Одинокие в толпе

У меня не отняли Сентополис – я его подарил. Берите, смотрите в волшебный глазок, берите, не стесняйтесь... У меня больше ничего нет...

...//From: Antei

То: Miter

Subject: Response

Beginning of message:

"Здравствуй, Митер!

Получил от курьера твой диск с письмом и диск с подарком для Анри. Передаю его благодарность. Заочно, потому что он ещё не вернулся.

Дело в том, что он на днях поменял тело. Просто позвонил мне и сказал: «Антей, зайди сегодня часов эдак в 18, забери мою плату, я решил умереть...»

Его новое тело пока не видел, но скоро надеюсь лицезреть. Разумеется, сразу отпишу тебе подробности. До приезда курьера ещё семь дней, думаю, что как раз успею.

Хочешь спросить, с чего это ему взбрело в голову поменять тело?

Вспомни на досуге его любимую притчу о двух людях. Один пил, гулял, прожигал жизнь, а второй – следил за здоровьем и хранил его бережнее, чем хранят информацию харды от Terabyte. А через пять лет обоих сбила машина. Случайность из тех, какие постоянно происходят в нашем мире. Вот только перед смертью один наслаждался жизнью на полную катушку, а второй – наоборот.

Жить вредно, как говорит Анри, от этого умирают. Его самого машина не сбивала – просто ночью в подворотне над ним знатно поработала арматуринами компания каких-то подростков. Конечно, никто из них живым не ушёл: Анри превосходно владеет своим Phoenix #32G, и каждый получил по пуле в голову. Headshot, как он выражается. Но ему успели перебить левую руку, серьёзно повредили черепную коробку и грудную клетку. Так что он, не соглашаясь на роль инвалида, решил умереть и поменять тело. И его имплантант отправился в Клан на переустановку. А я жду не дождусь, когда он придёт в новом физическом носителе – довольный и красивый. Скучно без него.

Теперь что касается меня. Недавно закончил обживать новое место обитания. Мой дом – один из лучших в Мидиаполисе, тридцатидвухэтажный монстр – белая башня с двумя подъездами. Квартира на семнадцатом этаже. От моих дверей до дверей Анри, который живёт в соседнем доме, ровно шесть минут ходу. Установил в своих трех комнатах электрообои, на которых можно менять рисунок через компьютер, подключаясь к небольшому разъёму в стене. Плакаты вешать не стал – зачем? Можно сделать всю комнату белой (кстати, смотрится просто замечательно: белые стены, пол, потолок), тогда она кажется огромной и холодной; а можно приказать ей стать непроницаемо чёрной, отгораживающей тебя от внешнего мира.

Сейчас сижу в удобном кресле в самой большой из моих комнат – светлой и чистой. Окна фирмы Apex имитируют солнечный свет за окном, поэтому нет надобности в лампе. У меня никогда не заходит солнце. За спиной у стены тихо бухает на стеклянном столе акустическая система от FG – ты знаешь, я неравнодушен к изделиям этой фирмы. Никто не может сделать звучание басов лучше, чем FG. Обычно либо они провалены, либо напоминают утробное гудение. A y FC басы тягучие, плотные... Так и хочется сказать «сочные», но надо следить за собой – я слишком часто использую это слово...

Итак, звучит что-то из классики. Я готов молиться на того безымянного кланера, который во время Апокалипсиса вынес на своём жёстком диске гигабайты музыки. Несколько гигабайт – из того богатства, которое веками создавалось талантливейшими и чувствительнейшими людьми. Вечная слава ему, ведь классика – самая лучшая часть моей коллекции.

Нет, я не согласен, когда ты говоришь, что после Апокалипсиса не создано ничего хорошего: изюминки есть, но их мало... В общем, у меня есть диски и с современной музыкой.

Именно в тот момент, когда я пишу эти строки, играет Паганини, Sonatina in E minor. Ax, как я люблю эту композицию! Сначала одинокая скрипка звучит печально, словно тонкое лезвие синего пламени танцует на ветру. Но потом в самой себе она находит источник для смеха, и струны начинают обреченно смеяться. Так затянутый в чёрный шёлк мим с выбеленным лицом шутит над собой и над зрителями, шутит из последних сил, сжигая себя – чем шире улыбка, тем меньше видно, как дрожат от боли тонкие губы... Там-та-дам-та-там-та-там-та-там-та-дам...

Уже поздно, и я собираюсь прогуляться по городу. Надеваю свою старую добрую куртку из плотной кожи – мои вкусы не изменились. На голову – замшевый чёрный берет. Сейчас довольно холодно вечерами. Я обязательно расскажу тебе почему: это непосредственно связано со мной.

Сейчас спускаюсь вниз на шикарнейшем лифте. В нём потолок и стены из тёмных зеркал, сенсорные клавиши с зеленоватой подсветкой. Очень тихий, но быстрый ход. Совсем не возникает обычного при спуске ощущения, что желудок пытается вывалиться через рот...

Ты, кстати, наверное, удивлён, что я так многословен. Всё очень просто: я никуда не выхожу без портативного жёсткого диска с интерфейсом OED. (QED, по-моему, пройденный этап. Скоро весь мир перейдёт на стандарт OED.) На этот винт я и надиктовываю мысленно тебе письмо. Могу даже сбрасывать звуки, которые проходят через мои барабанные перепонки в плату, а также всё, что вижу своими глазами. Однако не рассчитывай на аудио и видео: винт забит почти полностью всякой необходимой мне информацией и для записи видеофайла нужно стереть что-нибудь. Не надейся на это. Максимум – несколько слайдов.

Ты интересуешься, чем я забил целый винт?

Во-первых, он не такой уж и большой – чуть толще обычной авторучки, которую можно положить в карман. Пачка тончайших пластин, похожая на столбик монет, надёжно укрыта металлическим чёрным корпусом. За секрет принципа записи любой техник продаст душу.

Во-вторых, тут вся моя коллекция аудиофайлов –я использую хард вместо плеера. Звук без всяких наушников проходит в мой мозг через беспроводной разъём имплантанта.

На винте хранится ещё куча всего полезного – ну, ты меня понимаешь: у каждого кланера имеется немало разных программ, без которых он ни шагу.

Когда я ехал в Мидиаполис, то по пути заглянул в Клан и сделал себе новую операцию. Мне полностью закрыли кожей имплантант – чтобы люди поменьше пугались, ведь даже из-под длинных волос нет-нет да и поблескивал металл. К тому же парикмахеры всегда проявляли нездоровое любопытство, и приходилось вечно сочинять байки про вставки в позвоночник после недавней тяжелейшей травмы... Контакты теперь выведены прямо к моим ногтям, отчего последние приобрели серый металлический цвет. Это не бросается в глаза – многие сейчас красят ногти гризом. К тому же в принципе серые ногти можно замаскировать накладками. Зато связь с беспроводными разъёмами стала гораздо лучше. Так что я доволен операцией и тебе тоже советую...

Выйдя из лифта, я встретил Алису. Представь себе организм ниже меня на голову, прямые золотые волосы до плеч (крашеные), никаких манер, на безупречное лицо натянута резиновая улыбка, в красивых серых глазах ни проблеска интеллекта... В общем, из тех, на кого приятно смотреть, особенно с выключенным звуком... Алиса – моя соседка, поэтому мы говорим друг другу «Привет!» и расходимся: она – в лифт, а я – в гараж.

Сегодня, как обычно, пройдусь по парку... Ах, да, ведь ты ещё не знаешь! Так вот – главной особенностью Мидиаполиса является то, что в нём организованы такие места, где можно просто побродить: осенний парк, лесная поляна, набережная и т.п. Для их создания муниципалитет привлёк огромные средства, зато теперь горожане могут снять стресс как бы «на природе».

Я предпочитаю прогулки по осеннему парку. Пересекать ровные, аккуратные аллеи, сбивать ногой рыжие листья, нагибаться, проходя под ветками, смотреть на огоньки окон, мерцающие из-за деревьев, слушать стук космического метеорита, отсчитывающего оставшееся ему до смерти время, впитывать своим мозгом строго дозированные приятные ощущения, думать ни о чём... После десяти минут прогулки появится желание носиться по парку, сшибая ветки и заниматься акробатическими упражнениями на свежем воздухе. Но ещё через десять минут, если собрать волю в кулак и продолжить неторопливый шаг, придёт полное и безоговорочное разочарование в концепции здорового образа жизни, появятся неземное спокойствие и одухотворённость. Захочется заложить руки за спину, бубнить себе под нос нравоучения и чтоб шёл позади карлик с крючковатым носом, записывающий каждое твоё слово, как божественное откровение, изредка нисходящее на неразумных смертных...

Я достану из кармана леденец, осторожно разверну прозрачную обёртку, потом буду идти, легонько касаясь его языком и поражаясь необъяснимо нахлынувшей уверенности в том, что Жизнь всё-таки не такая уж и плохая игра – надо лишь правильно создавать свой персонаж и умело настраивать программное обеспечение. Попросту говоря, софт привести в соответствие с хардом.

Какая разница, что вокруг полис, это гигантское существо, в котором мы подобны бактериям. Мы просто кишим в его теле, рождаемся и умираем, становясь перегноем времени.

Я пока сделаю паузу в письме: ничто не должно отвлекать меня от тихой прогулки. Из тысяч звуковых файлов я выберу один, наиболее подходящий под настроение – ненавижу рандомизатор, предпочитаю, чтобы как можно больше явлений в мире были предсказуемыми. В моих ушах опять звучит классика: вялое буханье барабанов, спокойная мелодия одинокой электрогитары, флегматичный голос певца... Я знаю: нехорошо называть классикой всё, что было до Апокалипсиса, но так уж принято. Музыка – вязкая, плавная, гармоничная, словно медленно слетающий на землю платок из фиолетовой прозрачной ткани, похожий на сплетённые вместе струйки газа.

...Hide inside, don't show your bitter tears,

And dream of somewhere far away, far away from here...[1]

Эти прогулки подобны медитации. Очищение души, высшее блаженство и кристальное спокойствие. В парке сейчас никого нет – тем лучше: не терплю людей, когда не хочу их видеть. То есть почти всегда. Я эгоист – ты ведь знаешь это...

Пока машина едет прочь от парка, медленно продвигаясь среди бесконечного конвейера других, я позволю себе немного пофилософствовать... Итак, эгоизм. Это, IMO [2], главная движущая сила жизни. Он противоположен состраданию. Сострадание угнетает организм, а эгоизм поднимает тонус. Все мои поступки продиктованы эгоизмом. Приведу несколько простых примеров. Когда меня просят о помощи, я помогаю не потому, что хочу оказать услугу другому человеку, а потому что есть некоторые люди, которым приятно оказывать услуги, и я получаю удовольствие, помогая им. Я предпочитаю дарить подарки, а не получать их – только потому, что дарение доставляет большее наслаждение. В подземке я не сажусь, потому что обязательно появится кто-то, кому следует уступить место. Мне противно сидеть, в то время когда мучается женщина или старик. Я не пройду мимо человека, на которого в переулке напали бандиты – потому что мне лучше получить чужую пулю, чем уйти, подняв воротник куртки, и помнить о том, кому я отказал в помощи... Всё завязано на личное удовольствие человека – такова моя философия.

Кстати, уместна и изнанка вопроса. Принято считать, что когда обычный человек встаёт на защиту избиваемого, то это поступок более великий, чем если то же самое делает кланер. Отчасти нельзя не признать справедливость такого утверждения. Обычный человек рискует своим единственным телом и своей единственной жизнью, а для кланера смерть – лишь незапланированная перезагрузка, временное недоразумение. Имплантант отобрал у нас право на самопожертвование. И это единственное, в чём я должен признать превосходство людей. Правда, проявляется оно крайне редко. Действует психологический эффект понимания необратимости собственной смерти, заставляющий нормального человека слишком сильно ценить жизнь. Никто, к примеру, не вмешался в драку, когда избивали Анри... Кланеры же, зная, что со смертью теряют лишь свой физический носитель, гораздо больше склонны к самоотверженным поступкам. Конечно, бывают и исключения – в виде людей-альтруистов или кланеров, которые ведут себя, как обычные смертные. Но в основном схема работает безотказно... В отличие о тебя, Митер, я не склонен винить тех, кто, услышав выстрелы, ускоряет шаг и уходит прочь. Даже если пули направлены в меня... Того же обычного человека часто ждёт семья, у него есть близкие люди, которым причинит страдание его смерть, и потому он не вправе распоряжаться своей жизнью.

Крайняя степень эгоизма: вообще не терплю помощников. Предпочитаю справляться с неприятностями один. Я самоуверен, как ты прекрасно знаешь, и ношу с собой только Holtzer&Shultz #321 – такой же, как у тебя. Тринадцати FMJ патронов в обойме и трёх запасных обойм на поясе мне достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно. Лишь если я точно знаю, что намечается перестрелка, беру Abuser. И не говори мне про его сильную отдачу – просто не надо по-пижонски выворачивать руки в плоскость, параллельную земле. В таком положении, конечно, кистевые суставы выворачивает. Ну скажи, Митер, чем тебе не нравится Abuser? Тридцать пять пуль в обойме, 7-й калибр, скорость стрельбы – 7 выстрелов в секунду, мощность – просто ужасающая. В недавней перестрелке мои парные Abuser'ы легко порвали на консервы пятерых Бионов, а я не получил ни царапины.

Кстати, о Бионах и других Кланах. Здесь, в Мидиаполисе, все старательно маскируются. Мы не знаем никого из враждебных Кланов, а когда неожиданно встречаемся, то знакомство длится столько, сколько надо мгновений, чтобы достать пистолет и надавить на курок.

Недавно мы с Анри были в гостях у двух хороших людей, которые оказались Бионами. Они нас раскусили раньше, и вся пища была отравлена. Мы же опознали их лишь во время разговора за ужином и пристрелили обоих. Одно слово – ламеры, то есть неудачники и глупцы, не желающие учиться на собственных ошибках. Вернувшись домой, по моему предложению провели проверку: ведь Бионы обожают яды, они просто помешаны на них. Нас отравили куандо – ядом, безвредным для самих Бионов. Он выжидает часами, словно хищник, ничем себя не выдавая, а потом убивает почти мгновенно.

Есть у него одна особенность, которая пришлась мне по душе. Запросив базу данных о противоядии, я с радостью узнал, что он рассасывается на бегу. Поэтому отправился в пробежку по полису.

А Анри выбрал пачку сильнодействующего лекарства с побочным эффектом слабительного и не вылезал из клозета все три часа до моего возвращения. Он сидел там весь зелёный, с полупустой пятилитровой пластиковой банкой воды, уже третьей по счёту... Я прибежал выжатый, как лимон, красный и сопящий после долгого бега... Мы излечились оба, но, согласись, философский подход был совершенно различным.

Ты не можешь представить, какой приток адреналина мы испытали сначала, когда ноут обработал результаты тестов и выдал диагноз. И потом, когда он искал противоядие, анализируя химический состав отравы: вполне можно было наткнуться на строчку «No info found» – как на некролог и надгробие одновременно. Проклятые Бионы научились делать яды, повреждающие имплантант, тем самым отказывая нам в надежде на возрождение. Не знаю, какие химические процессы тут задействованы, но у отравившегося вся плата коррозируется до такого состояния, при котором информацию восстановить практически невозможно. Единственный выход – дать физическому носителю команду на смерть немедленно, пока процесс в самом начале. При этом кто-нибудь другой должен быстро достать плату из головы – иначе яд продолжит действие и в мёртвом теле. Нас с Анри было двое, никто приехать не успевал, поэтому спастись мог только один из нас – если бы яд был неизлечим. Смертник бы вынул плату из головы друга, а вот его имплантант ожидало полное уничтожение.

Так вот, когда я отвернулся от монитора, найдя противоядие, успел краем глаза заметить, как Анри, стоявший за моей спиной, убрал пистолет во внутреннюю кобуру. Видимо он, зная, что я не соглашусь спастись ценой его жизни, решил безо всяких споров убить меня, чтобы достать мою плату и погибнуть. Он был готов к абсолютной смерти. Безоговорочной. К растворению в вечности. Когда жёсткий диск не только форматируют, а ещё и проходятся по нему напильником. Методично, не спеша, чтобы не оставить ни миллиметра неповреждённой поверхности, исключая любые попытки восстановления даже толики информации.

Имплантант даровал нам возможность новой жизни, мы свыклись с мыслью, что в любой момент способны начать всё сначала. А Бионы нанесли коварный удар по этой иллюзии. И выяснилось, что мы боимся абсолютной смерти больше обычного человека, на которого никогда не дышала искрящимся паром вечная жизнь... Или, всё же, не боимся?..

Ты, наверно, не веришь в поступок Анри, но я, разбираясь в людях лучше тебя, могу сказать: заранее был уверен в его реакции. И пока ноут искал противоядие, думал: успею ли выхватить свой пистолет и выстрелить первым?.. Как в тех дуэлях, когда двое стоят друг против друга, а стволы упираются в их лбы...

Наша вечная жизнь – это существование без зависимости от наших тел, которые мы низвели до уровня простых физических носителей, легко заменимых и потому ценимых не больше любимой куртки, с которой свыкся за много лет. Вечный respawn, перезагрузка в игре, после которой можно снова бежать по уровням, преодолевая знакомые опасности...

Кто-то не поймёт нас. Кто-то посмеётся над ТАКОЙ жизнью...

Что ж, не у всех есть достаточно силы воли, чтобы видеть, как стареют любимые и друзья, как вчера еще сильные юнцы сегодня шамкают беззубыми челюстями и не могут разогнуть спины, а свежие, как роса, девушки неотвратимо превращаются в морщинистых старух. О, они бы ненавидели нас, если б знали, что глазами нового знакомого на них смотрят годы обшей жизни, общего счастья, общего горя... Ведь только мы можем сойти с поезда и посмотреть вслед вагонам, несущимся к пропасти... Да, это повод ненавидеть нас, но они не знают всей правды.

Нас не за что ненавидеть. Мы – Нейроманты. На наших губах – усмешка, как разряд электричества. В наших глазах – низвергающиеся в вечность воспоминания, преобразованные в цифры. В наших ладонях – тепло сгорающих предохранителей. Нам подвластна Виртуальность – мы Её короли, Её пророки, Её слуги, Её мученики. Мы учимся воспринимать Информацию в чистом виде, не обманываясь формой.

Сколько раз, случайно знакомясь с хорошим человеком в Сети, я легонько касался его компьютера, выясняя сведения о пользователе. Тем, кто прикрывал меня в игре от чужой стрелы своей грудью, бывало и 12 и 50 лет; той, кто нежными словами прогонял депрессию и ослаблял боль в сердце, – и 16 и 40... Теперь в Сети я никогда не задаюсь вопросом, кто мой собеседник или собрат по оружию. Вот только мозг продолжает автоматически анализировать слова и поступки, чтобы с уверенностью судить об истинной сущности человека.

Обычные люди пытаются выглядеть как можно лучше. Они переживают из-за каждой морщины, потому что не любят своих лиц...

А нам всё равно, каков физический носитель. Он может быть нечеловечески прекрасен – или по-человечески безобразен. Дело-то вовсе не в этом. Тут, в Сети, человека оценивают не по внешности, а по его делам и словам. По взглядам на жизнь и культуре.

В старости тоже нет ничего неприятного – у каждого ведь была мать, и её ладони с возрастом не теряли тепла...

Да, красивая теория... В Клане она стала канонической. Пусть. Но принять её безоговорочно я не в силах. Еретик? Возможно. Ничего не могу с собой поделать, но мне не нравятся определённые люди именно за их физические носители. Подожди, не ругай меня. Я всё объясню.

Внутренняя сущность человека всегда оставляет отпечаток на его внешности. Если ты ламер внутри, то ламер и снаружи. Так коротко выражается Анри. Поясняю: если человек неаккуратен, склонен к нечистоплотности, то его внешний облик уж никак не будет сиять и радовать глаз. Главное – не одежда, а как её носят... Чёрт, опять цитата из Анри. Если человек груб и необразован, он никогда не будет выглядеть аристократичным и утончённым. И я признаю за собой право не любить тех, чей запах мне не нравится, кто носит одежду в грязных пятнах, у кого грязные уши, кто громко чавкает за столом и зевает, не прикрывая рот рукой... Может, я слишком чистоплотный. Может, это врождённая психическая болезнь. Но я не терплю неаккуратных, грязных людей. Достаточно ноздрям моего аристократического носа уловить хотя бы малейший неприятный запах, как ноги сами начинают передвигать меня куда-нибудь подальше от его источника. Помятые воротники, залоснившиеся рукава, давно не чищенные ботинки, перхоть на спине... Это нечто земное, обыденное и естественное. Что ж, тогда пусть меня осудят за презрение к таким людям, пусть припомнят старинную фразу – кто сам без греха... Мне всё равно.

Какое дело мне до того, что у человека на душе, здоров он или болен? Держи фасон, другие должны видеть тебя цветущим, спокойным и уверенным. Улыбайся, чтобы скрыть дрожь губ, прячь за спину дёргающиеся пальцы, бери бокал левой рукой, если правая синеет от боли... Ненавижу людей, которые всем рассказывают о своих болезнях и болячках. Мне неприятны те, кто говорит о своих проблемах каждому встречному. Вообще, утончённость и аристократичность – вот только где их найти в современном обществе? – привлекают меня больше, чем открытость и прямота. Холодный, вежливый кивок мне приятнее нежного пожатия потной руки. (Ведь ты заметил, Митер, что я никогда не здороваюсь за руку со своими друзьями? Словно никогда с ними не расстаюсь. Так что очень просто, зная этот секрет, понять, кто мои настоящие друзья.)

Может, просто я сам скрытен по натуре? Ну и не приставайте ко мне со слюнявыми объятиями и разговорами по душам...

Пора сделать перерыв в записях – моя машина почти доехала до дома. Сейчас я поднимусь к себе, переоденусь и захвачу несколько необходимых вещей. Потом проеду пару улиц – до следующей остановки в этот вечер. Я расскажу тебе о ней, когда вернусь обратно домой. Скорее всего, правда, это произойдёт только утром. Итак, винт ложится на мой стол рядом с ноутом – сегодня больше не хочется ничего писать...

...На часах 10 утра. Меня разбудило утреннее солнце в 8 часов: окна имитируют солнечный свет, хотя в полисе всегда сумерки. Вот только когда окна включены, улицу не видишь: они отражают всё, словно зеркала. Впрочем, у меня нет никакого желания смотреть на пейзаж за окном: высокие коробки домов – сталепластик и стекло – расцвеченные огнями любых цветов. Если символом Сентополиса можно считать огромные шпили с подсветкой, то символом Мидиаполиса является витой металл.

Я уже умылся, почистил зубы, побрился, позавтракал. Еду покупаю внизу. На первом этаже есть магазин и ресторан. Никаких полуфабрикатов, только продукты класса А. Мой дом, как видишь, хорошо приспособлен к безвылазной жизни. Теперь сижу перед ноутом. Сначала партия в шахматы. Уровень компьютерного игрока, как всегда, выставил немного выше своего...

...В последний раз оглядываю стройные ряды своего воинства. Скоро этим безупречным порядкам предстоит смешаться в горниле битвы с извечным противником, который замер на другой стороне поля в не менее красивом ожидании.

Пора.

Повинуясь моему жесту, молодой воин в лёгком белом доспехе делает два шага вперёд и замирает на чёрной клетке 64. Молчание. Я всматриваюсь в лицо чужого короля, пытаясь угадать ответ. Насколько я знаю его характер, можно предположить ход конём. Так и есть: чёрный рыцарь на правом фланге оживает и занимает клеткуf6.Индийская защита. Отлично, я принимаю бой: ещё один пехотинец выходит и становится слева от первого. Враг отвечает пешкой на е6. Мой конь наf3,его пешка наb6 – всё интереснее и напряжённее картина.

Больше всего меня тревожит чёрная королева, пока ещё не двигавшаяся с места, молча следящая за мной из-под длинных ресниц. Она – воплощение элегантности и изящества: тонкая, гибкая, обманчиво невинная. Однако я знаю, чем может грозить даже лёгкий жест её нежной руки, затянутой в чёрную перчатку.

Пешки, офицеры, рыцари усложняют манёвры. Проходит большая часть партии, но на доске всё ещё много фигур – мы разменяли только две пешки. И вот чёрная королева делает шаг вперёд – короткий шаг на с7 – добавляя последнюю песчинку на весы, уравнивающие наши силы в борьбе за с5. Ещё через несколько ходов я начинаю расплачиваться за слишком агрессивные броски своих пешек: чёрные планомерно вторгаются на мою территорию и начинают массированную атаку. Мне остаётся только аплодировать чёрной королеве. Она сделала свой шаг именно тогда, когда это было нужно, и теперь может с лёгкой улыбкой смотреть на моё близящееся поражение.

Не всё ещё потеряно! Атака проведена чисто, но у меня всё равно сильная позиция.

Моя королева стоит в резерве. Я не смотрю на неё – она слишком прекрасна, и я боюсь, что не найду в себе решимости, когда надо будет ею пожертвовать.

А чёрная королева грациозно идёт вперёд и останавливается рядом с моей одинокой пешкой наd5,за которую сейчас идёт борьба. Больше я ничем не могу ей помочь, и вскоре мой последний форпост повержен. Я пересчитываю воинов – своих и чужих: у меня не хватает рыцаря и трёх пешек, у противника – офицера и двух пешек.

Ещё пара искусных комбинаций – и к списку моих потерь присоединяются два офицера, рыцарь и пешка, а враг недосчитывается двух рыцарей и ладьи. Последнего чёрного рыцаря я добиваю лично, снося ему верхнюю половину туловища. Обрубки падают на поле и вскоре исчезают, оставив лишь несколько капель крови пол моими ногами.

Взгляд на чёрную королеву: она крутит в тонких пальцах локон своих чёрных волос, а на губах её играет загадочная улыбка. Узкий носок блестящего сапожка отбивает странный ритм. Кажется, я знаю эту песню...

Чёрная ладья перекрывает линиюc1-c8, соблюдая главное правило шахмат: прежде чем стегать кнутом, врага надо связать. Чёрный офицер неспешно идёт к клеткеf3,останавливается, надменно вскинув голову и опираясь на украшенный сапфирами эфес тяжёлой шпаги. Моей королеве ничего больше не остаётся, как только ответить на вызов. Она поднимает руки, звонко смеётся и медленно идёт кf3,где тут же падает охваченный пламенем офицер.

Чёрная королева хмурит брови, громко щёлкает пальцами – клетку f5, на которой стояла моя несчастная пешка, окутывают клубы чёрного дыма, а когда они рассеиваются, то клетка пуста, и чёрная королева может свободно её занять. Теперь у чёрных на три пешки больше. Обмен ладьями, и я могу спокойно осмотреть поле боя. Мои три последние пешки стоят на а4,c3и b2. Я наe1,моя королева наf3.Всё. Пять чёрных пешек стоят наa6, b6, с4,d6,g6и f7. Чёрный король радостно потирает руки наg8,aчёрная королева гипнотизирует меня своим взглядом сg5.Мне осталось пять, от силы шесть ходов. Смотрите все, как отчаянно будет сражаться обречённый на смерть, чтобы в конце концов быть награждённым улыбкой чёрной королевы и милосердным ударом в сердце.

Королева идёт наg1 – в её глазах пляшут злые огоньки, а волосы похожи на тонких ядовитых змей. Я отступаю наd2,она продолжает преследование, попутно уничтожая мою пешку наh2. Я отхожу на c1, королева занимает е5. Я двигаюсь на b2, чёрный король делает шаг вперёд. Моя королева встаёт наf2,угрожая чёрной пешке. Та в ответ нападает на мою. Белая королева встаёт на освободившуюся клетку b6 – стройная, с горло поднятой головой. Как прекрасен белый атлас её рубашки с широкими рукавами среди воронёных доспехов вражеских воинов! Падает моя пешка на а4, в ответ погибает чёрная пешка на a6.

И – дуновением ветерка над крышами домов – чёрная королева занимает поле е2. Улыбается, скрещивает руки на груди, снова притопывает сапожком.

Конец, моя судьба решена, и что бы я ни делал, это приведёт к мату. Сначала будет обмен королевами, потом чёрные пешки дойдут до конца поля и игра закончится.

Ладно, завтра будет новый бой...

...Что ж, в следующий раз я снова попытаюсь выиграть у заведомо сильнейшего противника. А пока можно полазить по Сети – просто так, без цели. И одновременно продолжить письмо.

Итак, вчера я заехал домой, переоделся и оставил OED-диск на столе рядом с ноутом. Свою машину, в которой езжу по полису, я держу в подземном гараже – не удивляйся и помни, что дом у меня в хорошем районе. Рядом с дежурной стоит моя вторая машина – матово-серого цвета Rondo Extremo, полноприводная двухместная зверюга, на которой я рассекаю между полисами. Ах, да, ты же не понимаешь, какая радость иметь машину в загруженном транспортом полисе, если можно попасть в любую точку подземкой. Прости – не люблю ездить в метро и толкаться среди людей. Лучше в одиночестве потрачу на своей машине лишние двадцать минут, чем доеду быстрее, но в толпе.

Однако в этот вечер я покинул свою машину – лазурного цвета заднеприводную Ghyula 546. Это замечательная тачка для тех, кто не выезжает из полиса, имея для загородных поездок отдельный автомобиль. В неё поэтому не устанавливают фильтры и воздухоочистители: в полисе атмосфера вполне пригодна для дыхания. Я заказал себе модифицированный вариант – бронированные корпус и стёкла, так что когда я попадаю в аварии – дураков на дорогах много – то обычно машина получает лишь пару царапин.

В этот раз я не воспользовался ею, потому что идти мне было минут десять. Люблю, знаешь ли, прогулки в полном одиночестве по ночному полису. Выпускать облачко пара изо рта, чувствовать падающие на ресницы снежинки... Именно так, у нас в Мидиаполисе с недавнего времени идёт замечательный снег, а температура на ночь падает до минус 5. Это моя заслуга перед городом, и я тебе сейчас расскажу, как всё происходило.

Как ты знаешь, я зарабатываю тем, что создаю виртуальные миры. Комнаты для чата, пространства для игровых серверов, места для отдыха и релаксации и т.п. Один из моих миров – если помнишь, мой самый любимый – ледяная пустыня с чёрным небом над головой, усеянном серебряными шляпками звёздных гвоздиков. Кто-то из администрации полиса заинтересовался им. Ведь сейчас в нашем распоряжении только искусственный снег, который используется в хозяйственных или медицинских целях. Этому человеку пришла на ум идея, и он попросил меня рассказать ему о снеге подробнее.