Рев все раздавался, и я явственно увидел слякотный зимний день, голые деревья вдоль шоссе, обочины, чуть прикрытые грязным тающим снегом и прогалины, покрытые жухлой прошлогодней травой, подкатывающий дребезжащий автобус с трясущимся двигателем, чихающий и воняющий бензином, потухшую, невыспавшуюся женщину, сидящую на дермантиновом сиденье среди таких же невыспавшихся сослуживцев. За окном тянулись серые обочины и маленькие домишки. Автобус въехал в бетонную коробку завода, и люди начали методично присоединять, прикручивать детали к продолговатой, металлической блестящей сигаре, несущей смерть.

Эта сонная женщина, она думала о маленьком, пускающем слюни ребенке в изорванных застиранных колготках и с русым пушком на голове, о молоке, которое надо купить, о ползунках и теплом аромате сладкой каши на крохотной кухоньке с засаленными стенами, покрытыми грязно-зеленой масляной краской…

Сигара летит на нас, начинненная смертоносным газом… Что же я делаю, ведь слышна уже далекая, чуть различимая запоздавшая сирена. — «Проснитесь!» — хотел крикнуть я, но не мог произнести ни звука. Раздались пугающие звуки недалеких взрывов, и вдруг дом тряхнуло, и от грохота заболели барабанные перепонки, и я услышал гадкое шипение. Я попытался вскочить, но ноги и руки замерли, как гири, и я не мог пошевелиться. — «Не спите!» — пронеслось в мозгу, скорее, надо одеть противогаз, ребенку, чтобы он его не срывал, — аккуратно, если его резко разбудить, он его сорвет, нужно время, противогаз, вот он в коробке, здесь, рядом. — Жуткое бессилие и отчаяние овладели мной. Я снова попытался крикнуть, но во рту стало горько и противно. «Все, поздно!» — с холодным бесстрастием подумал я и тут же проснулся.

На пустой предрассветной улице громыхала машина, собирающая мусорные баки. Я лежал молча, наслаждаясь невинными звуками жизни, стыдливо пытающейся ликвидировать разлагающиеся пластиковые пакеты, забитые объедками, пустыми консервными банками и яркими рекламами, призывающими срочно купить удешевленное средство для отбеливания унитазов. Металлическое скрежетание мусорных баков казалось мне райской тишиной, но во рту стоял какой-то горький привкус, и я с опаской вспомнил вчерашний ужин. Некоторое время я прислушивался к ощущениям в своем желудке, но, по-видимому, сырые обитатели моря каким-то чудом были усвоены организмом. Это было явным подтверждением тезиса о правильных и неправильных местах.

Андрей еще спал, но утренняя газета уже лежала около двери. Мне предстояло заниматься поисками квартиры. «Little Tree Weekly» было написано на газете и, видимо, с целью иллюстрации на первой странице было нарисовано рахитичное деревце с раскидистыми ветвями.

По преданию, лет триста назад, группа первопроходцев, истребляющих мирных и немного заторможенных местных индейцев, заблудилась в поисках океана. Путешествуя по долине они наткнулись на поле, посередине которого стояло крохотное деревце и разбили поблизости лагерь. Деревце это скорее всего было ими же и срублено, но тем не менее вошло в историю.

Центр Литтл-Три состоял из улицы, длиной примерно в километр, застроенной магазинами и ресторанчиками. Улица упиралась в ворота знаменитого университета, что придавало городку особую атмосферу, которую, правда, почувствовать можно было разве что вечером в выходные, когда по аллее бродили толпы студентов и в кафе сидели хорошо одетые люди. По обеим сторонам улицы тянулись жилые районы, довольно аккуратные и неправдоподобно дорогие. Центральная улица тянулась еще пару миль и упиралась в восточный Литтл-Три.

В восточной части города жила только черная беднота. По статистике, это место было самым опасным в Америке по количеству убийств на душу населения. Андрей убеждал меня, что обитатели Восточного города практически не заходят в его западную часть, хотя уже в один из первых вечеров к нам в дверь постучал худой грустный негр и попросил денег.

Обитатели Восточного Литтл-Три частенько тянулись по центральной улице с колясками, набитыми какими-то лохмотьями, копались в мусорных ящиках престижного города, поедая объедки и просили милостыню на перекрестках. Как ни удивительно, если верить официальной статистике, западный Литтл-Три был абсолютно безопасным местом, что наглядно доказывало тезис о том, что я находился в стране контрастов.

В самом центре Литтл-Три жили свои постоянные городские сумасшедшие, правда, довольно безобидные. Один из них каждый день стоял на центральном перекрестке в плавках, в черных очках, с наушниками и, балансируя на одной ноге, делал вид, что регулирует уличное движение. Другой, довольно пожилой мужчина, день и ночь торчал около знаменитого кафе, завывая на непонятном языке, строя рожи, высовывая изо рта белый, несвежий язык и заглядывая в глаза прохожим.

Университетская, интеллигентная атмосфера чувствовалась также и в разнообразных удивительных событиях, часто происходивших в этом маленьком городке. Как-то раз я был удивлен, увидев машины с полицейскими, вооруженными какими-то палками и веревками. Полицейские внимательно осматривали большие и маленькие деревья. Оказалось, что один из чудаковатых профессоров решил завести у себя дома редкую и крайне ядовитую африканскую змею, забыл закрыть клетку, и бедная тварь, озверевшая от непривычной зелени и прохлады, мгновенно убежала, вернее, уползла и теперь скорее всего скрывается в ветвях одного из городских парков. Жителям Литтл-Три также почему-то рекомендовали в эти дни не пользоваться унитазами, так как ядовитая гадина по слухам могла проникнуть в городскую канализационную сеть.

Я открыл страницу, посвященную объявлениям о съеме жилья. «Маленькая уютная студия в викторианском стиле. Только девушкам, желательно студенткам». Это мне не подходило. «Двухкомнатная квартира, гараж, бассейн»,

— я встрепенулся, но заметил маленькую приписку: «без детей». «Роскошная, просторная, недалеко от центра» — я увидел цену и пришел в ужас. За один месяц проживания в этой квартире мне пришлось бы отдать всю сумму аванса, выписанную мне Ефимом. «Маленькая, уютная из двух комнат». Цена была такой же, как и та, которую платил Андрей. Я посмотрел на адрес, по понятиям компании Пусика место было правильным. Это обнадеживало, и я тихо оделся и вышел на улицу.

Идти пришлось всего несколько минут. Заветный домик был маленьким и довольно непритязательным, но это меня не очень смущало. «Менеджер» — было написано на двери. Я нажал на звонок.

Из-за двери появилось недовольное лицо пожилого китайца. Он изучающе посмотрел на меня.

— Я по объявлению в газете, — начал я.

— Русский? — спросил китаец.

— Да, — начал я, — я …

— У Пусика работаешь? — оборвал он меня.

— Да, откуда вы знаете?

— Здесь все его знают. Все дома его сотрудниками забиты. У тебя дети есть?

— Есть, сыну шесть лет.

— Иди, гуляй! — грубо сказал китаец. — У меня жила одна русская семья с детьми, и больше их здесь не будет!

Он громко захлопнул дверь. Я стоял как оплеванный, не понимая, что произошло. Делать было нечего, я вернулся домой и принялся снова изучать газету. Как ни странно, в центре Литтл-Три больше не сдавалось ничего подходящего, зато газета пестрела заманчивыми предложениями жилья в соседних, неправильных районах.

— Ты с ума сошел! — с возмущением воскликнул Андрей, когда я рассказал ему о результатах своих поисков. — О том, чтобы жить в пригородах Литтл-Три, не может быть и речи! Ефим же тебе напрямую сказал, что жить надо в центре Литтл-Три!

— Ну нет, он, насколько я понял, не был столь категорично настроен, — оправдывался я. — И потом, это ведь тоже Литтл Три и всего десять минут отсюда.

— Я сказал «нет»! — Андрей нахмурился. — Я по-хорошему тебе советую сделать так, как сказал Ефим. Ведь ты хочешь, чтобы к тебе на работе хорошо относились, продвигали…Тебе же Леонид вчера все объяснил!

— Но что же мне сделать, если в центре Литтл Три почти нет свободного жилья, а моя семья скоро должна приехать. Ведь не можем же мы жить у тебя!

— Ничего, если очень стараться, обязательно что-нибудь найдешь. В конце концов, снимешь очень дорогую квартиру или будете жить у меня. Если только Ефим узнает, что ты осмелился его ослушаться…

Я возмутился. Никогда в жизни никто не диктовал мне условий того, где и как жить. К тому же районы, находящиеся в нескольких минутах от центра Литтл-Три, гораздо более подходили для жизни. Маленькие, уютные домики располагались среди высоких деревьев, и от этого пейзажа будто исходил какой-то покой.

— Это черт знает что! — вскричал я. — Меня не интересует, что и как считает Ефим, и он и все вы мне осточертели. Эта компания какое-то ненормальное, сумасшедшее место, и какого черта ты меня сюда рекомендовал? Тебе что, скучно было?

— Ах вот ты как заговорил! — Андрей явно обиделся. — Тебя силком сюда никто не тащил, ты сам согласился на уговоры Ефима. А возмущаться я тебе не советую. Здесь у многих длинные языки, и до Ефима это обязательно дойдет. Вот у нас работает Виктор, он тоже возмущался, что его заставляют жить в Литтл Три. И что же? Когда мы сделали новую систему, все получили очень крупные премии, а он ничего! Так и сидит на своей крохотной зарплате.

— Мне плевать на вас всех, я возвращаюсь! — Я в ярости хлопнул дверью.

— И объяснишь всем в Израиле, что ты неудачник и что Америка не по твоим зубам! — донеслось из комнаты.

Я шел по зеленым улочкам, и ярость слепила мне глаза. Все окружающее было мне ненавистно, как и я сам. —"Идиот, Кретин, Тупица! — корил я себя.

— Сам себя посадил в тюрьму. Бред какой-то, дурдом."

Я шел все дальше и дальше, куда глаза глядят, пересек огромное зеленое поле и, сам того не замечая, оказался на территории университета. На зеленых лужайках валялись молодые ребята в джинсах, целовались со своими девушками, читали тетрадки, играли в бадмингтон. Группа волосатых, раздетых по пояс парней упражнялась в игре на тамтамах, и глухие, ритмичные удары заставляли вибрировать сердце и перекачивали кровь по жилам.

Впереди возвышалась арка с прохладной и темной колоннадой. Мои шаги отдавались от стен гулким эхом, и я почувствовал, что начинаю успокаиваться. За колоннадой открылась площадь, покрытая разноцветной каменной плиткой, а за ней часовня изумительной красоты с золотой мозаикой. На мозаике Иисус Христос что-то объяснял ученикам на фоне столь знакомого мне восточного пейзажа. Я осмотрелся вокруг. Местность была божественно красива. — «Правильное место.» — машинально отметил я, усваивая местный лексикон русского языка. — «Черт с ними со всеми, попытаюсь найти что-нибудь в Литтл-Три,» — подумал я и пошел назад.

Поиски оказались весьма сложными. Я каждый день покупал газеты и просматривал повторяющиеся из номера в номер объявления. Хотя цены были очень высокими, на каждое мало-мальски разумное место находились десятки желающих. По воскресеньям я отправлялся в походы по окрестностям, надеясь увидеть заветное объявление «Сдается». Все было тщетно. Наконец, в один из вечеров я заглянул в газету и не мог поверить своим глазам: сдавалась квартира с гаражом и бассейном и всего на сто долларов дороже чем квартира Андрея! Я кинулся к телефону и дрожащими руками набрал номер.

На другом конце линии довольно долго раздавались длинные гудки, потом кто-то снял трубку, и я услышал старческий голос, отвечающий на каком-то непонятном языке. «Но, Но» — только и могла ответить старушка. Я был в отчаянии, когда неожиданно для меня трубку взял мужчина и ответил мне по-английски.

— Я по объявлению, — начал я, ожидая услышать обычный отказ.

— А вы долго собираетесь там жить? Мы хотим сдать эту квартиру только на длительный срок.

— Я сниму ее надолго, — радостно крикнул я. — Учтите, что у меня ребенок шести лет.

— Прекрасно, приходите в воскресенье в одиннадцать утра. — И он назвал мне адрес.

Я не верил долгожданной удаче и с трудом дождался выходных. Разыскав дом, я не мог поверить своим глазам. Квартира находилась в одном из двух многоэтажных и явно очень дорогих домов, построенных в Литтл Три. В дом вела красивая тенистая аллея, по обеим сторонам которой возвышались высокие ели. В просторном, уставленном диванами и коврами холле, охраняемом сигнализацией, сидел служитель в ливрее, распахнувший мне дверь. Я поднялся на лифте на десятый этаж. Квартира превзошла всякие мои ожидания. Она была просторной, светлой, прилично отделанной, с огромным застекленным балконом, с которого открывался вид на самый центр Литтл Три. Хозяин куда-то торопился, и мы сразу же подписали договор. «Наслаждайтесь этим райским уголком,» — с какой-то странной усмешкой сказал он и исчез.

Я стоял посередине пустой комнаты, держа в руках прохладные и позвякивающие ключи от квартиры и не мог поверить своей удаче. Прекрасный, добротный и явно дорогой дом. За такую цену в Литтл-Три обычно предлагали гораздо худшие варианты… — «Стойте-ка! Что это за усмешка была на лице у хозяина? Здесь что-то не так!» — Неожиданно у меня возникло страшное подозрение, что в квартире скрывается какой-то жуткий дефект, например, с кухни ползут тараканы, а в кладовке каждое лето выводятся малярийные комары. Я с подозрением начал щелкать всеми выключателями, спускать воду в унитазах, открывать и закрывать двери. Внешне все было в порядке, но беспокойство не оставляло меня.

Я открыл дверь и от неожиданности вздрогнул. Напротив моей двери стояла древняя старушка, с ужасающе худыми руками, покрытыми сморщенной дряблой кожей, с распущеннными седыми волосами. Она была одета в длинную ночную рубашку, волочившуюся по полу.

— Дорогой мой, — сказала старушка — я знаю, вы новый жилец?

— Да, — в недоумении ответил я.

— Будьте добры, молодой человек, я так боюсь. Вы знаете, совсем недалеко от нашего дома проходит глубокий овраг.

— Да? — я был удивлен и мечтал скрыться в своем новом жилище.

— Я так боюсь, что когда пойдут дожди, овраг может размыть, и наш дом упадет. Я уже несколько ночей не могу спать! — Она сложила худые руки на груди и неожиданно пошатнулась и потеряла равновесие. Я поддержал ее за локоть.

— Спасибо, дорогой. — Старушка облокотилась о стену. — Правда прекрасный цветочек? — и она с любовью посмотрела на горшок с каким-то растением, стоящий на резном столике в стиле «Ампир». — Я очень расстраиваюсь, когда этот цветочек отодвигают с середины столика. Кто-то все время его сдвигает. Вы не видели, кто?

— Нет, нет, не видел.

— Мне так нравится здесь наверху. — Старушке явно хотелось поговорить. — Здесь совершенно нет муравьев и пчел и этих противных, безобразных птиц!

Неожиданно отворилась еще одна дверь и в коридор выглянула еще одна старушка с кудрявыми седыми локонами. Она была маленькая, сухонькая, с бегающими живыми глазками и, видимо, немного помоложе моей собеседницы.

— Дорогая моя, — вскричала она. — А я слышу, что вы с кем-то разговариваете. — Ах, ах, молодой человек, очень приятно, очень очень приятно. Вы из шестой квартиры, видите, как я угадала. Вы знаете, в ней все время сменяются жильцы, вот уже двадцать пять лет мы с Марией за этим наблюдаем. Перед вами здесь жила такая распутная девушка, фу! — кудрявый старенький ангел начал строить гримасы. — Нам было очень интересно за ней наблюдать, к ней все время приходили какие-то мужчины. Мы все обратились к управляющему с просьбой ее выселить. Ну, я надеюсь, вы не будете приводить сюда девушек? — и она с интересом заглянула мне в лицо.

— Нет, нет, что вы, я женат, у меня скоро приедет жена. — Я не знал куда деться

— Ох, такой молодой и уже женаты. У вас акцент, вы из Европы? А я сегодня пойду на седьмой этаж на вечеринку, — и она кокетливо улыбнулась.

— Миссис Грин сегодня исполняется сто десять лет! Это для нас всех большой праздник. Хоршо, что вы сюда вселились. Вы знаете, в этой квартире очень многие жильцы умерли, такое странное место. Как только кто-нибудь вселяется, так вскоре приезжает скорая помощь, и его увозят и вскоре вселяется новый жилец. Ужасно интересно!

Мне стало не по себе.

— Извините, у меня срочные дела, — сказал я и захлопнул за собой дверь. Теперь я видел эту квартиру в совсем другом свете. Мне стало жутко — тени многочисленных умерших жильцов, казалось, населяют пустое пространство салона и спален. «Чертовщина какая-то!» — подумал я и тряхнул головой. Встречаться с любопытными старушками мне больше не хотелось, и я осторожно приоткрыл дверь в коридор и убедился, что престарелые одуванчики разошлись по своим комнатам.

«Что это, какой-то дом престарелых?» — думал я, выходя из лифта. К моему ужасу, в холле стояла еще одна живая мумия, судя по виду ей было все сто двадцать.

— Где мои деньги? — с гневом стонала она. — Я имею право знать, где мои деньги! — Мумия пыталась взмахнуть тростью и ударить мужчину лет пятидесяти с брезгливым и неприветливым лицом. Тот ловко уворачивался.

— Успокойтесь, госпожа Уилкер, — говорил он. — Вы забыли о том, что деньги были уплачены почти что пять лет назад. Уже пять лет прошло, в этом году вы ничего еще не платили!

— Жулики, — кричала старуха. — Верните мне деньги! Я все помню как вчера.

— Ирэн, — обратился мужчина к строгого вида даме, сидевшей за перегородкой. — Может быть, вы сможете объяснить ей, что к чему. Мистер…

— он поглядел на меня. — Я менеджер этого здания, Ник. Нам необходимо поговорить. — На лице у него вдруг появилось какое-то брезгливое выражение.

Мы прошли в его комнату.

— Насколько я понимаю, — начал Ник, — вы сняли квартиру на десятом этаже. К сожалению, ваш хозяин нарушает порядок, установленный в этом здании. Вы, наверное, уже обратили внимание на то, что дом этот не совсем обычный…

— Да, — осторожно ответил я.

— Мой долг и обязанность ознакомить вас с правилами внутреннего распорядка. Прошу иметь в виду, что правила эти необходимо строжайшим образом соблюдать. В противном случае мы будем вынуждены рассмотреть ваше поведение на собрании домового комитета. Вы понимаете? — Он с какой-то брезгливой гримасой посмотрел на меня.

— Да, конечно, не волнуйтесь, мы не создадим вам никаких неудобств. — Я чувствовал себя не в своей тарелке.

— Наш дом, — Ник многозначительно посмотрел на меня, — является объединением владельцев кондоминиумов и управляется двенадцатью комитетами жильцов, избираемых тайным голосованием на ежегодном общем собрании членов дома. — Он поморщился и достал толстую пачку бумаг. — Комитеты самоуправления состоят из комитета по безопасности здания, комитета по хозяйственным вопросам, комитета по управлению двориком, комитета по гаражу, комитета по социальным вопросам, комитета по финансовым вопросам … — голос его поднимался и опускался, а пухлый палец следовал по листам бумаги.

— Прошу вас срочно ознакомиться с распорядком и расписаться. Вами займется комитет по социальному приему новых жильцов. Вообще-то у нас принято не принимать никого в дом до знакомства с ним ведущих членов комитетов и обсуждения кандидатуры на общем собрании комитетов. Но ваш хозяин грубо игнорирует наши правила. Что поделать, мы не можем лишить его частной собственности и надеемся, что вы поймете всю ответственность сложившейся ситуации. — Ник поджал губы и внимательно смотрел на меня. — Учтите, — продолжил он. — Жильцы нашего дома люди в основном пожилые, поэтому вы не имеете права шуметь. Хочу отметить, что шуметь запрещается не только вечером, но и во время тихого часа. вы не имеете права никого приводить в дом без тщательной проверки его личности и записи в книгу посетителей. Особо обратите внимание на …— и он назвал какой-то незнакомый мне термин, напоминающий по своему произношению «Манай». — Вот наши правила по уходу за манаем. — Он достал из шкафа толстенное руководство и торжественно вручил его мне. — Прошу вас привести ко мне вашу жену и ребенка в первый же день их приезда, так как я обязан их проинструктировать. — Ник снова брезгливо сморщился, словно в ожидании предстоящего инструктажа.

Я с трудом дотащил до лифта гору бумаг, которую мне предстояло изучать. За время моего разговора с менеджером на стене лифта появилось объявление. Первым пунктом было извещение о смерти жильца с пятого этажа и выражение соболезнований его жене. Вторым пунктом было поздравление миссис Грин с седьмого этажа по поводу ее стадесятилетия. В третьем пункте жильцов дома извещали о моем появлении на десятом этаже и информировали о своевременном проведении со мной инструктажа и проявленном мной понимании традиций дома и правил внутреннего распорядка, которыми так гордятся жильцы.

Я вошел в квартиру и бросил ненавистную пачку бумаг на пол. В руках у меня остался только тоненький циркуляр, заинтриговавший меня частым упоминанием непонятного слова «Манай».

«Манай, — прочел я, — является важным и неотъемлемым архитектурным элементом здания, обеспечивающим его устойчивость, гармоничность и безопасность. По решению домового комитета объединения владельцев Кондоминиумов города Литтл-Три, манай объявляется предметом особой ценности и заботы жильцов. Комитет просит жильцов дома в случае возникновения проблем с манаем немедленно извещать администрацию и полицию города Литтл-Три. Запрещается: красить манай, просверливать дырки в манае, затыкать манай материей, препятствующей выполнению манаем своей важной функции…»

Я с ужасом захлопнул руководство. Самое интересное, что слова этого я так и не нашел ни в одном словаре, а спрашивать у Ника, что это такое, было как-то неудобно…

На улице стемнело. Я подошел к застекленному окну. Внизу открывался вид на вечерний Литтл-Три. Вдалеке мигали красные лампочки маяков на вершинах лысых выжженных гор, над которыми как светлячки сновали десятки самолетов. Поближе к дому шумели деревья, и переливалось море огней. Далеко внизу по улице ходили люди, проезжали автомобили, и бурлила ярко освещенная центральная улица. Она стрелой уходила в темноту и терялась среди далеких огоньков где-то в восточной части города. Я приоткрыл окно, и в комнату ворвался свежий ночной воздух.

«Бух» — неожиданно громыхнуло вдалеке и я увидел вспышку. «Бух» — раздалось снова. В восточном секторе явно происходила перестрелка, совершенно обычное дело по вечерам. Практически каждый день, начиная часов с десяти вечера, оттуда доносились глухие раскаты. По выходным разборки обычно активизировались.

«Бух-Бух-Бух-Бух-Бух» — раздалась ответная очередь. Некоторое время на улице было тихо, затем снова полыхнул огонь, и донеслось эхо выстрела.

«Отстреливается,» — понял я. «БухБухБухБухБух» — на этот раз очередь была особенно ожесточенной, и наступила тишина. По-видимому, одним обитателем Восточного Литтл-Три стало на свете меньше. Словно в подтверждение этих мыслей, на улице раздался вой сирен, и по центральной улице пронеслись полицейские машины. Стены квартиры озарились голубыми отблесками их мигалок. Через пару минут снова раздался вой сирен, только на этот раз мигалки были ярко-красными, и по улице в обратную сторону прокатили несколько машин скорой помощи. Они неслись в знаменитый медицинский центр, расположенный в не менее знаменитом университете.

Я каким-то шестым чувством понял, что буду наблюдать эту картину каждый вечер и должен привыкнуть к вою сирен и блеску маячков. Начало самостоятельной жизни в Литтл-Три было весьма многообещающим.

На следующий день я рассказал Андрею о своей удаче, умолчав впрочем об оживленных старушках и о неприветливом управляющем. Не прошло и получаса, как у меня на столе зазвонил телефон.

— Алло? — я вслушивался в шумы, и вдруг откуда-то издалека ворвался голос Ефима.

— Молодец, — Ефим говорил по-русски. — Это Ефим, не узнал меня? Плохо слышно, да? Это я из машины звоню. Мне Леонид только что рассказал, что ты квартиру снял в многоэтажном доме. Молодец, всем им нос утер! Я этот дом знаю, когда-то хотел там несколько квартир купить. Отличное место, тихое и дом солидный, со швейцаром, не то что они все в курятниках ютятся. Я Леониду сказал, пусть придет с женой, посмотрит, как люди живут! Молодец! Я тебе со следующего месяца зарплату повышу, чтобы было чем за квартиру платить, скомпенсирую. Ни в чем не стесняйся, понял?

— Да, Ефим, да, спасибо! — я был потрясен таким поворотом событий.

— Ничего, все нормально! — Ефим был радостен. — Всем им фигу показал. А Леня мудак! Ну что он живет в своем сарае? Ему давно уже пора дом покупать, снимает черт его знает что! Я приеду квартиру твою посмотреть, пустишь меня?

— Да, да, конечно Ефим, о чем Вы говорите!

— Молодец, молодец! Поздравляю, хорошо начал! — Ефим повесил трубку.

Через минуту у моего места появился какой-то униженно-смирный Леонид. Его вид заставлил меня предположить, что сидящая внутри него часовая пружина полностью сорвалась со своих винтиков и раскрутилась до конца.

— Ефим с тобой говорил? — спросил он одновременно утверждающе и заискивающе. — Ты знаешь, он просил меня посмотреть на твою квартиру. Поехали прямо сейчас, я жену подхвачу. О кей? Ты молодец, он очень хорошо отзывался о твоем выборе. — Леонид вызвал Андрея и снова преобразился. — Мы сейчас уедем. — решительным тоном сказал он. — По приказанию Ефима… А ты не давай спуску людям, проконтролируй, чтобы работали получше.

Мы вышли на улицу и сели в машину. Леонида будто подменили. Он был воплощением приветливости, с интересом расспрашивал меня о моей предыдущей работе, жизни в Израиле, а также рассказывал о себе.

— Надо тебе постараться хорошо работать, — мягко, по-отечески объяснял он. — Ефим это в людях очень уважает, да и компании будет полезно.

Мы подобрали Валю, с каким-то странным завистливым блеском в глазах посмотревшую на меня, и подъехали к легендарному зданию. — «Где же у него манай?» — подумал я. У входа в дом полный негр в ливрее запихивал в огромный кадиллак старичка на инвалидной каталке. Каталка была автоматической, и старичок, нажимая на кнопки, игриво пытался удрать и пускал слюни.

— Ну, ты молодец, — Валя говорила неестественным, сладковатым и даже слегка упавшим голосом. — Какой балкон огромный, а какой вид! Правильное место. — Она с завистью оглядела салон, и мне стало не по себе.

— Да, хорошая квартира и дом отличный. А вид-то какой! Правильное место, правда Валюша? — Леонид оживленно бегал по пустым комнатам. Неожиданно у него в кармане зазвонил переносной телефон. — Да, да Ефим, мы уже на квартире, да смотрим. Дом? Нет, еще не купили. Нашел дом? Отлично, сейчас выезжаем. — Он оторопело посмотрел на меня.

— Ефим? — с любопытством спросила Валя.

— Да, Валюша. — Леонид был слегка напуган. — Ефим нам дом присмотрел. Сейчас его покупать поедем.

Я с интересом думал о неисповедимых путях судьбы. Не проработав в компании и двух недель, я каким-то неведомым образом был приобщен Ефимом к местной элите, возвышен над двумя вице-президентами, получил прибавку к зарплате и поселился в престижном месте. Достаточно было мне снять квартиру в другом доме, и кто знает, как обернулась бы моя дальнейшая жизнь…

Я вышел на лестницу и заметил, как щелочка в двери, за которой жил курчавый старенький ангел, торопливо захлопнулась. Мне вдруг захотелось заткнуть манай тряпкой и просверлить в нем огромную дырку.