Помню, как однажды пленный офицер с ненавистью сказал:
      - Мы пытались задержаться на Северном Донце, но в этом проклятом районе все за вас, красных. Жаль, - добавил он, - что мы слишком поздно узнали об этом!
      ...Разбитые, рассеченные на две части, белые армии спешно уходили в Крым и за Дон.
      2 января 1920 года Деникин объединил все войска на Дону под общим командованием генерала Сидорина, которому подчинил в оперативном отношении и "добровольческий" корпус генерала Кутепова. Ростов-на-Дону прикрывался "добровольцами", Новочеркасск - Донской армией, в центре же, на уступе, сосредоточились конные корпуса генералов Топоркова и Мамонтова.
      Белые рассчитывали задержать наступление красных у Ростова, чтобы успеть эвакуировать ценности из Ростова и Таганрога и вывести армейские тылы за Дон. Но их расчеты не оправдались. 6 января они отошли на ростов-новочеркасский плацдарм.
      Несмотря на ожесточенные многодневные бои в Донбассе, Красная Армия не утратила своего боевого порыва. Она с ходу атаковывала врага.
      8 января в 20 часов 6-я кавалерийская дивизия ворвалась в Ростов. На окраинных улицах было тихо и безлюдно. Лишь в центре шел пьяный разгул офицеров. Опомнились они лишь тогда, когда красные конники заняли половину города. Завязались уличные бои. До утра не утихали выстрелы. Наши освобождали улицу за улицей.
      В тот же вечер 4-я кавалерийская дивизия заняла станицу Нахичевань. Противник предпринял отчаянную попытку вернуть утраченные позиции. К рассвету сюда подошли два пехотных полка белых и атаковали наших конников. Но те спешились и перешли в контратаку. После двухчасового боя оба вражеских полка были взяты в плен. Большую помощь нашим кавалеристам в этом бою оказал автоброневой отряд имени Свердлова.
      Утром 9 января 4-я кавалерийская дивизия заняла станицу Аксайская, а 10 января от белых был окончательно очищен Ростов.
      Требовалось еще одно усилие, еще один мощный согласованный удар, чтобы на плечах врага форсировать реки Дон и Маныч. Но надо было подготовиться к наступлению: создать ударную группировку из кавалерийских дивизий, перегруппировать части 8-й армии.
      Однако командование Северо-Кавказского фронта по сделало этого. Помешали головокружение от успехов и недооценка сил противника. Наступление было начато бел необходимой подготовки, а белые к тому времени успели закрепиться.
      Утром 17 января наши 4, 6 и 11-я кавалерийские дивизии двинулись в направлении станицы Ольгинская, а 9-я и 12-я стрелковые дивизии, обеспечивая правый фланг армии, - на Батайск. Одновременно из Ростова должны были выступить части 8-й армии. Однако их перегруппировка затянулась, и в нужный момент к батайским позициям они так и не подошли.
      В 10 часов утра части Конной армии по льду переправились через Дон. Противник не препятствовал переправе, но на левом берегу предпринял контратаки. Бой длился весь день. Болотистая местность, затруднявшая действия конницы, отсутствие артиллерии (ее не удалось переправить) заставили нас отойти.
      19 января наша кавалерия и пехота, подтянув артиллерию, возобновили наступление на Батайск. В полдень конница обеих сторон развернулась лавой. Исход шестичасового боя решили артиллерия и бронепоезда, которых у белых было больше, чем у нас. Противнику удалось снова отбросить наши части на правый берег Дона.
      Реввоенсовет Первой Конной армии доложил командующему фронтом о невозможности добиться успеха в районе Батайска и предложил ранее разработанный план, который сводился к перегруппировке сил Первой Копной, сосредоточению их в районе станицы Платовская и нанесению оттуда удара в направлении станицы Тихорецкая. Но командующий фронтом не поддержал нас и на этот раз. Он приказал снова перейти в наступление и во что бы то ни стало овладеть Батайском.
      21 января опять разгорелись бои. Станица Ольгинская несколько раз переходила из рук в руки, но к Батайску мы так и не смогли подойти. Во второй половине дня для нас создалось тяжелое положение. Противник попытался отрезать наши войска от переправ. Только благодаря решительным действиям 1-й бригады 4-й кавалерийской дивизии (резерв Конной армии) удалось ликвидировать угрозу окружения, но нам вновь пришлось отойти.
      В безуспешных боях за Батайск Первая Конная и 8-я армии понесли тяжелые потери, хотя крепко досталось и противнику. К концу января наши войска попытались наступать на реке Маныч. Но и здесь из-за несогласованности в действиях и отсутствия необходимой подготовки бои были неудачными для нас.
      С. М. Буденному доложили, что погиб комиссар 11-й дивизии К. И. Озолин.
      - Очень и очень жаль, что мы потеряли такого чудесного человека. Но берегут себя наши комиссары и командиры, - тяжело вздохнул Буденный.
      К нашей великой радости, весть о гибели К. И. Озолина оказалась неверной, и через несколько дней он появился в Ростове.
      Как выяснилось позже, Константин Иванович был ранен во время поездки на правый фланг дивизии. Истекая кровью, он добрался до села. Там ему удалось достать лошадь и прискакать в станицу, занятую красными. На льдине он переправился через Дон, а затем на волах добрался до Ростова.
      * * *
      Белые делали все возможное, чтобы удержать Северный Кавказ. С этой целью спешно проводилась мобилизация.
      Генералу Деникину удалось пополнить свои войска и создать мощную конную группу под командованием генерала Павлова. К 24 февраля у Павлова насчитывалось 15 900 сабель, 3 бронепоезда и около 4000 штыков.
      Таким образом, врагу удалось собрать и привести в боевое состояние солидные силы. Правда, после поражения в Донбассе и под Ростовом вера в победу у белогвардейских солдат была сильно подорвана. В предгорьях Кавказа многие из них предпочитали дезертировать в так называемые "зеленые отряды".
      Требовалось срочно принимать все меры для ликвидации деникинщины. Партия, В. И. Ленин укрепили руководство Северо-Кавказским фронтом. Командующим фронтом был назначен М. Н. Тухачевский, членом Реввоенсовета Серго Орджоникидзе. Новое руководство приняло решение начать наступление. Первая Конная армия во взаимодействии с общевойсковыми армиями должна была нанести противнику поражение ударом во фланг и тыл.
      Выполняя эту задачу, дивизии Первой Конной армии сломили сопротивление врага и нанесли ему сокрушительные удары в районе станций Торговая, Белая Глина, Егорлыкская. Крах всей южной группировки контрреволюционных сил был предрешен.
      Особенно отличились наши артиллеристы и пулеметчики. Артиллерия быстро выдвигалась вперед и с открытых позиций била по колоннам противника. Тачанки с установленными на них пулеметами врезались в передовые группы конницы, и пулеметчики получали возможность вести огонь с 300-400 шагов. Командование противника растерялось и перестало управлять боем. В результате началась паника, повальное бегство.
      Уцелевшие кавалерийские части белых отошли в Егорлыкскую. 26 и 27 февраля при поддержке пехоты они пытались наступать, но энергичным контрударом Конной армии были отброшены в исходное положение.
      В начале марта Реввоенсовет Кавказского фронта приказал частям 10-й армии и Первой Конной армии окончательно разбить конную группу генерала Павлова в районе Егорлыкской.
      3 марта под Егорлыкской завязался ожесточенный бой. Он закончился поражением белой конницы.
      Конармия Буденного в боях под Торговой, Белой Глиной и Егорлыкской захватила 7000 пленных, 67 орудий, 153 пулемета, около 1000 подвод и 5 бронепоездов.
      Полевой штаб Первой Конной армии находился непосредственно в боевых порядках своих дивизий.
      Как-то наша штабная колонна двигалась через хутор Козюрин и станицу Платовская, то есть по тем местам, где Буденный начал формировать свой первый конный отряд. Ворошилов предложил наехать к родным Буденного. Он шутливо обратился к нему:
      - Ну так как же, Семен Михайлович, сегодня гостим в твоем родовом имении? Посмотрим, как живут твои родичи.
      - На хуторе Козюрин у меня осталась теща Дарья Андреевна, - отозвался Буденный, - замечательная женщина. Мать пяти боевых сыновей, а шестая у нее дочка  - жена моя, Надежда Ивановна. Все они в 1918 году пошли в конно-партизанские отряды защищать Советскую власть. Старшего сына Григория зверски замучили белые под Куберле, а средний, Никифор, погиб смертью храбрых под Гашуном. Сейчас в нашей армии осталось трое бойцов Гончаровых и четвертая - Надежда Ивановна. Вот она какая, моя родня! А "имение" у нас не больше той железнодорожной будки, в которой вы когда-то со своим папашей жили, Климент Ефремович. Разница лишь в том, что ваша будка была деревянная, а у Дарьи Андреевны хата глиняная.
      - Как бы нам не проехать такой хутор.
      - Тюленев, прикажи бойцам хорошенько посматривать, - обратился ко мне Семен Михайлович. - А то как пить дать проедем мимо. Был со мной такой случай. Правда, осенью. Решили мы заскочить в хутор повидаться с родными. Кружили очень долго, а хутора найти не могли - как сквозь землю провалился! Наконец наткнулись на скирды сена и решили заночевать. А утром проснулись, оказалось - ночевали рядом с хутором. Вот ка кие чудеса бывают...
      Ехавшие впереди бойцы заговорили с кем-то. Мы остановились, стали прислушиваться.
      - Куда вас черти несут, землянку мне развалите, а я гостя дорогого жду, - услышали мы громкий женский голос.
      - Потише, мамаша, тут сам Буденный едет, а с ним и Климент Ефремович Ворошилов, - объяснили ей бойцы.
      - Да что ж вы, разбойники, раньше-то мне не сказали? - всплеснула руками женщина. Это была Дарья Андреевна, теща Семена Михайловича Буденного.
      После приветствий она пригласила нас в глиняную хату. Мы с трудом разместились в ней.
      - Ну, мамаша, расскажи, как вы тут жили? - спросил Буденный.
      - Когда красные отряды начали отходить к Царицыну, и мы, всем нашим хутором, решили уйти вслед за ними, - стала охотно рассказывать Дарья Андреевна. - Только тронулись по большаку, как вдруг, откуда ни возьмись, конные белогвардейцы. Несколько раз возвращали они нас обратно, но, как только казаки скрывались из виду, мы снова поворачивали на ту дорогу, по которой ушли красные отряды. Целую неделю кружили так по степям. Однажды, как на грех, при обыске у мальчишки Медведева беляки нашли винтовку и патроны. Что было нам за это, рассказать трудно. Били плетьми мальчонку... Измучились мы. Да и волы и коровенки пристали - не могут двигаться. Еда была на исходе. Так и вернулись ни с чем на хутор. - Дарья Андреевна тяжело вздохнула, потом продолжала, обращаясь к зятю: - Белогвардейское начальство замучило нас расспросами о тебе, Сема. Скажи, говорят, бабка, что он, зять-то твой, из себя представляет? Мне бы смолчать, а я не могу. Говорю им: молодец он у нас, ой как вам еще от него достанется! Они меня за это нагайкой, нагайкой! Сколько раз пороли, счету нет. Все карточку твою спрашивали, а она у меня была надежно припрятана.
      Немного помолчав, Дарья Андреевна стала рассказывать о своих сыновьях:
      - Жаль старшего, замучили его белогвардейцы. В балке их расстреляли, несколько человек. Две недели трупы валялись непохороненные. Поехали мы взять трупы, а нас белогвардейцы гонят: мол, ежели еще раз придете, то угостим свинцом. Еле удалось мне тело Никифора забрать и похоронить по-христиански.
      Слезы ручьем текли по старческим щекам Дарьи Андреевны.
      Ворошилов и Буденный успокаивали ее как могли.
      * * *
      Части Первой Конной армии после разгрома деникинских полчищ расположились в предгорьях Кавказа. Используя свободное время, бойцы ремонтировали конское снаряжение. А приведя все в порядок, заскучали. Одних потянуло домой повидаться с родными, другие, особенно молодежь, мечтали о ратных подвигах.
      Теплые лучи весеннего солнца оживили природу. Кубань зацвела яблоневыми садами.
      Вскоре Первая Конная армия выступила в поход против белопанской Польши. К этому времени я получил уже новое назначение - стал командиром бригады в 4-й кавалерийской дивизии.
      Как-то во время похода я придержал коня около колонны 21-го кавалерийского полка, которая стояла на привале. Меня окружили бойцы. Многих из них я знал отлично.
      - Ну, как чувствуете себя? - спрашиваю.
      - Нормально, - отвечают хором. - Только вот сегодня выступили не позавтракавши. Хорошо хоть коней напоили. Мы-то без еды не пристанем, а вот ежели коням не давать корма, вряд ли до Украины доскачем.
      Да, с продовольствием и фуражом положение было тяжелое. На месте продовольствия не оказалось, а своевременно подвезти его хозяйственникам не удалось.
      У меня в этот день болела раненая голова, но я пытался шутить, чтобы хоть как-то развеселить бойцов. Комиссар бригады попросил гармониста сыграть "Казачка" и при общем одобрении бойцов пустился в пляс. Ему на смену в круг вышли комендант штаба бригады Лосев, лучшие плясуны из бойцов. Кончилась пляска, бойцы, смеясь, говорили:
      - Ну вот и подзаправились, теперь можно двигаться дальше...
      ...К Ростову все дивизии Конной армии подходили одновременно. Предстояла встреча с трудящимися города.
      В воскресный день с раннего утра по железнодорожному мосту через Дон сплошной лентой тянулись колонны кавалеристов.
      Садовая улица, по которой двигались конные полки, была убрана красными флагами. По обеим ее сторонам стояли горожане, радостно приветствуя нас. Полковые оркестры, блестя медью начищенных труб, играли военные марши.
      За городом на ипподроме состоялся парад, на котором пролетариат Ростова и его партийные и советские органы вручили Реввоенсовету Первой Конной армии знамена - в память о победе над деникинскими полчищами.
      Чем ближе подходила Первая Конная армия к фронту, тем труднее становились переходы. Эти трудности вызывались частыми перебоями в получении продовольствия и фуража. Железная дорога полностью еще не была восстановлена, поезда ходили нерегулярно. Местных ресурсов не хватало.
      По пути следования Конармия должна была уничтожить некоторые белогвардейские банды, в частности банду Махно.
      Помнится, ранним утром, когда 2-я кавалерийская бригада двигалась южнее Чигирина, к нам на коне прискакал местный житель и сообщил, что на рассвете банда Коцуры ограбила городской банк, а теперь расправляется с советскими и партийными работниками.
      Получив такое донесение, я немедленно выслал два эскадрона, которым приказал окружить и уничтожить банду в городе. Одновременно повернул главные силы бригады к Чигирину. Бандиты были перебиты, а те, кто уцелел, почти все попали в плен. Из награбленного бандой имущества было изъято около двух миллионов денежных знаков. В городе водворился порядок.
      Совершив тысячекилометровый переход, красная кавалерия своевременно достигла пункта сосредоточения, намеченного высшим командованием, и этим самым резко изменила соотношение в силах сторон. Она прорвала польскую оборону в районе местечка Сквиры и вынудила армию Пилсудского не только оставить Киев, но и откатиться до Львова и Варшавы.
      Важнейшие операции Первой Конной армии на польском фронте: житомирский прорыв, взятие Ровно, действия на подступах к Львову и под Замостьем представляют собой классические примеры боевой деятельности конницы в гражданской войне.
      В те далекие боевые годы мы часто пели нашу любимую песню, сочиненную военкомом поэтом П. В. Бахтуровым:
      Из лесов, из-за суровых темных гор
      Наша конница несется на простор,
      На просторе хочет силушку собрать,
      Чтоб последнюю буржую битву дать...
      И Красная Армия дала эту последнюю битву, закончившуюся нашей полной победой.
      Враги меняют тактику
      Гражданская война на основных фронтах окончилась... Но кое-где на окраинах молодой Советской республики: на Дальнем Востоке, в Закавказье и Средней Азии - еще действовали недобитые контрреволюционные банды. Части Красной Армии вели с ними последовательную и настойчивую борьбу.
      1921 год для нашей страны был годом перехода от войны к мирному строительству. Теперь судьба Советской власти решалась не только на полях сражений, но и на хозяйственном фронте.
      Красная Армия частично также переключилась на социалистическое строительство. Была организована так называемая трудовая армия.
      Возвращались в военную академию ее воспитанники, в разное время откомандированные на фронты гражданской войны. Среди них были такие видные военачальники, как Дыбенко, Федько, Триандафиллов, Белицкий, Урицкий, Алкснис и другие. Вернулся в Москву и я.
      Высока была активность личного состава академии. Мы, слушатели, с огромным интересом изучали боевые операции гражданской войны, как бы подытоживая опыт частей и соединений Красной Армии, немало внимания уделялось и чисто теоретическим вопросам. Помню, какое большое впечатление произвел на нас доклад Михаила Васильевича Фрунзе о военной доктрине и Красной Армии.
      В марте 1921 года должен был состояться очередной X съезд партии. Слушатели академии с нетерпением ждали его открытия. Некоторые из них были избраны на съезд делегатами, другие, в том числе и я, приглашены в качестве гостей.
      В день открытия съезда мы - Белицкий, Урицкий, Федько, Борщевский, Рошаль и я - чуть ли не первыми пришли в Кремль. Нам не терпелось увидеть Ленина, услышать его.
      ...Вот за столом президиума появился Владимир Ильич. Все присутствующие встали и бурными долгими аплодисментами приветствовали любимого вождя. Зал долго не мог успокоиться. Когда же Ильич начал речь, сразу воцарилась тишина.
      Затаив дыхание слушали мы Ленина...
      В этот относительно мирный период враг, разбитый в открытой, вооруженной борьбе, менял тактику. Опираясь на кулацкие элементы в деревне, он организовывал заговоры и мятежи. Вспыхивали они в Сибири, на Украине, в Тамбовской губернии и других районах.
      За несколько дней до открытия съезда белогвардейские элементы во главе с бывшим царским генералом Козловским подняли контрреволюционный мятеж в Кронштадте.
      Они выдвинули демагогический лозунг "Советы без коммунистов". Этот лозунг привлек недостаточно сознательные, нестойкие элементы, которых в Кронштадтском гарнизоне было немало.
      Мятежники располагали 135 орудиями, приблизительно сотней пулеметов. Военные корабли, поддерживавшие их, стояли в гавани под нарами.
      Наступала весна. Финский залив от Кронштадта до Питера вот-вот должен был освободиться ото льда, что позволило бы мятежникам вывести корабли в море.
      Контрреволюционный штаб Кронштадта стремился оттянуть время и тем самым лишить возможности части Красной Армии наступать по льду.
      5 марта была восстановлена 7-я армия под командованием М. Н. Тухачевского. Были созданы два боевых участка: Северный (сестрорецкий) и Южный (ораниенбаумский). Начальником Северного участка стал Е. Казанский, Южного - А. Седякин.
      Командование 7-й армии послало мятежникам ультиматум. Но Кронштадт молчал. Тогда 7 марта Тухачевский отдал приказ о штурме крепости. 8 марта наши войска вышли на лед и двинулись в атаку. Форты и корабли Кронштадта открыли интенсивный огонь. Понеся большие потери, части 7-й армии отошли.
      Обстановка требовала принятия срочных мер. Тогда по предложению В. И. Ленина X съезд партии принял решение послать часть делегатов и гостей под Кронштадт. В числе посланцев съезда была и группа командиров из военной академии - Дыбенко, Федько, Урицкий, Саблин, Борщевский, Розе, я и многие другие. Кроме того, губкомы получили указание ЦК выделить лучших коммунистов для участия в подавлении мятежа.
      Через некоторое время стали прибывать коммунисты и комсомольцы из Москвы, Киева, Твери, Смоленска, Пскова, Калуги, Рязани, Витебска, Новгорода, Иваново-Вознесенска. В самом Петрограде также была объявлена мобилизация коммунистов.
      Рано утром 11 марта в Петроград прибыл спецпоезд - во главе с К. Е. Ворошиловым приехали делегаты и гости X съезда, члены ЦК, ЦКК, РВС, секретари губкомов, начальники и комиссары дивизий и полков, агитаторы, журналисты, писатели. С этим поездом приехал и я.
      Командование 7-й армии располагало в это время следующими силами: в Ораниенбауме находились 32-я бригада М. Рейтера, 167-я бригада Н. Боброва и 187-я бригада, возглавить которую поручили И. Федько. Все эти силы были сведены в дивизию под командованием П. Дыбенко. На подходе находились эшелоны с частями 27-й Омской дивизии В. К. Путны. 79 я бригада этой дивизии, возглавляемая Г. Д. Хаханьяном, уже разгрузилась в районе Ораниенбаума.
      Политико-моральное состояние в полках 79-й бригады было нездоровое. Среди бойцов раздавались голоса, что по льду к морской крепости не подступиться - лед не выдержит, что силы мятежников сломить невозможно и т. п.
      В результате 235-й Невельский и 237-й Минский стрелковые полки охватило волнение, и они отказались участвовать в штурме Кронштадта. В эти полки срочно выехали К. Е. Ворошилов, назначенный комиссаром Южной группы, начальник Сводной дивизии II. Дыбенко, комбриг И. Федько, ряд делегатов съезда. Был среди них и я.
      14 марта в 17 часов полки были выстроены перед казармами. Перед ними выступил К. Е. Ворошилов. Он зачитал приказ командования 7 и армии, в котором говорилось, что 235 и Невельский и 237-й Минский полки за нарушение присяги и выступление против Советской власти разоружаются, а зачинцики смуты отдаются под суд. Полки лишались боевых знамен, а личный состав звания воина Красной Армии.
      Этот приказ ошеломил бойцов. По команде Дыбенко они сложили оружие тут же на плацу. Разоруженные полки были отведены в казармы. Все мы отправились к ним и всю ночь при свете коптилок вели разъяснительные беседы. Опомнившиеся воины сами осудили зачинщиков. Бойцы попросили вернуть им оружие и послать на самый опасный участок наступления.
      Начальник дивизии В. К. Путна, прибывший в Ораниенбаум несколько позже, также обратился к командованию с просьбой дать возможность полкам искупить свою вину при штурме Кронштадта.
      Командование сочло возможным пересмотреть прежнее решение. Ночью же бойцам возвратили оружие. На рассвете 15 марта весь личный состав собрали на митинг. Здесь полкам были возвращены знамена.
      Климент Ефремович Ворошилов выступил с яркой речью. Он призвал бойцов проявить героизм и первыми ворваться в Кронштадт. На этом же митинге Ворошилов представил меня как нового командира 237-го полка. Затем выступили начдив Путна и я, а также некоторые командиры и бойцы полка.
      В тот же день, 15 марта, начальник штаба Южной группы Ю. В. Саблин подписал приказ о моем назначении, а вечером я присутствовал на оперативном совещании в Ораниенбауме, на которое были собраны командиры и комиссары соединений Южной и Северной групп войск, начальники артиллерии и другие специалисты.
      На этом совещании был утвержден план штурма: совершив стремительный ночной бросок через Финский залив со стороны Ораниенбаума и Сестрорецка, наши войска должны были внезапно ворваться в крепость и разгромить мятежников. Решающая роль в штурме отводилась Южной группе. Начало штурма было назначено в ночь на 17 марта, артподготовки - на 14 часов 16 марта.
      Ровно в назначенный час наша артиллерия открыла ураганный огонь по крепости, фортам и кораблям. Сразу же прозвучали ответные выстрелы. Огонь затих только с наступлением сумерек.
      16 марта во второй половине дня я с командирами батальонов и рот под сильным артиллерийским огнем проводил рекогносцировку. Мы наметили исходный рубеж наступления, районы для боевых порядков и тщательно определили азимуты движения подразделений.
      Когда возвращались в полк, в небе появились наши самолеты. Они шли курсом на Кронштадт. Через несколько минут мы услышали оглушительные взрывы.
      До наступления оставались считанные часы. Я отдал командирам батальонов последние распоряжения: еще раз проверить боеготовность, своевременно накормить людей и точно в намеченный срок прибыть на исходный рубеж для наступления.
      Когда все было готово, я предложил своему комиссару и начальнику штаба полка пойти подкрепиться и немного поспать перед атакой.
      17 марта в 4 часа 15 минут 235-й и 237-й полки и отряд питерских рабочих спустились на лед в районе Спасательной станции. Весь личный состав был одет в белые маскировочные халаты. Роты, наступавшие в первом эшелоне, получили штурмовые лестницы, доски и веревки для преодоления проломов во льду.
      В последние дни перед штурмом началась оттепель, снег таял, вода разливалась поверх льда. Прошел слух, что мятежники разбили лед вокруг Кронштадта. Но это никого не испугало.
      Боевые цепи бесшумно устремились к крепости. Связь поддерживалась по телефону и при помощи световой сигнализации, выработанной штабом полка.
      Ночь была ясной. Один из командиров батальонов недовольно заметил:
      - Луна, шут ее дери, сегодня некстати...
      Вдалеке чуть заметно вырисовывались темные линии фортов. Цепи приближались к ним без единого выстрела.
      Внезапно яркие лучи прожекторов заскользили по льду. Стало светло как днем. От артиллерийских вспышек снег словно загорелся - такой яркий красный свет разлился по всему заливу.
      Крепость засыпала наступающих снарядами.
      Но уже усилился артиллерийский обстрел крепости и с нашей стороны. Это стреляла тяжелая артиллерия с Красной Горки. Крепость начала бомбить наша авиация.
      Бой разгорался все сильнее и сильнее и к утру достиг наивысшего напряжения.
      Вот снаряд 12-дюймовой пушки линкора разорвался перед самой цепью 2-го батальона. Бойцы остановились.
      - Вперед, только вперед! - скомандовал я.
      Мы прошли форт, другой, подошли к Кроншлоту на окраине Кронштадта, преодолели в беспорядке установленные проволочные заграждения. Две роты обошли форт справа и слева и ворвались в него.
      Силы противника на этом участке были небольшие, и он отступил. Я донес в штаб Южной группы, что форт Кроншлот занят 237-м полком и отрядом питерских коммунаров.
      Но во второй половине дня противник подтянул резервы и перешел в контратаку. Началась рукопашная схватка. Форты по нескольку раз переходили из рук в руки. Силы были неравные... Мятежники все время подтягивали резервы и контратаковали нас.
      Героически сражались красноармейцы, но удержать Кроншлот не удалось. Очень уж большие были у нас потери, связь нарушена, резервы исчерпаны...
      Впоследствии Павел Ефимович Дыбенко точно и образно описал эти незабываемые часы штурма.
      "В 4 часа 30 минут на левом фланге, возле фортов, сухо и как-то растерянно затрещал одинокий пулемет. Это полк Тюленева, в котором накануне часть бойцов подняла восстание и пыталась соединиться с кронштадтцами, сегодня жестокой рукой выбросивши из своих рядов изменников и предателей, с неимоверным энтузиазмом атакует форты мятежников. Еще минута, и треск десятков пулеметов и дружные залпы винтовок разорвали царившую до того тишину.
      Как бы сорвавшись с железной цепи, загрохотали пушки мятежников. Где-то далеко пронеслись крики "ура", и снова, как бы затаив дыхание, все замерло.
      ...Телефоны не работают. Временные порывы связи. Одна за другой сметены контрольные станции, а вместе с ними и беззаветные герои-связисты. Зловеще свистят и рвутся в бешеном водовороте снаряды, сотнями воронок покрылся лед.
      Дружные залпы стрелков, крики "ура" оглашали залив. Снова заработали телефоны. Геройски погибших связистов сменили другие. Уже сотни храбрецов легли мертвыми на подступах к Кронштадту. Их холодные трупы прикрыты белыми халатами.
      ...Полк Тюленева, геройски, в неравном бою, дравшийся в течение часа, понес потери. ...Буденновец Тюленев, сознавая свою величайшую ответственность и учитывая усиливающийся бой за овладение Петроградскими воротами, еще раз пытается перейти в контратаку, но некому вести бойцов в бой. Нет командного состава - перебит. Нет штаба и даже нет посыльных"{3}.
      Да, действительно было так. С разрешения штаба Южной группы полк был отведен и переброшен в распоряжение Сводной дивизии Павла Ефимовича Дыбенко, которая захватила площадь и вела бой в центре Кронштадта.
      Только к 7 часам вечера бой стал стихать. Часть мятежников, в том числе и их главари Козловский и Петриченко, поняв, что сражение проиграно, бежали в Финляндию.
      Окончательный удар деморализованному противнику нанесли кавалеристы, наступавшие по льду со стороны Ораниенбаума.
      Всю ночь на 18 марта мы продолжали очищать город от мятежников.
      18 марта бои в Кронштадте закончились. Весь его гарнизон был обезоружен. Участники штурма - делегаты и гости X партсъезда и высший начальствующий состав частей и соединений - собрались в бывшем Морском собрании. Ворошилов, принимавший непосредственное участие в бою, едва не погибший под пулеметным огнем (рядом с ним был ранен его порученец Хмельницкий), огласил доклад Центральному Комитету.
      "Выдержка и спайка коммунистов еще раз победили... - говорилось в докладе. - Понадобилось невероятное напряжение, чтобы удержаться хотя бы на юго-восточной окраине города. У коммунистов нервы оказались крепкими. Потерпев неудачу в попытках выбить нас из Кронштадта, мятежники дрогнули, началось разложение...
      Сейчас положение твердое. Мы победили, и победили прежде всего морально. Провокация белогвардейцев разоблачена. Кронштадт станет твердыней революции.
      Мы, члены съезда, работавшие в Кронштадтской секции, приветствуем избранный съездом ЦК и поздравляем его с красным Кронштадтом"{4}.
      18-19 марта уточнялись потери. Мы в своем 237-м полку недосчитались больше половины бойцов. Многие погибли смертью храбрых, многие были ранены и эвакуированы в госпиталь.
      Временное командование Кронштадтской крепостью было возложено на П. Е. Дыбенко. Старейший матрос Балтики, прекрасно знающий военно-морское дело, участник штурма Зимнего дворца, председатель Центробалта, вожак красноармейских масс в дни Февральской и Октябрьской революций, он энергично приступил к налаживанию порядка в Кронштадте.
      И вот мы, его товарищи - Иван Федько, Семен Урицкий, Юрий Саблин и я, сидим с ним в штабе. Дыбенко делится с нами последними сведениями о мятежниках:
      - Основная их масса осталась в городе. Они сознают свою вину перед Советской властью и обещают честным трудом искупить ее. Однако часть мятежников и наиболее матерые контрреволюционеры убежали в Финляндию. Жаль, что нам не удалось захватить Козловского и Петриченко, - вздохнул Павел Ефимович. - Эти "идейные" вожди мятежников не постеснялись увезти большую сумму денег из советской казны. Кое-кто из сподвижников этих негодяев хотел взорвать линкоры "Севастополь" и "Петропавловск", уже заложили под орудийные башни пироксилиновые шашки, но старые моряки поймали преступников. Команда "Севастополя" арестовала своих офицеров и отправила в Петроград радиограмму: "Сдаемся". Утром 18 марта сдался и линкор "Петропавловск".