Через три войны

      Что делать? Сколько ни убеждал себя - другое время, другая обстановка, - ничего по получалось: не могу работать с человеком, который приказывал пороть солдат.
      В комнатах штаба я увидел множество бывших офицеров. Это мне показалось странным. Хотя в то время наша молодая армия не отказывалась от услуг бывших царских военспецов, но здесь, в Щиграх, с этим явно перехватили.
      Штабной писарь, с которым я поделился своими сомнениями, сказал:
      - Сплошное офицерье! Вот сформируем дивизию, а куда они ее поведут, еще неизвестно.
      Где-то, вероятно, действовала предательская рука.
      И действительно, впоследствии я узнал, что Шмидт и его свита, еще не успев полностью сформировать дивизию, переметнулись к белым.
      После встречи со Шмидтом я написал обстоятельное письмо в Москву, сообщил в академию о положении дел в дивизии, объяснил, почему не могу оставаться в Щиграх, и просил помочь мне получить направление в какую-нибудь действующую кавалерийскую часть.
      Скоро пришел ответ: "Направляетесь в 4-ю кавалерийскую дивизию С. М. Буденного в Покровск".
      Радости моей не было границ.
      * * *
      В конце июля 1919 года я с трудом добрался до Саратова, где располагался штаб 10-й армии, В нее входила 4-я кавалерийская дивизия. Штаб размещался на волжском пароходе, который стоял под парами у пристани.
      Командующий 10-й армией А. И. Егоров в это время находился после ранения на излечении в госпитале. Его временно замещал начальник штаба Л. Л. Клюев, очень интеллигентный, скромный человек, прекрасный специалист, в прошлом полковник царской армии. Он принял меня приветливо, ввел в обстановку, которая к тому времени была не из приятных. Белогвардейские конные корпуса, прорвавшись в стыке 9-й и 10-й армий, обходили наш правый фланг и прижимали части 10-й армии к Волге. Шли ожесточенные бои красной конницы - 4-й и 6-й кавалерийских дивизий - в районе Топовка, Золотое. Справа от Буденного действовали наши моряки - знаменитый отряд Кожанова.
      - Как видите, - заключил Клюев, - положение нашей армии очень тяжелое. Вам придется ехать через Покровск, а затем через отряд Кожапова. Только тогда вы попадете в вашу дивизию. Если устали в дороге, можете отдохнуть, у нас в городе есть общежитие. На пароходе же мест не хватает и для штабных работников.
      Поблагодарив Л. Л. Клюева, я сказал, что отдыхать не буду и сегодня же выеду к месту назначения.
      До Покровска добрался сравнительно быстро, зато долго искал штаб отряда Кожанова. Наконец недалеко от Волги, возле пристани Золотое, встретил трех всадников в морских бушлатах. Посмотрев мое предписание, они проводили меня к командиру.
      Кожанов произвел на меня очень хорошее впечатление. Мы долго беседовали с ним.
      - Вот мы, моряки, - говорил он мне, - стали конниками и чувствуем себя неплохо. С буденновцами взаимодействуем хорошо. Думаю, что не только остановим врага, но скоро и сами перейдем в наступление. Так вы недавно из Москвы? Интересно, как здоровье нашего Ленина?
      Я рассказал ему все, что знал.
      Утром Кожанов сказал:
      - Я приказал занарядить подводу. Отвезут вас в штаб Буденного.
      Распрощавшись с Кожановым, я поехал к месту назначения вместе с кавалеристами Иваном Лютовым и Романом Кононовым, возвращавшимися из госпиталя в свои части. Они наперебой рассказывали мне о своих дивизиях.
      - Бойцы у нас хорошие, - говорил Лютов, - а о командирах и говорить не приходится. Возьмем, к примеру, товарища Буденного, начдива нашего. Сам-то он из унтер-офицеров, но бывалый. В кавалерии еще в русско-японскую воевал и в империалистическую. Лихой командир, и смекалка у него большая.
      Как только Лютов умолк, Кононов обратился ко мне с вопросом:
      - Села Воздвиженку, Вознесенское, Рагули, Арагир, Александровское, что на Ставропольщине, знаете?
      - Откуда мне знать? Я в этих краях никогда не был.
      - Так вот, там тоже красные отряды начали расти, как грибы после дождя. Про Ипатова и Апанасенко слышали?
      - Немного, - признался я.
      - Они первыми стали формировать отряд. А о Ване Кочубее, о Блинове что-нибудь слышали? Это тоже отменные командиры. Недавно с Кубани, из района станицы Таманской, к нам прибыла еще большая группа войск под командованием Ковтюха. Вот так и образовалась наша 6-я дивизия. Батурин ею нынче командует.
      - А где Апанасенко?
      - Наверное, ранен и при части находится. Где ему еще быть?
      - Нашего брата бойца, как только ранят, сразу в госпиталь, а сами командиры в строю остаются, - вмешался Лютов. - Никакого равенства!
      * * *
      Первыми, кого я встретил в 4-й дивизии, были ее новый начальник Ока Иванович Городовиков, начальник штаба дивизии Иван Дмитриевич Косогов и комиссар Александр Митрофанович Детистов. Они приняли меня тепло и радостно. Особенно Ока Иванович. Он сразу расположил меня к себе.
      - Вот хорошо, что вы приехали, нам нужно штаб дивизии формировать, а подходящих людей нет, - сказал он.
      - А где же ваш штаб? - спросил я.
      Ока Иванович с сожалением посмотрел на Косогова:
      - Вот один остался.
      - Да, это так, - подтвердил Косогов. - Как есть один, если не считать двоих писарей. Семен Михайлович почти всех наших работников штаба забрал, он штаб корпуса развертывает.
      Городовиков представил мне своих боевых товарищей - комиссара и начальника штаба дивизии.
      - Комиссар дивизии Александр Митрофанович Детистов, - сказал Ока Иванович, - мой земляк, донской казак станицы Качалинской. Был сельским учителем, добровольно пошел в Красную Армию, да не один, целый красногвардейский отряд привел с собой. - Ока Иванович сделал паузу, покрутил усы и продолжал: - Начальник штаба Косогов Иван Дмитриевич по профессии тоже учитель. В германскую его призвали в армию. В 1916 году он окончил военное училище и дослужился до чина капитана. В 1918 году вступил в Красную Армию. Начальник штаба он очень хороший...
      - Ока Иванович, смотрите не перехвалите меня, - подал реплику Иван Дмитриевич Косогов.
      Рассказал Ока Иванович и о других своих сослуживцах. Вот только о себе ничего не сказал.
      Небольшого роста, очень подвижный, с веселой, какой-то детской улыбкой на лице, он вел себя просто и скромно. Я понял, что этот человек обладает незаурядным природным умом и большим практическим военным опытом.
      В империалистическую войну Ока Иванович служил в Донском казачьем полку на Юго-Западном фронте. Осенью 1916 года, в одном из ожесточенных боев, он был ранен и эвакуирован в Ростов. В госпитале среди раненых солдат все чаще и чаще слышались недовольные голоса: за что воюем? Скоро ли кончится война? Однажды кто-то из выздоравливающих принес в госпиталь большевистскую листовку. В ней просто и ясно было написано о причинах войны, говорилось, кто ее виновник и что нужно делать, чтобы покончить с ней. Оке Ивановичу особенно запомнилась фраза: "Солдаты, бросайте войну, уходите домой, отбирайте у помещиков землю..."
      Домой, к сожалению, уйти ему не удалось. Из госпиталя его направили в 39-ю запасную отдельную казачью сотню, которая располагалась в районе станции Сулин и охраняла завод и рудники промышленника Пастухова.
      Здесь в промышленном центре Городовиков впервые увидел нелегкую жизнь рабочих. Здесь же застала его Февральская революция. Вместе с рабочими он горячо приветствовал ее. Но радость была недолгой. Временное правительство продолжало вести войну до победного конца, сохранило прежние буржуазные порядки.
      Восторженно встретил Ока Иванович Городовиков, как и весь калмыцкий народ, Великую Октябрьскую социалистическую революцию. По совету большевиков он поехал к себе в станицу Платовскую. Одним из первых в Калмыкии Ока Иванович создал конный отряд. Бойцы этого отряда отличались высокой дисциплинированностью и беззаветной преданностью идеалам социалистической революции. В этом большая заслуга О. И. Городовикова. Своим мужеством и стойкостью он показывал пример подчиненным. Его всегда можно было видеть среди конников. Ока Иванович любил пошутить, для каждого у него находилось теплое, душевное слово. Это был неустрашимый воин, "степной орел" - как называли его кавалеристы.
      В дальнейшем, чем больше я узнавал О. И. Городовикова, тем больше убеждался, что это прекрасный командир, у которого есть чему поучиться.
      ...После беседы мы сели ужинать. Не успели закончить, как раздался телефонный звонок. Косогов взял трубку. Звонил начальник штаба корпуса В. А. Погребов. Закончив разговор, Иван Дмитриевич обратился ко мне:
      - Семен Михайлович вызывает вас в штаб корпуса.
      - К чему бы это? - удивился я.
      - Наверное, и вас забрать хочет, - предположил Иван Дмитриевич.
      - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
      - Никакой бабушки! - решительно отрезал Ока Иванович. - Вас я не отдам!
      На следующий день я пошел представляться С. М. Буденному. Признаться, эта встреча меня немного беспокоила. Я слышал о неудаче двух наших "академиков", посланных ранее к Семену Михайловичу. Они ему не понравились, так как не проявили достаточной храбрости в бою. Семеп Михайлович видеть не мог, как он выражался, "чистоплюев" и трусов. Поэтому ехал я в 4-ю кавдивизию с тревожными сомнениями: а ну как тоже не придусь ко двору?
      Я много слышал о геройских делах уже прославившегося в то время Буденного и ожидал какой-то необыкновенной встречи. Представлял себе, как войду в штаб, чеканя шаг, пройду к столу, из-за которого поднимется внушительного вида военный с пышными усами. Вытянувшись в струнку, я доложу Буденному о своем прибытии и в ответ услышу приветствие своего нового комкора.
      А вышло все по-иному. Во дворе дома, где располагался Буденный, меня встретила молодая женщина, как я узнал позже, - жена Семена Михайловича Надежда Ивановна. Когда я спросил у нее, где могу видеть комкора, она крикнула в сторону сарая:
      - Сема, ты скоро? Тут к тебе товарищ пришел.
      В ответ из сарая послышалось:
      - Где он там, этот товарищ? Пусть идет сюда.
      Вошел я в сарай, смотрю - стоят двое, одетые в зеленые суконные френчи. Один высоченный, другой среднего роста. Подхожу к высокому, докладываю о прибытии, а он, смеясь, кивает головой в сторону другого, очищающего копыта коня. Я в смущении молчу. К нам подходит Надежда Ивановна и говорит, обращаясь к мужу:
      - Сема, да брось ты с конем возиться, товарищ ждет тебя.
      Буденный оторвался от своего дела, испытующе оглядел меня с головы до ног и лукаво улыбнулся:
      - Тюленев? Добро пожаловать. Что, воевать приехали или только посмотреть, как мы воюем? Завтра предстоит большой бой. Я вот копя себе готовлю. А вы успеете собраться к утру, чтобы вместе с нами пойти бить врага? Я пробормотал что-то в ответ, означающее "успею".
      Буденный усмехнулся в усы:
      - Наверное, думали, что в штабе корпуса вам придется только бумагами заниматься? Нет, брат, у нас так не принято. Воевать так воевать по-настоящему, не карандашом, а саблей. Впрочем, пером тоже не грешно владеть. У нас в таких людях нехватка большая, замучили мы этим делом начальника штаба Погребова. Так вот вы у него помощником и будете. Это, конечно, не значит, что вы засидитесь в штабе. У нас штабные работники больше на коне с саблей в руке...
      - Слушаюсь, товарищ Буденный! - переборов робость, подтянулся я.
      Узнав о моем назначении, Городовиков отправился к Семену Михайловичу просить его оставить меня в штабе дивизии, но получил решительный отказ. При встрече со мной Ока Иванович разочарованно махнул рукой:
      - Значит, не судьба. Семен Михайлович не привык менять своих решений.
      Однако позже Ока Иванович все-таки перетянул меня к себе на должность командира 2-й кавалерийской бригады.
      Итак, я снова на передовой линии фронта, на одном из ответственных участков царицынского направления.
      Генерал Деникин сосредоточил здесь большое количество конницы, намереваясь опрокинуть части 10-й армии в Волгу. Однако красные кавалеристы и отряд матросов под командой Кожанова отражали все атаки белогвардейских войск. Семен Михайлович Буденный вместе со штабом корпуса постоянно находился на самых трудных участках.
      Мне, как начальнику разведки корпуса, по заданию комкора и начальника штаба приходилось бывать то в одной, то в другой кавалерийской бригаде. Я любил находиться в войсках, с которыми не раз участвовал в конных атаках. Это нравилось Семену Михайловичу, он был доволен моей службой. Когда в 1919 году из Москвы поступила телеграмма с предложением направить меня обратно в военную академию для продолжения учебы, Буденный наложил на ней такую резолюцию: "Согласен отпустить И. В. Тюленева, по только после окончания гражданской войны. С. Буденный". На вторую телеграмму Семен Михайлович также ответил отказом.
      Это меня вполне устраивало. До конца гражданской войны я находился в корпусе Буденного, который впоследствии перерос в Первую Конную армию.
      Здесь я приобрел много замечательных товарищей и друзей. Спаянная кровью в боях, эта дружба со многими из них сохранилась на всю жизнь.
      Возглавляя разведывательный отдел, я работал в тесном контакте с начальником оперативного отдела штаба корпуса Степаном Андреевичем Зотовым. Этот уже не молодой, приземистый, широкоплечий человек с типично русским лицом, пышными светло-русыми усами обладал завидной работоспособностью. Имея большой военный опыт, он был незаменимым консультантом по многим вопросам. Мы быстро подружились с ним. В свободные минуты часто рассказывали друг другу о себе.
      "У нас, донских казаков, - делился со мной Степан Андреевич, - ребят с малолетства обучают военному делу: верховой езде, стрельбе, владению холодным оружием, фехтованию.
      Я рос отчаянным парнем, любил военное дело. И надо сказать, давалось оно мне легко. Однажды на станичном празднике по рубке, верховой езде и скачкам я первым пришел к финишу. За это станичное правление выдало мне первый приз - казацкое седло. А коня у нас не было, на праздник одолжил его у дяди.
      Да и то сказать: на что было отцу покупать коня, если жили мы бедно, а нас у отца было двенадцать душ. Поди прокорми такую ораву!
      Подошел срок службы. Хотелось попасть в конницу, а для этого справа нужна. Нет справы, - иди, говорят, служить пластуном, значит, в пехоту. Из этой беды выручило станичное правление: как хорошего наездника и рубаку, оно решило снарядить меня за счет правления. Купили мне коня за 105 рублей, а еще на 104 рубля справили обмундирование, снаряжение, постельную принадлежность. Так я стал казаком на действительной царской службе, а за мной зачислили долг в 209 рублей..."
      Из рассказов Степана Андреевича я узнал, что он начал службу в 4-м Донском графа Платова казачьем полку. Здесь он окончил полковую школу, а в 1907 году - фехтовальную и был произведен в младшие, а затем в старшие унтер-офицеры.
      В 1908 году Зотов был оставлен на сверхсрочную службу, окончил школу подпрапорщиков, или, как называли казаки, подхорунжих. Степан Андреевич очень гордился этим званием, высоко почитавшимся казаками. Когда он прибыл в этом чине домой на побывку, вся станица во главе с заслуженными стариками встречала его с большими почестями.
      В 1910 году Степана Андреевича перевели в 3-й казачий полк. Здесь он обучал молодых казаков, прибывавших на действительную службу главным образом из 2 го Донского округа. Среди них встречалось много земляков. Однажды с новой партией прибыл казак из станицы Качалинской Александр Митрофанович Детистов. За активное участие в революции 1905 года его арестовали и приговорили к тюремному заключению. Отсидев срок, он прибыл проходить воинскую службу. Зотов назначил Детистова эскадронным писарем.
      Детистов очень много читал, а книги имел обыкновение хранить под тюфяком. Все книги, которые читали казаки, полагалось отмечать эскадронной печатью.
      Однажды сотенный приказал Зотову проверить, на всех ли книгах имеется печать. Степан Андреевич велел казакам явиться с книгами. И вот потянулись они, кто с молитвенником, кто с евангелием, кто с часословом. Детистов тоже принес евангелие и часослов. Вечером, когда все уже разошлись, Зотов вспомнил о привычке Детистова прятать книги под тюфяком. Сунул руку под тюфяк, а там действительно книга. Вытащил, стукнул печатью и положил на место.
      Несмотря на различие в чинах, Зотов с Детистовым были большими друзьями. И вот как-то во время прогулки Детистов спрашивает:
      - Степан Андреевич, это вы приложили печать к той книге, что под тюфяком лежала?
      - Я. А что такое?
      - А вы знаете, что эта за книга была?
      - Откуда мне знать? Я ее не читал.
      Детистов лукаво усмехнулся:
      - Так это был "Капитал" Карла Маркса.
      С 3-м казачьим полком 3-й кавалерийской дивизии Степан Андреевич прошел всю империалистическую войну. Четыре георгиевских креста и три медали - вот награды за его боевые подвиги.
      В грозном 1918 году С. А. Зотов вернулся домой и сразу же вступил в красногвардейский отряд, который начал формироваться в Песковатке еще в декабре 1917 года.
      К 15 апреля 1918 года в Песковатском красногвардейском отряде было уже около 500 пехотинцев, 140 кавалеристов, на 4 орудия батарейцев и на 6 расчетов пулеметчиков.
      Боевая слава Песковатского отряда росла с каждым днем. В июле 1918 года отряд был реорганизован в полк. Ему присвоили наименование 1-го Советского революционного казачьего полка. Позже на базе этого полка и влившихся в него отрядов была сформирована 2-я сводная Донская казачья дивизия. Впоследствии она слилась с Морозовско-Донецкой дивизией. При этом конные части согласно приказу штаба 10-й армии вошли в состав 1-го конного корпуса под командованием С. М. Буденного.
      С. А. Зотов был назначен начальником оперативного отдела штаба этого корпуса.
      В один из погожих летних дней 1919 года в районе станицы Островской началась сложная и ответственная операция. Наша конница во что бы то ни стало должна была выиграть бой, чтобы обеспечить переход частей армии в контрнаступление. В противном случае всей 10-й армии пришлось бы отходить на север.
      Буденный приказал мне выехать в бригаду С. К. Тимошенко.
      - Части Тимошенко будут действовать на главном направлении удара пехоты противника, - напутствовал меня Буденный. - Поезжайте к нему и покажите, чему вас учили в академии. Главное - объясните важность задачи и, если потребуется, помогите командиру бригады.
      В штабе бригады за столом, накрытым картой, сидели комбриг, его помощник серб Данило Сердич и комиссар П. В. Бахтуров. Рядом, на подоконнике, стоял полевой телефон, по которому комбриг отдавал приказания командирам полков.
      - С чем пожаловали? - спросил Тимошенко. Я изложил цель своего приезда.
      - Хорошо. - Семен Константинович жестом пригласил меня к карте и продолжал: - Мы уже получили приказ и изучаем обстановку. Задача ясна. Трудная. Но, надеюсь, не подкачаем, выполним.
      Условились, что Сердич поедет в один полк, Бахтуров - в другой, а мы с комбригом останемся на командном пункте бригады.
      Когда все вопросы были детально обсуждены, комбриг пригласил нас к себе на ужин. По пути в соседнюю хату мы заглянули в сарай, где стояли, похрустывая сеном, лошади комбрига и комиссара.
      - Какой из коней лучше? - повернувшись ко мне, спросил Тимошенко.
      Я показал на рыжего донца, который, как оказалось, принадлежал Бахтурову.
      - А этот, серый?
      - Тоже неплохой. Видно, в нем есть арабская кровь.
      Бахтуров засмеялся, лукаво посматривая на Тимошенко. Природный донской казак, он понимал толк в лошадях и знал, что конь комбрига резвее. Но надо же было использовать момент, чтобы подтрунить над Тимошенко, гордившимся своим четвероногим другом.
      - Ишь захихикал! Обрадовался! - беззлобно повысил на него голос Тимошенко. - А ведь мой конь обгоняет его барбансона. Верно я говорю, комиссар?
      - Было такое, - ответил Бахтуров.
      - Ну, то-то, - примирительно сказал Семен Константинович.
      За ужином разговор шел о предстоящей операции, начало которой намечалось с наступлением противника, ожидаемым утром следующего дня.
      Вскоре комиссар и помощник комбрига уехали. Коротать ночь перед боем мы остались вдвоем.
      - Как изменила революция судьбы людей, - сказал Семен Константинович. Вот я, к примеру, окончил только сельскую приходскую школу. Больше по пришлось. А теперь командую бригадой.
      Свою военную службу Тимошенко начал в 1915 году. Его досрочно призвали в царскую армию и зачислили рядовым запасного батальона, расквартированного в городе Николаеве.
      Февральская революция застала С. К. Тимошенко в должности фельдфебеля пулеметного эскадрона одной из кавалерийских дивизий. Он пользовался большим уважением солдат, и они избрали его в солдатский эскадронный комитет. Когда совершилась Великая Октябрьская социалистическая революция, Тимошенко вместе со своими пулеметчиками, не колеблясь, пошел за большевиками.
      1-й красногвардейский Черноморский отряд Матузенко, куда вступил Семен Константинович, позже был преобразован в 1-й Крымский конно-гвардейский полк. Его командиром стал С. К. Тимошенко.
      В период боев за Царицын в состав полка был включен интернациональный отряд под командованием серба Данило Сердича. Затем к нему присоединился Качалинский казачий отряд Павла Васильевича Бахтурова. Крымский полк был преобразован во 2-ю бригаду 4-й кавалерийской дивизии, которой в то время командовал С. М. Буденный. С. К. Тимошенко назначили командиром бригады, Сердича - помощником, Бахтурова - комиссаром.
      Засиделись мы в ту ночь с Семеном Константиновичем допоздна. Много рассказывал он о бойцах и командирах, хвалил интернационалистов.
      - Надежные друзья и хорошие бойцы. На них можно смело положиться в любом деле, - говорил Тимошенко.
      Заснули мы на исходе короткой летней ночи. С рассветом загрохотала артиллерия противника. Вражеская пехота перешла в наступление. На линии сторожевого охранения завязался бой.
      Полки бригады были тотчас же подняты по тревоге и заняли исходные рубежи. Мы с Семеном Константиновичем вскочили на коней и через несколько минут уже находились на его командном пункте. Комбриг быстро разобрался в обстановке и отдал соответствующие распоряжения командирам полков.
      - Будем действовать, как решили, - сказал Тимошенко. - Позволим пехоте противника переправиться на левый берег Хопра, скуем ее здесь огнем, а затем стремительным ударом во фланг и тыл отрежем от реки и пленим.
      Я заметил, что план рискованный по соотношению сил и может сорваться в случае наступления крупных частей белогвардейской конницы.
      Комбриг успокоил меня:
      - Не волнуйтесь. У нас есть хорошие пулеметчики и артиллеристы. Прикроемся справа дивизионом, усиленным пулеметами и пушками. Кроме того, добавил Тимошенко, - я прошу начдива поддержать бригаду ударом по пластунам слева.
      Все было предусмотрено. Задача решалась правильно, хотя с явным, но вполне оправданным риском.
      В середине дня пехота противника форсировала Хопер и стала медленно наступать, сдерживаемая с фронта сковывающей группой бригады.
      Но вот наша артиллерия перенесла огонь по левому флангу врага. Это было сигналом к атаке. Через полчаса мы увидели, как конники 23-го полка бригады устремились в тыл вражеской пехоты. Белогвардейцы начали отступать.
      - Все как надо, - молодецки тряхнул головой Тимошенко. - Оставайтесь здесь, а мне пора.
      Он пришпорил коня и, возглавив второй полк бригады, повел его в наступление. Его мощная фигура на крупном коне хорошо просматривалась в бинокль.
      Пластунская бригада генерала Сутулова была разбита наголову. Конники Тимошенко взяли в плен около 1500 белогвардейцев, захватили несколько пулеметов и артиллерийскую батарею.
      С большим удовлетворением я докладывал комкору о бое бригады и действиях ее командира.
      С. М. Буденный усмехнулся в усы и сказал:
      - Ничего удивительного. Любая наша бригада может с успехом громить казачью дивизию. В особенности бригада Тимошенко. Он сам отличный пулеметчик и умело использует мощную силу пулеметного огня. Но это еще не все. В его бригаде много бывших пехотинцев, обученных владеть шашкой. Они хорошо стреляют и неплохо владеют холодным оружием, в то время как белоказаки не любят возиться с огнестрельным оружием, не умеют использовать преимущества огня.
      Позже я неоднократно видел Семена Константиновича в боях. Это был храбрый воин, душевный командир. Он умел подбодрить бойцов веселой шуткой, вовремя похвалить за инициативу и смекалку, проявлял трогательную заботу об их материальном обеспечении. Бойцы любили его и беспрекословно повиновались.
      Тимошенко обладал поразительной выносливостью, мог без сна и отдыха долго находиться в седле, а потом часами сидеть над картой, анализируя прошедший бой или разрабатывая новую операцию. В 24 года он уже командовал прославленной 6-й кавалерийской, впоследствии Чонгарской Краснознаменной дивизией, которая громила конницу генералов Мамонтова и Шкуро, освобождала Воронеж и Касторную, сражалась с деникинцами в Донбассе.
      Воевал С. К. Тимошенко рука об руку с бригадным комиссаром П. В. Бахтуровым и своим помощником Д. Ф. Сердичем.
      Павел Васильевич Бахтуров был исключительно яркой, одаренной личностью: жизнерадостный, остроумный, прекрасный оратор, поэт и музыкант, стойкий большевик, отважный воин.
      Не менее колоритной фигурой был и Данило Федорович Сердич, человек большой души и скромности, умелый организатор, храбрый, беззаветно преданный делу революции командир.
      Серб по национальности, он в 1912 году, гонимый нуждой, приехал в Россию к своим дальним родственникам. Работал в Одессе, Екатеринославе.
      Сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции, в конце 1917 - начале 1918 года, на Украине, где было больше всего югославских товарищей, под руководством Коммунистической партии стали формироваться добровольческие интернациональные красногвардейские отряды, которые потом вливались в ряды Красной Армии.
      Дапило Сердич в это время находился в Днепропетровске (бывший Екатеринослав). Здесь он сформировал и возглавил 1-й сербско-советский отряд. Этот отряд вошел в состав революционной Украинской армии и вел ожесточенные бои с кайзеровскими войсками, оккупировавшими Украину. Позже все интернациональные отряды влились в регулярные части Красной Армии. Конница, в частности, вошла в корпус С. М. Буденного.
      Глубоко убежденный в победе над врагами социалистической революции, Д. Ф. Сердич не знал страха в бою. Раз и навсегда усвоил он, что командир-коммунист должен идти в бой первым, а выходить из него последним. Все мы были уверены, что Данило Федорович не подведет в схватке. Какая бы трудная задача ему ни ставилась, он находил пути для ее успешного выполнения.
      Помнится, тяжелая обстановка сложилась для частей 10-й и 11-й армий. Между ними образовался большой разрыв. Белогвардейцы воспользовались этим и бросили значительные силы для удара по флангам 10 и и 11-й армий.
      Сердичу было приказано объединить под своим командованием все отряды, находившиеся в районе Нижнего Чира, и устранить надвигающуюся угрозу. Дапило Федорович блестяще справился с этой задачей. Неоднократными контратаками он разбил до двух полков пехоты противника. В результате брешь между армиями была закрыта и угроза ликвидирована. За эти боевые действия Сердич был представлен к ордену Красного Знамени.
      Неувядаемой легендарной славой овеяно имя и другого сына сербского народа - гусарского офицера Олеко Дундича.
      Дундич бежал из германского плена в Россию. Здесь его застала Февральская, а затем Великая Октябрьская социалистическая революция. Прогрессивно настроенные сербы, хорваты и словенцы взялись за оружие, чтобы защищать завоевания Октября. Олеко Дундич сформировал сербский советский отряд, из которого впоследствии были образованы 1-й югославский Коммунистический полк и кавалерийский дивизион. Потом они влились в 1-ю сводную Донскую кавалерийскую дивизию, а затем в конный корпус С. М. Буденного.
      После одной из успешных атак полка, которым командовал Олеко Дундич, С. М. Буденный сказал:
      - Вот, товарищи, мы с вами бьемся на своей земле, защищаем свою страну, а они воюют на чужой земле. Они защищают ваши интересы, как свои собственные, потому что понимают общность дела всех пролетариев. Это истинные интернациональные бойцы, это настоящие герои-революционеры.
      Дундич свободно мог командовать крупным войсковым соединением. Однако он каждый раз отказывался от предложения принять бригаду или дивизию. Проникнуть в тыл врага с горсткой храбрецов, посеять там панику, захватить и привести "языка" или собрать важные сведения - вот что было стихией Дундича. Конники безгранично любили своего командира, готовы были идти за ним в огонь и в воду.
      Перед наступлением конного корпуса Буденного на Воронеж было решено произвести тщательную разведку противника, выяснить систему его обороны. 23 сентября 1919 года кавалерийский разъезд под командованием Дундича переправился через реку в расположение противника.
      Стояла ночь. Красные разведчики без труда обнаружили сторожевую заставу и конные патрули, курсировавшие вдоль линии фронта. Как миновать вражеское охранение?
      - Прицепить погоны! - приказал Дундич.
      Когда подъехали к перелеску, из темноты раздался окрик:
      - Стой, кто едет?
      Два казака, выбежавшие навстречу, наставили дула винтовок на разведчиков. Ни один мускул не дрогнул на лице Дундича. Он выехал вперед и властно крикнул:
      - Вы что, хамы, ослепли? Не видите, что свои едут? Да я вас, подлецы...
      Казаки растерялись и пропустили красный разъезд через линию фронта. Дундич со своими разведчиками поскакал в глубь территории белых, запоминая расположение окопов заграждения и места, где, минуя их, можно ворваться в город. Ценные сведения были собраны. Теперь предстояло проскочить обратно через линию фронта к своим. Но белые, придя в себя, поняли, что в их тыл прорвался красный разъезд, и бросились на розыск.
      Генерал Шкуро ждал, что вот-вот приведут пленных буденновцев. Но не тут-то было! Разведчики посекли преследователей и благополучно вернулись к своим.
      24 сентября Воронеж был освобожден.
      Сколько раз Олеко Дундич с небольшой группой лихих бойцов выполнял задачи, которые были под силу целому полку! Он был 24 раза ранен, но ни разу не покинул поля боя.