Хилари сразу выделила Ивон. Садилась рядом в автобусе, болтала, делилась разными сплетнями. С тренировки они всегда возвращались вместе. И вот однажды вечером в мае девушки напились. Выпивать в лагере категорически запрещалось, они подписывали обязательство, но Хилари закончила колледж и по этому поводу устроила загул, в который вовлекла Ивон. В конце концов, совершенно одуревшие, они оказались в комнате Хилари. Дурачились, представлялись персонажами фантастических телевизионных фильмов, какие смотрели в детстве.

— Я вижу твою ауру, — торжественно проговорила Хилари, беря Ивон за руку. — Я вижу твою ау-руу… — повторила она и начала делать руками пассы. Потом, весело смеясь, они рухнули на постель.

— И что же ты там видишь? — спросила Ивон. Хилари наклонилась.

— Я вижу, что ты пьяна.

Она повалилась головой на подушку, полежала пару секунд, потом продолжила:

— Еще я вижу, ты не уверена в себе. — Ее глаза неожиданно вспыхнули. — Ты боишься.

— Неужели? — спросила Ивон, сознавая, что это уже не смешно.

Хилари стала медленно оглаживать ее голову и торс. Чуть-чуть, едва касаясь.

— Я чувствую твое томление.

Лицо Хилари находилось всего в нескольких сантиметрах от ее лица, и в полумраке можно было разглядеть небольшой шрамик, который она скрывала под макияжем.

— Ты знаешь? — спросила Хилари.

Да, Ивон знала. Они долго смотрели друг на друга, не решаясь ничего произнести. А затем Хилари приблизилась губами к губам Ивон. От нее исходило мощное благоухание свежего налитого женского тела, перебивающее фальшивые ароматы косметики. Поначалу эти губы были сухие, видимо, от волнения, и сухость воспринималась как хрупкая корочка на апельсиновой дольке, полежавшей на воздухе. Под этой сухостью, так же как под корочкой, ощущалась волнующая сладость. Потом Хилари медленно перенесла на Ивон вес своего тела.

— Неужели ты не догадывалась, чем занимаешься? — подал голос Робби.

— Нет. Просто со мной что-то происходило, но я не понимала, что именно.

Какого-то особенного удовольствия Ивон тогда не получила. Странно, это мало чем отличалось от того, чем они занимались с Расселлом. Ивон принимала ласки Хилари холодно, а та была настолько возбуждена, что ничего не замечала. За все время они не произнесли ни слова. Через месяц Хилари уехала из лагеря, и вскоре очертания этого приключения размылись в памяти. Ивон считала, что сильно отличается от большинства знакомых, и не без оснований. В самом деле, она приехала из маленького, никому не известного городка, ее отобрали в национальную олимпийскую сборную, и, наконец… она однажды переспала с девушкой.

Но неужели она будет лишена счастья, о котором мечтает каждый? Что, она не имеет на него права? Если бы Ивон об этом спросили тогда, после Хилари, она бы ответила, что мечтает иметь детей, свой дом, мужа, спокойного и искреннего, такого, как ее отец и младшие братья. И когда это случится, эпизод с Хилари забудется. Сейчас ей тридцать четыре, но иногда ее охватывало ожидание этого безмятежного счастья и одновременно угнетало осознание, что ничего подобного никогда не случится.

Три года назад Ивон командировали в Сан-Франциско для участия в расследовании коррупции в морском порту. Однажды напарник пригласил ее в стрип-клуб развлечься. Одна из тамошних девушек была его осведомительницей. Тусовалась с разными умниками, выкачивала из них полезную информацию. Ивон пошла, но веселья не получилось. Напарник решил, что она переутомилась. Они пробыли там совсем недолго. Выпили и ушли. Но Ивон почему-то запало в душу, как одна стриптизерша смотрела на нее во время танца. Не спуская с Ивон странного понимающего взгляда, она мяла руками свои обнаженные груди с острыми, очень красными, заметно напряженными сосками. Сдвигала и раздвигала. В общем-то было ясно, что этот призывный взгляд является частью игры, которую девушка предлагает всем. Ведь редко кто заходит сюда случайно. Все жаждут возбуждения. Значит, Ивон просто получила свою долю. Вернувшись домой, она не могла заснуть. Решила выпить, и, когда наливала себе водку, рука сильно дрожала. Устроившись в кресле, она попыталась успокоиться. Прошел час, Ивон допила бокал и наконец призналась себе вслух: «Вот, значит, я какая».

— И я вернулась в этот клуб, понятия не имея, что скажу, если встречу там кого-нибудь из знакомых. Наверное, придумала бы что-нибудь, связанное с работой. Я пришла туда, как на какое-то важное расследование. Села за столик в первом ряду и стала ждать появления той женщины. Выяснилось, что ее зовут Тереза Галиндо. И вот она появилась на подиуме. Начала смотреть на меня так же, как в первый раз. А я уже уступила, сдалась, и мое тело трепетало от желания. Ошеломляющее ощущение. — Даже сейчас, вспоминая об этом, Ивон почувствовала легкое возбуждение. — У них было принято, что после выступления каждая девушка в бикини разносит напитки. Ну, чтобы собрать чаевые. Когда Тереза приблизилась ко мне, я ей что-то заказала. Кстати, не такой уж она была красавицей. Конечно, фигура в полном порядке — других сюда не берут, все-таки нужно раздеваться перед публикой, — но я была настолько взвинчена, что особого внимания на ее внешность не обращала. Я хотела ее и понимала, что это нехорошо, а она это знала. Наконец Тереза принесла мою выпивку. Принимая деньги, она уронила мне на колени салфетку и прошептала: «Я выполняю частные заказы». «Какие заказы?» — спросила я едва слышно. «Танцую», — ответила она. Но я догадывалась, что речь идет не о танцах, и осмелела настолько, что, развернув салфетку и увидев номер телефона, смяла ее и тут же, без промедления, назначила встречу. Тереза пришла на следующий день в одиннадцать. Мы занимались любовью при ярком дневном свете — это началось через две минуты после ее короткого танца, — и мне было невероятно хорошо, просто фантастически. Вовсе не от того, что меня ласкали женские руки, и не от того, что Тереза принесла с собой забавные маленькие игрушки — одна, которую она называла Волшебной палочкой, имела на конце три небольших вращающихся шарика, — а потому, что, занимаясь этим, я не переставала думать: «Господи, ведь этот сон снился мне уже множество раз».

Разумеется, я ей платила. Она сказала, что встречается только с женщинами и не очень часто, правда это или нет, выяснить не удалось. Говорила, будто я ей нравлюсь. Тереза быстро вычислила, что я из правоохранительных органов, но насчет ФБР, конечно, не догадалась. Думала, я помощница шерифа округа. И вообще сочинила про меня целую легенду. Что я работала в тюрьме и потому возненавидела мужчин. Как большинство девушек в клубе, включая и ее, ненавидят тамошних мужчин. Смотрят на них с подиума и радуются, что те ничего получить не смогут. У Терезы к тому же имелись свои особые причины. Долгие годы ее подавлял дедушка, деспот, которого все боялись. Сюрпризом для меня было, что Тереза окончила колледж, получила диплом бухгалтера. Но на этом она зарабатывала больше. В общем, я уже давно все осознала и спокойно могу говорить об этом вслух. Самое трудное, мне кажется, преодолеть отчаянное сопротивление своей природы и наконец признаться: да, это так. С Терезой я встречалась, мы мило проводили время, ходили в бар выпить. Иногда до, иногда после. В моем воображении Тереза была мягкой, доброй и неприкаянной, поскольку ее окружали грубые люди, которым нравилось причинять боль. Она водила меня в секс-клубы. Их называют клубами, но это были просто лофты, где при входе берут плату. Там я насмотрелась всякого. Что бывает в жизни и не бывает. Тогда эти странные шоу казались мне интересными. Вот видишь, какая я, — устало закончила Ивон. — Начинаю над этим серьезно размышлять и прихожу в ужас. Завела роман со стриптизершей. Стрип-ти-зершей! Боже мой! Такое не привидится даже в дурном сне. Стриптизерша!

— Не надо себя укорять, — сказал Робби. — Ведь это просто игра.

Ивон рассмеялась. Ее восхитила легкость, с какой он принял ее откровения.

— Откуда же, черт возьми, взялся этот Кармоди? — вдруг удивился Робби. — После Терезы?

— Нет, до. Это был период метаний. Меня мучило, что другие от этого получают удовольствие, а я нет. Мне казалось, что стоит расслабиться, то есть как следует выпить, и все будет в порядке. К тому же я находилась вдали от дома, в командировке. Если честно, то Кармоди не единственный. Внешне все было в порядке. Механизм работал, но страсть, понимаешь, страсть отсутствовала. Только спустя годы я осознала, что по-настоящему зажечь меня способна лишь женщина.

— А сейчас у тебя кто-нибудь есть? — спросил он. — Дома.

Она усмехнулась:

— Нет, Де-Мойн — это не Сан-Франциско. Там нужно соблюдать осторожность, ведь в ФБР подобные вещи не приветствуют.

И во время командировок в Айову тоже никаких путных знакомств завести не удалось. Да Ивон и не жалела, маленькая частичка души по-прежнему ждала, что это все исчезнет и она станет нормальной женщиной.

Последний раз, примерно полтора года назад, у нее начало что-то наклевываться с Тиной Крайант. Они познакомились в церкви. Тина была замужем за полицейским, с которым работала Ивон, и у них обнаружились общие увлечения. Оказалось, они обе любят вышивать и стрелять в тире из пистолетов. Их объединяла также и страсть к чтению. С Тиной было очень легко, она была простая и открытая, но опытная Ивон через некоторое время почувствовала, что начинается нечто похожее на дела с Хилари Биком. Виду она не подала, но знала, что нужно набраться храбрости и прекратить знакомство. Затевать что-то серьезное опасно, поскольку у Тины и Тома, ее мужа, дети. Два мальчика, семи и пяти лет. Решилась все же не она, а Тина. Через два месяца. Она бросила курсы вышивания, перестала ходить на стрельбище. Ивон было неприятно, но она понимала, что это правильно, и примирилась.

— Иногда я встречаю какую-нибудь женщину… из таких, которые давно перестали быть женщинами, — например, в бригаде дорожных рабочих или единственную белую среди латиносов, работающих на уборке овощей, — нескладную, с короткими волосами и обветренным лицом, без всякого намека на макияж, в мятой ковбойке, которую натягивает пара никому не нужных огромных грудей. Я смотрю на нее и думаю: неужели это я? Неужели меня ждет вот такое будущее? Поселюсь где-нибудь на отшибе, стану медленно стареть, любуясь коллекцией пистолетов и переключая по очереди три спортивных кабельных канала.

— Перестань, — мягко попросил Робби. — не надо себя изводить. У тебя все наладится.

Робби не сказал ничего смешного, но Ивон захохотала, и он засмеялся вместе с ней. Он был, как всегда, прав. Возможно, все наладится, ведь она не безнадежна. Просто особенная. Конечно, со странностями, но не настолько больная, чтобы ее причуды заслонили все остальное в мире. У нее есть свои секреты? Так они есть у всех. Правильно тогда Робби заметил, у каждого сексуальная жизнь особенная. Не только у нее.

Прошло несколько минут.

— Ну, Робби, что еще ты хотел бы обо мне узнать? — спросила она уже сухим тоном.

Вместо ответа послышался стук ледяных кубиков, которые перекатывались в его бокале. Сосед через стенку снова запустил саунд-трек к «Телохранителю». Он делал это почти каждый день, начиная с января. Она удивлялась, как до сих пор выдерживает аппаратура.

— Откуда взялась «Ивон»?

— Так звали мою двоюродную сестру. Мы примерно одного возраста. Ей дали французское имя, Ивонна. Ну, а по-нашему Ивон. Но все постоянно путали. И учителя, и дети. Называли сестру «Ивен», и она их поправляла. В младших классах ее постоянно дразнили, пристегивали ее имя к другим словам: «лучше», «глупее», «уродливее», «толще»[45]. Но Ивон была девочка крепкая. Всегда находила что ответить. Сейчас живет в Бойсе[46], врач, разведена, двое детей. Ощущает себя вполне счастливой. Жаль только, что за последние десять лет мы виделись всего однажды. Но время тогда провели замечательно.

— Еще вопросы? — спросила Ивон.

— Последний, — промолвил Робби. — Насчет записывающей аппаратуры. Признайся, ты ее носишь на себе или нет?

Надо бы рассмеяться, но она уже сегодня и так посмеялась достаточно.

— Я стала бы рассказывать все это, если бы в магнитофоне крутилась пленка?

— Видишь ли, я думал, они тебе доверяют и разрешают включать и выключать по своему усмотрению.

Она приблизилась к нему.

— Ты просто скажи «нет», — заторопился он. — Я поверю.

— Я уже говорила «нет». Разве ты забыл? Хочешь посмотреть?

— Что?

— Посмотри. — Ивон подняла руки. — Давай, обыщи меня. Иначе не поверишь.

Робби испугался, но все же подошел.

— Я не хочу тебя обыскивать.

— Давай. Только не лезь, куда не нужно. Делай так, как делала я. А потом проверь в сумочке.

Робби положил руки на плечи Ивон и застыл в нелепой позе, не зная, как поступить. У него не было опыта трогать женщину без обычной романтической цели. Наконец он решился и сжал ее плечи. Постоял еще немного и медленно притянул Ивон к себе, пока ее голова не оказалась под его подбородком. Он наклонился и поцеловал в макушку, почти так же, как когда-то поцеловал престарелого двоюродного брата отца, Лео.

Робби быстро надел пальто, обулся и направился к двери.

— Я пошел. Не возражаешь?

— Иди.

— Увидимся завтра.

— Если ночью операцию не прикроют.

— Сомневаюсь. В любом случае мы с тобой сделали все, что могли.

Робби скрылся за дверью, оставив Ивон в темноте.

Утром, выйдя на улицу, Ивон сразу обнаружила, что за ней следят. Свой автомобиль она оставила на ночь у дома Робби, и пришлось взять такси. Только она села, как за ней двинулась машина, выехавшая из зоны запрещенной парковки. Все уже жили по «летнему времени», поэтому сейчас было довольно темно. Ивон достала из сумочки зеркальце и, поправляя макияж, начала наблюдать за тем, что творится сзади. На шоссе машина потерялась, но вскоре снова возникла на расстоянии примерно десяти метров. Мало того, впереди обозначилась еще одна, на правой полосе. «Бьюик» с кузовом универсал. В одном месте он поравнялся с такси, и Ивон увидела чернокожих парней, не очень молодых, с бандитскими физиономиями. Сидящий рядом с водителем бородач был похож на настоящего громилу. В каком-то тряпье, а на глаза напялил темные очки, хотя солнце еще не поднялось над горизонтом. Он взглянул на Ивон и неожиданно зловеще улыбнулся. У нее внутри все похолодело.

Пока Ивон расплачивалась с таксистом, обе машины, не таясь, ждали в двадцати метрах поодаль. Сев в «мерседес», она сказала об этом Робби. Он вопросительно посмотрел на нее:

— Может, попробуем оторваться?

— Пока не надо, — ответила Ивон. — Я позвоню Макманису, пусть он решает. — Ее мобильный телефон, наверное, прослушивался, но выхода не было. Впрочем, на аварийный вызов все равно никто не ответил.

Через минуту ее телефон зазвонил.

— Это наши, — сообщил Макманис, не поздоровавшись. — После вчерашнего мы вас прикрываем. На всякий случай. Как только прибудете на место, зайдите ко мне.

Ивон поднялась в офис Макманиса прямо из гаража. Джим встретил ее, сидя за столом, как всегда подтянутый, только под глазами были небольшие серые припухлости от недосыпа. Кивнул, попросил плотнее закрыть дверь, затем, допив кофе, заговорил:

— Вам известна судьба раскрытых тайных агентов? Думаю, что недостаточно. Я хочу, чтобы вы знали: наши противники — люди беспощадные и церемониться с вами не станут. Обычно проколовшихся агентов убивают, но, поверьте мне, это не самое страшное. Некоторых подолгу пытают, чтобы получить нужные сведения.

Спокойным, ровным тоном Джим описал несколько леденящих душу случаев.

— Вот в каком положении вы сейчас находитесь.

— Со мной не так-то легко справиться, — заметила Ивон.

— Я предлагаю вам серьезно поразмышлять над ситуацией, а не хорохориться.

— Я уже поразмышляла, большую часть ночи. — Ивон старалась говорить так же невозмутимо, как Макманис. — Из операции мне выходить никак нельзя, и вы это прекрасно знаете. Ведь если я сейчас исчезну, им станет ясно, что Кармоди не ошибся.

В десять часов все собрались на совещание: Макманис, Сеннетт, Робби, я и остальные агенты.

— Из Вашингтона поступила инструкция, — сказал Джим, — чтобы мы сами приняли решение о продолжении операции. Это разумно, поскольку нам действительно виднее. Ивон настаивает на продолжении работы. Если у кого-нибудь есть сомнения, прошу высказаться.

Все молчали. Мы с Робби уже обсудили эту тему и тоже пришли к выводу, что Ивон выходить из игры ни в коем случае нельзя.

Стэн сдержанно улыбнулся:

— Разрешите сообщить кое-какие свежие оперативные данные для поднятия боевого духа. Вы, разумеется, знаете, что группа Амари ведет за нашими ребятами наблюдение. Так вот, выяснилось, что через несколько часов после того, как Робби передал деньги, Уолтер и Школьник, естественно порознь, навестили Косица. Дальше события развивались следующим образом. Ролло Косиц купил в магазине кровяную колбасу, расплатился и ушел, а следом за ним сделал покупку наш агент. Он расплатился крупными деньгами, и на сдачу ему выдали одну из купюр, только что полученных от Ролло за колбасу. Все купюры были помечены. Так повторилось три раза, то есть у нас теперь появились три купюры из переданных Робби Школьнику. И на них уже выявлены отпечатки пальцев Ролло Косица. Сегодня в ресторане «У Пэдди», известном заведении, где обычно собираются местные политики, Ролло, как всегда, расплатился за завтрак Брендана, и агенту Амари удалось добыть пятидесятку, которую вчера в пять вечера Робби передал Уолтеру. Завтра я намерен просить председателя судебной коллегии дать разрешение на установку «жучка» в кабинете Косица, чтобы зафиксировать следующую передачу денег. Итак, друзья мои, часы затикали. Операция переходит в завершающую стадию. И теперь мы остановились, — глаза Стэна блеснули, — у самой двери Брендана Туи.