Вот почему завтра — двадцать четвертого марта — они обязательно будут вместе. Весь день. После того, как он завершит дела в Цюрихе…
 

23 марта 1999 года

      Окончание…
 

Швейцария, Цюрих

      Бросив взятый напрокат через третьих лиц автомобиль на въезде в город, покрутившись проверки ради Николай Кузнецов, полный тезка легендарного разведчика советской истории, неторопливо проследовал к остановке трамвая № 13. Он любил этот участок пути, пролегающий мимо статуи одного из бургомистров Цюриха. Прославился, кстати, этот средневековый деятель, вняв жалобам простого народа в отношении постоянного шума от дворовых собак и повелев истребить все поголовье этих животных. А когда вместо собачьих стай по улицам города стали бродить охамевшие от безнаказанности орды волков и лис, раздраженные горожане вздернули самого бургомистра на воротах его же особняка. А позднее, как водится, воздвигли памятник.
      Николай был относительно спокоен, хотя неприятно подергивал нерв правой щеки. Оно и понятно — на нем была наклеена борода и усы, а вкладыши в рот окончательно меняли форму его лица. Примитивно и довольно рискованно, и если ему на пути встретится кто-либо из знакомых, их не введет в заблуждение этот грим, а вот о поведении самого Коли они призадумаются. При этом, зная швейцарский менталитет, он был просто уверен, своими размышлениями они непременно поделятся с криминальной полицией.
      Но приходилось идти на подобный риск и «играть в разведчика», ибо финансовая столица альпийской республики была нашпигована камерами, способных выявлять заданные биофизические параметры лиц. А резидентура не могла поставить под удар срыв вербовки Люти.
      Но в три часа пополудни в славной исторической резиденции Карла Великого все было спокойно. Купив по пути в ларьке журнал «Facts», Кузнецов миновал женский монастырь, первыми аббатистками которого были правнучки великого императора и влился в бурлящую Банхофштрасе. Отрадно, повседневная жизнь города не нарушалась воплями, типа «Баа, герр Кузнецофф, что это с Вами?!» и прочими бурными изъявлениями идиотского восторга, откровенного недоумения и подозрительного изумления.
      Он расположился в конце уютного вагончика, предъявив свой проездной билет и раскрыл журнал, время от времени лениво обозревая редких пассажиров.
      Конечной целью разведчика был небольшой городок Мейлиген. Покинув пригородную электричку, он совершил нелогичный переход через противоположную сторону вокзальной площади к остановке «11-го» автобуса, будучи уверенным, если кто и выполнит подобный маневр, то только «наружка».
      Но нет, идиотов больше не нашлось, и автобус тронулся, оставляя на площади последний осадок неуверенности и тревоги. Теперь сомнения не должны были мешать работе. Он и его товарищи сделали все возможное, чтобы он был «чистым». А теперь извечный вопрос — или-или — решался без его участия — на уровне везения…
      Через пятнадцать минут он входил под тень огромных каштанов парка Джакометти. Изумительный воздух напоенный ароматами пихты радостно заструился через легкие. Воровато оглянувшись, Кузнецов одним ловким движением избавился от бороды и сопутствующих ей бакенбардов, следующий взмах руки освободил его рот от каучуковых вкладышей.
      Приобретя нормальный человеческий облик, разведчик бодро углубился по гравиевой дорожке в лесопарк. Не доходя до условленного места — двух деревянных скамеечек над крутым спуском к Цюрихскому озеру — Николай остановился и присел за объемной старой сосной, держа под наблюдением все пешеходные и велосипедные дорожки.
      Ждать пришлось недолго. Со стороны входа показалась одинокая фигура, неспешно бредущая к лавочкам. Кузнецов внимательнейшим образом обшаривал взглядом окрестности, стараясь уловить подозрительные моменты.
      Более никого не было. Ничья тень в этот жаркий день не стлалась между соснами и совсем русскими березами. Только этот человек, Беат Люти, швейцарец американского происхождения, временно исполняющий обязанности исполнительного директора «UBS» и лично курирующий компанию «Аэробус-Лайнс», удовлетворенно опустился на одну из скамеечек и прикрыл глаза.
      Он терпеливо ждал, давая время русскому шпиону оценить обстановку вокруг места, вокруг его персоны и, если вдруг возникнет хоть малейшее подозрение, то встреча не состоится — свою агентуру разведчики ценили превыше всего.
      Беат Люти правильно оценивал степень своего риска. Да, он работал на деньги американцев, выполняя задание этой сумасшедшей рыжей кошки Брайтман.
      Да, он был «подставой», призванной разоблачить русского шпиона. И громкий скандал отведет удара от «Аэробус». Американцы основательно попотели, уговаривая руководство швейцарского банка пожертвовать одним из своих ценнейших сотрудников и услать его за океан. А затем создать видимость приема на работу нужного им человека. И лишь когда на высоких уровнях было обещано подусмирить разохотившихся до швейцарских капиталов «жертв Холокоста» (численность которых сегодня превышала количество всех жертв Второй мировой), банк сдался.
      Однако… Однако, он предполагал, акция американцев является не совсем официальной. И помимо примитивного шпионского скандала, преследовались и другие цели, о которых ему никто не спешил докладывать. Он не мог знать, увязывались ли эти цели с «Аэробус-Лайнс», но… нечто грандиозное витало в воздухе. Такое, к чему он стремился хотя бы прикоснуться! Но все великое и «грандиозное» проходило мимо. Его роль была мала и, прямо скажем, незаметна… Другого могла бы утешить мысль, мол, из таких вот винтиков и состоит слаженная машина большой политики. Но его это место не устраивало. Он хотел быть на самом верху! Необходимо серьезно поговорить с американкой после окончания «акции».
      Единственный вывод, который он мог с большой долей уверенности принять, заключался в следующем — это не частная война Брайтман и ее русского толстого любовника, как можно было бы подумать. Как, наверное, и следовало думать непосвященным, тем кто не знал Лауру так как знал ее он! И это знание позволяло сделать вполне определенный вывод — ЦРУ ведет одну из своих «грандиозных» операций, не посчитав нужным, как обычно, поставить в известность своих швейцарских коллег из контрразведки. До поры до времени…
      И для начала им зачем-то оказалось необходимым спровоцировать «шпионский скандал», причем на швейцарской территории, да так, чтобы об участии американцев никто не узнал… Теперь он был уверен, дело вовсе не в шпионах… Все гораздо тоньше… Недаром Брайтман получила аккредитацию в качестве представителя Федерального казначейства, а не другого учреждения. И для их замыслов «крупный клиент банка» Раменов оказался подходящей фигурой.
      На какой-то миг Люти даже стало немного жаль этого русского — он представлял себе, для участников эта крупная закулисная игра не пройдет бесследно…
      Но сорок тысяч родных швейцарских франков, стойких к любым финансовым потрясениям, Люти платили не за жалость. В конце концов он был профессионалом по «подставам». И ЦРУ уже не раз пользовалось его услугами, именно в качестве провокатора.
      Но пока этих денег у него не было. Как обычно он получает плату после. Здоровый американский рационализм — ведь он в настоящее время рисковал ничуть не меньше этого русского дипломата, еще одной пешки, с которым в середине февраля его познакомил Кляйн. Вот почему в интересах швейцарца было соблюдать все правила и условия конспирации. Для родимых сограждан он впоследствии так и останется финансистом банка, которого пыталась завербовать российская разведка. Что и требовалось доказать… для обывателя.
      За прошедший с момента их знакомства период Люти приложил максимум усилий, чтобы Николай поверил в него. И опытный провокатор с удовлетворением наблюдал за кошмарным темпом его российской разведкой. Наверное, в Москве требовали конкретных результатов, а уж он-то со своими рассказами о нелегальном потоке миллиардов албанских динар через счета Раменова попал, что называется, «в жилу»…
      Размышляя обо всех этих перипетиях, Люти спокойно сидел на лавочке и ждал, пока русский дипломат подойдет к нему сам.
      Рядом прошуршал гравий, и к обрыву протянулась тень. Швейцарец раскрыл глаза и приветливо улыбнулся:
      — Добрый день, Николай.
      — Здравствуй, Беат. — они давно перешли на «ты».
      Кузнецов присел рядышком, пошуровал во внутренних карманах своей короткой кожаной куртки и передал Люти незапечатанный белый конверт. Тот улыбнулся и в свою очередь достал записную книжку, вырвал чистую страничку и написал расписку. Поставил подпись и протянул дипломату. Расписка скрылась в кармане Кузнецова. Обоюдная страховка…
      — Должен заметить… мое руководство высоко оценило Ваше прошлое сообщение. Мы перепроверили информацию… — Кузнецов задумался. — И скажу Вам, в большей степени благодаря ей, в России вот-вот «накроется» крупная преступная группировка, на верхушке которой стоят очень и очень известные люди…
      — Рад слышать. — усмехнулся Люти. — Хотя не скрою, конверт… — он похлопал себя по груди, — … радует меня больше.
      — Понимаю.
      На секунду Николай задумался, восстанавливая в голове предварительный план беседы, одобренный резидентом, и начал говорить. Он говорил о том, какой ценной фигурой является для них Люти. О специальном человеке из Москвы, который впоследствии и будет работать с иностранцем. И так далее в том же духе…
      …Люти напряженно размышлял. О подобном развитии событий его никто не предупреждал. Какой-то человек из Москвы… Нашли резидента, вашу мать! А по большому счету… Какое ему-то дело? Пусть у Брайтман голова болит! И у Раменова. Теперь ему придется попотеть, обдумывая, какую информацию отныне сплавлять русским — игра становилась слишком серьезной, в которой дилетанты не выживают…
 

20 марта 1999 года

      За несколько дней до описанных выше событий…
 

Россия, Москва

      Посольство Соединенных Штатов устраивало торжественный прием в честь прилета в Москву госсекретаря Мадлен Олбрайт. В Большом Зале собрался весь политический бомонд во главе с верхушкой МИДа, иностранный дипломатический корпус, работающий в Москве, начиная с советников-посланников, парочка первых вице-премьеров правительства России.
      После официальной части, растянувшейся, из-за спича посла на целый час, публика с радостным оживлением, но не теряя чувства достоинства ринулась к накрытым ля-фуршет столам. Молниеносно засновали официанты с шампанским, вспыхнули гирлянды легкомысленных лампочек, обрамляющие громадные американские флаги на стенах. Ненавязчиво вступил приглашенный джаз-банд. Смокинги мужчин, оголенные спины и плечи дам, бабочками порхают визитные карточки, контрразведка противодействует разведкам, напряженные лица внутренней охраны…
      Постепенно возбужденная и беспорядочная толпа разбилась на отдельные группы, меняющие меняли свой состав и темы разговоров каждые две-три минуты. Именно эти группки и определяли дальнейшую судьбу мира. Именно в этих разговорах зарождались будущие направления внешнеполитических концепций. Именно за бокалом шампанского решались судьбы кредитов и очередных траншей…
      — …я полагаю, для России есть прямой резон поддержать кандидатуру на пост Генерального директора ВТО от Таиланда, господин министр! — радостная улыбка играла на тонких губах торгового представителя Тайландца в Москве Джеймса Ли. — Вы видели в ходе декабрьских выборов, насколько велики противоречия между основными претендентами! Господин Парибатра же станет компромиссной фигурой для всех. В первую очередь он крайне выгоден России, господин министр, ибо намерен проводить разумную политику, направленную на предотвращение поспешной глобализации и либерализации торговли. — Ли отпил немного шампанского. — Более того, я уполномочен заявить, Россия могла бы рассчитывать на благоприятные для нее изменения в позиции Бангкока по ряду конфликтных вопросов, в частности, о снятии дискриминационных ограничений на ввоз в Таиланд российского стального проката!
      — Это чрезвычайно интересная постановка вопроса, господин Ли. — Иванов улыбнулся в ответ и развел руками. — К сожалению, Россия все еще не является членом ВТО, поэтому высказываться в пользу того или иного кандидата, по нашему мнению, было бы неэтично…
      — Совершенно с Вами согласен, господин Иванов! — вступил в беседу вновь подошедший Лейф Лагерстед, координатор торговой политики департамента стран Центральной и Восточной Европы министерства иностранных дел Швеции. — И мы считаем, России не следует особенно стремиться к вступлению, если это будет ущемлять ее национальные экономические интересы. Евросоюз в свое время неправильно подошел к развитию торгово-экономических отношений с Россией. Надо признать, Европа занимала надменную позицию, не считаясь с требованиями России. Кстати, такую же позицию занимает и Международный Валютный Фонд, с которым бьется Ваш Примаков! Но Россия — великая страна и имеет все возможности отстаивать национальные интересы в диалогах с международными организациями! — Лагерстед поднял бокал. — Кстати, по секрету сообщу Вам, Евросоюз в данном вопросе поддерживает Штаты, которые выступают против таиландца… А знаете, господа, почему Америка выступает против? — Швед сделал многозначительную паузу, поискал глазами какого-нибудь американца. Не нашел и, успокоившись, выдал величайший секрет Америки, — У них сильные профсоюзы… по-моему, AFL–CIO… — видно было, аббревиатуры дались дипломату с величайшим трудом, из-за необычайной своей сложности, надо полагать. — А они, эти проф…ффсоюзы всерьез опасаются тайского противодействия их генеральной линии на увеличение себестоимости продукции в развивающихся странах за счет закрепления уровня оплаты рабочей силы и обязательных отчислений в фонд защиты окружающей среды. Вот так-то! Думайте, господин Иванофф…
      После краткой лекции по мировой экономике шведский дипломат, слегка покачиваясь, как потрепанный бурями корабль, прошествовал к другим гостям.
      Ли в процессе всего непредвиденного спича сохранял на лице вежливую улыбку. И лишь убедившись, что швед далеко и кроме того основательно занят симпатичной девушкой из секретариата, вновь вернулся к прерванной теме разговора:
      — Довольно занудно, но какой убедительный тон и сколько пылу!
      Ли был умным человеком, но поставив перед собой цель, во что бы то ни стало привлечь на свою сторону Иванова, совершенно не заметил, министр-то как раз занят размышлениями по поводу слов пьяного Лагерстеда, нежели слушает рассудительного и вкрадчивого Ли.
      — Замечу также, — как ни в чем не бывало продолжал тот, — сегодня реальным инвестором для России могла бы стать Юго-Восточная Азия, господин министр. В ближайшее время, по нашей «теории больших циклов», Тайвань, Южная Корея, Сингапур будут выводить со своей территории устаревшие наукоемкие производства. По ряду причин тайваньские и южнокорейские фирмы не хотят размещать их на территории Китая… — Ли сделал многозначительную паузу, после которой его улыбка стала еще шире и радушнее. — Наиболее вероятным для нас представляется Россия…
      — Все плетете заговоры против нашей страны, господин Ли? — с легким поклоном к беседе присоединился посол Китайской Народной республики.
      Вместе с послом находился руководитель представительства Китайской национальной нефтегазовой корпорации в Москве господин Чжан Чэн-У. И хотя радушием улыбки китайцев могли поспорить с Ли, в глазах таиландца вспыхнули гнев и непримиримая вражда. Он был крайне раздосадован новым вмешательством в разговор.
      Господин Иванов! — между тем обратился посол Китая к русскому министру, словно не замечая Ли. — С господином Чжаном мы обсуждаем некоторые нефтяные проблемы и были бы весьма счастливы услышать Ваше мнение.
      — А по какому поводу? — несколько вымученно улыбнулся Иванов. Подобный рабочий график был явно не для него.
      — По поводу вопросов безопасности нашей страны, господин министр! — поклонился посол Чан, покосившись в сторону Ли. — Точнее связанной с этим актуализации проблемы диверсификации источников поставок нефти в Китай. Не так ли, господин Чжан?
      — Совершенно верно, господин посол! — подхватил Чэн-У, не забыв, разумеется, ослепительно улыбнуться. — В этом свете мы хотели бы рассматривать Россию в качестве основного потенциального партнера. Как известно, в настоящее время девяносто процентов нефти нам поставляют из Омана, но импорт из России существенно возрос, и мы надеемся на сохранение подобной тенденции и в будущем.
      — Не будучи крупным специалистом в этой области, замечу, наши экономисты тоже постоянно твердят о целесообразности развивать восточное направление в противовес западному, господин Чжан. — вежливо ответил Иванов. — Похоже, в этом вопросе у нас схожая точка зрения.
      — Это крайне отрадно для нас, господин Иванов! — снова поклонился посол Чан и добавил, словно продавец довесок колбасы к целому батону. — Кроме того, я сейчас припомнил… — Все оценили театральную паузу после этих слов. — …экономическая секция нашего посольства склоняется в сторону России, участвующей в тендере по инвестиционному проекту «Asian Gas Grid». Скоро на имя господина Примакова поступит подробное описание и наши предложения по поводу этого проекта.
      — И что же это за великий проект? — желчно поинтересовался Ли. — Реставрация Великой Стены?
      Иванов чувствовал себя человеком, которого четвертуют. Он был несчастлив и проклинал все проекты на свете.
      — Строительство гигантской сети газопроводов от Индонезии до Шанхая. — посол оставался невозмутимым, несмотря на саркастическое выражение лица тайландца. — Общая протяженность сети составляет около пяти тысяч километров стоимостью семь миллиардов долларов. И Россия могла бы принять самое активное участие.
      — Никто и не сомневался, сеть именно «гигантская»! — обронил Ли.
      — Прошу извинить меня, господа! — торопливо проговорил российский министр иностранных дел, не желая втягиваться в выяснение отношений двух враждующих сторон.
      — Вам не скучно, господа? — поинтересовался хозяин американского посольства, возникая рядом с политиками и поигрывая бликами на хрустале.
      Он сделал знак, и моментально бокалы участников разговора оказались заменены на полные. Обстановка несколько разрядилась. Но тем не менее, сославшись на важность обсуждаемой проблемы, представитель Тайланда удалился вместе с российским министром.
      — Похоже им действительно есть о чем поговорить! — вскользь заметил посол США, бросая косой взгляд на китайского посла.
      Тот в ответ лишь улыбнулся. Чэн-У с поклоном отошел в сторону.
      — Политика, политика… — американец поднял бокал, отвечая на здравницу кого-то далекого у противоположной стены. — Сколько мы с Вами знакомы, господин Чан?
      — Шесть лет, господин Манн. — ответил Чан.
      — Шесть лет… — американец стал задумчив. — А я до сих пор не могу разгадать Вас. Мне скоро возвращаться домой, а я так и не получил представления, что же Вы за человек!
      — Если это единственное Ваше упущение, Вас можно поздравить с великолепным завершением дипломатической миссии! — китаец поднял свой бокал.
      Некоторое время оба посла наблюдали за неторопливо прохаживающимися политиками, финансистами, дипломатами.
      — Кстати, господин Чан! — светским тоном обратился Манн к своему собеседнику. — А как Вы относитесь к разгоревшемуся скандалу с похищенными чертежами?
      — Я, слава Богу, далек от него! — чуть растянул губы Чан.
      — Но ведь какая-то позиция у Вас имеется? — продолжал допытываться американец.
      — Моя позиция полностью соответствует заявлениям нашего мудрого правительства, господин посол!
      — Вы имеете в виду, похищение совершено китайцами не с санкции правительства Вашей страны?
      — Я имею в виду, — спокойным тоном пояснил Чан, — похищение, если оно вообще имело место, проведено одной из преступных группировок, в которую, вероятно, входили лица китайского происхождения. Всему миру известно, Америка — подлинный рай для организованной преступности, господин посол, в том числе и из Китая. Ваша страна просто притягивает всякое отребье…
      Американский посол даже не подумал обидеться на подобные слова. Они действительно были знакомы давно. Так же давно они играли в эту игру: Чан — непримиримого представителя коммунистического Китая, Манн — государства, претендующего на мировое господство. Поэтому он просто продолжил развивать свою мысль, видимо, чрезвычайно его интересующую:
      — А как же быть с телетрансляцией интервью этого физика?
      — Спутниковый канал, господин посол… Не мне Вам объяснять, за деньги они покажут кого угодно и где угодно! Насколько мне известно, этот канал уже запретили в нашей стране!
      — Значит Вы все-таки интересуетесь этим вопросом! — торжествующе воскликнул американец.
      — Вы правы, я интересовался этим вопросом. — подтвердил Чал, поворачиваясь к нему лицом. — Интересовался настолько, чтобы понять — это якобы похищение является абсолютно бесполезным для моей страны, господин посол! С глазу на глаз я Вам могу сообщить… по непроверенным слухам, подлые преступники, явно желающие рассорить наши страны, действительно пытались предложить нашему правительству эти несчастные чертежи…
      — И что же? — легкая поспешность выдала нешуточный интерес американца.
      — Видите ли, эти бумаги — вчерашний день для моей Родины. — китаец пригубил шампанское и улыбнулся. — Этой технологией мы начали пользоваться еще три года назад, и всем разведкам мира и Вашей в том числе, господин посол, это прекрасно известно. В военной промышленности секреты держаться очень недолго! Вот почему я со всей ответственностью заявляю — мое правительство ни в коей мере не причастно к этой афере. Однако…
      Слушая Чана, Манн лишь внутренне усмехался! Как же, непричастно! Из секретного циркуляра, поступившего в американские дипломатические представительства от Госдепа, ему было известно, вся операция проводилась под полным контролем ЦРУ, внедрившего своего агента в самый эпицентр событий. И этот агент, имя которого послу, конечно, не сообщалось, однозначно идентифицировал руководителя операции как одного из ближайших и доверенных помощников руководителя китайской военной разведки. По всем направлениям, экономическим и политическим, велась большая игра с целью нейтрализации Китая в преддверии разрабатываемой операции НАТО «Союзническая сила».
      Естественно, им было известно о применяемых в Китае технологиях. Поэтому, собственно, и была организована утечка именно этих чертежей! Вот, наверное, их военные чертыхались, разобравшись, какие именно бумаги им подсунули. Правда пришлось пожертвовать тем парнем, физиком из НАСА, но тут уж ничего не поделаешь, тем более, господа, предательство-то он совершил ведь самое натуральное!
      Размышления американца были внезапно прерваны последним словом китайского коллеги. Он удивленно уставился на него:
      — Что — «однако»?
      — Однако, — невозмутимо продолжил Чан, — краем уха я слышал, будто подлые преступники, убедившись в непреклонном желании моего правительства соблюдать международные нормы права, собираются предложить эти бумаги некоему Слободану Милошевичу, чрезвычайно, надо заметить, заинтересованному в совершенствовании своих вооружений…
      — Но… — американский посол растерянно смотрел на Чана, уже набирая в мыслях текст срочной «шифровки».
      — А какое им дело до эмбарго и прочих международных хитросплетений, от которых ум заходит за разум! — пожал плечами Чан. — Они же — преступники, отстои! Милошевича вы тоже считаете как минимум тираном. Так стоит ли удивляться, что преступники нашли друг друга?
      — Передача чертежей уже состоялась? — жадно спросил Манн, стараясь не замечать откровенной насмешки в глазах китайца.
      — Насколько я слышал, еще нет. — протянул китаец. — Но кто знает…
      — А кто знает? — тонко улыбнулся американский дипломат.
      — Знает об этом лишь Творец. — уверенно ответил китаец. — Господин Манн, наша беседа доставляет мне истинное наслаждение и я прошу Вас назначить мне время, когда мы смогли бы ее продолжить, но могу ли я нижайше попросить Вас еще об одной очень неоценимой для меня услуги? Я был бы Вам очень признателен, если бы Вы смогли походатайствовать перед милейшей госпожой Олбрайт буквально о десяти минутах ее бесценного времени для ее покорного слуги! Боюсь, не буду понят в Пекине, если паче чаяния упущу такой случай и не узнаю ее мудрого мнения о некоторых, чрезвычайно важных для моей страны вопросах. Чтобы и Вы, мой милый друг, были в курсе, сообщу Вам — речь пойдет о дальнейших шагах моей страны для вступления в ВТО и о том, какие, по ее мнению, существуют препятствия, которые мы, я уверен, сообща могли бы решить…
      Американец остолбенел. До него медленно стала доходить истина, в которую его не удосужились посвятить. А китаец раскрыл ему глаза на бездонную глубину НАСТОЯЩЕЙ игры, недвусмысленно шантажируя США в ее же собственном посольстве!
      — Конечно… — пробормотал посол, пытаясь унять вихрь, бушующий в его голове. — Прошу Вас, я полагаю, сейчас самый что ни на есть подходящий момент…
      Он подхватил под руку своего коллегу и увлек его в направлении самой многочисленной и блестящей группы, окружающей Госсекретаря. Не доходя нескольких метров, китаец легко тронул плечо американца. Тот слегка наклонил голову, продолжая улыбаться гостям.
      — Только между нами, господин Манн… — тихо сказал китаец, совершенно не меняя своего дружелюбного выражения лица. — Я очень надеюсь на благоразумие советников Вашего президента! А то… опять же между нами, ведь общеизвестен тот факт, как только его поимеют… во всех отношениях… так он сгоряча начинает во все стороны ракетами расшвыриваться…
      А в это время министр иностранных дел России страдал. Он отделался от дружелюбного, но весьма настойчивого господина Ли и ему стало вдруг скучно. Все эти люди чего-то от него хотели, что-то предлагали… И прием оказался на самом деле скучным, хотя вокруг России развернулась нешуточная борьба, точнее возня, а еще точнее… Если уж быть совсем точным, то у него жутко болела голова, поэтому все дипломатические интриги, страстным любителем которых он был, сегодня доставляли ему лишь раздражение. Он с трудом подавил желание прижать фужер с шампанским к пульсирующему левому виску. его массивное лицо свело легкой судорогой.
      Разговоры в зале приемов слились в один зудящий гул. Хорошо, хоть от него на время отстали. Ему и так вполне хватило вчерашнего заседания Совбеза, которое затянулось до часа ночи! Он прикрыл глаза, обманув себя, будто так — гораздо легче. Однако спустя несколько секунд глаза пришлось открыть, чтобы остальные гости приема не приняли его мимику за некие судьбоносные знамения. Мимику или жест?… А «мимикрия» — это из этой же области или… А, к черту все эти изыски! Господи, как хорошо, оказывается, быть просто Первым заместителем министра…
      — У меня тоже жуткая мигрень. — Доверился ему голос совсем рядом.
      Иванов повернул голову. Голос принадлежал Рите Хайенс, представителю США при ВТО. Весьма миловидная женщина с твердым характером и стальными нервами — иначе на этом посту долго не протянешь — сожрут. В душе Иванов проклял все на свете ибо понял — настоящие его мучения только начинаются.
      — Может давление? — выдавил улыбку Иванов.
      — А может похмелье? — сверкнула ответная улыбка Хайенс, а затем она подняла руку. — Шучу, шучу, Игорь Сергеевич!
      Довольно мило прозвучало из ее уст его полное имя.
      — И как, Примаков остался доволен результатами Вашего боннского вояжа?
      — Более или менее. — Иванов пожал плечами, помянув про себя в очередной раз недобрым словом Лившица — из-за его отсутствия на совещании «шерпов» стран «Большой Семерки» в январе, Иванов приехал уже к подготовленным без участия России рекомендациям и решениям партнеров. В итоге российская делегация выглядела довольно бледно. Наверное, как и он сам в настоящее время… — Помилуйте, Рита, я ведь менее полугода на этом посту!
      — Что же, вполне приличный срок, учитывая некоторые… национальные особенности России! — позволила себе шутку Хайенс, а затем довольно жестко добавила. — Только в ВТО вы прорываетесь годами!
      Иванов отпил шампанское и поморщился — оно стало неприемлемо теплым. Оно покосился в сторону Хайенс, словно намереваясь спросить, а у нее такое же теплое, но вместо этого поинтересовался с кривой улыбкой:
      — А как же друг Билл? Неужели не поможет?
      Хайенс не поддержала шутливого тона. Она словно ждала того момента, когда Иванов по-настоящему втянется в серьезный разговор, и не собиралась упускать этот момент:
      — Вам ведь известно о двух подходах в нашей Администрации к проблеме вступления России в Торговую Организацию? В частности, вы могли бы иметь неплохих союзников в лице Федерального казначейства, которое выступало за «мягкий» подход с предоставлением всевозможных льгот и положенных России отсрочек. А вот небезызвестные господа Барщевски и министр торговли Рубин наоборот считают, всяческие поблажки и льготы России противопоказаны.
      — А Вы, Рита, за какой подход выступаете Вы? — скорее из вежливости поинтересовался Иванов, уже зная ответ.
      — Я, Игорь Сергеевич, получаю указания от своего правительства и следую им. Я могу лишь рекомендовать.
      — И каковы же могли бы быть Ваши рекомендации?
      — России нужно жестче использовать методы политического давления. У Вашей позиции имеются некоторые козырные элементы.
      — И какие же? — не удержался Иванов.
      — Помилуйте, Игорь Сергеевич, кто из нас министр? — делано изумилась Хайенс.
      Оба рассмеялись. Некоторое время просто смотрели на группы людей, где в настоящее время делалась мировая политика.
      — Кстати, миссис Хайенс, — снова вернулся к теме разговора Иванов. — Вы упомянули про «мягкий» подход…
      — Да, бытовало такое мнение. — улыбнулась Хайенс. — Но к несчастью… — Иванову показалось, пауза была неслучайной. Это обстоятельство заставило его внимательнее воспринимать казалось бы неофициальный и ни к чему не обязывающий разговор. — …к несчастью, Казначейство в настоящее время по уши погрязло в финансовом скандале. Вы, наверняка слышали об этой разгорающейся афере с… то ли динарами, то ли с рупиями… не помню точно… Какие-то подставные фирмы, российский опять же преступный капитал… Грязная история, должна заметить. И она еще не закончилась… Так что, Казначейству сейчас не до вас, ему, честно говоря, плевать на ВТО. Боюсь, союзников у России нет…