Итак, в конце дождливого холодного дня пятеро путешественников поднялись по дороге и подошли к южным воротам Пригорья. Ворота были крепко заперты; дождь заливал им лица, по темному небу торопливо бежали низкие облака, и сердца их немного сжались: они ожидали более радушного приема.

Они много раз кричали, наконец вышел привратник, и они увидели, что у него в руках большая дубина. Он посмотрел на них со страхом и подозрением; но, увидев, что это Гэндальф и хоббиты, немного успокоился и поздоровался.

— Входите! — сказал он, открывая ворота. — Не стоит стоять здесь на ветру и дожде в этот хулиганский вечер. Старый Барли, несомненно, радушно встретит вас в «Пони» и тогда вы услышите все, что захотите.

— А позже вы услышите все, что скажем мы, и даже больше, — засмеялся Гэндальф. — Как Гарри?

Привратник нахмурился.

— Ушел, — сказал он. — Но лучше расспросите Барлимана. Добрый вечер!

— Добрый вечер и вам, — сказали они и проехали; и тут они заметили, что у ограды рядом с дорогой построено длинное низкое здание; оттуда вышло несколько мужчин и уставилось на приезжих. Подъехав к дому Билла Ферни, они увидели, что изгородь его сломана, а окна выбиты.

— Не убило ли его твоим яблоком, Сэм? — спросил Пиппин.

— Я не надеюсь на это, мастер Пиппин, — ответил Сэм. — Но я хотел бы знать, что случилось с бедным пони. Я много раз вспоминал его, и как выли волки, и вообще все.

Наконец они подъехали к «Скачущему Пони»; гостиница ничуть не изменилась; за красными занавесями низких окон горел свет. Они позвонили, вышел Ноб и, приоткрыв дверь, посмотрел в щелку. Увидев их, он закричал:

— Мастер Баттербур! Хозяин! Они вернулись!

— Вернулись? Я их проучу, — послышался голос Баттербура, а вслед появился и он с дубиной в руке. Но, увидев приезжих, он остановился, и свирепое выражение его лица сменилось на удивленное и радостное.

— Ноб, дубина с кудрявой башкой! — взревел он. — Не можешь назвать старых друзей по именам? Обязательно нужно испугать меня! Ну, ну! И откуда же вы? Не думал, что снова увижу вас. Ведь факт — уйти в дикие земли с этим Бродяжником, а вокруг все эти черные люди. Но я рад видеть вас, а больше всего Гэндальфа. Входите! Входите. И те же комнаты, что и раньше? Они свободны сейчас. Вообще большинство комнат свободно сейчас, в эти дни, не скрою от вас, потому что вы сами это обнаружите. А я посмотрю, что можно предпринять насчет ужина как можно скорее; но сейчас у меня не очень много чего поесть. Эй, Ноб, засоня! Скажи Бобу! Ах, я забыл, Боба нет: он ушел вечером домой. Ладно, отведи пони гостей в конюшню. Ноб! А свою лошадь вы отведете сами, Гэндальф, я не сомневаюсь. Прекрасное животное, как я сказал, впервые увидев его. Ну, входите! Будьте как дома!

Манера речи во всяком случае у мастера Баттербура не изменилась. И все же: вокруг никого не было, все было тихо, а из гостиной доносились негромкие звуки двух-трех голосов. И в свете свечей, которые хозяин зажег и понес перед ними, было видно, что лицо у него усталое и обеспокоенное.

Он провел их по коридору к гостиной, которую они использовали той странной ночью больше года назад; они следовали за ним, слегка встревоженные, так как им стало ясно, что старый Барлиман пытается бодриться, но на самом деле его что-то тревожило. Положение было не таким, каким они хотели его видеть. Но они ничего не сказали и ждали.

Как они и ожидали, после ужина мастер Баттербур пришел к ним проверить, всем ли они довольны. Они были довольны: изменения во всяком случае не коснулись ни пива, ни еды в «Пони».

— Сегодня я не буду таким смелым, чтоб приглашать вас в общую комнату вечером, — сказал хозяин. — Вы устали, и у меня сегодня немного народа. Но если вы мне уделите полчаса перед сном, я с удовольствием поговорю с вами.

— Мы тоже хотим этого, — сказал Гэндальф откровенно. — Мы не устали. Путь у нас был легкий. Мы промокли, замерзли и голодны, но все это вы можете исправить. Садитесь. И если у вас есть трубочное зелье, мы вас благословим.

— Что ж, если бы вы попросили что-либо другое, я был бы счастлив, — сказал Баттербур. — Но именно этого у нас и нет. Только то, что выращиваем сами, а этого недостаточно. Из Удела мы ничего не получаем в эти дни. Но я посмотрю, что можно сделать.

Вернувшись, он принес пачку ненарезанного листа, достаточную для одного-двух дней.

— Лучшее, что у нас есть, — сказал он. — Но, конечно, не сравнится с зельем из южного Удела, как я всегда говорил, хотя в остальном я всегда на стороне Пригорья, прошу вашего прощения.

Они усадили хозяина в большое кресло у очага, Гэндальф сел по другую сторону, а хоббиты на низких стульях — между ними. И говорили много раз по полчаса, пока мастер Баттербур не сообщил и сам не узнал все новости. Большинство из того, что они говорили ему, было удивительно и невероятно для хозяина и намного превосходило его воображение. И у него часто вырывалось: «Не может быть!»

— Не может быть, мастер Торбинс! Или мастер Накручинс? Я спутался. Не может быть, мастер Гэндальф! Кто бы мог подумать!

Он и сам многое рассказал. Положение совсем нельзя было назвать хорошим.

— Никто теперь не приходит в Пригорье извне, — рассказал он. — А наши жители по большей части сидят дома, закрыв двери. Это все из-за бандитов, пришедших по зеленому тракту в прошлом году, как вы можете вспомнить — позже их пришло еще больше. Некоторые были беженцами, но большинство — просто плохие люди, воры и разбойники. У нас были неприятности прямо в Пригорье, большие неприятности. Настоящая схватка, и были даже убитые! Если вы мне верите.

— Верю, — сказал Гэндальф. — И много убитых?

— Три и два, — ответил Баттербур, имея в виду высокий и маленький народ. — Бедный Мет Битсарто, и Ровли Эпилдор, и маленький Том Пикторн из-за холма; и Вилли Бенкс сверху, и один из Подкручинсов из Стедла. Все хорошие парни, и мы их потеряли. А Гарри Гоатлиф, привратник западных ворот, и Билл Ферни, они перешли на сторону чужаков и ушли с ними. Я думаю, что они их и впустили. В ночь схватки, я имею в виду. Тогда мы выгнали их, перед концом года, после прошлогоднего большого снегопада.

А теперь они стали разбойниками и скрываются в лесах за Арчетом и в пустынях на севере. Как в дурные старые времена, о которых говорится в сказаниях. На дорогах небезопасно, никто не ездить далеко, и люди рано закрываются на запоры. Нам пришлось поставить часовых вдоль всей ограды и держать по ночам людей у ворот.

— Нас никто не трогал, — сказал Пиппин, — а мы двигались медленно и не соблюдали предосторожностей. Мы думали, что все неприятности остались позади.

— Нет, к сожалению мастер, — сказал Баттербур. — А то, что вас не тронули, неудивительно. Они не нападают на вооруженных, у кого есть мечи, щиты, шлемы и все такое. Сначала дважды подумают. Должен сказать, что и я призадумался, увидев вас.

И тут хоббиты поняли, что люди смотрели на них с удивлением не из-за того, что они неожиданно вернулись, а из-за их одежды и вооружения. Сами они так привыкли к оружию и к передвижению в военном порядке, что совсем забыли о том, что яркие кольчуги, видные из-под плащей, шлемы Гондора и Марки, прекрасные гербы на щитах должны казаться необычными в их стране. А Гэндальф тоже ехал на высоком сером коне, весь одетый в белое, а на боку у него висел длинный меч Глемдринг.

Гэндальф рассмеялся.

— Ну, ну, — сказал он, — если они испугались нас пятерых, тогда мы встречали врагов пострашнее. Но во всяком случае пока мы здесь, они оставят вас в покое.

— Надолго ли? — спросил Баттербур. — Не буду скрывать: мы рады были бы иметь вас гостями подольше. Видите ли, мы не привыкли к таким делам, а Следопыты все исчезли, как говорят. Мы до сих пор не понимали, что они делали для нас. Тут были существа похуже грабителей. Волки выли у ограды в прошлую зиму. А эти темные фигуры в лесах, от одной мысли о которых застывает кровь. Все это очень беспокойно, если вы меня понимаете.

— Да, — сказал Гэндальф, — все земли были в беспокойстве в эти дни, в большом беспокойстве. Но приободритесь, Барлиман! Вы были лишь на краю больших неприятностей, и я рад слышать, что вы не вступили в них глубже. Наступают лучшие времена. Может, лучше, чем вы себе представляете. Следопыты вернулись. Мы прибыли с ними. И снова есть король, Барлиман. Он скоро обратит свое внимание и сюда.

Зеленый тракт снова будет открыт, посыльные поскачут на север, начнется движение по дорогам, а злые существа будут изгнаны в пустыни. Вообще пустынь не будет; там же, где сейчас дикие земли, поселятся люди и будут поля.

Мастер Баттербур покачал головой.

— Если на дорогах будут порядочные проезжие, это нам не повредит, — сказал он. — Но мы не хотим больше грабежей и разбойников. Не хотим чужаков в Пригорье или поближе. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Не хочу, чтобы вокруг поселялись толпы чужаков, опустошая наши земли.

— Вас оставят в покое, Барлиман, — сказал Гэндальф. — Между Изеном и Грейфлудом достаточно места для нескольких королевств. Много пустых земель и к югу от Брендивайна. А многие поселятся к северу, в ста и больше милях отсюда, в дальнем конце зеленого тракта — у северных склонов или у озера Эвендим.

— У плотины мертвецов? — спросил с сомнением Баттербур. — Говорят, это земля призраков. Даже разбойник не пойдет туда.

— Пойдут Следопыты, — ответил Гэндальф. — Вы говорите, плотина мертвецов? Так называли ее долгие годы. Но ее настоящее имя, Барлиман, Форност Орейн — королевский Норбери. И однажды король снова прибудет туда; и тогда мимо вас проедет немало народа.

— Что ж, согласен, это звучит более обнадеживающе, — сказал Баттербур. — Да и для дела это неплохо. Только пусть не трогает Пригорье.

— Не тронет, — сказал Гэндальф. — Он вас знает и любит.

— Откуда? — удивился Баттербур. — Он сидит на троне в большом зале в сотнях миль отсюда. И пьет вино из золотого кубка. И что ему «Пони» или кружка пива? Не то, чтобы у меня было плохое вино, Гэндальф. Оно необыкновенно хорошо, с тех пор, как прошлой осенью вы сказали над ним несколько слов.

— Ах! — сказал Сэм. — Он тоже говорит, что у вас хорошее пиво.

— Он говорит?

— Конечно. Он — Бродяжник. Глава Следопытов. Вы еще не поняли этого?

До Барлимана наконец дошло, и лицо его представляло сплошное удивление. Глаза его округлились, рот широко раскрылся.

— Бродяжник! — воскликнул он, передохнув. — Он, с короной, с золотым кубком! К чему же мы идем?

— К лучшим временам, для Пригорья во всяком случае, — сказал Гэндальф.

— Надеюсь. Что ж, это был самый хороший разговор для меня за много месяцев. И не стану скрывать, что сегодня я буду спать спокойнее и с легким сердцем. Вы мне дали много материала для размышлений, но я все это отложу на утро. Иду спать, и вы тоже, конечно. Эй, Ноб! — позвал он, подходя к двери. — Ноб, разиня!

— Ноб! — повторил он, хлопнув себя по лбу. — О чем же это напоминает мне?

— Надеюсь, не о другом забытом письме, мастер Баттербур? — Сказал Мерри.

— Ну, ну, мастер Брендизайк, не нужно напоминать мне об этом. Но вы перебили мне мысль. О чем это я? Ноб, конюшня, ах! Вот оно! У меня есть кое-что, принадлежащее вам. Если вы помните Билла Ферни и кражу лошадей, то пони, которого вы у него купили, здесь. Вернулся сам. Но где он был, вы знаете лучше меня. Он был лохматый, как старый пес, и тощий, как бельевая веревка, но живой. Ноб присматривал за ним.

— Что! Мой Билл! — воскликнул Сэм. — Ну, что бы ни говорил мой старик, я рожден счастливым. Вот и еще одно исполнившееся желание! Где он? Я иду к нему.

Путники оставались в Пригорье весь следующий день, и вечером мастер Баттербур не мог пожаловаться на отсутствие посетителей. Любопытство победило все страхи, и его дом был переполнен. Хоббиты навестили общую комнату и ответили на множество вопросов. У жителей Пригорья оказалась хорошая память, и Фродо несколько раз спрашивали, написал ли он свою книгу.

— Еще нет, — отвечал он. — Иду домой, чтобы привести в порядок свои записи.

Он обещал изложить и удивительные события в Пригорье, и жители Пригорья решили, что это будет самое интересное место в книге, гораздо интереснее, чем рассказ о далеких и незначительных событиях «на юге».

Одни из юношей заикнулся о песне, но на него зашикали, наступило молчание. Очевидно, больше никто не хотел повторения необычных событий в общей комнате.

Ни днем, ни ночью ничто не нарушало спокойствия Пригорья, пока путники оставались там. На следующее утро они встали рано. Погода оставалась дождливой. Они хотели до наступления ночи добраться до Удела, а путь предстоял немалый. Жители Пригорья высыпали на улицы, чтобы посмотреть на их отъезд. Они были сейчас в лучшем настроении, чем целый год. Те, кто не видел путников во всем их вооружении, с удивлением смотрели на них: на Гэндальфа с белой бородой, с разливающимся вокруг него светом; на четверых хоббитов, похожих на воинов из древних сказаний. Даже те, кто смеялся над разговорами о короле, подумали, нет ли в этих разговорах правды.

— Ну, удачи вам на дорогах и благополучного возвращения домой, — сказал мастер Баттербур. — Я должен предупредить вас, что не все в порядке в Уделе, если верно то, что мы слышали. Странные события там происходят. Но одно за другим, а голова у меня так забита собственными тревогами. Если я могу осмелиться, то скажу, что вы изменились и вполне можете справиться с любыми неприятностями. Я не сомневаюсь, что скоро все будет в порядке. Счастливого пути! И чем чаще вы будете приезжать к нам, тем я буду довольнее.

Они попрощались с ним, проехали через западные ворота и двинулись в Удел. Пони Билл был с ними; как и раньше, на нем было немало багажа, но он трусил рядом с Сэмом и казался вполне довольным.

— Интересно, на что намекал старый Барлиман? — сказал Фродо.

— Догадываюсь, — угрюмо ответил Сэм. — Я видел в зеркале: срубленные деревья и мой старик, изгнанный с Роу. Надо поторопиться.

— И, очевидно, что-то неладно с южным Уделом, — сказал Мерри. — Совсем не стало зелья.

— Что бы это ни было, — заметил Пиппин, — можете быть уверены, что в самом центре находится лото.

— Может, и так, но не в самом центре, — возразил Гэндальф. — Вы забыли о Сарумане. Он интересовался Уделом раньше Мордора.

— Но, поскольку вы с нами, — сказал Мерри, — скоро все прояснится.

— Пока я с вами, — сказал Гэндальф, — но скоро мы расстанемся. Я не пойду в Удел. Вы сами должны справиться со своими делами, для этого вы вполне подготовлены. Вы разве еще не поняли? Мое время кончилось: наводить порядок, помогать друзьям — это уже не моя задача. А что касается вас, мои дорогие друзья, то вы не нуждаетесь в помощи. Вы выросли. И очень выросли. Теперь вы равны величайшим мира, и я не боюсь за вас.

И если хотите знать, скоро я сверну в сторону. Мне нужно поговорить с Бомбадилом. В свое время я не успел это сделать. Мои дни подходят к концу, и теперь нам многое нужно сказать друг другу.

Немного спустя они добрались до того места на дороге, где расстались с Бомбадилом. Они надеялись, что увидят его там. Но его не было видно, и над курганами стоял серый туман, и темная завеса скрывала старый лес.

Они остановились, и Фродо задумчиво посмотрел на юг.

— Хорошо бы снова увидеть старика, — чуть спустя заметил он. — Интересно, что с ним?

— Можешь быть уверен, ничего особенного, — сказал Гэндальф. — Живет спокойно и, я думаю, не очень интересуется нашими делами, разве что посещением энтов. Может позже вы увидите его. Но на вашем месте я бы поторопился домой и прибыл бы к мосту через Брендивайн до того, как закроют ворота.

— Но там нет никаких ворот, — сказал Мерри, — нет ворот дорог на дороге. Конечно, есть ворота в Бакленде, но меня через них пропустят в любое время.

— Нет никаких ворот? — повторил Гэндальф задумчиво. — Думаю, вы все же их найдете. И даже у ворот Бакленда у вас могут быть больше неожиданностей и неприятностей, чем вы думаете. Но вы наведете порядок. До свидания, дорогие друзья! Мы еще увидимся с вами. До свидания!

Он повернул Обгоняющего Тень, крикнул, и конь, как ветер, полетел к курганам.

— Ну, вот мы и снова вчетвером, как и начинали, — сказал Мерри. — Одни за другим все наши друзья остались позади. Как будто сон, который быстро бледнеет.

— Не для меня, — сказал Фродо. — Мне кажется, что сейчас я только засыпаю.