошеломленный мальчик смеялся, и шутил, и никак не мог осознать, что все это правда. Хотя твердой уверенности пока не было. «Назавтра все может случиться, – говорила Инга. – Вдруг те, кто будет решать, передумают да и примут сторону Скули. Остается только надеяться, что ярл Скули не сочтет актом неприязни то, что Дагфинн Бонд явился на тинг с таким большим военным отрядом».

Всю ночь в палатке ярла Скули горели свечи. Он подолгу совещался со всеми вельможами, с какими только возможно, говорил громко и много. Все они отвечали учтиво, но обязательств ни один не давал. Вокруг конюшего слишком много дружинников, и речь господина Дагфинна прозвучала вполне однозначно. Под утро ярл понял, что опоздал. Все его приготовления пошли насмарку. Тринадцатилетний Хакон будет королем. Скули не хотел себе в этом признаться, но Дагфинн Бонд связал его по рукам и ногам. До поры до времени.

На следующий день тинг прямо дождаться не мог, как бы поскорее присягнуть Хакону. Привели старого Скервальда из Гаулардаля. Пусть мальчика провозгласит королем тот же человек, который пятнадцать лет назад провозгласил королем его отца, Хакона сына Сверрира. Что ж, ростом мальчик невелик, но взгляд у него решительный. Со слезами на глазах старик посмотрел на него, воздел руки и произнес:

– Присягаю тебе, Хакон, король Норвегии!

Разразилось ликование.

Хакон взмахнул рукой, призывая к тишине, и сказал:

– Первое наше повеление таково: отныне и впредь моя матушка будет зваться Инга мать короля.

Когда воротились первые участники Эйратинга, все в Нидаросе пришло в смятение. Никому здесь даже в голову не приходило, что рожденный в браке ярл Скули не станет королем. Куда же подевался архиепископ Гутторм? Почему его не было на месте? Не веря своим ушам, люди слушали, как лендрманы и дружина приняли присягу и стали воинами короля и ярла. Выходит, ярл по-прежнему был у власти – может, как правитель при короле Хаконе, пока тот не достигнет совершеннолетия? Один каноник, встретивши ярла Скули по дороге в королевские палаты, дерзнул сказать:

– Я слыхал, дело решено, господин?

– Ничего не решено! – прошипел Скули. – Окончательно и бесповоротно только правильное решение.

Это ярл Скули говорил и раньше, в другой связи. Он всегда так говорил, если что-то было ему не по нраву, но каноник об этом не ведал.

Теперь дружинники явились к Церкви Христа и потребовали от каноников вынести раку Олава Святого, чтобы король дал присягу. Каноники заперли двери, а звонари сказали, что если кто вынесет раку силой, без дозволения архиепископа, то будет предан анафеме. Казалось, вот-вот вспыхнет рукопашная, но подоспевший Дагфинн Бонд быстро утихомирил воинов. Рака подождет.

Последние дни были для короля Хакона куда более серьезным испытанием, чем думали многие. Инга мать короля, понимая мальчика, хотела, чтобы ему дали отдохнуть. Господин Дагфинн решил исключить все случайности и позаботился о круглосуточной охране молодого короля. Двенадцать отборных дружинников с оружием постоянно стояли на часах. Без предварительной договоренности и без надзора никто не входил; еду и питье подавали, только снявши пробу. Радостное ликование на тинге резко сменилось суровой необходимостью будней. Мальчик стал необычайно серьезен, прежде никто его таким не видел. За день-другой король Хакон повзрослел на несколько лет.

Очень скоро все уразумели, что если бы ярл Скули попытался захватить корону силой, без боя он бы ее не получил. Из фьордов нежданно-негаданно явилось великое множество кораблей с дружинниками из Бьёргвина и других городов. Корабли стояли в гавани, и случись что, конюший подаст им сигнал. Если Скули возьмется за оружие, он не сможет противостоять столь превосходящим силам. Хитроумный Дагфинн Бонд продумал все как надо. Скули вправду вынашивал планы захвата власти. Однако ж после разговоров со своими людьми он поневоле их изменил. Господин Дагфинн тоже знал от своих соглядатаев, что в Нидаросе зреют беспорядки.

Но до драки не дошло. Увидев в гавани лес мачт, ярл Скули тотчас отбросил эту возможность. Зато, чтобы выиграть время, он измыслил новую стратегию, а вместе нашел способ сохранить за собой львиную долю той власти, которая прежде была целиком сосредоточена в его руках.

На встрече с королем, господином Дагфинном и другими ярл сообщил, что считает себя регентом и опекуном – на несколько лет, оставшихся до совершеннолетия Хакона, после чего тот сможет править единолично. Все остолбенели. До сих пор никто об этом даже не заикался, хотя идея буквально напрашивалась сама собой. А Скули меж тем предложил кое-что еще, твердо зная, что на это они клюнут, а в итоге и регентство тоже будет за ним. Он вызвался сопровождать Хакона в парадном плавании вдоль побережья, чтобы все видели – между королем и ярлом нет ни малейшей неприязни.

Против такого предложения господину Дагфинну было нечего возразить – ведь это бы разом пресекло беспорядки. И вот они поднялись на борт; король Хакон, Инга мать короля и господин Дагфинн со свитой – на один корабль, новый регент, ярл Скули, со свитой – на другой. Дагфинн Бонд позаботился, чтобы обе партии плыли порознь. Флот направился в Бьёргвин. Малолетний король постоянно находился под охраной дружинников, которые не давали ему шагу ступить в одиночку.

Однажды на рассвете корабли обогнули Кварвен, и перед ними открылся Бьёргвин. Но что это? Вон там, у стен королевской крепости… Быть того не может! Там стояли на якоре два корабля, с оборванным такелажем, изрядно побитые непогодой. Не на этих ли кораблях ушел в свой крестовый поход Гаут Йонссон, лучший друг короля Хакона?

Еще не закончилась швартовка, а они уже услыхали всю историю из уст самого Гаута. Он стоял на причале, и настроение у него было превосходное. Крестовый поход Гаута Йонссона продолжался недолго. Набранная с бору да с сосенки команда, протрезвев, быстро охладела к плаванию в Святую землю, тем паче что большая часть жалованья была пропита еще до отплытия. Некоторое время они курсировали в Северном море, а через неделю-другую вошли в шхеры южнее острова Сторд. В конце концов собрался шторм. И тогда они начали опять пробиваться на север, чтобы укрыться в ближайшем порту – в Бьёргвине, и там корабли стали на якорь в Бухте, с оборванным такелажем, с изодранными парусами, явно выдержавшие в открытом море такую бурю, что просто чудом сумели добраться до гавани. Господь в мудрости своей не пожелал, чтобы Гаут Йонссон совершил крестовый поход.

Король Хакон был счастлив. Господин Дагфинн тихонько присоветовал ему по случаю возвращения пожаловать Гауту Йонссону Эльвесюссель. Король так и сделал, без колебаний, прямо на корабле, хотя не слишком хорошо представлял себе, где этот сюссель расположен. Годы спустя они частенько шутили, что господин Дагфинн не иначе как ясновидец. Только представьте себе: он знал, что господин Гаут будет ждать их в Бьёргвине, и с ходу придумал насчет Эльвесюсселя. И ведь по удачному стечению обстоятельств сумел разом отблагодарить всех трех братьев – Гаута, Аскеля и Арнбьёрна – за то, что некогда они спасли ему жизнь.

А на следующий день юный король Хакон, сбежав от своей охраны, отправился гулять по Бьёргвину и был найден за беседою с архидиаконом Аскелем Йонссоном, братом Гаута. Инга мать короля взяла с сына обещание, что больше такое не повторится. Правда, никто не надеялся, что он сдержит свое слово.

Начался июль 1217 года, и в Бьёргвине готовились приступить к разбирательству о наследстве, которое причиталось ярлу Скули после его брата, короля Инги. Защищать интересы ярла и на сей раз будет его родич Грегориус Йонссон, который взял себе в помощь еще одного родича, Паля Флиду. Оба понимали, что решение находится в руках войсковых вождей – хёвдингов, а их держит в руках Дагфинн Бонд. Так что вряд ли удастся добиться многого. Они чувствовали, что заранее было решено отдать ярлу Скули как можно меньше, и предчувствие их не обманывало.

Однако же ярл сдаваться не привык. Он немедля вскочил и взялся за дело сам, отстранив растерянных родичей. Скули произнес пламенную речь и в итоге нежданно-негаданно получил под свою руку третью часть страны и право на тамошние налоги, а также был утвержден как опекун Хакона впредь до его совершеннолетия. Хёвдинги оценили позицию человека, который не склонялся перед неудачей. Он так замечательно говорил и был один как перст – явно незаурядная личность, а на таких много напраслины возводят. И они его поддержали.

И вот настал черед Гулатинга провозгласить Хакона королем. Звонко запели трубы, созывая на сход к Церкви Христа. Под песнопения монахов торжественно вынесли раку святой Суннивы и другие священные реликвии. Сигурд из Онархейма обратился к Хакону с приветствием от имени лагманов Гулатинга. Конюший Дагфинн Бонд сказал речь. Первый и единственный раз суровый господин Дагфинн едва сумел скрыть умиление. Он злился на себя и все же был растроган до слез, понимая, что это высочайший миг в его жизни. На норвежском троне теперь внук Сверрира. И это его заслуга – так он, Дагфинн Бонд, отблагодарил короля Сверрира и Хакона сына Сверрира за все, что они для него сделали.

Под конец господин Дагфинн подал знак бонду Стейнгриму Стрюлю – тот вышел вперед и перед всеми собравшимися на Гулатинге провозгласил Хакона королем.

– Присягаю тебе, Хакон, король Норвегии!

Затем все они, лендрманы и бонды, торжественно принесли новому королю клятву верности. Хочешь не хочешь, сделал это и ярл Скули.

ИСПЫТАНИЕ КАЛЕНЫМ ЖЕЛЕЗОМ

Король Хакон, ярл Скули и Гаут Йонссон совершали морскую прогулку в Хегренес, что к северу от Бьёргвина, когда их неожиданно догнал корабль Дагфинна Бонда. Конюший поднялся на борт.

– Нидаросские каноники прислали письмо епископу и каноникам Бьёргвина, в котором пишут, что те не должны оказывать королю Хакону никаких почестей.

– Что же говорят на это священники Церкви Христа? – озадаченно спросил король Хакон.

– А то и говорят, что пребывают в сомнении. С одной стороны, хорошо бы явить покорство Нидаросу, с другой же – королю, со всеми надлежащими почестями.

– Тут мы ничего поделать не можем, – подхватил ярл Скули. – Церковь вправе иметь собственное мнение.

Король Хакон посмотрел на него.

– И каково же мнение нидаросских клириков?

– Не знаю, государь, но, возможно, там не уверены в твоем происхождении.

Дагфинн Бонд посуровел:

– Если церковь вправе иметь такое мнение, она быстро уничтожит высокое достоинство, которым облечен король.

– Езжай обратно к бьёргвинским каноникам, – сказал король Хакон, – и передай им, я жду, что они поступят лучше, нежели их нидаросские собратья. А коли нет, то очень скоро узнают, по душе мне это или не по душе.

Дагфинн отправился назад.

Когда королевский корабль показался в виду города, в церквах зазвонили колокола, а священство на лодках вышло навстречу, самым что ни на есть подобающим образом.

Бьёргвинское духовенство держало его сторону, и король Хакон чувствовал, что нидаросских клириков ему опасаться незачем. Ими он в другой раз займется. Пока что ему, четырнадцатилетнему, все было в новинку, и увлекался он больше тем, что интересовало его сверстников, – играми и шалостями.

Зато ярл Скули тратил время на серьезные дела.

Скули постоянно совещался со своими ближними людьми, и всегда при закрытых дверях. Слал письма на север страны и на юг. Мало кто знал, о чем в них речь, и королю никогда их не показывали. Но Дагфинн Бонд смотрел в оба, и однажды ярл Скули зашел слишком далеко. Он послал Оркнейскому ярлу Иону письмо и запечатал его печатью короля Хакона. Гонца звали Иостейн Томб, и был он верным человеком господина Дагфинна.

Канцлером король Хакон, по совету господина Дагфинна, назначил Ивара Бодди. Теперь канцлер Ивар пришел к королю и спросил, читал ли он письмо со своей печатью, которое отослал ярл Скули. Король ответил, что нет. Письмо по-прежнему находилось у Йостейна Томба, а тот ждал распоряжений под Хердлевером, северо-западнее Бьёргвина; туда-то и поспешил за этой депешей канцлер Ивар. Однако же ярл каким-то образом проведал обо всем, ибо, когда канцлер Ивар прибыл на место, письма у Йостейна уже не было – его только что забрали люди ярла.

Вечером, созвавши совет, ярл метал громы и молнии. Он регент и не потерпит, чтобы другие вскрывали его письма, чьей бы печатью он их ни скреплял. Не обинуясь, он выложил все, что думал обо всех этих смехотворных и самозваных советниках, которыми бьёргвинские военачальники окружили короля. Грегориус Йонссон поддакнул и заявил, что так называемого канцлера Ивара Бодди растерзать и то мало. Тут уж поднялся Ивар Бодди и сказал, что вовсе не намерен испытывать на прочность взаимоотношения короля и ярла и, радея о мире и согласии, слагает канцлерские полномочия. Пожалуйста, он готов отдать себя на растерзание, коли от этого будет какой-то прок.

Ночью совет собрался еще раз и назначил канцлером Дагфинна Бонда, и наутро, опамятовавшись, ярл никаких возражений не высказал. Обе стороны вели себя чрезвычайно предупредительно и учтиво, при том что знали: отныне они будут бдительно следить друг за другом. Скули не собирался признавать Хакона единовластным королем, а советники Хакона не собирались мириться с непомерными аппетитами ярла. И у Скули, и у советников все помыслы были о власти и о том, кто кого первым перехитрит, но утром во время завтрака они смеялись, и шутили, и говорили друг другу любезности.

Среди дня ярл Скули неожиданно взошел на корабль и, ни с кем не попрощавшись, отбыл в Нидарос.

Король Хакон призвал к себе Дагфинна Бонда и спросил:

– Как ты думаешь, что было в том письме?

Дагфинн Бонд не смог дать ответ.

Да, ярл Скули не на шутку разгневался на советников четырнадцатилетнего короля. Еще несколько лет – и Хакон достигнет совершеннолетия, но править страной в одиночку юный король все равно не сможет. Надобно было создать административный аппарат, который будет в его распоряжении, когда придет срок. Первым делом королевским советникам предстояло изыскать способы управления Западными землями. Да и другие государственные задачи естественно было решать из Бьёргвина, который занимал более-менее центральное положение. Однако ж ярл Скули сидел в Нидаросе, претендуя на всю полноту власти, и осуществлять ее намеревался из Трандхейма. Продолжаться так до бесконечности не могло.