25

Сегодня Росс не получил удовольствия от верховой прогулки в Гайд-парке. В это время здесь обычно встречались немногочисленные всадники, но прошел слух, что необщительный лорд Сэйл появляется в парке ежедневно в десять утра, и ему буквально прохода не давала толпа доброжелателей. На самом деле им хотелось увидеть Тэссу, и они забросали Росса вопросами о ней.

— Она уехала в Гринвей, — отвечал он насколько мог терпеливо, — чтобы восстановить здоровье после выпавших на ее долю испытаний.

А на вопрос о смерти убийцы он отвечал:

— Да, я очень рад, что Бертрам Гиббон сам распорядился своей судьбой и таким образом избавил леди Сэйл от необходимости давать показания в суде.

Он с удовлетворением воспринял весть о том, что Гиббон не стал дожидаться суда и приведения приговора в исполнение. Росс был доволен не только из-за Тэссы. Десмонд в своей спокойной, рассудительной манере объяснил, что Бертрам Гиббон многим оказал услугу.

— Прежде всего я имею в виду родителей его жертв, — говорил Десмонд. — Все они, разумеется, должны узнать правду, но я не вижу необходимости выносить на публику подробности дела и давать пищу для всяческих пересудов. Какой в этом смысл? Вполне достаточно, если миру станет известно, что Бертрам Гиббон понес заслуженное наказание за убийство Бэки Феллон и Нэн Робертс.

Росс согласился и поддержал соображения Десмонда. Он еще не сообщил бабушке и Ларри, что смерть Касси не была результатом несчастного случая. До сих пор он никак не мог решиться на этот разговор. Они уже смирились с ее смертью, и горе их притупилось, а это известие только вновь разбередило бы рану.

Он радовался своей победе, он действительно ей радовался. Он с глубоким удовлетворением думал о том, что убийцу наконец постигла заслуженная кара, и никогда больше он не совершит новых злодеяний. Ему было искренне жаль Нэн Робертс, но Росс не понимал, как могло случиться, что умная девушка (ибо он считал Нэн Робертс умной) поступила столь опрометчиво, ввязавшись в дурацкую, но смертельно опасную игру. Этой мыслью он не поделился с Тэссой. Он вообще стал для нее чужим после того, как ему пришлось рассказать ей все: как и почему они с Десмондом искали ее и как им удалось напасть на ее след, и что делал каждый из них, чтобы защитить Тэссу от убийцы. Но Россу не удалось переубедить ее, и она осталась непреклонна, придерживаясь собственного мнения насчет истинных побуждений Росса, которые определили его поступки и роль, сыгранную им в цепи событий, приведших к аресту Бертрама Гиббона.

Возникшая между Тэссой и Россом трещина отчужденности с каждым днем расширялась. По пути в Гринвей на прошлой неделе она не скрывала своей горечи. Сознание того, что Росс, столь неожиданно вмешавшийся в ее жизнь, делал все исключительно ради памяти Касси, ни в малейшей степени не считаясь с чувствами ее, Тэссы Ло-ример, возмутило девушку до глубины души. Под предлогом защиты Тэссы, выставляя ее как приманку, он лишь стремился выйти на след убийцы Касси, ни разу не подумав о ней, Тэссе. Она не знала, сможет ли когда-нибудь простить его.

Ей хотелось побыть одной, и он великодушно дал ей время еще раз в тишине и покое подумать об их дальнейших отношениях. Но сделал он это неохотно. Она была его женой и принадлежала ему. Прошлое осталось позади, и они могли бы жить счастливо, если бы только она пожелала вести себя разумно. Обо всем этом он говорил Тэссе, терпеливо беседуя с ней в своем кабинете в Гринвее. Но мог и не утруждать себя. Она сказала, что напишет ему, когда примет решение относительно своего будущего. А до этого времени она будет благодарна ему, если он оставит ее в покое. В итоге ему пришлось сдаться и вернуться в Сэйл-хауз несолоно хлебавши. Росса разочаровало ее нежелание понять его, и он вернулся в Лондон, негодуя и возмущаясь. Но наряду с негодованием и неудовлетворенностью он чувствовал, как в глубине души зарождается неприятное ощущение опустошенности.

Пошел снег, и Росс поплотнее закутался в пелерину. Когда он, повернув коня, въехал на территорию своего поместья, неприятное ощущение внутренней опустошенности нахлынуло с новой силой.

Он глядел на выцветшие от непогоды, местами покрытые мхом кирпичные стены своего дома, и в душе у него не возникло, как раньше, радостного желания войти внутрь. Без Тэссы Сэйл-хауз был только тем, чем являлся взору постороннего человека: причудливым нагромождением старых, кое-где осыпающихся кирпичных построек с хаотичной планировкой — результатом слишком большого зодческого рвения предыдущих лордов Сэйл. Своим видом дом напомнил Россу часовню во Флитвуд-Холле.

Как всегда, дверь открыл дворецкий и с почтительным поклоном помог хозяину раздеться. Росс медлил, оставаясь в холле и обводя взглядом лица своих предков, глядевших на него с портретов, которыми были увешаны стены, облицованные потемневшим от старости дубом. Лица на портретах были торжественными и мрачными. «Интересно, — подумалось ему, — улыбнулся ли кто-нибудь из них хоть раз в жизни?» И в памяти вдруг всплыл звонкий, заразительный смех Тэссы, который, как он когда-то считал, был слишком громким. Росс отдал бы многое, чтобы сейчас услышать этот смех.

Чувствуя, что под этими портретами он не найдет успокоения, лорд Сэйл направился в свою библиотеку и, открыв дверь, застыл на пороге.

Поджидая его, в комнате стоял его шурин, виконт Пелхем. Судя по выражению его лица, Ларри был не более расположен к светской беседе, чем сам Росс. Он стоял, застыв в почтительной позе; в глазах его не было привычной веселой искорки, а на губах — ни тени улыбки.

Росс нахмурился. Для полного счастья ему только не хватало визита шурина. Выругавшись про себя, он прошел к столу, сел и указал Ларри на стул напротив.

— У тебя на лице написано, — начал Росс, — что ты заехал сюда не на чашку чая, поэтому мы опустим обычные светские любезности. Что стряслось на этот раз? Тебя преследуют кредиторы? — Росс вдруг осознал, что обращается с Ларри слишком холодно, и сделал попытку смягчить саркастический тон. — Ларри, ты должен научиться стоять на собственных ногах. Ты не можешь все время просить меня помочь тебе выбраться из затруднительного положения. Ты ведь не всегда был таким. На самом деле…

Он все еще продолжал говорить, когда Ларри протянул ему листок бумаги.

— Я помню время, когда… — Росс внезапно умолк. Он держал в руке банковский чек на сумму в пять тысяч фунтов, выписанный на его имя. Внизу стояла подпись Ларри.

— Что за чертовщина! — Он бросил на Ларри сердитый взгляд.

— Думаю, — сказал Ларри и только сейчас впервые улыбнулся, — эта сумма покрывает все мои долги.

Росс небрежно бросил чек на стол.

— Послушай, Ларри, — сказал он устало. — Я знаю, что не всегда вел себя с тобой правильно, зачастую даже совершенно неправильно. Мне следовало бы попытаться стать твоим другом, больше времени проводить с тобой. Я был слишком занят своими делами. Знаю, виноват. Но, черт побери, я вовсе не такой злодей, каким ты меня представляешь. Деньги для меня ничего не значат. Разве ты не понял, что если я и обходился с тобой сурово, то только ради твоего же блага? — Росс знал, что говорит хаотично, что во многом сам себе противоречит, и тем не менее не счел нужным остановиться, а продолжал в том же духе: — Если ты попал в затруднительное положение, то я и должен поручиться за тебя. Мы — одна семья, черт побери! Ты — мой шурин, а я — твой опекун. Не представляю, кто мог одолжить тебе такие деньги… — Неожиданная мысль пришла ему в голову, и в голосе Росса прозвучали нотки ужаса и праведного гнева: — Ты выиграл эти деньги, да?

Ларри смущенно взирал на Росса.

— Вы не обязаны говорить мне все это, — сказал он. — Я имею в виду то, что вы — мой друг, и мы — одна семья, и то, что вы были суровы со мной ради моего же блага. Ведь именно к вам я всегда обращался, когда у меня возникали неприятности, разве не так?

— Верно, — согласился Росс. — Хотя, честно говоря, я начинал подозревать, что ты считаешь меня своим врагом.

От смущения Ларри даже покраснел.

— Понимаете, — тихо проговорил он, — возможно, я и вправду восставал пару раз, когда вы разыгрывали из себя деспота. Но ведь вы, несомненно, знали, что я не собирался всерьез ссориться с вами. Более того, я смотрю на вас как на старшего брата, и Сэйл-хауз для меня словно второй дом. И я никогда не считал вас злодеем. Если я и хранил что-то в тайне от вас, то лишь потому, что хотел вас приятно удивить. — Он взял со стола помятый чек и протянул его Россу. — Спросите меня еще раз, где я взял эти деньги, и постарайтесь, если можете, не спешить с ложными выводами.

Росс посмотрел на чек, потом перевел взгляд на Ларри. Слова виконта и выражение нетерпеливого ожидания на его лице внезапно воскресили в памяти Росса яркую картину детства. Они праздновали день рождения бабушки, и Россу тогда было не более семи лет. Он смастерил для нее подвеску из полированного горного хрусталя, закрепив камень на тонкой кожаной ленточке, и очень волновался, когда вручал подарок бабушке. Лицо бабушки просияло от радости, она стала громко расхваливать подвеску, обняла и поцеловала внука. А на следующий год, в благодарность за ее хлопоты и заботу о нем, Росс изготовил для нее хрустальный браслет.

Росс расслабился и откинулся на спинку кресла.

— Ларри, — сказал он, — ты меня удивил. Так где ты взял эти деньги?

— На бирже, — с гордостью сообщил виконт Пелхем. — Вы сами подсказали мне, как это можно сделать. Помните, как вы объясняли мне состояние моих дел и подробно рассказывали, куда вложили мои деньги?

— Мне тогда казалось, что ты совсем меня не слушаешь, — вспомнил Росс.

Ларри бросил на него веселый взгляд и лукаво ухмыльнулся.

— У меня образовались карточные долги, и вы в очередной раз изображали опекуна-деспота. Когда я вышел из вашего кабинета, я дал себе слово непременно доказать вам, что я не болван!

Росс с интересом посмотрел на Ларри и сказал:

— Я хорошо помню этот разговор, но он имел место довольно давно.

— Два года назад, — уточнил виконт Пелхем.

— Значит, поэтому ты заложил серебряные блюда и прочие драгоценности и даже продал Тициана, — наконец догадался Росс.

— Мне нужны были наличные, — оправдывался Ларри, — чтобы разместить их на бирже. Но я знал, что придет время, и я выкуплю все, что заложил. Возможно, с Тицианом я совершил ошибку. Согласен, я действительно совершил ошибку, продав эту картину, — я слишком увлекся. Но все обернулось самым лучшим образом. А вот деньги, которые я должен вам за картину. Надеюсь, вы мне ее вернете. Честно говоря, Росс, я заработал гораздо больше этой суммы.

Росс никак не мог свыкнуться с новым для него обликом Ларри. Оказывается, парень вовсе не типичный повеса и гуляка, пускающий на ветер семейное состояние, никчемный молодой человек, который не может заниматься серьезными делами. Наоборот, он хочет утвердиться и состояться в жизни. Росс с сожалением покачал головой.

— Почему ты не сказал мне, что играешь на бирже? — спросил он, вглядываясь в сияющие гордостью глаза Ларри.

Ларри уже научился держать себя в руках, поэтому, изобразив спокойствие, пожал плечами.

— Если бы я прогорел, — ответил он, — вы бы меня своим презрением и нравоучениями стерли в порошок. Кроме того, вы всегда выступали против азартных игр, а я полагаю, что работа на бирже похлеще любого азарта. Но у меня есть определенный талант. Я четко чувствую конъюнктуру рынка и знаю, куда выгодно поместить деньги. Вы только не подумайте, что я игрок по натуре. Теперь, когда я достиг определенного успеха, я намерен быть крайне осторожным и разборчивым во всем, что касается вложений капитала.

Росс улыбнулся и сказал:

— Ты молодец, Ларри! Надеюсь, ты не откажешь своему опекуну в полезном совете, когда я обращусь к тебе?

Глаза Ларри засверкали от удовольствия, и он расхохотался:

— Конечно, нет!

Чтобы отпраздновать успех, Росс разлил по бокалам шерри — их любимый напиток — и, протянув бокал Ларри, произнес тост:

— За твою удачу и осуществление других намерений. — Они выпили, и Росс поинтересовался: — А каковы, между прочим, эти твои другие намерения?

Ларри выпрямился на стуле. Лицо его приняло серьезное, почти торжественное выражение.

— Я люблю Софи Нэсби, — неожиданно заявил он, — и намерен на ней жениться. И никто не сможет этому помешать, — поспешно добавил виконт.

Росс все еще цедил свой шерри, когда почтенная вдова Сэйл просунула голову в дверь.

— Я видела, что Ларри уехал, — сказала бабушка. — Ну и что ты теперь о нем думаешь?

Она вошла и села на стул, который только что занимал Ларри.

— Пока не знаю, — задумчиво проговорил Росс.

Он вертел в пальцах перо и рассеянно постукивал им по столу.

— Кажется, я ошибался в нем, — признал Росс после краткого раздумья. — Полагаю, мы все ошибались.

— Только не я, — возразила пожилая дама. — Я всегда знала, что Ларри исправится и проявит себя с лучшей стороны.

— Вы действительно так считали, бабушка? — Он удивленно воззрился на вдову Сэйл.

— Азарт у него в крови, — заявила бабушка. — Но это не азарт карточного игрока. Ларри одаренный мальчик, он обладает особым талантом. Кроме того, я всегда знала, что знакомство с хорошей девушкой пойдет ему на пользу. Кажется, я тебе об этом говорила. К тому же ты знаешь, что я могу определить характер человека по лицу…

— Да, да, я знаю, — заверил ее Росс, — но прошу вас, бабушка, не обессудьте, если я скажу, что ваше определение не кажется мне убедительным. Я никогда не понимал, как в чертах лица может отражаться сущность человека…

— На самом деле не понимал? Ну да, ты же мне не верил! — Вдова возмущенно фыркнула. — А кто постоянно твердил тебе про Аманду Чалмерс и Бертрама Гиббона, что они неприятные, вредные типы! Вот что я о них всегда говорила, но ты не слушал меня.

Росс улыбнулся.

— Теперь я верю, — сказал он, — что у вас есть определенный талант, некий дар божий, который позволяет вам узнать характер человека по его лицу. Вы обладаете неким шестым чувством в отношении людей, как Ларри — в отношении акций. Обещаю, что отныне я буду слушаться вас обоих.

Вдова подвинулась на краешек стула и наклонилась к внуку.

— Я рада слышать это, дорогой, — произнесла она с серьезным видом, — потому что я намерена поговорить с тобой о Тэссе.

Улыбка исчезла с лица Росса.

— О Тэссе? — неуверенно переспросил он.

— Я обязана настоять на том, чтобы ты разрешил мне повидаться с ней, — решительно проговорила пожилая дама. — Уже десять дней она живет одна в Гринвее. Совершенно одна. И, наверное, удивляется, почему все друзья забыли о ней.

— Нет, — Росс поспешил успокоить старую леди. — Она сама пожелала какое-то время пожить одна в тишине и покое, чтобы прийти в себя после тяжелых испытаний, которые ей пришлось вынести, и еще раз все взвесить. Когда она будет готова встретиться с друзьями, она даст мне знать.

Вдова поглубже уселась на стуле, и ее встревоженный взгляд остановился на внуке.

— Что случилось, Росс? — спустя мгновение спросила она. — Почему у тебя такой унылый вид?

Росс в сердцах бросил перо на стол. Он заговорил с большим жаром, чем ему этого хотелось:

— Вам, бабушка, наверное, следует знать, что Тэсса, возможно, никогда не вернется ко мне.

— Понимаю, — тихо ответила вдова.

— Я писал ей каждый день, но она ни разу не ответила мне, — внезапно пожаловался он.

— Это не похоже на Тэссу, — с грустью заметила леди Сэйл. — Чем ты обидел ее, Росс? — сочувственно спросила она.

Он лишь покачал головой.

— Это касается только нас двоих, бабушка, — несколько резковато ответил Росс, с трудом сохраняя спокойствие под пристальным взглядом бабки.

— Да, разумеется, вас двоих… и Касси? — Она была к нему беспощадна — эта старая, мудрая и такая добрая женщина.

Он поднял голову и посмотрел прямо в ее светлые, умные глаза.

— Мое шестое чувство еще никогда не подводило меня, Росс, — сказала она, поднялась со стула, обошла стол и поцеловала внука в макушку. — Знаешь, о чем я думаю, Росс? — спросила она после многозначительной паузы. — Я думаю, что не Тэссе, а тебе надо все хорошо взвесить.

Она улыбнулась ему и вышла из библиотеки.

Росс допил шерри и посмотрел на часы. Был полдень; до того, как он отправится в постель, оставалось целых двенадцать часов. Он не знал, чем заполнить эти пустые часы. Взглянув на кипу корреспонденции на своем столе, он вздохнул, но не смог заставить себя проявить интерес к этим письмам. Казалось невыносимым оставаться в библиотеке одному. Росс вышел в коридор и стал бесцельно мерить его шагами. Задумавшись над словами бабушки, он не заметил, как оказался возле двери, ведущей в покои Касси.

Он нажал на ручку, но дверь не поддалась. Только тогда он вспомнил, что приказал домоправительнице держать дверь запертой. Он не хотел, чтобы Тэсса снова попала в эти комнаты. Это была та часть его жизни, которую он не желал делить с ней. Росс обошелся с ней жестоко и потом сам страдал от угрызений совести. Но совесть мучила его не только оттого, что он скверно поступил с Тэссой, но прежде всего потому, что он, как ему казалось, предал Касси. Он позволил другой женщине занять ее место, в чем боялся признаться даже самому себе.

И теперь, стоя у дверей в комнаты Касси, он вдруг с удивлением подумал, почему, собственно, он так страшится правды.

А правда состояла в том, что Росс любил Тэссу. Любил всем сердцем.

Он еще долго стоял у запертой двери. Когда же наконец он отвернулся и зашагал прочь по коридору, походка его стала стремительной и легкой. Не успев спуститься по лестнице, он крикнул, чтобы ему оседлали коня. Но прежде чем уехать, он отправился к бабушке.

26

Была ночь, и за окном снова шел снег. Тэсса сидела в своей комнате, уютно устроившись в огромном кресле перед камином, и перечитывала письма дедушки.

За последние десять дней, с тех пор, как Росс привез ее в Гринвей, она перечитала эти письма столько раз, что уже знала наизусть каждое слово.

Вздохнув, она устремила взгляд куда-то в пространство. Перед ее мысленным взором возникло лицо дедушки, и она услышала его голос так явственно, словно Александр Бопре сидел рядом с ней в своем инвалидном кресле.

В отличие от Росса Тэсса не нуждалась в многочисленных символах-напоминаниях, своего рода фетишах, чтобы в памяти ее возникли те, кого она любила и навсегда потеряла. Ее воспоминания жили глубоко в ее сердце. Возможно, со временем они потускнеют, но полностью не умрут никогда.

Нащупав брошь, приколотую к корсажу платья, она вдруг подумала, что была несправедлива к Россу: у нее тоже было вещественное напоминание, которым она дорожила, — рубиновая брошь в виде розы, подаренная ей дедушкой на день рождения. «Моя английская роза» называл Тэссу дедушка. Но подарок дедушки всегда напоминал ей и о Россе, который помог Тэссе обрести силу духа. Эта брошь олицетворяла для нее память о них обоих, и когда Тэсса смотрела на нее, она всегда вспоминала и дедушку, и Росса.

— Дедушка, спасибо тебе, — прошептала она в тишине.

Взглянув на письма, она слабо улыбнулась. Теперь, много месяцев спустя, она наконец поняла, что послания дедушки были гораздо более содержательными, чем она себе представляла, когда впервые читала их. Дедушка предвидел, что наступит день, когда она отдалится от всех своих друзей, и как мог старался смягчить этот удар. За все, что должно было случиться, он заранее извинялся, принимая на себя всю ответственность и вину. Все, что он предпринял, заверял он внучку в своих последних письмах, он сделал исключительно для ее блага, потому что очень любит ее. Она не должна винить лорда Сэйла за ту роль, которую ему пришлось играть в этом общем обмане. Все происходило с его, дедушки, одобрения и согласия. И все делалось исключительно ради нее. Когда-нибудь она все поймет и будет ему благодарна за то, что он для нее сделал.

Эти мысли красной нитью проходили во всех письмах Александра Бопре. Когда-то она была убеждена, что он извиняется перед ней за то, что отослал ее в Англию против ее воли. Каким же ребенком она была, упрямым, самонадеянным и самовольным, уверенным в том, что весь мир существует ради нее. Теперь, оглядываясь назад, она поняла, почему дедушка не доверился ей: она вела себя непредсказуемо, и он не верил, что она будет поступать так, как того потребуют обстоятельства.

Как же ей хотелось повернуть время вспять и снова оказаться в Париже, пусть месяца на три, те последние три месяца, когда Росс Тревенан поступил секретарем к ее дедушке. Теперь она сумела бы сдержать необоснованные вспышки гнева и дерзкого непослушания; не было бы больше льстивого подлизывания, когда ей хотелось непременно добиться своего. Если бы тогда она вела себя разумнее, все могло бы быть по-другому.

Холодный ветер подул в приоткрытое окно, всколыхнул пламя свечей. Отложив письма на низкий столик у камина, Тэсса встала и пошла задернуть шторы. Снег превратился в мелкую белую крупу и барабанил в маленькие оконные стекла, которые отвечали на его легкие удары звонким дребезжанием. Тэссе нравилась такая погода. Ей захотелось накинуть на плечи теплую шерстяную мантилью и выбежать во двор, чтобы ощутить порывы ветра, слиться со стихией, стать ее частичкой и не думать больше ни о чем — просто знать, что ты жива.

Вдруг ей захотелось узнать, приходили ли Касси на ум подобные мысли. Наверное, нет. Тэсса давно поняла, как не похожа на нее была первая жена Росса. И все же их объединяла любовь к одному мужчине. К тому же совсем недавно Тэсса поняла и то, что благодаря Касси она осталась в живых.

Бесконечное множество раз возвращаясь мыслями к той ночи, оживляя в памяти минуты, когда убийца Бэки, выйдя из воды на берег, искал ее, а она, прячась в густых зарослях кустарника, с замиранием сердца ждала, что он вот-вот обнаружит ее, Тэсса, словно наяву, слышала девичий голос, громко зовущий Бэки, и видела, как Бертрам Гиббон быстро убегает прочь. Теперь Тэсса знала, что тогда пребывала в шоке. Касси стояла на тропинке, подняв фонарь, и она, Тэсса, прошла мимо нее, не сказав ни слова о Бэки. Позже воспоминание о Касси поглотил туман самообмана.

Она поежилась и вернулась к камину. Дедушка был прав. Зная теперь все обстоятельства трагедии, Тэсса была рада тому, что пускай невольно, но все же помогла поймать убийцу. Все они — и Салли, и Джулиан, и Десмонд — не жалея сил старались разоблачить Бертрама Гиббона, и таить на них обиду было ребячеством.

Тэсса искренне жалела Нэн. Если бы она тогда доверилась Россу, а не хранила бы во что бы то ни стало верность давней детской клятве, ее бывшая школьная подруга осталась бы в живых. Но вот они обе, и Нэн, и она сама, пошли на поводу у убийцы, и Нэн за свою ошибку поплатилась жизнью. Тэссе же просто повезло. Теперь она с удовлетворением думала, что отомстила за смерть подруги, помогая привлечь к ответственности Бертрама Гиббона.

Взгляд ее невольно упал на письменный стол и на вторую пачку писем, которые она тоже перечитывала этим вечером. Это были письма от Росса, и хотя он тщательно соблюдал обещание держаться на расстоянии от Гринвея, но писал ей обо всем, что происходило в Сэйл-хаузе и в доме Тернеров. Сообщая новости о друзьях и делая это, как она полагала, неосознанно, он задел ее самое уязвимое место. Она представить себе не могла, что не будет присутствовать на свадьбе Салли и Джулиана, не будет стоять на галерее палаты лордов вместе с Десмондом и почтенной вдовой Сэйл и слушать, как Росс выступает с речью об учреждении национальной полиции. Со всеми ними у Тэссы давно образовались прочные связи, и отношения с ними нелегко будет порвать. Прежде всего с Россом.

Все было бы гораздо проще, если бы Тэсса не влюбилась в него. Однако Росс никогда не сможет ответить на ее чувство, и сознание этого причиняло Тэссе невыносимую боль. И винить в этом было некого. Росс всегда будет любить Касси, а Тэсса должна решить, как жить ей дальше.

Внезапное осознание того, что она буквально упивается жалостью к себе, мгновенно осушило слезы, повисшие на ресницах, — глаза высохли и заблестели. Она, возможно, и любит его, но никогда не станет игрушкой в руках мужчины. Он привык всегда все делать по-своему, но только не с ней. Одно Тэсса знала точно: она никогда не вернется в Сэйл-хауз.

Перо, чернильница и бумага лежали на письменном столе. Что ж, она воспользовалась своим уединением, чтобы все взвесить и обдумать, а теперь настало время ответить Россу.

Но успела она лишь начертить дату, когда на подъездной аллее послышался стук конских копыт. Отложив перо, она подошла к окну и выглянула в заснеженный двор. Грум уже уводил в конюшню уставшую лошадь, но всадника не было видно.

Время близилось к полуночи. Только чрезвычайное происшествие могло заставить Росса или его бабушку потревожить Тэссу в столь неурочное время и в столь мерзкую погоду посылать к ней гонца.

Охваченная паникой, Тэсса стрелой вылетела из комнаты. Сбежав на нижнюю лестничную площадку, она остановилась. В холле внизу стоял Росс. Его светлые волосы влажными прядями падали на лоб, длинная пелерина блестела от таявшего снега. В открытую дверь ворвался порыв холодного ветра и растрепал складки пелерины, разбросав во все стороны мельчайшие брызги влаги. Одна из свечей погасла.

— Закрой эту чертову дверь! — загремел Росс, и лакей торопливо исполнил приказ.

Он стоял там, внизу, цел и невредим, и у Тэссы словно гора с плеч свалилась. Напряжение спало, у нее вдруг подкосились ноги, и она бессильно прислонилась к перилам. Но тут ужасная мысль пришла ей в голову, и Тэсса без оглядки кинулась вниз.

— Что случилось, Росс?! — в тревоге вскричала она. — Почему ты здесь?

Он сбросил с плеч пелерину.

— А почему я не должен быть здесь? — отозвался он не слишком вежливо. — В конце концов, это — мой дом.

— Ну… а твоя бабушка, Салли и другие? С ними все в порядке? — спрашивала она, не в силах остановиться.

Прежде чем ответить на ее вопросы, Росс отослал лакея.

— Все они шлют тебе нежные приветы, если это тебя вообще интересует, — ядовито начал он, — в чем я сомневаюсь, поскольку ты не сочла возможным написать хоть кому-нибудь из них, в том числе и мне. Полагаю, тебя не волнует, что Салли отказалась назначить день своего бракосочетания, пока не получит весточки от тебя. А Ларри по той же причине пока не объявил о помолвке с Софи Нэсби. Это, как мне кажется, тебя тоже не волнует.

Тэсса ответила ему не менее сердито:

— Ты приехал в Гринвей в такое ненастье только для того, чтобы высказать мне все это? Разве ты не знаешь, что по дороге с тобой могло случиться все, что угодно? Ты мог замерзнуть, если бы заблудился. А я, кстати, собиралась ответить на твои письма. Когда ты появился, я уже начала писать тебе.

Он положил руки ей на плечи.

— Не понимаю, как я мог позволить тебе в полном одиночестве ворошить прошлое. Ты не уйдешь от меня, Тэсса, никогда — я тебя не отпущу. Я приехал сказать тебе именно это. Поэтому ты с чистой совестью можешь бросить в огонь свое неоконченное письмо.

Сердце Тэссы забилось сильнее, от волнения, как всегда, у нее пересохли губы и комок подступил к горлу. С трудом справившись с собой, она вдруг почувствовала, как дрожат обнимавшие ее руки мужчины, и догадалась о страхе и неуверенности, которые Росс скрывал за показной бравадой. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.