— Но ты же математик.
— Вроде того.
— И ненавидишь числа? -Да.
— Ого! — восклицает она. — Ничего круче я сегодня еще не слышала.
— Ты про ненависть к своему делу?
— Да нет... про то, что можно работать с абстрактными понятиями — с числами — и тайно их ненавидеть. Вообще уметь ненавидеть такие вещи. Ручаюсь, все нерды от чисел без ума.
— Наверное.
— Это все равно что быть астрономом и ненавидеть планеты.
— М-м-м... — Он так и не понял, к чему она клонит.
Несколько минут они сидят рядом, слушая, как внизу*, у подножия скал, плещется море.
Джейми все старается прочувствовать, что его похитили. Зловещий подвал ему помогает.
— Скажи, а нуль — это число? — вдруг спрашивает Энн.
—Что?
— Нуль — это число?
— И да, и нет, — Джейми потирает колени. — Да — потому что им можно пользоваться как числом в системах исчисления. По крайней мере, он подобен числу. К примеру, в числе 507 нуль выступает как число. Показывает, что десятков нет, только сотни и единицы. С другой стороны, основная задача нуля — обозначать отсутствие чисел, значит, сам он — не число.
— Хочешь знать, что я об этом думаю?
— Ну, да, если тебе про это интересно.
— По-моему, нуль — не число.
— Прекрасно. — Джейми предпочел бы о чем-нибудь другом поговорить — например, о побеге.
— Объяснить, почему?
— Давай.
Энн улыбается.
— Люди считают нуль противоположностью единицы, верно?
Джейми кивает.
— Ну да.
— Потому, что единица — это наличие, а нуль — отсутствие.
— Именно так.
— А на самом деле — минус единица.
— При чем тут она?
— Минус единица — противоположность единицы. Если называть противоположностью то, что имеет абсолютно обратные свойства — например, как отражение в зеркале и так далее, — то единице соответствует минус единица. А нуль находится между ними и придает им смысл. Поэтому я считаю, что нуль — не число. Нуль — бог.
— Что ты изучала в университете? — спрашивает Джейми.
— Английский и философию. Он улыбается.
— Значит, понятие нуля в философии применяется?
— Да, в психоанализе, где «я» обозначает единица, а все, что «не-я», — минус единица. Нуль — точка отображения и, следовательно, точка разделения. А еще точка идентификации, отчуждения и инакости.
— Где ты это вычитала?
— Не вычитала, а вычислила. — Энн улыбается. — Все еще ненавидишь числа?
— Конечно, — кивает Джейми.
— А нуль?
— Нуль — нет, — подумав, признается он. — Но ведь нуль не число.
Глава 3
Когда Тия училась в младшем шестом классе, в старшем шестом была компания по-настоящему крутых ребят. На свои тусовки они приглашали только тех, кто чем-то отличился, и хотя знали всех младших — поскольку у них была общая комната отдыха — приглашений удостаивались только шестеро или семеро. Всегда одни и те же: испорченная девчонка — президент класса, дочь шизофренички, парень, который даже в школе курил травку, девица, однажды загремевшая в больницу с передозировкой снотворного, и так далее.
Тию не приглашали никогда. Наверное, потому она и ненавидела эту компанию.
А может, ей не нравились их плоские шутки. Чаще всего ее доводила одна парочка — Генри и Кеники (фанат «Бриолина»[11] — вот ведь парадокс), несмотря на все ее старания не поддаваться. Тия пыталась вести себя дружелюбно, но все разговоры с этими двумя заканчивались одинаково. На все ее робкие «здорово, да?» они отвечали «зашибись». Потом она спрашивала, не видели ли они Сашу, Мэри или еще кого-нибудь. Ей запомнилось, что в шестом классе и она, и все остальные вечно кого-нибудь искали. В одиночку по школе не ходили — делали вид, будто ищут кого-то.
— Слыхала? — спрашивали мальчишки.
— Что?
— Сегодня утром Сашу сбила машина.
— Серьезно? — переспрашивала Тия, хотя понимала, что ее достают.
— Ага, — кивали они. — Ты что, не слышала? Она же умерла.
И Тия умолкала, не зная, что ответить. Можно засмеяться, мол, хватит заливать, — а если они все-таки говорят правду? А она хохочет в такой неподходящий момент? Если же ахнуть и расплакаться, станешь посмешищем — конечно, мальчишки просто шутят. Так и с этим похищением. Никто не волнуется, думая, что это просто шутка. С другой стороны, никто и не думает смеяться — так, на всякий случай.
Джейми и Энн входят в дом и садятся за кухонный стол. Джейми наливает себе вина из полупустой бутылки. Тия уже успела выпить стакан и слегка воспряла духом. Сначала сомневалась, не зная, стоит ли пить, но Эмили убедила, что в нынешних обстоятельствах это самое разумное решение. Энн с подозрением смотрит на вино и наливает себе лимонаду, но, уловив вкус искусственных подсластителей, выплескивает его в раковину. Достает молоко из холодильника, в одном шкафу отыскивает упаковку клубничного «Несквика», в другом — пачку соломинок. Все наблюдают, как она отвергает голубую, желтую и зеленую соломинки в пользу розовой — вероятно, под цвет коктейля. Тия не понимает, почему все с таким интересом за этим наблюдают. Да, надо отдать Энн должное: она умеет притворяться этакой беспечной девчушкой, но Тию это не цепляет. С ее точки зрения, девице не мешало бы повзрослеть.
— Поделишься? — обращается Брин к Эмили.
— Чем? — удивляется та.
— У тебя наверняка шмаль есть.
— С чего ты взял?
— У таких девчонок всегда есть. Эмили готова покраснеть.
— Вообще-то завалялось немного... Порывшись в рюкзаке, она выуживает небольшой комочек.
— Давай сюда, — требует Брин.
— Зачем?
— Сам смешаю.
— Как хочешь, — пожимает плечами Эмили.
Брин вытаскивает из кармана пакетик с какими-то мятыми зелеными кожурками. Верх у пакета надорван. За тридцать секунд Брин сворачивает косяк и делится с Эмили и Тией. Джейми, Пол и Энн отказываются. Энн хлюпает коктейлем. Джейми что-то пишет на листе бумаги. Пол наблюдает за Энн. Тия гадает, где Джейми раздобыл ручку и бумагу.
— Где ты это взял? — спрашивает она.
— В гостиной, в комоде, — отвечает Джейми. -А-а.
— Разрабатываю план обороны дома, — объясняет он. — Если похитители придут.
Энн улыбается:
— Всю жизнь мечтала познакомиться с бойскаутом.
— Думаешь, придут? — спрашивает Эмили.
— Если это и вправду похитители, — отвечает Пол. — А может, просто группа психологов-ситуационалистов. Или кто-нибудь из наших знакомых.
— Бли-ин! — говорит Тия. — Если это шутка, психологический розыгрыш или акция дадаистов, ничего смешного и интересного я тут не вижу.
— А по-моему, и смешно, и интересно, — возражает Энн.
— Заткнись! — требует Тия.
— Хватит затыкать мне рот, — заявляет Энн. — Я просто говорю, что думаю.
— А что думаешь ты? — обращается Брин к Тие. — Зачем, по-твоему, нас сюда приперли?
— По-моему?.. Наверное, это просто такое необычное собеседование.
— Какое? — спрашивает Эмили.
— Ну, все мы проходим какое-то испытание. Она мямлит — сама не верит в то, что говорит. Тия уже решила: когда явятся похитители, если они вообще явятся, она убежит и спрячется где-нибудь одна. Может, на берегу, среди скал. Пусть остальных прикончат, пока они будут держать свою «оборону», — Тие плевать. Конечно, если попросят по-хорошему, она помочь не откажется, а пока придется выслушивать их, оценивать их теории и быть вежливой. Но когда начнется свалка, Тия спасется сама. У нее сейчас другая забота — тянущая боль внизу живота. Вот только месячных ей и не хватало. Наверху Эмили одолжила тампон, но предупредила, что это последний. Если Тия доживет до завтра, придется подкладывать туалетную бумагу.
Остальным теория экспериментального собеседования кажется разумной.
— Значит, собеседование продолжается? — спрашивает Энн.
Тия молчит.
— Логично, — замечает Пол. Эмили смеется.
— Да уж, логики хоть отбавляй.
— А я понял, что он имеет в виду, — говорит Джейми. — Мы пришли на собеседование, последнее, что помним — как пили кофе и ждали, когда нас пригласят в кабинет. А если это и есть кабинет?
— Заебись! — выпаливает Брин.
— А если это собеседование, значит, бояться нечего, — жизнерадостно объявляет Эмили.
— Ну, это как посмотреть, — язвит Пол.
— Такого жуткого собеседования я еще никогда не проходила, — говорит Тия.
— Наверное, это противозаконно, — предполагает Джейми.
Ha него косятся так, будто он заявил, что небо голубое.
— Кто же тогда проводит собеседование? — спрашивает Энн.
— А может, никто, — загадочно отвечает Пол.
— Да, а вдруг это ролевая игра! — подхватывает Эмили. — Ну, знаете, люди в лесу, вдали от цивилизации. Нас проверяют — способны ли мы работать в команде.
— Люди в лесу? — переспрашивает Брин. — Это когда все уходят в лес, лупят в барабаны и что-то в себе ищут? Как в «Дома и на чужбине»[12]?
Энн вскидывает голову.
— Да, как Альф Стюарт и Дональд Фишер.
— Значит, Альф еще жив? — спрашивает Эмили.
— Конечно, — кивает Энн.
— И Эйлса тоже, — добавляет Брин.
— Но Эйлса сейчас в коме, — сообщает Энн.
— Я смотрю «Дома и на чужбине» только у друга, — поясняет Брин. — Его мать не отходит от «ящика».
— А что с Бобби? — интересуется Пол. — Она мне раньше нравилась.
— Умерла, — отвечает Энн. — Давным-давно.
— А Софи?
— Покинула Саммер-Бей и увезла своего незаконнорожденного ребенка.
— А Шеннон?
— Живет с лесбиянкой в Париже и учится в Сорбонне.
— О господи... — вздыхает Тия.
— А «Соседей»[13] ты смотришь? — спрашивает Эмили у Энн.
Энн кивает.
— Конечно, они не так хороши, как «Дома и на чужбине», но...
Эмили смеется.
— Ты что, издеваешься? Может, для тебя «хороший сериал» — на самом деле дрянной? И ты его смотришь просто для смеха?
— Нет.
— Ты серьезно? — Эмили не понимает, шутит Энн или нет.
— Конечно, серьезно. Например: десять лет назад Бобби Симпсон, взбалмошная приемная дочь Пиппы, начала встречаться с Аланом, сыном директора местной школы Дональда Фишера. И примерно в то же время в Саммер-Бей приехала настоящая ведьма по имени Мораг, которая поселилась в большом готическом особняке. Выяснилось, что когда-то давно у Мораг был роман с Фишером, от которого она и родила Бобби. Алан приходится Бобби сводным братом, но они об этом не знают, и у них все просто замечательно складывается. Мораг и Фишер пока не хотят открывать Бобби правду, но и не могут допустить, чтобы она спала с братом, и не знают, как быть. И только они собираются вмешаться, сын Фишера вдруг теряет сознание на пляже, его увозят в больницу, и он вскоре умирает.
Тогда Фишер решает поговорить с Бобби начистоту. Спустя несколько лет она тоже умирает. Кажется, тонет — не знаю точно, это случилось, когда я проводила эксперимент «нет телевизору». А через десять лет книгу Алана «На гребне волны» — о трудных взаимоотношениях с отцом — включили в школьную программу. Книгой заинтересовалась одна кинокомпания. Сейчас съемочная группа находится в Саммер-Бей, где актеры общаются с оставшимися в живых прототипами героев книги — в ее основе лежат реальные события. Актриса пытается вжиться в образ Бобби через восемь лет после того, как Бобби исчезла из сериала, и можете себе представить — в сюжете нет никаких неувязок!
— Вот это да! — восхищается Эмили. — Здорово ты знаешь мыльные оперы!
— Только одну, — поправляет Энн. — И, пожалуй, «Соседей». Все говорят, что австралийские сериалы глупые и запутанные. Но в «Дома и на чужбине» самые рельефные персонажи, самые загадочные психопаты и самые увлекательные интриги. Например, отец Джои стал главой секты, а Джои — шизофреником, и ему на экране компьютера мерещится отец, которого застрелил этот кретин, местный полицейский Терри Гарнер. Или тема расизма. Вместо того чтобы ввести цветных героев и показать, как все к ним добры, сценаристы придумали эпизод, когда лидер правой политической партии приезжает в Саммер-Бей за поддержкой избирателей. Местные жители проникаются идеями гостьи, показано, как опасна и при этом логична ксенофобия. Герои подолгу спорят, и это выглядит убедительнее, чем нелепые поступки героев «Жителей Ист-Энда»[14] и других сериалов. У чернокожих подростков начинает пробуждаться самосознание. Потом появляется учитель-абориген, который...
— Тебе не нравятся «Жители Ист-Энда»? — перебивает Эмили. — Сейчас как раз абсолютно суперские серии идут.
— Не нравятся, — говорит Энн. — Самый дрянной телесериал.
— Да, слегка угнетает, — соглашается Джейми.
— И актеры играют отвратительно.
— Думаешь? — переспрашивает Эмили. — А по-моему, нормально играют.
— Нет. Вот «Дома и на чужбине» — блестящая актерская работа!
— Серьезно?
— Конечно. И «Соседи» тоже. Сюзан и Карл — превосходные комики.
Тия не верит своим ушам: о такой ерунде они готовы болтать часами.
— А «Разбитые сердца»[15] ты смотришь? — спрашивает Пол.
— Само собой! — отвечает Энн.
— Мне нравится, — кивает Эмили. — Особенно Драсик.
— Ни за что не догадаетесь, кто в «Дома и на чужбине» будет играть Бобби в фильме! — заявляет Энн.
— Кто? — спрашивает Пол.
— Анита из «Разбитых сердец». Класс, правда? Это известие не производит особого впечатления, хотя Энн воодушевилась впервые с тех пор, как они очутились на острове. Тия вздыхает. Что характерно, Энн волнует не что-нибудь, а никчемные мыльные оперы. Да еще австралийские.
— А что-нибудь английское тебе нравится? — спрашивает Тия.
— Вообще-то нет, — отвечает Энн. — Из телепередач — нет. Английские книги и журналы еще ничего, но кино и телевидение — только австралийское или американское. О «Беверли-Хиллз, 90210» или о «Саванне»[16] я могу часами говорить.
— «Саванна»? Это что? — спрашивает Эмили.
— Лучший шедевр Аарона Спеллинга, — объясняет Энн.
— Не считая «Сансет-Бич»[17], разумеется, — улыбается Эмили.
Энн смеется.
— У меня на пятом канале сплошные помехи.
— А помнишь тот фильм про косильщика лужаек? — спрашивает Эмили.
— «Газонокосильщик»? — уточняет Энн.
— Нет, про зомби.
— А, «Живая мертвечина»[18]! — хором восклицают Пол и Энн.
— Он австралийский? — спрашивает Эмили.
— Новозеландский, — говорит Пол.
Тия слушает и изумляется: болтают о какой-то чепухе и в ус не дуют! Если уж говорить о мире за морем, может, лучше поинтереснее тему выбрать?
— Я запуталась, — вмешивается она. — Мы начали с людей, ушедших в лес. Что это было?
— Единение, — объясняет Эмили. — Возврат к природе. Есть люди, которые это практикуют. Ну, знаешь, устраивают для маркетологов на выходных поиски клада и так далее.
— Ну, — говорит Тия.
— И при этом все действуют сообща.
— И что?
— Это оно и есть.
— А-а. Но связи я все равно не вижу. Эмили вздыхает.
— Смотри: для нас создали экстремальные условия, чтобы посмотреть, как мы справимся с ситуацией.
— Хочешь сказать, нам самим придется добывать пищу и воду? — уточняет Джейми.
Тия переводит взгляд на холодильник.
— Ну как тут выжить!
— Не катит, — вздыхает Брин.
— Давайте все проясним, — предлагает Эмили. — Пол считает, что это розыгрыш.
— Может быть, розыгрыш, — поправляет Пол. — А может, и собеседование. Возможно, они хотят увидеть, кто из нас выживет.
— Что? — переспрашивает Тия.
— Ну, ждут, когда мы начнем друг друга убивать.
— Не дождутся, — заявляет Эмили.
— В кино так и бывает, — напоминает Пол.
— Верно. А ты, — Эмили поворачивается к Тие, — думаешь, что это нас учат в команде работать?
— Вы смотрели «НИХ»[19] — спрашивает Энн.
— «НИХ»? — повторяет Джейми. — А что это?
— «Ну и хули?» — это фильм. Про похищение, заложников и все такое.
Оказывается, никто не смотрел.
— Да нет, — говорит Тия. — Работа в команде тут ни при чем.
— Ты же первая о нем заговорила, — напоминает Брин.
— Нет, я только сказала, что это такое необычное собеседование, но теперь я ни в чем не уверена.
— Тогда что же ты думаешь? — допытывается Пол.
— Что нас похитили. Вот и все.
— И ты тоже считаешь, что нас похитили? — обращается Эмили к Энн.
— Вообще-то нет, — отвечает Энн.
— А что тогда?
— Ничего. Может, все мы видим один и тот же сон.
— Что? — удивляется Эмили.
— Астральную проекцию. — Она кивает. — Да, я так думаю.
Пол смеется.
— Теория получше моей.
— Повзрослела бы наконец, что ли, — шипит Тия, повернувшись к Эмили. — Мы же не в игрушки играем.
— Я не пьяна и не под кайфом, — напоминает Энн.
— И так задвинутая, — бормочет Брин. Джейми продолжает что-то писать.
Глава 4
Наркотой здесь и не пахнет. А Брину сейчас не помешало бы поправиться. Здорово, конечно, что у блондинки нашлась доза, но какого хрена она не прихватила побольше? Конечно, о необитаемом острове никого не предупреждали, но все-таки!
Когда-то давно Брина учили говорить правду. Кажется, мать. Но сейчас у него в голове крутятся совсем другие мысли. Он вспоминает совет, который дала ему одна старшеклассница — он трахал ее в прошлом году, пока у него еще стоял. «Будь осторожен в своих желаниях, — говорила она. — Они иногда сбываются». Брин тогда решил, что она какую-то ахинею несет. А теперь проникся. Да, в заявлении он соврал. Соврал, чтобы получить работу среди таких вот людей. Вот его желание и сбылось. Гип-гип ура! Большое спасибо.
Он ни хрена не понимает. Не может уразуметь, почему эти чуваки любят мыльные оперы, попсу и прочую туфту для малолеток. На фига им? Ясно ведь, что все в университетах учились. Брину понятно, почему мать Танка балдеет от «Дома и на чужбине». Она умирает от эмфиземы, и ей нравится «смотреть на молодежь». И конечно, в гостях у Танка Брину тоже приходится глазеть в «ящик», чтоб не сдохнуть от тоски. Рядом с мамашей Танка посмотришь что угодно. А как они говорят, эти челы! Все потрясные, а эта Энн особенно. Англичане, но сыплют американскими словами только так. Небось в универе научились. Может, даже не ошибаются — Брин не знает.
— А ты что думаешь, Брин? — спрашивает Эмили.
— О чем?
— По-твоему, зачем нас сюда привезли? А он знает?
— Ну-у... может, для опытов, — гадает он.
— Для опытов? — повторяет Эмили.
— Неплохо, — оценивает Пол. — Для каких опытов?
— А я знаю? — отвечает Брин. — Вон сеструхе дру-гана заплатили за опыты с лекарствами почти три стольника. Сейчас она в больнице Уорли.
— Серьезно? — переспрашивает Эмили. — За опыты с лекарствами? Впервые слышу.
— А я однажды чуть не согласилась, — признается Тия. — Так многие студенты подрабатывают. Я хотела записаться в группу, где не давали спать и следили, как это отразится на реакции и так далее. Правда, это не эксперименты с лекарствами, но я могла выбрать и клинические испытания антидепрессантов.
— А Мари, сеструха моего другана, чего только не перепробовала, — сообщает Брин. — Лекарства, снотворные, пищевые добавки. Но она с приветом, больная на голову, вот и доигралась.
— Что с ней случилось? — спрашивает Энн.
— На ней испытывали какие-то таблетки для похудения. Мари здоровая, как шкаф, ей только на пользу. Но потом по ней пошла какая-то сыпь, да еще Мари стала мочиться все время, но к тому времени купила себе стиральную машину и думала, что скоро все пройдет. Потом она пила рогипнол — ну, знаете, отраву для изнасилований. Так вот, психолог дал Мари таблетку и долго что-то втолковывал, хотел посмотреть, что она запомнит. Все бы хорошо, но опыт кончился, а пилюля еще действовала. В общем, на острове Кэнвей ее изнасиловали два каких-то мудака, а она так и не вспомнила, как туда попала и как вернуться домой. Потом еще был краситель для ткани, от которого у нее руки стали фиолетовые, потом она испытывала какую-то дрянь, которую кладут в еду, чтобы жир не усваивался, но от нее Мари все время поносила. Потом ей дали новые таблетки для похудения — оказалось, фуфло. От лекарства для эпилептиков один глаз стал хуже видеть, от снотворного она проспала десять дней, а от искусственного подсластителя у нее в мозгу выросла опухоль. Энн смеется.
— Что тут смешного? — возмущается Тия.
— Ничего, конечно, — я понимаю. — Энн хихикает. — Но как он рассказывает!
— И что с Мари теперь? — спрашивает Тия.
— Говорю же, лежит в больнице Уорли. — Где?
— В психушке, — объясняет Брин. — В Брентвуде.
— Ну и при чем здесь мы? — спрашивает Эмили.
— Может, на нас тоже ставят опыты, — пожимает плечами Брин. — Так, чтобы нам не платить. Подсыпают какую-нибудь дрянь в воду или еще что — не знаю. Просто подумалось.
— Если это эксперимент, то кому-то подготовка дорого встала, — замечает Тия. — Гораздо дешевле было бы нам заплатить. Сначала кто-то дал объявление в газету, потом усыпил нас, привез сюда на самолете или еще как-то, арендовал дом на острове, потратил время, чтобы нас выбрать...
— Видать, на нас испытывают что-то нелегальное, — ворчит Брин.
— Интересно, почему из всех, кто прислал заявления, выбрали именно нас? — спрашивает Эмили.
Брин хмурится.
— Думаешь, нас выбрали?
— Ну а как мы сюда попали? — парирует Эмили. Все кивают.
— Наверное, претендентов была толпа, — замечает Джейми.
— Интересно, мы из них лучшие или худшие? — вслух размышляет Энн.
— Идея! — оживляется Эмили. — Поищем самую нелепую причину, какую только можно придумать, — почему мы очутились здесь? Как это мы раньше не додумались?
— По-моему, этим мы и занимаемся, — говорит Тия. — А толку?
— Отличный способ искать решения, — объясняет Эмили. — Меня отец научил. Он говорит, чтобы мыслить оригинально, нельзя отмахиваться даже от самых абсурдных идей. Надо не забывать те, которые машинально отвергаешь, — так и мыслишь свободнее, и решения быстрее находятся. Я однажды собиралась на вечеринку и никак не могла решить, что надеть, и папа сказал: «А ты собери всю самую неподходящую одежду. Свали ее на кровать и попытайся скомбинировать. Глядишь, что-нибудь и получится». Так я и сделала, подобрала ансамбль, и на вечеринке была самой стильной!
— А чем занимается твой отец? — спрашивает Джейми.
— Он консультант по менеджменту, — смеется Эмили.
— И что же ты надела? — любопытствует Энн.
— Джинсы с футболкой. У всех вытягиваются лица. Эмили улыбается.
— Понимаете, мои друзья в индустрии моды работают, вечеринку назначили после дефиле, и все пришли в «Версаче» и «Москино», по которым тогда с ума сходили. Типа стильно, а я в джинсах сразу оказалась на виду. Если б не отец, я бы ни за что не додумалась, но чем дольше смотрела на джинсы на кровати, тем лучше видела: вот мой единственный шанс выделиться из толпы. И парня подцепила.
— Ну ты шалава, — поражается Пол. Брин не понимает, шутит он или нет.
А Джейми все пишет. Свой «план обороны» он уже скомкал и бросил на стол. Пока Джейми его мял, все молчали. Брин предпочел бы наглухо заколачивать дверь, а не торчать в кухне, наливаясь вином, но убивать их пока вроде никто не собирается. До него вдруг доходит, что остальные еще не обжигались по-настоящему. Ну, разве что едва не попадали в аварию на своей «бээмвэшке», мокрыми руками хватались за выключатели — и все. Потому и не научились бояться. Кроме Тии, но она бы струсила и в «доме с привидениями» в парке аттракционов.
На кухонном столе полно бутылок и блюдец-пепельниц, набитых бычками. Брину все кажется, что хозяин дома разозлится, увидев, как они насвинячили. Глупо, да?
— Может, нас хотят скрестить с инопланетянами, — говорит Энн.
— Что-что? — угрожающе переспрашивает Тия. Энн притворяется обиженной, хотя всем ясно, что это игра.
— Да успокойся! Я просто высказала самое абсурдное предположение.
Тия вздыхает и закуривает.
— Твоя очередь, — напоминает Эмили Брину.
— В голову ничего не лезет.
— А ты попробуй, — советует Эмили. — Назови первую нелепость, какую придумаешь.
— Ну ладно. Мы на соревнованиях по прыжкам на батуте, — бурчит Брин.
— На соревнованиях по прыжкам на батуте? — повторяет Эмили.
— Да, вот нас сюда и притащили.
— Но это же просто глупо! — восклицает Эмили.
— Нет, нелепо, — поправляет Энн. — И, по-моему, клево.
Такие девицы редко говорят, что Брин клевый.
— А ты что скажешь? — спрашивает Пол у Эмили.
— Порно. Мы будем заниматься сексом, а нас станут снимать.
— Кого? — уточняет Тия. — Я не занимаюсь сексом.
— А я занимаюсь, — загадочно сообщает Эмили, поглядывая то на Пола, то на Брина.
— Значит, это уже не абсурд, — смущается Тия.
— Это не я сказала, дорогуша, — парирует Эмили.
— Мы прибыли сюда, чтобы разводить овец! — заявляет Джейми и давится смехом. Больше никто не смеется.
— Послушаем, что скажет Пол, — предлагает Энн.
— Испытания ядерного оружия, — говорит он.
— И только? — удивляется Тия.
— А ты что предлагаешь? — спрашивает Пол.
— Нас сюда привезли, чтобы мы влюбились, — слышит он в ответ.
— Слишком цинично, — говорит Эмили. — И не абсурдно. Любовь — это же кайф.
За окном уже темнеет. Еще минуту назад свет был желтоватый. Теперь он синий.
Брин сидит как на иголках. Наверное, у него на этих людей аллергия. Тия права. Романтике здесь не место. Вообще-то Брин в романтике не сечет. Вот в сексе — другое дело (да и то хреново), как раскрутить девчонку на секс, а романтика... неловко это. Ему неуютно: похоже, сегодня у него в раскладе — секс с блондинкой. До блондинок Брин не охотник. Его типаж — «Пош Спайс», шикарная Виктория. Он напоминает себе, что эта девица точно потаскушка, но не распаляется, а только сильнее дергается.
— Ты что делаешь? — спрашивает Энн у Джейми. Он что-то строчит на бумаге уже несколько часов подряд.
— Список составляю, — отвечает он.
— Список чего? — допытывается Эмили.
— Подозреваемых. В похищении.
— Круто, — говорит Энн. — Можно посмотреть? Она тянется к списку, но Джейми поспешно отдергивает листок.
— Ты что? — удивляется Энн. — Я же только посмотрю.
— Сейчас, — говорит он. — Мне еще только... Минуту он грызет ручку, смотрит на лист бумаги, потом царапает на нем еще что-то. Под этим листом — еще несколько. Джейми сует их в карман — все, кроме верхнего. Остальные удивленно поднимают брови, только Эмили разглядывает синий с металлическим блеском лак на собственных ногах.
— А там что? — спрашивает Тия.
— Где? — переспрашивает Джейми.
— На листочках, которые ты спрятал.
— Ничего особенного.
— Не хочешь нам список показать?
— Хочу, — Джейми кладет перед остальными единственный листок. — Вот он. А на других — личное.
— Хрен с ним, со списком, — говорит Пол. — Лучше покажи, что там у тебя за «личное».
Энн усмехается.
— НуДже-е-ейми, пожа-а-алуйста! Он хмурится.
— Что это вам вдруг так приспичило?
— Ты что-то делаешь тайком, — объясняет Эмили.
— Этим и интересен?
— Ну да, — кивает Эмили. — Как и любой человек.
— Если ему есть что скрывать? — уточняет Тия.
— Да на кой черт эти секреты, — вмешивается Брин. Последним чужим секретом, который он узнал, были генитальные бородавки.
— Вы вдумайтесь! — говорит Эмили. — Нет ничего скучнее человека, который весь как на ладони. А загадочные люди — это класс. Едешь в метро, все в вагоне уткнулись в «Ивнинг Стандард», а один кто-нибудь читает письмо или в блокноте пишет. На него невольно обращаешь внимание — потому что он занят личным делом. Или когда рядом говорят по мобильнику — если громко, то раздражает, а к шепоту волей-неволей прислушиваешься.
— Значит, я интересен только потому, что спрятал в карман какие-то бумажки? — спрашивает Джейми.
— По-моему, это дикость, — говорит Тия. — Но в чем-то она права.
— А до сих пор я никого не интересовал?
— Ну конечно, интересовал! — поспешно возражает Эмили. Тия удивленно на нее косится.
— Так можно посмотреть, что у тебя в кармане? — напоминает Энн.
— Нет! — выпаливает Джейми.
— Оставь его в покое, — просит Тия.
— А хотя бы список подозреваемых? — спрашивает Эмили.
— Пожалуйста, — отвечает Джейми. — Но он еще не закончен.
— А с планом обороны дома что? — осведомляется Брин. Он бы предпочел что-нибудь руками сделать.
— Темнеет, — замечает Тия. — Может, включим свет?
Глава 5
Свет не включается.
— И в подвале света не было, — вспоминает Джейми.
— Может, все лампочки перегорели? — говорит Брин.
Эмили зевает. Страшная усталость навалилась на нее и никак не проходит. Тия удаляется.
— В доме нет электричества, — объявляет она, вернувшись через минуту.
— Откуда ты знаешь? — сонно спрашивает Эмили.
— Свет не включается, счетчика нет.
— Электричество здесь должно быть, — заявляет Джейми.
За окном стремительно темнеет.
— Где тут хотя бы намек на электричество? — спрашивает Тия.
— Целых три, — говорит Джейми. — Три намека.
— Загадка, — комментирует Пол.
— Ты о чем? — спрашивает Тия.
— Это загадка, — повторяет Пол.
— Да я не тебя спрашиваю, — отмахивается Тия.
— Откуда здесь возьмется электричество? — обращается она к Джейми.
— Говорю же тебе — есть три намека.
А он довольно мил, думает Эмили. Впервые в жизни она встречает человека с таким самомнением и притом совершенно не крутого. Может, именно в этом его обаяние... Да нет, какое там. Обаяния у него кот наплакал: остальные двое гораздо сексуальнее.