Когда слуги удалились, герцог поднялся. Остальные последовали его примеру.

— Прошу вас сесть! — прогудел герцог. — У моего зятя может сложиться неверное впечатление о порядках, царящих в семье. Мы же не на официальном приеме.

Все сели. Каспар и Джастин удержались от того, чтобы обменяться взглядами.

Его светлость поднял бокал и приготовился произнести тост, когда его взгляд упал на Харпера, одиноко сидящего в углу и предоставленного самому себе.

— Сержант Харпер, — обратился он к нему, — окажите нам честь, произнесите тост!

Харпер неохотно поднялся.

— Я не умею красиво говорить, — признался он. — Я простой человек, ваша светлость, куда мне до джентльменов вроде вас.

— Именно поэтому вы и должны произнести тост! — настойчиво воскликнул герцог.

— Хорошо, — согласился Харпер и начал: — Моя жена номер три любила повторять…

— Харпер! — предостерегающе перебил его Ричард.

Харпер послушно замолчал. Он вспомнил детство и то, чему его всегда учила мать.

— Боритесь за справедливость! — сказал он, подняв бокал.

Герцог просиял. Все вскочили со своих мест, хором повторив:

— Боритесь за справедливость!

Несколько часов спустя Розамунда и Ричард удалились в свою спальню. Им пришлось ждать, пока слуги распакуют вещи Ричарда, привезенные из его квартиры на Джермин-стрит и из гостиницы «Черный монах». Но наконец все было разложено по полкам, и они остались наедине.

Ричард спросил:

— Позвать горничную, чтобы помогла тебе раздеться?

Розамунда рассмеялась и запустила пальцы в свои волосы. От выпитого шампанского слегка кружилась голова, а по телу разливалось приятное тепло.

— Правду говорят, мужчины никогда ничего не замечают. Теперь я могу одеться и раздеться сама. Кэлли говорит… — она осеклась.

Улыбка Ричарда исчезла. Он не знал, что сказать или сделать, поэтому просто сел на краешек кровати и осторожно произнес:

— Мне жаль, что так вышло с твоей подругой.

Она повернулась к нему.

— Не стоит. Мне жаль, что она впустила зло в свою душу, но то, что она совершила, ужасно. И она совершенно не раскаивалась в содеянном.

— Так же как Степлтон.

— Она называла его родственной душой, — ее передернуло от отвращения. — Ко мне она испытывала лишь презрение. Она разрушила мои счастливые воспоминания детства, проведенного вместе с нею. Она всегда ненавидела меня. Но самое страшное в том, что она искренне считала меня и мою семью ответственными за то, кем стала.

Он похлопал по кровати, она села рядом и прижалась к нему.

— Когда люди совершают зло, — негромко сказал он, — они начинают себя оправдывать, обвиняя других и искажая события. Поверь мне, Кэлли и Степлтон сами выбрали свою судьбу. Никто не заставлял их убивать.

— Я понимаю! Если я и грущу, так это о том, чего никогда не было. Я справлюсь с этим. — Она провела его рукой по своему лицу. — Слава богу, есть такие люди, как ты, которые посвящают свою жизнь разоблачению всех Кэлли и Степлтонов в мире.

Он ждал этих слов. Взяв ее за руки, он поцеловал сначала одну ладонь, затем другую.

— Я хотел поговорить с тобой об этом, — сказал он. — Думаю, пришло время перемен.

— Перемен? — настороженно переспросила она.

Он кивнул. Стараясь казаться воодушевленным, он продолжал:

— Сейчас, когда я женат, мне пора начать вести более размеренную жизнь. Дансмур дает неплохой доход, но, думаю, мы увеличим его, если поселимся там. Разводя овец и лошадей, можно получать неплохую прибыль. Я много думал об этом, и, хотя я мало знаю о фермерстве, я бы мог научиться. Мы могли бы жить счастливо там, правда?

Она была поражена до глубины души.

— Ты — фермер? Землевладелец? — Не сдержавшись, она расхохоталась. — Не могу себе представить.

Он резко отпустил ее руки.

— Я не могу себе позволить жить на содержании жены.

— Тогда мы не будем тратить мои деньги. Как ты сказал, Дансмур приносит достаточный доход. Я могу жить скромно, Ричард, и не стану требовать от тебя жертв, чтобы ты мог купать меня в роскоши.

— Представляю, как обрадуется твой отец, — зять, охотящийся за убийцами и предателями. Предлагая тебе стать моей женой, я понимал, что мне придется изменить свою жизнь. Твоя семья будет ждать этого от меня.

— Так вот оно что! — Розамунда вскочила и заметалась по спальне. — Я считала тебя свободным от глупых предрассудков. Дело не в том, чтобы жить на мои деньги, а чтобы сохранить внешние приличия. — Она стояла перед ним, уперев руки в бока. Глаза ее метали молнии. — Ты разочаровал меня, Ричард. Во-первых, ты оскорбил мою семью. Как будто для нее важно, как ты зарабатываешь на жизнь. Если хочешь знать, мой отец гордится тобой. Но даже если бы мои родственники были такими напыщенными, какими ты упорно пытаешься их представить, это не означает, что перед ними нужно раболепствовать. Я считала тебя борцом.

Он явно забавлялся, слушая ее. Когда она замолчала, чтобы перевести дух, он спросил:

— А во-вторых?

— Что? — не поняла она, сбившись с хода своих мыслей.

— Если я хорошо помню, ты перечисляла мои промахи.

Розамунда с шумом выдохнула.

— Во-вторых, неплохо было бы посоветоваться с женой, принимая решения. Если ты собираешься заживо похоронить меня в сельской глуши, пока ты будешь вести бурную жизнь, советую подумать еще раз. Не перебивай. Я знаю, как это произойдет. Сначала коллеги из Особого отдела попросят тебя разобраться в каком-нибудь трудном деле, потом еще в одном, потом ты станешь проводить все свое время в городе, а я останусь в Данс-муре раскладывать пасьянс и смотреть в окошко.

Ричард не мог сдержать смеха.

— Иди ко мне, — он протянул ей руки. Когда она вновь села подле него на постели, он сказал: — Хорошо. Я советуюсь с тобой. Чего хочешь ты?

Она серьезно посмотрела на него.

— Я хочу, чтобы ты согласился вернуться на должность главы Особого отдела. Я знаю, что премьер-министр предложил тебе ее. Каспар мне рассказал. Ричард, для тебя это не просто работа, а призвание. Без таких людей, как ты, подобные Кэлли или Степлтону захотят править миром, а этого допустить нельзя.

— Я не единственный, кто может делать эту работу.

— Возможно. Но ты хочешь этого, а я поняла, что мы должны делать то, что сами считаем нужным, а не то, чего ждут от нас другие. Всю свою жизнь я была лишь дочерью герцога, но больше не хочу ею быть. В этой роли мне тесно, я задыхаюсь. Поэтому, если ты отказываешься от работы ради меня, подумай, не совершаешь ли ты ошибку.

Он улыбнулся свойственной лишь ему одному открытой и вместе с тем сдержанной улыбкой.

— Предположим, я вернусь в Особый отдел. Где тогда будешь ты? Чем ты будешь заниматься?

— Я буду в Вудлэндсе. Этот дом идеально подходит для воспитания детей и, возможно, выращивания лошадей. Ты будешь возвращаться ко мне каждый вечер. Что же до того, чем я буду заниматься, — ее глаза сверкнули, — я буду помогать тебе расследовать преступления. Не будешь же ты отрицать, что у меня талант сыщика.

Улыбаясь, он провел рукой по ее волосам.

— Если бы ты была мужчиной, — сказал он, — я бы сделал тебя своим заместителем.

— Если бы я была мужчиной, — парировала она, — я бы претендовала на должность шефа.

Расхохотавшись, Ричард привлек ее к себе. После долгого страстного поцелуя ему пришла в голову одна мысль, и он поспешил поделиться ею с Розамундой.

— Ты считаешь, что сможешь жить в Вудлэндсе после того, что случилось там с Кэлли и Степлтоном?

— А что случилось? Моя жизнь была чудесным образом спасена; Харпер и сторож излечились от ран; ты отомстил за смерть Люси и наконец вернул себе доброе имя, а двое хладнокровных, бездушных преступников понесли справедливое наказание. Если бы я была суеверной, я бы сказала, что Вудлэндс приносит счастье нам и нашим близким.

Она встала, поискала свою сумочку и вернулась, зажав в руке точеную шахматную фигурку, подаренную ей Ричардом на день рождения.

— Или, может быть, мы обязаны удачей этой фигурке. Теперь она со мной повсюду.

— Ты — моя удача, — горячо прошептал он. — Если бы ты не приехала в Ньюгейт, кто знает, как бы все обернулось для меня.

— И для меня, — отозвалась она и улыбнулась. — Какую захватывающую историю мы сможем когда-нибудь рассказать нашим внукам.

Он склонился над ней, так что их губы соприкоснулись.

— Ты меня опередила, я думал о наших детях. Думаю, начать нужно с них.

— Всегда восхищалась твоим умом. — Чуть дрожа в предвкушении наслаждения, она притянула его голову к себе.

Она проснулась от собственного крика. По щекам струились слезы. Ричард мгновенно проснулся и обнял ее.

— Успокойся, — нежно гладя ее по голове, повторял он. — Это всего лишь сон.

— Мне приснилась Кэлли, — она заплакала и сильнее прижалась к нему.

— Теперь она не причинит тебе зла.

— Ты не понимаешь. Мы плыли по морю и заплыли далеко. Я захотела повернуть назад, но Кэлли продолжала плыть. Я кричала ей, чтобы она вернулась со мной, но она меня не слушала. Она смеялась и продолжала плыть. Потом нас накрыла огромная волна, и дальше пустота. — Ее плечи сотрясались от приглушенных рыданий. — Я звала и звала ее, но она не вернулась! Она не вернулась!

Он укрыл ее и стал убаюкивать, нашептывая нежные слова, словно напуганному ребенку. Наконец она уснула.

Через несколько дней они были готовы к переезду в Вудлэндс. Их спальня была заставлена коробками. Розамунда заканчивала причесываться, Ричард читал вслух отрывки писем, полученных от друзей и доброжелателей.

— Это от Хью, — сказал он. — Они с Эбби на следующей неделе возвращаются в город и хотят устроить праздник в нашу честь. Это от Джейсона Рэдли. Я, кажется, упоминал о нем и его жене Гвинет. Они вернулись из свадебного путешествия. — Он усмехнулся. — Удивляюсь, как бумага стерпела. Он употребил несколько крепких выражений о людях, не обращающихся к друзьям за помощью, оказавшись в беде. Они тоже хотят устроить вечер для нас.

Розамунда искала новые перчатки, но они словно сквозь землю провалились. Тогда она села у одной из коробок и открыла замок.

— Твои друзья кажутся мне отзывчивыми людьми, — сказала она. — В беде нужно обращаться за помощью к друзьям.

— А это от моего отца. — Помолчав, он начал читать: — Он интересуется, почему я не писал ему целый месяц. Очевидно, он не получил моего письма, где я рассказываю не только о процессе и благополучном завершении дела, но и о моей женитьбе… — Он осекся, увидев, что Розамунда достала из коробки.

— Как, во имя всего святого, это здесь оказалось? — удивилась она.

Она вертела в руках дамскую туфельку из розовой лайки, расшитую бисером. В некоторых местах бусины были оторваны, каблук сломан, а кожа покрылась водяными разводами.

— Последний раз я видела эту туфельку в хижине в Челси, когда ты дал мне одежду Харпера, чтобы переодеться.

Она посмотрела на Ричарда. Он смотрел на туфельку испепеляющим взглядом. Внезапно он подошел к ней и выхватил туфельку из ее рук.

— Есть женщины, которые не успокоятся, пока не вытрясут из мужчины все секреты, — проворчал он, кинув туфельку обратно в коробку. — Это моя коробка, а не твоя.

Розамунда пришла в замешательство.

— Ричард, но она окончательно испорчена. Починить ее уже нельзя, да и ни к чему, разве ты не помнишь, я потеряла ее пару во время бунта? Дай ее мне, я выброшу.

— Нет, не выбросишь!

Она опустила руку.

— Но почему? Это сущая безделица. Ты же не думаешь, что она расшита настоящими камнями? Дай сюда.

— Нет!

Внезапно ее озарила догадка.

— Ричард, — воскликнула она, — ты сохранил ее на память, да?

Он скрестил руки на груди.

— Что, если так?

Подумав секунду, она покачала головой.

— Если это так, значит, ты хранишь ее со дня моего похищения. Но ведь тогда ты меня презирал, насмехался и издевался надо мной.

Он усмехнулся, но ничего не сказал.

Она поднялась с колен.

— Я хочу знать, почему ты не выбросил эту туфельку, — упрямо сказала она.

— Если ты станешь смеяться, я побью тебя, — сердито предупредил он.

— Обещаю, что не стану, — она что есть силы сжала губы и отвела глаза.

Он вздохнул.

— Как ты думаешь, что я чувствовал, когда через несколько часов после похищения я понял, что меня влечет к тебе? Я был сам себе отвратителен. Я поймал себя на мысли, что восхищаюсь тобой больше, чем любой другой женщиной прежде. Хуже того, я влюбился. Конечно, тогда я этого не понял — ведь до этого я никого не любил. Я считал тебя лишь источником неприятностей. Газеты называли тебя «идеальной принцессой». Я знал, что ты уйдешь к кому-нибудь вроде принца Михаэля и никогда мне не достанешься. Поэтому я был ошеломлен своими чувствами к тебе.

Она сделала шаг ему навстречу, потом еще один, потом еще — и наконец оказалась в его объятиях. Ее лицо светилось от счастья.

— Ричард, ты сказал, что влюбился в меня?

— Разве ты еще не поняла? Это же очевидно. Все вокруг знают об этом — твой отец, братья, Харпер, слуги.

— Конечно, я поняла. Я боялась, что ты не догадаешься.

Он издал странный звук — полусмех-полустон и сжал ее в своих объятиях.

— Я люблю тебя, — уверенно сказал он. — Зачем же еще хранить мне твою туфельку? Если бы ты знала, сколько раз я порывался выкинуть ее, но не смог. Она стала символом бесстрашия и красоты, которые ворвались в мою жизнь вместе с тобой.

— Но, Ричард, туфелька превратилась в развалину. Разве ты не мог оставить на память мой носовой платок или что-нибудь подобное?

— Я не хотел ничего идеального. Я хотел эту туфельку. Разве мы с тобой идеальны?

— Нет, — мягко ответила она. — Мы не идеальны. Но мы идеально подходим друг другу.