При этих словах я вдруг почувствовал неловкость и даже некоторый стыд за свою нерасторопность. Маленький ледяной холодок, который уже давно не давал себя знать, встрепенулся, как бабочка, собирающаяся взлететь с цветка, зашелестел крылышками холодного белого пламени и вдруг ровно засветился, как лампочка Ильича. Неожиданно я даже обрадовался этому ровному свечению.

— И еще, — вдруг жестко добавил Андрей. — Имей в виду: в Америке никого не интересуют твои личные проблемы. В Америке никому не жалуются и не объясняют, почему не сделана работа. Здесь интересуются только тем, сделана работа или нет! Так что не вздумай ссылаться на твои личные обстоятельства, если с тобой будут разговаривать!

В кабине автомобиля воцарилось тяжелое молчание. Андрей напряженно и недовольно смотрел на дорогу. Меня уже ничего не радовало. Угораздило же угодить в такую дурацкую ситуацию! Почему же Ефим разговаривал со мной таким доброжелательным тоном? По-видимому ситуация за эти месяцы изменилась.

Тем временем мы съехали с автострады, и машина уже неслась по небольшой дороге среди аккуратных домиков. Андрей посмотрел на меня.

— И скажи спасибо за то, что я тебе об этом говорю, — сказал он деловым тоном. — Я же это по-дружески, как-никак мы с тобой хорошо знакомы. А другой мог бы специально промолчать и перед Ефимом тебя подставить, или даже нажаловаться пойти. Да, еще имей ввиду: держи язык за зубами. Если ты увидишь что-то странное, необычное, никого не расспрашивай, лучше всего иди ко мне, и я тебе все объясню. Чуть не забыл, всегда улыбайся, на все вопросы отвечай: «Отлично», даже если дела идут плохо. Иначе тебя не поймут — мы же в Америке! Как только переступишь порог фирмы, говоришь только по-английски, даже если вокруг только русские. Понятно?

Мне было немного не по себе. Обида, недоумение, разница во времени, усталость, розоватый туман, плывший перед глазами, смешался с нереальными, чужими и непривычными окрестносятми и со странными событиями, происходящими со мной.

— Да, да. Мне все понятно, — с трудом произнес я.

— Вот и прекрасно. — Андрей приободрился. — Главное, постарайся хорошо работать. А сейчас мы поедем тебя одевать, тебе нужен новый гардероб.

— Как? — удивился я. — У меня на первое время все есть. И костюм приличный, и рубашки, и туфли.

— Нет, нет! — запротестовал Андрей. — Ефим очень придирчиво относится к одежде. Между прочим, он сам попросил тебя обмундировать. К твоему сведению, если бы не его просьба, нам бы сейчас пришлось ехать прямо на работу. Пойми, ты в первый раз придешь в компанию, все с тобой будут знакомиться. В костюмах и в галстуке у нас на Пусике никто не ходит. У тебя должна быть полосатая рубашка, ну, примерно, как у меня, темно-серые или черные брюки, скромный кожаный пояс с золотой пряжкой, черные или коричневые кожаные ботинки и темные строгие носки.

Я пришел в ужас.

— А трусы тоже должны быть скромные и темные? — спросил я.

— Ничего нет смешного. — Андрей произнес это с угрозой в голосе. — Трусы могут быть какими угодно. Но представь, что сотрудник придет на работу в джинсах! Какое впечатление о компании сложится у наших клиентов? У нас, между прочим, каждый день бывает по нескольку покупателей. И вот, когда их встречает инженер в строгой полосатой рубашке, в темных брюках, они понимают, что здесь не хиппи какие-то работают, а солидные люди.

— По одежке встречают, по уму провожают! — не удержавшись съязвил я, хотя в словах Андрея был некоторый резон.

— Послушай! — повысил голос Андрей. — Заруби себе на носу, ты приехал сюда и должен подчиняться установленным правилам. Я тебе очень не советую выделяться, не говоря уже о том, что ты и меня подведешь. Ведь это я тебя рекомендовал! Не забывай, это не Россия и не ваш дикий Израиль, это Америка, и здесь внешнему виду придают особое значение.

Хотя я знал, что в Америке принято особенно тщательно следить за одеждой, на меня напал дух противоречия. Особенно я разозлился за «дикий Израиль». Я-то знал, что когда у Андрея не клеилось с его будущей поездкой в Америку, он серьезно рассматривал вариант отъезда на Ближний Восток. «Да посмотрел бы я на тебя, голубчик, — думал я, — попади ты туда. Вся бы твоя спесь сошла после первой бомбежки, после первого интервью с какой-нибудь бабой, ведающей выдачей пособий. И сидел бы ты в босоножках и в потертых джинсах, и ходил бы с авоськами на рынок, торгуясь, чтобы подешевле купить картошку и лук.»

— Ну хорошо, — иронично сказал я. — Я все понимаю. Но почему же тогда не ходить в костюме с галстуком? Кстати, еще полагается, чтобы из нагрудного кармана торчал платочек в мелкий горошек. —Андрей, казалось, не понял иронии.

— Ты понимаешь, — уже не так агрессивно сказал он и как-то грустно вздохнул, — не принято. В пиджаке и в галстуке у нас в компании ходит только Ефим, у рядовых инженеров считается хорошим тоном расстегнутый воротник. Это придает демократичность. Нет, ну мы иногда одеваем галстуки на важные приемы или на выставки. Да, еще запомни, от тебя никогда не должно ничем пахнуть. Здесь этого не выносят. Если Ефим почувствует, что от тебя пахнет потом или изо рта, твоя карьера закончена! Сейчас мы заедем в магазин и купим дезодорант и полоскание для рта.

—Боже, куда я попал, — думал я, выходя из машины. —Демократично расстегнутый воротник на полосатой рубашке! — Мы зашли в огромный магазин, как я впоследствии понял, один из самых дорогих в округе. Вдоль стены стояли стеллажи с рубашками, и я с ужасом узнал дурно и безвкусно скроенные, полосатые, похожие на пижамы рубахи из плотного, напоминающего дерюгу синтетического волокна. Когда я посмотрел на цены, нервный импульс пробежал у меня по позвонкам, и я начал протестовать.

— Умоляю, не надо их покупать, — взмолился я — у меня в чемодане пять абсолютно новых итальянских рубашек, из них три точно в такую же полоску и гораздо симпатичнее этих. К тому же, они из чистого хлопка!

Андрей недовольно повернулся ко мне. Глаза его сердито сверкнули, а щеки и лысина мгновенно налились кровью и покраснели.

— Послушай, ты меня уже до белого каления довел! — процедил он сквозь зубы. — Пока ты не встанешь здесь на ноги, будешь меня беспрекословно слушаться, для твоего же блага, дурак! У твоих рубашек есть сзади складочка и вешалка? Нет? То-то же, — и он указал на странную и раньше невиданную мной деталь, о существовании которой я не подозревал, вернее не обращал на нее внимания. — Учти, — продолжал Андрей уже более спокойно, — рубашка без защипочки и вешалочки сзади — неправильная, и любой, кто на тебя посмотрит, сразу обратит на это внимание! Тебе нужно по крайней мере семь — восемь рубашек: на каждый день и запасные. Рубашки будешь сдавать в прачечную и крахмалить. — Он прошел по рядам и вернулся с горой рубашек, отличающихся количеством и цветом полосочек. «Сколько?» — Он протянул кассиру кредитную карточку. — Дома отдашь, — утвердительным тоном сказал он. — Надеюсь у тебя есть деньги?

Я был ошарашен наличием складочек и вешалочек на рубашках и уже представлял, как барахтающихся сотрудников берут и подвешивают к крюку, вделанному в стену. Мы двигались от отдела к отделу, покупая темные брюки, скромный пояс с золотой пряжкой и темные носки. Я был благодарен судьбе за то, что в компании Пусика галстук носит только ее президент: галстуки в этом магазине стоили целое состояние. К тому моменту, когда мы вышли из ярко освещенного магазина, уже стемнело, и вечерние фонари сверкали на фоне черного неба. Тускло светились далекие созвездия, и в моих карманах недоставало месячной университетской зарплаты. В бесчисленных пластиковых и бумажных пакетах шуршало форменное обмундирование, распространял приторный запах дезодорант и плескалась жидкость ядовито-голубого цвета для полоскания рта. Жидкость напоминала денатурат.

«Денатурат — дегенерат, — крутилось у меня в голове. — Человек, что колбаса, во что его одеть, то и получится», — мне казалось, что эта странная фраза светится розоватым неоновым цветом на фоне реклам, фонарей и далеких звезд. Спать уже расхотелось, какая-то эйфорическая пьянящая легкость дурманом наполняла организм, и все происходящее казалось совершенно нереальным, как сон или глупый фильм в пустом темном кинозале. «Вернуться, вернуться!» — повторял я, понимая, что это не очень реально, что денег у нас нет, с работы я уже уволился и жена с ребенком через месяц должна приехать ко мне…

Через несколько минут мы подъехали к дому Андрея, в котором мне предстояло жить до тех пор, пока я не получу первую зарплату и не сниму отдельное жилье.

Андрей снимал квартиру в двухэтажном доме серого цвета. Дом этот напоминал большой барак, в котором по чьей-то прихоти построили подземный гараж и подвесили балконы. Внутри находился цементированный дворик, вызывающий ассоциации с тюремным колодцем для прогулок. Впрочем посередине дворика светился голубым цветом маленький бассейн, правда огороженный от окружающего мира железным забором с массивным навесным замком.

Квартира была не очень просторной, но вполне приемлемой для жилья. Пол покрывал синтетический ковер грязно-коричневого цвета, покрытый множеством темных пятен. От невысокого потолка веяло жаром. Я с удивлением поднес руку к потолку, почувствовав жар, как от раскаленной духовой плиты и на всякий случай вышел на балкон. На улице было уже совсем прохладно, но крыша так прогрелась за день, что в квартире было нечем дышать.

— Располагайся! — Андрей был решителен. — Кстати, надо тебя будет познакомить с ребятами. В этом доме живут несколько наших сотрудников с Пусика: Петя, Игорь и, кстати, сам Борис. Но они еще на работе.

— В такое время? — удивился я.

— Между прочим, у нас в компании бездельничать не полагается, и у всех много работы! — с показной гордостью ответил Андрей. — Ты пока приведи себя в порядок. Боря собирался с тобой поговорить, когда вернется домой.

Я обомлел. Разговоры не входили в мои ближайшие планы, особенно учитывая, что завтра утром предстояло идти на работу и я надеялся хоть немного поспать.

О Борисе я много слышал еще в старые времена в Москве и даже несколько раз встречался с ним в молодости, в основном в гостях у Андрея. О нем ходили легенды. Происходил он из потомственной академической семьи, пострадавшей от советской власти. В моей памяти Борис остался высоким, чуть рыжеватым очкариком с интеллигентым, но в то же время сильным и волевым лицом, с широкими плечами и громовым голосом. Выпускник престижной физико-математической школы, не страдающий родственными связями с малым, но вредоносным народом, победитель всевозможных олимпиад, он с легкостью поступил в Московский университет в тот самый год, когда меня оттуда вымели поганой метлой за испорченное происхождение. Вскоре Боря стал блистать, защитил диссертацию и остался работать на кафедре. О нем говорили как о лучшем программисте Союза. При встречах он вызывал невольное уважение быстротой своего ума и прямолинейностью суждений, граничащей с жесткостью.

Попав к Пусику, Борис работал днями и ночами и сделал блестящую карьеру, всего за пару лет став вице-президентом компании. Судя по рассказам Андрея, он уже через неделю досконально изучил все приборы, выпускавшиеся фирмой Пусика, выучил электронику и знал на память все принципиальные схемы.

Примерно через час раздался телефонный звонок, и Андрей подошел к телефону.

— Ну что, все в сборе? — я узнал низкий голос Бориса. — Гость твой не заснул? Хорошо, привет ему передай, я из машины уже звоню, скоро буду. Кстати, у нас большая проблема. — Он перешел на описание того, как были перепутаны детали при сборке каких-то печатных плат. — Ефим бушевал, искал тебя, но я ему напомнил, что ты гостя встречаешь. Ну ладно, я скоро буду, — и Борис повесил трубку.

Андрей заметно помрачнел.

— Вот видишь, пока я катался с тобой у нас ЧП приключилось! — недовольно сказал он.

Я чувствовал себя полным идиотом. Выходило, что я был виноват по всем статьям. Я проклинал тот момент, когда я принял это роковое решение, занесшее меня на этот такой с виду милый океанский берег.

Неожиданно пол квартиры заходил ходуном. Стаканы в шкафу зазвенели.

— Землетрясение! — вскочил я со стула.

— Это просто кто-то по лестнице поднимается, — меланхолично махнул рукой Андрей.

В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел Борис. Облик его сохранил еще что-то от того очкарика, которого я запомнил, но внешне Борис довольно сильно изменился. Передо мной стоял широкоплечий мужчина с властным лицом, мускулистыми руками и квадратным подбородком. Тонкие губы были поджаты и немного скривлены, что придавало его лицу немного презрительное выражение, напоминающее смесь хищного оскала с садистской улыбкой. Вице-президент компании был одет в уже знакомую мне форменную полосатую рубашку с защипочкой на спине.

— Привет! — Борис крепко пожал мне руку. — Не заснул еще? — Он повернулся к Андрею. — Значит, информирую тебя, это добром не кончится. Люди распустились, вот в чем наша основная проблема. Я сегодня потратил почти полтора часа на то, чтобы им мозги вправить, как всегда пришлось самому во все влезать и разбираться! Не те детали заказали, припаяли все задом наперед! Завтра с утра срочно этим займись!

Сказано это было все очень серьезно. Передо мной стоял полководец, определяющий стратегию боя и анализирующий потери в живой силе и в боевой технике.

— Да, ребята, чувствую, что у вас здесь жизнь серьезная… — попытался я разрядить обстановку.

— Серьезнее, чем ты думаешь! — оборвал меня Борис. — Здесь капитализм, законы жесткие. Я сегодня потратил полтора часа, Андрей ушел с работы раньше, чтобы тебя встретить. А ты знаешь, во что обходится компании час рабочего времени? Ведь фирма оплачивает и страховку, и кондиционер, и свет. Набегают многие тысячи!

Мне снова стало не по себе из-за убытка, причиненного мной компании. Особенно меня поразила железная уверенность Бориса в своих словах и его немигающий строгий взгляд. Наверное, с такой же убежденностью произносили сотрудники НКВД приговоры врагам народа.

— Ну ладно, — Борис сел на стул. — Время уже позднее. Я, собственно, пришел с тобой определиться, а то завтра у меня на работе не будет времени с тобой разговаривать. Ефим решил тебя взять. Вообще-то у нас так не принято. Что ты собственно умеешь делать?

Я несколько обомлел.

— Ефим со мной разговаривал, — промямлил я. — Я собрал литературу, хочу заняться…

— Это неважно! — резко оборвал меня Борис. — Ефим уже сам забыл, что он от тебя хотел. Ты электронику хорошо знаешь?

— Почти совсем не знаю, — честно признался я. — Я занимался теорией.

— Собрать макет сумеешь? — Борис пристально посмотрел на меня.

— Думаю, что нет. Я никогда в жизни этим не занимался.

— Да, — процедил Борис. — Не знаю, что с тобой делать. Мне и посадить-то тебя особенно некуда. У меня с тобой проблема. Не знаю, что я объясню людям, которые круглые сутки вкалывают, что ты сюда приехал книжки читать? Придется тебя посадить за починку старых приборов. Разберешься, потом будешь помогать нам с технической поддержкой, отвечать на звонки клиентов. — Он победоносно посмотрел на меня. — С английским у тебя, надеюсь, нормально?

— Ребята, — взмолился я, чувствуя, что холодок в груди снова затрепетал и что происходит что-то ужасное и непоправимое. — Я ничего не понимаю, я ехал сюда совсем не за этим. Здесь какое-то недоразумение. Если я вам не нужен, ради бога, я сейчас же возвращаюсь назад, пока еще не поздно.

— Поздно. — Борис откинулся на спинке стула и щелкнул костяшками пальцев. — Компания уже потратила большие деньги на оформление твоей визы, на адвоката. Если ты уедешь, не проработав у нас хотя бы одного года, будешь обязан эти деньги вернуть.

Я промолчал. Волны отчаяния перекатывались в моей черепной коробке, и хотелось проснуться и забыть весь этот кошмар.

— Давай-ка посмотрим, на что ты способен, — Борис взял ручку и листы бумаги.

— Экзамен? — с садистской и подобострастной улыбкой спросил Андрей.

— Да, проверим нашего гостя, — по-деловому ответил Борис, что-то быстро чертя на листе бумаги. — Так, это повторитель, это инвертор, теперь замкнем связи. Какой у этой системы коэффициент усиления?

Я ничего не понял, но напрягся изо всех сил, как студент-двоечник на экзамене. Моя прошлая жизнь, полная уверенности в себе, радости открытий и признания отошла в прошлое. Неожиданно для себя я написал ответ. Скорее всего, это была телепатия.

— Неплохо, — с некоторым удивлением заметил Борис. — А говорил, что ничего не знаешь. Теперь объясни вот это. — Его рука быстро забегала по листу бумаги. Я снова напрягся, но телепатические способности явно покинули меня. — Ну, — неуверенно промямлил я, — напряжение на выходе будет вначале расти…

— Неправильно, — Борис был явно удовлетворен. — Ну ничего, не все профессионалы могут на этот вопрос ответить. Хотя бы думать умеешь. — Он слегка оскалился.

Я чувствовал себя оплеванным, но последнее замечание немного подняло мой моральный дух.

— Теперь проверим абстрактную алгебру. — Борис написал цепочку символов. Некоторые из них напомнили мне операции над матрицами, и я попытался раскрыть скобки.

— Нуль, абсолютный нуль! — тоном приговора сказал Борис. Он посмотрел на Андрея. — Ну что, Давидыч, —назвал он его по отчеству. — Ты видишь проблему? — Губы его скривились набок в издевательской улыбке. — Нам ее с тобой теперь вместе расхлебывать.

— Ничего, он справится. — Андрей как-то заискивающе и сконфуженно улыбнулся.

— Ну хорошо, — Борис вдруг зевнул и потянулся, я заметил, что у него на груди блеснул золотой крестик. — Разберемся. Другие еще хуже отвечали, не расстраивайся. — Он неестественно приободрился и хлопнул меня по плечу.

— Учти только, у нас каждый сам находит себе работу и доводит ее до конца. Первый день посидишь с прибором, будешь изучать систему «Пусик». Понажимаешь на кнопки, я принесу тебе описания, только напомни… — Неожиданно лицо его помрачнело. — Ладно, господа, — протяжно, по-дореволюционному сказал он.

— Пора спать. До завтра.

Если верить часам, завтра уже наступило.

— А он здорово изменился, — сказал я Андрею, когда входная дверь захлопнулась. Пол снова заходил ходуном, видимо, это Борис спускался по лестнице.

— Да ты не переживай, — Андрей задернул шторы на окнах. Он уже казался мне старым и близким другом. — Боре нелегко приходится, на нем знаешь какая ответственность лежит! Если ты не справишься с работой, Ефим с него будет спрашивать.

— Ну почему я должен не справиться и почему надо мной можно издеваться? — Я начал выходить из себя. — Я ничего не понимаю, я бросил свою работу, уважение, студентов, сломал всю жизнь, приехал сюда и выясняю, что меня хотят на починку старых ящиков посадить!

— Прекрати! — Андрей начал злиться. — Запомни, ты здесь никто, абсолютный нуль! Если хочешь знать, я когда приехал, почти полгода ночами чуть не плакал. Но когда я сюда ехал, я был готов на все. Даст мне Ефим метлу и скажет полы подметать — буду подметать. Я тоже в ремонте сидел, мной все командовали и за идиота считали и ничего, справился!

— Но я же не ехал сюда мыть полы! — вскипел я. — Это ты, падла, хотел из России сбежать и был на все готов. Я же поддался на обещания золотых гор и свободы! — Кровь ударила мне в голову, я схватил Андрея за полосатую рубашку и мы покатились по грязно-коричневому полу, как когда-то в студенческие годы.

— Тише, тише! — прошипел Андрей. — Соседей снизу разбудишь, они у меня нервные.

Словно в подтвреждение его слов раздался жуткий грохот.

— Дверью хлопают… — испуганно прошептал Андрей. Мы замерли. Тут же зазвонил телефон. — А это она управляющему позвонила. — Андрей подбежал к телефону и начал униженно объясняться. «-Да, Да, мы очень извиняемся, да, уронили. Простите. Да, я понимаю…»

— Меня из-за тебя выселят! — прошипел он.

Все смешалось у меня в голове. «Может быть, я сошел с ума?» — думал я. Мозг уже отказывался анализировать безумие происходящего. Я добрался до постели, упал на нее, и мое сознание отключилось, как электрическая лампочка от легкого прикосновения руки к выключателю.