Выступая перед собравшимися, я сказал:
      - Завтра наши войска пойдут в наступление. Хотя фашисты и стоят у стен города, но судьба его в наших руках.
      Председатель Орджоникидзевского комитета обороны Николай Мазин докладывал:
      - Бойцы народного ополчения заняли отведенный им рубеж. Продолжается производство боеприпасов и горючей смеси для истребления танков, работают все пищевые предприятия, действует водопровод. На русском и осетинском языках печатаются газеты и листовки. Стараемся во всем выполнять волю нашей родной Коммунистической партии...
      С утра 2 ноября 1942 года дальнобойные батареи врага начали обстрел северо-западной окраины Орджоникидзе. Но это не сломило волю людей к сопротивлению.
      В Орджоникидзе у братской могилы бойцов, павших за Советскую власть в годы гражданской войны, состоялся митинг пародов Северного Кавказа.
      Открыл его мой старый боевой друг Книга. Вместе с ним мы сражались на фронтах гражданской войны. Много лет прошло с тех пор. Постарел казак, изрезали лицо боевого комбрига морщины, но по-прежнему молодо, озорно сверкали его глаза из-под насупленных бровей. У братской могилы тех, с кем мы били Деникина, Шкуро, Мамонтова и интервентов, звучал его зычный, с хрипотцой голос:
      - Боевые други, выточите клинки! Пусть вражина почует всю силу шашки в руках джигита и казака. Пусть заплатит своей черной собачьей кровью за горе, которое причинил лам!..
      Три тысячи человек с обнаженными головами внимательно слушали генерала-казака, героя гражданской войны.
      За свою жизнь мне довелось побывать на многих митингах. Но этот, собравшийся в грозный час, был каким-то особенным, неповторимым. На трибуну, сменяя друг друга, поднимались и дагестанка артистка Рагимат Гаджиева, и осетин Герой Советского Союза Хадзи-Мурза Мильдзихов, и терская казачка Лидия Любченко, и ингуш председатель колхоза Магомет Эльканов...
      Участники митинга призвали воинов фронта, всех трудящихся Закавказья уничтожать ненавистных оккупантов, строить оборонительные рубежи, создавать партизанские отряды, сделать Кавказ могилой для фашистских захватчиков.
      Народы Кавказа объявили Гитлеру газават - священную войну.
      В боевые порядки Красной Армии, как я уже говорил, влились грузинские, армянские, азербайджанские части, полки славных джигитов, сформированные из горцев Дагестана. Вместе с русскими в предгорьях Кавказа беззаветно сражались за Родину украинцы и белорусы, узбеки и туркмены.
      Бойцы из горных аулов Чечено-Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Северной и Южной Осетии, Дагестана и Абхазии стали прекрасными разведчиками и проводниками в горах, отличными снайперами.
      Памятный митинг у братской могилы воодушевил защитников Кавказа, еще больше укрепил стойкость советских воинов.
      Правда, танковой группе немцев (около 100 машин) удалось прорвать внешний обвод Орджоникидзевского укрепленного района на участке Фиаг-Дон, Дзауджикау, а их передовым частям захватить Гизель, но в Орджоникидзе они не пробились.
      У самой городской окраины 60 вражеских танков были остановлены 16 нашими. Гитлеровцы трижды вызывали на подмогу авиацию, но, потеряв 32 машины, отошли на старые позиции. В последующие два дня противник стремился расширить прорыв, пытаясь в то же время прорваться к Орджоникидзе. Однако сопротивление наших войск возрастало с каждым днем, с каждым часом, а темпы наступления неприятеля снижались.
      5 ноября наступление немцев было остановлено. Гизельская группировка гитлеровцев оказалась в узком мешке.
      Закончив перегруппировку сил, наши части с утра 6 ноября сами перешли в наступление. План этого наступления, разработанный штабом Северной группы войск, предусматривал удар из района Фиаг-Дона на Орджоникидзе. Нашим войскам ставилась задача уничтожить прорвавшуюся группировку врага, не допустить ее отхода в западном направлении и, выйдя в район Орджоникидзе, наступать на Гизель.
      Наши наступающие части усиливались четырьмя полками гаубичной артиллерии, семью противотанковыми и четырьмя гвардейскими минометными полками, поддерживались 4-й воздушной армией.
      На орджоникидзевском направлении к активным действиям переходили всего лишь три стрелковые и четыре танковые бригады.
      Основная же часть войск - четыре стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад - занимала оборонительные позиции, не имея перед собой противника, за исключением его небольших сил перед фронтом 319-й и 351-й дивизий.
      В наступление переходили и две бригады переброшенного из 44-й армии свежего боеспособного 10-го гвардейского стрелкового корпуса, а три другие его бригады занимали оборону, причем две из них - в глубоком тылу северо-восточнее Орджоникидзе.
      В этот план пришлось вносить существенные поправки. По указанию штаба фронта для контрудара были использованы большие силы. Кроме ранее действовавших на этом участке частей и соединений в наступление переходили 10-й гвардейский корпус целиком, а также 276-я и 351-я стрелковые дивизии.
      Гвардейцы заняли северную окраину Гизели и продолжали наступать с северо-запада по Ардонскому шоссе. Наши танкисты прорвались в тыл фашистам и в нескольких местах перерезали главную коммуникацию противника. Тогда для подвоза боеприпасов и продовольствия гитлеровцы стали использовать узкий коридор шириной 2-2,5 километра. По обеим его сторонам они создали очаги сопротивления. В каждом - 3-9 врытых в землю танка, 2-3 противотанковые пушки и 20-25 автоматчиков. Пространство между этими узлами обороны прикрывалось орудийным и минометным огнем. Тут же, по руслу высохшей речки, беспрерывно двигались танки.
      При подходе нашей пехоты эти очаги сопротивления себя не обнаруживали, в бой вступали лишь танки, курсировавшие на виду. Но как только появлялись наши танковые подразделения, начинали действовать все без исключения огневые средства врага.
      Тогда мы решили прибегнуть к более тонкому маневру. Для штурма немецких узлов обороны вперед стали высылать два-три легких разведывательных танка. Порядком напуганные, изнервничавшиеся гитлеровцы не выдерживали и открывали огонь. Тогда паша пехота без промедления обходила очаги сопротивления с флангов, создавая угрозу окружения. За пехотой следовали танки и артиллерия. Они расстреливали вражеские огневые точки прямой наводкой. Когда большая часть узлов сопротивления была таким образом уничтожена, наши подвижные части обогнали свою пехоту и, ворвавшись в расположение гитлеровцев, перекрыли коридор.
      Спасаясь от полного уничтожения, противник в ночь на 11 ноября вынужден был оставить Гизель и, преследуемый нашими войсками, к 12 ноября занял оборону на западном берегу реки Фиаг-Дон. Таким образом, была сорвана последняя попытка немцев прорваться к Орджоникидзе и Грозному. При этом враг понес большие потери. Наши войска захватили 140 танков, 165 орудий и минометов, 2350 автомашин, 183 мотоцикла. Только в районе Гизели гитлеровцы потеряли убитыми 5000 солдат и офицеров.
      Фашисты почувствовали непреодолимое желание бежать, но бежать было некуда. Потерпев крупное поражение, 1-я танковая армия гитлеровцев на всем фронте перешла к обороне.
      * * *
      ...И вот я в Гизели, большом осетинском селении в шести километрах от Орджоникидзе. Та же чудовищная картина разрушения, уже знакомая по другим селениям, где побывали фашисты. Ни одного целого строения.
      Через село идут герои боев за Гизель - старший сержант Сергей Качусов, красноармейцы Аркин Курбадзе и Юсуф Касимов, бронебойщик Иван Остапенко. Лицо Ивана сурово, губы плотно сжаты: в бою под Гизелью он потерял брата Дмитрия, командира отделения. Все считали, что он погиб. Но какие только неожиданности не случались на войне! Дмитрий Остапенко оказался жив.
      Иватт и Дмитрий Остапенко - близнецы. Но они не были похожи друг на друга, как это обычно бывает. 19-летними юношами братья ушли на фронт защищать Родину.
      7 ноября 1942 года, когда гитлеровцы пытались вырваться из мешка в районе Гизели, Иван и Дмитрий Остапенко вместе с другими бойцами отражали атаки вражеских танков.
      Первым же выстрелом из бронебойного ружья Дмитрий подбил головную машину. Танк обволокли клубы дыма, из открывшегося люка вырвалось пламя. Потом загорелась вторая, третья, четвертая машина...
      Ими тоже открыл боевой счет. В разгаре боя он и не заметил, как замолчала бронебойка Дмитрия.
      Немцы откатились. На поле боя догорали десятки вражеских танков. Иван бросился искать Дмитрия, но его нигде не было...
      В этом бою Дмитрий подбил тринадцать танков, а Иван - семь. За этот подвиг Дмитрию Остапенко посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, а Иван награжден орденом Ленина.
      Через год после Гизельской операции, осенью 1943 года, Иван Остапенко, командир взвода бронебойщиков, воевавший в то время уже на Кубани, увидел в "Комсомольской правде" фотографию Дмитрия и подпись под ней: "Герой Советского Союза Дмитрий Остапенко жив. Он посылает свой боевой привет товарищам по части".
      А вскоре от Дмитрия пришло письмо:
      "Дорогой брат Ваня! Я жив и нахожусь в армии. Расскажу тебе, как случилось, что меня зачислили в убитые.
      Когда я подбил первый танк, немцы перенесли огонь на наш окопчик. Началось что-то страшное. Я подбил еще несколько машин. Осколками ранило двух моих товарищей, убило лейтенанта. Я остался один.
      Неожиданно вперед вырвался тяжелый танк, а у меня патроны кончились. Тогда я схватил автомат и отполз от своего окопа. Тут меня и ранило. Очнулся от удара в бок. Открываю глаза, а вокруг - немцы с автоматами. Трудно рассказать, что пришлось пережить в фашистском плену. Выжил чудом.
      Когда рана немного зажила, мне посчастливилось бежать. И вот теперь я снова в Красной Армии. Сил у меня много. Много и ненависти к врагу. Теперь опять имеете будем мстить фашистам за народные муки, за страдания родной земли".
      В ожесточенных боях под Гизелью нашими воинами было совершено немало подвигов.
      9 ноября 1942 года в районе Гизели закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота секретарь комсомольской организации роты автоматчиков 34-го мотострелкового полка войск НКВД командир отделения сержант П. П. Барбашев.
      Заместитель командира эскадрильи по политической части 805-го штурмового авиационного полка капитан С. М. Мкртумян вступил в бой с шестью вражескими истребителями. Один из них он сбил, а еще один поджег. Сам Мкртумян получил шесть пулевых и осколочных ранений. Напрягая волю, он вел бой до тех пор, пока его самолет не загорелся. Бесстрашный летчик, собрав последние силы, сумел посадить объятую пламенем машину на склоне горы.
      Политрук В. С. Лурсманишвили из 392-й стрелковой дивизии возглавил роту, которая окружила и уничтожила в сильно укрепленном населенном пункте 168 немецких солдат и офицеров. Лурсманишвили первым ворвался в село и лично истребил 26 фашистов.
      Пятьдесят гитлеровцев в одном бою уничтожил из автомата комсомолец Валерий Половинкин. Когда из строя выбыл командир минометного взвода, он принял командование на себя. Взвод отразил три атаки противника, уничтожив при этом около 300 фашистов, 2 минометных расчета и 50 автомашин.
      Исключительную силу духа и отвагу проявил молодой командир взвода 43-й стрелковой бригады младший лейтенант Идрис Сулейманов. Во время наступления на опорный пункт в районе Моздока осколком снаряда его ранило в глаз, но Идрис продолжал бежать впереди наступавших.
      - Вперед! Только вперед! - кричал он, увлекая бойцов за собой. И вдруг - второе ранение в ногу. Сулейманов упал.
      - Гасанов! - крикнул он командиру орудия. - Бери меня на руки и неси вперед!
      Так, на руках товарища, с выбитым глазом и перебитой ногой, Суленманов продолжал руководить боем, пока его не покинули силы. Стрелковый взвод выполнил задачу.
      Русские П. Барбашев и В. Половинкин, грузин В. Лурсманишвили, армянин С. Мкртумян и азербайджанец И. Сулейманов - сыны одной дружной семьи народов. Все они были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
      Благодаря героизму и стойкости советских воинов мы отстояли Орджоникидзе - город, раскинувшийся на берегах Терека у подножия Кавказских гор.
      Оценивая значение разгрома гитлеровцев на территории Северной Осетии, Министр обороны СССР А. А. Гречко в книге "Битва за Кавказ" пишет: "С разгромом немецко-фашистских войск на подступах к Орджоникидзе провалилась последняя попытка гитлеровцев прорваться к Грозненскому и Бакинскому нефтяным районам, а также в Закавказье"{6}.
      Вскоре после разгрома гитлеровцев под Гизелью, 15 ноября 1942 года, меня и командующего Северной группой войск генерала И. И. Масленникова вызвали в Ставку Верховного Главнокомандования. Я доложил И. В. Сталину о мужестве войск, ополченцев, партизан, жителей столицы Северной Осетии Орджоникидзе. Сталин внимательно выслушал меня и сказал:
      - Хорошо! Зайдите к товарищу Щербакову и передайте ему, чтобы об этой победе сообщили в сводке Информбюро.
      И. В. Сталин поинтересовался настроением войск и местных жителей, спросил, много ли разрушений в городах и селениях, каково состояние Военно-Грузинской дороги, как сражаются национальные дивизии.
      Я доложил, что части армянских, грузинских и азербайджанских национальных дивизий сражаются с врагом умело и мужественно, а все народы Кавказа самоотверженно помогают фронту.
      Наша беседа длилась около двух часов. Сталин мягкой походкой прохаживался по кабинету, изредка присаживался за стол, накрытый большой картой, синим карандашом делал на ней аккуратные пометки.
      Кавказ Сталин знал хорошо. Называл не только города, но и отдельные населенные пункты, горные перевалы, реки на территории Грузии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, в районе Черкесска и Туапсе.
      - Мы в Москве немного понервничали за ваш фронт, - сказал Верховный Главнокомандующий. - Но "кавказцы" молодцы, не подвели нас.
      Затем в общих чертах он проинформировал меня о предстоящей Сталинградской операции и приказал готовиться к наступлению на Кавказе.
      - Закавказскому фронту скоро будет облегчение. Мы намерены разгромить врага на Волге...
      Уезжал я из Москвы в хорошем, радостном настроении. Предстояла подготовка к наступлению на Закавказском фронте.
      * * *
      С приходом холодов "кавказские" немцы стали несравненно больше интересоваться железными печками и высокими барашковыми папахами, чем нефтяными вышками Баку. После поражения под Орджоникидзе и очередных неудач в районе Туапсе гитлеровцы по всему Кавказскому фронту глубоко зарылись в землю, рассчитывая на тихую зимовку. При штурме города Малгобек мы захватили секретные документы, в том числе приказ Гитлера, датированный декабрем 1942 года. Этот приказ гласил: "Берега Терека, изобилующие населенными пунктами, наиболее благоприятный зимний рубеж, который нужно во что бы то ни стало отстоять для покорения Кавказа весной".
      По и этим замыслам Гитлера не суждено было осуществиться.
      1 января 1943 года началось наступление Северной группы войск. Оно совпало с началом общего отхода главных сил 1-й танковой армии противника. Этот отход был вызван поражением немецких войск под Сталинградом и угрозой оказаться в новом котле.
      2 января части 9-й армии заняли Эльхотово, 3 января 417-я стрелковая дивизия под командованием полковника И. А. Шевченко неожиданно для противника вброд форсировала Терек и ворвалась в Моздок. Гитлеровцы в панике начали отходить. К полудню части дивизии во взаимодействии с подошедшими войсками 44-й армии полностью освободили город.
      4 января штурмом была взята столица Кабардино-Балкарии Нальчик, а на следующий день освобождены города Прохладный, Майское, Котляревская.
      Один пленный немецкий офицер с ужасом рассказывал:
      - Солдаты видели, что их очень торопят, приказывают в пути уничтожать грузовики, подрывать орудия и портить другое военное имущество. Уже на третий день отступления пошли разговоры о том, что немецкая армия не отходит от Терека, а бежит. Ясно было - случилось что-то очень тяжелое, а от солдат и даже нас, ротных офицеров, это скрывалось.
      Довольно точную картину "эластичной обороны" и "планомерного отхода" давали и другие пленные гитлеровцы.
      Продолжая преследование противника, войска Северной группы с 6 по 8 января на отдельных участках продвинулись до 50 километров.
      Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Отступая, они то и дело контратаковали преследующие их советские части. Наши воины наносили врагу ощутимые удары, проявляя при этом выдержку и бесстрашие.
      Командир роты старший лейтенант И. М. Ефимов служил в полку с двумя сыновьями. Оба они пали смертью храбрых. Мстя за них, И. М. Ефимов за один день боев лично уничтожил 40 гитлеровцев.
      Подлинное мужество проявляли саперы, обезвреживая многочисленные минные заграждения, открывая путь для наступавших войск. Воины 64-й комсомольской инженерно-саперной бригады только на рубеже реки Баксан сняли 3000 мин. Особенно отличился при этом старший сержант бакинец Джабраил Аллахвердиев за два дня он обезвредил 470 мин!
      Верховное командование германской армии строжайше приказало трем пехотным и двум танковым дивизиям, а также частям соединения "Ф" (африканский корпус) любой ценой остановить советские поиска на рубеже Кума, Золка. Но из этого ничего не вышло. Войскам Северной группы понадобилось всего два дня, чтобы преодолеть сопротивление противника, форсировать шумную Куму и углубиться в степь, продолжая преследование врага.
      11 января войска 9-й и 37-й армий освободили Пятигорск, а части 37-й армии - Кисловодск и завязали бои за Минеральные Воды, Железноводск и Ессентуки.
      Первыми в Минеральные Воды с ходу ворвались танкисты 52-й Краснознаменной танковой бригады. К концу дня они вместе с бойцами 131-й стрелковой бригады полностью очистили город.
      В этих боях вновь отличились танкисты Героя Советского Союза В. Я. Петрова - теперь уже командира батальона. Прорвавшись к железнодорожной станции и подбив паровозы двух эшелонов, они создали на станции Минеральные Воды пробку. Много эшелонов с танками, боеприпасами и другими военными грузами были взяты к качестве трофеев. Несмотря на отчаянные попытки, противнику не удалось прорваться через Минеральные Воды.
      Писатель П. А. Павленко, прибывший в Пятигорск вместе с войсками 9-й армии, рассказывал мне:
      "Вместе с сержантом-разведчиком мы прежде всего устремились на Лермонтовскую улицу, к домику, где умер Лермонтов. Хотелось поскорее проверить, уцелела ли эта святыня, дорогая сердцу каждого советского человека, не надругались ли над ней гитлеровцы. На дверях домика увидели проштемпелеванный листок: "Реквизировано и взято под охрану штабом Розенберга и местной комендатурой, согласовано с высшим командованием армии. Вход в здание и снятие печати запрещено". "Что за притча? - думаю. - Откуда такое бережное отношение к реликвиям русской культуры у тех, кто осквернил яснополянскую святыню, разграбил дом-музей Чайковского в Клину?" А дело объяснялось просто. 4 сентября домик Лермонтова посетил нацистский писатель Зигфрид фон Фегезак, заявивший, что отныне "домик будет содействовать ознакомлению немцев с русской литературой и даст понятие о России". Зато с местом дуэли поэта у подошвы Машука, где стоит каменный обелиск, фашисты не поцеремонились. Они вырубили здесь зеленые насаждения, расстреляли немало пятигорцев. Не пощадили фашисты и город. Эсэсовцы заложили мины и подорвали Дом партийного актива, Госбанк, старейшее здание бальнеологического института..."
      На месте дуэли поэта собрались бойцы, командиры, политработники. Возник стихийный митинг. С разрешения находившегося здесь командующего 9-й армией генерал-майора К. А. Коротеева была принята необычная присяга. П. А. Павленко обратился к замершим в строю воинам и торжественно произнес:
      - Клянемся великому русскому поэту поручику Тенгинского полка Лермонтову, что наши войска дойдут до Берлина!
      - Клянемся! - грянули хором бойцы и командиры.
      Варварские разрушения увидели мы и в освобожденном Нальчике. Там, где раньше были здания Дворца пионеров, педагогического училища, Кабардино-Балкарского театра драмы, республиканской библиотеки, остались груды развалин.
      Город за городом, селение за селением освобождали наши войска от фашистских оккупантов. Минеральные Воды, Кисловодск, Железноводск, степной город Буденновск...
      20 января был освобожден Невинномысск, 21 января - Ставрополь, 24 января - Армавир.
      Другая группа войск Закавказского фронта вышла из горных теснин Приморья в кубанские стеши, отбила у врага Майкоп, а за ним и Краснодар.
      Только за первые 20 дней нашего наступления мы разгромили пять немецких дивизий и много отдельных частей армейского подчинения, уничтожили 170, захватили 314 танков, а также много самолетов и орудий разных калибров.
      Трофейные команды собрали без малого 385 тысяч артиллерийских снарядов, почти столько же авиабомб, 3 миллиона винтовочных патронов.
      Среди других трофеев были 600 вагонов с авиабомбами. На этих вагонах стояла выразительная надпись - "Для Баку".
      Начиная свой поход на Кавказ, Гитлер рассчитывал захватить Баку к 25 сентября. Уже печатались справочники-путеводители и набирался штат для акционерного общества "Немецкая нефть на Кавказе". А в декабре Гитлер мечтал лишь о том, чтобы разбомбить Баку с воздуха. Но и это ему не удалось...
      На перевалах
      Из районов Северного Кавказа в благодатную долину Риона, к берегам Черного моря ведут несколько горных перевалов. Через них кое-где проходят довольно сносные автомобильные дороги, а местами едва приметные троны, вьющиеся но краю обрыва. Любое неосторожное движение но ним может стоить жизни. Вверху - снежные пики, по склонам - никем не тронутые леса, в ущельях - пенящиеся горные речушки. Есть и такие тропинки, по которым неискушенному человеку, кажется, и шага не ступить. Но для хорошо подготовленных горных войск они вполне проходимы.
      Еще наши славные предки - солдаты русской армии доказали, что они с успехом могут действовать в самых трудных природных условиях, в том числе и в высокогорных районах Кавказа.
      Старики горцы до сих пор с уважением вспоминают, как русские солдаты в 60-х годах прошлого века первыми проложили путь через перевалы Чемашха и Доу от Псеман, на Северном Кавказе, до Сухуми. А в гражданскую войну красноармейские отряды, изнуренные боями и голодом, совсем не знакомые с горами, имея лишь нескольких кавказцев-проводников, глубокой зимой прошли по этим труднопроходимым и опасным местам.
      Этим же путем, идущим через перевалы Главного Кавказского хребта, устремились и немецко-фашистские войска. Их планы были ясны - как можно скорее выйти к берегам Черного моря и во взаимодействии со своими главными группировками поиск, наступавшими под Орджоникидзе и Туапсе, овладеть Кавказом, а затем и Закавказьем.
      Несомненно, гитлеровцы, начиная свой поход на Кавказ, надеялись, что им удастся привлечь какую-то часть населения на свою сторону, посеять среди народов Кавказа рознь. Но враги просчитались.
      Пароды Кавказа, как и все советские люди, не щадили ни сил, ни самой жизни для достижения победы над немецко-фашистскими захватчиками.
      Хочется рассказать об одном отважном сыне гор добровольце Ахсарбеке Абаеве. Нашим частям предстояло освободить его родное село Дигора. Девятнадцатилетний осетин Ахсарбек с разрешения командира глубокой ночью тайными тронами вывел 20 автоматчиков в тыл немцам. Утром, когда подразделения нашей стрелковой дивизии начали атаку, автоматчики ударили из засады. Фашисты растерялись, решили, что попали в окружение. Вражеский гарнизон был почти полностью уничтожен.
      Незадолго до этого Абаев спас жизнь раненому командиру. Он смело вступил в бой с пятью гитлеровцами, уничтожил их и вынес командира в безопасное место. В этой схватке Абаев был ранен, но снова вернулся на передовую.
      Так же храбро сражался Ахсарбек Абаев и в других боях на Северном Кавказе и в Крыму. За совершенные подвиги он был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
      Вот какими отважными воинами были горцы! Горцы, особенно сваны, прекрасные охотники, альпинисты. Многие из них вызывались быть проводниками советских частей, действовавших в горах, указывали им пути обхода противника с флангов и захода ему в тыл. Местное население доставляло войскам боеприпасы и продукты питания, изыскивало вьючный транспорт, шило специальное горное обмундирование для наших горных отрядов.
      Однако обстановка в августе 1942 года складывалась для нас неблагоприятно. Войска Северо-Кавказского фронта под напором превосходящих сил врага отходили, оставляя перевалы без прикрытия.
      Высланные в горы со стороны Закавказского фронта части 46-й армии не успели своевременно занять оборону. Гитлеровцы воспользовались этим и бросили на перевалы большие силы.
      Немецкое командование ставило задачу 49-му горно-стрелковому корпусу нанести удар нашим войскам в районе Черкесска и через перевалы Главного Кавказского хребта выйти на Черноморское побережье, к Сухуми.
      15 августа начались бои на перевалах, а уже 18 августа передовые части 1-й и 4-й горнострелковых немецких дивизий появились на северных скатах Клухора и на перевале Донгуз-Орун-Баши.
      Не встречая сколько-нибудь организованного сопротивления, "эдельвейсы" за несколько дней добрались до основных горных путей и завязали бои с обороняющими перевалы подразделениями 815-го полка 394-й стрелковой дивизии. Здесь же столкнулась с противником и разведка 214-го кавалерийского полка 63-й кавалерийской дивизии.
      Для восстановления положения на перевал Клухор были брошены два батальона 815-го стрелкового полка, учебный батальон 394-й стрелковой дивизии, отряд Сухумского пехотного училища (две роты), отряд НКВД (300 человек), 121-й горнострелковый полк 9-й горнострелковой дивизии. Руководил операцией на перевалах командир 3-го стрелкового корпуса генерал-майор К. Н. Леселидзе.
      С 18 по 30 августа продолжалось выдвижение основных сил 46-й армии к перевалам Главного Кавказского хребта и сосредоточение их в этом районе.
      27 августа в связи с создавшейся реальной угрозой вторжения немецко-фашистских войск в Западную Грузию я выехал в штаб 46-й армии, находившийся в Сухуми. К этому времени противник, опередив части 46-й армии, занял Клухорский и Санчарский перевалы и подошел к Белореченскому.
      Вот оно, печальное следствие того, что отходящие войска Северо-Кавказского фронта не прикрыли перевалы, а командование 46-й армии и ее штаб неправильно организовали свои действия по обороне Главного Кавказского хребта. На перевалы высылались лишь небольшие отряды, с которыми сразу же терялась связь. При этом плохо было организовано снабжение войск боеприпасами, продовольствием и обмундированием.
      Ошибкой командования армии было и то, что оно не установило тесной связи с местным населением, не использовало его возможностей для усиления обороны, не подготовило нужных транспортных средств.
      Мною были даны конкретные указания по усилению частей, действовавших на основных направлениях, и уточнены боевые задачи.
      Учитывая, что противник мог попытаться обойти наши отряды, выдвинутые на перевалы, я отдал распоряжение немедленно взять под особое наблюдение дороги: Ткварчели - Очамчире; Захаровка - совхоз имени Ильича; озеро Рица Бзыбь; Красная Поляна - Адлер; Бабук - аул Дагомыс; Хокуч - Лазаревская. Каждую из этих дорог заняла рота пехоты, усиленная саперами. Одновременно штаб фронта дал указание немедленно приступить к взрывам и завалам тех троп, которые не оборонялись нашими войсками, но могли быть использованы противником.
      Необходимо было в самый кратчайший срок создать гарнизоны в городах Очамчире, Сухуми, Гудаута, Гагра, Адлер и Сочи как резервные силы в помощь частям, выдвинутым на перевалы, включив в состав каждого гарнизона подвижные отряды. Требовалось так же немедленно приступить к формированию отрядов бойцов-альпинистов.
      Большое внимание мы уделили и организации бесперебойного снабжения войск, выдвинутых в горы, боеприпасами, продовольствием, теплым обмундированием. Для этого на важнейших направлениях были созданы запасные склады, рассчитанные на срок не менее месяца.
      Из окрестных горных сел и аулов к нам стали прибывать проводники, которые прекрасно знали не только дороги и троны, идущие на перевалы, но и природные особенности Кавказских гор.
      Бои перемещались все выше и выше в горы и становились все более ожесточенными. Штурмом было взято горное селение Псху, освобождены перевалы Санчаро и Клухор.
      Чем выше взбирались наши бойцы, тем труднее становилось доставлять им патроны и продукты питания. Киркой и аммоналом пробивали себе дорогу вьючные караваны. Двенадцать дней и ночей шли они от южного приморского города до места назначения.
      В сентябре я снова выехал в штаб 46-й армии. Вместе с генералом Леселидзе мы старались изыскать пути подвоза питания и боеприпасов отрядам, действовавшим на перевалах. С нами были два летчика, пилотировавшие У-2.
      - Позвольте мне, - попросил пилот Примов, - попробовать найти посадочную площадку в горах. Тогда можно будет самолетами доставлять отрядам боеприпасы и продовольствие.
      Я разрешил. И вот в сторону перевалов улетели в разведку летчики Примов и Мариненко. Первая попытка ни к чему не привела, вторая тоже. Только на третий раз Марипенко сумел перетянуть свой самолет через острозубую, увенчанную ледником гору и найти за ней посадочные площадки.
      Несколько дней Примов и Мариненко были как бы проводниками, показывали остальным пилотам открытые ими аэродромы. Потом все привыкли. Начальник штаба армии составил расписание полетов, на посадочные площадки назначили комендантов. И вот днем и ночью стали летать У-2, доставляя отрядам продукты, боеприпасы, консервированную кровь, а обратным рейсом эвакуируя раненых...
      На перевалы для руководства боевыми действиями выехал член Военного совета фронта А. Саджая.
      Жестокие бои шли на высоте трех с лишним тысяч метров девять суток кряду.
      Гитлеровцы занимали район вблизи Эльбруса. Местность эта очень суровая. Шпилеобразная, крутая громада хребта вся в снегу. Слева примыкает ледник. Взобравшись сюда, немцы перерезали единственную тропу к перевалу "Приют одиннадцати" и непрестанно угрожали нам фланговым ударом. Все наши действия были видны противнику как на ладони. К тому же он хорошо укрепился: через каждые 25-30 метров стояли автоматчики, через каждые 100-150 метров станковые пулеметы, расположенные ярусами, один над другим, связанные между собой рацией.